Карай. Сын Карая. Повести

СЫН КАРАЯ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ХОЗЯИН И СОБАКА
ДЕЛОВОЙ КОНТАКТ

Даже «у ноги» он ходил не как все, а старался чуть заметно прижаться к сапогу и потереться боком.

- Рядом! - ожесточенно приказал Андрей и дернул поводок.

Команда была ненужной. Пес и так шел рядом. Теперь же он сбился, неловко переступил лапами и, подняв морду, покорно-пугливо взглянул на хозяина. Глаза маленькие, умные, чуть подслеповатые. Мучительно хочет угадать, чего от него требуют. И весь он воплощенная готовность: стоять - стоять, бежать - бежать, броситься куда угодно, хоть в горящую печь, вступить в бой и сражаться и даже умереть. Не понимает, стало быть, в чем его вина.

Пройти мимо похищенных вещей, буквально в трех метрах проскочить и не почуять! Вот тебе и служебно-розыскная собака!

А сейчас как ни в чем не бывало идет рядом и опять норовит потереться боком о сапог. Выражает этим свою преданность, высказывает любовь.

Если проводник будет любить каждую служебно-розыскную собаку, с которой ему приходится работать, так добра не жди. Между собакой и проводником должен быть деловой контакт. Только и всего.

А что такое контакт? Со стороны проводника подается без лишних слов команда: «сидеть», или там, к примеру, «лежать», или, скажем, «след» и тому подобное. Пес должен тут же все в точности выполнить. Пришли с работы, пес - в вольер, хозяин - на все четыре стороны. И нет между ними никакой такой незримой связи, о которой в последнее время стали что-то очень уж много разговаривать. Ни хозяин о собаке, ни собака о хозяине даже не вспомнят, не задумаются. Деловой контакт.

Незримая связь - она была, конечно, когда Андрей работал с Караем. Ну, то совсем другое дело. Так бывает один раз в жизни.

- Рядом!

В голосе Андрея нет никакой щелочки, сквозь которую настороженное остроугольное ухо собаки уловило бы хоть оттенок жалости или снисхождения. Жестокий, неумолимый голос. Поводок, подчиняясь властной руке, рвет кверху ошейник с шипами. Пес взвизгивает.

Карай переносил любую боль молча. А этот не может - пищит.

Пес осторожно переступает лапами, старается изо всех сил не отстать и не забежать вперед. Понимает, что хозяин раздражен и не простит ошибки. Пытливые маленькие глаза со страхом заглядывают вверх. Что видят сейчас эти глаза? Неумолимое бритое холодное лицо с резко очерченными скулами и козырек фуражки. Но сила, более властная, чем страх, велит псу снова коснуться мохнатым боком твердо шагающей человеческой ноги.

- Рядом, черт бы тебя побрал!

Ненавидящий голос - сверху. Снизу - покорный взгляд. Идут по улице, возвращаясь с работы, человек и собака. Деловой контакт.

…- Товарищ капитан, как хотите, я с этой собакой больше работать не буду. Сегодня что случилось? Приходим на поиск. Берет след и хорошо тянет. Приводит меня к дому складчика. А там доски лежат штабелем. Мимо этих досок, через коридор - прямо в столовую. И намертво хватает зубами хозяина, то есть вот этого самого складчика. Делаем проверку. Из десяти посторонних лиц служебно-розыскная собака опять же выбирает складчика. После чего, товарищ капитан, мы уходим. Нас догоняет оперативник и говорит: «Складчик признался. Но как же, говорит, вы вещи-то не нашли, они среди досок были спрятаны, под самым носом собаки!» Ну скандал!

Капитан Миансаров то ли слушает, то ли не слушает Андрея. Не поймешь. Он приводит в порядок свой письменный стол. Раскрыл все дверцы, вытащил ящики. Перед ним ворох застарелых бумаг. Каждую из них он разглаживает кулаком и внимательно прочитывает. Потом рвет и бросает в корзину. Бумаги древние, ненужные; которые были нужны, те давно в скоросшивателях, пронзенные железками, хранятся в шкафу. А эти накопились почти с того первого дня, когда Миансаров стал начальником питомника. Они могли бы лежать и еще много лет, но капитан уходит в отставку и сдает дела новому начальнику. Жалобы Андрея, стало быть, его уже не касаются.

