Изоморф. Каратель

Глава 3

Из резиденции Ордена я вышел только ближе к вечеру и был рад уже тому, что мне вообще позволили это сделать. Как и обещал магистр, приказ о моем отстранении был готов, но секретарь почти половину рина искал его среди многочисленных бумажек. Затем бегал куда-то его регистрировать, что-то подписывал, кучу раз уточнял… в общем, изгалялся как мог, потому что мастера Шала, как и подавляющее большинство обитателей этого здания, на дух не переносил.

Потом мне пришлось спуститься в местное хранилище и ждать, когда завскладом притащит мое оружие. Это тоже было хорошим признаком, потому что если бы мне перестали доверять, то никто не передал бы в мои руки драгоценный «бластер». Будь мы на Земле, то как отстраненному сотруднику мне бы вообще ни шиша не вернули – сперва выйди из отпуска по состоянию здоровья, пройди проверку на профпригодность и только потом получи оружие обратно. И это было бы мудро. В том числе безопасно. Но Орден считал, что каратели, выходя за ворота резиденции, попадают во враждебную среду, поэтому больной или нет, но оружие иметь каждый из нас был обязан.

А я что? Я только «за». В чужой монастырь…

Единственная проблема, которая возникла на складе, это то, что при проверке браслета выяснилось, что с него исчезла магическая метка. То есть по бумагам он все еще был моим, однако метка, привязанная к моей ауре и подтверждающая принадлежность предмета, почему-то слетела, поэтому пользоваться им я не мог.

Когда это выяснилось, завскладом пришлось вызывать из гильдии магов дежурного бытовика. Затем ждать, пока тот, бурча на весь белый свет, займется поисками причины. Попутно пройти целую серию проверочных тестов. Выслушать пространную лекцию на предмет того, как состояние здоровья карателя влияет на функционирование именных артефактов. И получить заключение, что поломка произошла из-за недавнего ранения, которое, по-видимому, оказалось настолько серьезным, что метка посчитала его смертельным и погасла.

Как выяснилось, для карателей такая метка служила не только опознавательным знаком, но еще и запускала артефакт в работу. А поскольку секрет создания меток гильдия магов держала в строжайшей тайне, то даже потеря или кража артефакта ничем не угрожала благополучию страны.

Процесс постановки метки я тоже увидел и был несколько разочарован, обнаружив, что маг не сам это делает, а использует еще один артефакт в виде совершенно непрезентабельного на вид куба, к которому мне велели приложить ладонь. Погудев и пофыркав, непонятная фиговина выдавила из себя разноцветную магическую нить, которую бытовик без особого пиетета запихал в рукоятку браслета и уложил внутри ее каким-то хитрым образом.

Тагор он, разумеется, тоже проверил и тоже привязал ко мне заново. И только после этого мне разрешили покинуть резиденцию Ордена. Но уже на воротах меня остановила охрана и, лишь дважды прочитав подписанный магистром приказ, неохотно выпустила. На улице в это время уже царила тьма кромешная, зато ночь оказалась на редкость теплой. Пролившийся вечером ливень сделал воздух еще и душным, влажным, так что мне в двух рубахах и теплом пальто в кои-то веки стало некомфортно.

Оглядевшись по сторонам и не найдя на раскинувшейся перед резиденцией площади ни одного свободного извозчика, я сплюнул и потопал пешком. Куда? Домой, естественно. Правда, не к себе, а к мастеру Шалу, который жил сравнительно недалеко, и до его жилища я мог дойти, не грохнувшись по дороге в обморок.

Слабость раздражала безумно. Всего за полрина, пройдя неспешным шагом около шана[6], я едва не помер, и это с учетом того, что по пути сделал целых три остановки. Еще через четверть рина я был готов проклясть все на свете. А вскоре – и кого-нибудь убить. Собственная немощь бесила не только меня – хозяин моей нынешней матрицы тоже ненавидел это чувство. И поскольку мне пока было сложно разделять наши эмоции, то в поисках места для очередной остановки я забрался в первый попавшийся парк, отыскал узкую лавочку. Брякнулся на нее, радуясь, что никого постороннего в округе в такой поздний час не наблюдалось. А ун через десять, когда отдышался и перестал обильно потеть, решил, что раз уж я все равно сижу, то почему бы не разобраться с вооружением.

