Каппель. В полный рост.

«Мертвая голова» и черный цвет мундиров

Скажем, кстати, несколько слов по поводу самой эмблемы «череп и кости», одного из древнейших символов в истории человечества, носящего, тем не менее, в глазах многих наших соотечественников и современников, дезориентированных злонамеренной пропагандой или же попросту страдающих от недостатка элементарных знаний, достаточно одиозный и зловещий характер. В 1999 году, в преддверии «Миллениума», в смоленском издательстве «Русич», в серии «Мир в войнах», вышел перевод книги английского автора Г. Уильямсона «СС — инструмент террора».

Уважаемый автор предисловия к русскому изданию книги об «ордене под мёртвой головой», М. Рабинович, счел необходимым подчеркнуть: «Кошмарный сон оборачивается явью: юнцы и пенсионеры в…форме, украшенной самым зловещим из символов, известных в истории, снова маршируют и в Центральной Европе, и в Прибалтике, и — верить ли своим глазам? — в России». Между тем, символ «мёртвой головы», то есть «череп и кости», несравненно более древний, чем СС и чем породивший эти самые СС германский национал-социализм, отнюдь не является каким-то исключительным изобретением разработчиков нацистской и протонацистской символики.

Достаточно вспомнить пример из сравнительно недавнего прошлого, ставший почти хрестоматийным. В бесчисленном множестве мемуаров советских времен ушедшие на покой участники гражданской войны в Испании вспоминали одно и то же. Вот испанским республиканцам демонстрируют «культовый» советский фильм «Чапаев». Наступает кульминационная сцена — «психическая атака» русских белых офицеров-«ударников» под чёрным знаменем с белым черепом и костями — и вот заполнившие кинозал испанские республиканцы начинают с криками: «Фашисты!» палить в экран изо всех стволов. Совершенно ясно, что для советского и — шире — большевицкого и вообще «левого» сознания той далёкой эпохи «череп и кости» однозначно символизировали абсолютное зло.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что советское сознание невольно (или вольно) ассоциировало русских «фашистов»-белогвардейцев с немецкими «фашистами»-эсэсовцами. Общий стиль распознавался сразу, пусть даже на подсознательном уровне. Как сейчас помню эпизод из купленной мне родителями в далеком детстве в Феодосии книжки «Витя Коробков, пионер-партизан» (фамилию автора, к сожалению, память не сохранила), где описывалось, как из немецкой автомашины «выскочил долговязый офицер с черепом на рукаве. «Эсэсовцы!» — пронеслось в мозгу у Вити…» — хотя череп на рукаве носили русские «корниловцы» и прочие «ударники чапаевских времен», эсэсовцы же (кроме чинов отрядов «Мертвая голова», охранявших концентрационные лагеря), носили череп на головных уборах, а — не череп, а орла со свастикой-коловратом в когтях.

Со временем дело зашло так далеко, что в книге очерков по истории России (для иностранцев) «Истоки истории» (Москва, Высшая школа, 1989 г.), вышедшей из-под пера ныне покойного профессора Н.Н. Яковлева (того самого, которому ныне покойный академик А.Д. Сахаров прилюдно влепил пощёчину за нелестные отзывы о своей жене в другой книге того же профессора, «ЦРУ против СССР»), даже тевтонские рыцари (!) в битве на Чудском озере (в 1242 году!) выступают под «чёрным знаменем с белым черепом и костями»! Настолько символ черепа с костями в эпоху «развитого социализма» стал ассоциироваться в советском сознании с чем-то изначально враждебным и чуждым, став своего рода «антисимволом».

Между тем, череп и кости, как наиболее стойко противостоящая тлению, то есть разложению, и в наименьшей степени поддающаяся разрушению органическая ткань, в большинстве древних культур издавна символизировали способность к телесному возрождению, жизненную энергию и силу духа, отнюдь не являясь, вопреки широко распространенному заблуждению, символом устрашения, разрушения и смерти. Этот мрачный смысл вкладывался в него, как мы увидим далее, только анархистами и большевиками в период Октябрьского переворота, последующего периода «красного террора» и гражданской войны 1917–1922 годов в России.