Пол в огромной комнате недавно выкрашен и по свежей краске затоптан сапогами. Мебели никакой, только в углу стоит деревянный диван, узенький, как телеграфная ленточка. На всех четырех стенах - учебные плакаты, на каждой по одному: как служебно-розыскная собака должна брать преступника - например, за правую руку - и как она не должна его брать - за ногу или за горло. Милиционеры на плакатах бравые и розовощекие, собаки - могучие и бесстрашные, а преступники - все на подбор уродливые и тщедушные.

Плакаты, как считает Андрей, никому не нужны, потому что работающие в питомнике милиционеры и сами все эти правила знают, а посторонним ничего этого знать не положено.

Но капитану Миансарову кажется, что плакаты внушают милиционеру веру в себя и презрение к преступнику. Капитан самолично нумерует плакаты химическим карандашом, развешивает по стенам и время от времени рапортует начальству: по учебному плакату номер такой-то проведено тренировочное занятие с наличным составом проводников и достигнуто, таким образом, повышение их квалификации.

- Так как же, товарищ капитан, насчет моего вопроса? - настаивает Андрей.

- Какого вопроса?

- Переменить собаку, товарищ капитан.

- То есть ты хочешь мне намекнуть, что Карай тебе не подходит?

Насчет клички собаки - это давний спор Андрея с капитаном Миансаровым.

Действительно, было время, когда щенка звали Караем. В документах он и сейчас именуется: «Карай-второй». В память о лучшей собаке питомника, погибшей на работе. И на эту кличку щенок имеет право, потому что он сын знаменитого Карая и Дианки. Сколько надежд возлагалось на весь этот помет! Ах, если бы щенок взял от Карая могущество и красоту, безрассудную храбрость и то особое, почти сверхъестественное чутье, которое даже у собак бывает у одной на тысячу, а у Дианки он взял бы смышленость, покорность, склонность к дисциплине! Но темные силы, управляющие наследственностью, не сложили воедино все эти прекрасные качества, а перемешали их в котле по-своему. Пожалуй, только один Андрей не сразу заметил, что у него растет щенок, ничем не напоминающий родителей. Капитан Миансаров на четвертом месяце определил: «Ждали льва, не получить бы нам баранчика». В отличие от родителей, у щенка выявился стандартный серый окрас. Морда была бы хороша, но на ней остался поперечный шрам от неудачно захлопнувшейся дверцы вольера, и она казалась какой-то укороченной. Не было и той гордой посадки головы, которой славился Карай. Но мощные лапы и широкая грудь с белой отметиной подавали надежду, что щенок еще выровняется, наберет роста и силы. Не осуществилось и это. Его настигла чумка - самая страшная болезнь молодых собак. Щенок поправился, но отстал в росте, и еще долго потом у него тряслись задние лапы.

Время, в которое формируются все лучшие качества собаки и определяется ее экстерьер, было потеряно. А ведь после первых шести месяцев, как известно, овчарки почти уже не растут, а только мужают.

Приземистого, еще не вполне оправившегося молодого пса увидела Ева, жена Андрея, и удивилась:

- Ну, какой же это Карай! Просто замухора…

И тут Андрей впервые поглядел на щенка чужими глазами. Чуть натягивая поводок, стоял, тряся задом, приземистый, широкогрудый, простоватый кобелек и беспокойным взглядом молил ласки или хоть снисхождения.

В самом деле, ну какой это, к черту, Карай!

С того дня Андрей упрямо стал звать пса незаконным именем - Дикарь. И не один раз пытался отказаться от работы с ним.

- Я и не скрываю, товарищ капитан, - сказал он, - Дикарь меня совершенно не удовлетворяет. Вот, например, сегодня…

И он снова начал рассказывать про то, как пес не смог почуять спрятанные среди досок вещи. Правда, на этих досках люди стояли, зрители…

- Эх, если б мы могли работать только кто с кем хочет! - Капитан Миансаров мечтательно повел головой от плеча к плечу. - Первым делом, милый друг, я бы тебя отчислил.

Андрей не понял шутки, спросил обидчиво:

- Чем же это я вам напоследок не угодил, товарищ начальник?

