Катастрофа под Киевом

Причины катастрофы

Окружение советских войск под Киевом — самое крупное за всю Вторую мировую войну, поэтому каждый, кто обращает свой взор к тем далеким событиям, задумывается: как же все это могло произойти? Неужели советское командование не видело угрозы, нависшей над войсками Юго-Западного фронта? А если оно видело, то почему не смогло предотвратить окружение?

Главным виновником трагедии Красной армии на Левобережной Украине многие историки Запада давно считают советского Верховного главнокомандующего. Действительно, именно он до самого последнего момента не разрешал войскам оставлять Киев, именно он, создав Брянский фронт, целиком и полностью положился на его командующего генерала Еременко, самонадеянно обещавшего непременно разгромить «подлеца Гудериана».

К чести других военных руководителей надо отметить, что они вовремя разгадали замысел командования вермахта, но в тех условиях не могли повлиять на ход событий.

Еще в конце июля, когда наступательные возможности группы армий «Центр» иссякли, руководство советского Генерального штаба пришло к выводу, что немецкие войска возобновят наступление на Москву «только после того, как будет ликвидирована угроза для них на фланге центральной группировки со стороны юго-западного направления…»[42] Начальник ГШ Г. К. Жуков доложил эти соображения Сталину 29 июля. Он предлагал усилить фронты центрального направления с тем, чтобы те были в состоянии надежно прикрыть северный фланг Кирпоноса и, оставив Киев, отвести его войска за Днепр. Однако тогда Сталин не распознал той опасности, что нависла над киевской группировкой. Даже сама мысль об оставлении Киева казалась ему кощунственной. Его больше всего волновало, как это отразится на настроениях внутри страны, а главное — как отнесутся к этому правительства Великобритании и США, на помощь которых Сталин возлагал немалые надежды. Недолго думая Сталин отстранил Жукова от занимаемой должности и назначил командующим Резервным фронтом, а Шапошникова отозвал с Западного направления, где тот возглавлял штаб главкома Тимошенко, и назначил начальником Генштаба.

Борис Михайлович Шапошников кроме высокой теоретической подготовки имел богатую практику штабной работы в стратегическом звене. В Гражданскою войну он возглавлял оперативный отдел Полевого штаба Реввоенсовета республики, а в межвоенный период дважды назначался начальником Генерального штаба РККА. В отличие от Жукова, происходившего из крестьян и пришедшего в Красную армию в звании младшего унтер-офицера царской армии, Шапошников окончил Николаевскую академию и еще до революции успел получить чин полковника. Из всех «военспецов», достигших высокого ранга в Красной армии, он оказался единственным человеком, кому удалось уцелеть после кровавых чисток. Это немаловажное обстоятельство не могло не отразиться на всей последующей деятельности маршала. Как правило, Шапошников весьма объективно оценивал обстановку, довольно четко предугадывал намерения командования вермахта, правильно прогнозировал ход вооруженной борьбы и выдвигал рациональные предложения. Однако Сталин, обладавший неограниченной властью, но не имевший достаточной военной подготовки, часто не соглашался с выводами и предложениями маршала, больше действуя по своему усмотрению, руководствуясь только ему одному известными мотивами. А Шапошников, опасаясь сталинской немилости, которая полковнику старой царской армии грозила не просто отставкой, а застенками НКВД, часто не упорствовал, отстаивая свое мнение. Следует отметить, что Шапошников постоянно находился в поле зрения НКВД, и, начиная с 20-х годов, его имя фигурировало при подготовке репрессий против командного состава Красной армии. В 1925 году он был убран из Штаба РККА, в 1931 году, в период ареста большого количества бывших генералов и офицеров, он вновь подвергался опале — его переместили с поста начальника Штаба РККА на должность командующего войсками третьестепенного Приволжского военного округа. У него на квартире производились тайные обыски, Сталин и Ворошилов устраивали ему очные ставки с доносчиками. Многие из военачальников, проходивших по делу «заговора военных» в 1937 году, в своих показаниях причисляли Шапошникова к руководству «заговорщиками». Маршалу было чего опасаться.

Разумеется, Шапошников видел опасность, угрожавшую войскам Юго-Западного фронта, и вместе со своим заместителем генерал-лейтенантом А. М. Василевским предпринимал попытки убедить Сталина в необходимости отвода их за Днепр. Однако Сталин, беспокоясь за Москву, больше всего заботился об укреплении Западного направления, ибо он был абсолютно уверен, что немцы вскоре возобновят наступление на столицу. В этой мысли его поддерживали и данные разведки. В первой половине августа в Кремль поступило сообщение от хорошо информированного разведчика Радо из Швейцарии о том, что командование вермахта собирается нанести удар на Москву через Брянск.

Это и в самом деле соответствовало намерениям главного командования сухопутных войск вермахта: 18 августа начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер представил Гитлеру план такого наступления. Но через три дня Гитлер подписал уже упомянутую директиву, в соответствии с которой часть сил группы армий «Центр» должна была повернуть на юг. 23 августа Гальдер лично доставил директиву в Борисов, в штаб-квартиру группы армий «Центр», где она встретила явное неодобрение. Особенно резко о ней отозвался Гудериан. В тот же день он вместе с Гальдером вылетел в Растенбург, в Ставку Гитлера, чтобы убедить фюрера в необходимости наступления на Москву. Тем не менее 24 августа Гудериан прибыл на свой командный пункт, чтобы руководить наступлением войск на юг, «прикрывшись» от командующего Брянским фронтом Еременко всего лишь одним корпусом. Конечно, обо всем этом не было известно Сталину, а потому он по-прежнему уделял основное внимание Москве, тем более что войска Юго-Западного фронта в конце августа 1941 года прочно удерживали Киев.

37-я армия обороняла полосу протяжением по фронту около 200 км. Важнейшим объектом обороны считался город Киев с прилегающим к нему районом. Киевский район являлся единственным для советских войск плацдармом на правобережье Днепра. Благодаря своему особому политическому и стратегическому значению район Киева привлекал особое внимание Ставки ВГК. От 37-й армии и всего Юго-Западного фронта требовалось сосредоточить основные усилия на обороне Киева, на борьбе с немецкими войсками, наступающими на Киевский УР с фронта, то есть с запада; поэтому, естественно, главные силы 37-й армии были сосредоточены на плацдарме и нацелены фронтом на запад.

Для борьбы с противником у Окуниново действовала группа войск 37-й армии в составе 27 ск (228 сд, 22 мк, 87, 124, 131, 171 сд, 28 сд).

Командование фронтом и армией, видимо, считало возможным в скором времени ликвидировать окуниновский плацдарм, поэтому соединения 27-го стрелкового корпуса, расположенные вблизи него, имели ежедневно повторяющуюся в приказах задачу «ликвидировать немецкую группировку на окуниновском плацдарме».

Для обороны моста через Десну у н/п Остер был создан отряд в составе двух батальонов пехоты, понтонного батальона, артполка и двух рот танкеток. Против 27 ск действовало пять пехотных дивизий немцев.

Войска Киевского укрепленного района (175, 206, 147, 284, 295 сд) оборонялись в системе долговременных сооружений УР, имея против себя части семи пехотных дивизий немцев, группирующихся главными силами против южного (левого) фаса позиций УР. Силу обороны УР составляли (с учетом 28 гсд) шесть стрелковых дивизий, 609 орудий и минометов; протяжение фронта — 70 км.

64-й стрелковый корпус (165 сд и находящаяся на формировании 146 сд) оборонялся по левому (восточному) берегу Днепра от Бортничей до Андрушей, имея против себя части 95, 294-й и 132-й пехотных дивизий немцев.

С 19 августа как с нашей стороны, так и со стороны немцев в полосе Киевского УР и 64-го стрелкового корпуса боевых действий, кроме артиллерийской перестрелки, не предпринималось.

37-я армия считалась самой сильной армией во фронте. Она имела 108 759 человек и 1116 орудий и минометов.

Штаб 37-й армии располагался в Киеве.

Командование Юго-Западного фронта еще 18 августа пыталось обратить внимание Ставки на угрожающее положение своего правого фланга. Как уже упоминалось, буквально на другой день командующий Резервным фронтом Жуков направил Сталину телеграмму, в которой сообщал, что противник, «перейдя к активной обороне против Западного и Резервного фронтов, все свои ударные подвижные и танковые части бросил против Центрального, Юго-Западного и Южного фронтов»[43]. Жуков предлагал создать в районе Глухов, Чернигов, Конотоп крупную группировку войск, способную сорвать замысел противника.

Сталину пришлось согласиться с предложенной оценкой. Однако он по-прежнему был уверен, что генерал-лейтенант А. И. Еременко сможет не только надежно прикрыть брянское направление, но и разгромить ударную группировку противника, нацеленную в тыл Юго-Западного фронта. Потому войскам Юго-Западного направления и было приказано упорно оборонять рубеж реки Днепр и «во что бы то ни стало удержать за собой Киев»[44].

Для подтверждения своих слов начнем с имеющей прямое отношение к данному вопросу записи переговоров по прямому проводу 24 августа 1941 года между Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным и командующим Брянским фронтом генералом А. И. Еременко. Она гласит:

Из разговора видно, что войскам Брянского фронта была поставлена задача разбить танковую группу Гудериана и что командующий фронтом обещал выполнить эту задачу в ближайшее время. Танковая группа Гудериана представляла в тот момент серьезную угрозу для правого фланга Юго-Западного фронта. Поэтому, надо полагать, ликвидацию этой угрозы Ставка Верховного главнокомандования и связывала в значительной мере с предлагаемыми действиями войск Брянского фронта.

Когда в 20-х числах августа обозначился прорыв танковой группы Гудериана на стыке Брянского и Центрального фронтов, Ставка для руководства действиями войск в районе Новгород-Северского создала управление 40-й армии, полагая, что оно остановит дивизии Гудериана и надежно прикроет правый фланг и тыл Юго-Западного фронта. Но могли ли ослабленные в предыдущих боях на днепровском рубеже две стрелковые дивизии и воздушно-десантный корпус противостоять двум танковым дивизиям (3, 4 тд) противника? А ведь за ними двигались еще две моторизованные и 1-я кавалерийская дивизии вермахта (в этот период в состав 2-й танковой группы входили: 3, 4, 17, 18-я танковые дивизии по 100 танков в каждой и 10, 29-я моторизованные дивизии, мотодивизия СС «Рейх», а также части моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия». — Примеч. авт.). Ни героизм советских воинов, задержавших немцев на несколько дней, ни опыт командарма 40А Подласа, командовавшего армией еще в 1938 году, когда она сражалась против японских войск в районе озера Хасан, положение спасти не могли.

30 августа Брянскому фронту была поставлена задача разгромить танковую группу Гудериана, которая к этому времени, преодолев Десну, устремилась в тыл Юго-Западного фронта. Но предпринятые усилия не дали должных результатов: противник упорно продолжал продвигаться.

