Попытка ограбления была совершена на улице Трюдена. Все произошло до обидного просто: какой-то шустрый веник в надвинутом на лицо капюшоне, пробегая мимо, вырвал из моих рук сумочку и помчался себе дальше. Бежал он изящно, можно сказать, красиво. Наверняка какой-нибудь легкоатлет. А сумочка — что ж… Может, хобби у него такое — сумочки женские коллекционировать.
Лишь секундой позже до меня дошел весь ужас случившегося. В сумочке было мое все. То есть я не о Пушкине, — речь шла о вещах более приземленных, однако не менее жизненных. В сумке лежали карточки, по которым я собиралась снять при случае денег, паспорт, сотовый, ключи и прочие проездные-проскользные. Туда же я, кстати, сунула коробочку с гранатовым подарком Макса, блокнот с адресами-телефонами, свой дневник и, наконец, книгу с подземными секретами Всеволода Галльского.
Хорошо, на ногах были кроссовки. Спустя мгновение, я уже мчалась во весь дух за воришкой.
— Стой, урод! Сумку отдай!..
Конечно, умнее было бы кричать что-нибудь по-французски, но весь местный лексикон разом выветрился из моей перепуганной головушки. Паренек же, обернувшись на бегу, немедленно прибавил скоростенки, с каждой секундой наращивая дистанцию между собой и горластой жертвой. Прохожие оглядывались на него, смотрели на меня, однако никто отважно не распахивал руки, не пытался восстановить попранную справедливость. Обогнув очередной острый угол, похититель сумки скрылся из глаз. Поднажав, я едва не сбила с ног шедшую навстречу старушку. Пришлось задержаться, чтобы подхватить ее под локоток.
— Гад! — заблажила я, удвоив, а может, и утроив громкость. Еще бы! Из-за этого трюкача я чуть было бабулю не угробила. — Все равно поймаю! Баран, фуфел, удот!..
Должно быть, слыша мои иноязычные вопли, беглец только посмеивался. Однако слышал их не он один. Чудо-чудное свершилось, когда я уже перестала на что-либо надеяться. Бегун в капюшоне оторвался от меня шагов на сорок-пятьдесят, когда тут возмездие все же настигло его. Двое бредущих навстречу молодцов сообразили, что происходит, и стремительно вмешались в события.
— Опана! — один из них бодро поддел бегущего плечом.
— Цоб-цобэ! — второй умело подставил ногу.
Воришка попытался было перепрыгнуть препятствие, но толчок плечом сбил отлаженную координацию. Кувыркаясь, бегун потерял равновесие и полетел на мостовую.
— Держите его! — заголосила я. — Он сумку… Сумку мою украл.
— Все пучком, сеструха! — один из парней подхватил с тротуара сумку, второй двинул вскочившему легкоатлету в ухо. Не так чтобы сильно, однако отшатнувшийся чувачок все же сообразил, кто сильнее и круче. Доблестные спасители сумки еще только замахивались, чтобы повторить победное пенальти, но сметливый грабитель снова мчался. Не оглядываясь, энергично шевеля всеми четырьмя конечностями. Теперь даже на машине мы вряд ли сумели бы его догнать.
— Эх, добавочки не получил! — простонал один из парней и взглянул на меня. — Ёлы-палы!
— Ой! — это ойкнула уже я.
— Я ж тебя знаю! — гаркнул парень.
Я тоже их знала. Это были те самые «гоблины» из самолета. Насколько тесен мир, мне приходилось убеждаться и раньше, но эта встреча лишний раз подтверждала общую скученность. Прямо не Земля-планета, а одна тесная коммуналка.
— Держи баул, — герой-спаситель протянул мою сумку. — Ништяк, сумарь. Кожа-то крокодилья?
— Наверное.
— А внутри что? Золото-бриллианты?
— Ладно бы золото. Там вообще все, — я взяла сумку, заглянула внутрь. — Деньги, телефон, документы…
— Во, фуфел-то! Жаль, быстро упрыгал.
— Главное, прикинь, в Новый год — и такой подарочек! — поддержал страдальца приятель. — Точняк, подруге сумку хотел задарить. А документы в мусор спустил бы.
— Почему в мусор? Документы тоже денег стоят, — возразил собрат «гоблина». — Фотку-то — пара минут переклеить!