Не случайно большевицкий литератор Артём Весёлый (в период сталинской «большой чистки» сам попавший под «Красное колесо», которое так усердно помогал крутить в кровавые годы российской Смуты!) живописуя революционный разгул в своём романе-хронике «Россия, кровью умытая», писал: «В станицу отряд входил под черным знаменем, на котором светлыми шелками были вытканы скрещенные кости, череп, восходящее — похожее на петушиный гребешок — солнце и большими глазастыми буквами грозные слова: СПАСЕНЬЯ НЕТ. КАПИТАЛ ДОЛЖЕН ПОГИБНУТЬ».

Символ «череп и кости» пользовался широчайшим распространением как раз в России со времен крещения древней Руси Святым Равноапостольным князем Владимиром, если не раньше. В этом проще простого убедиться, зайдя в любой христианский храм (причём даже не обязательно в православную церковь — западные летописцы засвидетельствовали существование в 1176 году в Иерусалиме духовно-рыцарского «Ордена Благой Смерти», члены которого носили поверх доспехов чёрные плащи с белым черепом и костями на правом плече!), где, рассмотрев повнимательнее изображения на Распятии, мы почти всегда увидим в основании Голгофского креста этот самый «зловещий» символ — череп и кости.

Дело в том, что, по христианскому Священному преданию, место для распятия Спасителя было промыслом Божьим выбрано как раз там, где покоились бренные останки, то есть череп и кости, прародителя рода человеческого — Адама. Поэтому Голгофа (в переводе с арамейского языка — «Лысый череп») именуется еще Краниевским (в переводе с греческого буквально «черепным»), или Лобным, местом. По легенде, кровь и вода, истекшие из ребра распятого Христа — «нового Адама» — прободённого копьем римского сотника Лонгина, с целью убедиться в смерти осуждённого на крестную муку, пролившись на кости «ветхого Адама», чудесным образом омыли его от грехов, что явилось символическим прообразом последовавшего вслед за тем в течение трёх дней — с пятницы до воскресенья — сошествия Христа во ад, с целью вывести оттуда в рай ветхозаветных праведников, начиная с Праотца Адама.

Поэтому череп и кости, именуемые на Руси издревле «Адамова голова», вошли в христианскую и, в том числе, православную религиозную символику как знак жертвенной смерти во имя грядущего спасения через воскресение к вечной жизни. Вот почему «адамова голова» украшает не только распятия в христианских храмах — своеобразные «модели Голгофы» — но и нательные кресты, и облачения схимников — монахов, принявших сугубый постриг, как бы «заживо легших в гроб», дабы возродиться из него к жизни вечной.

Когда объединённые дружины Святого Благоверного Великого князя Московского Дмитрия Ивановича, за свою великую победу в 1380 году прозванного Донским, вышли на бой с Ордой на Куликово поле, начало сражению положил поединок ордынского богатыря Челубея с иноком Свято-Троицкого монастыря Александром (Пересветом), на которого сам Святой Преподобный Сергий Радонежский надел перед походом схиму…разумеется, украшенную, как и полагалось, образом Голгофского креста с «адамовой головой» — черепом и костями! Инок Пересвет погиб, но поразил и нехристя, упав на него сверху, чем засвидетельствовал свою победу и вселил веру в победу в сердца всех русских ратников. Так всецело оправдался символический смысл эмблемы «черепа и костей», вкладываемый в неё христианами, причем не только русскими: «Смертью смерть поправ!».