2 сентября по требованию Верховного главнокомандующего генералу Еременко была направлена следующая телеграмма: «Ставка все же недовольна Вашей работой. Несмотря на работу авиации и наземных частей, Почеп и Стародуб остаются в руках противника. Это значит, что вы противника чуть-чуть „пощипали“, но с места сдвинуть его не сумели. Ставка требует, чтобы наземные войска действовали совместно с авиацией, вышибли противника из района Стародуб, Почеп и разгромили его по-настоящему. Пока это не сделано, все разговоры о выполнении задания остаются пустыми словами. Ставка приказывает: …всеми соединенными силами авиации способствовать решительным успехам наземных войск. Гудериан и вся его группа должны быть разбиты вдребезги. Пока это не сделано, все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем Ваших сообщений о разгроме группы Гудериана».

Объясняя неудачи своих войск Ставке, Еременко жаловался на их неустойчивость и просил разрешение на создание заградительных отрядов. 4 сентября просьба командующего Брянским фронтом была удовлетворена.

Танковая группа Гудериана, оставив в полосе Брянского фронта две дивизии (17 и 18 тд), ушла главными силами на юг и наносила удар за ударом во фланг и тыл войскам Юго-Западного фронта. Таким образом, Юго-Западный фронт не получил обещанной помощи. 7 сентября, когда танки Гудериана вышли к Конотопу, Шапошников и Василевский (генерал-лейтенант А. М. Василевский — начальник главного оперативного управления Генштаба РККА. — Примеч. авт.) вновь попытались убедить Сталина в необходимости отвода войск Кирпоноса. По их обоюдному мнению, даже в случае немедленного принятия такого решения войскам пришлось бы столкнуться с огромными трудностями, ибо было уже поздно. Как отмечал в своих мемуарах Василевский, Верховный довольно резко отреагировал на предложение руководителей Генштаба, упрекая их в том, что они идут по пути наименьшего сопротивления. «При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев Сталин, — вспоминал впоследствии Василевский, — выходил из себя и на мгновение терял самообладание»[45].

К тому времени все более рельефно стал вырисовываться замысел германского командования — ударами сильных группировок по внешним флангам выйти в глубокий тыл основных сил Юго-Западного фронта с целью их окружения. Наиболее тревожно, как уже упоминалось, обстановка складывалась на севере. В то время как армии южного крыла Брянского фронта пытались уничтожить оставленный Гудерианом мощный заслон, на нашу небольшую по своему составу, только что сформированную 40-ю армию обрушились главные силы его танковых войск. Части Красной армии прилагали героические усилия, чтобы задержать танковую армаду в междуречье Сейма и Десны, к северу от Конотопа и Бахмача. Командование фронта направляло сюда все свои резервы, но остановить врага не удавалось. 40-я армия с тяжелыми боями медленно отходила на юг.

Командование ЮЗФ, естественно, основное внимание уделяло событиям на этом крыле фронта. И хотя имелись признаки, что немцы что-то затевают и на юге, руководство фронта за свой левый фланг тревожилось меньше. Считалось, что здесь нашим войскам будет легче отбить противника — все-таки линия обороны пролегает по Днепру, вдоль широкой водной преграды, которую немецким войскам не так-то просто преодолеть. К тому же командование ЮЗФ рассчитывало, что если удастся задержать танки Гудериана на севере, то не достигнет цели и вражеское наступление на юге. К югу от Киева оборону продолжали держать растянутые на широком фронте дивизии 26-й и 38-й армий. В августе они сумели пресечь все попытки противника форсировать Днепр, и командование имело основание полагаться на их стойкость.

26-я армия (159, 227, 289, 264, 41, 301, 199 сд) занимала оборону по левому (восточному) берегу Днепра от Андрушей до Чапаевки, имея в первом эшелоне четыре дивизии на фронте протяжением около 80 километров и в глубине также четыре дивизии (7, 41, 301, 199 сд). 304 сд находилась на формировании, числилась в распоряжении фронта и предназначалась для 38-й армии.

Против войск армии действовали части трех немецких пехотных дивизий (132, 94 и 68 пд). Как с нашей стороны, так и со стороны немцев боевая деятельность с 16 августа в полосе армии выражалась в разведпоисках и взаимной перестрелке.

Штаб армии располагался в н/п Коврай Левада.

38-я армия, составлявшая левое крыло Юго-Западного фронта, занимала оборону по левому берегу Днепра от Чапаевки до устья реки Ворскла силами 116, 212 сд[46], 37 кд, 297 сд и вела упорные оборонительные бои с переправившимся противником на участке Кременчуг, Кишеньки силами 300 сд и 5-го кавалерийского корпуса (3, 14 и 34 кд).

5-й кавалерийский корпус формально находился еще в подчинении главкома ЮЗН и, вступив в бой на левом фланге 38-й армии 31 августа, обязан был лишь взаимодействовать с ней; передача в подчинение состоялась только 2.09[47].

Протяжение фронта обороны и боевых действий составляло около 180 километров. В резерве армии находились в стадии формирования неукомплектованные 97-я и 196-я стрелковые дивизии. Итого всю силу армий составляли шесть стрелковых дивизий, четыре кавалерийские дивизии, 77 069 человек, 503 орудия и миномета, из них только четыре стрелковые и четыре кавалерийские дивизии имели удовлетворительную боеспособность.

Против этих сил немцы имели развернутыми одиннадцать пехотных дивизий (десять пд в боевой линии и две пд в резерве); это были главные силы 17-й немецкой полевой армии и подходившие авангарды дивизий 1-й танковой армии.

Непосредственно на кременчугском плацдарме против нашей 300 сд и трех кавалерийских дивизий 5 кк немцы имели части пяти пехотных дивизий, то есть силы почти двойного превосходства. На удалении 100 километров от плацдарма на расстоянии одних суток хода находились главные силы 1-й танковой группы немцев (13, 14, 16, 9-я танковые дивизии, 16-я и 25-я мотодивизии), которые уже имели предварительное распоряжение на сосредоточение к району Александрия (40 км юго-западнее Кременчуга).

Судя по распоряжениям и донесениям штаба 38А за период с 28 августа по 1 сентября, главное содержание боев составляла борьба небольшими отрядами против немецких отрядов, пытающихся просочиться и обосноваться на многочисленных островах, имевшихся на Днепре, то есть борьба против второстепенных отвлекающих действий противника. Так, большое беспокойство штабу армии причиняли назойливые попытки немецких отрядов обосноваться на острове Кролевец у Черкасс, на островах в районе Кременчуга и т. д.

Вплоть до 1.09 боевые расположения и донесения 38-й армии переполнены указаниями на значение этих островов. Даже 1.09, когда положение в районе Кременчуга становилось угрожающим, оперсводка № 056 оценивает действия на главном направлении в полосе 300 сд как обычную оборону, а на правом фланге (в районе Черкасс) — как «ведение боя за остров Кролевец»[48].

В своих распоряжениях на 2.09 командарм 38 ставит задачей войскам: «Командиру 297 сд уничтожить переправившиеся части противника, прочно обеспечить северный берег, чтобы никакие случайности не нарушили систему обороны…»[49] И далее: «Особое внимание обратить на район Кременчуга и остров южнее Градижска…»

В заключение командарм-38 предупреждал, что «ни один немец не должен быть на левом берегу Днепра…» и требовал производства расследования для установления виновного в оставлении одного из островов в районе Кременчуга.

Командирам 116-й и 212-й стрелковых дивизий в боевом распоряжении № 0090 от 1.09 было указано: «Частям на достигнутом рубеже окопаться и с рассветом 2.09 начать наступление с целью окончательного уничтожения противника на острове Кролевец»[50].

Таким образом, 1 сентября в штабе 38-й армии данные разведки не были еще настолько убедительными, чтобы считать положение на фронте угрожающим, и в особенности на левом фланге в районе Кременчуга и прилегающего к нему немецкого плацдарма. Можно полагать, что немцам удалось отвлечь внимание 38-й армии от главной опасности, то есть от своего главного удара в районе Кременчуга.

Когда генерал-майор Н. В. Фекленко, только что сменивший генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева на посту командующего 38-й армией, доложил, что юго-восточнее Кременчуга, в районе Дериевки, войска 17-й немецкой армии переправлялись на левый берег и захватили небольшой плацдарм, командующий и штаб фронта отнеслись к этому относительно спокойно, приказав командарму решительными действиями ликвидировать плацдарм и пообещав помочь резервами. Кирпонос по-прежнему всю энергию отдавал руководству действиями войск северного крыла фронта. А там дела шли все хуже. Опасность нависла не только над 40-й армией, но и над войсками 5-й армии. Ее далеко выдвинутые на северо-запад 15-й и 31-й стрелковые корпуса, подковообразный фронт которых проходил севернее Чернигова, у Любечи упирался в Днепр и далее по его берегу тянулся до Сорокошичей, оказались под угрозой окружения. Первые признаки этого появились еще в начале сентября, когда войска 2-й немецкой полевой армии форсировали Десну юго-восточнее Чернигова и захватили плацдарм в районе Вибли. Одновременно дивизии 6-й немецкой армии усилили нажим со злополучного окуниновского плацдарма. К 5 сентября они прорвались в район села Максим, где имелась переправа через Десну. Если бы немцам тогда удалось здесь форсировать реку, они получили бы возможность соединиться со своими частями, обошедшими Чернигов с востока, и уже тогда главные силы нашей 5-й армии оказались бы отрезанными от остальных войск фронта. Ценой огромных усилий бойцы и командиры 228-й стрелковой дивизии, которой командовал Виктор Георгиевич Чернов, сорвали попытки врага переправиться через реку. К сожалению, это не ликвидировало угрозу. У германских войск оставалась возможность продвигаться к Чернигову по западному берегу Десны, перехватывая пути отхода дивизиям 31-го стрелкового корпуса.

5-я армия находилась в наиболее трудной и сложной обстановке, обороняясь на два фронта, на севере и на западе, в условиях глубокого охвата ее флангов. По своему боевому составу эта армия занимала второе место среди прочих армий Юго-Западного фронта (95 785 человек, 619 стволов). Оперативное положение армии характеризовалось следующей обстановкой.

Непосредственного соприкосновения с 21-й армией не было. Немцы в районе Борки, Лопатино, Вибли успели вклиниться силами 260 пд и создать на левом берегу Десны предмостную позицию. На стыке слева с 37А противник силами 51-го армейского корпуса угрожал прорывом с окуниновского плацдарма[51]. Таким образом, как и в 21-й армии, стыки и фланги 5-й армии находились под угрозой.

15-й стрелковый корпус (62, 45, 200-я стрелковые дивизии, 1-й воздушно-десантный корпус (две бригады), остатки 9-го механизированного корпуса, 1-я противотанковая бригада) оборонялся фронтом на север по линии Лопатино, Халявин, Довжик, имея против себя 260, 134-ю и 17-ю пехотные дивизии немцев.

Главной задачей корпуса было не допустить прорыва противника к району Чернигова, поэтому резервы корпуса и армии были сосредоточены в районе Чернигова (1 вдк, 9 мк, 1 иптбр).

В полосе 62-й и 45-й стрелковых дивизий шли наиболее упорные бои. Эти дивизии по вооружению считались наиболее сильными не только в корпусе, но и в армии.

