Карта Иоко

#Глава 2

Дети во дворах умеют рассказывать множество жутковатых легенд и страшилок. Про черную руку, Пиковую даму, которую надо вызывать в полной темноте, про странный голос, звучащий время от времени в мобильном телефоне, и так далее.

Мне самой доводилось слышать некоторые из них. Одну такую страшилку рассказывали шестилетние близняшки Ева и Инна, что жили в моем подъезде на четвертом этаже.

Они говорили тогда о загадочной карте, с помощью которой можно вызвать дух колдуна. А тот якобы отвечал на вопросы, но если неправильно задать вопрос, утаскивал вызывавшего к себе в карту.

Собственно, сама страшилка так и звучала: одна девочка нашла карту в библиотеке и решила в полночь вызвать дух колдуна. Дух пришел и утянул незадачливую девочку в карту.

Я тогда посмеялась над их страшилкой и заверила близняшек, что это все глупости.

Но их мама, которая сидела неподалеку с вязаньем, вдруг подняла голову и возразила:

– Это не глупости. Я сама находила такую карту, когда училась в школе.

Маму близняшек звали Наташа, и она была не такой уж и взрослой. Она умудрилась залететь в семнадцать лет, спешно вышла замуж и теперь растила двух смешных девчонок. Ее муж мотался в рейсы – он был моряком, что для нашего портового города вполне нормально.

Время от времени я болтала с Наташей – она частенько сидела у подъезда то с книжкой, то с вязаньем, выгуливая своих неугомонных дочек.

– Я вызывала дух колдуна, – сказала мне тогда Наташа, – и он пришел. Ответил на мои вопросы, а я была очень осторожна и ничего лишнего не спрашивала. Собственно, я задала тогда всего один вопрос и получила один ответ. И очень удачно.

– А что ты спросила? – полюбопытствовала я.

– За кого мне выходить замуж. Я тогда встречалась сразу с двумя парнями и никак не могла выбрать.

– И тогда еще не была беременна? – осторожно уточнила я.

– Тогда еще нет. А через месяц уже да. Я же говорю – колдун мне подсказал, какой сделать выбор. Я стала встречаться с Толиком, и, как видишь, не напрасно. Теперь у нас есть Ева и Даша и мы отлично живем.

Я кивнула и пожала плечами.

Почему-то я считала, что замуж выходить надо по любви, а не по подсказке загадочного колдуна. Но, возможно, Наташе видней, она ведь старше меня. Возражать я не стала.

А Наташа добавила, что колдуна зовут Иоко и карту она вернула в библиотеку, как того и требовали условия, написанные на обороте.

– И сейчас она до сих пор лежит где-то в библиотеке, – завершила свой рассказ Наташа.

И вот в тот незадавшийся день к моим ногам упала эта самая карта Иоко. Легко развернулась, запестрела темно-синими дорогами, серыми линиями гор, тонко прорисованными замками.

Я сразу догадалась, что это за карта, потому что в самом верху большими буквами было выведено имя – Иоко.

Круглые буквы «О» были выписаны в виде глаз с ресницами и зрачками посередине. В правом углу карты скалился четко и жутко прорисованный череп, а внизу, под самой картой, художник изобразил ворон – целый ряд черных птиц, которые смотрели прямо перед собой, и создавалось впечатление, будто их взгляды обращены на того, кто держит карту.

Я подняла рисунок и принялась рассматривать его. Это была мастерски сделанная работа, и каждая черточка, каждая деталь в ней казалась совершенной, идеальной, замысловатой и удивительной.

Даже просто как рисунок карта уже представляла собой ценность. Я тогда улыбнулась и подумала, что мне неслыханно повезло – я нашла очень интересную вещь.

Стилем, прорисовкой и цветом карта напоминала мои картины, что висели над письменным столом у меня в комнате. Это было настолько восхитительно, что в голове и мысли не было положить карту обратно в книжку Крапивина.

Я стояла между двумя стеллажами с книгами, и никто меня не видел. Поэтому я просто сунула карту в карман толстовки, поставила томик Крапивина на место и вернулась к столу библиотекарши.

