Карнавальная ночь

ФИНАЛ КОМЕДИИ

От двух часов ночи до рассвета в Париже стихает; всякий шум. Когда Маргарита умолкла и наступила тишина, часы на колокольне святого Фомы пробили три. Остальные церковные куранты благочестивого предместья отдаленным эхом вторили этому гласу уходящего времени.

На улице и в саду не раздавалось ни звука, лишь отголоски бала доносили порой гул голосов и обрывки мелодий.

Догадайся окаменевший Леон де Мальвуа, чьи глаза смотрят на него сквозь прорези маски, чье сердце бьется под складками невесомого шелка, который он принимал за наряд принцессы Эпстейн, это вряд ли потрясло б его сильнее.

Возможно, он даже перестал бы дрожать, ведь от природы он был смелого нрава.

Надо, однако, сказать, что, если бы Леон вдруг узнал Маргариту, разгадав ее наглый обман, первая его мысль была бы: «Сегодня ночью меня зарежут».

В самом деле, даже в угаре игры, ставку которой она удваивала с лихорадочным бесстрашием, Маргарита могла доверить свой секрет лишь человеку обреченному, ведь наполовину секрет этот был чистой и страшной правдой.

Но Леон ни о чем не догадывался, а Маргарита и в мыслях не допускала, что он способен догадаться.

Как все великие актрисы, она перевоплотилась в свою героиню.

– Вы мне верите, господин Мальвуа? – спросила она после минутного молчания.

– Да, – ответил Леон, – я вам верю. Граф обречен, и вы тоже!

– Я хочу вам сказать, – снова начала она, – что Господин Сердце когда-то был любовником графини.

– Мне это хорошо известно, – пробормотал нотариус.

Уж графине ли было не знать, откуда дошли до Леона такие сведения!

Но произошло непредвиденное. Леона задело грубое слово «любовник», оплошно вылетевшее из уст Маргариты – первая неверная нота в длинном и прихотливом потоке чарующей музыки. Одна нота могла погубить все.

Но она тотчас спохватилась и, словно вымарывая попавшую на бумагу опасную фразу, сказала:

– В этом ужасном доме я с утра до вечера только и слышу всякие ужасные слова!

– Но ведь он и есть наследник, – заговорил снова Леон, – зачем ему идти на преступление?

– Я тоже так думала, – живо нашлась Маргарита. – По-моему, здесь какая-то тайна, которой я не в силах найти объяснение. Неужели графиня, обманывающая всех, попалась на обман сама?

– Должен вам признаться, – сказал Леон, – что первую надежду на наш с вами союз, принцесса, в меня вселила сама графиня.

– Тогда берегитесь! Она расставила на вашем пути свои коварные сети! Эта женщина ничего не говорит и не делает без умысла. Но вернемся к ее сообщнику. Если он истинный наследник де Кларов, зачем ему красть лежавшие у вас бумаги?

– Так это был он! – воскликнул нотариус. – Быть того не может! Вы недавно упомянули Черные Мантии…

– Вот именно! – прервала Маргарита.

– Неужто он состоит членом этого общества, он, герцог де Клар?

– Сейчас обществом заправляет графиня, а он вовсе не герцог де Клар!

Голос ее даже не дрогнул при этих словах, и в них снова звучал смертельный приговор Леону, узнавшему страшную тайну.

– Будь он наследным герцогом де Клар, – продолжала Маргарита, слишком складно для юной девицы нанизывая доводы, – с чего бы он стал делиться со всеми этими людьми! Да, забыла самое главное: он не только похитил у вас грамоты, но постоянно носит их при себе. Даже здесь, на балу, если схватить его, в кармане его фрака обнаружатся свидетельство о рождении, свидетельство о браке и свидетельство о смерти герцога Раймона, моего дяди, свидетельство о рождении моего кузена Ролана, а также свидетельство о смерти герцогини Терезы!