31-й стрелковый корпус (193, 195, 215[52] сд) занимал оборону главными силами (195, 215 сд) по левому (восточному) берегу Днепра фронтом на запад по линии Любеч, Мнево, Сорокошичи и силами 193 сд — полосу обороны фронтом на север по линии Кулевичи, Любеч. Расположение корпуса показывало редкий пример невыгодного использования войск. По существу, все три дивизии этого корпуса бездействовали, так как против них немецких войск фактически не было, кроме части сил 17 пд и части сил 79 пд; видимо, наша разведка недостаточно осветила положение противника в полосе 31 ск. Могли быть и другие причины, объяснявшие негибкость построения 5-й армии.

Из тактических особенностей местности следует отметить реку Десну, доступную для переправы только по мостам или на паромах, и предмостную позицию у Вибли.

Переправившись через основное русло Десны, немцы получали предмостную позицию, плотно прикрытую справа и впереди рукавом реки, имеющей начертание дуги с вершиной на юг.

5-я армия имела 5 переправ через Десну — четыре моста в районе Чернигова и один мост у Максим (50 км южнее Чернигова). Штаб армии располагался в Андреевке.

Противник удерживал плацдарм в районе Вибли. Немецкие части успели здесь крепко зарыться в землю. А сил, чтобы их «выкурить», у советского командования не хватало. Неоднократные контратаки стянутых сюда двух батальонов 62-й стрелковой дивизии и подразделений 204-й воздушно-десантной бригады не дали результатов. Вражеская авиация висела над полем боя и не давала нашим бойцам поднять головы. Генерал Потапов приказал исполняющему обязанности командира 15-го стрелкового корпуса любой ценой отбросить врага за Десну. Полковник М. И. Бланк 2 сентября лично возглавил атаку двух батальонов 62-й стрелковой дивизии. Подразделения в бою близ деревни Пески понесли большие потери, Бланк был смертельно ранен, а плацдарм так и не был очищен. В командование 15 ск вступил генерал-майор К. С. Москаленко.

Назревала необходимость отвести 5-ю армию за Десну и за счет сокращения фронта и высвобождения резервов улучшить ее оперативное положение. Но генералу Потапову разрешили лишь несколько выпрямить линию обороны 31-го стрелкового корпуса. Эта мера существенно не меняла положение армии.

Правильно оценив обстановку, главнокомандующий войсками Юго-Западного направления 4 сентября доложил Ставке, что противник создал на флангах Юго-Западного фронта охватывающее положение и угрожает прорывом в глубокий тыл его войскам. В связи с этим С. М. Буденный просил выделить фронту необходимые резервы, а если Ставка не располагает ими, разрешить вывести по две дивизии из Киевского укрепрайона и 26-й армии. Начальник Генерального штаба в тот же день сообщил, что Верховный главнокомандующий не возражает против такой перегруппировки сил внутри фронта.

В штабе фронта понимали, что этих мер далеко не достаточно. Сражение, приобретавшее все более широкий размах, сразу же, как губка влагу, поглощало все имевшиеся небольшие резервы, создаваемые за счет ослабления сил на пока не атакованных участках. А ведь по наиболее ослабленным местам советской обороны враг в любой момент мог нанести удары.

Верховное командование принимало меры, чтобы помочь войскам ЮЗФ. К числу принятых им решительных мер следует отнести объединение Центрального и Брянского фронтов в руках генерала Еременко, передачу ему резервов Ставки с единственной задачей разгромить войска Гудериана. С этой же целью была спешно создана 40-я армия, которая должна была выправить положение на стыке фронтов. Однако и у Ставки возможности были ограничены.

Главком направления, внимательно следивший за событиями на Юго-Западном фронте, своевременно разглядел опасность, которую таили вражеские плацдармы, особенно юго-восточнее Кременчуга. 4 сентября С. М. Буденный связался с Кирпоносом.

— Промедление с ликвидацией плацдарма у Дериевки смерти подобно, — сказал маршал и категорически потребовал сбросить немцев с левого берега Днепра. Для оказания помощи командарму Фекленко он рекомендовал направить ответственных представителей фронта.

Кирпонос приказал начальнику оперативного отдела ЮЗФ И. Х. Баграмяну вызвать к нему начальника артиллерии М. А. Парсегова, начальника автобронетанкового управления В. Т. Вольского и заместителя начальника штаба ВВС В. М. Лозового-Шевченко. Незадолго до захвата плацдарма на восточном берегу Днепра в междуречье Псела и Ворсклы немцы высадили крупный десант на острове Кролевец вблизи Черкасс и сумели создать впечатление, что именно здесь они готовятся форсировать Днепр, используя остров как трамплин для броска. Поэтому значительная часть сил армии (3 дивизии из 7) была стянута в этот район. Остальные соединения занимали оборону на широком фронте. А в последние дни Фекленко перебросил под Черкассы свою единственную резервную дивизию. Враг и воспользовался этим. Он выбрал для удара самое слабое место — днепровский берег между реками Псел и Ворскла, где оборону на фронте в 54 километра держала одна стрелковая дивизия. На участке форсирования с советской стороны оказался всего один стрелковый полк. А противник только в первом эшелоне бросил до двух пехотных дивизий. У генерала Фекленко поблизости не оказалось никаких резервов. В первые два дня сопротивление переправившемуся через Днепр противнику смогли оказать лишь располагавшиеся здесь части 300-й стрелковой и подоспевшие подразделения 34-й легкой кавалерийской дивизии полковника А. А. Гречко, переданной в состав армии из резерва главкома Юго-Западного направления. Командир стрелковой дивизии полковник П. И. Кузнецов попытался маневрировать силами, перебросить кое-что с других участков. Но сделать это в условиях, когда ему приходилось оборонять очень широкий фронт, было почти невозможно. Пользуясь своим многократным численным превосходством и господством в авиации и артиллерии, противник оттеснил наши подразделения от берега. Когда сюда подошли направленные из резерва части 5-го кавкорпуса генерал-майора Ф. В. Камкова (3-я Бессарабская имени Котовского кавдивизия, 14-я имени Пархоменко кавдивизия, части 212-й и 300-й стрелковых дивизий) и 304-я стрелковая дивизия, переправившиеся войска противника успели основательно закрепиться на захваченном плацдарме. К прибытию резервов на левом берегу Днепра было уже около 5 вражеских дивизий. Им противостояли наши 2 стрелковые дивизии и кавалерийский корпус, который еще в пути понес значительные потери от германской авиации. Было ясно, что этими силами не ликвидировать вражеский плацдарм. Нужно было подтянуть новые войска, танки, артиллерию с достаточным запасом снарядов. Лично находящийся на этом участке фронта генерал-майор И. Х. Баграмян немедленно доложил о создавшейся ситуации по телефону начальнику штаба ЮЗФ и просил его ускорить усиление 38-й армии необходимыми подкреплениями, обещанными главкомом направления.

Задача была не из легких. И не только потому, что противник имел больше сил, чем смогло сосредоточить командование Юго-Западного фронта. Времени на подготовку контрудара отводилось немногим больше суток. А танковые бригады и зенитные артиллерийские части еще только начали прибывать в район Полтавы. При этом все планирование подготовки контрудара легло на плечи малочисленной группы офицеров оперативного отдела штаба армии во главе с полковником М. И. Потаповым.

Поздно вечером 6 сентября войскам были отданы боевые распоряжения. Командарм-38 решил нанести два удара по сходящимся направлениям. Один — силами 4 стрелковых дивизий вдоль левого берега реки Псел на Колеберду. Другой на левом фланге армии на фронте Пурубай, Озеры — во фланг и тыл закрепившемуся на плацдарме противнику, с одновременным выходом на его переправы. Эта задача возлагалась на 5-й кавалерийский корпус, усиленный 3-й и 142-й танковыми бригадами и 47-й танковой дивизией, имевшей всего около 30 боевых машин.

Принимая такое решение, командарм исходил из того, что на подготовку контрудара отводилось очень мало времени, его не хватило бы на значительные перегруппировки войск. Избранные Фекленко направления ударов требовали минимального передвижения частей, что очень важно при острой нехватке времени. Это соображение было резонным, и командование фронта согласилось с решением командующего.

Однако оказалось, что даже без серьезной перегруппировки войск армия не смогла к назначенному сроку закончить подготовку к атаке. Несмотря на форсированные марши, вновь прибывавшие в армию соединения и части не успевали выйти в исходные районы. Командующему фронтом пришлось перенести время наступления.

Пока готовился контрудар на левом фланге 38-й армии, противник форсировал Днепр южнее Кременчуга. Переправившуюся немецкую пехотную дивизию поддержали части с ранее захваченного плацдарма. А из советских войск Кременчуг оборонял всего один полк 297-й стрелковой дивизии. Силы были слишком неравными. Город оказался в руках врага. Переправив сюда еще одну пехотную дивизию, он попытался развивать наступление на север, но настойчивыми контратаками частей 297-й стрелковой дивизии полковника Г. А. Афанасьева был остановлен севернее Кременчуга.

Получив 9 сентября донесение о том, что дальнейшее продвижение противника в этом районе надежно остановлено, Фекленко снова переключил все внимание на подготовку контрудара на левом фланге своей армии. Не ожидало серьезной опасности со стороны Кременчуга и командование фронта. Имея от разведки сведения о том, что в районе дериевского плацдарма выявлен разведывательный батальон 9-й танковой дивизии, оно предположило, что именно сюда придут и главные силы 1-й танковой группы генерала фон Клейста. Здесь-то и даст им бой ударная группировка нашей 38-й армии. Но у врага, как потом выяснилось, были совсем другие планы…

Вот что происходило в тот период на северном крыле Юго-Западного фронта. В первой декаде сентября 40-я армия продолжала оказывать упорнейшее сопротивление войскам Гудериана, которые при мощной поддержке авиации неизмеримо превосходили ее в танках и артиллерии, а также в маневренности своих сил. Две недели наши части удерживали танковые и моторизованные дивизии врага в междуречье Десны и Сейма.

40-я армия, имевшая в своем составе 293 сд, полк НКВД, 10-ю танковую дивизию, 2-й воздушно-десантный корпус (три бригады), 3-й воздушно-десантный корпус (три бригады) и 135-ю стрелковую дивизию, оборонялась на два фронта: на севере — силами 293 сд и сп НКВД на линии Дубовичи, Короп и на западе — силами 10 тд и 3 вдк по линии Короп, Конотоп. 135 сд занимала оборону на широком фронте по рекам Сейм и Десна от Батурина до н/п Максаки.

На северном участке войска армии с большим трудом и высоким упорством сдерживали напор двух танковых дивизий немцев (3 и 4 тд) и мотополка «Великая Германия».

На западном участке войска армии с переменным успехом вели бои против частей 10 мд немцев, упорно обороняющихся на плацдарме в междуречье рек Десна и Сейм, наступая на Конотоп.

3-й воздушно-десантный корпус размещался в полосе армии в районе Конотопа, но пока числился во фронтовом резерве.

В боевых порядках соединений была развернута 5-я истребительная противотанковая бригада (40 орудий 76,2 мм), 205-й отдельный зенитный дивизион (4 орудия 76,2-мм и 8 орудий 37 мм).

Армия имела четыре стрелковых соединения (типа стрелковой дивизии) и одну танковую дивизию, имевшую всего 16 танков, но достаточно сильную в отношении ПТО (48 орудий), против двух танковых и 1,5 мотодивизий немцев (150 танков и 150 орудий). При равных условиях в воздухе, 40-я армия была способна в обороне сдержать наступление 3, 4 тд, 10 мд, полка «Великая Германия» немцев, если эти дивизии наступали строго в полосе армии.