На протяжении человеческой истории эмблема «мёртвой головы» использовалась в британских, французских, финских, болгарских, венгерских, австрийских, итальянских и польских войсках, преимущественно в кавалерии, авиации, огнемётных, штурмовых и танковых частях, в частях особого назначения армии США и т. д. В германских государствах Пруссии и Брауншвейге издавна существовали кавалерийские и пехотные части с эмблемами в виде черепа и костей на головных уборах. С середины XVIII века символика смерти стала особенно популярной в армиях стран Западной Европы. Романтическая мода того времени диктует армии необходимость добавлять к привычной символике и военным атрибутам еще и череп над скрещёнными костями в сочетании с чёрным, красным и белым цветами отделки мундиров.

Тем самым, кстати, была заложена основа позднейших русских и германских «ударных частей» — например, корниловцев (имевших чёрно-красные фуражки с серебряным черепом и костями, чёрные мундиры с белыми кантами, чёрно-красные погоны с серебряной «мёртвой головой» и белыми выпушками, нашивку с черепом и костями на плече, серебряные кольца с черепом (прообраз эсэсовского «тотенкопфринга»!), чёрно-красное знамя с белым черепом и костями — и гитлеровских эсэсовцев, фактически перенявших у корниловских ударников их символику «смерти-бессмертия» и чёрно-бело-красную цветовую гамму.

Первыми подобную «зловещую» (по мнению многих) форму при Фридрихе Великом в середине XVIII века надели прусские «гусары с мертвой головой» («Totеnkopfhusaren»). Хотя насчёт эпитета «зловещий» применительно к чёрной военной форме, как раз нам, русским людям (или, по крайней мере, тем из нас, кто еще не утратил историческую память!), есть что возразить! Чёрный — цвет литургических облачений православных священнослужителей на Пасху Страстей Христовых.

В лютую стужу в феврале 1918 года на Дону путь красным бандам под Новочеркасском преградили подростки-кадеты, многие — всего двенадцати лет от роду, ростом ниже своих трехлинейных винтовок, коротко стриженые, в черных мундирчиках — и погибли, но не сдались красному зверю! Интересно, кому из честных русских патриотов покажется зловещим чёрный цвет мундиров этих юных мучеников, отстоявших честь России!?

Что же касается прусских «гусар с мертвой головой», то их форма состояла из чёрных чикчир, доломана и ментика и чёрной же шапки-мирлитона (Fluegelmuetze) с серебряными черепом и костями, символизировавшими мистическое единство войны и смерти на поле битвы. Чуть позднее в Пруссии же появился 2-й гусарский полк, чины которого носили форму со сходной символикой — полк «гусар смерти» (Todeshusaren), символикой которых стала не просто «мёртвая голова», а «сама Смерть в образе лежащего скелета с песочными часами и косой». Столь изощренная «символика смерти» явилась тогда в европейских армиях впервые.

Примерно в то же время символика «смерти-бессмертия» появилась в британской армии, а именно — в 17-м уланском полку, в память о генерале Вольфе, убитом в войне с французами в Квебеке в 1759 году. В 1855 году, после самоубийственной атаки британской легкоконной бригады в Крыму под Балаклавой, истреблённой огнём русской пехоты и артиллерии (и потому именуемой в британских военных анналах «атакой в долине Смерти»), эмблема «мёртвой головы» получила дополнительное звучание. Череп и кости были наложены на скрещенные уланские пики, опирающиеся на ленту с надписью «OR GLORY» — то есть «(СМЕРТЬ) ИЛИ СЛАВА» (через некоторое время пики были с эмблемы удалены, но череп и кости остались). После слияния 17-го полка с 21-м уланским в 1922 году эмблема сохранилась прежней. В 1993 году 17-й/21-й уланский полк был слит с 16-м/5-м Собственным Ее Величества Королевы уланским полком в Королевский Ее Величества Королевы уланский полк. Символика «смерти-бессмертия» сохранилась в полку по сей день.

В период сербо-турецкой войне 1876 года русско-черногорский «Легион смерти» под командованием поручика Кириллова сражался под чёрным знаменем с белым черепом и костями (с тех пор это «знамя смерти» использовали сербские партизаны-четники, в том числе в годы Второй мировой войны и междоусобных войн, ведшихся на территории бывшей СФРЮ в конце 90-х годов ХХ века).