– Все, что у меня утащили! – задумчиво прошептал Леон.

– Все, – повторила Маргарита. – Прошу вас, господин Мальвуа, возьмите там с подноса стакан воды и принесите сюда, мне дурно!

Это вмиг отвлекло Леона от раздумий. Он бросился выполнять просьбу.

Разговор делался опасен: чересчур отклоняясь в деловую сторону, он уводил от объяснения в любви. Маргарита это прекрасно понимала. Оставалось слишком мало времени. Ей требовался Леон, ослепленный страстью; и она своего добилась.

Когда Леон вернулся с водой, лже-Нита лежала, откинувшись на спинку кресла.

Казалось, она была на грани обморока. Он опустился на колени и хотел было поднять маску, дать ей воздуху, но Маргарита отстранила его слабеющей рукой и взяла стакан.

– Я боюсь! – сказала она. – Кажется, кто-то ходит… Взгляните, что там такое?

Леон бросился вон; когда он вернулся, Маргарита уже ставила пустой стакан на столик.

– Никого? – прошептала она. – Я всего боюсь. Знаете, теперь, когда я вам все открыла и вы стали мне еще дороже и ближе – теперь я боюсь не только и не столько за себя, сколько за вас!

– Вся моя жизнь, – сказал Леон де Мальвуа, с трудом подбирая слова и силясь выразить нахлынувшее чувство, – отныне будет посвящена тому, чтобы воздать вам за радость этих мгновений!

– Радость! – с горечью повторила она. – Вся ваша жизнь…

Она прижала его ладони к своему сердцу и встревожено добавила:

– Говорю вам, я боюсь! Однажды, когда они собрались там, в комнате графини, их тогдашний главарь, «Отец», господин Лекок де ля Перьер… вы ведь знаете, как он ужасно погиб?.. упоминал вас и первый день поста. У них есть нерушимое правило: за каждое преступление выдавать правосудию одного виновного. Вам предстоит драться с человеком, который мертв, господин Мальвуа…

– Но он не умер!

– Откуда вы знаете? Я очень любопытна, мне удалось подслушать их секреты. Теперь я знаю, почему несчастный граф дю Бреу заболел и лишился рассудка, а скоро лишится и жизни. Но мне известно не все… Пожалуйста, не перебивайте, господин Мальвуа… В тот день, о котором я говорю, они назвали вас. Вы знаете историю Андре Мэйнотта? Вижу, что знаете, раз побледнели. Так вот, господин Лекок отвел вам ту же роль, которую Мейнотта заставили сыграть на каннском процессе…

Она умолкла и провела рукой по лбу.

– С чего вы взяли, что человек, раненный одиннадцать лет назад в канун поста, не умер? – продолжала она. – Да и кто был тот человек? Пусть это не вяжется с вашим мнением, уверяю: так называемый Господин Сердце и раненый из Бон Секур вовсе не одно лицо…

Леон не смог сдержать возглас изумления.

Она ловко опутывала его сетью, связанной из правды с ложью; отделить в этом хитросплетении истину от вымысла могла бы лишь долгая кропотливая работа, беспристрастие судьи и прозорливое око сыщика.

А что было у Леона? Минута времени, смятение в душе да потрясенный рассудок.

– Я не хотела вам этого рассказывать, – продолжала Маргарита, – ведь без доказательств такое обвинение может только навредить, а речь идет о моей жизни, которую я вверяю вам, господин Мальвуа! Но раз уж я вам сказала, поверьте: похитивший у вас грамоты де Кларов – самозванец, а то и убийца. Мне ли не знать, ведь я была вместе с отцом в гостевых покоях монастыря Бон Секур. Это меня и погубит: я слишком много знаю, они боятся меня. Леон! Даже если бы я не любила вас, то на коленях молила бы о защите! Здесь я в опасности, они убьют меня!

