Kara no kyoukai (Граница пустоты) Том 1

Пролог

Однажды, когда я была еще маленькой, я порезала руку во время игры.

Подделки, имитации, игрушки…

Среди всех этих кухонных приборов оказался один настоящий.

Забавляясь с этой острой игрушкой, я порезала себя между пальцев.

Я пришла к маме с окровавленной рукой.

Я помню, как она отругала меня, заплакала, а потом нежно обняла.

Мама сказала, что мне, наверное, больно.

Я была счастлива, но не из-за слов, которых не понимала, а из-за того, что мама обняла меня, и заплакала вместе с ней.

– Фудзино, когда порез заживет, боль исчезнет… – сказала мама, забинтовывая рану.

Я не понимала, что означают эти слова.

Потому что никакой боли я не чувствовала.

Остаточная боль (есть слезы, нет жизни) -Фудзино Асагами–

Глава 0

– Необычное рекомендательное письмо вы принесли.

Я находился в университетской лаборатории. Старик, которому очень шел белый лабораторный халат, протянул мне руку со змеиной улыбкой.

– О, сверхъестественные способности? Вас интересуют подобные вещи?

– Нет, просто хочу знать, что они из себя представляют.

– Это и называется «интересовать». Впрочем, какая разница? Использовать визитку в качестве письма… так на нее похоже. Она была выдающейся ученицей, так что меня заботит ее судьба. У нас тут все меньше толковых людей, человеческого ресурса не хватает. Да, к сожалению не хватает.

– Ээ, насчет сверхъестественных способностей…

– Ах да, сверхъестественные способности… Но ведь способности бывают разные. Точных измерений мы здесь не проводим, так что не знаю, смогу ли вам помочь. В моей профессии это зловещая тема, так что в Японии всего несколько лабораторий, которые ею занимаются. Это, знаете ли, черный ящик – детали от нас скрыты. Я вообще-то слышал, что это осуществимо на практике, но у меня есть сомнения. С этим, знаете ли, нужно родиться…

– Да мне нет дела до классификации. Впрочем, думаю это телекинез. Что я хочу знать, так это каково обладать такими способностями.

– Это как каналы. Вы смотрите телевизор?

– Ну да… а что?

– Человеческий мозг можно сравнить с каналами. Какой канал вы обычно смотрите?

– …Дайте подумать, наверное, восьмой.

– Хорошо. Предположим, что это канал с самым высоким рейтингом, так? Допустим, что в человеческом мозгу двенадцать каналов. Наши с вами мозги всегда на восьмом канале, канале с самым высоким рейтингом. Есть и другие каналы, но нам они недоступны. Канал, который смотрят все… можно ли назвать его «здравым смыслом»? Наш канал – восьмой, так как мы живем со здравым смыслом. Понимаете?

– …Ээ, так вы утверждаете, что нас заставляют смотреть наиболее безопасные программы?

– Нет-нет. Они действительно лучше. Здравый смысл двадцатого века, канал с самым высоким рейтингом – восьмой канал. Раз он нам доступен, это самый спокойный канал, так? С этим здравым смыслом мы живем, и этот здравый смысл нас защищает... разве не прекрасно?

– Вы хотите сказать, что другие каналы не спокойны?

– Я не знаю. Предположим, что третий канал понимает речь растений, а не людей. Предположим, что на четвертом канале мозговые волны, приводящие тело в движение, на самом деле приводят в движение что-то еще. Обладание такими каналами – удивительная способность. На них не существует здравого смысла, который пускают в эфир на восьмом канале. Раз самый популярный канал показывает здравый смысл, необходимый для жизни в нашем мире, другие каналы ничего подобного не показывают. Мораль с восьмого канала они не показывают точно.

– То есть отсутствие восьмого канала делает тебя психически неполноценным?

– Угу. Возьмем, например, человека, у которого есть только третий канал. Он может разговаривать с растениями, но не может с людьми. В результате общество обращается с ним как с душевнобольным, и помещает в клинику. Вот что значит обладать сверхъестественными способностями. С самого рождения иметь другие каналы, отличающиеся от окружающих. Но у большинства людей со сверхъестественными способностями есть и каналы вроде четвертого, и восьмой, так что они могут их переключать. Каналы можно переключать когда захочешь, так? Когда смотришь четвертый, не можешь смотреть восьмой. Когда смотришь восьмой, не можешь смотреть четвертый. Чтобы жить в обществе, люди со сверхъестественными способностями используют оба, обычное «я» и ненормальное «я».

– Понятно. Вот почему человеку, у которого есть лишь четвертый канал, чужд здравый смысл… потому что он изначально лишен здравого смысла.

– Именно. Общество называет таких людей маньяками или убийцами, но мы считаем их «непригодными сущностями». Есть много людей, непригодных для общества, но такие непригодны уже по причине своего существования. Это люди, которых не должно существовать… нет, которые не могут существовать. Но давайте пофантазируем, ладно? Если бы некто, владеющий и четвертым, и восьмым каналом, в результате каких-либо повреждений вынужден был бы постоянно находиться на четвертом, на нем можно было бы ставить крест. Несмотря на то, что у него был здравый смысл, он не смог бы находиться на том же канале, что и мы, а значит не смог бы общаться с нами… поскольку находится на другом канале.

– А есть ли способ превратить непригодную сущность в пригодную?

– Можно просто прекратить ее жизнь. Если точнее, нужно уничтожить ненормальный канал. Но это приведет к уничтожению мозга, что равноценно убийству. Нет способа уничтожить канал, не уничтожив человека. А если есть – вот это была бы действительно сверхъестественная способность. Это, наверное, что-то вроде двенадцатого канала. Канал, который может практически все.

Профессор рассмеялся, словно это было очень смешно.

– Вы очень помогли. Кстати, правда, что сгибание ложек – самый распространенный пример телекинеза?

– Что? Ложки сгибаются?

– Насчет ложек не знаю, а вот человеческие руки сгибаются.

– Вы хотите сказать, руки взрослого человека? Это поразительно. Деформация больше зависит от размера объекта, чем от его твердости. Мне казалось, что требуется около семи дней, чтобы согнуть что-нибудь вроде человеческой руки. И в какую сторону? Влево? Вправо?

– А есть разница?

– Конечно есть. Дело в точке опоры. Даже у Земли есть постоянное направление вращения. А тут, значит, нету? Хм… неужели такая сила и вправду существует? Тогда с таким человеком лучше не связываться. У него больше двух каналов. Эта непригодная сущность по-видимому может вращать вещи в обоих направлениях. Никогда не слышал, чтобы у кого-то было два канала, которыми можно пользоваться одновременно; это слишком большая сила.

– Ээ… у меня мало времени, так что надо идти. Надо сегодня добраться до Нагано… так что спасибо за помощь.

– Не за что. С ее рекомендацией можете приходить сколько пожелаете. Да, кстати… у Аозаки-кун все хорошо?

Глава 1

Фудзино Асагами поднялась, все еще находясь в легком оцепенении. В комнате никого кроме Фудзино. Свет выключен… нет, его не было с самого начала. Ее окружала лишь глубокая темнота.

Фудзино выдохнула, ощупывая волосы. Пучок слева был срезан. Скорее всего тем парнем с ножом, который был на ней секунду назад. Вспомнив это, она наконец оглядела помещение. Это был бар в подвале. Заброшенный полгода назад из-за банкротства, он стал местом тусовки трудных подростков. …В углу стоял складной стул. …Посреди комнаты – биллиардный стол. …Вокруг разбросана еда из магазина, а мусор свален в кучу. От них, похоже, исходил неприятный запах. Тошнотворная вонь, стоявшая в помещении, раздражала Фудзино. Это руины… или какие-то трущобы далекой страны? Даже представить невозможно, что по лестнице можно выйти в нормальный город. Единственное, что здесь нормально – запах принесенной ими спиртовки.

– Ой…

Она элегантно огляделась. Разум Фудзино еще не полностью функционировал. …Она еще не осознала, что только что произошло. Она подобрала кисть руки, оказавшуюся у нее под ногами. На оторванной руке были часы. На цифровом экране было написано «20 июля, 1998». Время – 8PM, после произошедшего даже часа не прошло.

От внезапной боли Фудзино застонала. Сильная боль в районе живота. Она согнулась, не в силах выдержать сдавливающую боль. Ее руки коснулись пола, раздался всплеск. Она увидела, что все помещение затоплено.

– Ну да, точно, сегодня же дождь, – сказала Фудзино вслух, вставая. Она посмотрела на свой живот. Там было немного крови… в том месте, куда ее ранили эти лежащие здесь люди.

Тот, кто ранил Фудзино, был знаменитостью в городе. Из всех бросивших школу подростков он особенно выделялся, считался лидером местных хулиганов. Он собрал группу таких же ребят, и они творили что хотели. Одной из их забав была Фудзино – они ее насиловали. Без особой причины. Скорее всего потому, что Фудзино была ученицей Академии Рэйен для девушек, и притом очень красивой. Они были грубы и безжалостны, и одного раза им было мало. Они, похоже, понимали, что их за это могли посадить, но, увидев, что Фудзино никому ничего не рассказала и страдала в одиночестве, успокоились. Они поняли, что Фудзино в их власти, и стали постоянно приводить ее сюда. Этой ночью все было также, они были совершенно расслаблены, но однообразие уже стало им надоедать. Он принес нож, по-видимому чтобы сделать однообразный процесс более возбуждающим. Гордость их главаря была уязвлена, поскольку даже после изнасилования Фудзино продолжала жить нормальной жизнью. Он хотел неоспоримого доказательства своей власти над ней. Приготовившись совершить нечто крайне жестокое, он вытащил нож, но ее лицо оставалось спокойным. Разозлившись на девушку, выражение лица которой не изменилось даже когда к лицу был поднесен нож, он повалил ее и…

– Нельзя идти в таком виде.

Фудзино осмотрела себя, ощупывая залитую кровью одежду. Ее кровь была только на животе, но чужая кровь перепачкала ее с ног до головы. Отмыть, по-видимому, будет непросто.

– Как глупо… так перепачкаться, – пробормотала Фудзино.

Она пнула одну из разбросанных по полу конечностей.

«Меня что, больше злит то, что я перепачкалась в крови, чем то, что они меня насиловали?» – подумала Фудзино, удивляясь собственной ярости. Снаружи идет дождь… в этот час прохожих должно быть немного. Несмотря на дождь, холодно быть не должно – сейчас лето. Она отмокнет под дождем и смоет кровь в каком-нибудь парке.

…Приняв решение, она вдруг успокоилась. Выйдя из лужи крови, она наконец пересчитала разбросанные трупы. Раз, два, три, четыре… четыре… четыре… четыре, сколько бы она не считала! Она поражена. …Одного не хватает…

– Один значит ушел?.. – чуть слышно пробормотала она.

А значит меня поймает полиция. Если он пойдет к ним, меня арестуют. Но… пойдет ли он в полицию? Как он сможет им все объяснить? Расскажет им для начала, как насиловал меня, Фудзино Асагами, и угрозами заставлял молчать? Исключено. Это невозможно, и у подобных людей мозгов не хватит выдумать убедительную историю.

Немного расслабившись, Фудзино зажгла стоящую на столе спиртовку. Она осветила все помещение. Стали отчетливо видны шестнадцать разбросанных по полу рук и ног. При желании можно было найти четыре тела с головами. Залитая оранжевым светом комната окрашена свежей красной краской – безумное зрелище. Фудзино мало интересует эта жуткая сцена. …Один сбежал. Ее месть еще не закончена… К счастью, еще не конец.

– Мне придется мстить?

Фудзино пугала мысль, что придется убить еще одного человека. Ее тело задрожало, словно говоря ей, что этого делать нельзя; но если она этого не сделает, опасность будет грозить ей самой. Но все равно, она не хотела больше делать ничего плохого… В самом деле не хотела.

…На отразившемся в луже крови лице рот скривился в улыбке.

Остаточная боль – 1

Июль подходил к концу, и в моей жизни стали происходить различные странные события, вроде пробуждения подруги после двухлетней комы, выполнения мною второго большого задания на работе и визита сестры, с которой я пять лет не виделся. Свое девятнадцатое лето Микия Кокуто начал в суматохе.

Сегодня был один из моих редких выходных, но мой школьный товарищ привел меня на вечеринку. Я увидел, что опоздал на последнюю электричку. Остальные уехали на такси, но, поскольку зарплата ожидалась лишь завтра, таких денег у меня не было. Делать было нечего, я решил идти до дома пешком. К счастью, мой дом был всего в двух станциях оттуда. Число как раз сменилось с двадцатого июля на двадцать первое.

Было за полночь, я в одиночестве шел по ночному городу. Поскольку завтра будний день, торговые районы быстро погрузились в спячку. Этой ночью шел сильный дождь. Он прекратился до полуночи, но на асфальте еще сохранялись следы дождя, и на мокрой земле раздавались всплески. Была середина лета, и температура превышала тридцать градусов. Сочетание горячего ночного воздуха и влажности после дождя было неприятным. Я увидел девушку, сидящую на тротуаре. Девушка в черной школьной форме держалась за живот, сидя у ограждения. Я заметил, что ее форма имитирует одежду монахинь. Этот дизайн, сочетавший простоту и причудливость вечернего платья, принадлежал Академии Рэйен для девушек, и был, по словам Гакуто, очень популярен среди любителей «этого дела», что-то вроде костюма горничной. …Я-то не из таких, просто там учится моя сестра.

– Я слышал, что все тамошние ученицы живут в общежитии…

Странно, что она здесь в такое время. Она должно быть в беду попала, или просто плохая ученица, нарушающая школьные правила. Поскольку она все-таки училась в той же школе, что и моя сестра, я решил поговорить с ней. Когда я позвал ее, она медленно повернулась, взмахнув длинными волосами. Девушка, кажется, тихо охнула. У нее очень длинные волосы. Ее взгляд, как и сама она, выглядел спокойным. У нее маленькое лицо… милое, но с благородными чертами. Подходящий баланс для японской красавицы. Длинные волосы отброшены назад, а небольшой отделенный ухом пучок спускается на грудь. Но пучок с левой стороны был будто срезан. Ровно подстриженная челка навевала мысль о воспитанной девушке из уважаемой семьи.

– Да? В чем дело? – спросила девушка с бледным лицом. Ее губы были фиолетового цвета. У нее явно был цианоз. Одну руку она держала на животе, лицо было искажено от боли.

– У тебя живот болит?

– Нет, ммм… Я, ммм…

Она пыталась выглядеть спокойной, но ее речь выдавала ее. На вид девушка была довольно хрупкой. Казалось, что она вот-вот сломается, прямо как Шики, когда я ее впервые встретил.

– Ты – ученица Академии Рэйен, да? На электричку опоздала? Отсюда далеко. Хочешь, я тебе такси поймаю?

– Нет, не надо. У меня денег нет.

– Да, у меня тоже нет.

Девушка удивленно посмотрела на меня. …Я понял, насколько глупым был мой ответ.

– Ясно. Так у тебя, наверное, дом рядом. Я слышал, что у вас все живут в общежитии, но, как видно, разрешают уходить.

– Нет, мой дом далеко.

Я озадаченно склонил голову.

– Так ты что, вроде как сбежала?

– Да, думаю только это мне и остается.

…Я был в замешательстве. Выглядела она промокшей. Наверное, не смогла найти укрытия от того дождя, раз с нее вода стекала. Я с некоторых пор не переносил вида промокших под дождем девушек. Наверное, поэтому у меня вырвалось:

– Хочешь на эту ночь у меня остаться?

– А можно…?

Все еще продолжая сидеть, она смотрела на меня полным отчаяния взглядом. Я кивнул.

– Никаких проблем, я живу один. Но обещать ничего не буду. Дурных намерений не имею, но если что случится, могу начать приставать. Я здоровый парень, так что имей в виду. Если тебя это не пугает, пойдем. Зарплату я, к сожалению, еще не получил, тут я тебе мало чем помогу, но вот болеутоляющее у меня есть.

Девушка обрадовалась. Ее беззащитная и невинная улыбка в свою очередь порадовала меня. Я протянул ей руку, и она грациозно поднялась.

…Мне показалось, что там, где сидела девушка, остались красные пятна…

Вместе с этой незнакомкой я продолжил путешествие по ночному городу.

– Идти неблизко, если будет плохо – скажи. Уж девушку то я на спине донести смогу.

– Хорошо, но рана зажила, так что мне не больно, – сказала она, но за живот по-прежнему держалась. Ей было явно нехорошо.

– Живот болит? – снова спросил я.

Ответив отрицательно, девушка снова затихла. Некоторое время мы молча продолжали идти, затем она покачала головой.

– …Да. Очень, очень болит. Я сейчас заплачу… можно я заплачу?

Я кивнул, и девушка удовлетворенно закрыла глаза. Словно смотрела сон.

Девушка не назвала своего имени, так что я решил не называть своего. Мне это показалось романтичным. В квартире она сказала, что хочет воспользоваться душем. Еще сказала, что хочет высушить одежду, и я решил выйти. Я ушел под предлогом покупки сигарет. Я чувствовал себя хорошим человеком, отправляясь за сигаретами, которые не курю.