Поддернув правый рукав, я оглядел тяжелый браслет, охватывающий правое предплечье, и, кое-как согнув левую руку, провел кончиками пальцев по украшавшим его металлическим «шишкам». Как я теперь знал, рабочих среди них было всего две. Та, что располагалась правее, генерировала магическую поисковую сеть. Та, что левее, придавала сети функцию захвата цели.

Только и всего.

Удобство же использования браслета заключалось в том, что нажимать кнопки не обязательно было руками. Достаточно хлопнуть себя по бедру той или иной «шишкой», как нужная функция тут же становилась активной.

Насчет того, каким именно образом не маги… а карателями испокон веков становились обычные люди… видели поисковые сети, память Шала тоже дала ответ. Все было просто: татуировки. Те самые, которые так меня раздражали и которые на деле оказались не просто указанием на принадлежность карателей к определенной воинской касте, а приносили реальную пользу.

Я даже припомнил объяснения мага, который в свое время делал татуировку молодому пареньку с неудобным именем Шайлисатт.

– Это не для красоты, – говорил он, проводя болезненную до крайности процедуру. – Если твое тело не отторгнет магию, ты станешь карателем. Если же отторгнет, то твой путь будет лежать или в обычную армию, или на кладбище. Хотя лично я тебе такой судьбы не желаю.

Шал вытерпел все, что уготовил для него мастер-маг. И на собственной шкуре узнал, каково это – когда вместо краски тебе под кожу раз за разом загоняют иглу, смазанную специально обработанным соком шеккового дерева. Причем узор набивался неделями. Не только на скулы, но и на лоб, подбородок, шею, веки и даже за ушами. Его единственным предназначением было позволить карателю видеть его же собственные поисковые сети. Чужие, при отсутствии привязки к поисковому браслету, к сожалению, никто из них не распознавал. Ну а чтобы не пугать людей обилием рисунков на морде, краску брали прозрачную. И уже поверх нее на скулы наносили самое обычное тату, смысл которого на древнем ирале означал буквально следующее: «Пусть свет, что есть в нас, да воссияет».

Я, пока чах две недели в карантине, успел во всех подробностях рассмотреть свою хмурую физиономию, украшенную этой пафосной надписью, чем-то похожей по виду на арабскую вязь. И все остальное детально изучил. Как мог, опробовал возможности нового тела. Не возражал против регулярных осмотров. И растерялся, пожалуй, всего однажды. Этим утром. Когда лесса Майена явилась в мою келью в последний раз и потребовала, чтобы я разделся.

Ну, я разделся. Тело приличное, стесняться тут было нечего. Но когда леди обошла меня со всех сторон, а затем наклонилась, внимательно рассматривая мой во всех смыслах здоровый писюн, будто всерьез ожидая, что там сейчас раскроется зубастая пасть… честное слово, я едва не заржал. И с трудом удержался, чтобы не гаркнуть во весь голос: «Гав!»

Увы. Настоящий мастер Шал никогда себе такого не позволил бы, поэтому и я не стал. А поржал тихо, молча, про себя. Сполна насладившись смущенно заалевшими щечками лессы, когда та выпрямилась и, нервно пробормотав, что со мной все в порядке, почти выбежала из комнаты.

Э-э-эх…

Вернувшись к браслету, я стукнул им по лавочке и поморщился, когда веки неслабо обожгло, а вместе с этим перед глазами мелькнула и умчалась прочь поисковая сеть. Находясь в теле карателя, я ее видел несколько иначе, чем когда был нурром и смотрел со стороны. Но все же это было довольно удобно. Если не считать того, что активация заклинания на веках приносила массу неприятных ощущений.

Пока работала сеть, мои глаза нещадно жгло и щипало, словно туда попала жидкость из перцового баллончика. Потом сеть сдулась, и неприятные ощущения ушли. Но я после этого еще пару ун промаргивался, сетуя про себя на недоучек-магов, которые не нашли способа сделать использование заклинания менее болезненным.

Потом я все-таки поднялся и потихоньку побрел дальше, заодно опробуя поисковое заклинание в работе и пытаясь к нему привыкнуть. В какой-то момент даже сумел приноровиться и сделать так, чтобы глаза поменьше слезились. А уже неподалеку от собственного дома совершенно неожиданно увидел, что в нижней части моя сеть потеряла стабильность, и, подключив вторую функцию, в полнейшем недоумении уставился на прижатую к земле молодую кляксу, которая невесть каким образом сумела пробраться в подвал весьма небедного особняка.