– Принцесса, – коротко произнес нотариус, – будь вы моей сестрой или женой, я тотчас увез бы вас подальше от этого дома.

В безупречно разыгранном порыве и с неподдельным облегчением Маргарита бросилась к нему на шею.

– Благослови вас Бог! – воскликнула она. – Вы любите меня, и я вручаю себя вам: я – ваша жена. О, уедем отсюда, бежим!

Леон прижал ее к груди.

– Я готов стоять за вас против всего мира! – вскричал он.

– Послушайте, – снова заговорила она, – теперь мы помолвлены; я счастлива, о, я так счастлива, что обязана вам своим спасением! Я готова. Мне надо только надеть накидку и собрать драгоценности. Вы выйдете через эту дверь в переулок, потом поспешите на улицу Гренель. Там стоит моя карета, с номером сто десять. Ведь я и так уже решилась бежать, даже одна. Берите карету и подъезжайте к воротам. Я буду ждать!

Она протянула ему руку, Леон страстно облобызал ее и бросился наружу. Как только он исчез, Маргарита сняла маску и глубоко вздохнула.

Она подняла лампу и посмотрелась в зеркало. Оттуда смотрело каменное лицо с высокомерной и безжалостной улыбкой.

Часы показывали половину четвертого.

Маргарита, как обещала, надела накидку; однако собираться не стала, а пошла по аллее, ведущей в покои графа.

От ствола липы тут же отделилась тень и направилась к ней.

– Все выполнено, как вы приказали, – тихо сказал виконт Аннибал. – Господин Сердце сейчас в саду, ищет свою возлюбленную. Мне даже не пришлось ничего подсказывать. Все видели, как «летнее облако» вышло в сад. Он ищет «облако».

– А женщина, что вы привели? – спросила Маргарита.

– Она сыграла свою роль безукоризненно; костюм «вулкана» сидел на ней ловко, почти как на вас. Но когда мы возвращались в ваши покои по коридору, нам встретились двое в черных домино…

Маргарита насторожилась.

— Один из них, – продолжал Аннибал, – подошел к моей даме и почтительно поклонился. Мы как раз стояли под светильником. И тут он воскликнул: «Это не графиня дю Бреу!»

Маргарита схватила его за руку.

– Он так сказал? Это был мужчина? – пробормотала она срывающимся голосом.

– Да, сдается даже, я узнал доктора Абеля Ленуара.

– А второй? – спросила Маргарита, скрипнув зубами.

– Второй была женщина. Когда они отошли, она произнесла: «Значит, здесь два „летних облака“…», дальше я не расслышал.

– Нельзя терять ни минуты! – в сильном волнении прошептала Маргарита. – Аннибал, займите свой пост! Я иду навстречу Ролану.

– Погодите, графиня! – перебил виконт, бесцеремонно ухватив ее за руку. – Хотя я толком не понимаю, что происходит, но чувствую, что это дьявольски опасно…

– Думаете, на балу что-нибудь заподозрили? – спросила Маргарита.

– Нет, с этим все благополучно. Мои опасения касаются только меня одного. Я лишь подозреваю, что в конце представления кое-каких кукол переломают, и хотел бы знать…

Маргарита, успевшая отойти на несколько шагов, вернулась.

– Бумаги при нем? – спросила она.

– Все при нем, я сам их вручил.

Она сильно тряхнула его за плечи и что-то шепнула на ухо.

– Вот как!.. – удивленно воскликнул виконт. Но Маргарита была уже далеко.

«Стало быть, – сказал себе озадаченный Аннибал, застыв на месте, – два Буридана должны перегрызть друг другу глотки. Сколько же гадюк надо истолочь в ступе, чтобы слепить подобную тварь?! В душе-то она всегда питала ко мне слабость. Герцог де Клар! Черт побери! Пожалуй, игра стоит того, чтоб доиграть ее до конца. Все же буду держаться поближе к дверям и чуть что – счастливо оставаться, господа!»