Едва карта оказалась в моем кармане, я почувствовала, как во мне что-то изменилось. Тогда я не понимала этого и не отдавала себе отчета, но земли Безвременья уже начинали действовать. Меня влекло, тянуло, завораживало. Игорь отодвинулся на второй план, а перед глазами вдруг возникли мрачные синие горы и узкая высокая башня с остроконечной крышей, над которой летала стая воронов.

Это же мой рисунок, который висит у меня над столом!

И я поспешила домой, желая сверить карту с рисунками.

Выбежав из школы, я понеслась по дороге. Рюкзак бил меня по правому боку, деревья шумели над головой и внезапно похолодевший ветер то и дело хлестал лицо резкими порывами.

Почему-то несколько раз развязывались шнурки, и когда я нагибалась, чтобы завязать их, синий уголок карты выглядывал из кармана и как будто улыбался мне. Я неизменно возвращала его назад, затягивала шнурки, нещадно дергая их, и неслась дальше.

Кошка Машка, сидевшая на почтовых ящиках, вдруг зашипела, увидев меня в дверях, прыгнула в сторону и пулей унеслась на улицу.

«Вот странная!» – подумала я тогда.

А сейчас понятно, что Машка сразу почуяла карту и все, что с ней связано. Кошки ведь очень остро чувствуют потусторонний мир. Это я была как слепая в тот момент.

Я открыла квартиру и прямо с порога увидела свои мелки, валяющиеся у дверей моей комнаты. Валерка сидел на корточках у моего стола и с деловитой невозмутимостью запихивал в ящик зажатые в кулаке остатки мелков – часть из них уже была обломана, а часть все еще валялась на полу в коридоре.

Мои драгоценные профессиональные мелки, которые я покупала в специальном магазине! Они стоили дорого, я тратила на них деньги, которые присылала мне мама, и вполне справедливо считала своими.

Валерик частенько клянчил мои вещи, и Ольга всегда давала их ему, говоря, что он младший и ему надо уступать. Но только не мелки и краски! Только не рисовальные принадлежности!

Даже отец запрещал брату рыться в моем столе, объясняя, что там могут оказаться острые кнопки, мелкие скрепки или таблетки от боли при менструациях. Ольга всегда с ним соглашалась.

А сегодня что случилось? С чего это вдруг брат залез в мои вещи?

– Быстро положи на место! – закричала я.

– Не ори! Он и кладет, – в дверях кухни появилась Ольга с полотенцем в руках. – Он случайно залез, ничего страшного. Уже вернул все на место.

– Он вообще не должен трогать моих вещей! Это мои вещи! – закричала я в лицо Ольге.

– Это не твои вещи! Твоего тут ничего нет, ты еще ни одной вещички не заработала, – спокойно парировала мачеха. – Тебя тут кормят, поят и учат, чтобы ты стала человеком, в конце концов.

– Я уже сейчас человек!

Я кинулась в комнату и оттолкнула Валерку от стола. Тот заревел тягучим басом, зажал в руке несколько маркеров черного цвета – драгоценных контурных маркеров, которые я заказывала через интернет! – и кинулся к Ольге.

Я бросилась за ним, схватила за руку и принялась разжимать пальцы, отнимая маркеры.

Ольга заорала, веля сейчас же прекратить, оттолкнула меня и стала утешать воющего Валерку.

– Урод! – в сердцах крикнула я.

– Ты сама уродина! Не будет тебе сегодня обеда! Пусть тебя мать твоя кормит! – выдала мачеха. – Иди в свою комнату и сиди там, чтобы я не слышала и не видела тебя!

После Ольгиных слов о том, что я сама уродина, мне стало плохо. Я отшатнулась от нее, ушла к себе, аккуратно закрыв дверь, села на диван и уставилась на выдвинутые ящики своего стола.

Валерик попользовался не только моими карандашами и маркерами. Он умудрился залезть пальцами в профессиональную акварель, поковырялся там и перемешал цвета – влез грязной кисточкой в желтую и красную баночки, и теперь верхний слой красок в них стал никуда не годным.