Хотя о чем я говорю?

Это же мой район патрулирования. За последние две недели его, естественно, никто не проверял, вот и расплодились твари. Ну да ничего. Щас я ее шлепну и заодно проверю работу тагора, на который у меня уже было немало планов.

Тот факт, что на дворе почти ночь и хозяева дома скорее всего спят, меня не смутил. Карателям всегда и везде открывали двери; им было даровано право врываться в чужие дома и средь бела дня, и посреди ночи. Так что я решительно направился к примеченным дверям, отыскивая взглядом колокол, дверной молоток или иное средство привлечь к себе внимание. Но уже у самых дверей был остановлен звуком быстро приближающихся шагов и раздраженным ворчанием:

– Так я и знал, что ты больной ублюдок! Ты отстранен от работы, не забыл?!

Я обернулся и непроизвольно скривился: хмурая морда, желтые зубы, кривой нос и нависающие над переносицей черные лохмы… Жош. Ну, конечно. Кого еще магистр Нэш мог отправить за мной следить, как не командира ночной смены?

– Я сам все зачищу, – приглушенно рыкнул Жош, нагнав меня и сделав недвусмысленный жест правой рукой с надетым на нее поисковым браслетом. – Магистр сразу сказал, что ты, придурок, все равно на рожон полезешь. И не ошибся. Так что проваливай отсюда, или, светом клянусь, я доложу ему о нарушении приказа.

Вот же козел! И этого человека я собирался благодарить?!

Ах да, Шал же его терпеть не мог. Какие-то у них с Жошем были терки, причем не первый год. Ну да и хрен с ним. Не с руки сейчас выяснять отношения. Да и копаться в деталях я пока был не готов.

Молча развернувшись, я потопал прочь, на всякий случай положив ладонь на левую сторону груди, где во внутреннем кармане пальто встрепенулась маленькая нурра. Еще вылезет, вцепится кому-нибудь в горло, а мне потом объясняйся со службой внутренней безопасности… а в Ордене и такая была, ага… по поводу внезапно всплывшей собственности одного придурочного тана, который, я так полагаю, не месяц и не два выносил мозг начальнику городской стражи, требуя вернуть украденное.

Жош пробормотал мне вслед что-то не особенно лестное, но я не стал заострять на этом внимание. Просто ушел. Еще через полрина добрался-таки до своего нового дома. Скептически оглядел скромный двухэтажный домик, притулившийся в конце длиннющей улицы. Пихнул ногой давно не крашенную дверь. С немалым трудом поднялся на второй этаж. Уже там, наверху, отдышался, чувствуя, как от стремительно наваливающейся усталости пляшут в глазах разноцветные звездочки. Но все же добрался до погруженной в тишину спальни, окинул ее мутным взглядом и, рухнув на постель, мгновенно отрубился.

Утро для меня наступило примерно в полдень. И то, если бы не насущные потребности и не проснувшийся аппетит, я бы, наверное, до следующей ночи продрых. А то, может, и дольше.

За эту ночь я умудрился отлежать себе… все. И морду, которой с размаху впечатался в подушку, и ухо, которое попало на неудачно заломившуюся наволочку, и руки с ногами, и даже хвост… о, Изя!

Открыв глаза и увидев перед лицом беспокойно раскачивающийся хвост, я слабо улыбнулся и, почувствовав от соседа мысленный отклик, с облегчением выдохнул. Ну слава богу! Похоже, поглощенных за эти две недели монет и бриллиантов хватило, чтобы Изя очнулся от комы и выбрался из-под пальто.

Рядом на подушке в напряженно-встревоженной позе сидела Пакость. Вся какая-то взъерошенная, прижавшая уши к голове и беспокойно принюхивающаяся к новой части моего тела, которая умудрилась очнуться раньше меня. Изя тем временем ободряюще толкнулся носом и выразительно щелкнул пастью, намекая, что уже пора бы перекусить.

Я с облегчением рассмеялся. Сел. А заметив на подушке целую россыпь горошин из фэйтала, подхватил обеспокоенную нурру на ладонь. Мелкая аж зашипела от возмущения, когда хвост метнулся к ее сокровищам и принялся жадно их пожирать. А я погладил серебристую чешую и легонько щелкнул по крохотному носу.

– Не ворчи. Он переварит их гораздо быстрее.

– Мя! – сердито вякнула нурра и, молниеносно взобравшись на плечо, настойчиво протянула мне чудом сбереженную горошину.