Вернувшись где-то через час, я застал ее спящей на диване. Я поставил будильник на семь тридцать и лег в постель. Я заснул, тревожимый мыслями о порезе в ее форме, в районе живота.

Когда я проснулся следующим утром, девушка сидела в комнате, словно ей нечем было заняться. Она поклонилась, увидев, что я проснулся.

– Спасибо что помог. Мне нечем тебе отплатить, но я очень благодарна.

Девушка встала и собралась уходить. …Мне стало немного неловко, что ей пришлось сидеть и ждать просто чтобы сказать мне это.

– Постой, ты хотя бы позавтракай.

Девушка послушно подчинилась. Из еды остались лишь макароны и оливковое масло, так что на завтрак, естественно, были спагетти. Я быстро приготовил две порции и поставил на стол. Было слишком тихо, так что я включил телевизор – и увидел жуткие новости.

– …Ого, Токо-сан такое понравилось бы, – пробормотал я, и, будь она здесь, она бы чем-нибудь в меня запустила. …Но новость действительно необычная. Я слушал ведущего, рассказывающего о событиях прошедшей ночи.

Этой ночью в заброшенном полгода назад подвальном баре было найдено четыре тела. У всех четырех жертв по-видимому были оторваны конечности, и место преступления было залито кровью. Место было недалеко отсюда, примерно в четырех станциях от того, где ночью был я. Как ни странно, было сказано что конечности оторваны, а не отрезаны, но в новости на этом подробно не останавливались, перечисляя вместо этого информацию о жертвах.

Все четыре жертвы были старшеклассниками – просто подростки, слонявшиеся в том районе. По-видимому они также наркотики употребляли, и человек на экране отвечал на вопросы телеведущего о личной жизни жертв.

– …Думаю, эти парни заслужили смерть, – донеслось из телевизора, и я, разозленный таким отношением к умершим, выключил телевизор. Я посмотрел на девушку и увидел, что она схватилась рукой за живот. Судя по тому, что она не съела ни куска, ей было очень плохо. Я не видел выражения ее лица, так как она опустила голову.

– …Никто не заслуживает смерти, – сказала она, тяжело дыша. – Почему… Все зажило, так почему?!..

Девушка вскочила со стула и побежала к двери. Я бросился за ней, но она жестом остановила меня. Она, кажется, не хотела, чтобы я подходил.

– Постой. Думаю, тебе надо успокоиться.

– Ничего. Я знала… Мне нет пути назад.

Ее лицо исказилось от боли. Эта боль напоминала боль Шики. Успокоившись, девушка поклонилась мне и открыла дверь.

– Прощай. Надеюсь, что никогда больше тебя не встречу.

И она просто ушла. Ее лицо было как у японской куклы, за исключением взгляда.

По ее взгляду казалось, что она вот-вот заплачет.

Остаточная боль – 2

После происшествия с незнакомкой я отправился на работу. У организации, в которой я работаю, нет официального названия. Она специализируется на создании кукол, но большинство производимых нами работ связаны с архитектурой. Президенту, женщине по имени Токо Аозаки, уже почти тридцать, и эта чудачка купила заброшенной здание, чтобы устроить в нем свой офис. Получается, что это скорее дорогостоящее хобби, чем фирма. По различным причинам я решил работать у нее и теперь хожу сюда каждый день. Не все идет гладко, но в целом я доволен. Считаю, что мне повезло. Есть недостатки, но терпимые.

…В таких размышлениях я добрался до места. Это четырехэтажное здание, с офисом на четвертом этаже. Расположенное между жилым и промышленным районом здание выглядит необитаемым. Вид у него, несмотря на достаточно небольшую высоту, гнетущий. Я поднялся по лестнице, так как лифта не было.

Войдя в кабинет, я увидел необычную посетительницу, стоящую среди разбросанного как всегда хлама. Девушка в черном кимоно повернулась, направив на меня свой пронзительный взгляд. …На кимоно был узор в виде рыбок…

– О, Шики? Что ты делаешь в этой дыре?

– Плохо, что это место для тебя «дыра». Так уж получилось, что ты в этой дыре работаешь, Кокуто.

Токо-сан, сидевшая за спиной Шики, сердито смотрела на меня. Одета как всегда неброско, во рту сигарета. На ней были черные брюки, белая рубашка и серьга в одном ухе, естественно оранжевая. По неизвестным мне причинам она, кажется, считает необходимым постоянно носить что-нибудь оранжевое.

– А ты рановато сегодня. Я же говорила, работы пока нет, приходи к полудню.

– Да не могу я.

В самом деле. Содержимое бумажника не позволяет. Неспокойно мне, когда в бумажнике только проездной на электричку и карточка на телефон.

– Кстати, что здесь Шики делает?

– Я позвала. Она мне для одного дела нужна.

Шики молчала, сонно потирая глаза. …Опять гуляла по ночам? …Прошел лишь месяц с тех пор, как она вышла из комы. Нам почему-то неловко разговаривать друг с другом. Увидев, что Шики разговаривать не настроена, я сел за свой стол. …Заняться было нечем, и я решил поболтать. К счастью, тема нашлась быстро.

– Токо-сан, видели новости утром?

– Ты наверное про Широкий Мост. По-моему, в Японии такой большой мост не нужен, не заграница ведь.

Ее комментарий привел меня в недоумение. Речь шла о большом мосте, длиной около восьмисот метров, который планировали достроить в следующем году. Наш город расположен недалеко от порта. Добраться до порта можно за двадцать минут езды, но путь этот неудобен. Проще говоря, по прямой было бы гораздо короче. На карте эта местность похожа на полумесяц, и, чтобы добраться с одного конца до другого, приходится делать большой крюк. Городская строительная группа объединила усилия с крупной строительной компанией, чтобы устранить то, что они назвали причиной общественных жалоб. Они стали прокладывать между концами полумесяца прямой путь в виде моста… Большая часть денег на его постройку шла, разумеется, с наших налогов. По-моему, типичный случай – правительство говорит, что якобы реагирует на общественные жалобы (хотя на самом деле никаких жалоб не было), что в свою очередь приводит к общественным жалобам. Еще на мосту будут располагаться музеи, аквариумы, большие стоянки и тому подобное – не мост, а просто парк аттракционов. До недавнего времени его называли Мостом Залива, но со слов Токо-сан получается, что его официально назвали Широким Мостом. Ни мне, ни Токо-сан не нравится идея постройки этого моста.

– Вы вроде не в восторге от этой идеи, Токо-сан, а место для галереи все равно получили.

– У меня выбора не было. Один знакомый дал мне это место в качестве оплаты. Я некоторым образом связана со Строительной Компанией Асагами, так что просто перепродать его не могу. И что толку от места, на котором денег не сделаешь?

С ее ворчания складывалось ощущение, что у нее проблемы с деньгами. Меня охватило очень нехорошее предчувствие.

– Ээ, извиняюсь за прямоту, можно мне зарплату получить?

– Кокуто, насчет зарплаты… у меня, к несчастью, нет денег. К сожалению, придется подождать до следующего месяца, – невозмутимо сообщила Токо-сан. Она разговаривала так, будто это я был злодеем.

– Минуточку! У вас в банке вчера было миллион сто двадцать тысяч йен! Вы хотите сказать, что они все исчезли?!

Раскачиваясь в кресле, Токо-сан объяснила, что она все потратила. Шики с завистью на нее смотрела. …Да уж, Токо-сан в этом кресле явно уютно. Стоп, мне сейчас не до этого.

– На что вы потратили деньги, Токо-сан?

– Да так, купила одну дурацкую вещицу. Доску Уиджи Викторианской эпохи. Особого эффекта от нее ожидать не приходится, но она все же не совсем бесполезна – все-таки ей больше сотни лет. Какой бы обыкновенной она не была, немного маны и большой возраст придают ей некоторую ценность. Впрочем, полезность ее в любом случае значения не имеет. Купила я ее, если хочешь знать, просто потому, что это часть моего хобби.

Не понимаю я ее. Эта женщина, Токо Аозаки – маг. По-моему лучше бы она была кем-то вроде волшебницы, но приходится смириться с реальным положением вещей.

– Она внезапно появилась в продаже, вот я ее машинально и купила, – продолжала оправдываться маг. – Не сердись. Я тоже без денег.

…Не сердиться? Она многого хочет. Я от нее немало чудачеств видел, и считал эту ее черту довольно забавной, но такого стерпеть не мог.

– Вот значит как? В этом месяце зарплаты не будет?

– Угу. Найди деньги где-нибудь еще.

Я поднялся.

– В таком случае я ухожу искать средства к существованию на этот месяц. Вы не против?

– Ладно. Кстати, Кокуто, хочу попросить тебя об одолжении, – сказала Токо-сан совсем другим голосом.

Возможно это связано с приходом Шики… Я успокоился и остановился.

– Что такое, Токо-сан?

– Можешь занять мне немного денег? Я, как видишь, на мели.

– …Да ни за что.

Хлопнув дверью, я покинул офис.

– Токо, давай к делу, – заговорила наконец Шики, все это время наблюдавшая за разговором Микии и Токо.

– Верно. Не люблю браться за такую работу, но жить мне не на что. …Черт, на что угодно готова ради денег, а ведь не алхимик какой-нибудь. А все потому, что Кокуто мне денег не дает.

Затушив сигарету в пепельнице, Токо заявила, что у нее плохое настроение. Шики подумалось, что настроение Микии вероятно еще хуже.

– Итак, что касается произошедшего этой ночью…

– Я слышала достаточно. Я поняла, что произошло.

– Отлично… Я лишь описала место преступления, а ты уже все поняла? А ты проницательна.

Токо многозначительно посмотрела на Шики. Токо лишь описала обстоятельства убийства, произошедшего между семью и восемью часами прошлого вечера, а Шики уже вникла в суть преступления. Явное свидетельство того, что Шики близок мир Токо.

– У клиента есть предположение насчет личности убийцы. Твоя задача – взять ее под контроль, если это возможно, но при малейшем сопротивлении… клиент сказал убить ее.

Шики кивнула. Задача была понятна. Найти убийцу и убить ее.

– А что потом?

– Если придется убить – все будет улажено, выставят как несчастный случай. Официально она уже мертва, клиент об этом позаботился. Закон не запрещает убивать мертвую. Что скажешь? По-моему работа как раз для тебя.

– Могла бы и не спрашивать, – сказала Шики, направляясь к выходу.

– Куда торопишься, есть что ли хочешь?

Шики не ответила.

– Вот ее фотография и данные. Куда ты собралась, не зная, как она выглядит?

Шики посмотрела на Токо, бросившую ей папку с информацией. Папка упала на пол.

– Мне это не нужно. Это явно убийца моего типа. …Так что если мы встретимся, сразу же попытаемся убить друг друга.

Шики покинула офис, сопровождаемая шелестом кимоно и холодным взглядом.

Другого выхода не было. Выйдя из офиса, я решил занять немного денег у приятеля. Мы решили встретиться в столовой колледжа, который я бросил в июне. Гакуто пришел после полудня. Он очень вырос со школы. Когда я рассказал ему о цели встречи, он сделал озадаченное лицо.

– Невероятно. Ты позвонил только чтобы занять денег? Ты правда Микия Кокуто?

– Угу. Ты важный для меня человек. Радуйся.

– Да чему тут радоваться? И вообще, почему у родни не займешь?

– Я поссорился с родителями когда бросил колледж и с тех пор с ними не разговаривал. Как это по-твоему будет выглядеть, если я приду сейчас к ним с такой просьбой?

– Ха, ну ты упрямый. Сильно поссорились?

– Тебя это не касается. Так займешь денег или нет?

– Уу, да ты сегодня не в духе.

Сердито посмотрев на него, я сказал что это не его дело, но занять мне немного денег он согласился.

– Благодаря твоей популярности я наверняка смогу быстро собрать для тебя пятьдесят или шестьдесят тысяч йен… а если нужно еще больше, могу занять из своих. Но не просто так.

…По-видимому он хотел попросить меня об услуге. Гакуто огляделся, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.

– Короче говоря, хочу чтоб ты кое-кого поискал. Это один из наших кохай, он до сих пор не вернулся домой. Он кажется замешан в странном преступлении.

Рассказ Гакуто меня встревожил. Пропавшего кохай звали Кэйта Минато. Он не объявлялся с прошлой ночи и, по словам Гакуто, был в компании убитых той ночью подростков. Той же ночью Кэйта Минато связался с одним из своих друзей, но вел себя как-то странно, и этот друг обратился за помощью к Гакуто.

– Кэйта говорил, что его будто бы собирались убить. Это был единственный звонок, а теперь он даже не берет трубку. По словам говорившего с ним парня, он реально слетел с катушек.

Слетел с катушек… видимо речь о наркотиках… Легкие наркотики для начинающих на сегодняшний день дешевы и достаточно доступны. При желании даже школьники могут раздобыть Л; впрочем, у них и желания то такого возникать не должно…

– Слушай, ты правда считаешь, что с такого рода делишками ко мне надо обращаться?

– А как же. Поиск людей – твой талант.

Я помолчал.

– Этот Кэйта наркотики употребляет?

– Нет, их употребляли убитые. Не помнишь Кэйту? Один из тех ребят, что тебя обожали.

…В школе я почему-то был популярен среди некоторых кохай. Наверное из-за моей дружбы с Гакуто, не знаю.

– Самое логичное – предположить, что ему просто снесло крышу от нового наркотика. Какие они употребляли? Возбудители или депрессанты?

Есть два типа наркотиков: возбудители, которые словно опьяняют, вызывая ощущение бодрости, и депрессанты, которые, соответственно, вызывают депрессию. Гакуто назвал возбудитель.

– Плохо, если он употребляет наркотики, чтобы подавить страх. Возможно убийца и правда преследует этого паренька. Ладно, я этим займусь. Расскажи о его друзьях.

Гакуто протянул мне адресную книжку, словно только этого и ждал. Для той компании было характерно наличие большого числа друзей, и Кэйта не был исключением. Напротив многих имен указаны номера мобильных телефонов, для каждой компании – места тусовок.

– Я свяжусь с тобой, как только найду его. Могу обеспечить его безопасность – ты ведь не против?

«Обеспечить безопасность» подразумевало передать его Дайсуке, полицейскому. Гакуто понимающе кивнул. Соглашение достигнуто. Для начала поисков я занял у него двадцать тысяч йен.

Попрощавшись с Гакуто, я отправился на место убийства. У меня было ощущение, что эти поиски потребуют немало усилий. Я понимал, что мне не следует лезть в эти дела, но и понимал также, что паренек в опасности, и потому не мог отказать Гакуто…

Глава 2

Зазвонил телефон. После пяти звонков включился автоответчик, и после гудка я услышала знакомый голос.

– Доброе утро Шики. Можешь сделать одолжение? Я должен в полдень встретиться с Азакой в кафе под названием «Анен эрбе», но, видимо, не смогу. Тебе ведь нечем заняться? Можешь сходить туда и сказать, что я прийти не смогу?

Звонивший повесил трубку. …Превозмогая сонливость, я повернулась к стоящим у кровати часам… «22 июля, 7:23AM» Я вернулась домой лишь четыре часа назад. Организм все еще жаждал сна, возможно из-за того, что я гуляла по городу до трех утра с тех пор, как получила задание от Токо. Я натянула одеяло. Летняя жара меня не особо тревожила. Я с детства неплохо переносила жаркую и холодную погоду и, похоже, до сих пор неплохо переношу. Я немного полежала, и телефон зазвонил снова. Включился автоответчик, и на этот раз я услышала голос, который предпочла бы не слышать.

– Это я. Новости видела? Не видела, да? И не надо. Я тоже не видела.

…Мои подозрения окончательно подтвердились. Ее мыслительные процессы совершенно непостижимы. Истинного смысла слов Токо мне просто не понять.

– Этой ночью было три смерти. Очередная прыгнувшая со здания самоубийца и два убийства «в состоянии аффекта». В новостях их не показали, а значит, чем-то необычным не считают. Но есть еще одно странное происшествие. Если хочешь подробностей, приходи ко мне. Хотя не надо. И так сойдет. Ладно… скажу просто, чтобы даже ты своей сонной головой усвоила. Только что появилась еще одна жертва.

Звонившая повесила трубку. Я начала злиться. Появилась жертва или не появилась, меня это не касается. Не нужна мне эта информация, я с собой то разобраться не могу. Смерть незнакомого человека заботит меня меньше, чем падающий на меня солнечный свет.

Когда сонливость прошла, я, наконец, встала. Приготовила завтрак, какой прежняя Шики ела в течение шестнадцати лет своей жизни. Я поела и стала собираться. В этот раз надела простое оранжевое кимоно, для прогулок по городу я предпочитаю его. …Даже мой выбор одежды – всего лишь привычка из прошлого. От чувства, что я наблюдаю за кем-то посторонним, хотелось прикусить язык. Два году назад, когда Шики Рёги еще было семнадцать, я такой не была. Два года в коме не просто изменили меня. …Эти два года пустоты дали мне что-то – ощущение, что я действую не по собственной воле. Мне все время кажется, что нити под названием «шестнадцать лет в роли Шики Рёги» управляют мною словно марионеткой. Но это, должно быть, просто самообман. Сколько бы я не проклинала себя за пустоту и фальшивость, на самом деле я действую по своей воле. Ничьей другой воли тут быть не может.