Не смертельно, конечно, можно привести в порядок. Только кто теперь даст гарантию, что брат снова не тронет краски? У него есть свои, Ольга покупает ему, но моя комната всегда страшно привлекала Валерку. Здесь все ему казалось интересным и необыкновенным – любая мелочь. Все хотелось потрогать, всюду залезть, а я не позволяла. Но он все равно забирался – он же любимый сынок.

А я страшная уродина, которую кормят за свои деньги.

Окружающий мир во мгновение ока стал чужим. Ничего у меня не было на самом деле – ни друзей, ни семьи, ни любимого парня. И никогда не будет. По крайней мере до тех пор, пока не уберу со щеки родимое пятно.

Я вытерла слезы, подошла к зеркалу и долго смотрела на свое лицо, на проклятую отметину, уродующую меня, пытаясь прогнать мысль о том, чтобы шагнуть из окна пятого этажа. Ведь на самом деле все еще можно исправить. Накопить денег и сделать операцию, в конце концов.

И тут карта снова выпала из моего кармана. Она словно напомнила о себе, потому что за всей этой дракой за маркеры я совсем забыла о находке.

Развернувшись ярким пятном, карта тихонько скрипнула – так скрипит старый картон, когда пытаешься сложить его. Я подняла ее, положила на стол и перевела взгляд на свои рисунки.

Господи!

Все выглядело так, будто и карту, и рисунки создал один человек.

Оттенки красок, линии, черные силуэты ворон и даже черепа в правых верхних углах.

Все один в один.

Несколько месяцев назад мне приснился сон. Он был ярким и объемным, как самая настоящая реальность. Мне снилось, будто я стою на высоком холме и под моими ногами шелестит странного цвета трава. Она кажется темно-синей, среди нее попадаются серые листья – но в общем и целом весь холм наливается мрачными цветами, а над головой тянутся низкие серые тучи.

Я чувствовала порывы ветра на щеках, влагу на ладонях и понимала, что вот-вот зарядит дождь.

Передо мной простиралась широкая равнина, поросшая все той же синей травой, а вдалеке поднималась скала с круглой башней. Темные камни башни отливали синим, черная остроконечная крыша упиралась в угрюмые облака, а силуэты черных птиц, мелькавшие в воздухе, добавляли мрачности этому и без того угрюмому пейзажу.

Приснился тогда мне этот странный сон, и я его нарисовала, если только вообще можно нарисовать сон.

Я просидела над рисунком несколько зимних вечеров, тщательно подбирая краски, чтобы запечатлеть саму атмосферу синей долины. Вороны, облака, башня. Тяжелая грусть и одиночество. Пустота.

Именно пустота – вот что поразило меня в этом сне. Кроме далеких птиц рядом со мной не было никого в моем сне, и я понимала, что в тех местах люди не живут. Откуда у меня родилось такое понимание, я объяснить не могла.

Как только картина была закончена, я повесила ее над столом и вечерами любовалась ею. Я была довольна своей работой – получилось то что надо.

А через пару дней мне снова приснился сон. Тягучий, мрачный и настолько реалистичный, что проснувшись, я долго не могла прийти в себя. На этот раз я увидела заброшенный город – черно-синие развалины, заросшие все той же синей травой. Пустые проемы окон, остатки стен, ползучие растения на камнях. Тучи над головой и хриплое карканье ворон.

Во сне я бродила по заброшенному городу, переступала через каменные пороги, продиралась сквозь высокие колючие кусты с редкими серыми листьями.

Сон о разрушенном городе снился несколько раз, как навязчивое видение, как легкий призрачный кошмар. Вновь и вновь я то ли убегала от кого-то, то ли искала что-то, колючие ветки странных кустов хватали меня за плечи и руки, а над головой до хрипоты надрывались черные птицы.

В конце концов я нарисовала и заброшенный город, а сверху зачем-то изобразила череп без нижней челюсти, с большими пустыми глазницами. Гладкий серый череп, который смотрел на меня долгими зимними вечерами.

