Кавказский меловой круг

IV В северных горах

Певец.

Упитанная крестьянская чета только что села за стол. Лаврентий Вахнадзе уже подвязал салфетку, как вдруг, опираясь на руку работника, очень бледная, входит Груше с ребенком.

Лаврентий. Откуда ты, Груше?

Груше (слабым голосом). Я прошла через ледник Янга-Тау, Лаврентий.

Работник. Я нашел ее у сеновала. У нее ребенок.

Невестка. Поди почисти буланого.

Работник уходит.

Лаврентий. Это моя жена, Анико.

Невестка. А мы думали, что ты служишь в Нуке.

Груше (едва стоит на ногах). Да, я была там.

Невестка. Разве это была плохая служба? Мы слышали, что хорошая.

Груше. Губернатора убили.

Лаврентий. Да, нам говорили, что там беспорядки. Твоя тетушка рассказывала, помнишь, Анико?

Невестка. У нас здесь все спокойно. У горожан всегда что-нибудь приключается. (Кричит, подойдя к двери.) Coco, Coco, подожди вынимать лепешки из печи, слышишь? Куда ты пропал? (Выходит.)

Лаврентий (тихо, быстро). У ребенка есть отец?

Груше качает головой.

Так я и думал. Нужно что-то придумать. Она очень благочестива.

Невестка (возвращаясь). Ах эти работники! (Груше.) У тебя ребенок?

Груше. Это мой ребенок. (Падает.)

Лаврентий ее поднимает.

Невестка. Силы небесные, она чем-то больна. Что нам делать?

Лаврентий хочет усадить Груше на скамью возле очага. Анико в ужасе делает ему знаки, указывая на мешок у стены.

Лаврентий (усаживая Груше у стены). Садись, садись. Это просто от слабости.

Невестка. Если только это не скарлатина!

Лаврентий. Тогда была бы сыпь. Это слабость. Не беспокойся, Анико. (Груше.) Когда сидишь, лучше, правда?

Невестка. Ребенок твой?

Груше. Мой.

Лаврентий. Она идет к мужу.

Невестка. Так-так. Твое мясо остынет.

Лаврентий садится за стол и принимается за еду.

Тебе нельзя есть холодное, нельзя, чтобы жир остывал. У тебя слабый желудок, ты это знаешь. (Груше.) Если твой муж не в городе, то где же он?

Лаврентий. Она говорит, что муж ее живет по ту сторону горы.

Невестка. Вот как, по ту сторону. (Садится сама за стол.)

Груше. Хорошо бы мне прилечь где-нибудь, Лаврентий.

Невестка (продолжает допрос). Если это чахотка, мы все заболеем. Есть у твоего мужа хозяйство?

Груше. Он солдат.

Лаврентий. Но от отца ему досталось небольшое хозяйство.

Невестка. А разве он не на войне? Почему он не на войне?

Груше (с трудом). Да, он на войне.

Невестка. Почему же ты идешь в деревню?

Лаврентий. Когда кончится война, он тоже вернется в деревню.

Невестка. А ты уже сейчас туда идешь?

Лаврентий. Чтобы ждать его там.

Невестка (пронзительно кричит). Coco! Лепешки!

Груше (бормочет в бреду). Хозяйство. Солдат. Ждать. Садись. Ешь.

Невестка. Это скарлатина.

Груше (вскакивает). Да, у него хозяйство.

Лаврентий. По-моему, Анико, это слабость. Не взглянешь ли ты, как там лепешки, милая?

Невестка. Когда же он вернется? Ведь война, говорят, только началась. (Переваливаясь с боку на бок, идет к двери.) Coco, где ты, Coco! (Выходит.)

Лаврентий (быстро встает, подходит к Груше). Сейчас мы тебя уложим в кладовке. Она добрая душа, но только после еды.

Груше (протягивает ему ребенка). Возьми!

Лаврентий (берет его, опасливо оглядываясь). Но долго вам здесь нельзя оставаться. Знаешь, она очень благочестива.