Проходя мимо дверей мужа по дороге в сад, Маргарита думала: «Герцогиня де Клар! Настанет час, появится и герцог! Он красив! Я сделаю его великим! Я буду любить его со всей ненавистью, которую вложила в победу! О, я буду любить его, как любила бы этого Ролана, если бы он согласился!»

Из груди ее вырвался вздох.

– Но он встал на моем пути, – мрачно продолжала она. – Я перешагнула, вот и все. Через час между мною и моим богатством останется лишь умирающий и холоп-итальянец. Перешагну и через них!

В ту минуту, когда Маргарита, отдав последнее распоряжение виконту Аннибалу, спускалась с террасы, за ее спиной в слабо освещенном окне спальни графа дю Бреу маячила чья-то тень.

Шторина наполовину приподнялась и упала.

Ролан бродил меж тем по саду. Маргарита окликнула его и бросилась навстречу.

– Наконец-то, – сказала она, цепляясь за его руку и делая вид, что задыхается. – Я так давно вас ищу!

– Я тоже искал вас, Нита, – сказал Ролан. – Я очень встревожен. Ваша рука дрожит!

– Пустяки. Но чем вы встревожены?

– Я… – начал Ролан.

– О нет, нет, молчите! – перебила она. – Ничего не говорите…

Она отпустила его руку и положила ладони ему на грудь.

– Я же вас совсем не знаю, – прошептала графиня будто в забытьи. – Хватит ли вам сил? Хватит ли смелости?

– Нита! – воскликнул Ролан, поддерживая ее и видя, что она вот-вот лишится чувств. – Что-то в вас изменилось с тех пор, как мы расстались…

– Все изменилось! – печально произнесла она. – Там (она кивнула на освещенные окна бильярдной) мы не поговорили о главном…

– Мы говорили о нашей любви, – с укором сказал Ролан.

– А мне кажется, что с каждой минутой я люблю вас все больше… Но в уме ли мы, Ролан? Скажите мне, что у вас достанет сил и отваги! Обещайте мне вашу защиту и покровительство!

Лже-Нита положила ладони на плечи Ролана, он обвил руками ее гибкий, трепетный стан.

– Бога ради, Нита, – сказал Ролан, чувствуя ее тяжелое дыхание, – что с вами? Говорите! От кого я должен вас защищать?

– От графини, – ответила Маргарита, которая теперь, услышав, что Ролан заметил в ней перемену, стала тщательнее следить за своим голосом, – и от господина де Мальвуа…

– Ах, от этого! – воскликнул Ролан с внезапной яростью. – Я же вам говорил! Я чувствовал, что-то здесь не так!

Если бы не темень, было бы видно, как сверкнули при этих словах глаза Маргариты. Она узнала, что хотела: Нита и Ролан говорили о Леоне де Мальвуа.

– Правда, – прошептала она, еле сдерживая душившую ее ярость, – мы говорили о нем, только мне не верилось: человек, которому отец так доверял! Брат моей лучшей подруги!..

– Нита, – произнес Ролан властно, почти сурово, – я требую, чтобы вы немедленно сказали, за что я должен покарать господина Мальвуа!

Лжепринцесса отпрянула от него, как бы в восхищении, и простерла к нему руки.

– О Ролан, возлюбленный мой Ролан! – воскликнула она. – Благодарю вас за эти слова! Если бы вы знали, как рада я слышать ваш приказ! Но только не теперь, умоляю… Скорее бежим!

– Бежим? – удивился Ролан. – Нам – бежать? Вдвоем? Из дома, который принадлежит одному из нас, то есть нам обоим?