Иногда, сидя одна в своей комнате, я слушала музыку и смотрела на эти две картины. Они казались мне окном в какой-то далекий и странный мир. Я слишком ясно ощущала их реальность и понимала, что привидевшийся мне мир на самом деле где-то существует.

Еще мне приснился парень – но его я не запомнила. Сон был коротким и быстрым, и в памяти остались только облака, вороны и лицо под надвинутым капюшоном. Фигура парня на фоне огромной луны – вот все, что я могла вспомнить, поэтому рисовать этот третий странный сон не стала.

Да я и не верила в сны. Ведь на самом деле они не имеют значения – так думала я тогда.

И вот передо мной лежит загадочная карта Иоко и череп в ее верхнем углу с потрясающей точностью походит на тот, что изобразила я. Такие же синие завитки трав на полях, такие же темные оттенки, и даже башня, что украшала левый нижний угол, в точности походила на ту, какую изобразила я.

– Обалдеть можно, – пробормотала я и перевернула карту Иоко.

Бумага, на которой она была нарисована, поражала своей тонкостью и крепостью. Шелковой лентой она прошелестела у меня в руках и послушно развернулась, показывая замысловатые буквы. Алфавит, но с завитками и прочими красивостями. Будто жуткая старина. Синие буквы, черные узоры.

Если желаешь выслушать совет Иоко, то карту следует расстелить ровно посередине стола, а сам стол поставить посередине комнаты. Дождаться полуночи, и когда полная луна заглянет в окно, произнести заклинание.

Так было написано в карте. И чуть ниже находилось само заклинание – небольшой стишок, в котором вовсе не имелось смысла. Так показалось мне тогда.

Еще карта велела зажечь четыре свечи – по одной на каждом углу стола. Я посмотрела на свой небольшой компьютерный столик и порадовалась, что он не был угловым, то есть у него как раз четыре угла.

Ладно, могу вызвать колдуна Иоко. Даже прямо сегодня, потому что мне повезло – сегодня как раз полнолуние и из моего окна всегда видно полную луну.

Это теперь я знаю, что карта сама нашла меня в нужное время, когда луна стала круглой и портал оказался доступным. А тогда я ни о чем таком и не подозревала, лишь пожала плечами, перевернула карту и снова принялась ее рассматривать.

Мне нравилось в ней все: и четкие линии дорог, и синие горы, и темно-голубые моря и реки. Высокое синее дерево с раскидистыми ветвями, изображенное в самой середине. Под деревом находилось что-то похожее на скважину для ключа, но сколько я не присматривалась, рассмотреть, что это такое, не удавалось.

Сначала я не могла решить, воспользуюсь ли картой или просто оставлю себе как красивый сувенир. Но когда вечером мне пришлось выслушать от отца нотацию о вежливом обхождении с мачехой и младшим братом, я точно поняла, чего хочу на самом деле.

А хотела я знать две вещи. Дружит ли со мной Игорь или Кристина права и он только использует мои знания. И смогу ли я вывести проклятое родимое пятно.

Всего два вопроса – совсем немного на самом деле.

Указание на карте предупреждало, что можно задать только три вопроса. Четвертый окажется роковым.

«Пока на карту светит луна, Иоко ответит на три твоих вопроса. Но если собьешься со счета и задашь четвертый вопрос, Иоко потребует плату за свои услуги. И тебе придется заплатить».

Это тоже было написано на обороте.

Ладно, это ведь не сложно, правильно? Считать до трех я умею, поэтому не собьюсь. В конце концов, у Наташи все получилось, она не сбилась со счета, все сделала правильно и Иоко дал ей хороший совет.

Интересно, как выглядит колдун? Вдруг настолько страшно, что и посмотреть на него будет невмоготу?

Или только услышу его голос?

Я усмехнулась, свернула карту и сунула ее на полку между книг. Ночью разберемся – подумала я.

Вечером Валерка разнылся из-за каких-то пустяков, отказался доедать макароны с сыром, хотя обычно съедал все без остатка. Ольга засуетилась с градусником, детским панадолом и теплым питьем. Пришедший с работы отец заглянул ко мне в комнату и попросил вымыть посуду.