Когда я закончила одеваться, было почти одиннадцать. Я воспроизвела первое сообщение на автоответчике. Снова раздался голос, который я слышала так много раз. Голос, который должен был затеряться в воздухе, оказался вот так просто записанным.

…Микия Кокуто.

Последний, кого я видела два года назад…

Одноклассник, два года назад увидевший, как я утратила самоконтроль…

У меня сохранились воспоминания о нем, но нет последней сцены. Хотя нет, воспоминания того года, начиная с момента нашего знакомства, полны провалов. Не хватает многих важных составляющих. Почему с Шики произошел тот несчастный случай… Почему она в тот момент смотрела в лицо Микии… Так хочется, чтобы забытые воспоминания были где-то записаны. Провалы в памяти тревожат меня и не дают нормально разговаривать с Микией.

…Автоответчик замолчал. Странно, что мои тревоги немного рассеиваются при звуке его голоса. Возникает ощущение, что у меня есть твердая опора, но ведь голос опорой быть не может. Это, должно быть, тоже самообман. Скорее всего так и есть. Единственная реальность, которую я теперь способна ощущать – жгучее возбуждение, возникающее, когда я убиваю.

Анен эрбе оказалось кафе в античном стиле. Прочитав надпись на немецком, я зашла внутрь. Уже наступил полдень, но посетителей было немного. Не знаю как его строили, но внутри было темно, особенно в глубине, у стойки. Освещены были лишь столики у двери. Четыре окна были единственным источником света. Свет из этих окон заливал столики, словно вырезая их из тьмы. Контраст этот выглядел величественно, возможно из-за яркости солнечного света. Азака Кокуто сидела за столиком в самой глубине. Две девушки, одетые в форму западного стиля, сидели рядом, дожидаясь Микию.

– Две?..

Я об этом ничего не знала. Микия говорил только про Азаку. Про другую девушку речи не было. Я изучала их, приближаясь. У них были схожие черты лица и они были красивы, выглядели как и подобает ученицам Академии для девушек, хотя впечатление создавали совершенно разное. У Азаки твердый взгляд, выражающий готовность принять любой вызов; даже ее женственные манеры не могут этого скрыть. Если Микию любят за его обаяние, то Азакой следует восхищаться за ее суровость. Девушка рядом с Азакой выглядит довольно хрупкой. Ее осанка ровна и грациозна, но впечатление она производит такое, будто вот-вот сломается.

– Азака, – позвала я, подойдя к их столику.

Азака, нахмурившись, посмотрела на меня.

– Шики… Рёги.

Ее голос был полон враждебности. Она даже не пыталась это скрыть. Ее женственность – всего лишь маска.

– Я жду брата. С тобой я не разговариваю, – сказала Азака, сохраняя спокойствие.

– А у меня как раз от него сообщение. Он сказал, что прийти не сможет. Он тебя кинул.

Азака ахнула. То ли ее шокировало, что он не смог прийти, то ли что именно я пришла сказать ей об этом.

– Шики, это должно быть твоих рук дело!..

Азака сжала кулаки. Похоже ее шокировал именно мой приход.

– Не говори глупостей. Я сама жертва. Этот эгоист послал меня передать, что прийти не сможет.

Азака с ненавистью посмотрела на меня.

– Кокуто-сан, это неожиданность для всех нас, – попыталась успокоить Азаку сидящая рядом девушка, словно опасаясь, что та начнет швыряться посудой.

У нее был тонкий голос. Я отпрянула.

– …Ты права, мы же сегодня ради тебя пришли. Прости, Фудзино, мне не следовало выходить из себя.

Азака извинялась перед девушкой по имени Фудзино. Я посмотрела на тихую девушку. Она тоже посмотрела на меня.

– Тебе… не больно? – вырвалось у меня.

Девушка, не отвечая, лишь продолжала рассматривать меня. Безо всяких эмоций, словно жучков на природе. Внутри меня происходила борьба. Интуиция подсказывала, что эта девушка – мой враг, а разум – что она им быть не может.

– …Нет, не может быть.

В конце концов я решила поверить разуму. Не может эта девушка, Фудзино, получать удовольствие от убийства. У нее нет для этого причин. Да и вообще, не смогли бы ее тонкие руки оторвать человеческие конечности. Вот если бы у нее были необычные глаза, вроде моих…

– Это все, – сказала я Азаке, быстро утратив интерес к той девушке. – Что-нибудь ему передать?

– «Брат, прошу, немедленно прекрати общаться с этой девчонкой».

Азака в самом деле потребовала это передать.

– «Брат, прошу, немедленно прекрати общаться с этой девчонкой», – серьезно сказала Азака одетой в кимоно девушке по имени Шики. Мне было довольно тревожно из-за напряженной атмосферы между ними. Они, казалось, держали ножи у горла друг друга, выжидая удобного момента. Подобная атмосфера меня пугает. Оставалось лишь молиться, чтобы обошлось без происшествий. К счастью, они закончили разговор, и девушка в кимоно удалилась изящной походкой. Я смотрела ей вслед. Шики говорила очень мужеподобным голосом. Из-за этого я не смогла определить ее возраст, но ей, наверное, примерно столько же, сколько мне. Ее фамилия Рёги… возможно она из тех Рёги; это объяснило бы наличие дорогого на вид кимоно, явно сделанного на заказ. Если она из Рёги, я не удивлюсь, если у нее есть собственный пошивщик кимоно.

– …Красивая она, – прошептала я, и Азака кивнула. Меня восхищает ее способность быть честной даже по отношению к той, которую ненавидит.

– Но она меня пугает. …Она мне не нравится.

Азаку это, кажется, удивило. Это вполне понятно, я и сама себе удивилась, потому что, я, вероятно впервые в жизни, испытывала антипатию к кому-то.

– Неожиданно. Я думала, ты из тех людей, которые вообще не способны ненавидеть кого-либо, но видно ошибалась.

– Ненавидеть?..

…Разве неприязнь и ненависть – одно и то же? Я никогда так не считала. Я просто почувствовала, что не смогу поладить с той девушкой. Я прикрыла глаза. Шики Рёги. Зловещие черные волосы, зловещая белая кожа, и эти зловещие бездонные пустые глаза. Она посмотрела на меня, и я встретила ее взгляд. И каждая из нас увидела, что сокрыто в другой. Она видит лишь кровь. Она убивает по собственному желанию. Она пытается причинить боль другим. …Эта девушка – убийца.

Но я не такая. Думаю, что не такая. Потому что я такого никогда не желала. Я снова и снова повторяла это в темноте закрытых глаз. Но ее образ не уходил. …Мы двух слов друг другу не сказали, но ее образ был запечатлен в моем сознании.

– Прости, Фудзино. Я тебе выходной испортила.

Услышав слова Азаки, я открыла глаза и улыбнулась отработанной улыбкой.

– Ничего. Мне все равно не хотелось.

– Ты и правда выглядишь довольно бледной. Это едва заметно, потому что у тебя кожа и так очень белая.

Не хотелось мне не поэтому, но я все равно кивнула. Я видела по реакции своего тела, что оно не в порядке, но не заметила, что это видно по моему лицу.

– Похоже, выбора нет. Я сама попрошу Микию, а на сегодня закончим, ладно?

Азака беспокоилась о моем здоровье. Я поблагодарила ее.

– Может, не следовало передавать то сообщение для твоего брата?

– Ничего страшного. Я ему и так сто раз уже говорила. Он уже, наверное, привык. На самом деле это проклятие. Слова, повторяемые снова и снова, способны притянуть к себе реальность. Это и есть девичье проклятие. В нем грусть и несчастье, – объяснила она, и я не знала, насколько серьезна она была. Я была привычной к ее непредсказуемости и молча слушала красивый голос Азаки.

…Она всегда на первом месте по успеваемости и даже в десятке лучших по стране. Она немного странная, но очень воспитанная. Азака – одна из моих друзей в Академии Рэйен. Мы обе поступили туда в старших классах. Поскольку «сквозная» учеба в Рэйене начинается с младших классов, в старших классах туда поступают редко. Благодаря этому мы встретились и сблизились настолько, что иногда даже вместе проводим выходные. Сегодня Азака хотела устроить мне встречу с ее братом, чтобы он для меня кое-кого нашел.

В средних классах я ходила в местную школу, и как-то раз, на соревновании, со мной заговорил сэмпай из другой школы. …Последнее время мне было тяжело, но мысль об этом сэмпае мне помогала. Когда я рассказала об этом Азаке, она сказала, что надо его найти. Оказалось, что ее брат тоже из тех мест и многих там знает. Она сказала, что он здорово умеет находить людей нашего возраста. …Не то чтобы я действительно хотела с ним встретиться, но настойчивой Азаке отказать не смогла, и мы решили его поискать. Сегодня мы ждали ее брата, но он, кажется, не смог прийти. …Для меня это было даже облегчением.

Мне не очень нравится вся эта затея, потому что… я случайно столкнулась с ним два дня назад. И я смогла сказать то, чего не сказала три года назад. Я сделала то, что хотела, и искать его снова смысла не было. Наверное, Бог знал, что брат Азаки мне больше не нужен, и потому он не смог прийти.

– Пошли отсюда. Без толку оставаться тут больше часа, тупо заказывая одни напитки.

Азака поднялась. Может она и расстроилась, что не смогла увидеться с братом, но поднялась все равно элегантно. Временами она ведет себя очень по-мужски. Возможно дело в манере разговора. Ее формальный тон исчезает – как сейчас – и она становится развязной, как парень. И это не притворство, а просто часть ее характера. Я очень люблю свою подругу. …Поэтому мне не следует больше с ней видеться.

– Азака, пожалуйста, возвращайся в общежитие одна. Я сегодня опять у родителей заночую.

– Вот как? Ну хорошо, но Сестра будет недовольна, если ты слишком долго будешь отсутствовать. Не увлекайся.

Помахав рукой, Азака покинула кафе. Оставшись одна, я взглянула на вывеску. «Анен эрбе» – в переводе с немецкого означает «наследие».

Азака ушла, и я начала бесцельно бродить по улице. Я солгала, сказав, что вернусь домой, к родителям. Мне теперь было некуда идти. Я даже в школе не появлялась с позапрошлой ночи. Отцу, вероятно, уже сообщили об отсутствии без уважительной причины. Если я приду домой, меня спросят, где я была. Я не очень умею врать и могу проболтаться. И тогда… отец меня возненавидит.

Я – дочь матери от предыдущего брака. Отцу нужны были лишь дом и земля матери, а я была как бы в комплекте. Поэтому я очень старалась не вызвать его ненависти. Честная женщина, как мать, ученица, которой может гордиться отец, обычная девушка, не вызывающая подозрений… …Я всегда хотела быть такой.

Не ради других, а ради себя. У меня всегда была эта мечта, она мне помогала. Но ей пришел конец. Волшебства больше не было, сколько бы я не искала. Я продолжала идти, солнце начало садиться. Я миновала множество прохожих и множество равнодушно мигающих светофоров. Люди старше меня, люди младше меня, все выглядят такими счастливыми. Мое сердце сжалось от боли. Я попробовала ущипнуть себя за щеку. …Ничего не почувствовала. Ущипнула сильнее. …Ничего. Отчаявшись, я прекратила и заметила кровь на кончиках пальцев. Видимо ущипнула так сильно, что ногти проткнули кожу. Но я все равно ничего не почувствовала. Не чувствовала себя живой.

Мне это показалось смешным, и я хихикнула. Почему сердце чувствует боль, а я не чувствую? И вообще, что такое сердце? Откуда моя боль – из сердца или из мозга? Когда в мозг поступают слова, направленные причинить боль личности по имени Фудзино Асагами, он, защищаясь, порождает рану. Поскольку рана сообщает человеку о боли, любые сказанные мною в ответ слова – это просто лекарство, смягчающее боль. Вот почему я, хоть и не чувствую боли, понимаю ее сердцем. Но это, наверное, всего лишь иллюзия. Определенно иллюзия. Настоящую боль словами не излечить. Боль в сердце ничтожна, ее забываешь быстро; а вот рана на теле причиняет боль до тех пор, пока не заживет. Это – сильное доказательство жизни.

Если то, что называют сердцем, находится в моем разуме, значит там должна быть и рана. Значит я должна быть способна чувствовать боль, как в последние дни. Если воспоминания о днях, когда они меня насиловали, превратились в раны…

…Я снова вспомнила их смех и жестокие лица. Все эти изнасилования и угрозы. Когда тот парень с ножом набросился на меня, живот обожгло, и одежда на животе оказалась порезана. Поняв, что меня сейчас зарежут, я стала защищаться. Покончив с ними, я осознала, что жжение в животе было болью. Сердце снова сжалось. «Не прощу». Эти слова снова и снова повторялись в моей голове.

– Ах…

Мои колени дрогнули. Опять началось. Живот был в огне. Словно невидимая рука сжимала мои внутренности.

Меня затошнило. …Обычно я не чувствую тошноты. Закружилась голова. …Обычно я сразу теряю сознание. Онемела рука. …Обычно я ее вообще не чувствую, только вижу. Это настоящая боль. …Да, я чувствую себя живой.

Начало болеть место удара. Внезапно вспыхнула боль уже зажившей раны. Давным-давно мама сказала мне, что зажившая рана болеть не будет. Но она солгала. Рана от того ножа все еще болела, хоть и зажила.

…Но знаешь, мама, мне нравится эта боль. Для меня, никогда не чувствовавшей себя живой, нет ничего более живительного. Остаточная боль – не иллюзия.

– Надо быстро его найти, – прошептала я, тяжело дыша. Надо отомстить. Надо убить сбежавшего мальчишку. Это нехорошо, но в противном случае станет известно, что я – убийца. А я не хотела этого, ведь я наконец-то обрела чувство боли. Я хотела продолжать наслаждаться чувством жизни. И я заставила свое тело, испытывающее боль с каждым движением, идти в сторону места их тусовок. Я плакала от остаточной боли в животе. Но в тот момент даже это недомогание казалось прекрасным.

Глава 3

Расставшись с Азакой, я вернулась домой, а с наступлением ночи вышла в город. Пока что убито было пятеро. Четверо из них – в том подвальном баре два дня назад. Еще один, по словам Токо, вчера на стройплощадке. Я не видела связи между убитыми два дня назад и убитым прошлой ночью, но это не означало, что такой связи не было. Микия как-то сказал, что у тех, кто живет ночной жизнью, много общего. Отсюда высокая вероятность, что у тех четверых есть что-то общее с убитым вчера.

– Та девушка…

Я вдруг вспомнила девушку, которая была с Азакой. Аура смерти текла в ней словно по капиллярам. Поскольку к своим глазам я еще не привыкла, увиденное застало меня врасплох. Это было ненормальным. Возможно даже в большей степени, чем я. Но сама девушка была нормальной. От нее пахло кровью, и ее глаза, похожие на мои, словно говорили, что она не знает, по какую сторону границы находится. Она, судя по всему, и была объектом моей охоты, но я все еще пребывала в сомнениях. У этой девушки не было мотива. У нее, в отличие от меня, не было причин убивать из удовольствия, не было темной стороны, получающей наслаждение от убийства.

Наслаждение от убийства… Что подумал бы Микия Кокуто, если бы услышал такое? Отругал бы меня, сказав, что убивать нехорошо?

– Дурак.

Или это я дура? Микия Кокуто сказал, что я не изменилась. Видимо, я не отличаюсь от той, кем была до комы. Но разве я всегда ходила на прогулки по ночам? …Была ли я всегда ненормальной, ищущей, кого бы убить?

Нет, не так. У Шики не было такого желания. Точнее, было, но не обладало приоритетом. А следовательно, за это отвечал ШИКИ. Мужское начало, ШИКИ Рёги, ян, внутри женщины, Шики Рёги, инь. Я задумалась о напрашивающемся выводе. Он был внутри меня, но больше его нет. А раз его нет, значит он умер. А в таком случае… это желание убивать может быть лишь моим собственным. Как и сказала Токо, работа как раз для меня – я, без сомнения, рада возможности кого-нибудь убить.

…Полночь почти наступила. Я доехала на электричке до станции, на которой бываю редко. Из этого вечно бодрствующего, шумного города вдали был виден большой порт.

Расставшись с Азакой, я выбрала следующий пункт назначения. Я не знала, куда мог побежать уцелевший, но полагала, что был способ его найти. Единственными, кто общался со мной напрямую, были четверо, которых я убила, и тот, который убежал, но было также множество мест, в которые они меня водили. Если я пойду туда и спрошу, куда отправился уцелевший, смогу найти, где он скрывается. Поскольку такие, как он, не могут обращаться в полицию или в школу, полагаться они могут только на своих. Держась за горящий живот, я шла по ночному городу. Мои колебания насчет визита в сомнительные заведения стали казаться глупыми на фоне мучившей меня боли и воспоминаний об изнасилованиях.

