Карст последний

Однажды на одной планете зародилась жизнь. Она совершенствовалась и разрасталась, заполняя всю планету. Жизнь была не просто жизнь, жизнь была разумной. И однажды эта разумная жизнь чуть не уничтожила себя. Планета вспыхнула и погасла и вспышка эта унесла с собой все… Почти все.

Долина Карста лежала в ложбинке между двух горных хребтов. Огромные скалы опоясывали ее и сливались друг с другом где-то вдали. Подножия этих гор устилали, словно мох облепил камень, перелески. Среди этих перелесков шла сейчас большая королевская охота. Грозный повелитель Карст сто семьдесят четвертый гнал перепуганного зайца. Заяц несся сквозь лес, пытался петлять, запутать след, но куда там. Карст выстрелил, заяц подпрыгнул, дернулся и уже безжизненная тушка грохнулась об землю.

Карст расхохотался.

— Славная охота, друг мой Глонк, — Карст похлопал по плечу подъехавшего слугу. — Спасибо.

— Славная охота, мой правитель, — согласился Глонк. — Еще более славно в ней то, чего ты не знаешь.

Поедем, я покажу тебе, что нашли твои люди.

Они проехали совсем немного. Послышались крики, затем за кустами показалось какое-то движение. Карст пришпорил коня и вылетел на поляну словно молния. На поляне шла возня и неразбериха. Грозный правитель проехал сквозь толпу, которая разверзлась пред ним, и Карст увидел причину сыр-бора. Это был маленький медвежонок, он метался, пытаясь понять, что случилось и где его мама, он не знал, что маму его грозный правитель час назад лишил жизни.

Подъехал Глонк, спросил тихо:

— Что нам с ним делать, мой правитель?

— Возьмем с собой, в подарок, — бросил Карст и развернул коня.

— Для Карси? — лицо Глонка озарилось счастливой улыбкой.

Карст не ответил, а только слегка кивнул головой:

— Все, Глонк, охота окончена.

— Слушаюсь, мой правитель.

И Карст поскакал в Карстенхолл, оставив добычу на попечение Глонка.

Город расположился в самом центре долины. Карст гнал коня до самого города, но на въезде притормозил — не пристало правителю мчаться на коне обгоняя ветер, как мальчишке. Лицо Карста, и без того жестокое, стало еще жестче, на губах заиграла надменная полуулыбка. Правитель въехал в город.

Он правил коня по узким улочкам. Народ расступался в благоговейном страхе, кланялся, опуская головы до самой земли. Карсту это нравилось, он специально выбирал те улицы, где было много народу. Наконец правитель достиг своего замка. Хмурая крепость его предков была построена сразу после Цветения и стояла здесь уже тысячи лет. Ни одно другое здание не прожило такой долгой жизни, как замок Карстов.

— Строили же люди! На века, а теперь… все таинства древних порастеряли, — пробормотал правитель себе под нос, он всегда думал об этом подъезжая к родовому замку, куда не допускался ни один простой смертный, кроме ближайшего окружения правителей, но должность слуги в замке Карст тоже передавалась по наследству.

Ворота распахнулись пред грозным правителем, и он въехал в родной замок. Только когда ворота закрылись за его спиной, Карст позволил себе расслабиться — он был дома.

— Ферл! Бержетта! — позвал он.

Голос его звучал, как раскат грома, а глаза сверкали молниями. Однако ему доставляло удовольствие внушать страх. Бояться — значит уважают. Еще не успело эхо его голоса стихнуть в отдаленных уголках двора, а уже, как из-под земли, появились слуги. Старый сгорбленный конюх Ферл и молоденькая девушка Бержетта.

— Ферл!

Старый конюх подошел к правителю склонил голову и опустился на колени. Правитель перекинул ногу через седло и ступил на сгорбленную спину слуги, затем, как по лестнице, сошел на землю.

— Забери коня, Ферл.

Ферл с трудом поднялся на ноги (раньше у него это выходило лучше, но что поделаешь — старость), поклонился и, взяв коня под уздцы, скрылся в глубине двора.