Боровшийся против французских захватчиков вплоть до битвы при Ватерлоо в 1815 году «Чёрный легион» герцога Брауншвейгского имел в качестве эмблемы опять-таки «адамову голову» (от которой и ведёт свое происхождение упоминавшийся выше череп с костями «брауншвейгского типа»). «Мёртвая голова» была эмблемой «гусар смерти» (houssards de la mort) французских эмигрантов-роялистов, боровшихся против революционного режима, в том числе в рядах российских войск, что, несомненно, повлияло, например, и на символику русского 5-го гусарского Александрийского полка («чёрных» или «бессмертных» гусар, как их называли).

Впервые же символика «смерти-бессмертия» впервые была засвидетельствована в Русской Императорской армии во время Отечественной войны 1812 года в одном из конных полков Петербургского ополчения, называвшемся «Смертоносным» или «Бессмертным» полком. На головных уборах чинов этой ополченской военной части крепился серебряный череп над скрещенными костями. И опять-таки, как следует из самого названия полка, необходимо рассматривать эту символику (во всяком случае, применительно к русским войскам) не столько как символику смерти, сколько как символику бессмертия.

В ходе Освободительных заграничных походов 1813–1814 годов русским воинам приходилось сражаться против Наполеона бок о бок с пруссаками. Один из регулярных полков русской кавалерии — Александрийский гусарский — именно начиная с этого времени начал использовать, хотя поначалу и неофициально, символику «смерти-бессмертия». Известен эпизод, когда прусский фельдмаршал Гебгард-Леберехт фон Блюхер, перепутав в пороховом дыму сражения из-за сходства формы русских «чёрных» гусар-александрийцев с прусскими «чёрными» лейб-гусарами подъехал к «александрийцам» и приветствовал их, как «гусар смерти».

На это командир «александрийцев» князь Мадатов ответил Блюхеру, что они — не «гусары смерти», а «бессмертные гусары». С тех пор «черепа и кости» использовались «александрийцами» везде, где только было возможно — вплоть до посуды в Офицерском собрании и фонарей в виде черепов на нем же. Впрочем, официально герб на головных уборах в виде черепа и костей был официально установлен для «александрийцев» Государем Императором Николаем II лишь в начале ХХ века.

С тех пор череп и кости украшали меховые шапки и нагрудные полковые знаки «александрийцев» на «законных» основаниях. 1-й эскадрон Ея Величества 5-го гусарского Александрийского полка имел значок «весь чёрный с серебряной Адамовой головой (полковой эмблемой), с рамкой из серебряного гусарского галуна; 2-й эскадрон — значок «весь чёрный, с серебряной Адамовой головой». «Череп и кости» украшали также тульи фуражек чинов 4-го гусарского Мариупольского полка и черный значок 17-го Донского («Баклановского») казачьего полка.

Характерно, что на этом вышитом руками православных монахинь «знамени генерала Бакланова», героя покорения Кавказа, череп и кости были обрамлены девизом, представляющим собой не что иное, как заключительные слова христианского Символа Веры: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века. Аминь».

Именно такой смысл вкладывало в эмблему «мёртвой головы» православное христолюбивое российское воинство, так что правомерность использования «черепа и костей» в русской военной символике никого из тогдашних ревнителей Православия не смущало — в отличие от иных нынешних (в огромном большинстве своем при советской власти в Божью Церковь не ходивших, лба не крестивших, да, может, и в Бога-то не веривших!), всюду склонных усматривать происки вездесущих «детей вдовы», а, попросту говоря — масонов, якобы всегда и везде только и думавших, как бы навредить России.