Немецкая авиация на этом участке превосходила нашу авиационную поддержку 40-й армии. Если к этому прибавить огромные преимущества немцев в смысле маневра, подвижности, то общие условия, несомненно, давали им большой перевес в силах и ставили в трудное положение войска 40-й армии. И наконец, самое главное: на подходе у немцев была мотодивизия СС «Рейх», а затем и остальные силы 47-го мотокорпуса (17 и 18 тд). У 40-й армии усиление резервами пока не предвиделось.

Общее положение 40-й армии штабом фронта оценивалось так: «Армия ведет бой на окружение группы противника в районе Короп в условиях возможного обхода ее правого фланга в направлении Глухов»[54].

Германское командование, совсем не ожидавшее столь упорного сопротивления советских войск, забеспокоилось. Как уже упоминалось, генерал-полковник Гальдер (начальник штаба ОКХ) записал в своем дневнике: «2-я танковая армия в ходе своего наступления через реку Десна своим левым флангом настолько вцепилась в противника, что ее наступление на юг приостановилось. Она вынуждена была оставить уже захваченные участки местности».

Первые успехи 40-й армии настолько обнадежили генерала Кирпоноса, что он решил одну из ее дивизий — 135-ю стрелковую генерал-майора Ф. Н. Смехотворова — перебросить на выручку 5-й армии, положение которой все более ухудшалось из-за глубоких вклинений противника на черниговском и остерском направлениях. Враг стремился рассечь ее войска и, окружив их, выйти в тыл 37-й армии КА, оборонявшейся непосредственно у Киева. Многие из командиров Юго-Западного фронта задавали в то время себе вопрос: почему Кирпонос медлит с отводом соединений Потапова? Позднее выяснилось, что Ставка упорно не давала разрешения на это. В Москве, по-видимому, еще сохранялась надежда, что наступлением войск Брянского фронта все же удастся отбросить противника от Десны.

Попробуем также, как это мы сделали при разборе решений немецкого командования, поискать в довоенной теории нашего военного дела и, в первую очередь, в наших уставах, указаний, которые могли бы помочь нашему командованию Юго-Западного фронта в сентябре 1941 года разобраться в обстановке и принять контрмеры против намеченного немцами охватывающего наступления.

Обычно принято считать, что полевые уставы каждой армии разрабатываются на основе военной доктрины данного государства с учетом противоположных взглядов полевых уставов вероятных противников и их военной доктрины. С этой точки зрения сегодня справедливо будет поставить вопрос, в какой мере наш Полевой устав 1936 года учитывал конкретные положения немецкого Полевого устава 1933 года о проведении охватывающего (флангового) наступления и какие контрмеры рекомендовал в этом случае наш Полевой устав.

Так вот, выясняется, что наш устав 1936 года и прочие официальные наставления и руководства, изданные незадолго до 1941 года, совершенно не касались этих вопросов. Из четырех полевых уставов Красной армии, изданных в 1918, 1924, 1929 и 1936 годах, только уставы 1918 и 1929 годов отвечали на этот вопрос[55]. Вот что в них было сказано.

ПУ-18 (ст. 501): «Противодействие охвату достигается выдвижением частей из резерва, чтобы самим атаковать во фланг охватывающие части неприятеля. В крайнем случае, при отсутствии резерва, можно отозвать в уступ охватываемую часть, дабы из уступа иметь возможность взять во фланг охватывающего противника»[56].

Косвенный ответ на этот вопрос давал также и ПУ-29 (ст. 118): «В обороне маневрирование заключается в отражении наступления противника перед фронтом и в противодействии его обходам, охватам (при открытых флангах) и прорывам».

Нам неизвестны причины, почему уставная комиссия ПУ-36 не включила в устав вышеприведенные рекомендации ПУ-18 и ПУ-29, но, несомненно, отсутствие этих указаний в ПУ-36 отчасти объясняет недостатки построения обороны Юго-Западного фронта в сентябре 1941 года.

Допустим, что теоретические взгляды на противодействие охватывающему наступлению не были известны нашему командованию, но ведь практика только что прошедшего отступления от границы до Днепра, закончившаяся в августе 1941 года окружением двух армий под Уманью, должна же была преподать уроки для предположений о возможности повторений подобных ударов со стороны немцев.

Отсутствие в нашей довоенной теории рекомендаций по вопросам отражения охватывающего (флангового) наступления немцев, недостаточное изучение характера действий немцев в ходе первых месяцев войны 1941 года — вот те причины, которые отчасти объясняют ту нерешительность, неясность намерений и вытекающую отсюда неповоротливость в принятии контрмер в обстановке Юго-Западного фронта в начале сентября, чреватой тяжелыми последствиями.

7 сентября командующий Юго-Западным фронтом вынужден был послать в Ставку специальное донесение, в котором доказывал, что медлить нельзя. Начальник Генерального штаба запросил мнение маршала Буденного. Тот решительно поддержал ходатайство командования фронта. Наконец 9 сентября маршал Шапошников сообщил: «Верховный Главнокомандующий санкционировал отвести 5-ю армию и правый фланг 37-й армии на реку Десна». Но к тому времени германские войска уже успели закрепиться на берегах Десны. Соединения Потапова оказались между двух огней: с фронта на них наседали войска 6-й немецкой армии, в тылу — 2-й армии вермахта.

Для уяснения общего характера боев 5-й армии необходимо еще раз обратить внимание на положение флангов этой армии к 1 сентября. Правый фланг (62 сд 15 ск) примыкал к Десне у н/п Лопатино. Промежуток протяжением около 10 км между левофланговой 75 сд (21А) и 62 сд (5А) был занят 260 пд немцев, захватившей предмостную позицию у Вибли.

На левом фланге 5-й армии находилась 215 мд (ее остатки, около стрелкового полка), примыкавшая в районе Сорокошичей к 228 сд, составлявшей правый фланг окуниновской группировки 37-й армии. Центр 5-й армии (193 и 195 сд) далеко выпятился вперед на Днепр, не имея против себя противника. Армейский резерв (части 9 мк, 1 вдк, 1 иптабр) находился за правым флангом, вблизи Чернигова.

Командарм-5 все свое внимание и энергию сосредоточил на управлении войсками, действующими на черниговском направлении. К этому его обязывала поступившая через штаб фронта копия телеграммы начальника Генерального штаба:

С 1 по 6 сентября бои в полосе 5-й армии характеризовались упорным стремлением выбить 260 пд противника в районе Вибли. Тем временем в Салтыкова Девица началась переправа четырех немецких пехотных дивизий, нацелившихся в глубокий тыл 5-й армии с северо-востока. А на левом фланге (на стыке с 37А) в эти дни началось стремительное продвижение 98 пд немцев с окуниновского плацдарма. 6.09 немцы уже занимали Сапонова Гута, тесня слабые подразделения 215 мсд. Одновременно 262 пд противника удалось прорваться с окуниновского плацдарма прямо на восток и переправиться через Десну в районе Морозовска. Это окончательно разорвало и без того слабый стык 5-й и 37-й армий.

Командарму-5 было разрешено отвести свои центральные 200, 193 и 195 сд на восток, «не далее рубежа Довжик, Мнево». Отход этот в ночь на 7.09 состоялся. Но бои на позициях к северу от Чернигова и в районе Вибли не прекращались. С востока к правому флангу армии подходила 135-я стрелковая дивизия. Развернувшись 6.09 в районе Куликовка, эта дивизия в упорных боях пыталась сдержать переправившиеся у Салтыкова Девица авангарды трех немецких пд (131, 293, 112 пд). Понеся большие потери, 135-я дивизия вынуждена была отходить на юг. Над 5-й армией нависла угроза окружения. Обстановка осложнялась наличием в тылу реки Десна, не проходимой вброд. Наведенные переправы на южной окраине Чернигова охранялись 9 мк; у Красное и Максима переправа, кроме саперов, никем не охранялась.

7 сентября 200, 193, 195 сд отошли на рубеж Довжик, Мнево. Командарм-5 по приказу командующего фронтом предпринимает еще две попытки активными контрударами отбросить наседающего на флангах противника. 135 сд, усиленной полком и воздушно-десантной бригадой, дается приказ «восстановить положение на правом фланге 5А с выходом на реку Десна»[58]. На левом фланге 5-й армии аналогичную задачу получает 195 сд для контрудара «в направлении Сорокошичи» (?).

Эти мероприятия еще на сутки задерживают 5-ю армию от единственно правильного решения — отхода за Десну.

8 сентября наконец дается разрешение на общий отход 5-й армии за Десну, и в ночь на 9 сентября войска 5-й армии успевают частью сил отойти за реку и несколько стабилизировать положение.

В ночь на 10 сентября за Десну отошли остатки дивизий 5-й армии, вся корпусная артиллерия и штаб армии. Несмотря на большие потери, понесенные войсками, мы должны отметить, что войска армии проявили огромную силу, настойчивость и сумели выйти из, казалось бы, безвыходного положения.

Особенно трудная задача выпала на долю 200 сд, 9 мк и 135 сд, которым пришлось с севера прикрывать переправу отходивших войск, сражаясь против превосходящих сил противника.

Днем 10 сентября остатки 5-й армии продолжали отходить в общем направлении на юг, стараясь примкнуть к правому флангу 37-й армии. К исходу дня войска армии оборонялись на фронте Сулак, Хрещатое, Красиловка, Церковище, имея против себя части пяти немецких пехотных дивизий (293, 131, 260, 134, 17 пд).

Вклинение сильной группировки немцев (98, 262, 79, 111, 56, 113 пд) на стыке 5-й и 37-й армий в районе Остер, Козелец предвещало серьезную угрозу не только ослабевшим войскам 5-й армии, но уже и всей группировке 37-й армии, все еще сконцентрированной на киевском плацдарме.

Утром 10 сентября танки Гудериана нанесли удар и по 40-й армии. Они наступали на узком участке. Стальной таран всей своей мощью бил в одну точку. Генерал Подлас донес об этом в штаб фронта, попросил помощи. Но во фронтовом резерве не оставалось ни одной дивизии.

10 сентября танки противника, наступавшие с севера (3 тд), ворвались в город Ромны.

На исходе 10 сентября передовые части 3-й немецкой танковой дивизии генерала Моделя соединились со сброшенным в Ромнах воздушным десантом. Фронт 40-й армии РККА оказался рассеченным надвое: ее 2-й воздушно-десантный корпус отошел в полосу соединений 21-й армии, а остальные силы, удерживая Конотоп, «закруглили» к югу свой разорванный фронт. Это резко осложнило положение на Юго-Западном фронте, в связи с чем руководство фронта в 00.55 11 сентября обратилось в Ставку с предложением о немедленном отводе войск с целью избежать окружения. Глубокой ночью, в 1.55 и до 02.07, состоялся следующий разговор между командованием фронта и Б. М. Шапошниковым:

«Кирпонос: у аппарата Кирпонос, Бурмистенко, Тупиков. Здравствуйте, товарищ маршал!