Я благодарно кивнул, позволил закинуть кусочек металла мне в рот и, дождавшись, когда Изя жадно проглотит все остальное, отправился изучать свое новое жилище.

Мастер Шал, как ни удивительно, жил достаточно скромно. Дом, хоть и в два этажа, был невелик по площади, очень скупо обставлен и снабжен лишь самым необходимым. На втором этаже располагалась только спальня и уборная. На первом – узкий коридор, выполняющий роль крохотной прихожей, такая же небольшая кухня, вторая уборная, кладовка, совсем уж невзрачный кабинетик и… в общем-то это и все, чем владел один из лучших карателей Ордена.

Имея зарплату почти в три золотых молга в месяц, Шал мог себе позволить гораздо больше. Но вместо этого он платил полсеребрушки в месяц девушке-служанке, которая раз в неделю приходила сюда убираться. И совсем немного тратил на еду. Жилье было служебным, поэтому платить за аренду ему не требовалось. Одежду и амуницию каратель получал в Ордене. Роскоши он не терпел. Жил как аскет. И я откровенно порадовался, когда зашел на кухню и обнаружил на столе увесистый мешочек, откуда через старательно проделанную дыру на боку успело вывалиться несколько золотых.

Пакость довольно заурчала, когда я похвалил ее за находку. После чего вихрем промчалась по столам и полкам, одну за другой распахнула дверцы немногочисленных шкафов. Выволокла и сложила на столе все нашедшиеся на полках колющие и режущие предметы, притаранила откуда-то красивую кружку, судя по всему, фарфоровую или типа того. После чего обежала свою добычу по кругу, привстала на задние лапки и требовательно мявкнула.

Мол, смотри, хозяин, я тебе еще покушать нашла…

Сунув в рот пару золотых, я довольно кивнул и принялся припоминать, что и где тут лежит. Обошел весь этаж. Затем снова поднялся на второй. А когда Пакость выразительно защелкала пастью и кровожадно огляделась, без промедления кивнул:

– Иди, ешь. Только дыры на виду не оставляй и постарайся сделать так, чтобы крыша не рухнула нам на головы.

Нурра вильнула хвостом и исчезла. С чердака вскоре донесся характерный хруст, словно там поселился гигантский термит. Потом что-то покатилось по полу, загрохотало. Но не слишком громко, так что я не обеспокоился. Закончив осмотр посещением уборной и душа, я переоделся, после чего спустился вниз и на пару с Изей от души перекусил, в два счета уполовинив годичные сбережения мастера Шала.

Обычной еды в доме почти не осталось, хотя было видно, что за полками и шкафами кто-то следил. Внутри нашлось немного сыра и хлеба, а в леднике (местный аналог холодильника, замаскированный под обычный шкаф с охлаждающим заклинанием внутри) лежало замороженное мясо. Само собой, я сгрыз все, что нашел, снова закусил молгами и, устав от этой несложной деятельности, во второй раз отправился спать. А ближе к вечеру, когда в двери заскрипел чей-то ключ, неохотно спустился вниз, чтобы встретить свою единственную служанку.

Девушку звали Ниара. Она была довольно милой, аккуратной, вежливой и вполне приятной на личико. К тому же никогда не отказывала суровому карателю в интимной близости, если в том возникала необходимость. Единственное, чего бывший хозяин дома от нее требовал, это чистоты в доме и соблюдения личной гигиены. А также приплачивал по серебряному молгу в месяц за то, чтобы она больше ни с кем не вступала в близость, пока работает на него.

Я, оглядев аппетитную фигурку девушки, мысленно облизнулся. Но, пока Ниара убиралась и расставляла по полкам продукты, соблюдал основное правило Шала – молчал. Нет, на секс сегодня не претендовал – в таком состоянии с меня мало проку. Но будущее определенно начинало мне нравиться. Тем более что воспоминания Шала на эту тему были достаточно подробными, и, пока Ниара работала, я утешал себя тем, что вдосталь в них покопался. Заодно узнал, что служанка у меня хоть и скромная, но умеет быть темпераментной. К тому же не ревнива. Честна. Умела вкусно готовить. И в какой-то мере даже заботилась о своем господине, который лишь в отношении нее позволял себе проявить некоторую мягкость.