— Бержетта.

— Да, мой правитель, — девушка слегка поклонилась и опустила глаза, прелестные губки сложились в многообещающую улыбку.

— Нет, не это! Пусть мне приготовят ванну.

— Да, мой правитель.

— И скажи моему сыну, пусть ждет меня в зеленом зале!

— Да мой правитель.

— И еще, как только появится Глонк, пусть придет ко мне в зеленый зал.

— Да, мой правитель.

Девушка поклонилась. Правитель, повинуясь моментально пришедшей похоти, обхватил ее, слился с ней в поцелуе. Жесткие, как стальные тиски, объятия ослабли. Девушка снова слегка поклонилась:

— Все, что будет угодно моему правителю, — прошептала она с придыханием.

— Не сейчас. Ты слышала, что мне сейчас угодно, выполняй!

— Да, мой правитель, — и девушка исчезла также быстро, как и появилась.

Пятнадцатилетний принц Карст сто семьдесят пятый сидел в своих апартаментах, когда в дверь тихо постучали.

— Кто там? — поинтересовался принц.

— Ваше высочество, правитель желает видеть вас.

— Бержетта? — в скучающем голосе принца появился огонек. — Зайди.

Дверь приоткрылась и в зал вошла молодая служанка.

— Ваше высочество, правитель желает видеть вас, он велел ждать его в зеленом зале.

— Где он?

— Правитель вернулся с охоты и сейчас проходит обряд омовения. Он желает видеть вас.

— Хорошо, подай мне руку, я хочу подняться.

Девушка поклонилась и протянула руку молодому принцу. Тот оперся о нее, обхватил своей, но вместо того, чтобы подняться, притянул девушку к себе…

Через полчаса обнаженная Бержетта помогала одеться молодому правителю.

— Вы так похожи на вашего батюшку, ваше высочество.

— Не говори глупостей!

Принц подошел к огромному зеркалу, Бержетта поправила ему воротничок. Принц окинул взглядом свое отражение в зеркале, затем отражение обнаженной служанки, ухмыльнулся и твердой поступью, подражая отцу, вышел из своих апартоментов.

Он миновал коридор, свернул, пробежался по лестнице и вошел в зеленый зал. Зеленый зал навевал на него тоску. Малахитовые стены и колонны, малахитовая мебель украшенная изумрудами — все это давило на него. Но зеленый зал нравился его отцу, а идти против воли отца, тем более правителя он не смел.

Он присел на край стола. На столе стояла ваза с фруктами, принц протянул руку, взял яблоко, захрумкал. В дверь постучали. Принц прожевал яблоко:

— Бержетта, если это опять ты, поди вон.

— Это я, Карси, можно мне войти?

Даже если бы молодой принц не узнал голос, он все равно бы понял кто находится за дверью. Только Глонк называл принца «Карси».

— Входи, — голос принца потеплел и помягчел.

Дверь распахнулась, вошел Глонк.

— Карси, правитель просил меня зайти сюда, но…

— Не волнуйся, расслабься. Правитель сейчас будет.

Карст, казалось, услышав его слова, появился на пороге, дверь за ним с грохотом захлопнулась. Грозный лик, словно выточенный из камня, сверкающие глаза, гулкое эхо от кованых сапог. Каждое его движение сопровождалось не грохотом, но громом. Глонк резко поднялся, вытянулся и склонил голову. Правитель окинул его взглядом, потом посмотрел на сына:

— Не сиди на столе, Карст.

Карси поднялся и отвесил легкий полупоклон:

— Да, правитель.

Правитель тяжелым шагом прошел к трону и сел:

— Почему тебя не было сегодня на охоте, сын?

— Ты же знаешь, правитель, что Карси не любит охоты, — попробовал вступиться Глонк.

— Для тебя он не Карси, а его высочество наследный принц Карст сто семьдесят пятый, продолжатель рода великой династии Карст! — прогремел голос правителя.

— Прошу прощения, мой правитель. Прошу прощения ваше высочество.