По третьему посещенному мною адресу я встретила человека, назвавшегося другом Кэйты. Он работает в большом здании, переделанном под клуб караоке. Неприятно улыбнувшись, он согласился немного поговорить со мной. Улизнув с работы, он повел меня в «тихое место, чтобы поговорить». По своему длительному опыту я знала, что мы направлялись к месту их сборищ. Такие люди способны учуять слабых. Этот человек с притворно-ласковой улыбкой, должно быть, увидел во мне легкую добычу, которую можно изнасиловать. Он, наверное, знает, что друзья Кэйты Минато меня тоже насиловали. Вот почему он беззаботно повел меня туда. Зная это, я все же согласилась пойти с ним. Этот мужчина, который был на несколько лет старше меня, направлялся в безлюдное место. Держась за живот, который стал болеть еще сильнее, я сосредоточилась.

…Полночь почти наступила. Я шла за мужчиной, мысленно проклиная многочисленные изнасилования. Из этого вечно бодрствующего, шумного города вдали был виден большой порт.

Мужчина понимал, что ему повезло. Кэйта любил хвастать, как они с друзьями развлекались с этой девчонкой из девчоночьей школы. Кэйта делал с ней что хотел, а потом расписывал, что именно делал, но мужчина отношения к этому не имел. Его мало что связывало с компанией Кэйты, и они были с разных районов, поэтому рассказы Кэйты его обычно мало заботили. Но чтобы та девчонка сама к нему пришла!

Надо брать, пока дают. Мужчина решил уйти с работы и отвести Фудзино кое-куда. …Не то чтобы он по сексу изголодался. Для таких как он, изнасиловать девушку впятером или вшестером – не редкость. Но мужчина решил не звать своих друзей. Причина в том, что Фудзино – дочь главы Строительной Компании Асагами. Он сможет получить много денег, если изнасилует ее и пригрозит обнародовать этот факт. Кэйта со своими друзьями не очень соображают в таких делах. Наверное, их главарь не очень умен. А может наоборот, они умны и не нуждаются в деньгах? Впрочем, неважно. Как бы то ни было, мужчина был счастлив. Он не стал звонить друзьям, поскольку не хотел потом делиться полученным.

Фудзино Асагами, девушка, которая пришла расспросить его о Кэйте Минато, молча следовала за ним. Обычное место тут не годилось. Мужчина направился в район портовых складов. Была почти полночь, и район складов был безлюден. Поскольку все склады были одинаковы и размещались одинаково, место было похоже на завод. Фонарей немного, и в пространстве между складов его никто не потревожит. Мешать будет только шум волн да огни Широкого Моста, строящегося на другом берегу.

– Здесь поговорим, – заговорил наконец мужчина, заведя Фудзино в темноту. – Так ты меня о чем-то хотела спросить?

Мужчина решил сначала ответить на ее вопрос. Интуиция подсказывала ему, что набрасываться с ходу было бы неразумно.

– Да, вы случайно не знаете, где Кэйта-сан?

Фудзино держалась за живот, опустив голову. Ее ровно подстриженные волосы закрывали от мужчины ее лицо.

– Последнее время я его не видел. У него и квартиры то своей нет, поэтому он живет у разных знакомых. Связаться с ним тоже не выйдет, у него мобилы нет.

– Нет… Связаться с ним я могу.

– Что?

Какую-то глупость девчонка говорит. Она может с ним связаться, но не знает где он? Она что, обезумела от постоянных изнасилований? Впрочем, так оно наверное и лучше, но мужчина все же был немного разочарован. Он снова сделался вежливым.

– Ну и отлично. Если ты можешь с ним связаться, просто спроси где он.

– Понимаете… Кэйта-сан не хочет говорить мне, где он прячется. Поэтому я хожу и расспрашиваю его друзей. Ответьте пожалуйста… Мне все равно, знаете вы или нет.

– Э-эй, погодь. Что значит прячется? Он что, в какое-то дерьмо вляпался?

Мужчину встревожили странные слова девушки. Прячется… значит ли это, что полиция знает об изнасилованиях Фудзино? Нет, в таком случае сама бы она не пришла. Мужчина задумался, но не смог найти ответа, потому что… …Потому что он не смотрел новостей.

– Впрочем, какая разница? А почему ты говоришь, что тебе все равно, знаю я или нет? Ты с самого начала это задумала? Ты сюда типа не из-за Кэйты пришла, а чтоб мужика нового найти?

На этот раз мужчина рассмеялся искренне. «Вот повезло, сделаю денег безо всяких ухищрений». К тому же Фудзино Асагами – красивая девушка, которую обычно просто так не заполучить. Куча денег и красавица. Разве не это называют удачей?

– Прости, надо было тогда сразу тебя к себе отвести. Или тебе тут типа больше нравится?

Девушка в черной форме кивнула.

– Но сначала, пожалуйста, скажите, знаете ли вы, где Кэйта-сан?

– Ты че тупая, можешь уже больше не отмазываться. Да я вообще не знаю, где он может быть.

Девушка с удовлетворенным видом подняла на него взгляд. Смотрящие на мужчину глаза ненормальны. В этих лишенных эмоций янтарных глазах были лишь свет и спираль.

…Это ненормально…

Мужчина не обращал внимания на эти глаза, но почувствовал что-то странное. Его рука двигалась сама по себе! Сустав согнулся. Локоть закрутился где-то на девяносто градусов и продолжал сгибаться… …И, наконец, сломался.

– Ч-че?!.. – вырвалось у него.

Участь его была уже предрешена. Он ошибался, думая, что ему повезло. Ему очень не повезло.

В темном переулке, куда даже лунный свет не проникал, поднимался занавес трагедии.

Крик вскоре перешел в нечеловеческий стон. Руки мужчины больше не были похожи на руки. Плетеное кольцо… или резинка, изогнутая для запуска самолетика. …В любом случае, в качестве человеческих рук они больше функционировать не могли.

– П-п-помогите!..

Мужчина бросился бежать от девушки, которая просто стояла перед ним. В ту же секунду что-то подняло его в воздух, и правая нога оторвалась в колене. Кровь хлынула как из ведра. Залитые кровью стены были похожи на картины. Фудзино Асагами продолжала смотреть своими лишенными эмоций глазами.

– С-с-со… согн-н-н-н-нул-ась!!!..

Его речь стала бессвязной. Фудзино решила не обращать на нее внимания.

– …Согнись, – пробормотала она.

Она произносила это слово все это время. Подруга сказала ей, что многократно повторяемое слово может превратиться в проклятие. Мужчина на земле мог шевелить только головой. У него изогнуты обе руки и нет правой ноги. Кровь из ноги заливала землю. Фудзино вступила в нее. Красный ковер. Ее туфля погрузилась в красную жидкость. Летняя ночь была жаркой, и влажный воздух раздражал ее кожу. Запах крови тоже ее раздражал.

Опустив взгляд на мужчину, извивавшегося словно гусеница, Фудзино вздохнула. Она ненавидела себя за то, что сделала, но в то же время понимала, что собиралась сделать это с самого начала. По поведению мужчины она поняла, что он не знал о произошедшем в подвальном баре. Но со временем он бы узнал. И Фудзино, искавшая Кэйту, натолкнула бы его на подозрения. Поэтому выбора у нее не было. Этот мужчина с самого начала собирался сделать то, что сделал. Это, пусть и не напрямую, тоже часть мести Фудзино Асагами. Мести тем, кто ее насиловал.

Теперь ее способность к насилию многократно превосходила их способность.

– Прости… но я должна это сделать.

Вместе с оставшейся, левой ногой мужчины оборвалась и его жизнь. Фудзино смотрела на подергивающееся тело. Теперь она понимала, что чувствовал мужчина. А раньше не знала. Не понимала, почему люди так реагируют на боль. Но теперь, познав боль, она могла очень хорошо его понять. И это ее радовало. Быть живой – это чувствовать боль.

– Наконец-то… Я могу быть нормальной.

Моя боль, боль окружающих. Это я сделала с ним такое. Я нанесла ему эти раны. А значит Фудзино Асагами сильнее. Вот что значит быть живой – внутри меня жуткая сущность, способная испытывать наслаждение жизнью лишь через совершение этих зверств.

– …Мама. Неужели я так ужасна, что способна на такое?

Боль в животе становилась невыносимой. Сердце бешено заколотилось. По спине пробежал холодок…

– Я не хочу убивать…

– Ошибаешься.

Фудзино обернулась, услышав внезапно раздавшийся голос. У начала прохода между складами стояла девушка в кимоно, а в портовых водах за ее спиной отражался лунный свет.

…Шики Рёги стояла там…

– Шики… сан?

– Фудзино Асагами… Понятно. Ты, должно быть, происходишь от АСАГАМИ – «бог».

Шики приблизилась легкой походкой. Почуяв запах крови, она прикрыла глаза. Не от отвращения, а от удовольствия.

– Давно ты…

Фудзино не закончила своего вопроса. Ответ очевиден.

– Все это время. Я наблюдала за тобой с тех пор, как ты привела сюда этот кусок мяса.

Ее ледяной голос заставил Фудзино вздрогнуть. Шики все видела. Видела, но все равно вышла. Видела, но не помешала. Знала, что произойдет, и просто смотрела…

…Ненормальная…

– Не называй его, пожалуйста, куском мяса. Это человек. Это труп человека, – запротестовала Фудзино, хотя и сама думала иначе. Ей казалось, что называть того мужчину куском мяса – это слишком.

– Да, человек даже после смерти остается человеком, – кивнула Шики. – Смерть сама по себе не превращает его в кусок мяса. Но это – не человеческая смерть, верно? Люди так не умирают.

Шики сделала еще шаг.

– Человек, окончивший жизнь не по-человечески – больше не человек. Даже если у убитых тобою остались головы на плечах и не было ран на торсе, нормальными их назвать нельзя. Те, кто не вписывается в границы нормального, лишены изначального смысла. Вот почему это – всего лишь кусок мяса.

Фудзино вдруг почувствовала отвращение к девушке. Шики утверждала, что и она, Фудзино, и этот труп – ненормальны, совсем как сама Шики Рёги, наблюдающая за произошедшей трагедией с неизменным выражением лица.

– …Нет. Я не сумасшедшая. Я не такая, как ты! – резко выкрикнула Фудзино.

– Ты такая же, Асагами, – засмеялась Шики, словно ее это по-настоящему забавляло.

– Не говори чушь.

Фудзино уставилась на Шики. Взгляд Фудзино начал искажаться. Пробудилась сила, которой она обладала еще в детстве.

Но внезапно сила исчезла.

Это удивило обеих. Фудзино Асагами удивила исчезнувшая сила. Шики Рёги удивила внезапная перемена в Фудзино Асагами.

– Опять?.. Черт, да что с тобой такое? – разозлилась Шики. Она с расстроенным видом почесала голову.

– А так я бы тебя убила. И в кафе с тобой такое было. …Ладно. Разочаровала ты меня. Ты мне больше неинтересна, – сказала Шики, после чего повернулась и пошла прочь. Звуки ее шагов стали удаляться.

– Иди домой. Если пойдешь домой, больше не встретимся.

И ее фигура исчезла. Фудзино продолжала неподвижно стоять в луже крови.

…Я снова такая, как раньше. Я снова ничего не чувствую.

Фудзино еще раз взглянула на мужчину. Чувство, жившее в ней до этого, исчезло без остатка. Теперь она испытывала лишь чувство вины. В памяти остались слова Шики. Слова о том, Фудзино – убийца, такая же, как Шики.

– Нет… я не такая, – чуть не плача, прошептала Фудзино. Она совершенно не желала убивать. Ее начало трясти при мысли, что придется продолжать подобное, чтобы найти Кэйту Минато. Потому что убийство – непростительный грех. В самом деле непростительный.

…На отразившемся в луже крови лице рот скривился в улыбке.

Оставшееся чувство боли – 3

Ранним утром двадцать третьего июля я наконец добрался до убежища Кэйты Минато. С помощью сведений, полученных от его друзей, среднего радиуса его появлений и понимания его способа мышления я, потратив целый день, сумел наконец вычислить его укрытие. Это был один из домов, расположенных вдали от жилого района… Он проник туда и жил в квартире на шестом этаже. Позвонив в дверь, я негромко позвал:

– Кэйта-кун. Я пришел помочь тебе по просьбе твоего сэмпая. Я вхожу.

Дверь не была заперта, и я тихо вошел. Освещения не было, и, хотя было уже утро, в квартире было темно. Я прошел через деревянный коридор в гостиную. Из пустой гостиной просматривались кухня и спальня.

– Ты в задней комнате, да? Я вхожу.

Рядом со спальней была еще одна комната. Открыв дверь, я увидел, что в комнате царит кромешная тьма, так как все занавески задернуты. Когда я открывал дверь, раздался сдавленный крик. …Как я и думал, в комнате не было ничего. Комната без мебели была похожа на безжизненный ящик. Внутри был только паренек примерно шестнадцатилетнего возраста, мусор из-под еды и мобильный телефон.

– Ты – Кэйта Минато-кун, верно? Жить здесь не очень полезно. К тому же неправильно занимать эту квартиру, даже если тут никого нет. Тебя могут посчитать грабителем, понимаешь?

Когда я вошел в комнату, Кэйта прижался к стене. …Лицо его было жутко исхудавшим и изможденным. С того происшествия прошло всего три дня, а щеки его впали и глаза покраснели. Было очевидно, что он не спал. Поговаривали, что он употребляет наркотики, но это было не так. Он сходил с ума безо всяких наркотиков. …Увидев ту жуткую сцену, он просто не желал возвращаться к реальности. Чтобы хоть как-то сохранить рассудок, он оставался в этой темной комнате. Для него это весьма опасный способ защиты, но на несколько дней способен помочь. Я мысленно издал вздох облегчения – успел.

– …Кто ты?

В его голосе еще чувствовались остатки здравого смысла. Он все еще пребывал в смятении после пережитого. Возможно он боялся убийцы, и неизвестно, что сделал бы, если бы я приблизился. При малейшем сомнении он решит, что я враг. А вот если с ним поговорить… Если с ним поговорить, к нему должен вернуться разум. Я решил остаться на месте и поговорить, вместо того чтобы пытаться успокоить его вблизи.

– Кто ты?

В ответ я поднял обе руки.

– Я друг Гакуто, тоже сэмпай. Микия Кокуто, помнишь меня?

– Кокуто… сэмпай?

Он явно не предполагал меня тут встретить. Он стоял с растерянным видом, а через секунду заплакал.

– Сэмпай. Зачем ты пришел ко мне?

– Я пришел помочь тебе, потому что ко мне обратился Гакуто. Мы боялись, что ты попал в беду.

Я спросил, могу ли я подойти поближе, но Кэйта резко замотал головой.

– Я отсюда не выйду. Если выйду, меня убьют.

– Если останешься, тоже убьют.

Глаза Кэйты расширились. Он злобно на меня посмотрел. Я достал сигарету и закурил. …Я вообще не курю, но этот жест помогает выглядеть спокойным и успокоить собеседника.

– Я слышал о том, что произошло. Ты ведь знаешь, кто убийца, Кэйта-кун? – спросил я, выпуская дым, но он продолжал молчать. – Тогда я немного сам с собой поговорю. В ночь с двадцатого вы были на месте ваших тусовок, в баре Синкиро. Той ночью шел дождь. Я сам той ночью был на вечеринке, но это к делу не относится. Когда я по просьбе Гакуто отправился на твои поиски, мне многое про вас рассказали. Мне кажется, я знаю, чем вы занимались в ту ночь. А вот полиция, полагаю, пока не знает. Люди вашего круга не любят помогать полиции.

Я пожал плечами, сказав, что это нехорошо. На лице Кэйты появился страх иного рода. Не страх того, что должно произойти, а страх того, что содеянное станет известно.

– В ту ночь, кроме вас, там был еще один человек. Школьница, которой вы угрожали. Не знаю ее имени, но ее видели спускающейся в бар. В полицию девушка не ходила. Более того, с тех пор ее вообще не видели. Но и трупа ее не нашли, в отличие от остальных четверых. Не знаешь, что с ней случилось?

– Не знаю… Не знаю никакой девушки.

– Тогда получается, что ты убийца. Пойду позвоню в полицию.

– Постой, я не убивал!.. Да я бы так и не смог…

– Угу, мне тоже так кажется. Так девушка все-таки была?

Немного помолчав, Кэйта кивнул.

– Но тогда возникает другой вопрос. Того, что там произошло, девушке совершить не под силу. Вы были под кайфом?

Паренек покачал головой. Не на вопрос о причастности девушки, а на вопрос об их неадекватности.

– Одной девушке ни за что не справиться с пятью парнями.

– Но так и было!.. Я сразу подумал, что она странная, но это было просто безумие какое-то! Чудовище… Она – чудовище!

Он затрясся и закрыл лицо руками, видимо вспоминая произошедшее.

– Она просто стояла, а всех вдруг скрутило. Я слышал, как ломаются их кости, и ни черта не понимал. …Когда она убила двоих, я понял, что Фудзино – ненормальная, что она убьет меня, если я там останусь!

Рассказ Кэйты был явно бредовым. Он утверждал, что девушка по имени Фудзино оторвала всем конечности, не сходя с места, одним взглядом. Не знаю, почему он решил, что это она – видимо просто почувствовал… как жертва чувствует убийцу. Но… сгибание предметов одним лишь взглядом? Поверить было трудно, но я принял это как факт. Как можно что-то отрицать, зная Шики с ее глазами смерти и Токо-сан, мага? Впрочем, мое внимание привлекла еще одна деталь.