Несомненно, «мёртвая голова» встречается (как, впрочем, все мыслимые и немыслимые символы самых разных религий) и в масонской символике тоже. Правда, у масонов она чаще символизирует голову мифического архитектора Соломонова храма — Адонирама (или Хирама Абифа) и «слово мастера» вольных каменщиков «мак бенак» (якобы означающее — на неизвестном языке! — «плоть отделилась от костей»). Однако сегодня вряд ли стоит «стричь всех масонов под одну гребенку» и мазать всех их только черной краской. Само по себе франкмасонство («вольное каменщичество») представляет собой настолько сложное идейное течение, возникшее, может быть, и не в библейские (как то утверждают многие масонские идеологи), но, во всяком случае, в достаточно «допотопные» времена из смеси языческого и (псевдо)христианского гностицизма, иудаизма, оккультизма, а частично и атеизма, что к нему просто невозможно подходить с единой меркой во все эпохи и во всех странах мира.

Во всяком случае, в XVII–XVIII веках франкмасонство скрывало свою подлинную цель — «демократизацию» всего мира, а по сути дела — уничтожение, под разными благовидными предлогами, традиционной христианской монархической государственности руками самих же христиан (впервые эта цель была вполне достигнута в ходе разразившейся в 1789 году Французской революции). Выступая (пусть больше на словах, чем на деле) за «улучшение нравов непросвещенного человечества», масонство часто привлекало в свои «ордены» (ложи) склонных к мистицизму видных представителей военной, политической, культурной, научной, музыкальной и философской элиты — не посвящая их при этом в тайны высших «градусов» (иначе: «степеней») масонской организации.

Можно по-разному относиться к масонству разных стран, народов и эпох, но фактом является то, что многие «масонские» (а точнее, воспринятые и «творчески переработанные» масонством) идеи, традиции и символы настолько прочно легли в основание современной европейской, и не только европейской, но и общемировой культуры и цивилизации, что стали ее неотъемлемой частью. Хотим мы того или не хотим, но если попытаться мысленно «вынуть» из ее фундамента все те элементы, которые являются или кажутся кому-то «масонскими» или «заимствованными у масонов», то неминуемо рухнет все европейское здание.

А ведь Россия — не остров в океане, а часть Европы (прежде всего!), и уж потом только — Азии (что бы ни думала по этому поводу «евразийская молодежь» в век нынешний и в век минувший)! Такой она стала, по крайней мере, со времен превращения ее в Российскую Империю при Петре Великом (хотя уже Царь Иван Васильевич Грозный, по свидетельству английского посла Джерома Горсея, считал себя отнюдь не «азиатом», а «немцем»).

Отнюдь не случайным, в свете вышеизложенного, представляется внешнее сходство знака учрежденного Петром Великим (которого не зря так часто изображали в фартуке и с молотом в руках) высшего ордена Российской Империи — ордена Святого Андрея Первозванного — со знаком одноименного масонского ордена, сходство Государственного герба России — унаследованного от византийских Палеологов «двоеглавого орла» — с двуглавым орлом степени «рыцарь Кадош» так называемого «шотландского масонства», и многое другое. Масонами были отнюдь не одни декабристы, а почти что все российские государственные деятели и полководцы, включая генералиссимуса Александра Васильевича Суворова, фельдмаршала Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова и многих других видных деятелей отечественной истории. Естественно, многие символы, привычные им по общению в ложах, в том числе и «адамова голова», гармонично переходили в русскую воинскую символику. Другое дело, что разными людьми в одни и те же символы нередко вкладывался совершенно различный смысл.

В период разразившейся 1 августа 1914 года Великой Отечественной войны особой популярностью эмблема «адамовой головы» пользовалась в молодой, но уже прославившей себя многочисленными подвигами русской военной авиации. Было принято решение установить, в качестве дополнительной награды, или знака отличия, для лётчиков, сбивавших вражеские аэропланы, георгиевскую планку, на которой черепами со скрещенными костями отмечать число уничтоженных самолетов: золотыми черепами — десятки, серебряными черепами — единицы. Многие из подобных проектов воплотились в жизнь, сохранились подобные знаки, равно как и другие, в форме «мёртвой головы», наложенной на пропеллер самолета.