В обычный день меня это не расстроило бы, я привыкла, что обо мне вспоминают только когда надо что-то сделать. Но в тот день все было наперекосяк.

Я пришлепала на кухню, посмотрела на сложенную в раковине гору посуды – Валеркины кружки с рисунками, терка с присохшим сыром, большой дуршлаг, сковородка и куча тарелок. Отлично, и вся эта возня досталась мне, потому что Ольге, видите ли, некогда – она стоит над Валериком и трясет градусником.

– Почему это я всегда должна мыть посуду? После обеда мыла я, и даже плиту отмыла. А сейчас на ней валяются макароны, и у Ольги сбежало молоко, – проворчала я.

Отец, который еще допивал свой вечерний чай, лишь пожал плечами.

– Валерка сегодня залез в мой стол и испортил мои краски. А деньги на них присылала мама, потому что когда я прошу тебя купить мне набор карандашей или бумаги, ты ворчишь, что зарплата через неделю, а у Валерочки колготки порвались и ему надо в первую очередь. Ты почти не тратишь денег на меня, если не считать еды и платы за квартиру. Почему это тогда ваш ребенок берет мои вещи, которые куплены не на твои деньги?

Мой голос звучал жестко. Я уперлась кулаками в бока и хмуро поглядывала на отцовскую макушку. Волосы у моего отца были такого же цвета, что и мои. Темно-русые с медным отливом, они завивались крутыми кольцами, и поэтому отец коротко стригся. Я свои локоны завязывала обычно в хвост, чтобы не мешали.

– София, ты не права, – спокойно заговорил отец. – Валера еще маленький, он просто не понимает. А мелки и карандаши мы купим тебе, можем прямо завтра. Это не такой большой расход.

– Ты это Ольге своей скажи! Да, скажи, что завтра вечером пойдешь со мной по магазинам и купишь мне канцтовары. В специальном магазине для художников. Ее просто порвет. Она будет орать тут два часа, ты же знаешь. У нее всегда на тебя планы, ты же ее муж.

– Соф, прекрати. Помой посуду и иди спать. Мы стараемся для тебя, как можем. Любовь не измеряется купленными карандашами и красками.

Дальше началась обычная лекция о том, что мы семья и я неправильно отношусь к своему младшему брату, что он взял мои вещи без умысла. Он вырастет и научится вести себя хорошо, а я сама в его возрасте точно так же забиралась в бабушкины шкафы, и бабушка меня за это не ругала.

Тут он был прав, я действительно очень любила лазить в старый бабушкин шифоньер, где все так странно и приятно пахло, где стоял толстый черный ридикюль со старыми фотографиям, хранились наборы значков еще со времени Советского Союза, лежала коллекция мыла – бабушка любила покупать его про запас.

Меня за это никогда не ругали, мне разрешали проверять недра бабушкиного шифоньера. Но я-то не разрешала Валерке рыться в моем столе! Вот в чем разница!

Но папа этого не понимал.

Я сказала, что мыть посуду не буду, хлопнула дверью своей комнаты и заперлась на ключ. Я успела к этому времени принять душ, поэтому могла больше не выходить в коридор, разве что в туалет. Пусть сами разбираются.

Выключив свет, я легла в постель с телефоном и зашла во «ВКонтакте» на страницу Игоря. Просмотрела его фото на аватарке, хотя все они хранились у меня в компьютере в специальной папке под паролем. Хотелось плакать, но слез не было. Просто тянулась внутри какая-то грустная паршивость, когда все теряло смысл и интерес, когда хотелось одного – ничего не делать, ничем не заниматься, ни во что не вникать.

Кому я вообще нужна в этом мире? У отца есть Валерка, у Игоря Кристина, у Ники Лесковой – ее большая веселая семья, в которой хоть и была напряженка с деньгами, зато все стояли друг за друга горой. Попробуй обидеть кого-нибудь из младших – Ника и ее брат Сашка, который был младше всего-то на полтора года, тут же летели на помощь.