— Спасибо, ребята! — с чувством произнесла я. — Вы меня здорово выручили.
— Ну так! Свои же, блин!
— Ага! Мы как вопли твои услышали, сразу просекли — наших обижают.
— Это да, кричать я умею. В хор школьный два года ходила.
— Нормально! — «гоблин», что стоял ближе, обтер ладонь о штанину, вежливо протянул мне. — Гоша. Типа, как в фильме.
— Помню, — кивнула я. — «Москва слезам не верит».
— Во-во, то самое! А этого, кенаря, Кешей зовут. Как попугая из мультика…
— Сам ты попугай!
— Я, что ли, Кеша?
— Ты не Кеша, ты клоподав. И музыку отстойную слушаешь! Баскевича с Киркорычем.
— А ты сардельки хаваешь. С капустой тухлой!
— Квашеной!
— Какая, блин, разница!..
Я смотрела на них и улыбалась. От уха до уха. Конечно, они были «гоблинами» — до последней молекулы. Но все равно я была им рада. И потом: гоблины ведь тоже почти люди. И тоже могут полезные дела совершать. Обидчика вон наказали, сумку вернули. А ведь это почти геройство! Потому как что такое девушка без красивой сумки? Да ничто! Одно сплошное мяучило… Я, кстати, и различать их уже стала. В смысле, новых своих знакомых. Гоша был выше и гораздо носатее приятеля, зато у Кеши нависал надо лбом задорный чуб, а физиономию густо покрывали конопушки. Глаза, впрочем, у того и другого были серые и абсолютно шальные. Ясно было, что подурить да позубоскалить было для них делом святым.
— Короче, ты поняла: я король, а он фуфел полный…
— То есть, значит, наоборот, — фыркнул Гоша и без всякого перехода поинтересовался: — Тебя-то как звать?
— Жанной.
— Нормальный лэйб! А одна чего бродишь?
— Так получилось, — я пожала плечами. — Хожу вот, изучаю окрестности.
— Да чего тут изучать! Весь городок — триста метрошных станций!
— Четыреста! — поправил Кеша.
— Чё ты гонишь!
— Я читал где-то…
— Читать сперва выучись! Читал он… Читало-то не отросло!
— Мальчики, — перебила я их, — давайте жить дружно!
— Да мы вроде и так… — Кеша смутился. — Это ж для прикола. Он меня колбасит, я его…
— А давай с нами! — предложил Гоша. — Мы Новый год в ресторане отмечаем. Прикинь, «Старая Шляпа» называется.
— Старая?
— Ага, это предки выбрали. Мы вроде семьями дружим, вот вместе и катаемся — терпим друг дружку.
— Это мы вас терпим, а вы довольнехоньки.
— Не, я в шоке! Жанн, прикинь! Мы с ними паримся, таскаем за собой — и мы же довольнехоньки?!
— Вы про ресторан говорили, — напомнила я.
— A-а, ну да… «Старая Шляпа» называется. Наверное, кто с забросом придумал.
— Или под дозой.
— Ну… А расположен он, короче, на улице этого… Самого главного тут…
— Бонапарта, — подсказал Кеша.
— Точно, на улице Бонапарта. В общем, приходи, туснемся.
— Улица Бонапарта? А где это? — я несколько растерялась от такого напора.
— Да рядом. Тут все рядом. Ныряешь в метро, жмешь до Сен-Жермен де Пре, а там пёхом квартала полтора.
— Да меньше!
— Ну, меньше… Короче, нормальная забегаловка. Телятины порубаем, паштета грибного, винца с шампусиком.
— Ага, так тебе олдеры и позволят!
— Да они сами к тому времени в штопор войдут. А про Жанну скажем, что одноклассницу встретили. С сумкой крокодильей…
— Можно на башню сползать — эту… Как ее?
— Эйфеля? — подсказала я.
— Да не-е… На Эйфеля ломота, не пробиться. Там, неподалеку от «Шляпы» еще одна торчит. Здоровенная такая. Мон… Парнасская, что ли… Малость пожиже Эйфелевой, но тоже ништяк.
— Если это Мэн-Монпарнас, то высота у нее двести девять метров, — сообщила я.
— Во-во, она самая! Мы тут все уже облазили, — похвастал Кеша. — Прикинь, второй раз прилетаем, и уже как дома! А эти, блин, на автобусах киснут, через окна воздухом дышат. Потом приедут, скажут: в Париже были. Ха! Много ты в окна разглядишь!