- А на кой питомнику такой капризный милиционер? Кроме того, ты и как человек очень хитрый.

- Из чего видно, товарищ капитан, что я такой уж хитрый?

- И это тебе скажу. Зная, что я подал в отставку и сдаю дела Геворку, ты являешься ко мне. Я тебе не раз уже отказывал, но сейчас тебя это не смущает. Расчет у тебя такой: капитану в данную минуту безразлично, что будет в питомнике, и номер пройдет! Но капитан видит тебя насквозь, товарищ Витюгин, и поэтому для твоей же пользы тебе отказывает. Можешь теперь обратиться к Геворку, поскольку он назначен временно исполняющим мои обязанности. Но я а ему посоветую, чтобы тебе был отказ.

- Спасибо, товарищ капитан, что вы так о моей пользе думаете. Разрешите быть свободным?

…Геворк вызвал сотрудников и объявил: «Работать будем дружно, по-прежнему. Конечно, я не надеюсь по своим знаниям заменить полностью капитана Миансарова. Но с вашей помощью рассчитываю, что справлюсь».

Такое начало всем очень понравилось. Геворк велел отремонтировать пристройку, примыкающую к кабинету начальника. Получились две веселые комнатки, и он переехал туда вместе со своей семьей. Теперь среди камней и кустиков шныряли, поднимая пыль, малолетние курчавые дети Геворка. Собаки в вольерах, выстроенных в холодке у бетонированной стенки, бесновались с непривычки, видя посторонних. Роза, пухленькая жена Геворка, стала без всякого вознаграждения исполнять должность поварихи-сторожихи. Она рубила кости, готовила еду, распределяла порции. Собак она не боялась, хватала Маузера за холку и. вытаскивала силой из клетки, когда он из упрямства отказывался идти на выгул. Собаки к ней быстро привыкли. Звонко и властно она кричала: «Джек, ко мне! Рагда, ко мне! Рекс, ко мне!» Нерадивых подгоняла веником. Тренированные боевые псы, о которых пойманные ими преступники рассказывали легенды, сконфуженно подбирали хвост и стыдливо озирались на своих хозяев.

В свободное время Геворк собирал во дворе молодых проводников и в назидание рассказывал им истории из своей боевой жизни. Роза ужасно переживала, слушая его, восклицала и «вах» и «вай» и прижимала к румяным щекам полные смуглые руки.

Но когда Геворк как-то раз обратился к ней за подтверждением, отрезала решительно:

- Ничего этого не было.

- То есть как понимать «не было»? - опешил начальник.

- Понимай так, что ты врешь, - охотно разъяснила Роза. - Я бы тебя давно разоблачила, только самой хотелось узнать, чем у тебя кончится.

Позднее Андрей не без удовольствия услышал, как, отведя супругу к кладовке, Геворк внушал ей, что она не имеет права рушить его авторитет в присутствии подчиненных ему проводников служебных собак.

- А ты на меня в управление жалуйся! - весело отбивалась Роза. - Ты обязан наш молодой боевой кадр чистой правдой воспитывать!

Несмотря на старания Геворка, в питомнике становилось все тише и тише. Старые проводники ушли на пенсию, а новых взамен не взяли. Перевелся в ОРУД лейтенант Ашот Енгибарян: «Мне там интереснее». Да и работы вдруг стало как-то поменьше. В городе теперь служебно-розыскных собак использовали редко. На асфальте и на камнях следы держались недолго, прохожие затаптывали их. Но главным препятствием в работе с собаками были автомашины. Привели собаку на место происшествия, взяла она след, пробежала десять - двадцать метров, завертелась, и ни туда, ни сюда. Преступники сели в машину, собака бессильна.

И как-то само собою получилось, что при Геворке проводники стали отлынивать от учебно-тренировочной работы с собаками. Прежде по утрам всех свободных собак выгоняли на плац. И они возвращались в вольер, только выполнив обязательную программу упражнений. Капитан Миансаров никому не давал поблажки. Если уж пес не мог с первой попытки взять барьер, так его хозяин всю неделю отдувался за это. И на собрании о нем говорили, и в стенгазете появлялась карикатура.