– Хорошо. Я верю, что это сделала та девушка, Фудзино.

– …Что?

Кэйта удивленно поднял голову.

– Нет… врешь. В такое никто не поверит! Прошу, скажи что врешь!

– Давай предположим, что это фокус, скажем, что-то вроде гипноза. Не важно, не задумывайся об этом. Не пытайся принять то, чего не способен понять. Однако… что ты имел в виду, когда сказал, что она странная?

К Кэйте, кажется, возвращался рассудок. Он стал понемногу успокаиваться.

– Ну просто она… странная. Будто притворяется все время, реагирует на все с запозданием. Ее выражение лица не изменилось даже когда Главный ей угрожал. Не изменилось даже когда ее накачали наркотой, а когда ее били ей будто и больно не было.

– …Ясно.

Я знал, что они насиловали Фудзино, но, когда он стал вот так об этом рассказывать, лишился дара речи. Они насиловали девушку по имени Фудзино в течение полугода, и она убила их в отместку. Можно ли назвать это правосудием, или понятия «справедливость» и «законность» в данном случае несовместны? Впрочем, в тот момент мне не хотелось об этом думать.

– Она вообще-то отлично выглядела, но с ней было не прикольно. Словно куклу имеешь. А, один раз было иначе, это недавно было. Среди нас один отморозок был. Его прикалывало, что выражение ее лица не менялось, столько бы он ее не бил, и он в конце концов притащил биту и ударил ее по спине. Сказал «ШЛЕП!» и как врезал. Ее лицо перекосило от боли. Мне стало немного спокойнее, потому что я увидел, что она тоже чувствует боль. Мне это запомнилось, так как той ночью она вела себя по-человечески.

– Так, заткнись пока что.

Кэйта закрыл рот. Я боялся, что не смогу сохранять самообладание, продолжая слушать подобное.

– Ситуацию я понял. Можно пойти в полицию, у меня там знакомый. Это, наверное, второе по безопасности из известных мне мест.

Я подошел к нему, чтобы помочь подняться, но Кэйта отскочил.

– Нет, в полицию не пойду. К тому же… если выйду, она меня убьет. Лучше остаться здесь, чем быть разорванным на куски!

– Убьет, если выйдешь?..

Странная формулировка. Похоже, между нами по-прежнему какое-то сильное недопонимание. …Я понял бы, если бы он сказал, что она его найдет если он выйдет. Но он, как ни странно, пропустил эту часть и сразу сказал, что она его убьет. Словно она за ним… следит. Я наконец понял, что означал телефон, лежащий у его ног.

– …Фудзино Асагами звонит тебе.

При этих словах Кэйта снова задрожал.

– Ей уже известно об этом месте?

Паренек ответил, что он не знает.

– Когда я убежал, у меня был телефон Главного. Когда все были убиты, она позвонила мне. Сказала, что во что бы то ни стало найдет меня! Поэтому мне надо прятаться!

– Почему телефон все еще у тебя? – спросил я, хотя заранее знал ответ.

– Потому что она говорит, что убьет меня, если я его выкину! Говорит, я должен держать его при себе, если не хочу умереть! Говорит, что если он будет у меня, она меня пощадит!

…Ну и дела… Какой сильный запрет.

– Но она каждую ночь звонит. …Она сумасшедшая. Два дня назад встретилась с Сёно, вчера с Кохэем… сказала, что убила их, потому что они не знали где я. И ласково добавила, что это для моего же блага! Сказала, что я должен прийти к ней, если не хочу, чтобы гибли мои друзья… Ни за что не приду!!!

…Что это за страх? Телефон, по которому каждую ночь звонит та, что пытается его убить. ...Сегодня я тебя не нашла. Один из твоих друзей умер вместо тебя. Приходи, если не желаешь их смерти. Можешь не приходить, тогда убийства будут продолжаться... …и рано или поздно я тебя найду…

– Что делать? Я не хочу умирать. Я не хочу так умирать! Они кричали от боли! Они кашляли кровью и их шеи скрутило как тряпки!

– Надо выкинуть телефон. Иначе будут еще жертвы.

– Ты что, не понял?! Я же сказал, она меня убьет если выкину!

Из-за этого погибли двое невинных людей. Из-за этого Фудзино Асагами пришлось совершить два бессмысленных убийства.

– Она все равно тебя убьет, если останешься здесь.

Затоптав сигарету, я подошел к нему и с силой потянул за руку.

– Сэмпай, не надо, пожалуйста. Я ничего не могу. Пожалуйста, не трогай меня… не трогай меня… нет, постой, мне страшно. Я больше не хочу быть один. Пожалуйста, помоги!..

– Я помогу, – кивнул я. – В полицию не пойдем. Отведу тебя в самое безопасное из известных мне мест.

Защитить его могли только в одном месте – у Токо-сан. Убедив себя, что это лучшее решение, я покинул дом вместе с Кэйтой.

Оставшееся чувство боли – 4

Я описал ситуацию Токо-сан и попросил защитить Кэйту. Уложив не спавшего с той ночи паренька на свой диван, она вернулась в кабинет, где ее ждали мы с Шики. Токо-сан села в кресло, а Шики стояла, прислонившись к стене. Я сидел на диване, прямо перед Токо-сан. Когда Кэйта заснул, они обе наконец расслабились и сообщили мне, что я слишком добрый. Я с кислым видом выслушал их критику.

– Так и знал, что издеваться будете.

– Раз знал, не лез бы в это. Такие, как он, легко пользуются твоей добротой.

– Выбора не было. Тут случай особый.

Токо-сан задумалась над моим ответом. Несмотря на резкие слова, она согласилась взять Кэйту под защиту. А вот Шики была против. Она, похоже, всерьез разозлилась, потому как молча сверлила меня взглядом.

– Особый, говоришь? Признаю, случай необычный, но что ты теперь собираешься делать? Думаешь найти и переубедить ее?

– …Да, думаю. Вечно держать его здесь нельзя, а Фудзино Асагами может продолжить убивать. По-моему, единственный выход – встретиться с ней и поговорить.

– Дурак. Поэтому мы и говорим, что ты слишком добрый.

Шики даже и не пыталась сдерживаться. Она и раньше не сдерживалась, но сейчас была особенно агрессивна. Она была действительно зла.

– Ты не отговоришь ее, уже слишком поздно. Она не остановится, пока не достигнет цели. Впрочем, сомневаюсь что она и после остановится. У нее перепутались средства и цель.

– Шики, ты так говоришь, как будто знаешь ее.

– Знаю, и даже встречалась. Она была вчера с Азакой.

Поразительно. Непонятно, почему Азака была с Фудзино Асагами. У них же нет ничего общ… А может и есть. Я знал лишь, что Фудзино – школьница, но если она из Академии Рэйен для девушек, это меняет дело.

– Медленно работаешь, Кокуто. Ты еще не собирал информацию про Фудзино Асагами?

– Эй, да я имя то ее впервые услышал два часа назад. Моей задачей было помочь Кэйте Минато, так что времени на подобные вещи у меня не оставалось.

…Но у меня было плохое предчувствие. Не потому, что я беспокоился за Азаку… это было больше похоже на раздражение, возникающее, когда приходится думать о том, о чем думать не хочется.

– …Так Фудзино Асагами все еще ходит в школу?

– Нет, с той ночи она не появлялась ни дома, ни в общежитии. В школу тоже не ходила – исчезла бесследно. Азака сказала, что не видела ее со вчерашнего дня.

– Токо-сан, когда вы все это успели узнать?

– Недавно. Ее родители наняли меня, чтоб я ее нашла. От Шики я узнала, что Азака вчера была с Фудзино Асагами, но Азака, по-видимому, не заметила в подруге ничего необычного.

Какая ирония, если бы встреча с Азакой была днем позже, или я нашел Кэйту раньше, вчерашней жертвы могло бы и не быть.

– Получается, защита Кэйты Минато – занятие, не лишенное смысла. Раз мы не можем ее найти, используем его как приманку. Если сработает, будет жарковато, так что вам с Кэйтой лучше остаться здесь.

И я наконец понял… для чего здесь нужна была Шики.

– Жарковато?.. Что вы собираетесь делать с Фудзино Асагами?

– Зависит от обстоятельств, возможно придется прибегнуть к силе. В конце концов, этого даже клиент желает. Он не хочет, чтобы его дочь объявили убийцей. Он сказал избавиться от нее прежде, чем дело получит огласку.

– Что? Но она же не без причин убивает!.. Я думаю, с ней можно поговорить.

– Нельзя. Ты не все знаешь. Ты не знаешь про последний удар, который довел ее до убийства. Погрузив Кэйту в сон, я заставила его признаться. Он рассказал, что главарь в последнюю ночь напал на Фудзино с ножом. Она, по-видимому, была ранена. Вот что подвигло ее на месть.

…Нож… Так ей угрожали ножом даже после изнасилования? Но почему из этого следует, что ей уже не помочь?

– Проблема вот в чем. Ее ранили в живот в ночь с двадцатого. Шики встретила ее два дня спустя. И раны у нее уже не было… Она полностью зажила.

– Ранили в живот...

Стоп. Дальше не думай. Разум попытался остановить меня, но не преуспел. Ночь с двадцатого, ученица Академии Рэйен, рана на животе…

– По словам Кэйты, по телефону она говорила, что не может простить их, потому что рана продолжает болеть. Болит уже зажившая рана. Скорее всего боль от удара ножом приходит, когда она мысленно возвращается к моменту изнасилования. Ужасные воспоминания вызывают ужасную боль. Я уверена, что эта боль – иллюзия, но для нее она, должно быть, реальна. Это как приступ. Каждый раз, когда Фудзино охватывает существующая лишь в ее воспоминаниях боль, она убивает. Кто гарантирует, что этого не случится во время разговора с ней?

Но это значит, что пока она не чувствует боли, с ней можно говорить. Прежде чем я успел это сказать, заговорила Шики:

– Ошибаешься, Токо. Ей действительно больно. Боль по-прежнему в ее теле.

– Не может быть. Получается, ты ошиблась, сказав, что ее рана полностью зажила, Шики?

– Рана от ножа зажила. В ней нет ни кусочка металла. Ее боль по-настоящему появляется и исчезает. Когда ей больно, становится слишком поздно, а когда не больно – неинтересно. Я же говорила, я ушла, потому что ее даже убивать смысла не было.

– Ну, если бы в ней до сих пор были кусочки металла, она была бы уже мертва… но зажившая рана, которая продолжает болеть – это как?

Токо-сан с озадаченным видом достала сигарету. Меня слова Шики тоже привели в недоумение. Рана болит, пока не заживет – это нормально. Но как может время от времени возвращаться боль уже зажившей раны? Как будто само чувство боли осталось в теле.

– …Оо.

Меня вдруг осенило. Это не было связано с ее непонятными симптомами, но я вдруг понял, почему Кэйта назвал ее странной.

– Кокуто, это что, такая новая оздоровительная процедура – распевание гласных?

…Вряд ли кто-нибудь стал бы такое выполнять, даже если б помогало.

– Нет, я про странность Асагами.

Токо-сан подняла бровь. Ну да, я ведь рассказал ей лишь краткую версию моей истории, и об этом, похоже, не упомянул. Я рассказал ей о странном поведении Фудзино.

– Разве не странно? Кэйта Минато в своем рассказе заметил, что ей было словно все равно, что с ней делают. Сначала я решил, что она просто сильная девушка, но я ошибался. Она не очень решительная.

– …Ты говоришь так, будто знаком с ней, Микия, – заметила Шики, внимательно посмотрев на меня. Инстинкт посоветовал мне проигнорировать ее. …В противном случае я мог нарваться на неприятности.

– Возможно… Я в этом не сильно разбираюсь, но, думаю, у нее может быть что-то вроде парестезии, или потери чувствительности.

Потеря чувствительности – это, как и следует из названия, расстройство, при котором перестают функционировать органы чувств. Это очень редкое заболевание, оно практически не встречается, но в данном случае может объяснить ее странные симптомы.

– Понимаю. Это кое-что объясняет, но не все. Если у нее потеря чувствительности, она даже при ударе ножом не почувствовала бы никакой боли. Надо узнать, врожденное ли это и повреждена ли ее нервная система. Итак, исходя из допущения, что у нее потеря чувствительности, могло ли что-либо нарушить эту нечувствительность, вроде сильного удара по спине или приема большого количества стероидов?

Сильный удар по спине… точно.

– Насколько я знаю, ее ударили битой по спине, впрочем не знаю как сильно, – сказал я, стараясь выглядеть бесстрастным.

Токо-сан лишь рассмеялась.

– Понятно. Эти, скорее всего, размахнулись по полной. У нее, вероятно, был поврежден позвоночник. Даже небольшая трещина – уже повреждение. А потом ее, не понимающего этого ощущения, еще и изнасиловали. Уу, получается, это была первая боль, которую она почувствовала? Она, наверное, не понимала, что это за раздражение. Даа, просто удивительно, что ты решился защищать Кэйту Минато, – усмехнулась Токо-сан.

Есть у нее такая дурацкая манера – загонять человека словами в угол. Наверное любит устраивать психологические атаки, а под руку обычно я попадаюсь. Обычно я с ней спорю, но на этот раз ответить не мог. …Не был уверен в собственной правоте. Оставалось лишь отвести взгляд и проигнорировать ее.

– …Так позвоночник каким-то образом связан с потерей чувствительности, Токо-сан?

– Ну да, спинной мозг ведь управляет нервной системой, так? Когда возникают проблемы с чувствительностью, причина обычно где-то в позвоночнике. Знаешь, что такое сирингомиелия?

…Такой медицинский термин мне, конечно же, не знаком. Я покачал головою, и Токо-сан разочарованно опустила плечи.

– Сирингомиелия – самый распространенный случай потери чувствительности. Смотри, Кокуто, есть два вида чувств. Есть поверхностные, позволяющие чувствовать такие вещи как боль, температуру и прикосновение. А есть глубокие, сообщающие о движении и состоянии тела. Обычно оба вида чувств работают одновременно. Понимаешь ли ты, что представляет собой человек, абсолютно лишенный чувств?

– Попробую сформулировать. Он не чувствует того, чего касается, и не знает вкуса того, что ест, так?

– Естественный ответ для того, кто наделен чувствами, – улыбаясь, кивнула Токо-сан. – Ты думаешь, что у него нет чувств, но есть тело, и поэтому он такой же, как ты. Но ты ошибаешься. Тот, у кого нет чувств, не может ничего получить от жизни, Кокуто.

Не может ничего получить… Это как? Он же все равно способен держать вещи и разговаривать с окружающими. Получается, что он лишь не может чувствовать прикосновения. Почему он из-за этого не сможет ничего получить от жизни? Он ведь не тела своего лишен. По-моему, это лучше, чем, скажем, лишиться части тела.

И тут я понял. …У него нет тела. Даже прикасаясь, он не чувствует прикосновения. Лишь его глаза сообщают ему, что он коснулся чего-то. Все равно что книгу читать. Разве это не то же самое, что читать книгу или выдумывать историю? Даже ходьба для него – всего лишь перемещение тела. Он не чувствует земли, чувствует лишь, что его ноги двигаются. Хотя нет, даже в этом он может убедиться лишь глядя на свои ноги. Не иметь чувств значит не иметь тела. Такой человек ничем не отличается от призрака. Его реальность – лишь то, что видят его глаза. Он будто не может ни до чего дотронуться, хоть на самом деле и может!..

– Вот, значит, что такое потеря чувствительности.

…Той ночью я встретил девушку, слабо ощущающую реальность.

– Именно. Предположим, что в результате удара по спине чувствительность Фудзино Асагами на время вернулась. Тогда она узнала, что такое боль. Чувство, которого она раньше никогда не испытывала, послужило импульсом к убийству.

Если эта девушка узнала, что такое боль, возненавидела ли она это чувство? Нет, для нее такой ход мыслей невозможен. …Поскольку она существует как призрак, могу лишь представить, как счастлива она была испытать чувство боли. Впрочем, чувство счастья она бы тоже не поняла.

– …Возможно, что чувствительность временно вернулась, и боль, которую она испытала, позволила ей познать чувство ненависти. Чувство боли, которое она наконец обрела, подтолкнуло ее к мести…

…Какая ирония.

– Вопрос вот в чем. Фудзино сказала, что мстит, потому что болит ее рана, хоть у меня на этот счет сомнения. Точнее, боль вызывает в ее памяти все то, что с ней совершили, и это вызывает в ней желание отомстить. Таково мое предположение, но что-то тут не так. Во-первых, по словам Шики, она уже утратила чувствительность, так? В таком случае у нее не было бы причин для мести. Ее рана не должна болеть, поскольку она зажила.

– Все не так, Токо-сан. Отсутствие чувств должно означать и неспособность к сексуальной стимуляции, поэтому она не могла ничего чувствовать даже когда ее насиловали. С ее точки зрения, насиловали лишь ее тело. Но, несмотря на это… нет, именно из-за этого, вместо тела боль приняло ее сердце. Думаю, раны ее не на теле, а в душе. Вот почему вместе с воспоминаниями к ней возвращается боль – болит ее сердце.

Токо-сан не ответила. Вместо нее ответила Шики.