— Но-о… — подтвердил Гоша. — Мы тут видели, как их колонной по одному водят. Точно детсадовцев. И на пальцах все объясняют, чтоб не заблудились. Я послушал минут пять, чуть мозги наружу не потекли.
— Какие у тебя мозги? Сказал тоже!
— Да ты сам павианище!
— Бамбук кури!
— От такого слышу, — Гоша вновь обернулся ко мне. — Главное, хорошо, что не осень. Осенью тут каштаны на головы сыплются. Вот такущие орехи! Бац по дыне, и кранты.
— Чего кранты-то, шишка будет, и все.
— Это у тебя дыня крепкая, а у нормальных людей и треснуть может.
— Слушай, Жанн! — Кеша обрадовано заулыбался. — Сегодня ладно — праздник, котлеты-запеканка, пятое-десятое, но завтра-то день свободный! Можно в кунсткамеру здешнюю смотаться. Мы рекламу в метро видели — полный улет! Виселицы, гильотины — все настоящее с тех самых времен, прикидываешь? Орудия пыток, сапоги испанские, топоры, кости древние…
— Не-е… — Гоша замотал головой. — Этого отстоя и у нас полно. Лучше по катакомбам прогуляться. Во, где главные кости! Их туда специально нагребли — со всего города.
— Ага, говорят, миллионов шесть-семь захоронено!
— И кладбище рядом. Знаешь, Жанн, какие у них офигенные кладбища! Прямо города целые. Памятники — как дома! Заходи и живи.
— Склепы, дубина!
— Ну, склепы, дома — какая разница. Главное — зайти можно, в окна заглянуть.
— Заглядывал один такой — получил по гляделкам…
— Это, наверное, кладбище Монпарнас или Монруж, — припомнила я. Надо же было ответить этим двум эрудитам. — Там, между прочим, Бодлер похоронен, Мопассан с Сартром. А еще Огюст Бартольди.
— Это еще что за монстр из Монстропулуса?
— Это не монстр, а автор Статуи Свободы.
— Иди ты! Той, что на Манхэттене?
— Ну да.
— Клево! Я бы еще в Бастилию сползал, — поделился мечтой Кеша. — Жаль, разрушили. Там еще Жан Маре сидел, и маски такие прикольные узникам выдавали…
— Железные!
— Но-о… Типа, щёлк — и на замочек специальный. И до самой, значит, свадьбы…
— Смерти, дубина!
— Ну, смерти… Все равно долго! Там же чешется все! Как можно не снимать столько лет? А если курить охота или высморкаться? Я вон в гипсе три недели ходил — и то, блин, умучился.
— Ноги под Трамвая нечего было совать.
— Под трамвай? — испугалась я.
— Да не-е… Трамвай — это у нас жлоб один. Здоровый такой! Может двадцать пирожков за раз сшамать. Ну и кликуха соответствующая — Трамвай. А этот балбес подножку ему поставил — под центнер этот ходячий. Трамвай, конечно, хряпнулся, но и колено нашему куренку попортил.
— Сам ты куренок!
— Пошел ты!
— Сам пошел… — Кеша покосился на ручные часы и ойкнул. — Слушай, нас олдеры точняк прикончат. Вон сколько уже шатаемся.
Взглянув на меня, Гоша смущенно колупнул в ухе.
— Сама-то где остановилась?
— Пока нигде. У меня родители здесь живут, у них квартира своя.
— Круто!
— Да ничего особенного…
— Но ты смотри. Если получится, забегай в «Старую Шляпу». В десять мы там уже засядем. А так-то мы в «Сан-Мари» остановились.
— «Сан-Мэри», — поправил Кеша.
— Мари — Мэри какая разница! Лучше телефон Жанне запиши…
Кеша на клочке бумаги старательно прописал номер.
— Это мой сотик, звони, если что.
— И просто так звони. Что мы, не люди? По Парижу покрутимся, на кладбищах посидим…
В эту минуту они показались мне такими смешными и такими чудесными, что пришлось чмокнуть того и другого в щеку. Кеша немедленно покраснел, Гоша растерялся.
— Ты звони, — чуть ли не жалобно повторил он. — Покалякаем.
— Обязательно, — пообещала я.