А я всю жизнь оставалась одна. Вернее, с восьми лет, с тех пор как умерла бабушка и я перешла жить к отцу. У отца к тому времени уже была Ольга, и я сразу почувствовала себя чужой в этой семье. Детей ведь не обманешь, дети всегда все чувствуют.

Я решила, что все-таки попробую вызвать Иоко. А вдруг он и правда существует? Попытавшись, я ничего не потеряю. И если легенда правдива, то я получу ответы на свои вопросы и буду знать, что делать дальше.

Ночь стояла светлая, безоблачная, и поднявшаяся за окном луна казалась идеально круглой, большой и выпуклой. Она торжественно и грустно заглядывала в окно, и я, поднявшись, не удержалась, отдернула штору и распахнула оконную створку. Луна словно предупреждала о чем-то. Ее доверительный, добрый взгляд навевал неясную, смутную тревогу, заставляя отчаянно колотиться сердце.

Пора было начинать подготовку. К одиннадцати вечера в доме все затихло – перестала шуметь вода на кухне, умолк телевизор и только ходики в коридоре мерно тикали, отмеряя оставшееся до полуночи время.

Первым делом я переоделась. Если колдун в самом деле явится в комнату, в чем я очень сомневалась, мне не хотелось, чтобы он увидел меня в коротких пижамных шортах и стареньком топе.

Я заправила постель, натянула джинсы, надела рубашку в красную клетку. Взглянула на стоявшие под шкафом любимые и изрядно потрепанные красные кеды-конверсы, которые уже не носила, но выкинуть все не решалась. Ладно, не в тапочках же стоять, правильно? А в кедах всегда удобно.

Словно предчувствуя, чем закончится моя полуночная магия, я зашнуровала кеды и осторожно выдвинула на середину комнаты компьютерный стол, предварительно убрав с него монитор. Вот теперь можно зажигать свечи.

На обороте карты были написано, что по углам стола должно гореть по свече – обязательное условие. У меня как раз был набор ароматных свечек – знаете, такие маленькие, сиреневые, с запахом лаванды. Я поставила их куда надо, расстелила карту на столе и принялась ждать.

Меня почему-то охватила суеверная жуть, руки предательски задрожали, но я тут же высмеяла себя. Вот же глупость! Никто на мой зов не придет, и завтра я буду называть себя идиоткой. Но зато буду знать, что попробовала, не испугалась.

Наконец часы на моем телефоне высветили полночь. Я торопливо чиркнула спичкой, зажгла свечи и принялась читать стихотворение, написанное на обороте карты. Его требовалось произнести вслух.

Дрожащим голосом я прочитала первые строки, и свечи вспыхнули ярко и искристо, потянувшись к потолку прямыми оранжевыми столбиками.

Я испуганно оглянулась на закрытую дверь комнаты, потом на приоткрытое окно, но все оставалось по-прежнему, лишь ярко и бешено пылали мои маленькие ароматные свечи.

Штора резко поднялась, словно от порыва ветра, но пламя свечей не дрогнуло и розовый прозрачный край ткани затрепетал у самого потолка. Луна бросила на стол яркий серебристый свет, высвечивая линии на расстеленной карте.

Последние строки, выписанные на бумажку (не наизусть же учить!), я прочла почти шепотом, настолько напряженным и неподвижным стал воздух в комнате.

А дальше требовалось произнести последнюю, заключительную фразу. Я на несколько секунд замолчала, ощущая, как в комнате становится жутко холодно, будто за окном закончился май и пришел лютый февраль. Потом вздохнула и еле слышно выговорила:

– Полночь наступила, я могу задавать вопросы?

Ответом мне была полнейшая тишина. Штора так и витала под потолком, открывая сияющий лик луны, свечи по-прежнему продолжали трепетать, а мои ноги жутко мерзли, несмотря на джинсы и кеды. Лишь щекам было жарко, они горели не хуже свечей – так мне казалось.

Больше ничего не происходило, и леденящий ужас потихоньку улегся в моей душе, желудок перестал подпрыгивать к горлу, дрожь в руках унялась.

– И это все? – устало проговорила я, собираясь погасить свечи.

– Нет, это только начало, – проговорил за моей спиной хриплый мужской голос.