Жарким летним днем две тысячи восьмого года под раскидистыми вязами уютного городского дворика можно было заметить двух молодых людей. Они сидели на скамейке в закоулках бульвара Карла Маркса и вели оживленный разговор… Зной, царивший на улицах, их не томил. Дворик, зажатый между старой пятиэтажкой и громадой новостройки из красного кирпича, дарил прохладу и спасительную тень от беспощадного улан-удэнского солнца…
Прошло больше часа после нежданной встречи двух старых приятелей, но они с увлечением беседовали, словно еще оставались мальчишками эпохи Перестройки, пусть не виделись почти два десятка лет!
Склонный к полноте шатен с пристальным взглядом спросил:
– Послушай, Толя, помнишь тот карьер?
Ему отвечал парень с темными волосами:
– Неподалеку от карьера у самого шоссе к началу 90-х установили бетонный обелиск, символизирующий южную границу Улан-Удэ. До этого граница с Иволгинским районом проходила гораздо ближе к городу, у старого моста через протоку… А дальше расстилалась широкая равнина, вдали виднелись серые пятиэтажки поселка «Аэропорт».
– Ты лучше о подземном ходе расскажи, – попросил Коля. – Когда ты вылез из дыры, ты забыл всё, что видел внутри. Прошло 19 лет… Может, что-то вспомнил?
Толя задумался.
День клонился к концу. Густая листва вязов и тополей приобрела тот неуловимый оттенок, который присущ сумеркам в начале лета: марево от свежей зелени кустов и деревьев, казалось, висело в самом смеркающемся воздухе.
Собравшись с мыслями, Толя начал перебирать воспоминания давнего летнего дня:
– Перед этим мы шли по пыльным улицам посёлка, и оживлённо беседовали. Сразу нашли общий язык, говорили например, о недавно просмотренном мультфильме. Это был мультсериал про путешествие вокруг света за 80 дней по Жюль Верну. Ты еще сказал мне тогда: «Когда показали королеву…». «Королеву Викторию», – уточнил я. «Да-да, Королеву Викторию», – повторил ты. Королеву увидела в одной из серий твоя младшая сестра, и что-то по этому воскликнула. У меня тоже тогда была младшая сестра, правда двоюродная и еще младше. Тем летом она только училась говорить и сказала свое первое предложение: «Толя увезет банку малинового варенья в город». А я сестренку хорошо знал. Она тогда еще как родная была – мы с мамой с ней водились за год до того, когда ей только годик был. Так получилось, что тетя жила тогда в Москве – училась в аспирантуре…
Коля перебил приятеля:
– И все-таки, что ты помнишь про карьер и песчаный обрыв у него?
– Перед тем как пойти на карьер, я сказал деду, что покушаю, когда вернусь с прогулки. А ты потом шутливо напомнил, что мой обед остывает… Тем летом мы оба перешли в шестой класс – сразу из четвертого, а мой дед не понял, подумал про тебя – вундеркинд…
– Какой уж вундеркинд! – воскликнул Коля с сарказмом. – Виновата школьная реформа, последствия которой растянулись на четверть века… Советская система образования накануне своего бесславного конца заставила школьников всего Союза, «перескакивать» классы. И всё из-за самонадеянного переименования «нулевых» классов в первые: смещение порядкового номера классов прошло вплоть до одиннадцатого класса, хотя все школьники стали тогда «прыгать» через класс. Нулевых классов почти нигде не создали, и школьники большинства школ учились прежние десять лет.
– Так что все наши ровесники в 1989 году «перескочили» через пятый класс…
– Не всех ровесников можно сейчас встретить, – заметил Коля.
– Да, пожалуй… Либо выбился наверх, либо… грудь в крестах.
– А голова в кустах, – Коля с мрачной иронией продолжил известную фразу.
Толя воодушевился:
– Кстати, дядя Катарины получил свой первый Железный Крест за храбрость, когда Первая мировая только началась…
– Погоди, а кто такая Катарина? И что вообще значат твои слова?
– Отвечу вначале про Катарину. Чтобы ты понял, о чем речь, опишу вначале внешность моей знакомой. Ее тоже зовут Катя. Какая у нее прическа! Ободок с украшениями на голове! Подвески на лбу как у средневековой дамы, но обычно с ними представляют принцессу или королеву. Она своим внешним видом, старинным покроем платья так походит на другую Катю, из другого города и времени! Вот про нее, про эту иностранку, я и хотел бы рассказать тебе историю. Итак, ее звали Катя, но вошла она в старинную историю под именем Катарины Глассенверк…
– Все-равно не понял, – сказал Коля.
– Подожди немного. Чуть позже мы продолжим разговор. Видишь? Спускается вечер…
Приятели огляделись вокруг.
Над телевышкой сгущалась синева. В воздухе разлилась приятная прохлада, мимо желтой пятиэтажной «хрущевки» шли усталые люди.
Толя нахмурился. Становилось поздно, так что он решил пригласить приятеля к себе домой.
* * *
Из окна квартиры открывался вид на две горы, покрытые лесом. Между домами на серые тротуары легли густые темно-сиреневые тени…
Толя включил люстру, желтоватый свет залил комнату. Родители смотрели телевизор в соседней зале. Он был еще холост и до самой ночи мог сидеть с приятелем, не отвлекаясь на повседневную суету…
– Вот почитай, – Толя протянул товарищу листы бумаги. – У меня есть приятель Баир. Среди вещей его деда я и нашел историю этой Катарины. Это трофейные вещи, привезенные его дедом в сорок пятом. Однажды мы зашли с Баиром в подвал их дома, чтобы поискать пластинки, а там была часть трофеев, частные репарации. Собраны были наиболее ценные или просто нужные в хозяйстве вещи. Но мы рылись в груде всякого хлама ради советских пластинок, среди которых я мечтал отыскать раритеты «русского регтайма» – вокально-инструментальных ансамблей 70-80-х годов. Неожиданно нам попалась толстая кипа листов, исписанных крупным чётким почерком. Баир довольно хорошо знает немецкий, изучал в школе и более того – самостоятельно интересовался, основательно изучив язык, включая основные диалекты.
Так вот, Баир сходу стал переводить найденные листки при свете фонарика, читая вслух перевод с немецкого.
Мы внимали неизвестному летописцу, захваченные старинной историей, полной человеческих чувств, свойственных любому народу, любой стране и во все времена. Даже когда Баир предложил читать найденную рукопись у него дома, мы не могли оторваться от чтения и шли по полутёмному подвалу с ворохом листов, окруженные мерцанием полутёмных бликов от фонаря, отражающихся на бетонных стенах подвала и затем, – пройдя по солнечному двору мимо играющих детишек, продолжили чтение в квартире Баира… Ну, а потом листки куда-то пропали… Судьба их сейчас мне неизвестна. Впрочем, обрывок той летописи из далёкого Запада я восстановил по памяти. Даже более того – из рукописи было вырвано несколько листов, и для складности повествования пришлось вставить несколько своих наблюдений: ведь в разные времена люди оставались людьми.
И мысли их, и чувства случались такими же. И вот что у меня получилось…
Но вначале, – помедлил Толя, – я прочитаю тебе выдержку из хроник той горной страны, – он задумался. – Там, где берут начало истоки малых рек, питающие более крупные и известные реки. По причине нахождения среди вершин водораздела, и называется та страна Верхней Славарией. Это необходимое превеудомление нужно, чтобы ты знал, где же могла случиться история, о которой я сейчас расскажу…