– Но оставаться здесь опасно, Ролан, а одолеть опасность мы не в силах. Послушайте меня, умоляю! Едва мы выберемся из этого дома, я все объясню. Ну я же не сумасшедшая! Над бильярдной, где мы говорили о нашей любви, сейчас умирает граф. Он мог бы подтвердить, что мои опасения не напрасны! Теперь все бумаги у вас, победа ваша обеспечена. Как только мы покинем этот дом, я и все, кто выступает против нас, окажутся в ваших руках…

– Но разве, – возразил Ролан, – имея эти грамоты, я не хозяин здесь, среди толпы знатных гостей?

– Как к вам попали эти документы? – чуть слышно спросила лже-Нита.

И так как Ролан замялся, не спеша раскрыть свои секреты в этот решающий момент игры, в которой уже не будет случая отыграться, она добавила:

– Было от чего измениться, давешняя веселость прошла, вы заметили… Я дрожа бросилась к вам, моля о защите, ибо услышала… об этом расскажу после… словом, открыла заговор. Графиня сама подстроила кражу документов. Если вы думаете, что ваши убогие недотепы из мастерской и впрямь могут противостоять графине, значит, плохо ее знаете. Раз нелепый заговор ваших друзей удался, значит, не обошлось без ее помощи! Зачем ей это понадобилось? А затем, что, стоит вам явиться на этом балу, где, казалось бы, все уже готово, немедля раздастся слово «похищение». Законные наследники, друг мой, не крадут; вы попались в западню. А вокруг заранее собрали следователя, адвоката и целую армию свидетелей. Ролан, наши души отныне нераздельны! Я боюсь за себя, но причина – в вас!

Она мягко подтолкнула его, и Ролан отступил в сторону террасы на шаг, потом на два.

– До гроба буду признательна вам за эту жертву, – сказала Маргарита. – Вы доказали силу вашей любви!

– Куда мы пойдем, – спросил Ролан.

Маргарита колебалась: уж больно рискован был следующий ход.

Но мгновение спустя она решилась, прижала руки Ролана к своей груди и проворковала чарующим голосом:

– Мой кузен, мой жених, мой муж, Ролан герцог де Клар приютит меня в своем доме, где все, начиная с него самого, будут уважать меня!

– Пойдемте! – сказал молодой человек. Они поднялись по склону на террасу.

Едва они миновали вход в покои графа, как дверь бесшумно открылась и выпустила троих: пару черных домино и укутанного в длинный плащ шатающегося призрака. Ни Ролан, ни его спутница не заметили их.

Остальное совершилось с быстротой молнии. Передать вихрь дальнейших событий, во время которых не было произнесено ни слово, можно лишь на подмостках театра.

Все происходило одновременно в разных местах, ибо на балу тоже возникло замешательство. Из дома доносился шум, более не заглушаемый звуками оркестра. Казалось, чарующее великолепие празднества обернулось трагической развязкой.

Маргарита ясно это слышала, от ее внимания не ускользнуло ничто. Она подумала: «Мой „первый муж“ умер».

Но это лишь подстегнуло ее довершить тщательно обдуманный замысел, который отныне должен был воплотиться без нее. В финале не нужна была музыка, а все эффекты были приготовлены заранее.

Для начала грянул гром: в тот миг, когда лже-Нита и Ролан переступили порог флигеля, навстречу им в противоположной двери показался Леон де Мальвуа.

Он собирался сказать, что карета подана, но и рта не успел открыть.

Маргарита, растрепав волосы, упала на колени и воздела руки к небу.

– Этого-то я и боялась! – воскликнула она. – Мы опоздали! Защитите меня! Защитите меня!

После давешних объяснений эти коварные слова могли равно относиться и к Леону, и к Ролану; услышав их, соперники бросились друг к другу и разом сдернули маски.

Никаких оскорблений произнесено не было.

– Здесь есть пистолеты! – только и сказал Леон, и губы его передернулись.

Он вошел в гостиную.

Ролан последовал за ним.

Они взяли пистолеты.

За ними, достигнув вершин лицедейского искусства, ползла на коленях Маргарита.

Она хрипела.