— Так-то, но я не об этом. Сегодня была славная охота, сын, и, хоть ты и не разделяешь тысячелетней королевской страсти к этому благородному развлечению, я привез для тебя кое-что. Глонк!

— Да, мой правитель, — Глонк щелкнул пальцами, и в дверях показались два крепких мужика, несущих мешок. В мешке было что-то тяжелое, и это что-то шевелилось и упиралось.

Мужики опустили мешок на малахитовый пол и, поклонившись, вышли.

— Что это? — удивленно спросил Карси.

— Подойди и посмотри! — голос правителя даже сейчас был стальным. Вообще, сколько себя помнил Карси, его отец не говорил мягко и нежно ничего, никому и никогда. Железный человек.

Тепло и ласку, которой ему не хватало, он получал от Глонка.

Карси подошел к мешку, вертящемуся на полу, и осторожно тронул его ногой. Мешок замер. Карси сел на пол, осторожно потянул веревочку, которая стягивала мешок, узел ослаб, и содержимое мешка снова зашевелилось. Карси отдернул руку. Из мешка высунулось что-то лохматое, с черной мокрой точкой носа. Карси замер, содержимое мешка тоже застыло, а потом, сопя, освободилось от холщовых пут мешка. Медвежонок зафыркал и отбежал в сторону.

— Это мне? — спросил Карси вдруг осипшим голосом.

— У него нет мамы, — тихо сказал Глонк.

— У меня тоже, — молодой принц зло сверкнул на отца глазами.

— Ты же знаешь, — заунывным голосом начал Глонк. — что правитель дарит букет цветов своей избраннице, когда та дарит ему ребенка. Это традиция, это дань города своему правителю за то, что он подарил им нового правителя. Цветы это души.

Священная оранжерея полна душ, вырастают новые цветы — рождаются новые люди, цветы вянут — люди умирают.

— Легенда. Суеверие!

— Религия, — мягко поправил Глонк.

— Вера!!! — прогрохотал голос правителя, перекрыв остальных. — Святая вера! Мы живем так, как было предписано, как жили до нас, и как будут жить после нас. Это правильно, ведь никто кроме нас не существует больше в этом мире. А что касается твоей матери, то могу сказать, что никто не знает, что за цветок будет сорван, что за человек умрет. Ей не повезло — я сорвал для нее ее цветок, этого никто не мог предвидеть.

— Хотя она каким-то образом знала, она говорила, что будет сорван ее цветок, и она умрет, — тихо поправил Глонк.

— Самовнушение, — пробормотал принц.

— Молчать! — голос правителя разорвал тишину. — Я запрещаю говорить об этом. Ты берешь его? — обратился он только к сыну и указал на медвежонка.

— Да, правитель, спасибо за подарок.

Он взял медвежонка и, поклонившись, вышел.

— Глонк, оставь меня, — в громоподобном голосе прозвучала усталость.

— Да, мой правитель, — Глонк оставил его одного.

Глонк вышел в коридор и огляделся: молодой принц сидел на скамье и гладил лохматую морду медвежонка.

Глонк молча подошел, потеребил светлые волосы принца своей теплой мягкой рукой, от которой шла ласка:

— Ты доволен, Карси?

— Я назову его Шторм, — ответил принц севшим голосом, когда Глонк разговаривал с ним так мягко ему хотелось плакать.

— Почему Шторм? — не понял Глонк.

— Он бурый, — пояснил юноша. — Бурый, буря. Но он же мальчик, значит буря мужского рода — Шторм.

— Шторм, Што-орм, — позвал Глонк, но медвежонок не откликнулся, а только зарылся носом в коленях Карси.

— Ты ему нравишься, — заметил Глонк.

Карси потрепал шерстяной комок за ухом:

— Скажи мне, Глонк, ты живешь на этом свете больше меня, ты знаешь больше… Расскажи мне то, о чем молчит отец.

— О чем вы, ваше высочество? — Глонк как-то резко переменился в лице.