После Февральского переворота 1917 года бездарная политика Временного правительства (отмена смертной казни за воинские преступления, отдания чести, чинопочитания, назначение на фронт комиссаров и прочие благоглупости) привела к тому, что русская армия, дотоле спаянная железной дисциплиной и верностью Государю Императору, стала «расползаться по всем швам».

В безуспешных попытках избежать военной катастрофы Временным правительством начали создаваться «ударные части», «части смерти», «революционные батальоны» и даже «отряды добровольцев из увечных воинов» (для награждения которых летом 1917 года был даже учрежден особый знак в виде черепа с костями на чёрно-красной ленте!), призванные своим примером воодушевить остальные, менее стойкие войска, усердно разлагавшиеся (на немецкие денежки) красными агитаторами, и тем самым удержать фронт от распада.

Наибольшей известности среди них достигли, пожалуй, «Корниловский ударный отряд» (в ходе Гражданской войны выросший до размеров дивизии и послуживший костяком белой Добровольческой Армии — позднее «Вооруженных Сил Юга России») и «Женская боевая команда (позднее — батальон) смерти» Марии Бочкарёвой, защищавшая от большевиков Зимний дворец в октябре 1917 года. Но было сформировано и немало других аналогичных частей, не менее самоотверженно дравшихся за честь и славу исторической России на полях гражданской войны.

В их символике — на погонах, фуражках, папахах, жетонах и нарукавных щитках, наградах, знаменах, перстнях и нагрудных знаках корниловцев, анненковцев, дроздовцев, бойцов Западной Добровольческой Армии генерала князя Авалова (Бермондта), отрядов атамана Булак-Балаховича, донских казаков-гундоровцев, Железной бригады Чехословацкого Корпуса, ударников генерала Гайды, Сибирской штурмовой бригады полковника Пепеляева и многих других непременно присутствовала «мёртвая голова» — как символ смерти и воскресения, причем та же самая идея нередко выражалась и чёрно-белой цветовой «схимнической» гаммой военной формы белогвардейских частей.

Как бы подчёркивая этот свой «крестоносно-монашеский» характер, русские белые воины нередко использовали в своей символике белый православный или мальтийский «кавалерский» («рыцарский») крест, а марковцы даже носили на поясе чёрные чётки-лествицы — нисколько не опасаясь соседства христианской символики с «черепом и костями»).

И православные иереи служили молебны и благословляли их на правый бой, совершенно не смущаясь присутствием «зловещего символа».

Последними, кто, продолжая традицию Якова Петровича Бакланова, носил «череп и кости» на полях сражений (правда, уже Второй мировой войны, которая воспринималась ими, прежде всего, как продолжение войны гражданской), были «белые казаки» 1-й Казачьей Кавалерийской дивизии, позднее ХV (XIV) Казачьего Кавалерийского Корпуса генерала Гельмута фон Паннвица и многих других казачьих частей и подразделений в составе германского вермахта, а позднее — и Ваффен СС.

А вот советские большевики в период гражданской войны в России вкладывали в символ «черепа и костей» действительно убийственно-зловещий смысл. Любопытно, что боснийский гимназист Гаврила Принцип, чей провокационный выстрел в австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда 1 августа 1914 года в боснийском Сараево вызвал четырёхлетнюю мировую кровавую бойню и привел к крушению четырёх крупнейших империй — и, прежде всего — Российской — был членом террористической организации «Чёрная рука», эмблемой которой также служили череп и кости.

После выстрелов в Ульянова-Ленина осенью 1918 года (до сих пор неизвестно кем произведенных) большевицкая ЧК развязала невиданный по жестокости «красный террор» против всех патриотов России и просто честных русских людей…под знаком черепа с костями (сохранилась фотография демонстрации петроградских чекистов под лозунгом: «Смерть буржуазии и ее прихвостням, да здравствует красный террор!»).