Она исступленно бормотала, как, верно, делала бы несчастная Нита, случись все взаправду.

– Пощадите! Смилуйся, о Боже! Пощадите!

И словно бы лишилась чувств.

Но когда в наступившей полной тишине одновременно поднялись два пистолета, ибо никакого объяснения не последовало (да и какое могло быть объяснение?), когда пистолеты поднялись, а затем опустились, и соперники, бледные, распрямившись и затаив дыхание, смотрели в глаза друг другу, Маргарита медленно подняла голову.

Она будто повторила движение пистолетов. Голова подалась вперед; из прорезей маски мерцали два синеватых огня, как горят в ночи глаза хищника.

Графиня жаждала крови; кровь обещала ей тройную победу: гибель двух ее врагов и бесчестье соперницы.

Она предвкушала триумф. Пистолеты заряжены, стрелять будут в упор.

Сто свидетелей сбегутся на выстрелы и найдут в доме Ниты де Клар два трупа!

– Считаем одновременно, сударь, – сказал Ролан. – Раз!

Ведь это была дуэль.

– Два! – хрипло и твердо произнесли они в один голос.

Громкий крик предупредил «три», готовое сорваться с их губ.

Маргарита вскочила, пытаясь отвратить нежданную помеху. В комнате появилась пара черных домино.

– Она хочет, чтоб вы убили друг друга! – прозвучал срывающийся голос. – Ролан, Леон! Это не Нита де Клар!

И Роза де Мальвуа сорвала с Маргариты маску. Ошеломленные соперники отступили. Маргарита съежилась, готовая ринуться на стоявшую без маски Розу.

– Я клянусь честью и совестью, – произнесло второе домино, указывая на Ролана, – этот юноша – сын Терезы, герцогини де Клар.

Слова его были обращены к двум строгого вида господам, вошедшим в гостиную во главе шумной толпы. Один из них был следователь, второй – адвокат Мерсье.

– Правосудие опирается на ручательства, которые сочтет приемлемыми, – произнес знаменитый адвокат. – Для меня свидетельство доктора Ленуара не подлежит ни малейшему сомнению.

Тут им пришлось посторониться и пропустить того призрака в черном плаще, который, как вы помните, вышел из покоев графа.

Это был граф собственной персоной. Он был так бледен, что, казалось, жить ему оставалось считанные часы. Граф ступал, держа за руку свою воспитанницу Ниту де Клар, принцессу Эпстейн. Он направился прямо к соперникам, которые все стояли как вкопанные, до сих пор не оправившись от потрясения.

– Господин Мальвуа, – сказал он, – герцог де Клар стоит перед вами и желает вернуть похищенные документы.

Ролан молча протянул Леону пакет.

– Господин герцог, – продолжал Жулу, – вот ваша кузина, которой вы замените отныне опекуна и отца.

Нита взяла руку Ролана и с улыбкой шепнула:

– Это я говорила вам о своих чувствах там, на балу.

Жулу повернулся к следователю и, указав на напиравшую за дверью толпу, попросил:

– Погодите впускать тех, кто пришел нас арестовывать. Мне надо кое-что сказать графине.

Повинуясь жесту следователя, толпа отхлынула. От Жулу веяло таким ледяным спокойствием, что никто не подумал возражать. Тот подошел к своей остолбеневшей жене.

– Сударыня, – сказал он, – готовясь к смерти, я примирился с Богом и людьми. Теперь все наши сообщники находятся в руках правосудия… На свободе осталось лишь двое преступников: вы и я. Через минуту нас арестуют.

Маргарита не шелохнулась, но из-под полуприкрытых век на смертельно бледном лице сверкнули зрачки раздавленной гадюки.

– Сударыня, – снова заговорил Жулу, – я пришел спасти вас.

Глаза Маргариты хищно вспыхнули. Она поверила. Этот человек столько лет был ее рабом!