— О том. Мне пятнадцать лет, уже пятнадцать, а что я знаю о мире? Весь мир — наша долина. За пределы долины выходить нельзя. Вникать в таинства древних нельзя.

— Но машины древних способны уничтожить всю оставшуюся жизнь!

— Ты в это веришь? Я — нет. И еще эти цветы, это же суеверие! Мне кажется, ты знаешь больше, чем говоришь.

Глонк отвел взгляд, опустил глаза и стал смотреть, как кувыркается медвежонок. Он чувствовал на себе пытливый взгляд принца, но усиленно смотрел на Шторма:

— Ты ему нравишься, Карси, — наконец выдавил он.

— Ты не ответил.

— Я не могу. Это вызовет гнев правителя.

— Это останется между нами. Ты можешь. Пожалуйста, Глонк.

— Ну хорошо, — не выдержал слуга. — Когда-то мир был огромен, это был не просто мир, это был Мир. В Мире было много людей, и много цветов. Миллиарды людей и миллиарды цветов.

Как цветы, так и люди отличались друг от друга. Они были значительно разнообразнее, чем сейчас. Люди имели разный цвет кожи, разные формы черепа и цветы различались по форме и по цвету. Они имели еще очень много различий, но каких — я не знаю, говорят, наш мозг даже не способен воспринять такое разнообразие, даже не способен представить его. Так было, но потом весь мир расцвел, наступил период Цветения.

Говорят, мир цвел несколько дней. Расцветали огромные цветы, ОГРОМНЫЕ, больше, чем наша долина, — Глонк сглотнул — А потом цветы эти вяли, исчезали бесследно и уносили с собой и цветы, и людей…

Наверное, они уходили в лучший мир, а может в худший, а может вообще гибли, исчезали бесследно… Но, так или иначе, а все-таки люди и цветы остались. Правда их осталась жалкая горстка, но нашелся человек, который собрал их и увел в эту долину. Долина стала оазисом жизни в мире хаоса, а человека того звали Карст. Карст наладил жизнь в долине и сохранил людей, которые так походили друг на друга, и цветы также похожие между собой, как и люди. Сколько людей, столько и цветов. Цветы — людские души. Каждый цветок — атман.

— Что такое атман?

— Древнее понятие. Не знаю точно, но в книгах древних встречались слова: «атман», «астрал», «астра».

Кажется, они относились к нашим цветам-душам, хотя может и не все, возможно, я путаю. Так вот, у Карста родился сын. Карст назвал его Карстом первым и повелел народу долины почитать его, ибо он их будущий правитель. Он оставил также несколько заветов сыну и народу.

Сын должен был родить в свою очередь одного сына, назвать его Карстом и передать ему правление после своей смерти, дабы у народа всегда был правитель. С тех пор сменилось сто семьдесят четыре поколения правителей. Кроме того, Карст повелел сохранить цветы, ибо в них жизнь. Еще один завет запрещал покидать долину или изучать машины и книги древних, ибо в них смерть. Народ исполнил волю человека, которому был обязан жизнью и, видя, что потомки Карста тоже чтут и исполняют его заповеди, люди решили отдать дань уважения и верности.

С тех пор, каждый раз, когда у правителя рождается сын — будущий правитель, народ приносит в жертву пять человек. Правитель идет в священную оранжерею и срезает там пять цветов для матери своего сына.

Срезанные цветы живут недолго, также недолго живут и люди, чьи души были в этих цветах.

— А что стало с Карстом?

— С Карстом первым?

— Нет, с Карстом.

— Он покинул долину, никто никогда его больше не видел.

— Значит, он нарушил свою заповедь?

— Нет, говорят, что он принес себя в жертву. Потом еще многие пытались покинуть долину, чтобы посмотреть, что находится за ее пределами и не один из тех людей не вернулся.

Только каждый раз вяли цветы-души. Потом попытки прекратились. Народ исполняет волю Карста и его потомков, а Карсты заботятся о народе и об оранжерее. Жизнь сохранена, жизнь продолжается.

