Ленка уменьшила огонь под кастрюлей, перевернула ломтики мяса на сковороде и подытожила:
– Информации не густо. То, что Андрей укатил в Казахстан, я и без Яртышникова знаю. Но куда он пропал потом, вот в чем вопрос.
– Возможно, ответить на него сможет господин Корольков, – предположил Громов.
– Только представь себе, сколько Корольковых проживает в Москве. И каждый десятый из них – бизнесмен в импозантном пальто.
– Не надо сгущать краски. Не все так плохо.
– Ладно, – согласилась Ленка. – Допустим, все действительно не так плохо и предпринимательством нынче занимается всего лишь каждый сотый, а не каждый десятый москвич. Разве это облегчает нашу задачу? По телефонам, указанным на визитке Королькова, никто не отвечает. Может, он все наврал. – Ленка, намеревавшаяся проткнуть вилкой вареную картофелину, развалила ее пополам. – Может, он в каком-нибудь Тобольске проживает. Или вообще в Нахичевани. Как его теперь искать? Где?
– У Натальи Чуркиной, – сказал Громов, глядя в окно. Глаза у него были бесцветные, как небо, и такие же невыразительные.
– У тебя есть адрес?
– Это не проблема. Для меня, во всяком случае.
Ленка нахмурилась:
– Ты полагаешь, Корольков надолго задержался у одноклассницы? Никак не может с ней расстаться? Ха-ха, держи карман шире! Вспомнили молодость, перепихнулись по-скоренькому и попрощались.
– Н-да, ты у меня не романтик.
– Не романтик, – согласилась Ленка. – В стране, где на душу населения ежегодно приходится ведро водки и упаковка презервативов, трудно сохранить романтические представления о любви.
– И все же есть надежда, – упрямо сказал Громов.
– Надежда на возрождение человеческих отношений?
– Надежда на то, что Королькову понравилось у Чуркиных. Жены алкоголиков, не избалованные мужской лаской, способны творить в постели чудеса.
– Ты сделал это наблюдение на основании личного опыта? – невинно осведомилась Ленка, накладывая отцу картошку с мясом.
Он бросил на стол хлебную горбушку, в которую намеревался вцепиться зубами.
– Это азы человеческой психики. Покинутая женщина стремится к самоутверждению. Мужчина, встретивший первую любовь, склонен ее идеализировать.
– Даже бизнесмен, готовый выложить почти сорок тысяч долларов наличными?
Громов покачал головой:
– Я вовсе не утверждаю, что господин Корольков забросил все свои дела и до сих пор блаженствует в квартире подруги детства. Но он мог оставить Наталье свои координаты. Телефон, визитку, адрес электронной почты. Вот тебе и зацепка.
– Соломинка, за которую хватается утопающий.
Рука Громова, потянувшаяся за горбушкой, замерла на полпути:
– А ты предпочитаешь идти ко дну?
– Ты кушай, кушай, – спохватилась Ленка и посмотрела на картофелину, насаженную на свою вилку, с таким выражением лица, словно сильно сомневалась в ее съедобности.
– Ты тоже кушай, – проворчал Громов, приступая к трапезе. – Вполне возможно, что сразу после моего визита к Чуркиной мы отправимся в Москву. Казахстан слишком велик, чтобы обшаривать его наугад в поисках Андрюши. Корольков должен знать точный маршрут. Это здорово облегчит нашу задачу.
– Они могли не доехать до Казахстана, – тоскливо сказала Ленка.
– Куда-нибудь да доехали. Останется лишь в точности повторить их маршрут и навести справки. Колонна из трех «КрАЗов» и «Жигулей» – не иголка в стоге сена. Восемь человек не могли исчезнуть бесследно.
– Прошло почти две недели, а никто из них не вернулся. Я расспросила всех шоферов Яртышникова, они лишь пожимают плечами и отводят глаза. Ни один из участников того проклятого рейса не появился в Курганске. Ни один из них не позвонил домой. Это значит…
– Это значит, что у них не было такой возможности, только и всего.
– А еще что это значит?
– Что на то есть какая-то причина, которую мы должны выяснить.
– Опять «только и всего»?
– Совершенно верно.
Некоторое время оба молчали, притворяясь увлеченными поглощением пищи. Наконец Ленка не выдержала и сказала:
– Если Андрюша жив, я первым делом отправлюсь в церковь и поставлю самую большую свечу за его спасение.
Громов забросил в рот кусок мяса, пожевал, а потом предположил:
– Думаю, твой муж предпочел бы, чтобы ты научилась как следует сливать воду из кастрюли с картошкой. Остальное приложится.
– Надежда умирает последней, да? – тихо спросила Ленка.
– Надежда вообще не умирает. Умирает тот, кто перестал надеяться.