Шапошников: Здравствуйте, товарищи Кирпонос, Бурмистенко и товарищ Тупиков. Вашу телеграмму о занятии противником Ромны, и поэтому, о необходимости скорейшего отхода, Ставка Главнокомандования получила. Однако из тех данных, которые имеются в Ставке о занятии Ромны противником, а именно (что) авиационной разведкой был обнаружен в 13.25 и в 14.25 подход двух колонн автомашин с танками и скопление танков и автомашин у деревни Житное к северу от Ромны. Судя по длине колонн, здесь небольшие части, примерно не более тридцати-сорока танков. По непроверенным данным, из Сумы якобы в 16.00 10.9 в Ромны высажен с восьми машин десант. Одна из этих машин якобы была уничтожена нашей авиацией. По-видимому, часть подвижных войск противника просочилась между Бахмач и Конотоп. Все эти данные не дают еще оснований для принятия того коренного решения, о котором Вы просите, а именно — об отходе всем фронтом на восток. Нет сомнения, что занятие Ромны может создать известное паническое настроение, но я уверен, что Военный совет фронта далек от этого и сумеет справиться с эпизодом у Ромны.

Операция отхода всем фронтом — не простая вещь, а очень сложное и деликатное дело. Помимо того, что всякий отход понижает до некоторой степени боеспособность частей, в этой войне при отходе противник вклинивается между отходящими частями своими механизированными группами и заставляет пехотные части принимать бой в невыгодных условиях, а именно, когда артиллерия находится на колесах, а не в боевом положении. Мы это видели на примере отхода 5-й армии за Днепр и переправы противника у Окуниново и наконец на отходе всего Южного фронта за Днепр.

Ставка Верховного Главнокомандования считает, что необходимо продолжать драться на тех позициях, которые занимают части Юго-Западного фронта, так, как это предусмотрено нашими уставами. Я уже вчера 10.9 говорил с вами относительно того, что через три дня Еременко начинает операцию по закрытию прорыва к северу от Конотопа и что 2-й конный корпус Верховным Главнокомандующим от Днепропетровска направлен на Путивль (такое намерение было, но оно не осуществилось, и 2 кк из Южного фронта был направлен через Полтаву не на Путивль, а на Ромны, о чем будет сказано дальше. — Примеч. авт.). Таким образом, необходимо Вам в течение трех дней ликвидировать передовые части противника у Ромны. Для чего, я считаю, вы сможете две дивизии с противотанковой артиллерией взять от Черкасской армии и быстро перебросить их на Лохвицу навстречу мотомехчастям противника. И наконец самое существенное — это громить его авиацией. Я уже отдал приказание товарищу Еременко всей массой авиации резерва Верховного Главнокомандующего обрушиться на 3-ю и 4-ю танковые дивизии, оперирующие в районе Бахмач, Конотоп, Ромны. Местность здесь открытая, и противник легко уязвим для нашей авиации. Таким образом, Ставка Верховного Главнокомандования считает, что сейчас ближайшей задачей Юго-Западного фронта будет разгром противника, пытающегося выдвинуться из района Бахмач, Конотоп на юг. У меня все.

Кирпонос:

1) Военный совет заверяет Ставку в том, что он далек от панических настроений, не болел этим никогда и не болеет.

2) Создавшееся положение на участке Юго-Западного фронта, как я уже докладывал, характеризуется не только выходом сегодня противника в район Ромны, Грайворон, но и взломом обороны в районе Чернигов, Окуниново. 5-я армия ведет тяжелые бои в окружении, и, как я уже докладывал вам, товарищ маршал, понимая всю важность [роли], которую играет в общем деле Юго-Западный фронт, мы все стремимся к тому, чтобы не дать возможности противнику достигнуть здесь какого-либо успеха. Но, к сожалению, все возможности, которыми мог самостоятельно располагать Военный совет фронта, исчерпаны и оказались недостаточными в условиях сложившейся обстановки.

3) Я полагаю, что взять что-либо еще от Костенко нельзя (26А. — Примеч. авт.), так как он занимает 150-километровый фронт, и если сейчас взять от него еще две дивизии, то оставшееся число дивизий будет занимать фронт обороны не менее 30 километров на каждую. Кроме того, последнее время, по данным нашей авиаразведки, установлена подача пополнения противником из глубины железнодорожными эшелонами на станцию Мироновка. Если учесть все это и учесть состояние, вследствие непрерывных дождей, порчи дорог, то в случае форсирования противником реки Днепр в районе Ржищев, Канев, вряд ли Костенко сможет воспрепятствовать этому. Таким образом, в этих условиях я и Военный совет в целом полагаем, что у нас имеется единственная возможность, откуда мы могли бы еще взять силы и средства для уничтожения группы противника, стремящейся выйти с направления Козелец на Киев и с направления Бахмач, Конотоп на глубокий тыл фронта, — является КиУР (Киевский укрепленный район. — Примеч. авт.).

Вот смысл наших предложений Ставке при условии отсутствия подачи нам резервов.

Прошу Ваших указаний. У меня все.

Шапошников: Вы и так в КиУРе оставляете только 4 дивизии, больше оттуда снимать нельзя. Я считаю, что с правого берега Днепра, западнее Остер, можно вывести еще одну стрелковую дивизию, 87-ю или 41-ю. Что же касается армии Костенко, то, имея в своем составе 8 стрелковых дивизий за рекой Днепр, смело можно растянуть дивизию на 25–30 километров. Затем у вас должна восстановиться 81-я стрелковая дивизия, в каком она виде сейчас? Иначе ваш правый фланг нам придется укреплять, и приходится на более или менее пассивных участках растягивать свои силы. Правда, в 5-й, у Потапова, три дивизии из окружения пробиваются с переправами через реки, если они действуют организованно, то им это вполне удастся. Лишь бы только не бросали автоматику и артиллерию. Нельзя ли у противника разрушить все же переправу через Днепр, да и через Десну, и тем остановить его движение? У меня все.

Кирпонос:

1. 41-я стрелковая дивизия выведена и сегодня принимала участие в боях за Козелец.

2. Два полка 81-й стрелковой дивизии уже отправлены на кременчугское направление для усиления действующей там нашей группы войск по уничтожению противника.

Таким образом, по Вашему указанию, можно рассчитывать лишь на две стрелковые дивизии из армии Костенко.

Авиации поставлена задача на уничтожение переправ противника. Однако пока это положительных результатов не дало. Если Ставка считает наши предложения не совсем правильными и приказывает выполнить только что данные Вами указания, Военный совет фронта принимает это к исполнению.

Шапошников:

1. Ставка Верховного Главнокомандования считает Ваше предложение пока преждевременным.

2. Что касается средств для парирования вылазок противника на вашем правом фланге, то я предложил Вам свой вариант решения. Может быть, вы найдете иной выход для укрепления Вашего правого фланга.

Кирпонос: Кроме предложенного Вами, если наше предложение о КиУРе отпадает, другого выхода нет. У меня все.

Шапошников: О КиУРе можно говорить только в связи с общим решением, а общее решение преждевременно. Пока все. До свидания»[59].

К тому моменту, когда происходили эти переговоры, линия Юго-Западного фронта представляла собой дугу очень опасной конфигурации. Более того, после взятия противником города Ромны эта дуга явно приобрела тенденцию превратиться в кольцо окружения, внутри которого оказалось бы большое число войск Красной армии.

В ожидании ответа Ставки генерал Кирпонос и его штаб занялись восстановлением линии фронта, которая оказалась разорванной на ряде участков. Командующие 21-й и 40-й армиями получили распоряжение стянуть в ударные группы как можно больше сил и встречными ударами на Бахмач сомкнуть фланги войск. Командующим 21, 5-й и 37-й армиями приказано ликвидировать бреши в своих полосах обороны. Особое внимание командование фронта уделило упрочению положения на остерском направлении, чтобы не допустить обхода Киева с северо-востока, по левому берегу Днепра. К Остеру из Киевского укрепрайона перебрасывалась 147-я стрелковая дивизия полковника С. К. Потехина.

В районе Киева для борьбы с диверсантами был переброшен моторизованный батальон дивизии НКВД и два только что сформированных партизанских отряда. Кирпонос приказал и их двинуть в бой. Но это было каплей в море.

— Это все равно, что лопатой заделывать брешь в Днепровской плотине, — с горечью заметил в то время НШ ЮЗФ генерал-майор В. И. Тупиков.

Повернув с московского направления на юг 2-ю полевую армию и 2-ю танковую группу Гудериана и направив на север из района Кременчуга 17-ю полевую армию и 1-ю танковую группу Клейста, германское командование стремилось произвести силами обеих группировок встречные удары в район Прилуки — Пирятин — Лубны — Лохвица — Ромны, в тыл войскам нашего Юго-Западного фронта, и окружить их.

Этот замысел стал ясен советскому командованию еще в первых числах сентября. И тогда же Ставка решила принять контрмеры, активная реализация которых пришлась на первую декаду сентября 1941 года.

Брянскому фронту, как уже отмечалось, была поставлена задача разгромить танковую группу Гудериана с целью, согласно сообщению маршала Шапошникова, «закрытия прорыва к северу от Конотопа». Туда же, в район Путивля, предполагалось выдвинуть 2-й кавалерийский корпус Южного фронта под командованием генерал-майора А. П. Белова (основу 2 кк составляли 5-я имени Блинова кавдивизия, 9-я Крымская дивизия). Наконец, из слов начальника Генерального штаба было видно, что немалая роль в ликвидации угрозы окружения отводилась войскам самого Юго-Западного фронта.

Ставка, по-видимому, считала возможным с помощью этих мер помешать осуществлению замысла германского командования в отношении войск Юго-Западного фронта и потому не видела необходимости в их отводе. При таких условиях предложение Кирпоноса, изложенное в его телеграмме от 10 сентября, либо могло быть отвергнуто, либо должно было привести к пересмотру ранее принятых Ставкой решений. Как мы видели, маршал Шапошников от имени Ставки отклонил его.

В ночь на 11 сентября в новых переговорах по телефону с Шапошниковым Кирпонос просил разрешить отвести войска фронта на восток. Начальник Генштаба ответил ему, что Ставка полагает необходимым продолжать драться на занимаемых позициях. Отлично зная, что в районе Ромн действует 3-я и 4-я танковые дивизии противника, Шапошников назвал это «вылазкой» и заявил, что фронт может сам справиться с нею, сняв часть сил с днепровского рубежа. Помня особое отношение Сталина, он запрещал снимать войска с обороны Киева, хотя оборонявшая его 37-я армия Власова являлась самой сильной во всем фронте, да и немцы отказались от штурма города еще в начале августа.

Судя по рассказам очевидцев событий и по сохранившимся записям переговоров, С. М. Буденный пристально следил за развитием событий на Юго-Западном фронте. То и дело он вызывал на провод Кирпоноса или Тупикова, интересовался, что делается в районах Конотопа и Ромн, как командование фронта рассчитывает задержать Гудериана до подхода дивизий Костенко, что делается для вывода войск 5-й армии из окружения. 11 сентября между Буденным и Кирпоносом состоялся такой разговор.

— Как вы намереваетесь организовать снабжение войск, если противник перережет коммуникации фронта? — поинтересовался главком.

— Подвоз будет осуществляться только по южной магистрали, — ответил Кирпонос.