— Знаешь, — принц закусил губу, помедлил. — мне кажется легенда, которую ты рассказал неправильно трактует Карста. Тут все как-то просто, буквально, а жизнь должна быть сложнее.

— Не надо так, Карси. Твой отец прав, это не суеверие, а святая вера, благодаря которой мы выжили.

— Ты прав, но…

Принц впервые в жизни всерьез задумался о сути этой самой жизни. Мысли его полетели так далеко, что он не видел и не чувствовал, как тычется в него мокрым носом Шторм. Он даже не заметил, как ушел Глонк. Его высочество наследный принц Карст сто семьдесят пятый, продолжатель рода великой династии Карст остался один.

Прошло два года.

Семнадцатилетний принц сидел в своих апартаментах и думал. С того самого момента, как Глонк рассказал ему древнюю легенду, мысли не покидали его голову. Иногда мысли были стереотипны, банальны, иногда дерзки и сумасбродны, но он не мог думать ни о чем кроме этой истории — истории его долины, его народа, его рода. Принц взрослел, и мысли взрослели вместе с ним.

Из раздумий его, как всегда вывел стук в дверь. Лежащий в ногах принца огромный Шторм блеснул глазами на дверь и настороженно поднял голову. Принц похлопал медведя по лохматой холке:

— Спокойно, Шторм, спокойно. Кого там несет?

— Позволь войти, Карси, — послышалось из-за двери.

— Заходи, Глонк.

— Прошу прощения, что нарушил ваш покой, принц, — церемонно произнес Глонк, заходя и закрывая за собой массивную дверь.

— Зови меня Карси, как в детстве.

— Хорошо, Карси, но ты взрослеешь, твой отец стареет. Возможно, скоро мне придется называть тебя моим правителем. Карси останется в прошлом.

— Нет, — принц почувствовал щемящую боль в груди.

— Да. Время не стоит на месте, жизнь движется вперед.

— Как ты сказал? — Карси вздрогнул. — Ведь именно об этом я хотел с тобой поговорить. Я все время думаю о том, что ты мне рассказал. Ты говоришь, что жизнь не стоит на месте?

Но ведь она на самом деле застыла много лет назад. Ты говорил о чудесном времени до Цветения и о жизни после Цветения. Тогда шло развитие, а теперь… Посмотри по сторонам, жизнь застыла, остановилась. Мы ничего не изобретаем. Зачем, ведь у нас есть машины и знания древних, но нам запрещено их использовать. Еще чуть-чуть и мы не сможем понять, воспринять эти знания. Да и сейчас мы вряд ли что-то осмыслим. Нужны тысячелетия, чтобы восстановить то, что было и это сейчас. А чем больше мы стоим на месте, тем дальше мы откатываемся назад.

— Не богохульствуй, принц!

— Глонк! Глонк, даже ты меня не понимаешь, ты! Так кто меня тогда способен понять? Почему мы сковываем себя рамками запретов, рамками этой долины? Эти запреты были актуальны тысячи лет назад, а кому они нужны теперь? Может, они уже не действенны? Так почему не попробовать переменить все это?

Почему не возобновить движение? Ну вот представь себе, что под твоим окном вырос новый цветок, совсем другой, какого еще не было.

— Этого не может быть!

— Может, может. Смотри!

Принц сунул руку за пазуху, Глонк вздрогнул. Карси на секунду задержал руку под полой камзола и выдернул оттуда… птичье перо. Глонк вздохнул с облегчением, расслабился, только теперь поняв в каком он был напряжении.

— Смотри, я иду сегодня по двору, а из земли торчит вот это и я его сорвал.

— Карси… Ваше высочество, я прошу извинить меня, но ваш цветок рос на какой-то птице, птица летела над двором, перо выпало из нее и не упало, а воткнулось в землю, только и всего.

— Ну да! — блеск в глазах принца погас, но только на миг. — Да, это перо, но ведь могло быть и по-другому.

Где-то далеко-далеко от долины рос цветок, и совсем не обязательно чья-то душа. Цветок расцвел, созрел, ветер подхватил его семя и легко лаская своим прикосновением принес сюда, а здесь семя проросло, как прорастают ваши цветы-души, как растут деревья у склонов гор.