– Невозможно, – засмеялась она. – Души не существует. Как может болеть то, чего нет?

Я не мог найти подходящего ответа. Доказать реальность такого сентиментального понятия, как душа, было, естественно, невозможно. Пока я молча стоял, Токо-сан выразила свое несогласие:

– Но человеческое сердце, человеческую психику легко сломать. Не думаю, что из невозможности получения повреждений следует отсутствие сущности. Были случаи, когда люди умирали из-за душевных травм. Даже иллюзию можно назвать «болью», если для самого человека она реальна.

Ответ вышел неоднозначным, что для нее довольно необычно. Но теперь у меня был союзник.

– Ты что, Токо, тоже теперь на стороне Фудзино Асагами? – разозлилась Шики. – К ней это не относится.

– Да, тут я с тобой согласна. Не думаю, что Фудзино Асагами столь сентиментальна. Мстит ли она из-за боли в сердце? Не думаю. Ведь если чувствительность утрачена, сердце тоже ничего не чувствует.

Она немедленно превратилась из союзника в противника.

– Видишь ли, с медицинской точки зрения индивид – это феномен реакции человека на внешнее воздействие. Эмоции индивида… такие, как «доброта» и «ненависть», не могут зародиться сами, изнутри. Они не будут функционировать, пока их не простимулирует что-то извне. Вот зачем нужны чувства. Без чувств подобное невозможно. У людей с потерей чувствительности отсутствует индивидуальность. Их мышление непохоже на твое, у них нет вкуса, как у нас. Они не понимают здравого смысла. Вот почему разговаривать с ней бессмысленно, – невозмутимо резюмировала она.

Сказанные с безразличием слова прозвучали как окончательный приговор, и я не выдержал.

– …Прошу, не говорите так, ведь вы ее даже не видели.

Я вскочил с дивана, не в силах больше сдерживаться.

– Мы ведь исходим из предположения, что Фудзино Асагами с рождения лишена чувствительности. А это еще не факт.

– Это ведь именно ты сказал, что у нее, возможно, потеря чувствительности, – ледяным голосом сказала она.

…Ей абсолютно наплевать на окружающих. Как она может быть так жестока к Фудзино Асагами, она ведь женщина? Или же она так жестока именно потому, что женщина?

– Впрочем, у меня тоже есть свои сомнения. Фудзино Асагами может оказаться всего лишь жертвой. Вопрос в том, что произошло первее.

…Что значит «что произошло первее»? Токо-сан погрузилась в размышления и не стала объяснять подробнее.

– А ты что думаешь, Шики? – спросил я, не оборачиваясь.

– То же, что и Токо, – ответила Шики, как я и ожидал. – Но к какому бы выводу ни пришла Токо, я не могу позволить Фудзино Асагами продолжать действовать. Меня тошнит от одной мысли, что она может совершить еще одно убийство.

– Ненавидишь себе подобных, значит? Видно, такие как ты действительно не любят друг друга.

Токо-сан поняла смысл, скрытый в словах Шики. Я знал, почему Шики так сказала. …Когда же Шики поймет, что ей не убивать нравиться? Я уверен, что Фудзино Асагами и Рёги Шики похожи. И именно поэтому они не могут простить друг другу имеющееся между ними важное отличие. Если они встретятся в бою… осознает ли Шики, кто она на самом деле? Нет, нельзя позволить им сразиться.

– …Хорошо. Я сам займусь поиском сведений о ней. Можно взглянуть на уже имеющуюся информацию, если она у вас есть?

Токо-сан передала мне документы. Шики отвернулась, сказав «делай что хочешь». Судя по документам, Фудзино Асагами до школы жила в Нагано. Там ее фамилия была не Асагами – «малая вершина», а АСАГАМИ – «малый бог». Ее нынешний отец – не настоящий отец, а значит она осталась с матерью, когда та повторно вышла замуж. Пожалуй оттуда и начну свое расследование.

– Путь мне предстоит неблизкий, и я, возможно, не вернусь ни сегодня, ни завтра. Кстати, Токо-сан, а сверхъестественные способности правда существуют?

– Не веришь словам Кэйты Минато? У Фудзино Асагами явно какая-то разновидность такой способности. Да. Термин «сверхъестественная способность» можно понимать очень широко, и потому он недостаточно точен. Если хочешь об этом разузнать, могу рекомендовать тебя специалисту.

С этими словами Токо-сан записала адрес этого специалиста по сверхъестественному на обороте своей визитки.

– Постойте, а вы что, не разбираетесь?

– Нет конечно. Магия – это наука. Какое отношение мы имеем к тому, что дано с рождения, или к теории, нарушающей законы? Больше всего меня бесит, что такие способности даются лишь избранным.

Ее это, должно быть, действительно бесило, поскольку она разговаривала так, будто на ней были очки. Взяв ее визитку, я обратился к Шики:

– Шики, я пойду, а ты не делай глупостей.

– Это ты у нас делаешь глупости. Видно, дураков и правда не лечат, – грубо сказала Шики, но затем кивнула, сказав, что постарается.

Я с облегчением покинул офис. Она права, однажды я едва не погиб. Я не говорил Шики, что это она была той, кто чуть меня не убила. Выйдя из комы, она забыла о том происшествии. Пусть лучше и дальше не вспоминает.

Я ей, наверное, никогда об этом не расскажу.

Глава 4

Двадцать четвертое июля. Прошел день с тех пор, как Микия Кокуто отправился за информацией о Фудзино Асагами. Ничего особенного за это время не случилось. Значительных событий, кроме надвигающегося сильного урагана, который должен был пройти с вечера до следующего утра, да гибели в автомобильной аварии семнадцатилетнего подростка, не имевшего прав, не происходило. По крайней мере, огласку они не получали. Шики Рёги отсутствующим взглядом смотрела в окно из кабинета Токо Аозаки. Летнее небо так необъятно, что один его вид утомляет. Солнце валялось на безоблачном небе. Мысль о том, что это чистое небо к вечеру покроется тучами, казалось просто кошмарным сном.

Бум! Бум!

Грохот отдавался эхом. Рядом с офисом находился завод. Шики стояла у окна, и грохот беспрестанно атаковал ее слух. Она взглянула на разговаривающую по телефону Токо. Токо была в очках.

– Да, точно. Насчет той аварии. …Ясно, был мертв еще до столкновения. А смерть наступила от удушения? Нет, все правильно. Раз шея деформирована, это удушение. Неважно, с какой силой. А почему отнесли к несчастным случаям? Ах столкновение… Понимаю. В машине был только пострадавший. Ни одному детективу не раскрыть загадку движущейся закрытой комнаты. Нет, это все, что я хотела знать. Огромное вам спасибо. Я ваша должница, сержант Акими.

Голос Токо был очень вежливым и любезным. Тон ее настолько отличался от обычного, что тех, кто становился очевидцем такой перемены, бросало в дрожь. Повесив трубку, Токо поправила очки, глядя сквозь них своим лишенным эмоций взглядом.

– Шики, появилась седьмая жертва. Их уже больше, чем у убийцы двухлетней давности.

Шики отошла от окна, слегка огорченная. Она хотела посмотреть, как темные тучи закроют небо.

– Я же говорила. На этот раз убийство, скорее всего, бессмысленное.

– Похоже на то. Кэйта Минато не знаком с погибшим в аварии Сёити Такаги. Это убийство не имеет никакого отношения к ее мести.

Шики, одетая в белое кимоно, в ярости стиснула зубы. Она накинула красную кожаную куртку.

– Ясно. Тогда больше ждать нельзя. Токо, ты знаешь, где она?

– Нет. Могу предположить несколько мест, где она может скрываться. Если хочешь найти ее, придется обойти их все.

Токо достала из своего стола несколько карточек и бросила поймавшей их быстрым движением Шики.

– …Это… идентификационные карточки Компании Асагами? Кто такой Сорэн Арая?

Все три карточки были картами доступа для стройплощадок, в работе на которых участвовала Строительная Компания Асагами. Замки были, должно быть, магнитными, так как на каждой карточке была магнитная полоска.

– Этот псевдоним – имя одного моего знакомого. Больше ничего в голову ни пришло. Эти идентификационные карточки были сделаны для меня на это имя. Впрочем, неважно. Фудзино Асагами скорее всего прячется в одном из этих мест. Чтобы избежать неприятностей, покончи с этим до возвращения Кокуто.

Шики посмотрела на Токо. Ее обычно пустой взгляд заострился. В ее глазах был упрек, но Токо молча отвернулась. Шики пришлось признать, что Токо права. Шики не торопилась, вышла своей грациозной походкой. Смотрящая в окно Токо осталась одна.

– Похоже Кокуто, не успел. Что же случится раньше, гроза или гроза? Сама по себе Шики может и не выжить, Рёги, – пробормотала маг.

Погода начала меняться сразу после полудня. Голубое небо уже покрылось серыми тучами. Ветер тоже усиливался. Прохожие обменивались фразами о приближающейся грозе.

– Ах…

Я продолжала идти, держась за горящий живот. Я не знала про грозу, вероятно потому, что кое-кого искала и слишком увлеклась. Город был шумным, но людей на улицах становилось все меньше и меньше. Похоже, до наступления ночи не получится. Я решила на сегодня закончить.

Пройдя много часов пешком, я наконец добралась до порта. Небо уже потемнело, хотя было лето и всего семь часов. Гроза может нарушить даже обычное расписание времен года. Перемещая тело, реакция которого со временем начинала все больше запаздывать, я дошла до входа на мост. Это – тот самый мост, на который отец потратил больше всего сил. Большой мост, соединяющий этот порт с портом на другом берегу. Он состоит из четырехполосной дороги с множеством мостков под ним. Подземная часть похожа на торговый центр. Она висит над океаном, но я называю ее «подземной», потому что она под мостом. На верхней части моста была охрана, и туда я попасть не могла, но вход в подземный комплекс был автоматизирован, и с карточкой можно было пройти. Достав одну из взятых из дома карточек, я открыла дверь.

…Внутри было темно. Большая часть внутренней конструкции была завершена, но электричество еще не подвели. Пустой комплекс был похож на станцию, закрывающуюся в конце дня. Множество различных магазинов облепили по бокам коридор, который, казалось, тянулся бесконечно. Я прошла около пятисот метров и оказалась на стоянке. Она еще не была достроена, и вокруг царил беспорядок. Стены были возведены не полностью, и защищающие от дождя пакеты шумели на ветру. …Было почти восемь часов. Дул сильный ветер. От завывания ветра и шума волн хотелось заткнуть уши. Дождь барабанил по стенам громче, чем пулеметы в кино.

– Дождь…

В тот день тоже шел дождь. Под дождем я отмылась после своего первого убийства. А потом я встретила его. Того, с кем раньше встречалась лишь раз, в средних классах, с кем говорила совсем недолго.

…Да, я помню. Солнце уже заходило. После школьного соревнования ко мне подошел сэмпай из другой школы – он еще не ушел с площадки. Я не могла идти, так как вывихнула лодыжку. Поскольку чувствительность у меня отсутствовала, я на самом деле могла идти, даже если мне и не следовало – неприятных ощущений я от этого не испытывала. Но распухшая лодыжка подсказывала, что, если пойду, будет хуже. Оставалось лишь смотреть на закат, ничего не испытывая. О помощи я тогда никого не попросила. Не хотела просить о помощи. Если бы попросила, все стали бы говорить… «Ты такую боль вытерпела», «Тебе больно?», «Тебе не больно?», «Очень болит?» Я этого не хотела, и потому сидела со спокойным выражением лица. Я всегда ото всех упорно скрывала. От матери, от отца, от учителей, от друзей… никто не заметил. Все должны были думать, что Фудзино – нормальная. И тут кто-то постучал меня по плечу. Я это не почувствовала, а услышала. Оглянувшись, я увидела его. У него был добрый взгляд, а ведь он меня не знал. Думаю, первое впечатление о нем у меня сложилось отрицательное.

– Тебе больно? – спросил он вместо приветствия.

Поразительно. Как он узнал о травме, о которой никто не должен был знать? Я покачала головой. Я из упрямства не стала соглашаться. Он посмотрел на надпись на моей спортивной форме и произнес мое имя. Затем ощупал мою больную лодыжку и сделал кислое лицо. Я знала, что он сейчас скажет что-нибудь неприятное, и закрыла глаза. От людей с нормальными чувствами я не хотела слышать бестактных фраз вроде «больно?» или «очень болит?». Но он сказал совершенно другое:

– Глупенькая. Боль не надо терпеть. Когда больно, надо сказать, Фудзино-тян.

…Вот что сказал мне сэмпай, когда я была в средних классах. Потом сэмпай отвел меня в медпункт, и на этом все закончилось. Все было смутно, как во сне. Думаю, Фудзино Асагами могла бы влюбиться в него тогда. Эта улыбка, с которой он беспокоился о страданиях, которых больше никто не заметил…

Пульсация.

Заболел живот, прерывая мои мечтания. Я не имела права мечтать, на моих руках кровь. Но… может дождь смоет мои грехи. Я захотела подняться на мост. Гроза уже началась. На мосту наверное лило как из ведра. Я почувствовала возбуждение. Я потащила свое тело, теперь испытывающее непрерывную боль, вверх, по выезду со стоянки.

Фудзино Асагами поднималась на мост, чтобы отмокнуть под знакомым летним дождем.

Большой мост превратился в небольшое озеро. Четыре полосы асфальта залиты дождевой водой, доходящей до лодыжек. Неистовый дождь лил под углом, а ветер бушевал, словно пытаясь сбить фонарные столбы. Небо было темным. Виднеющиеся вдали огни порта недосягаемы, как луна от земли. Фудзино Асагами вышла в эту грозу. Черная форма растворялась в ночи. Промокшая под дождем, она шла, выдыхая фиолетовыми губами. Дойдя до фонаря, она встретила Смерть.

– Наконец-то я тебя нашла, Асагами.

В бушующем море дождя стояла Шики Рёги в белом кимоно. Дождь хлестал красную кожаную куртку. Она тоже промокла.

Она похожа на призрака.

Шики с Фудзино стояли под уличным фонарем. Между ними около десяти метров. Фудзино казалось странным, что они могут видеть и слышать друг друга в этом неистовом дожде и бушующем ветре.

– Шики… Рёги.

– Надо было просто идти домой, как я тебе говорила. Ты – чудовище, знающее лишь вкус крови. Ты получаешь удовольствие от убийства.

– …Не я, а ты. Я не получаю удовольствия от убийства.

Фудзино, по-прежнему тяжело дыша, уставилась на Шики.

Враждебность. Желание убивать.

Фудзино медленно закрыла лицо левой рукой. …Из-под пальцев сверкнули ее глаза. Словно в ответ, Шики подняла нож правой рукой. Это была их третья встреча. Шики засмеялась, вспомнив поговорку «три – число счастливое». Такая Фудзино Асагами – более чем достойная цель.

– …Я чувствую. Да, мы похожи. Да… тебя, такую как сейчас, я могу убить.

Эти слова словно разрушили удерживавший их невидимый барьер.

Глава 5

Шики побежала. Скорость ее была невероятна, несмотря на скопившуюся на земле воду и неистовый ветер. Ей требовалось не больше трех секунд, чтобы сократить разделявшие их десять метров до нуля. Этого времени хватало, чтобы сбить хрупкую Фудзино с ног и пронзить ее сердце. Но даже эта скорость не могла сравниться со скоростью взгляда. Для них двоих три секунды – слишком много.

Глаза Фудзино замерцали. Левый глаз закручивает влево. Правый глаз закручивает вправо. Используя голову и левую ногу Шики в качестве точек опоры, она стала скручивать. Сразу же появилось странное ощущение. Почувствовав воздействие невидимой силы, Шики моментально прыгнула в сторону. Но действующая на Шики сила не ослабевала. Сила Фудзино – это не метательное оружие. Можно увернуться от первой атаки, но полностью оторваться, находясь в ее поле зрения, невозможно.

…Проклятье!..

Шики поняла, что Фудзино сильнее, чем ожидалось. И побежала. Побежала вокруг Фудзино, словно чтобы спастись от ее взгляда.

– Думаешь, сможешь уйт… – прошептала Фудзино, но осеклась, пораженная. Шики смогла уйти!

Невероятно, но Шики прыгнула с моста вниз, к океану. Раздался звук бьющегося окна. Какая ловкость… Шики спрыгнула с моста в находящуюся прямо под ним стоянку.

– Какая смешная.

Шики ушла. Но Фудзино видела левую руку Шики до конца. Видела, как изогнулась кожаная куртка Шики. Шики больше не сможет пользоваться левой рукой. Фудзино поняла…

– Я… сильнее.

Живот с каждой секундой болел все сильнее. Терпя боль, Фудзино спустилась вниз. Бой с Шики Рёги нужно было закончить сейчас же.