Собаки были тренированные, мускулистые, готовые к любому самому трудному поиску. Раз в месяц в питомнике проводился смотр-конкурс. Проводники ворчали: слишком тяжелая загрузка и для людей и для собак. Но капитан был непреклонен. В то время Андрей по два-три часа в день работал с Караем на плацу. Барьер, бум, лестница, поиск в затрудненных условиях - все отрабатывалось до совершенства. После занятий пес со стоном валился на подстилку в вольере. Зато при выезде на поиск его могучее, тренированное тело не ведало усталости. Теперь Андрей по двое-трое суток не выводил Дикаря из вольера. Придет в питомник, скажет Розе: «Выведи его, пожалуйста, дай немного побегать». Только и заботы.

Геворк очень встревожился, когда ему позвонили из управления милиции и передали распоряжение: надо принять журналиста из комсомольской газеты и показать ему питомник. Будет написан очерк о борьбе с преступностью, о работе проводников служебно-розыскных собак.

Журналист приехал рано утром. Это был молодой парень в белой рубашке навыпуск с короткими рукавами, в темных защитных очках. Сразу обнаружилось, что ни в розыскном деле, ни в обращении с собаками он ничего не понимает. Прежде всего он захотел погладить Найду: «Какая милая собачка». И пугливо-сконфуженно отдернул руку, когда белые клыки щелкнули возле его запястья. Конечно, Найда легко могла укусить его. Но она, видно, не захотела - поняла, что парень тронул ее не с умыслом, а по глупости. Геворк грозно цыкнул на собаку.

В общем, все обошлось бы благополучно, если бы не полковник, который привез журналиста на своей машине и вчера сам требовал показать «товар лицом». Он угрюмо спросил у Геворка:

- Почему одергиваете собаку? Укусила бы и правильно сделала - этому ее и учили. А вот товарищ из газеты поступает неправильно, не так, как его учили. Я предупреждал, что восхищаться можно только на расстоянии.

Журналист извинялся и улыбался - ему все нравилось. Полковнику же наоборот - не понравилось ничего.

Геворк со вчерашнего вечера подготовил встречу. Детей услали к бабушке. Всю территорию питомника Роза подмела веником и побрызгала водой из шланга. Собаки были вычесаны железным гребнем и оглажены суконкой, чтобы шерсть у них блестела. Проводников вызвали на работу с самого утра, - даже тех, кому полагалось выйти во вторую смену. Все выстроились в шеренгу у ворот и, по команде Геворка, хором приветствовали гостей.

- Для чего устроили парад? - Полковник хмурился. - Прошу, чтобы люди занялись теми делами, которые у вас на сегодня запланированы.

Геворк отчеканил: «Есть!» - и приказал разойтись и заняться повседневными делами.

Никаких дел на сегодня намечено не было, и потому люди просто отошли в сторонку, ожидая дальнейших распоряжений.

Полковник мрачнел все больше и больше. Журналист записывал в блокнот интересные случаи.

- Что вы при этом думали? - допытывался он у проводников, которые подходили по одному и рапортовали об успехах. - Сколько вы проползли шагов? В чем состоял ваш психологический поединок с преступником? Конкретнее, прошу!

Если бы не было полковника, то Геворк рассказал несколько эпизодов из своей личной практики, и тут нашлось бы место и мыслям, и опасностям, и загадкам, и психологическому противоборствованию милиционера с преступным миром. Но в присутствии полковника Геворк выражался осторожно:

- Произвели осмотр места происшествия. Служебное розыскная собака, по кличке «Маузер», взяла след. Вещи, конечно, нашлись. Преступника взяли среди толпы честных людей.

- Вы подробностей добавьте, - просил журналист. - Как, например, вела себя ваша ищейка?

- Служебно-розыскная собака Маузер вела себя по инструкции.

- Опасности были?

- Для нас, товарищ журналист, опасность - родная стихия, - скромно сказал Геворк. Но, уловив взгляд полковника, быстро добавил: - В данном случае, товарищ журналист, опасностей не было.

Полковник сухо приказал:

- Выведите собак на занятие.

С вечера договорились так: первой на плац вызвать Найду. Она покажет, конечно, среднюю работу. Барьер можно установить высотой в полтора метра - затем под шумок, не увеличивая высоты, пригнать Маузера. Он даст высокий класс, особенно при такой высоте. После этого, как бы ни работали остальные собаки, все уже сойдет благополучно.