Груше падает, но брат вовремя поддерживает ее.

Певец.

Груше в кладовке, у ткацкого станка. Она и сидящий на полу ребенок укутаны одеялами.

Груше (ткет и поет).

Михаил, мы с тобой должны быть хитрыми. Если мы притаимся, как тараканы, невестка забудет, что мы у нее в доме. И мы проживем здесь, пока не растает снег. И, пожалуйста, не плачь от холода. Быть бедным да еще и мерзнуть — это уж слишком, так нас никто не станет любить.

Входит Лаврентий и садится рядом с сестрой.

Лаврентий. Что это вы закутались, как возницы? Может быть, в кладовке чересчур холодно?

Груше (быстро сбрасывает с себя одеяло). Совсем не холодно, Лаврентий.

Лаврентий. Если здесь холодно, тебе не следовало бы сидеть здесь с ребенком. Анико стала бы упрекать себя.

Пауза.

Надеюсь, поп не расспрашивал тебя насчет ребенка?

Груше. Он-то спрашивал, да я ничего не сказала.

Лаврентий. Это хорошо. Мне нужно поговорить с тобой об Анико. Это добрая душа, только она очень, очень чувствительный человек. Никто о нас ничего особенного еще не сказал, а она уже настороже. Как-то одна телятница пришла в церковь в рваном чулке. С тех пор моя дорогая Анико надевает, когда идет в церковь, две пары чулок. Просто невероятно. Сказывается старинная семья. (Прислушивается.) Ты уверена, что здесь нет крыс? Если здесь крысы, нельзя, чтобы вы здесь жили.

Груше. Наверно, клепки разошлись в бочке.

Лаврентий. Да, наверно, бочка. Вот ты уже и полгода здесь, правда? Кажется, я начал говорить об Анико? Так вот, я не сказал ей про латника, у нее слабое сердце. Поэтому она не знает, что ты не можешь искать места. Поэтому она вчера и ворчала.

Снова слышится звук капели.

Можешь себе представить, она беспокоится о твоем солдате. «А что, если он вернется и ее не застанет?» — говорит она и не может уснуть. До весны, говорю, он никак не может вернуться. Добрая душа.

Капли падают чаще.

Лаврентий. Когда, ты полагаешь, он вернется?

Груше молчит.

Не раньше весны, ты ведь тоже так думаешь?

Груше молчит.

Я вижу, ты сама не веришь, что он вернется.

Груше продолжает молчать.

Когда наступит весна, когда здесь и на перевалах растает снег, тебе нужно будет уйти отсюда. Тебя начнут опять искать, а люди уже поговаривают насчет внебрачного ребенка.

Громкая непрерывная капель.

Груше, это капает с крыши. Вот и весна пришла.

Груше. Да.

Лаврентий (горячо). Послушай, что мы сделаем. Тебе нужно какое-то пристанище, и раз у тебя есть ребенок (вздыхает), тебе нужен муж, чтобы не было разговоров. Так вот, я потихоньку навел справки. Я поговорил с одной женщиной, у нее есть сын. Сразу за горой. Небольшое хозяйство. Она согласна.

Груше. Но я же не могу выйти замуж, я жду Симона Хахаву.

Лаврентий. Конечно. Это мы обдумали. Тебе нужен муж не в постели, а на бумаге. Как раз такого я и нашел. Сын женщины, с которой я договорился, сейчас при смерти. Ловко, правда? Он уже при последнем издыхании. И все будет так, как мы говорили: «муж за горой»! Ты к нему перебираешься, он испускает дух, и ты вдова. Каково?

Груше. Наверно, для Михаила мне нужна будет бумага с печатями.

Лаврентий. Печать — это самое главное. Без печати и персидский шах не мог бы утверждать, что он шах. И, кроме того, у тебя будет пристанище.

Груше. Сколько она за это просит?

Лаврентий. Четыреста пиастров.

Груше. Откуда у тебя деньги?

Лаврентий (виновато). Это деньги, которые жена выручила за молоко.

Груше. Там нас никто не будет знать. Я согласна.