За окнами моросил дождик, наверху слушали музыку, внизу ругались, за стеной ныл на одной протяжной ноте несчастный мальчик, которого лишили то ли сладкого, то ли права смотреть мультсериал про человека-паука. Вместо жалости Громов испытывал одно только нарастающее раздражение. Голосистый ребенок представлялся ему похожим на телепузика – такое же бессмысленное выражение лица, пустые глаза, круглые щеки. Если не пялится в экран, то перебирает коллекцию бляшек с уродцами-покемонами или просто хрустит чипсами, потому что все остальное ему неинтересно.
– Как дела? – спросила Ленка, решившая проведать отца, пока стиральная машина проворачивала загруженное в нее белье.
– Да вот, детективы твои листаю, – сказал Громов, показывая кивком на стопку ярких книжонок, возвышающуюся возле кресла, в котором он расположился.
– Адрес Чуркиной удалось выяснить?
– Тоже мне, тайна за семью печатями, – фыркнул Громов, лениво перебирая книги.
– И когда состоится встреча? – поинтересовалась Ленка, прислонясь плечом к дверному косяку.
– Ближе к вечеру.
– Может быть, стоит наведаться к Чуркиной на работу?
– Она взяла отпуск без содержания, – доложил Громов, пробегая взглядом по страницам очередного детектива. – Сегодня утром. Обнадеживающий факт.
– Ты думаешь, что это как-то связано с Корольковым?
– Я думаю, что одинокая женщина, работающая в захудалом НИИ, не станет отдыхать за свой счет в марте, когда и на дачу-то не выедешь. Вот за счет состоятельного друга детства – другое дело.
– Знаешь, я поеду с тобой, – решительно заявила Ленка и тряхнула волосами, после чего ее глаза почти скрылись под длинной челкой.
– В этом нет никакой необходимости, – сказал Громов ровным тоном человека, не собирающегося отступать от намеченного плана. – Я справлюсь сам. Занимайся стиркой и ни о чем не беспокойся.
– Ты не понял, папа. Мадам Чуркину можешь навестить сам, я не возражаю. Но на поиски Андрюши мы едем вместе.
– Глупые женские фантазии. Бред. – Громов покачал головой.
– Это не фантазии, – возразила Ленка, распрямляясь в проеме двери так, как если бы она захотела стать повыше.
– Я о книге. – Отцовский палец постучал по абзацу просмотренного текста. – Вот, слушай: «Я всегда нравилась мужчинам. С детства. Может быть, меня и не назовешь красавицей, но шарма во мне хоть отбавляй. Достаточно одного моего призывного взгляда, чтобы любой самовлюбленный самец бросил все свои дела и начал увиваться вокруг меня, как шмель вокруг душистого цветка. Особенно назойливых приходится отшивать с помощью приемов будо-кан, которыми я владею в совершенстве»…
– Прекрати, – попросила Ленка, морщась. – Мне не до шуток. Это серьезно.
– М-м? – удивился Громов. – К твоему сведению, Будо-Кан – это не борьба, а токийский зал воинских искусств и место захоронения национальных героев Японии. А ты говоришь: «Серьезно». Бред сивой кобылы, потревоженной увивающимися вокруг нее шмелями, вот что это такое.
– Не морочь мне голову! – Было заметно, что Ленке ужасно хочется топнуть ногой, но сделать это она не решается. – Ты должен взять меня с собой. Согласен? Отвечай прямо: да или нет?
– Забавно, – пробормотал Громов, углубившийся в чтение другой книжки. – У этой героини тоже нет ни детей, ни мужа, зато поклонников уже только в первой главе сразу двое, один краше другого. Интересно, что они в ней нашли? – Перевернув покетбук, он недоверчиво уставился на портрет писательницы, помещенный на обложке.
– Да или нет?
– Почему бы ей не написать книгу о вкусной и здоровой пище? – продолжал рассуждать вслух Громов.
– Долго ты мне будешь зубы заговаривать?
– Наверняка эта толстуха смыслит в кулинарии больше, чем в криминалистике…
Метнувшись к отцу, Ленка выхватила из его рук книжку и зашвырнула ее в сторону с такой яростью, словно именно в ней крылись источники ее бед.
– Посмотри мне в глаза, – потребовала она. – Ты же знаешь, что я от своего не отступлю. Или мы поедем вместе, или я отправлюсь на поиски Андрюши сама. Других вариантов нет.
Взгляд Громова, устремленный на дочь, сделался скучным-прескучным.
– У тебя стирка, – напомнил он. – Вот и занимайся ею.
– Ты слышал, что я тебе сказала?
– Я слышу, что машинка давно выключилась, а тебе хоть бы хны. Ты неплохой человек, но скверная хозяйка.
