Карлсон и коварные белки

К пяти годам Тима подхватил свою первую зависимость – он стал игроманом. Играл он с просыпу, не успев вылезти из-под одеяла. Мама с трудом его умывала, впихивала в одежду, тащила на кухню, где с ложечки заправляла в него завтрак. В детском саду он воспитал воспитателей, которые уж опустили руки – болен безнадежно, пусть сидит со своим смартфоном.

Мама признала бы Тиму инвалидом, или, по крайней мере, сочла бы его болящим ребенком, если бы имела время и дух что-нибудь еще осознавать и считать поверх того, что уже приходилось держать в голове.

В выходные родители вели Тиму на детскую площадку – подышать. Здесь он прилипал к группе таких же болящих игроманов, и они сражались в сети или имитировали общение в играх-симуляторах.

Даже в церкви перед причастием он прятался в комнатке для детей и играл, пока его не выгоняли вездесущие старушки. Впрочем, довольно быстро он воспитал и их.

Вечером же Тима часто впадал в истерики, потому что папа забирал телефон, строго требовал подчинения и угрожал вовсе изъять игрушку.

А когда ребенок, наконец, засыпал, родители уединялись на кухне, пили терпкий чай и держали совет, вроде военного, потому что Тимин папа служил офицером в ближайшей части.

В очередной такой военсовет случайным своим звонком вклинился папин отец, дед по совместительству, которого Тима ни разу не видел, ибо жил тот где-то далеко. Проведав о зависимости, дед вознамерился срочно прилететь и спасти единственного внука.

Зная придурковатость деда, отец пытался того отговорить. Но придурковатость – она ведь непобедима и непрошибаема, и справиться с нею тяжелее, чем с зависимостью. А потому через несколько дней дед уже звонил в дверь.

Отец открыл и впустил в их размеренную жизнь ненормального старика – взъерошенного, пучеглазого деда, похожего на состарившегося Карслона с морозными ожогами на одутловатом лице, с низким и хриплым пропитым голосом, выпуклым брюхом и короткими ножками. В деревне все его так и звали – Карлсон, который…

К вечеру дед уже и сам дул на терпкий чай, от чего его пухлое лицо раздувалось до размеров тыквы, и хрипло возмущался зависимостями:

– Была у меня одна, – заметил он с бравадой бывалого солдата. – Алкогольная. Да, представьте себе!

И он прервался для паузы, будто ожидая, что присутствующие удивятся и шокируются таким заявлением, исходящим от матерого алкоголика.

Но окружающие промолчали, сдерживая вздохи, и дед утвердил:

– Но с зависимостью покончено, – Он опять помолчал, но, не дождавшись встречных вопросов, для прочности, вроде твердой печати в конце документа, заверил: – Уже семь лет без зависимости. Семь!

На следующий день Тиму пришлось оставить дома, ибо дед не остановился бы и перед походом в детский сад, если того требовало спасение внука. А дед в детском саду – это уж слишком, перед такой катастрофой любая зависимость выглядела недоразумением вроде легкого насморка с утра.

Тима начал день с новой «игрухи», поскольку ему требовались больше ярких впечатлений для защиты от странного толстяка, который не сводил с него глаз все утро.

Только Тима пробил первый уровень игры, как в комнату ввалился больной старик, и жестоко вскрикивая от боли, завалился прямо на пол.

– Спасите! – поддельно и неубидетельно стонал он. – Тяжелое ранение в ногу! Проклятые белки!

Тима не нашелся как отреагировать в столь экстремальной ситуации, он только вскочил в кресле, отложил бережно телефон на полку с мелочевкой и уставился на страждущего.