Стоянка была погружена во тьму. Плохая видимость затрудняла передвижение. Это был словно миниатюрный город. Металлические столбы и груды стройматериалов выстроились как здания. Последовав сюда за Шики, Фудзино уже через несколько минут пожалела, что приняла бой в этом месте. Для ее способности необходимо видеть цель, чтобы установить точку опоры при кручении. Даже если Фудзино знает, что Шики прячется за металлическим столбом, но не видит ее, согнется лишь столб. В то краткое мгновение на мосту Шики поняла силу Фудзино. Поэтому и убежала сюда, где у нее был шанс на победу. …Фудзино поняла, насколько она уступает в тактике. Но все же… У нее было превосходство в силе. Если она не может видеть, придется просто уничтожить все, что блокирует обзор. Фудзино нацеливалась на каждый металлический столб, который мог ей помешать, и сгибала его. С каждым согнутым столбом боль в животе усиливалась, а стоянка сотрясалась все сильнее.

– А ты и правда смешная, – раздался эхом голос Шики в темноте.

Фудзино повернулась в сторону голоса. Груда материалов, за которой скрывалась Шики, немедленно разрушилась. В этот момент… белая фигура выскочила из обломков.

– …Есть!!!

Глаза Фудзино захватили Шики. Девушка в белом кимоно и красной кожаной куртке бежала к Фудзино, вытянув левую руку.

Немного поколебавшись, Фудзино согнула. Левая рука Шики с треском сломалась. Теперь шея; но когда Фудзино перевела взгляд… Шики уже была на расстоянии удара. Траектория ножа сверкнула, словно полоса света. Четкий взмах рассек темноту, оставляя сияющий след. Но нож, ударивший без промедления, не настиг Фудзино. Она избежала его, уклонившись от нацеленного в шею удара… Нет, это была простая случайность. Фудзино Асагами просто отвернулась, испугавшись бегущей на нее со сломанной рукой Шики.

– Черт…

Шики снова подняла нож. Фудзино в панике направила взгляд на Шики.

– …Прочь!.. – крикнула Фудзино, но Шики пришла в движение еще раньше. Она без колебаний унеслась в темноту. Удивляться следовало не ее ловкости, а быстроте, с которой она приняла решение о бегстве.

– …Что за человек… – прошептала Фудзино.

Она тяжело дышала, но не из-за боли в животе. Фудзино внимательно вглядывалась в окружающую ее темноту. Невозможно было предугадать, когда оттуда снова вынырнет Шики. Фудзино ощупала шею. От последней атаки на ней осталась небольшая царапина. Бескровная рана около четырех миллиметров. …Крови не было, но дыхание было тяжелым.

– Почему ее даже сломанная рука не останавливает?.. – спросила Фудзино вслух, не в силах подавить страх. Она не могла забыть тот момент. Тот взгляд Шики, продолжающей атаку со сломанной рукой. Шики было весело. Она наслаждалась ситуацией, в которой даже ту, на чьей стороне было преимущество, переполняло напряжение. Может быть… Шики Рёги сломанная рука доставила не боль, а радость. До сих пор Фудзино не получала удовольствия от убийства. Она не хочет убивать. А Шики – наоборот. Ей, наверное, нравится убивать. Чем опаснее ситуация, тем она счастливее. Фудзино задумалась… Если Шики Рёги лишена самого чувства жизни, что она использует в качестве замены этому чувству? Фудзино использует убийство. Когда она видит, как умирают другие люди, она испытывает это неописуемое чувство… Узнав, что такое боль, Фудзино обрела возможность сочувствовать боли других. Тот факт, что другие находятся в ее власти, позволяет ей почувствовать, что она действительно существует. В качестве замены Фудзино использует «безжалостное убийство». Сама того не зная, Фудзино наслаждается убийством. Какая же в таком случае замена у Шики Рёги?..

– Плохо вышло, – прошептала Шики вслух, прячась за кучей строительного мусора. Рука перестала ее слушаться, когда ее скрутило на мосту. Так как она стала бесполезна, Шики решила воспользоваться ею как щитом, полагаясь на один решающий удар, но план провалился, поскольку Фудзино оказалась трусливее, чем ожидала Шики. Шики сняла куртку, отрезала рукав и обмотала вокруг левого плеча, чтобы остановить кровотечение. Топорная работа. Скрученная рука ничего не чувствовала. Она, вероятно, никогда больше не будет двигаться. От этой мысли Шики почувствовала холодок.

– Ты великолепна, Асагами. Ты – лучшая!..

Она теряла много крови. Сознание начало ускользать.

…У меня все равно кровь горячая. Небольшая кровопотеря лишь прочистит мне мозги…

Шики сосредоточилась. Фудзино Асагами – сильный противник, возможно лучший из всех, что ей когда-либо встретятся. Одна ошибка может стоить ей жизни. Это приятно, это позволяет Шики почувствовать себя живой. Для Шики, обычно связанной своим прошлым, реален лишь этот момент. Это ощущение, которое она может испытать, лишь подвергая свою жизнь опасности. Эта маленькая жизнь, которую она имеет право считать своей. Убить или быть убитой. Поскольку ее обычная жизнь расплывчата, Шики способна ощутить жизнь лишь с помощью таких примитивных методов. Если Фудзино Асагами ищет наслаждения в смерти других… Шики Рёги ищет чувство жизни в близости к смерти. Фудзино этого боится… а Шики этого желает. В этом разница между охотником и добычей. Теперь различие между ними прояснилось.

…Дыхание Фудзино эхом отдавалось в воздухе. …Резкое, глубокое, тяжелое, словно от страха…

Она дышала тяжело, как Шики, хоть и не была пока ранена. Они дышали в унисон в темноте. Совпадают ли биения их сердец, их мысли и даже их жизни? Гроза раскачивала мост как колыбель. Шики впервые почувствовала, что Фудзино ей близка. Так близка, что она просто обязана забрать жизнь Фудзино своими руками.

– Впрочем, я знаю, что это бесполезно… – прошептала Шики.

Она знала с тех пор, как увидела ее в кафе. Знала, что внутри Фудзино Асагами находится на грани разрушения. Добивать Фудзино теперь было бесполезно. Но такова жизнь. Шики считала, что в бесполезных действиях тоже должен быть какой-то смысл. Она вспомнила слова Токо, что люди – существа, которым свойственны бесполезные поступки. Теперь Шики ее понимала. Прямо как этот мост. Люди осуждают одну бесполезную вещь как глупость и восхваляют другую как искусство. Где проходит граница? Четких границ нет. Их устанавливает сам человек, но определяют всегда внешние обстоятельства. Тогда получается, что границ нет вообще. Мир полон пустых границ. Вот почему в обществе нет стен, отделяющих нормальное от ненормального.

…Стены возводим мы сами. Как я, желающая отгородиться от этого мира. Как Микия, не считающий меня ненормальной. …Как Фудзино Асагами, ищущая спасения в убийствах…

В этом Шики и Фудзино похожи. Это у них общее. И здесь было слишком тесно для них двоих.

– Начнем. Теперь я вижу секрет твоего фокуса.

Шики потрясла головой, чтобы сбросить эффект кровопотери, и поднялась. Правой рукой она крепко сжала нож. Раз Фудзино отказывается сама проводить границу… придется ее просто уничтожить.

Шики медленно вышла. Фудзино не верила своим глазам. Шики появилась прямо перед ней, и притом на большом расстоянии. Фудзино не замечала, что ее температура уже превышала тридцать девять градусов. Она не понимала, симптомом чего была боль в ее животе.

– …Ясно. …Ты, наверное, ненормальная.

Для Фудзино это было единственное возможное объяснение. Она посмотрела на Шики и согнула. Ее взгляд исказился. Точки опоры, установленные на голове и ноге Шики, повернулись в противоположных направлениях, скручивая тело Шики как тряпку.

…Должны были скрутить.

Шики, с истекающей кровью левой рукой, нейтрализовала «искажение» Фудзино простым взмахом ножа в правой руке. Нет… она его убила.

– Трудно увидеть то, у чего нет формы, но ты слишком часто использовала свою силу. И я наконец-то смогла ее увидеть. Твоя сила – красно-зеленая спираль. Она действительно… прекрасна.

Фудзино не понимала, что говорила Шики. Она понимала лишь, что теперь Шики ее точно убьет.

– Согнись, согнись, согнись, согнись, – взмолилась Фудзино.

В ответ на взгляд Фудзино Шики взмахнула ножом, уничтожая силу. Боль в животе Фудзино становилась нестерпимой.

– Кто… ты такая? – с ужасом спросила Фудзино.

– У всего существующего есть изъяны. Особенно много их у людей, но есть они и у воздуха, и у мысли, и у времени. У чего есть начало, есть и конец, таков естественный порядок. Мои глаза видят смерть вещей. Они особенные, как и твои.

Шики смотрела на Фудзино зловещими глазами, взгляд которых Фудзино уже испытывала.

– Вот почему… я могу убить даже Бога, если он существует.

Шики побежала. Ее бег был грациозен, словно шаг. Она сблизилась с Фудзино и сбила ее с ног. Шики села на нее. В горле у Фудзино пересохло от вида Смерти в такой близости.

– Ты… убьешь меня?

Шики не ответила.

– За что меня убивать? Я убивала лишь потому, что болела рана.

– Ложь, – засмеялась Шики. – Почему же ты тогда смеешься? В тот раз, и даже сейчас. Почему выглядишь такой счастливой?

Фудзино замешкалась. Она медленно поднесла руку ко рту.

…Он был изогнут.

Она не знала, потому что ничего не чувствовала, но она явно улыбалась…

Мое первое убийство. …Как выглядело мое лицо в луже крови?

Мое второе убийство. … Как выглядело мое лицо в луже крови?

Она не знала, почему каждый раз ощущала раздражение. Раздражение присутствовало каждый раз, когда она убивала. Этой эмоцией была… радость? Она ничего не чувствовала даже когда ее насиловали, и потому стала получать наслаждение от убийства?..

– Все-таки тебе это доставляло удовольствие. Тебе нравится причинять боль другим. Вот почему боль никогда не пройдет.

Если бы боль прошла, у Фудзино не было бы причины убивать. Рана продолжит болеть, ради самой Фудзино.

– …Это и есть… ответ? – прошептала Фудзино.

Она не хотела принимать его. Не хотела думать об этом. Она должна быть не такой, как Шики…

– Я же говорила, мы с тобой похожи.

Нож Шики пришел в движение. Фудзино закричала во всю силу своих легких… Чтобы все согнулось.

Стоянка вздрогнула. В сознании Фудзино появился океан с бушующей над ним грозой. Чувствуя жжение в мозгу, Фудзино установила точки опора по сторонам моста…

…И согнула…

Раздался рев, нарастающий, словно раскат грома. Металлические опоры заскрипели и затрещали. Пол накренился, и потолок начал рушиться. Фудзино безучастно смотрела на собирающуюся рухнуть конструкцию. Сидевшую на ней девушку отбросило, когда мир внезапно наклонился. Снаружи гроза, внизу океан. Если она упадет и не схватится за что-нибудь, то точно погибнет. Тяжело было даже дышать, но Фудзино заставила свое тело слушаться, сказала ему, что сейчас все рухнет, что надо уходить отсюда. Она заставила свое почти полностью обессиленное тело добраться до выхода со стоянки. Торговый комплекс был относительно невредим, но квадратный коридор стал ромбовидным.

Фудзино шла, или, по крайней мере, думала, что шла… потом упала. Она не могла дышать. Ноги не двигались. В голове был туман, мешающий соображать. Оставалась лишь… да, лишь сильная боль внутри. Впервые в жизни Фудзино подумала, что умрет. Было очень больно. Невыносимо. Лучше уж умереть, чем жить с такой болью.

Лежа на животе, Фудзино кашляла кровью. Она лежала на полу, все было как в тумане. Собственная кровь – единственное, что она видела на фоне белизны. Красная кровь… все вокруг в красном. Заходящее солнце словно охвачено пламенем… словно оно вечно охвачено пламенем…

– Нет… Я не… хочу умирать.

Фудзино протянула руки. Раз ноги не двигаются, придется пользоваться руками. Подтягиваясь, она ползла вперед. Иначе Смерть придет за ней. Фудзино продолжала двигаться. Она чувствовала лишь боль. Больно, больно, больно… ее разум знал лишь это слово. Она наконец обрела чувство боли, и теперь его ненавидела. Но… оно настоящее. Ей было больно… очень больно, и она продолжала желать. Она не хотела умирать. Не хотела исчезнуть. Она должна жить дальше и что-нибудь сделать. Потому что она ничего не сделала и ничего после себя не оставила…

Как жалко. Как пусто. …Как грустно.

Но ей больно. Так больно, что воля к жизни может онеметь и исчезнуть. Больно, больно, больно, больно. Больно, но… …Фудзино двигала руками, продолжая кашлять кровью. Она повторяла одни и те же слова. Впервые в жизни Фудзино испытывала сильное желание. …Хочу и дальше жить. …Хочу и дальше разговаривать. …Хочу и дальше любить. …Хочу и дальше быть здесь…

Но она больше не двигалась. Оставалась лишь боль. Такова истинная сущность того, что нравилось Фудзино. Больнее всего ей было от осознания открывшейся истины. Теперь она поняла, какие грехи совершила, какова тяжесть пролитой ею крови. Тяжесть столь велика, что она даже не в силах раскаяться. Она вспомнила добрую улыбку. Если бы он был здесь… обнял бы он ее, после всего, что произошло? Судороги пробежали по ее телу. Подкатившая к горлу кровь подсказывала, что сейчас наступит последний приступ боли. От боли она лишилась зрения. Теперь она видела лишь то, что осталось в ней самой. Нет, даже это видение угасало… Не в силах вынести одиночества угасания, Фудзино заговорила вслух. Сказала то, что так хотела сказать и так упорно скрывала. …Простое желание, о котором она мечтала с детства.

– …Больно. Больно, сэмпай. Очень больно... Так больно… Хочется плакать… Мама, можно я поплачу?

…Вот что она хотела сказать кому-нибудь. …Если бы она могла сказать так в тот день, три дня назад…

Она заплакала. Ей было больно, грустно и так одиноко, что она могла лишь плакать. Но одно это облегчило боль. Он говорил ей, что боль не надо терпеть, на нее надо пожаловаться тем, кто тебя любит. Фудзино была рада, что встретила его… очень рада, что успела снова увидеть его…

– Тебе больно?

По другую сторону боли стояла Шики. В руке у нее был нож. Фудзино перевернулась, чтобы увидеть Шики.

– Если тебе было больно, так и сказала бы, – сказала Шики напоследок.

…Такие же слова, как и те, что помнила Фудзино. Конечно, подумала она. Если бы она смогла просто сказать это, она, возможно, и не пошла бы по этому пути. Нормальная жизнь пронеслась перед ее взором, но было уже поздно. Она не могла ничего исправить. Она совершила слишком много грехов. Убила слишком много людей. …Убила слишком много людей ради собственного счастья.

Фудзино Асагами медленно остановила собственное дыхание. Боль стремительно исчезла. Все произошло мгновенно.

Она не почувствовала боли от пронзившего грудь ножа.

Остаточная боль – 5

Я вернулся в офис, когда гроза уже бушевала над городом. Я вошел, мокрый от дождя, и Токо-сан, увидев меня, выронила сигарету.

– Быстро ты. Всего день прошел.

– Я услышал, что приближается ураган, и вернулся, пока не перестал ходить транспорт.

Токо-сан кивнула с озабоченным видом. Мне показалось, что что-то не так… Нет, не сейчас…

– Токо-сан, насчет Фудзино Асагами. Ее отсутствие чувствительности – не врожденное. До шести лет она была нормальной.

– Что? Быть того не может. Сам подумай, ведь даже если она лишена чувствительности, на ее физическую деятельность это не влияет. Если бы она, как ты говоришь, потеряла чувствительность после рождения, причиной этому была бы полость в позвоночнике; но это вызвало бы проблемы с физической деятельностью. Редкий случай, когда отсутствует лишь чувствительность, возможен лишь если она отсутствовала с самого рождения.

– Да, так и ее личный врач сказал.

Я хотел рассказать ей о произошедшем в Нагано по порядку, но времени не было. Я стал вкратце рассказывать о семье Асагами… нет, о семье АСАГАМИ:

– АСАГАМИ были уважаемой семьей, но разорились, когда Фудзино было около двенадцати лет. Фудзино с матерью вошли в семью, известную сейчас как Асагами. Семья Асагами, которая, по-видимому, является ответвлением семьи АСАГАМИ, взяла на себя долги последних, чтобы заполучить землю. В детстве у Фудзино была чувствительность, но была также и необычная способность. Говорят, она могла сгибать предметы, не касаясь их.

– …И?

– Ее ненавидели, считали исчадием ада. Над ней издевались. Но, когда ей исполнилось шесть лет, способность исчезла, как и чувствительность.

Выражение лица Токо-сан поменялось. Судя по ее улыбке, она была взволнована.

– После этого ей назначили личного врача, но в доме АСАГАМИ таких сведений нет. Там теперь пусто.

– И это все? Ты на этом остановился?!

– Конечно нет. Я отыскал личного врача и поговорил с ним.

– …Грамотно работаешь, Кокуто.

– Да, отследил по документам и поехал в Акиту. Он нелегальный врач, без лицензии, так что у меня целый день ушел на вытягивание из него информации.

– …Поразительно. Если уйдешь с этой работы, надо тебе стать детективом. Я бы даже наняла тебя в качестве личного детектива.

Ответив, что подумаю, я продолжил рассказ:

– Похоже, врач только передавал лекарство. Он сказал, что не знает, почему Фудзино потеряла чувствительность. Сказал, что это – дело рук исключительно ее отца.