Описывая попытки одесского чекиста вербовать пленных офицеров на советскую службу, старшина Украинской Галицийской Армии Ярич-Запильский подчеркивал:…У него на отвороте тужурки золотой человеческий череп с двумя костями. Это — знак чрезвычайки». Пьяная матросня, по выражению большевицкого барда Владимира Маяковского, «прикладами гнавшая седых адмиралов» в море «с моста в Гельсингфорсе», творила свои злодеяния под стягом с черепом и костями со сходной надписью «Смерть буржуям».

На знамени «анархо-коммунистов» большевицкого союзника «батьки» Махно, сорвавшего освободительный деникинский «поход на Москву», красовались также «мёртвая голова» и надпись: «Смерть всiм, хто на пиришкодi добутья вiльностi трудовому люду».

Характерно, что белые сочетали в своей символике «череп и кости» с выражением готовности умереть, если надо, самим ради спасения родины (на украшенном «мёртвой головой» знамени «Царскосельского батальона смерти» так и было написано: «Лучше смерть, чем гибель Родины»), а нередко — и с ликом Христа Спасителя (как на знамени «женского батальона смерти» Марии Бочкаревой).

В то же время на большевицких знаменах «мёртвая голова» всегда присутствовала в сочетании отнюдь не с заявлением о готовности красных умереть самим (ну, если не за Родину, то хотя бы за пресловутую «мировую революцию»), а с непременными призывами убить кого-то другого («мировую буржуазию», «врагов трудового народа», «контрреволюционеров», «прихвостней старого режима», неважно кого — лишь бы кого-то убить…).

Самолеты белых были украшены православными крестами, державными двуглавыми орлами (хотя и без корон!), изображениями русских богатырей и национальными цветами Великой России.

А на советских самолетах той поры зловеще ухмылявшиеся черепа и кости прекрасно сочетались с кровавыми и чёрными пентаграммами, вампирами, ведьмами, красными дьяволятами (в буквальном смысле слова!), бутылками водки, чертями-куроцапами и прочей бесовщиной. Впрочем, сатанинские корни большевицкой символики являются предметом отдельного исследования, выходящего за рамки нашей темы.

Всего через несколько месяцев, вскоре после окончания Великой войны, капитуляции Германии и начала вспыхнувшей там Ноябрьской революции 1918 года, эмблему «мёртвой головы» переняли бойцы белых добровольческих корпусов («фрейкоров»), мобилизованных новым республиканским правительством Фридриха Эберта, Филиппа Шейдемана и Густава Носке на борьбу с немецкими большевиками-спартаковцами (немало ветеранов штурмовых и ударных отрядов времен Великой войны вступило в эти добровольческие корпуса, привив им свой ударный дух и свою ударную тактику). Об этом повествуется, в частности, в книге немецкого консервативного революционера Эрнста Юнгера — «Борьба за Державу» («Der Kampf um das Reich»), в которой он дал всеобъемлющую панораму Ноябрьской революции, или, говоря точнее — гражданской войны в Германии 1918–1923 годов, выигранной белыми добровольческими корпусами, а фактически — вчерашними бойцами штурмовых и ударных отрядов Великой войны в не менее ожесточенных и кровопролитных схватках с внутренними и внешними врагами Германии.

Поэтому не удивительно, что многие принявшие участие в борьбе с германскими большевиками и остановившие иноземное вторжение на внешних рубежах Германии (в Прибалтике, Силезии и других приграничных областях) белые добровольческие отряды, в память о яростных штурмовых атаках только что отгремевшей Великой войны, именовались штурмовыми (например, Добровольческий штурмовой учебный полк, Добровольческий штурмовой отряд «Шлихтингсгейм», Добровольческий штурмовой отряд Курбьера, Штурмовой отряд Россбаха, Штурмовой батальон Шмидта, Штурмовой отряд Гейнца, Баденский штурмовой батальон, Тирольский штурмовой взвод в составе добровольческого корпуса «Оберланд» и др.), или ударными (Ударный отряд Балтийского ландесвера, Ударный отряд «Эльберсфельд», Железнодорожный ударный отряд «Рур» и т. п.). К моменту завершения этой борьбы многие бывшие «ударники» и «штурмовики» Первой мировой уже служили в рядах СС — под тем же знаком черепа с костями. Но все это случилось несколько позднее. А мы пока вернемся к событиям 21 марта огневого 1918 года.