– Я спасу вас, – повторил Жулу, – не потому, что так долго и страстно любил вас, но потому, что не желаю более позорить имя, доставшееся мне от отца с матерью.

Граф откинул полу плаща. В руках он держал по пистолету. Точным движением, так что никто не успел его остановить, он прижал одно дуло к своему лбу, а другое – к виску Маргариты. Разом раздались два выстрела. Мозг Маргариты брызнул, покрыв страшными пятнами нежные краски карнавального платья. Жулу рухнул замертво рядом с телом жены.

Год спустя Гонрекен Вояка и господин Барюк по прозвищу Дикобраз в сопровождении преданного Каскадена и еще нескольких важных лиц из мастерской Каменного Сердца совершили историческое путешествие. Эти люди, привыкшие постоянно видеть перед собой позеленевший купол Сорбонны, вдруг очутились вдали от него, среди гор провинции Дофине. Все они были добротно одеты и восседали в дилижансе, словно зажиточные буржуа.

Господин Барюк почти утратил привычную угрюмость и отпускал соленые шуточки наперебой с Каскаденом. Гонрекен, напротив, пребывал в тихом блаженстве.

– Пошевеливайтесь, милейший, – говорил он кучеру, менявшему лошадей, – мы едем отмечать два приятнейших события и везем с собой в сундучках полный набор для фейерверка, с солнышком и огненным фонтаном, чтобы пожелать молодым супружеского счастья. Ведь когда девушки заявились в мастерскую, собираясь выселить нас из дома, мы и вообразить не могли, что одна из них – будущая жена Господина Сердце! Прирожденная принцесса, такая добрая, такая веселая, в самом цветущем возрасте, да при всех миллионах, да вдобавок отменно подпускает эффекту манерами и воспитанием, так что получается чудо что за парочка. Старина, сделай милость, лети как на крыльях! А ну, живей!

Господин Барюк, высунув голову в дверцу, кричал:

– Своей болтовней вы только задерживаете нас, Вояка! Вторую девушку тоже, поди, не волк задрал! Выходит за босяцкого целителя, он малый славный, у него маркизы ждут в приемной, пока он возится с бедняком. Спой-ка нам что-нибудь, Каскаден!

Дилижанс все дальше уносил развеселую компанию. Лишь порой Гонрекен вздыхал:

– Одному только не свезло! Красавец этот, нотариус, бросил свою лавочку и подался в монахи. Вот жалость-то!

Стоял дивный вечер, когда наши странники сошли с дилижанса и побрели долиной Грезиводана. Вдруг средь бескрайнего бора перед ними выросли величественные очертания башен замка Но-Фаба. Странники в волнении сорвали шапки, встали в кружок и затянули:

В родном краю, друзья мои,

Как сладко жизнь прожить…

– Долой равнину Сен-Дени! – крикнул Гонрекен Вояка.

– Клянемся, – поддержал его Барюк, – усердно возделывать эту горную почву!

– Мы любим все молочное! – добавил со слезами на глазах Каскаден. – И белое вино! И зеленый горошек!

Так люди превращаются в селян…

На другой день мастерская Каменного Сердца учинила редкостный по своему великолепию фейерверк.

Новобрачная Нита де Клар сияла красотой и счастьем; новобрачная Роза де Мальвуа не могла скрыть печали, прорывавшейся сквозь ее радость.

Из двух новоиспеченных мужей один звался Ролан, герцог де Клар, другой – доктор Ленуар. Но мастерская напоследок, под хлопанье и вспышки шутих, издала свой любимый клич: «Да здравствует Господин Сердце и гулянка!»

Именитые гости замка Но-Фаба и не думали смеяться. Возвратясь в гостиную, они вспоминали одну необычную и трогательную историю.

Оба брачных контракта составил мэтр Леон де Мальвуа, а на другой же день отрекся от мира и удалился в монастырь Гранд-Шартрез.