Цветы-души! Я уверен, что легенда исказила суть сказанного Карстом…

Карстом без номера, Карстом Великим!

— Что ты говоришь, принц? Одумайся!

— Миру нужно движения. Перемены движут мир, миру нужны перемены!

— Миру нужно сохранить жизнь, миру нужен покой.

— Даже ты меня не понял, Глонк! Даже ты!

Так кто меня поймет?

В глазах Глонка появилось сочувствие:

— Тебе надо развеяться, Карси, не думай об этом, устрой пир, позови наложниц.

— Нет, Глонк.

— Тогда, быть может, юному правителю стоит принести миру Карста сто семьдесят шестого?

Карси не ответил, Глонк поклонился и вышел. Идя по коридору, он гнал мысли, которые навязал ему принц.

Катастрофа произошла на следующее утро. Глонк пришел пригласить принца к завтраку, но принца в его апартамента не оказалось, не было его и в других залах, и во дворе, его вообще не было в замке. Глонк сообщил об этом правителю.

Карст пришел в ярость.

— Ты был ближе всех к моему сыну.

— Да, мой правитель.

— Говори!

— Что мой правитель? Что я должен говорить?

— Что произошло? Из-за чего мой сын пропал? Куда он мог деться?

— Я могу лишь догадываться, мой правитель, вот все, что я знаю, — и Глонк поведал Карсту о событиях последних дней и о разговоре двухлетней давности. — Ферл сказал, что принц взял лошадь, снаряжение и заявил, что едет на охоту. Ферл не смел остановить его, — закончил Глонк.

Вопреки ожиданиям Глонка, гнев правителя не испепелил его на месте. Карст посерел и ссутулился, железные черты его лица потеряли жесткость и четкость линий, в глазах появился неприкрытый страх. Таким никто и никогда не видел железного правителя:

— Его нужно вернуть… остановить, — пошептал он охрипшим голосом, в котором не было прежней уверенности и металла.

Карси карабкался в гору.

Перелески и холмы у подножия хребта кончились, и теперь шла голая скала. Лошадь пришлось оставить внизу, и только Шторм составлял теперь компанию принцу. Карси шел вперед, он знал чего он хочет. Он знал, что движет его вперед.

Чем выше он поднимался, тем становилось труднее. Он останавливался, передыхал и снова лез вверх. Принц никогда не делал ничего подобного и от того двигался он медленно и неумело. Ночь застигла его уже у самой вершины, он поел и лег спать в обнимку с медведем.

На утро Шторма рядом не оказалось.

Напрасно он орал и звал медведя, Шторм не откликнулся. Принц был в смятении.

— Што-о-орм! — гаркнул Карси в последний раз.

— Што-о-о… Што-о… О-о-о… — насмешливо откликнулось эхо и, передразнивая его голос, понеслось над скалами, исчезло вдали.

— Даже ты меня покинул, — всхлипнул Карси. — Никому я не нужен! крикнул он.

— Нужен… ужен… жен… — откликнулось эхо.

Карси заорал от тоски одиночества и ярости, и эхо заорало на него в ответ. Принц разозлился, он ругал эхо всеми мыслимыми и немыслимыми бранными словами, которые только пришли на ум, но чтобы он не крикнул, тут же возвращалось к нему. Наконец он охрип и обессилил. Наступила тишина, эхо тоже сделало передышку.

Карси сидел на коленях и смотрел в никуда. Так продолжалось с полчаса, потом принц поднялся и побрел дальше. Вершина приближалась. Он видел синее небо и вершину скалы.

Еще немного, и он увидит, что там дальше. Еще несколько усилий и он окажется на вершине. Ему оставалось сделать еще одно движение, но тут его охватила паника. А вдруг там ничего нет? Нет, смерти он не боялся, он боялся не увидеть того, чего ожидал, чего ему так хотелось. Его трясло, почему-то стало холодно, но не снаружи, а внутри.