Лаврентий (встает). Я сейчас же извещу эту женщину. (Быстро уходит.)

Груше. Михаил, сколько с тобой хлопот. Понесло меня к тебе, как яблоню к воробьям. Так уж устроен человек: увидит хлебную корку — нагнется и подымет, чтобы ничего не пропадало. Лучше бы я в то пасхальное воскресенье поскорее ушла. Теперь я в дураках.

Певец.

Комната, разделенная перегородкой. С одной стороны — кровать, на которой за пологом из прозрачной ткани неподвижно лежит очень больной человек. В другую часть комнаты вбегает свекровь, она тянет за руку Груше. Позади них Лаврентий с ребенком.

Свекровь. Скорее, скорее, не то он еще до венчанья окочурится. (Лаврентию.) А что у нее уже есть ребенок, об этом речи не было.

Лаврентий. Какая разница! (Указывая в сторону умирающего.) В таком состоянии ему все равно.

Свекровь. Ему-то да! Но я не переживу позора. Мы люди почтенные. (Плачет.) Незачем моему Давиду брать жену с ребенком.

Лаврентий. Хорошо, я прибавлю двести пиастров. Что хозяйство переходит к тебе, записано в договоре, но она имеет право жить здесь два года.

Свекровь (вытирая слезы). Только-только покрыть расходы на похороны. Хоть в работе-то пусть она мне поможет. Куда же делся монах? Не иначе как вылез в кухонное окошко. Как только соседи разнюхают, что Давид кончается, вся деревня нагрянет. Ах ты боже мой. Я пойду за монахом, но ребенка ему не показывайте.

Лаврентий. Об этом уж я позабочусь. Но почему, собственно, монах, а не священник?

Свекровь. А чем плох монах? Вот только не нужно было давать мне ему денег вперед, чтобы не сбежал в кабак. Понадеялась... (Убегает.)

Лаврентий. Решила выгадать на священнике, негодяйка. Наняла монаха по дешевке.

Груше. Если Симон Хахава все-таки придет, пошли его ко мне.

Лаврентий. Ладно. (Указывая в сторону больного.) Хочешь посмотреть на него?

Груше берет на руки Михаила и отрицательно качает головой.

Он даже не шевелится. Будем надеяться, что мы не опоздали.

Прислушиваются. Входят соседи, оглядываются, становятся у стен, бормочут молитвы. Входит свекровь с монахом.

Свекровь (неприятно удивленная, монаху). Вот, пожалуйста, явились. (Кланяется гостям.) Прошу вас немного подождать. Сейчас прибыла из города невеста сына, и они срочно обвенчаются. (Входит с монахом в каморку больного.) Так я и знала, что ты разболтаешь. (Груше.) Сейчас и обвенчаетесь. Вот он, документ. Я и брат невесты...

Лаврентий, поспешно взяв Михаила у Груше, пытается спрятаться среди гостей.

(Делает ему знак, чтобы он ушел подальше.) Я и брат невесты — свидетели.

Груше склоняет голову перед монахом. Они идут к постели больного. Мать откидывает полог. Монах гнусавит по-латыни венчальную молитву. Лаврентий, чтобы развлечь готового заплакать ребенка, хочет показать ему обряд бракосочетания, а свекровь непрестанно делает знаки Лаврентию, чтобы он передал ребенка кому-нибудь. Груше бросает взгляд на ребенка, и Лаврентий машет ей ручкой Михаила.

Монах. Согласна ли ты быть верной, послушной и доброй женой своему мужу и не расставаться с ним до тех пор, пока вас не разлучит смерть?

Груше (глядя на ребенка). Да.

Монах (умирающему). Согласен ли ты быть хорошим, заботливым мужем своей жены до тех пор, пока вас не разлучит смерть?

Так как умирающий не отвечает, монах повторяет вопрос и нерешительно оглядывается.

Свекровь. Конечно же, он согласен. Разве ты не слышал, как он сказал «да»?

Монах. Отлично, бракосочетание состоялось. А как насчет последнего причастия?