– Ладно, – произнесла Ленка с угрозой в голосе, – не хочешь по-хорошему, будет по-плохому.
– Это как? – заинтересовался Громов.
– Очень просто. Сейчас оденусь и поеду в аэропорт. Оттуда вылечу в Казахстан. Одна. А тогда желаю удачи. В Казахстане есть где развернуться. На площади два с половиной миллиона квадратных километров.
Громов взял со стопки новую книгу и раскрыл ее на последней странице. Ленка стояла рядом и не знала, куда деть руки. Куда деть и чем занять себя, тоже не знала.
– Если ты бросишь меня дома одну, я сойду с ума, – тихо сказала она. – Я не могу спать, не могу есть, все валится у меня из рук. Сунула белье в стирку, а порошок засыпать забыла. Стоит мне представить, что я опять сижу у окошка и жду неизвестно чего, как у меня начинается истерика. Перестань издеваться надо мной, папа. Мне и так плохо. Ужасно плохо. Хуже не бывает. – Поколебавшись, Ленка призналась: – Знаешь, это ведь я спровадила Андрюшу в этот подозрительный рейс. Из-за денег. Их всегда не хватает, будь они прокляты. И теперь, если с Андрюшей что-то случилось…
– В Казахстане сейчас опасно, – проворчал Громов, закуривая. – Путешествовать там – все равно что перенестись в средние века. Президент Назарбаев взял да и построил феодализм в отдельно взятой стране. Раньше он был первым секретарем ЦК компартии Казахстана, а теперь стал, по существу, ханом, окруженным верными акимами.
– Кто такие акимы? – спросила Ленка, усаживаясь напротив отца.
– Самые обыкновенные баи. Только живется им нынче вольготнее, чем когда-либо. У каждого настоящий мраморный дворец, свита, гарем, наложницы.
– Что-то не верится. Недавно показывали передачу про Казахстан, так репортер утверждал, что в последнее время там процветает демократия.
– Сифилис с туберкулезом там процветают. – Громов выдул из ноздрей две тугие струи дыма. – Постоянные репрессии против русских, погромы, поджоги, массовые побоища. В городе можно подвергнуться аресту и пыткам, а в каком-нибудь ауле вообще прирежут и имени не спросят. Нищее население вымирает от голода и холода, а миллиарды нефтедолларов перекачиваются на счета назарбаевского клана. – Громов зло докурил сигарету и раздавил ее в пепельнице с таким видом, словно это была отвратительная гусеница. – Там полный беспредел, – сказал он, хмурясь, – в некоторых районах даже хуже, чем в Чечне. Не слишком подходящее место для семейных путешествий.
– Но я ведь буду с тобой, – пылко возразила Ленка.
– Вдвоем гораздо опасней, чем одному.
– А мне плевать!
– Все будут против нас, даже те, которые будут улыбаться нам в глаза, пряча за спиной…
– Плевать!
– Пряча за спиной ножи, – закончил Громов, сердясь на себя за многословие. Когда мужчина пускается в длинные объяснения, он демонстрирует свою нерешительность. А женщины этим пользуются. Нелюбимые жены и любимые дочки. Ты твердо говоришь «нет», а потом послушно пляшешь под их дудку, и то, что твое лицо сохраняет независимое выражение, ничего не меняет.
– Папа, – прошептала Ленка, – пожалуйста.
Громов покосился на ее кулачки, прижатые к груди. Казалось, костяшки пальцев вот-вот прорвут натянутую до предела кожу.
– Иди достирывай, – буркнул он, вставая и отворачиваясь к окну, – пока есть время.
– Это значит…
– Это ничего не значит, – отрезал Громов. – Сначала я повидаюсь с Чуркиной, а там видно будет.
– Спасибо, папочка!
Услышав бойкий перестук пяток дочери, метнувшейся по коридору в ванную, он покачал головой и усмехнулся. Закрыв глаза, было легко представить Ленку совсем маленькой. Они собираются в кино, в зоопарк или в планетарий.
Улыбка сползла с губ Громова, когда он вспомнил, что отправляются они не развлекаться, а искать Ленкиного мужа, пропавшего без вести. В Казахстан, к черту на кулички.
– Вот тебе и зоопарк, – прошептал он, натягивая куртку и поднимая воротник, хотя находился пока что не на пронзительном мартовском ветру, а в теплой, уютной квартире своей дочери. Очень взрослой, очень упрямой дочери. Если в ней и сохранилось что-то от прежней Ленки, то это детская вера в чудо. Коль ты отец, то ты должен быть по совместительству и волшебником. Хотя бы для одного-единственного человека на свете. Для своей дочери.
Машинально прикоснувшись к рукоятке пистолета под курткой, Громов направился к двери. Самое удивительное, что при этом он опять улыбался, а причин для этого вроде бы не было, ни одной.