- Давайте Найду!

Даже строгое милицейское одеяние не могло скрыть крайней молодости проводника Вруйра Тамразяна. Мягко посвечивая смущенными черными глазами, он притащил на поводке желтую собаку. Вруйр и вообще-то не был уверен в Найде - он работал с ней недавно, - а тут надо показать высокий класс.

Как бы журналист не написал в газете что-нибудь неподходящее.

Подбадривая себя и устрашая Найду, Вруйр дергал поводок, кричал «рядом». Найда шла, натянув шнур, низко пригнув голову и обнажив злые клыки. Она переступала лапами чуть внутрь, по-медвежьи, и ее слегка вывернутые лопатки при каждом шаге напрягали кожу на предплечьях. Чуя волнение хозяина, собака нервничала. У барьера она села, хотя команда была «стоять». Но она знала, что перед прыжком полагается сидеть. Вруйр растерянно помигал пушистыми ресницами. Полковник поморщился.

Вруйр отстегнул поводок и дал команду.

Прежде Найда легко брала полутораметровую высоту. Сейчас она не могла сосредоточиться. Ее отвлекало присутствие посторонних, она косила на журналиста злым глазом. И к барьеру пошла без охоты, прыгнула вполсилы. Ее вывороченные передние лапы зацепились по-кошачьи за верхний край доски. Подтянуться она не смогла и сорвалась, жестко проведя когтями по вкладным доскам.

Вруйр отвел Найду назад, опять посадил на землю и, помедлив секунду, раздраженно повторил:

- Барьер!

Собака прыгнула на какую-то долю секунды раньше, чем было нужно. И прыгнула издалека. Из-за этого она утеряла высоту и повисла на досках, как выстиранная рубаха на заборе. У нее не нашлось силы, чтобы, оттолкнувшись задними лапами, перелезть через барьер и спрыгнуть по другую его сторону.

- А вот ты запиши, товарищ, - сказал журналисту полковник, - ты возьми на свое острое перо, что в нашем питомнике собаки совершенно разучились прыгать.

- Так ведь очень большая высота! - Журналист с сомнением покачал головой.

- Нет, корреспондент, высота небольшая, высоты по-настоящему-то еще много не хватает. Они нас с тобой за простачков считают - вытащили доску и сбавили полметра. Восточноевропейская овчарка может брать два и больше. А вот если ты в упор спросишь у начальника питомника, то он тебе честно признается, что дело не в высоте, а в том, что звону в питомнике много, а порядка мало. Он подтвердит, что тренировочной работы с собаками нет. Отвечайте, начальник питомника! Вам задает вопросы представитель комсомольской печати. Сколько часов в день отведено для тренировки?

Геворк облизнул пересохшие губы:

- Конечно, товарищ полковник, мы работаем с животными, как от нас требуют вышестоящие органы, но наша работа, конечно, еще недостаточная, товарищ полковник…

Найда как упала с барьера, так до сих пор и лежала на брюхе. Вруйр Тамразян, думая, что никто его не видит, ударил собаку поводком. Та оскалилась. Журналист сказал:

- А я слышал, что по методам дрессировки, разработанным дедушкой Дуровым… то есть вообще по научной методике… бить животных вроде не рекомендуется.

Полковник сделал жест в сторону Геворка:

- Отвечайте, начальник питомника. Положено у вас бить собак при дрессировке? - Он обернулся к журналисту: - У них, видно, так обстоит: когда виноват проводник, то лупят почем зря собаку. Им дедушка Дуров не закон.

- Позвольте доложить, товарищ полковник… - Геворк приложил руку к груди.

- Не мне докладывайте, а отвечайте на вопрос представителя прессы. Объясняли вы лично проводникам, как положено обращаться с розыскными собаками?