Был у советской власти, кстати, и еще один «зуб» на Владимира Каппеля. Очень уже обидно было «ленинской гвардии», что Каппель молодецким набегом отнял у нее в Казани царское золото.

Между прочим, несмотря на то, что центральным эпизодом фильма братьев Васильевых «Чапаев» является разгром «каппелевцев» удалыми чапаевцами, точных сведений о том, встречался ли Каппель в бою с громадной (до 40 000 штыков и сабель) 25-й Чапаевской дивизией (являвшейся по тем временам высоко механизированным соединением, имевшим на вооружении многочисленную артиллерию, бронеавтомобили, мотоциклы и аэропланы; сам легендарный комдив товарищ Василий Иванович Чапаев предпочитал передвигаться отнюдь не на «лихом коне» или тачанке с пулеметом, а на автомобиле марки «Форд», с неплохой для описываемого времени скоростью 50 километров в час), на сегодняшний день не имеется.

Историки спорят об этом до сих пор. Но чисто теоретически 25-я Чапаевская дивизия и Волжский (Сибирский) корпус Каппеля могли встречаться в бою в период летне-весеннего наступления красных 1919 года под Белебеем, где прибывавшие из тыла каппелевцы прямо с эшелонов вводились в бой. Могли они сойтись в бою и при обороне белыми Уфы, где части каппелевского корпуса принимали активное участие в наступлении на захваченный чапаевцами плацдарм (кстати, по приказу Чапаева красная артиллерия обстреливала Уфу, включая мирные кварталы, химическими снарядами; впрочем, для «армии мировой революции» применение боевых отравляющих веществ — особенно иприта и фосгена — было чем-то само собой разумеющимся, удушающие газы применяли не только Фрунзе и Чапаев под Уфой, но и Какурин с Жуковым и Тухачевским против повстанческой крестьянской армии братьев Антоновых на Тамбовщине в 1921 году, и многие другие).

На даже если бы такого реального боевого столкновения Чапаева с Каппелем и не было в действительности, идеологический заказ, полученный «братьями» Васильевыми, был совершенно однозначен: показать столкновение «народного героя» Чапаева с «врагами народа», которым придавались заведомо нечеловеческие черты. Поэтому облик бойцов «народной армии» Каппеля был до неузнаваемости изменен множеством «классово чуждых» и «антинародных» атрибутов.

Как мы уже знаем, белый рыцарь Владимир Каппель умер в результате обморожения (сделавшего необходимым частичную ампутацию ступней) и крупозного воспаления легких (по свидетельству осматривавшего его перед смертью врача, одного легкого у Каппеля уже почти не осталось, а от другого осталась едва ли половина!), во время тысячеверстного Ледяного похода сибирской Белой армии 26 января 1920 года. Был похоронен своими соратниками, несшими его бренные останки на руках, в Чите, а, когда Читу пришлось оставить под натиском наседавших красных полчищ — перезахоронен в Харбине.

На последнем островке Белой России в Китае (тогда еще не красном, а желтом, но стремительно красневшем). После утверждения в Китае коммунистической диктатуры Мао Цзэдуна красные китайские власти, под давлением своих советских хозяев из московского Кремля, и, более того, по прямому указанию советского консула, в 1955 году снесли памятник на могиле Каппеля,

а саму могилу сравняли с землей. В 2007 году прах последнего Главнокомандующего войсками Белой Сибири был перенесен в Москву и перезахоронен на кладбище Донского монастыря, между могилами философа Ивана Ильина и генерала Антона Деникина.

Автору этих строк довелось стоять в почетном карауле у гроба Деникина, Ильина и Каппеля и провожать их в последний путь. Упокой, Господи, души верных сынов России!

Здесь конец и Богу нашему слава!

от автора электронной версии книги