Наконец он решился. Он оглянулся назад, на долину посмотрел на маленьки-маленький город, замок Карст, потом развернулся, опустил глаза и ступил на вершину. Еще какое-то время он колебался, а затем боязливо поднял взгляд.

Он увидел такое же синее небо, такие же скалы, резко уносящиеся вниз, а у их подножия такие же перелески, как и в его долине… У него перехватило дыхание и он замер. Там под небом, за скалами и перелесками пестрело всеми цветами радуги поле.

Никогда он не видел такой красоты. Горло перехватило, на глаза навернулись слезы, хотелось плакать и смеяться, и не было слов, чтобы описать то, что он чувствовал. Он стоял и смотрел, любовался. Он стоял долго, он потерял чувство времени, он вообще перестал ощущать что-либо. Все, абсолютно все теряло свой вес, свой смысл перед этой красотой.

Сзади раздался шум и вырвал его из моря доселе невиданных чувств. Карси обернулся, вдалеке показались люди.

Они шли из долины, они не хотели того, о чем он мечтал. Он хотел этого для них, а они не хотели этого ни для себя, ни для него. Они не понимали и боялись его. Они приближались. Принц увидел своего отца и Глонка.

Он снова посмотрел на то, что лежало за пределами его мирка. Он смотрел на Мир, он не успел его даже пощупать, он только увидел его. Но он знал, что у него отнимут и это.

Преследователи тоже видели его:

— Карст, — гремел голос правителя. — сын, немедленно остановись.

— Карси, — вторил ему Глонк. — Мальчик мой, не делай этого.

Карси не мог повиноваться, теперь не мог.

— Стойте, — крикнул он. — не подходите ко мне, не надо.

Но он продолжал стоять, как вкопанный, а они приближались к нему. Они были уже совсем рядом: Глонк, его отец и еще два десятка крепких мужиков. За их спинами мелькнуло какое-то движение.

— Шторм! — крикнул Карси. — Шторм, останови их.

Медведь, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, быстро мчался на его преследователей. Паралич отпустил принца, и он развернулся и побежал под гору, туда, куда его так тянуло.

Медведь пролетел пространство, отделявшее его от людей и, прежде чем кто-то успел что-либо сообразить, бросился на Карста. Карст развернулся, споткнулся и упал.

Медвежья туша накрыла его с головой, он ощутил тяжесть, голова попала во что-то влажное. «Мокрая шапка», — пронеслась шальная мысль.

«Шапка» выпустила зубы, и голову правителя пронзила боль. Он закричал, и крик вырвался из него тогда, когда он уже был мертв.

Слуги, наконец, опомнились, два десятка сабель обрушилось на тело Шторма. Крепкие руки ритмично заработали и в мгновенье ока превратили живое существо в груду мяса.

Карси не видел этого, он сломя голову несся вниз по склону. Он только услышал крики, нечеловеческий вопль, рев, потом все стихло.

Он добрался до поля только к утру. Он вломился в него с диким восторгом. Море цветов приняло его в свои объятия, обхватило, окутало, опьянило внеземным ароматом. Он нырял в цветы, он кувыркался в них, он смеялся и по щекам его текли слезы, он бежал через поле до тех пор, пока ноги не подкосились, пока он не упал. А потом он лежал и вдыхал полной грудью аромат луга, аромат цветов и трав.

Он поднялся, солнце скатилось вниз и медленно скрывалось за скалами, будто опускалось в его долину. Он пошел назад, зная, что еще вернется сюда, вернется со своим народом.

Только как их убедить? Он остановился, огляделся по сторонам. Цветы вокруг него были все разные, и каждый был восхитителен по-своему. Он протянул руку и сорвал один. Цветок был маленький, с изящно вырезанными лепестками и ослепительно голубой, как небо. Он прижал цветок к груди, замер. Чувства захлестнули его с головой, он захлебнулся, упал на колени и начал рвать цветы.

— Глонк, он возвращается!

Глонк вздрогнул, поднялся, посмотрел недобро на красное зарево заката, на очертания скал.