- Ну как же не объяснял, товарищ полковник! - Геворк обиженно выпучил черные глаза. - Им и в школе внушали сто раз, и я лично, как старший по должности. Дрессировка служебной собаки, товарищ полковник, у нас целиком основывается на условном рефлексе. Точно так, как было у дедушки Дурова…

- Позвольте обратиться, товарищ полковник! - Бледный от волнения Вруйр Тамразян выступил вперед. - Эта собака - тип «холерик». Большая возбудимость, трудно поддается дрессировке. Я, товарищ полковник, теорию хорошо знаю. Допускается в отдельных случаях силовое, точнее сказать, болевое одергивание. Если бы собака была тип «сангвиник», тогда только ласка. Тип «сангвиник» - наиболее способные к дрессировке.

- Ладно, покажите сангвиников.

Привели Джека.

Ох, какой он был неказистый, этот сангвиник! По-видимому, его неправильно кормили в первые месяцы жизни, и потому самые кончики ушей у него как бы надламывались. Хвост он подбрасывал кверху и даже немного закручивал, что уж никак не полагается восточноевропейской овчарке. Ростом он был мелковат, но нрав действительно обнаружил с первой секунды уравновешенный и спокойно-веселый. Пытливо взглянул на гостей, приветственно махнул хвостом, потом вспомнил, что не должен замечать посторонних, - отвернулся.

Полтора метра высоты он взял с некоторой натугой, а на бум только поставил лапы, так сразу же и свалился в ров. Но он ничуть не сконфузился и опять, по своей охоте, подбежал к бревну. Ничего не получилось. Давно уже в питомнике не заставляли собак переходить через ров по тонкому бревну.

После нескольких неудачных попыток пса увели в вольер:

- Холерики не могут, - сказал полковник, - сангвиники, правда, стараются, но результат тот же. А вы спросите у них, - обратился он к журналисту, - как они с этими собаками будут задерживать преступника, который, скажем, перебрался через водопад по сваленному дереву.

- Товарищ полковник, разрешите дать объяснение! - Геворк четко козырнул. - Мы Джека на задержание не посылаем. Он не может. И мы его даже в сельских условиях почти не используем. Но вот в городе, товарищ полковник, где многие собаки совершенно пасуют, Джек довольно-таки часто дает результат. А для задержания преступника и, в случае необходимости, для единоборства с ним у нас есть рекордная собака, которую вы сейчас увидите.

Он крикнул Розе:

- Маузера ко мне!

Понимая ответственность минуты, Роза ответила по-военному:

- Есть, даю Маузера, товарищ начальник!

Загремело железо - это она открыла дверцу. Но прошло две, три минуты. Собака не появлялась.

- Разрешите, товарищ полковник, отлучиться, чтобы привести служебно-розыскную собаку, по кличке «Маузер». Собака имеет контакт лишь только со мной, товарищ полковник, так как я бессменно с ней работаю. Боюсь, что женщина-сторожиха не управится.

- Давайте побыстрее.

Геворк побежал к вольеру.

За эти годы Маузер сильно постарел. Вся холка у него стала седая. У черных овчарок старость виднее, чем у собак другой масти. Маузер был теперь громадным костлявым псом с глазами, чаще всего мутными от сна, в которых только изредка просыпался боевой огонек. И нравом он стал еще угрюмее, чем прежде. Хозяина он только терпел - привык с ним работать. Ни разу в жизни Геворк не потрепал его по голове, ни разу в жизни Маузер не лизнул руку, водящую его на парфорсе. Пес угрюмо подчинялся Розе, позволял ей чистить клетку и ставить в угол миску с едой. Женщину нельзя было кусать - это он знал твердо, - и переносил ее прикосновения, хотя она была ему неприятна. Охотно выходил он из вольера только на работу.

Сейчас Роза никак не могла выгнать его из клетки. На его веку столько было всяких смотров! Сквозь дрему он слышал чужие голоса и давно понял, что предстоит не работа, а бесцельная игра и что за ним скоро придут. Но это было ему неинтересно. Роза толкала его сквозь прутья метлой. Он рычал и огрызался, не теряя, однако, достоинства.

Геворк встал перед открытой клеткой, позвал:

- Маузер, ко мне!

Не подчиниться зову дисциплины Маузер не мог. Он медленно выполз из вольера и стал у левой ноги хозяина, как полагается по инструкции.

Геворк повел его без поводка. Маузер показал чудесную выучку. Он шел у ноги так, как будто был простым придатком человека, частью его тела. И, когда Геворк внезапно остановился, пес не сделал ни одного лишнего движения - застыл в предписанной позе.