— Вы меня не поняли. Я знаю, что северная магистраль перерезана. А что будете делать, когда перережут и южную?

— Остается один путь — самолеты.

— Авиация не сможет обеспечить такую массу войск, — возразил Семен Михайлович. — Нужно, следовательно, уже сейчас ввести самую строгую экономию в расходовании боеприпасов и продовольствия.

Когда аппарат умолк, Кирпонос сказал Бурмистенко:

— Легко сказать — ввести строгую экономию. С продовольствием еще куда ни шло. Можем до предела сократить паек, бойцы поймут нас. Но как заставить экономить боеприпасы, когда на всем фронте фашисты лезут, как бешеные волки, почуявшие добычу?!

Содержание переговоров со Ставкой сразу же было доложено Кирпоносом главнокомандующему Юго-Западным направлением Маршалу Советского Союза С. М. Буденному, и он сделал следующее представление в Ставку:

Так предложение об отводе войск было выдвинуто вновь, на этот раз Военным советом Юго-Западного направления. Вместе с тем нельзя не заметить, что постановка этого вопроса в телеграмме маршала С. М. Буденного несколько иная, чем у М. П. Кирпоноса. Командующий Юго-Западным направлением полагал, что предложение Кирпоноса должно быть принято в том случае, если Ставка Верховного Главнокомандования не имеет возможности сосредоточить в данный момент сильную группу войск для противодействия замыслу противника по охвату и окружению Юго-Западного фронта.

Но ведь такой сильной группой Ставка и считала войска Брянского фронта. На них по-прежнему возлагались большие надежды, и это наложило отпечаток также на дальнейшие переговоры по вопросу об отводе войск Юго-Западного фронта. Впрочем, теперь они носили иной характер.

В тот же день, 11 сентября, И. В. Сталин в присутствии Б. М. Шапошникова и находившегося тогда в Москве С. К. Тимошенко вызвал к прямому проводу М. П. Кирпоноса, М. А. Бурмистенко и В. И. Тупикова. Произошел следующий разговор:

«Сталин: Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной Вам реки мне кажется опасным. Если обратиться к недавнему прошлому, то Вы вспомните, что при отводе войск из района Бердичев и Новоград-Волынский у Вас был более серьезный рубеж — река Днепр — и, несмотря на это, при отводе войск (вы) потеряли две армии и отвод превратился в бегство, а противник на плечах бегущих войск переправился на другой день на восточный берег Днепра. Какая гарантия, что то же самое не повторится теперь, это первое.

А потом второе… В данной обстановке на восточном берегу предлагаемый Вами отвод войск будет означать окружение наших войск.

…Ваши предложения о немедленном отводе войск без того, что вы заранее подготовите отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Брянским фронтом, повторяю, без этих условий ваши предложения об отводе войск являются опасными и могут создать катастрофу.

Выход может быть следующим.

Немедля перегруппировать силы, хотя бы за счет КиУРа и других войск, и повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Еременко…

Немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псел, выставив большую артиллерийскую группу фронтом на север и запад и отведя 5–6 дивизий на этот рубеж…

После всего этого начать эвакуацию Киева.

Перестать наконец заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления…

Кирпонос: У нас мысли об отводе войск не было до получения предложения об отводе войск на восток с указанием рубежей…

Сталин: Предложение об отводе войск с Юго-Западного фронта исходит от Вас и от Буденного… Передаю выдержки из шифровки Буденного от 11 числа… Как видите, Шапошников против отвода частей, а Главком — за отвод, так же как Юго-Западный фронт стоял за немедленный отвод частей.

О мерах организации кулака против Конотопской группы противника и подготовки оборонительной линии на известном рубеже информируйте нас систематически… Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки…»[61]

Кирпонос так и не смог убедить Сталина в необходимости отвода. Буденный же, осмелившийся настаивать на этом 12 сентября, был немедленно отстранен от должности главнокомандующего направлением. Надо заметить, что смена командования Юго-Западного направления происходила как раз в самый критический момент и уже не могла что-либо изменить к лучшему. А Ставка ВГК по-прежнему верила, будто наступление Брянского фронта позволит восстановить положение. Явно недооценивая опасность, нависшую над Юго-Западным фронтом, Сталин сильно переоценивал возможности его войск и особенно войск Брянского фронта.

Обещание, которое генерал-лейтенант А. И. Еременко, как мы видели, дал И. В. Сталину, он не мог выполнить. Брянский фронт в эти дни вел наступательные бои силами ослабленных 13-й и 3-й армий. Противостоявшие им немецкие 17, 18-я танковые и 29-я моторизированная дивизии, применяя тактику «сдерживающего сопротивления», с боями отошли за Десну, где и закрепились. Отбросить их дальше на запад войска Брянского фронта не смогли.

Непосредственным результатом приведенных переговоров по вопросу об отводе войск фронта было назначение 13 сентября 1941 года вместо маршала С. М. Буденного нового главнокомандующего Юго-Западным направлением — маршала С. К. Тимошенко. Одновременно Юго-Западный фронт был усилен резервами Ставки — 100-й стрелковой дивизией и двумя танковыми бригадами: 1-й и 129-й. Кроме того, с Южного фронта в район Зенькова двигался 2-й кавалерийский корпус, а из состава 26-й армии выделялись в резерв Юго-Западного фронта 7-я и 289-я стрелковые дивизии для нанесения контрудара в районе Пирятина и Прилук. Но все эти меры были недостаточными и запоздалыми.

В течение 11, 12 сентября события в полосе Юго-Западного фронта характеризовались продолжением оборонительных боев с отходом на 20–30 км в армиях правого крыла (40, 21 и 5А) и продолжением упорных оборонительных боев с сохранением относительной устойчивости 38-й армии на левом крыле Юго-Западного фронта в районе кременчугского плацдарма.

Как на левом, так и особенно на правом фланге Юго-Западного фронта ввиду выхода авангардных частей 2-й и 1-й танковых групп в район Лохвицы (2 тгр) и в район Хорола (1 тгр) образовались условия развития охвата и обхода противником основных сил Юго-Западного фронта, действующих к западу от меридиана Лубны. Это еще не было окружением, так как 12 сентября между Лохвицей и Хоролом оставалась полоса местности, не занятая немцами. Эта полоса могла еще служить единственными воротами на случай выхода из окружения, если бы это было возможно.

Брянский фронт в эти дни предпринимал наступательные бои в полосе 13-й и 3-й армий. Противостоящие этим армиям немецкие части 18 тд, 29 мд и 17 тд, применяя тактику «сдерживающего сопротивления», медленно, с боями отходили на запад за Десну, где и закрепились. Войска Брянского фронта не смогли отбросить немецкие войска дальше на запад и, следовательно, не оказали существенной помощи Юго-Западному фронту. Более того, главные силы 17 немецкой тд сумели перегруппироваться к югу и вместе с мп «Великая Германия» предпринять наступление в район Путивля против частей 40-й армии.

40-я армия в прежнем составе (отряд Чеснова, 293 сд, 3 вдк, 227 сд, остатки 2 вдк и 10 тд) оборонялась на два фронта: на севере по реке Сейм и на западе по линии Конотоп и южнее против частей прикрытия 1-й танковой группы немцев (части 10 мд, усиленные танками).

Командарм-40 генерал Подлас, понимая тяжелое положение, создавшееся на стыке его армии с 21-й армией в результате вклинения немецкой 3 тд в Ромны, делал все возможное, чтобы удержать оборону на своем фронте и помочь соседу последним резервом. Примером подобной помощи и боевой выручки является удар по тылам 3-й немецкой танковой дивизии, засевшей в Ромнах. Удар этот был выполнен 10-й танковой дивизией, прорвавшейся 12.9 в район Блотниц. В составе дивизии в этот день находились «три боеспособных танка, шесть бронемашин, две пушки, два пулемета, 200 штыков»[62]. Отвага личного состава этой дивизии, граничившая с дерзостью, но не подкрепленная силой, дала небольшие тактические результаты. 10 тд способствовала выходу из окружения остатков кавгруппы (из 21-й армии) и причинила некоторое беспокойство противнику. Широкий фронт действий 40-й армии был также использован командармом для смелых разведпоисков курсантскими отрядами (отряд Чеснова) в полосе местности на стыке с 13-й армией. Курсантские отряды сдерживали 17 тд, пытавшуюся прорваться через Рыльск в глубокий тыл 40-й армии.

К исходу 12.09 40-я армия занимала фронт по реке Сейм от Веселое через Путивль, Гвинтовое и далее к югу до Чернече; 10 тд оставалась в Блотницах. Армия оказалась в большом отрыве от основных сил Юго-Западного фронта.

21-я армия (67, 28 и 66 ск) в течение 11–13.09 пыталась обороной и контратаками задержаться на Десне. Но выдвижение немецких частей 4 тд и мд СС «Рейх» и охват этими частями правого фланга армии не давал возможности остановиться для закрепления. На левом фланге армии немцы также охватывали наши войска, вклиниваясь силами 134 и 293 пд в районе Нежина в стыке между 21-й и 5-й армиями. Поэтому к исходу 12.09 войска армии отходили с боями на линию Григоровка, Хвастовцы, Нежин.

5-я армия, охваченная с флангов и тыла сильными отрядами противника, уже не представляла собой силы, способной к серьезному сопротивлению. Остатки различных дивизий, уменьшавшиеся с каждым днем, спешили прорваться сквозь боевые порядки передовых частей 293, 262 и 79 пд противника. К исходу 13.09 штаб 5-й армии собрал небольшие силы и пытался пристроить их к левому флангу 21-й армии, надеясь задержаться на линии Нежин, Носовка, Козелец, но это не удалось и пришлось отходить дальше на юг и юго-восток.

37-я армия в результате выхода противника в район Козелец и отхода 5-й армии оказалась в положении охвата справа, однако войска армии в упорных боях пока сдерживали наступление 62, 111, 56 и 113 пд противника на фронте Козелец, Остер, Тарасовичи. Командарм-37 снял из УРa 147 сд с задачей парировать угрозу в тылу и выдвинул эту дивизию на фронт Новая Басань, Дымерка. Против войск 37-й армии, расположенных в Киевском УРе, находились в готовности к наступлению 44, 296, 299, 75, 95-я и 99-я немецкие дивизии.

26-я армия силами оставшихся частей 301, 159, 264, 196, 116 и 97 сд занимала оборонительные позиции на Днепре, выделив в распоряжение командующего фронтом 7 мсд и 289 сд. Дивизии эти подходили в район Прилуки и Пирятин; армия еще не имела приказа на отход. Левый фланг и тыл 26-й армии в результате выдвижения крупных сил 17-й немецкой армии от Кременчуга на реку Сула оказался под непосредственной угрозой вторжения крупных сил противника.

Положение на фронте 38-й армии в районе кременчугского плацдарма характеризовалось ожесточенными боями. Войска армии стремились контратаками сбросить главные силы 17-й армии немцев с плацдарма, но это им не удавалось. Противник медленно, но настойчиво расширял плацдарм, тесня наши войска на север и восток.

11 сентября и в ночь на 12 сентября 16 тд немцев, поддержанная 125, 239 и 257 пд, начала выдвижение с плацдарма прямо на север через Глобино, Семеновку, на Хорол и уже к исходу дня заняла Хорол, выдвинув передовые части на Лубны.