— Взять его, — голос Глонка звучал хрипло и устало.

Он снова сел, слившись со скалой. Через пятнадцать минут к нему подошла толпа слуг Карста, среди них мелькнуло бледное лицо принца.

— Собирайтесь, мы возвращаемся, — буркнул Глонк. — и оставьте нас наедине.

Толпа рассеялась, они остались вдвоем.

Оба молчали.

— Развяжи мне руки, — попросил, наконец, принц. — Я не убегу.

Глонк поднялся и молча выполнил просьбу.

Карси откинул веревку в сторону, потер запястья.

— Где отец?

— Его больше нет. Шторм… — Глонк запнулся. — В общем, Шторма тоже больше нет.

Карси, нет теперь уже Карст, молчал.

— Чего ты добился, мой правитель?

— Вот чего, — Карси вытащил из-за пазухи помятый букет и протянул его Глонку. Глонк вытаращился на цветы, потянул к ним руку, потом отдернул ее.

— Возьми, — в голосе Карси прозвучали металлические нотки, и Глонк повиновался. Он взял букет, пробежал по нему взглядом и сунул его под плащ.

— Эй, мы возвращаемся, — крикнул Глонк.

— Идем, правитель. Правитель, который не будет править.

Заскрежетал засов в двери подвала замка Карст. Карси поднял голову, посмотрел на дверь. Дверь распахнулась, впуская Глонка, и снова закрылась.

— Здравствуй, Глонк.

— Что ты наделал, правитель? — Глонк смотрел на Карси, и голос его дрожал.

— Нарушил завет Карста Великого, как вы его трактуете, только и всего.

— Нет не только, ты повинен в смерти твоего отца, нашего правителя. Старейшины города собрались и постановили, что ты должен умереть.

— Кто будет править вами в этом случае? — безразлично спросил Карси.

— Сын Бержетты, она беременна.

— Мой внебрачный сын?

— Или брат, трудно сказать, ведь твой отец… — Глонк всхлипнул. — Зачем ты это сделал?

— Боюсь, что этого никто не сможет понять. Я хотел счастья для вас, я хотел движения, а не застоя, я хотел жизни.

— Ты хотел стать вторым Карстом Великим, а стал Карстом последним, Карстом проклятым. Я не могу больше говорить с тобой, правитель, которому не суждено править.

Глонк поднялся и пошел к двери.

— Прощай, Карси, — прошептал он, не оборачиваясь.

На следующее утро Карст сто семьдесят пятый был казнен.

Фамильное кладбище Карстов располагалось за городом и состояло из ста семидесяти пяти могил. У стосемьдесят пятой могилы сидел седой сгорбленный старик. Старик приходил сюда вот уже сорок лет, с тех самых пор, как был казнен Карст сто семьдесят пятый.

— Смотри, что я тебе принес, Карси, — старик положил на могилу букет. Букет этот засох, цветы потеряли краски, покоричневели и грозили рассыпаться от малейшего прикосновения. Старик бережно опустил букет, осторожно убрал руку и улыбнулся.

— Ты помнишь, сынок? Я знаю, ты все помнишь. Кстати, твоя мечта осуществилась. В долину пришли перемены.

У Бержетты родился сын, но она назвала его не Карстом, а Лерном. Ты был последним Карстом, правитель. Теперь в долине все иначе. Город переименовали в Лернбург, правят Лерны. Лерн назвал своего сына Лерном первым и завещал каждому своему потомку родить сына и назвать его Лерном. Пока у нас есть только Лерн первый, но через несколько месяцев родится Лерн второй. Лерны живут в замке своих предков, в твоем замке, только теперь он носит название «замок Лерн». Видишь, мой мальчик, все меняется. В мир пришли перемены, ты ведь этого хотел?

Вопрос повис в воздухе, Глонк в бессильном отчаянии поднял голову к холодному синему небу:

— Ты этого хотел, правда? Этого? Ответь, — голос старика дрожит, ему нужен ответ, но Карси не отвечает. Он не может ответить.