- Вот это да! - сказал восхищенный журналист и попросил разрешения сфотографировать собаку.

Потом он стал расспрашивать: сколько Маузер раскрыл преступлений? Какие были наиболее интересные случаи?

Геворк снисходительно улыбнулся:

- Собака сама по себе преступлений не раскрывает. Собака - лишь точный инструмент в руках опытного и умного проводника.

Маузер, как обычно, вызывал всеобщее восхищение. Андрей почувствовал прилив горечи. Почему нет Карая? Когда он выскакивал из клетки, всегда радостный, всегда чуть больше возбужденный, чем нужно, когда он прыгал и плясал вокруг хозяина - ловкий, могучий, - никто уже и смотреть не хотел на других собак. Сейчас, конечно, снова Маузер - король питомника.

- Стоять! Лежать! Сидеть! - приказывал тем временем Геворк. - Барьер! - крикнул он.

Большое, костлявое тело старой собаки собралось для прыжка. Мускулы на предплечьях, громадные черные лапы, подтянутое брюхо, даже чуть изогнутый в момент прыжка хвост - все части этой живой машины отлично знали свое дело. Передние лапы в точно выбранную секунду метнулись вперед и вверх, задние быстро подтянулись - и Маузер вмиг оказался по другую сторону барьера.

- Прибавить высоты!

Снова отличный прыжок. Лицо у полковника прояснилось.

Пожалуй, только Андрей и Геворк, знавшие Маузера в его лучшие годы, заметили, что прыжок вышел чуть тяжелее и топорнее, чем раньше. И они понимающе переглянулись друг с другом. Но, может, дело было вовсе не в возрасте собаки, а просто не хватало тренировки?

- Бум!

Маузер пошел по бревну, с брезгливой осторожностью переставляя лапы, совершенно не приспособленные для такой ходьбы. Природа предоставила деревья - стоящие и поваленные - зверью из семейства кошачьих. Но выучка позволяла и собаке преодолеть отвращение к ненадежному, тонкому стволу, перекинутому над рвом.

Спрыгнув на землю, Маузер остановился и вопросительно поглядел на хозяина. Теперь его надо было погнать на лестницу - упражнение, еще более ненавистное собакам, чем ходьба по бревну. Но Геворка обуяло тщеславие. «Вот что умный и опытный проводник может делать с дисциплинированной собакой!» И он властным жестом приказал псу вернуться по буму обратно.

Маузер пошел по бревну еще раз. Лапы у него разъезжались.

- А ну еще! - Геворк самодовольно усмехался. - Бум!

Маузер постоял, подумал, угрюмо зевнул и, неторопливо повернувшись, затрусил к вольеру, согнувшись, прополз под дверцей и лег на подстилку.

- Ко мне! Ко мне! - разъяренно кричал Геворк.

- Оставьте старика в покое, - весело посоветовал журналист, - пес просто решил, что вы над ним издеваетесь.

Полковник молчал.

Андрей понимал, в чем дело. Маузер, давно не работавший на плацу, усомнился в своих силах. Теперь его уже не заставишь выйти из вольера. Андрей вздохнул и пошел за Дикарем.

Он слышал, как за его спиной Геворк объяснял гостям:

- Кличка «Дикарь», или «Карай-второй». От хороших родителей: мать - Дианка, отец - известный Карай, который одно время в нашем питомнике шел вровень с Маузером. Проводник Витюгин, очень толковый. Дикарь - середняк. Ничем особенным пока не отличился.

Все это было верно. И обидно.

«Карай шел вровень с Маузером». Как бы не так! Такого пса, как Карай, в питомнике, может, никогда больше не будет.

Дикарь стоял в вольере, просунув нос меж прутьев, и, вздрагивая от волнения, ждал хозяина. Он молчал, когда мимо проходили чужие люди. Завидев Андрея, он тихонько заскулил и начал вертеться в вольере, становясь то у одной, то у другой стенки на задние лапы. Из клетки он выскочил стремительно, но сразу присмирел и стал у левой ноги хозяина - все сделал, как полагается. При этом он не обидел и себя - тихонько потерся серым боком об руку Андрея и застенчиво, с никогда не гаснущей надеждой заглянул в лицо человека: «Ну как, хозяин, добрый ты сегодня?» Андрей молча пристегнул поводок и пошел с собакой на плац.