К исходу 12.09 не только были охвачены фланги Юго-Западного фронта, но образовалась реальная угроза обхода с тыла основных сил фронта. Известно, что в подобных условиях первым источником и рассадником дезорганизации являются беззащитные многочисленные учреждения тыла. Так и в данном случае начали появляться грозные признаки хаоса в тылу. Огромные массы войсковых, армейских и фронтовых транспортов, автомобильных и конных, госпиталей и лазаретов начали метаться; вначале они хлынули с юга на север и с севера на юг, а затем все устремились к району Пирятина, где и образовалась непроходимая толчея, явившаяся мишенью для немецких бомбардировщиков.

В этой обстановке командующий Юго-Западным фронтом продолжал твердо выполнять задачу, поставленную ему в переговорах с начальником Генерального штаба 11 сентября. Все армии имели подтверждения о необходимости активных и решительных действий по удержанию занимаемого положения.

Подходившую к району Прилуки 7 мсд и к району Пирятина 289 сд командующий фронтом намеревался вначале использовать для контрудара в направлении на Ромны, но затем решил занять этими дивизиями район Прилуки и Пирятина для обороны и прикрытия тыла всего Юго-Западного фронта.

Озабоченная положением на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов Ставка 12 сентября в директиве за № 00198, адресованной командующему Брянским фронтом, требовала от него:

Директива эта была подписана маршалом Шапошниковым. Как видно из ее содержания, Ставка все еще твердо верила в силу и способность Брянского фронта.

А как оценивал обстановку новый главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал С. К. Тимошенко? Непосредственно перед назначением на эту должность он, как уже отмечено, присутствовал при переговорах Сталина с Кирпоносом. Видимо, он тогда считал правильным отказ Ставки разрешить отвод войск Юго-Западного фронта. Это явствует из тех решений, которые он принимал в последующие дни.

В ночь на 13.09 состоялись переговоры нового главкома Юго-Западного направления маршала Тимошенко с начальником Генерального штаба маршалом Шапошниковым.

Тимошенко:

«Ознакомился с обстановкой, переговорил с Кирпоносом и Бурмистенко, дал указания в соответствии с вчерашними указаниями Ставки. Обстановка складывается к худшему. К исходу дня противник группой танков прорвался у Кременчуга в направлении Глобино, Семеновка и угрожает захвату Хорол. Снимаем две танковые бригады с левого фланга 38-й армии и перебрасываем в район Решетиловка для действий в юго-западном направлении. С севера, по данным Юго-Западного фронта, группа танков и мотопехоты со стороны Ромны проникла в район Лохвица, Кирпонос подчинил Кузнецову кавгруппу и усиливает эту группу двумя переброшенными стрелковыми дивизиями с задачей ударить в направлении Малый Самбур. Второй кавкорпус сегодня ночью переходит в район Диканька, Трухановка (35 км севернее Полтавы), имеется в виду, в случае остроты момента, действовать в направлении Лохвица. Предполагаем кавкорпус усилить танками, за счет ремонтируемых в Харькове. Вхожу в курс дела и в указанный срок командование принимаю, но Семен Михайлович еще указаний не получил. Просьба передать. Пока все».

Шапошников:

«Развитие действий танковых частей с Кременчугского плацдарма можно было ожидать. По имеющимся сведениям, отсюда должна действовать группа Клейста, по-видимому, для соединения с Ромненской группой, поэтому необходимо бомбить переправы и плацдармы на северном берегу Днепра в районе Кременчуг и восточнее, а равно и скопления подходящих частей Клейста на правом берегу Днепра. 12.09 в 14.55 Кирпонос на Ваше имя передал следующую телеграмму: „В район Ромны противник продолжает накапливать силы. До подхода 289 сд и 7 мсд я лично ничего не могу ему противопоставить в этом районе. Прошу одну из тбр подчинить мне для использования ее на ромненском направлении“. По этой телеграмме Верховный Главнокомандующий указал — одну из бригад подчинить Кирпоносу для использования ее на ромненском направлении. Не знаю, известна ли Вам эта телеграмма и какое решение Вы по ней приняли».

Тимошенко:

«Телеграмма Кирпоноса получена. Решение Вам передано сейчас. Кавкорпус усиливается танковой бригадой и действует, как просил Кирпонос. Две танковые бригады из района Решетиловка действуют в южной группировке, то есть Кременчугской. Все».

Шапошников:

«Ясно. Я считал, что у Вас только две бригады. Приказ сейчас будет передаваться. Все. До свидания.

Б. Шапошников»[64].

Необходимо сказать, что у маршала Тимошенко могли быть некоторые основания для предположения о благоприятном исходе событий на Юго-Западном фронте. Во-первых, можно было надеяться, что войска фронта продержатся до подхода резервов. Во-вторых, положение 40-й армии не вызывало опасений. Считалось сравнительно устойчивым и положение 38-й армии. Входивший в ее состав 5-й кавалерийский корпус (3, 14, 34 кд), усиленный двумя танковыми бригадами (1, 129) и 81-й стрелковой дивизией, «рокировался» с левого фланга армии на правый для действий на реке Псел в районе Белоцерковка — Решетиловка.

Но с каждым днем эти основания становились все более непрочными. Резервы подходили медленно, да и не являлись они такой силой, которая была способна оказать решающее влияние на ход событий. В дни, о которых идет речь, прибыли и начали разгружаться в районе Лебедина и Ахтырки лишь 100-я стрелковая дивизия и две танковые бригады (1-я и 129-я), насчитывавшие около ста танков. 2-й кавалерийский корпус тоже был еще далеко — на подходе к Зенькову. Что касается положения 38-й армии, то и оно ухудшилось в результате прорыва авангардов немецких 9-й и 16-й танковых дивизий на реке Хорол.

Вот так оценивало обстановку к исходу 13 сентября командование Юго-Западного фронта:

Таким образом, дальнейший ход сражения под Киевом с 13 по 15.09 проходил хотя и в духе выполнения прежнего приказа Ставки и главкома ЮЗН об упорной обороне и удержании Киева и под знаком развертывания прибывающих резервов и подготовки их для контрудара, однако между Ставкой и командующим ЮЗФ возникли разногласия в оценке обстановки. Командующий войсками ЮЗФ уже более решительно настаивал на оставлении Киева.

Действительно, 21-я и 5-я армии, теснимые 4 тд, мд СС «Рейх», 293, 262 пд, отходили в течение этих дней к району Прилуки, пытаясь переходом к обороне задержаться на фронте Ряжки, Малая Девица, Ровчак, Середовка.

37-я армия удерживала позиции в УР, но отошла к 15.09 правым флангом на фронт Новая Басань, Рудня, Летки, Тарасовичи, упорно обороняясь против 62, 111, 56 и 113 пд силами 147, 146 сд, 131 сд, 19 мк и 87 сд. В глубокий тыл 37А и 5А, в район Яготин вышла 79 пд немцев, создав этим условия дезорганизации и деморализации тылов трех армий и фронта.

Половина сил 37-й армии по-прежнему оборонялась в Киевском УРе. Положение на левом крыле ЮЗФ за эти дни также резко ухудшилось. Выдвинувшиеся с кременчугского плацдарма главные силы 1-й танковой группы немцев (9 тд, 16 тд, 14 тд и прочие части) захватили Лубны, Миргород и в Лохвице соединились с частями 2-й танковой группы, сомкнув фронт окружения.

Три немецкие пехотные дивизии 17-й армии (125, 239, 257 пд) подошли к реке Сула и начали переправляться на западный берег, имея против себя разрозненные группы, оставшиеся от войск 38-й армии, и наспех выдвинутые части 26-й армии.

Еще 14 сентября в 3 часа 25 минут начальник штаба фронта генерал-майор Тупиков по собственной инициативе обратился к начальнику Генштаба и начальнику штаба главкома Юго-Западного направления с телеграммой, в которой, охарактеризовав тяжелое положение войск Юго-Западного фронта, закончил изложение своей точки зрения следующей фразой: «Начало понятной вам катастрофы дело пары дней»[66].

Это была горькая правда. На другой день в районе Лохвицы соединились немецкие части второй танковой группы, наступавшей с севера, и первой танковой группы, прорвавшейся с кременчугского плацдарма. Кольцо вокруг 5, 21, 26, 37-й и части сил 38-й армии замкнулось. В окружение не попали только 40-я и левофланговые дивизии 18-й армии. Они под давлением превосходящих сил противника с боями отходили на восток: на город Сумы и на город Полтаву. Между этими городами во фронте зияла огромная брешь. Главнокомандующий Юго-Западным направлением не располагал достаточными резервами не только для организации деблокады окруженных, но даже для закрытия бреши.

И даже после этого Верховный продиктовал ответ за начальника Генштаба:

«Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН. Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова (21А) и Потапова (5А) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад, необходимо выполнять указания товарища Сталина, данные Вам 11.09»[67]. Что же стояло за всем этим?

Дело в том, что в условиях глубокого вторжения вражеских войск на территорию страны и крупных поражений Красной армии советская пропаганда сделала Киев наряду с Ленинградом и Одессой символом мужества и примером того, что противника можно и нужно остановить. Видимо, была и другая подоплека: необходимо было продемонстрировать своим будущим союзникам, что Красная армия способна оказывать упорное сопротивление победоносным войскам вермахта. Вот те мотивы, которые двигали Сталиным при руководстве вооруженной борьбой на юго-западе, и в жертву которой были принесены сотни тысяч человеческих жизней и судеб. Не говоря уже о тысячах орудий, сотнях танков и самолетов, бесчисленном множестве другого оружия и техники, которые были так нужны на полях сражений.

В тот же день командующий ЮЗФ просил разрешения перенести свой командный пункт из Прилук в Киев, намереваясь стягивать к Киеву все свои войска, чтобы организовать боевые действия в условиях окружения, опираясь на оборону в районе Киева. Ответ начальника Генштаба по этому запросу гласил: «Без разрешения Главкома ЮЗН КП из Прилуки не переносить. В крайней необходимости КП переносить ближе к войскам»[68].

Решение генерала Кирпоноса перенести командный пункт из Прилук в Киев, безусловно, улучшило бы управление войсками Центральной группировки фронта (37-й и 26-й армий). Фланговые армии ЮЗФ (21, 5, 38) благодаря этому маневру тоже улучшили бы свое положение, так как получали возможность, опираясь на Киевскую группировку, отходить не на восток, а на запад и юго-запад для ведения борьбы в условиях окружения.

В Киеве и прилегающем к нему районе находились огромные запасы боеприпасов, ГСМ, продфуража, и, следовательно, войска, отошедшие к Киеву, получали возможность, базируясь на эти запасы, оказать значительное сопротивление противнику.

Маршал Тимошенко переноса КП не разрешил. С 14.09 проводная связь ЮЗФ — ЮЗН была нарушена. Штаб ЮЗФ в ночь на 15.09 из Прилук переместился в район Пирятина (Верхояровка), послав в 4 часа 15.09 по радио следующую телеграмму:

15 сентября в 17 часов 40 минут начались очередные переговоры начальника Генштаба маршала Шапошникова с маршалом Тимошенко, продолжавшиеся до 19 часов. Их содержание в значительной степени определило характер действий войск Юго-Западного фронта на ближайшие дни.