Однако, когда я уже размечтался, что через пару недель сполна оторвусь за год вынужденного воздержания, и даже задумался, как подготовить к этому свой любопытный хвост, случилось непредвиденное. Перед уходом, все убрав и снабдив меня горячим ужином, Ниара вдруг потупилась и неуверенным голоском сообщила, что ей очень жаль, но с недавних пор у нее появился ухажер.

Меня словно под дых ударили.

Что? Любовник?!

Поднявшаяся в душе волна раздражения, доставшаяся в наследство от бывшего хозяина дома, была настолько сильной, что мне потребовалось некоторое время, чтобы ее погасить.

Черт.

В Ниаре как таковой я не нуждался. Привыкнув сам себя обслуживать, я мог обойтись без помощи по дому. Тем более от незнакомой девушки. С ее появлением реально возрастала угроза обнаружения Изи и нурры. Но если ради регулярного секса и шанса на нормальные отношения я еще был готов рассмотреть варианты, то в отсутствие оного смысл появления в моей жизни дополнительного фактора риска сводился на нет.

И тем не менее с Ниарой надо было что-то решать.

Настоящий Шал мог бы ее сейчас даже ударить, ведь в его понимании это было предательство. Он ей в какой-то степени поверил, даже вон второй ключ отдал, а для мужчин это много значит. Сказать, что это была любовь, я бы, правда, не рискнул, но симпатия определенно присутствовала: Ниара была единственной, кого добровольно отстранившийся от человеческого общества каратель был готов хоть как-то терпеть. И ее заявление должно было больно ударить по его самолюбию.

Однако по большому счету девушка оставалась свободна в своем выборе. Ей никто не запрещал влюбляться или испытывать симпатию к кому-то еще. К тому же она честно предупредила, что нашла другого партнера для жизни и секса. Даже смущенно пробормотала, что «ежели господин желает, то она могла бы… в последний раз». Да и следить за порядком в доме не отказывается. Ведь у нее на руках старушка-мать, которую не бросить без помощи, младший брат, который тоже нуждался в присмотре. И вообще, господин каратель был к ней так добр, что ей очень неловко за то, что она так его подвела.

Я после этого только зубами скрипнул и, не выходя из образа, процедил:

– Вон.

Девушка ожидаемо расплакалась. Снова попыталась убедить меня, что ни в чем не виновата. Но поскольку плюсы ее присутствия в моем доме значительно уступали минусам, я лишь выразительно указал на дверь. После чего девчонка, расплакавшись пуще прежнего, все-таки ушла, оставив на кухонном столе запасной ключ и не взяв приготовленный для нее авансом серебряный молг.

Тьфу.

Что за дурацкий вечер?!

Задвинув засов на двери, я прислонился к стене и прикрыл глаза, стараясь не поддаться охватившему меня разочарованию. Но лучше уж так, чем я каждый раз буду смотреть на девчонку голодными глазами или, еще хуже, поддамся инстинктам. Вон, уже Изя наружу вылез, жадно поглядывая по сторонам. И неудивительно: он ведь тоже мужик. Небось еще не забыл, как куролесил с молодыми нуррочками в стае?

В ответ на мои мысли хвост ответил радостным щелчком челюстей и активной вибрацией в копчике.

Угу. Вот об этом я и говорил. Так что нет, милая, лучше тебе находиться от нас подальше, а то неровен час что-нибудь случится, и я буду сильно жалеть, что поддался сиюминутному соблазну.

Тяжело вздохнув, я выпрямился и, поймав на ладонь спрыгнувшую с потолка нурру, собрался поужинать, раз уж нам на халяву наготовили столько еды. Но где-то на середине коридора меня шатнуло, в ушах зазвенело, а в глазах все отчаянно замельтешило. Почти одновременно с этим краски знакомо смазались. Мир потускнел. А когда звон в башке прекратился, я с удивлением обнаружил, что снова могу пользоваться сумеречным зрением.

Оно, правда, сильно сбоило. Картинка произвольно менялась с нормальной на серо-зеленую и обратно, отчего меня вскоре замутило. В итоге от ужина пришлось отказаться, но спать я отправлялся не голодным – это раз, потому что рядом вилась Пакость со своими «жемчужинами», и вполне довольным собой – это два. Ведь возвращающиеся способности означали, что мой организм постепенно восстанавливается. И недалек тот день, когда я смогу вернуться на изнанку, чтобы исполнить данное себе обещание и до последней твари вычистить проклятое подземелье, в котором так страшно погибла моя малышня.