После Маузера, наверно, Дикарь покажется гостям ничтожеством. Это естественно. И обижаться тут нечего.

Все же Андрей не ждал, что журналист предложит:

- Снимите одну доску. Высоко для него.

- Нет, - сухо проговорил Андрей, - должен взять.

Он жестом послал Дикаря вперед. Пес прыгнул. Он очень хотел выполнить приказ, очень старался, но задние лапы не нашли опоры, скользнули по доске, и пес упал на землю.

Полковник сказал:

- Вы не чваньтесь, можете уменьшить высоту.

Андрей упрямо мотнул головой:

- Служебно-розыскная собака обязана брать два метра, товарищ полковник.

Дикарь повернул морду к хозяину, чуть шевельнул настороженными ушами. В его глазах Андрей прочитал готовность. Ничто не отвлекало пса. Все дело только в том, что он разболтался без тренировки.

Надо было подать команду. Андрей медлил.

Он шагнул вперед и положил руку на теплую плоскую собачью голову. Дикарь вздрогнул, весь сжался на секунду от непривычной ласки. Андрей чувствовал, как напряглись у собаки мускулы. Он сильнее сдавил мохнатую теплую голову. И это было как просьба: «Сделай ради меня».

«Ради тебя - могу, - сказали преданные собачьи глаза. - Ради тебя - что угодно».

- Барьер!

Собравшееся в комок серое тело метнулось к щиту. На секунду оно показалось Андрею ракетой, выпущенной в небо.

- Ну и прыжок! - восхищенно сказал журналист.

Этого успеха Андрею было мало.

- Барьер!

Второй прыжок был еще лучше прежнего.

…Почему же все-таки Андрею сейчас так неловко перед самим собой? Почему не радуют успехи Дикаря?

Ведь он ни за что не приласкал бы собаку просто так, бескорыстно, хотя и знал, как ей этого хочется. Сердце не звало его переступить раз навсегда намеченные границы делового контакта. Зато, когда от собаки потребовалось чрезмерное усилие, тогда - пожалуйста! - он снизошел до ласки. И в этом было что-то унизительное, спекулятивное. А главное - что-то такое, чему в дальнейшем все равно не будет места в отношениях этого человека с этой собакой. Андрей как бы обманул собаку - вот что было самое неприятное.

Но Дикарь сейчас был готов на любые подвиги. И это надо было использовать.

- Бум!

Пожалуйста! Смотрите все! Пес храбро идет по бревну.

- Бум!

Идет в обратную сторону.

- Бум!

Вот на этом-то и сорвался Геворк. Может, в третий раз уже не стоит гнать Дикаря на бревно? Да нет, можно и в третий раз, и в четвертый. Отказа не будет.

- К лестнице!

Согнув лапы, Дикарь в противоестественной позе ползет по круто поднимающимся вверх перекладинкам. На верхней площадке он приостанавливается, чтобы перевести дыхание. Теперь самое трудное - крутой спуск: головой вниз, а неверные задние лапы еще где-то наверху и осторожно нащупывают круглые перекладинки.

- Ко мне, Дикарь!

Становится у левой ноги. И точно так, как когда-то Карай, спрашивает взглядом: «Что еще нужно? Приказывай, хозяин!»

Все-таки - сын Карая.

Потом Андрей посылает пса на задержание. Парень в просмоленном комбинезоне отбивается, стреляет в землю. Небольшая серая собака стремительно бросается нэ него, сбивает с ног.

Дикарь, сын Карая. А все же - не Карай.

Полковник доволен. Благодарит за службу.

Журналист фотографирует собаку. Просит, чтобы проводник рассказал о ней поподробнее.

- Оставляет, знаете, самое лучшее впечатление…

- Что рассказывать? - сухо говорит Андрей. - Вы же слышали характеристику, данную начальником питомника: посредственная служебная собака.

Андрей ведет пса к вольеру.

Дикарь прижимается боком к сапогу. Ждет, просит прощальной ласки. Чуть слышно повизгивает от волнения.

Хозяин сурово отстегивает поводок, жестом посылает пса в клетку и запирает дверь.