Маршал С. К. Тимошенко сказал, что «новое в обстановке — активность кременчугской группировки противника, которая развивает свои действия в северном и северо-восточных направлениях, отбрасывая ослабленные части 38-й армии». Далее он охарактеризовал последнее распоряжение командующего Юго-Западным фронтом о выдвижении двух дивизий в район Прилуки — Пирятин для занятия обороны как «недостаточно решительные и пассивные намерения». И добавил: «Из сообщения Кирпоноса не видно решительных мероприятий, выраженных в перегруппировке с задачей удара хотя бы в направлении Ромны, где противник в сравнении с южной группировкой является на сегодняшний день слабее… Кирпонос не совсем ясно представляет себе задачу уже потому, что он просится со своим командным пунктом в Киев…»

Начальник ГШ Б. М. Шапошников согласился с оценкой мероприятий Кирпоноса, данной маршалом Тимошенко. Указанное выдвижение двух дивизий, по его мнению, означало «занятие позиции пассивного сопротивления… вместо того, чтобы наносить удары ромненской или хоролской группе противника». В свою очередь он поставил под сомнение тревожную телеграмму Кирпоноса. «Считаю, — сказал начальник Генштаба, — что мираж окружения охватывает прежде всего Военный совет Юго-Западного фронта, а затем командующего 37-й армии».

На вопрос Шапошникова о том, каковы последние указания, данные Кирпоносу, маршал Тимошенко ответил: «Удержание обороны с отходом за реку Днепр в случае такой надобности; в освобождении части сил для парирования удара… Организовать оборону непосредственно на подступах к Киеву, основные силы имея на восточном берегу». Начальник Генерального штаба далее просил главкома Юго-Западного направления еще раз подтвердить данные указания Кирпоносу. Маршал Тимошенко обещал сделать это через начальника оперативного отдела штаба фронта генерал-майора И. Х. Баграмяна, находившегося в момент переговоров в штабе Тимошенко в Ахтырке.

На этом разговор закончился. Но дальше все пошло совсем не так, как договорились Шапошников и Тимошенко. 17 сентября генерал Баграмян вылетел на боевом бомбардировщике 230-го скоростного бомбардировочного полка в Прилуки к Кирпоносу, но поручение, которое он получил, состояло в том, чтобы передать командующему фронтом следующее решение маршала Тимошенко: «Главными силами фронта незамедлительно начать отход на тыловой оборонительный рубеж по реке Псел»[70].

Что же произошло в часы между переговорами Тимошенко с Шапошниковым и вылетом Баграмяна из Ахтырки? Что же привело командующего Юго-Западным направлением к такому решению? И имел ли он на то указания Ставки?

Ответ на эти вопросы дает дальнейший ход событий. Их стремительное развитие сделало 16 сентября явным и несомненным то, что еще накануне представлялось спорным или даже невероятным: противник был уже близок к завершению окружения основных сил Юго-Западного фронта. Видимо, об этом стало известно маршалу Тимошенко. Как он рассказывал впоследствии, именно в этот момент обстановка представилась ему в ее истинном свете. И он решился, не теряя времени на согласование со Ставкой, сделать единственно возможный шаг — отвести войска. Для этого главнокомандующий немедленно отправил генерал-майора Баграмяна в штаб Юго-Западного фронта, но уже с приказом об отводе войск на новый рубеж. Приказ маршал Тимошенко изложил устно, так как, видимо, боялся ответственности за свое решение. О том, как это происходило, вспоминал в своих мемуарах сам И. Х. Баграмян: «Утром 16 сентября меня вызвали к главкому направления. В кабинете находились С. К. Тимошенко и Н. С Хрущев (ЧВС ЮЗН. — Примеч. авт.).

— Ну что, по-прежнему рвешься к своим? — спросил маршал.

— Так точно. В такое тяжелое время я обязан быть в штабе фронта. Поскольку все пути перерезаны, прошу разрешить вылететь самолетом.

Глядя на меня с явным одобрением, главком заговорил об обстановке на киевском направлении. Оперативное положение войск фронта с каждым часом ухудшается. Противник вчера находился в двух-трех десятках километров от штаба фронта. Вот-вот может полностью нарушиться управление войсками.

Медленно потирая пальцами виски, словно утихомиривая боль, маршал сказал:

— Сейчас мы делаем все, чтобы помочь фронту: стягиваем на Ромны и Лубны все силы, которые смогли собрать, в том числе усиленный танками кавкорпус Белова и три отдельные танковые бригады. Через несколько дней к нам подойдут дивизии Руссиянова и Лизюкова (1-я гвардейская стрелковая и 1-я гвардейская мотострелковая дивизии.) Этими силами мы попытаемся пробиться навстречу окруженным войскам фронта. Мы отдаем себе отчет, что разгромить две прорвавшиеся фашистские танковые армии мы не сможем, но создадим бреши, через которые смогут выйти окруженные войска. Вот цель наших ударов. Мы уверены, что в создавшейся обстановке Верховный Главнокомандующий разрешит Юго-Западному фронту отойти к реке Псел, поэтому и решили отдать сейчас приказ на организацию выхода из окружения.

С минуту главком молча ходил по комнате.

— Сегодня же мы снова попытаемся переговорить с Москвой. Я надеюсь, что нам удастся убедить Ставку. А пока мы будем вести переговоры, Кирпонос и его штаб должны воспользоваться тем, что у противника еще нет сплошного фронта окружения.

Мне показалось, что после этих слов маршал словно сбросил с себя груз последних сомнений. Его выразительное лицо смягчилось, глубокие морщины на лбу разгладились. Чеканя слова, он продолжал:

— Доложите, товарищ Баграмян, генералу Кирпоносу, что в создавшейся обстановке Военный совет Юго-Западного направления единственно целесообразным решением для войск Юго-Западного фронта считает организованный отход. Передайте командующему фронтом мое устное приказание, оставив Киевский укрепленный район и прикрывшись небольшими силами по Днепру, незамедлительно начать отвод главных сил на тыловой оборонительный рубеж. Основная задача — при содействии наших резервов разгромить противника, вышедшего на тылы войск фронта, и в последующем перейти к обороне по реке Псел. Пусть Кирпонос проявит максимум активности, решительнее наносит удары в направлениях на Ромны и Лубны, а не ждет, пока мы его вытащим из кольца.

Я облегченно вздохнул. Появилась надежда, что не все еще потеряно. Дав указания о порядке отвода и организации управления войсками в условиях выхода из окружения, главком сказал на прощание:

— Спешите, товарищ Баграмян. И пусть Кирпонос не медлит! Ваш перелет из Полтавы в район Пирятина обеспечит генерал Фалалеев (Ф. Я. Фалалеев — командующий ВВС ЮЗН. — Примеч. авт.)».

Из-за непогоды генерал-майор И. Х. Баграмян смог вылететь лишь на следующий день — 17 сентября 1941 года. Его посадили в прозрачную башню стрелка-радиста, и в сопровождении двух истребителей бомбардировщик под командованием комэска 230-го скоростного бомбардировочного полка майора П. Ф. Симонова вылетел в направлении аэродрома Гребенка. Проскочив через заслон вражеских истребителей, летчик посадил самолет в пункте назначения. После посадки оказалось, что аэродром заминирован, но, видимо, это было сделано плохо, так как все остались живы.

Итак, генерал Кирпонос получил приказ, которого добивался уже несколько дней. И что же он сделал после этого? Не более и не менее, как усомнился в его достоверности. Решение маршала Тимошенко резко отличалось от предыдущих его указаний. Кроме того, как уже отмечено, оно было передано генерал-майором Баграмяном устно. Все это показалось Кирпоносу странным, и он запросил подтверждения у Ставки.

Это была, пожалуй, самая трагическая ошибка генерал-полковника М. П. Кирпоноса. Решение об отводе войск и без того запоздало. Запрос же, посланный командующим фронтом в Ставку, гласил: «Главком Тимошенко через заместителя начальника штаба фронта передал устное указание: основная задача — вывод армий фронта на реку Псел с разгромом подвижных групп противника в направлениях на Ромны, Лубны. Оставить минимум сил для прикрытия Днепра и Киева.

Письменные директивы главкома совершенно не дают указаний об отходе на реку Псел и разрешают взять из Киевского УР только часть сил. Налицо противоречие. Что выполнять? Считаю, что вывод войск на реку Псел правилен. При этом условии необходимо оставить полностью Киевский УР, Киев и реку Днепр. Срочно просим Ваших указаний»[71]. Еще 17 сентября, буквально за несколько минут до окончательной потери связи со штабами армий, Кирпонос успел отдать приказ 5, 21, 26-й и 37-й армиям на прорыв в восточном направлении. Находившимся вне котла силам 38-й и 40-й армий надлежало поддержать выход войск фронта из окружения ударом на Ромны и Лубны[72].

Наконец, в ночь на 18 сентября Москва откликнулась на радиограмму Юго-Западного фронта. Начальник Генерального штаба лаконично сообщил: Ставка разрешает оставить Киевский укрепрайон и переправить войска 37-й армии на левый берег Днепра.

О выводе главных сил фронта на тыловой рубеж опять не было ни слова. Но здесь сама логика событий подсказывала решение. Уж если оставлять Киев и его укрепленный район с мощными оборонительными сооружениями, то нечего надеяться, что войска удержатся на необорудованных рубежах восточнее города. Даже член Военного совета ЮЗФ М. Д. Бурмистенко, который до этого и мысли не допускал о том, чтобы оставить Киев, сказал на совещании у командующего:

— Думаю, что в этой обстановке нам ничего не остается, как выполнить распоряжение главкома.

После приказа об эвакуации Киева командованию фронта оставалось заботиться лишь о том, чтобы спасти от разгрома как можно больше сил, оказавшихся внутри вражеского кольца. На этот раз генерал Кирпонос не колебался. Он сразу попросил карту с последними данными о положении войск. На ней было много «белых пятен» — за последние двое суток со многих участков фронта не имелось донесений. На лежавшей перед Кирпоносом карте значилось, что 40-я армия сражается где-то между Путивлем и Ромнами, оба ее фланга открыты и «обтекались» противником. 21-я армия отбивала атаки войск вермахта в районе Прилук. Между этими армиями была 80-км брешь, которую заполнили войска Гудериана. Слева от 21-й армии, в 25–35 километрах северо-западнее Пирятина, пока еще держались до предела ослабленные войска 5-й армии. 37-я армия прочно удерживала Киев. Между нею и остальными войсками фронта — крупные силы 6-й немецкой армии, главная группировка которой сосредоточивалась в районе Яготина. 26-я армия на своем левом фланге в междуречье Днепра и Сулы отбивала атаки соединений 17-й немецкой полевой армии и 1-й танковой группы Клейста, прикрывшись небольшими силами со стороны н/п Лубны. Противник развивал наступление как с запада, так и с востока. Район Пирятина, где находился штаб фронта, прикрывался лишь частями 289-й стрелковой дивизии.

Все это в конечном счете означало, что отход советских армий на оборонительный рубеж по реке Псел будет осуществить крайне трудно. Но другого выхода не было.