– Дело рук отца? Ты имеешь в виду, что он лечил ее, или что давал ей лекарство?

Я кивнул, понимая небольшую разницу в формулировках.

– Лекарство давал, конечно. По словам врача, отец Фудзино и не собирался лечить чувствительность Фудзино. Большую часть лекарств, которые передавал врач, составляли аспирин, индометацин и стероиды. Он сказал что у Фудзино, судя по результатам осмотра, оптикомиелит.

– Оптикомиелит… Болезнь Девика, то есть?

Болезнь Девика. Разновидность миелита, болезнь, вызывающая онемение органов чувств. Обычные симптомы – онемение в голенях и ухудшение зрения. Имеется даже опасность ослепления. Болезнь требует лечения стероидами на ранней стадии. Стероиды, которые Токо-сан раньше упоминала… называются адренокортикостероидами.

– К тому же был использован индометацин, притупляющий боль. Понятно. Так и был получен нужный эффект. Ее болезнь не врожденная и не приобретенная. Потеря чувствительности Фудзино Асагами была вызвана искусственно. Полная противоположность Шики! – засмеялась Токо-сан. Выглядела она немного пугающе, прямо как профессор, с которым я вчера виделся.

– Токо-сан, что такое индометацин?

– Болеутоляющее. Боль, как периферийная, так и внутренняя, является реакцией на внешние силы, представляющие возможную угрозу жизни. Организм производит болевую субстанцию, стимулирующую болевые нервы. Так боль передается в мозг. В мозг идет сообщение, что, если ничего не сделать, тело погибнет. Ты ведь знаешь, что такое болевая субстанция? В нее входят кинины и амины, а также усиливающие их метаболиты арахидоновой кислоты. Такие лекарства, как аспирин и индометацин, ингибируют синтез простагландинов из арахидона. Боль от кининов и аминов невелика, поэтому прием большого количества индометацина снимает основную часть боли.

Токо-сан была, по-видимому, очень обрадована, поскольку выглядела довольно возбужденной.

Честно говоря, все эти арахидоны-кининдоны казались мне именами чудовищ.

– Так это лекарство убирает боль?

– Не напрямую. Чтобы убрать боль, больше подойдут лекарства, именуемые опиоидами. Дело ведь в эндорфине, так? Это вещество, выделяемое мозгом для облегчения боли. С его помощью опиоиды и убивают боль в центральной нервной системе. …Впрочем, это, пожалуй, к делу отношения не имеет. Понятно. Отец Фудзино Асагами решил запечатать ее силу, запечатав ее чувства. Эта семья – полная противоположность Рёги, так старающихся воспроизвести обладателей силы. Самое печальное, что ее сила от этого возросла. Волхвы из Египта и его окрестностей зашивали глаза, чтобы не выпустить ману. Чем Фудзино Асагами от них отличается?

…Сказанное Токо-сан, хоть и не было сюрпризом, меня все же шокировало. Мне уже было известно, что в семье Асагами рождаются дети с особыми способностями, как у Фудзино Асагами… рождаются с другими каналами. Этих детей презирали, их силу старались запечатать любыми средствами. В результате… потеря чувствительности. Для того, чтобы отключить канал «особых способностей», отсекались также и функции органов чувств. Вот почему Фудзино Асагами овладевает своей способностью, когда к ней возвращается боль… потому что возвращаются запечатанные чувства.

– Ужасно. Для нее единственный способ остаться нормальной – быть ненормальной.

Верно. Фудзино Асагами может жить в нашем мире лишь благодаря ненормальности в виде потери чувствительности. Но раз она ничего не чувствует, она и от жизни ничего получить не может. Она лишь призрак, получивший возможность пожить в нашем мире.

– Если бы она не чувствовала боли, она бы никого не убила.

– Погоди, не стоит говорить, что боль – это плохо. Боль – это хорошо. Не путай боль с раной, вот рана – это уже плохо. Боль необходима, какой бы сильной она не была. Люди распознают опасность, потому что у них есть боль. Отдергиваешь ли ты руку лишь потому, что огонь касается ее? Нет. Ты отдергиваешь ее потому, что ее жжет, и становится больно. Без этого ты не узнаешь опасности огня, пока не рука не сгорит. Боль и должна быть болезненной, Кокуто. Тот, кто этого лишен, не способен понять чужой боли. Фудзино Асагами ударили по спине, и чувствительность к ней на время вернулась. После этого она впервые стала защищаться от причиняемой боли. Благодаря боли она смогла увидеть опасность в людях, которых раньше опасными не считала. …Впрочем, убивать их не следовало.

…Но Фудзино не знала боли. Она убила их, защищаясь, но, поскольку они на нее напали, ответственность частично лежала и на них. Нельзя всю вину перекладывать на нее.

– Токо-сан, ее можно вылечить?

– Нет раны, которую нельзя вылечить. Рану, которую вылечить нельзя, называют смертельной.

Токо-сан подразумевала, что рана Фудзино Асагами смертельна. Но ведь причиной всего случившегося стала ножевая рана в ее животе. Если боль возникает повторно, если известна причина боли…

– Кокуто, ее рану нельзя вылечить. Она лишь продолжит болеть.

– Что?

– Раны вообще не было, Кокуто, – неожиданно произнесла Токо-сан.

– Ээ… что вы имеете в виду?

– Сам подумай. Если тебя ранят в живот, заживет ли рана сама за день или два?

…Верно… но…

Позиция Токо-сан меня запутала, она шла вразрез со всеми предположениями. Токо-сан пыталась сдержать смех.

– Пока ты изучал прошлое Фудзино Асагами, я изучила ее настоящее. Фудзино не обращалась ни в одну больницу с двадцатого числа. Она даже не ходила к личному врачу, которого тайно посещает.

– Личному… Что?!

Токо-сан изумленно вскинула брови.

– …Ты хорошо умеешь искать, но тебе не хватает проницательности. Подумай, самое страшное для человека, лишенного чувствительности – проблемы со здоровьем. Раз он не чувствует боли, он не способен узнать, что заболел. И потому ему время от времени нужен врачебный осмотр.

Понятно. Она была совершенно права. А значит… нынешние родители Фудзино Асагами не знают, что она лишена чувствительности?

– Все началось с банального недоразумения, Кокуто. Парень с ножом повалил Фудзино, и она подумала, что ее зарежут. Нет, готова поспорить, он ее почти зарезал. Раз в этот момент к ней вернулась чувствительность, она смогла воспользоваться своей способностью. Нож против сгиба… Фудзино оказалась быстрее. В результате парню скрутило шею, и ее кровь залила Фудзино. Фудзино, должно быть, подумала, что ее ранили в живот.

Я отчетливо представил картину…

– Не сходится, – покачал головой я. – Если бы к ней вернулась чувствительность, она не совершила бы такой ошибки. Не почувствовала бы боли, раз не было удара.

– Боль была в ней с самого начала.

…Что?

– Врач показал мне ее диагноз. У нее хронический тифлит, его еще часто путают с аппендицитом. Думаю, поэтому она и обратилась к нему. Боль в ее животе – не от ножа, она внутренняя. Боль возникала время от времени. Если чувствительность вернулась к ней прямо перед ударом, она точно подумала, что ее ранили. Тот, кто вырос, не зная боли, не станет даже проверять наличие раны. Даже если Фудзино посмотрела на живот и не обнаружила там раны, она решила, что рана зажила.

– Так это… недоразумение? – промямлил я.

– Сама рана – да. Но это ничего не меняет. Она действительно была на волоске. Неважно, вошел нож или нет. Единственным выходом для нее было убить их. Если бы не убила она, убили бы ее. Важен сам факт угрозы. Но, к сожалению, Кэйта Минато сумел спастись. Думаю, если бы ее месть завершилась тогда, до такого бы не дошло… Прямо как сказала Шики. Слишком поздно.

А ведь Шики действительно так говорила. Почему слишком поздно? Потому что Фудзино совершила убийство? Но тех четверых она тоже убила. Я не понимал.

– Почему слишком поздно?

– Шики, наверное, имела в виду ее психическое состояние. Ее месть распространяется на пять человек. Убийства других – это не месть, а бойня. Они не оправданы. Это и разозлило Шики. …У Шики есть склонность к убийству, но подсознательно она осознает значимость смерти. Вот почему она не убивает без разбору, как Фудзино Асагами. Шики не может простить Фудзино ее произвола.

Разве то, что делает Фудзино Асагами – произвол? По-моему, больше похоже на отчаянную попытку спастись.

– Но я-то имела в виду ее физическое состояние, – продолжила Токо-сан. – Без лечения тифлит приводит к перфорации и развитию перитонита. Воспаление брюшины сопровождается болью, несравнимой с болью червеобразного отростка. Можно сказать, что по силе это как боль от удара ножом. Затем повышается температура и появляется цианоз. Может даже случиться шок от пониженного кровяного давления. Если воспаление достигнет двенадцатиперстной кишки, смерть может наступить через полдня. С двадцатого числа прошло пять дней. Перфорация уже, наверное, произошла. Жаль, но ее уже не спасти.

Как она может так спокойно об этом говорить?

– Еще не поздно. Надо скорее ее найти!..

– Кокуто, наш клиент – отец Фудзино Асагами. Он, наверное, знал о способности Фудзино. Вот почему, услышав о произошедшем, он сообразил, что это скорее всего ее рук дело. Отец сказал «убить это чудовище». Единственный, кто может ее защитить, желает ей смерти. Видишь, Кокуто, ей нет спасения ни в каком смысле. К тому же, Шики уже ушла.

– Это же… глупо!!! – вскричал я.

Остаточная боль – 6

Широкий мост был погнут, словно смятый гигантской рукой. Мы приехали сюда в грозу в багги Токо-сан, и, пока я препирался с охранником, из-под моста показалась Шики с окровавленной рукой. Охранник подбежал к Шики, но она отшвырнула его, оглушив.

– Здорово. Я почему-то подумала, что ты придешь, – сказала Шики с бледным лицом.

Я многое хотел сказать, но, увидев, как она слаба, лишился дара речи. Я подбежал помочь, но Шики отказалась даже опереться на меня.

– Ты что, одной рукой чтоли справилась, Шики?

Токо-сан выглядела удивленной. Шики недовольно взглянула на нее.

– Токо, у нее под конец появилось ясновидение. Она станет невероятно сильна, если ничего не сделать.

– Ясновидение, значит? Да уж, в сочетании с ее способностью это сделает ее неуязвимой. Она сможет установить точку опоры, даже если ты спрячешься… Что? Если ничего не сделать?..

– В последний момент она снова лишилась чувствительности. Так нечестно. В таком состоянии Фудзино Асагами не может быть моей целью. Ничего другого не оставалось, и я просто убила болезнь в ее животе. Если поторопитесь, она, возможно, выживет.

Шики не убила Фудзино Асагами. Поняв это, я быстро позвонил в больницу. Я не знал, согласятся ли они приехать в такую грозу, но в случае отказа готов был сам ее отнести. К счастью, врач согласился приехать. Он волновался, когда исчезла Фудзино, и, по-моему, плакал во время разговора. На стороне Фудзино еще были люди, пусть и немногие. Это меня растрогало. За моей спиной двое вели нехороший разговор.

– Ты остановила кровотечение? Вроде крови больше нет.

– Угу, рука стала бесполезной, и я ее убила. Ты ведь сможешь сделать руку, да? Ты же все-таки мастер по куклам.

– Хорошо. Будет платой за твою работу. Мне всегда казалось, что твое тело слишком нормальное для таких глаз. Могу сделать так, чтобы эта рука была способна хватать духов, например.

…Мне не хотелось, чтобы они вели такие разговоры.

– Скорая сейчас приедет. Оставаться здесь не стоит, наверное, лучше уехать?

Токо-сан кивнула, но Шики промолчала. Наверное, хотела удостовериться, что Фудзино Асагами заберут.

– Раз я звонил, я и останусь. Можете идти, я потом все расскажу.

– В такой дождь? Странный ты. Ладно, пошли, Шики.

Шики отказалась. Токо-сан многозначительно ухмыльнулась и села в свой багги-внедорожник совершенно нелегального вида.

– Шики. Не убивай Кокуто только потому, что не смогла убить Фудзино Асагами, – сказала серьезным тоном Токо-сан и уехала.

Мы с Шики укрылись от дождя на ближайшем складе.

Почти сразу приехала скорая и забрала Фудзино Асагами. Из-за грозы я не разглядел ее лица. Я не мог убедиться, что она – та девушка, которую я встретил той ночью, но может это и к лучшему. Мокрая от дождя Шики продолжала безучастно смотреть в темноту. Все это время она смотрела на Фудзино.

– Шики, ты все еще не можешь простить Фудзино Асагами, – поинтересовался я под шум дождя.

– …Мне нет дела до той, которую я уже убила, – заявила Шики.

В ее голосе не было ни намека на ненависть. Для Шики Фудзино, наверное, стала совершенно незнакомым человеком. …Печально, но для них так может и лучше. Шики перевела взгляд на меня.

– А ты сам? Ты говорил, что убивать плохо, независимо от причины.

Она, казалось, хотела что-то для себя выяснить.

– …Верно, но мне ее жаль. Если честно, тот факт, что Фудзино убила насиловавших ее парней, меня не очень расстраивает.

– Неожиданно. А я уж рассчитывала на твою популярную точку зрения.

…Хочешь быть обвиненной, Шики? Ты никого не убила. Закрыв глаза, я слушал шум дождя.

– Правда? Но такова моя точка зрения. Дело в том, Шики, что Фудзино Асагами – нормальная девушка, просто она запуталась. Она осознает содеянное, не искажая фактов в удобную для себя сторону. Даже если она сдастся полиции, никто не сможет доказать ее вины, и она не понесет ответственности перед обществом за свои грехи. От этого ей будет еще тяжелее.

– Почему?

– …Думаю, грехи – это то, что люди берут на себя по собственной воле. Груз, тяжесть которого определяют личные взгляды – вот что такое грех. Чем больше у тебя сострадания, тем тяжелее груз твоего греха. Чем больше у тебя здравого смысла, тем тяжелее груз твоего греха. Чем счастливее станет Фудзино Асагами, тем больше на нее будет давить тяжесть ее грехов.

Шики сообщила, что я слишком добрый.

– Значит ли это, что тем, кто не знает сострадания, неведом грех?

– Не думаю, что такие бывают. Им просто легче нести свои грехи, но они все равно есть. Грех невелик, но и шкала сострадания небольшая. То, что для нас является мелочью, все равно что по дороге споткнуться, для них становится бременем. Даже то, что доставляет нам лишь небольшую боль, вызовет неприятные чувства у людей с нехваткой сострадания. Тяжесть греха может быть разной, но значимость одна.

…Да. Кэйта Минато, например, был, наверное, напуган до безумия, когда осознал свои грехи. Он не сможет искупить их раскаянием, чувством вины или страха; он может лишь пытаться искупить их.

– Легче, разумеется, не нести ответственности за свои грехи перед обществом. Но если никто за грехи не накажет, придется нести их груз самому. Совесть ведь никуда не исчезнет, так? Останутся воспоминания. Раз тебя никто не простил, ты и сам себя простить не сможешь. Рана в сердце никогда не заживет и продолжит болеть. Как ее остаточная боль. Ты сама говорила, души не существует в физическом мире… поэтому я не думаю, что рану в ней можно вылечить.

Шики молча слушала. Я был необычайно поэтичен, возможно из-за изучения прошлого Фудзино. Внезапно Шики покинула укрытие склада и вышла под дождь.

– По твоим словам получается, что чем больше здравого смысла, тем сильнее чувство греха, и поэтому плохих людей в этом мире нет. А вот у меня он отсутствует. Можешь ты позволить такому человеку оставаться на свободе? – спросила она, и была права. Шики нельзя назвать хорошей или плохой, ей просто не хватает здравого смысла.

– Понятно. Видно, ничего не поделаешь. Придется мне самому нести все твои грехи, – искренне сказал я.

Шики стояла с растерянным видом – слова мои, похоже, застали ее врасплох. Некоторое время она молча стояла под дождем, а потом недовольно пробормотала:

– …Я наконец вспомнила… Такие шутки ты рассказываешь с серьезным лицом. Честно говоря, Шики это с трудом терпела.

…Я вздохнул.

– Ясно. Думаю, что смогу вынести грехи одной девушки, знаешь ли, – робко возразил я, и Шики рассмеялась.

– Признаюсь тебе еще кое в чем. Думаю, сегодняшним поступком я породила еще один грех. Но зато я кое-что выяснила. Какова моя жизнь, и каковы мои желания. Они неясные и хрупкие, но пока что можно следовать и им. Оказалось, что то, чего я хочу, не так ужасно, как я думала. Меня это немножко обрадовало. Немножко… Мое отношение к убийству постепенно склоняется к твоему…

…Мне не понравилось ее последняя фраза, но Шики, улыбающаяся на фоне дождя, была прекрасна. Гроза, наверное, пройдет к утру.

Я продолжал смотреть на стоящую в летнем дожде Шики. Ведь это была первая настоящая улыбка, которую она подарила мне после выхода из комы.

Остаточная боль – Конец