Свекровь. Не выйдет. Хватит с тебя за венчанье. Теперь я должна позаботиться о гостях. (Лаврентию.) Мы как будто договорились, что семьсот?

Лаврентий. Шестьсот. (Отдает ей деньги.) Я не стану сидеть с гостями и знакомиться с кем попало. Ну прощай, Груше. Если моя овдовевшая сестра вздумает навестить меня, моя жена скажет ей «милости просим». Иначе я рассержусь. (Уходит.)

Гости равнодушно смотрят ему вслед.

Монах. Позвольте спросить, что это за ребенок?

Свекровь. Какой ребенок? Не вижу никакого ребенка. И ты не видишь, ясно? Я, может быть, тоже кое-что видела на заднем дворе кабака. Пошли.

Груше сажает ребенка на пол и успокаивает его. Затем они выходят из каморки умирающего.

(Представляет Груше соседям.) Это моя сноха. Она еще застала в живых дорогого Давида.

Одна из соседок. Он лежит уже, кажется, год? Когда забрали моего Василия, он, по-моему, был на проводах?

Другая соседка. Беда для хозяйства, когда кукуруза на корню, а хозяин в постели! Это его избавление, если только долго не промучается. Право.

Первая соседка (искренне). А мы-то, знаете ли, поначалу думали, что это он от военной службы прячется. А теперь он умирает, надо же!

Свекровь. Пожалуйста, садитесь и отведайте пирогов.

Свекровь делает знак Груше; обе женщины идут в каморку и поднимают с пола противни с пирогами. Гости, в том числе и монах, садятся на пол и заводят негромкий разговор. Монах протянул крестьянину бутылку, вынув ее из-под сутаны.

Крестьянин. Ребенок, говорите? Как это могло получиться у Давида?

Соседка. Как бы то ни было, ей еще повезло, что успела выскочить замуж, если он так плох.

Свекровь. Теперь уж они всласть поболтают, да еще и поминальные пироги упишут. А не умрет он сегодня, так изволь печь завтра опять.

Груше. Я испеку.

Свекровь. Вчера вечером тут проезжали латники. Я вышла посмотреть. Возвращаюсь, а он лежит, как мертвец. Я сейчас, же послала за вами. Нет, теперь ждать недолго. (Прислушивается.)

Монах. Дорогие гости, свадебные и поминальные! В умилении стоим мы у смертного одра и брачного ложа. Она выходит замуж, а он уходит на тот свет. Жених уже омыт, а невеста наготове. Ибо на брачном ложе лежит последняя воля. А это настраивает на чувственный лад. Как несхожи, друзья мои, судьбы людей! Один умирает, дабы обрести крышу над головой, другой вступает в брак, чтобы плоть его стала прахом, из которого он сотворен. Аминь.

Свекровь (она все слышала). Это он мстит. Не надо было нанимать его по дешевке. Дешево — гнило. Дорогие, те хотя бы умеют вести себя. В Сурами есть один такой, его считают даже святым, но уж зато и берет он целое состояние. А если священник нанимается за полсотни, откуда у него достоинство? И благочестия-то у него только на полсотни, никак не больше. Когда я пришла за ним в кабак, он как раз держал речь. «Война кончилась! — кричит. Страшитесь мира!» Ну пойдем.

Груше (дает кусок пирога Михаилу). Ешь пирог и сиди спокойно, Михаил. Мы с тобой теперь почтенные люди.

Женщины выносят гостям противни с пирогами. Умирающий приподнимается, высовывает голову за полог и смотрит вслед Груше и матери. Затем он опять опускается на постель. Монах достает из-под сутаны две бутылки и протягивает их сидящему рядом с ним крестьянину. Входят три музыканта. Монах скалит зубы и подмигивает им.

Свекровь (музыкантам). Зачем вы пришли сюда с этими инструментами?

Музыканты. Брат Виссарион (указывая на монаха) сказал нам, что здесь свадьба.

Свекровь. Что такое, ты привел на мою шею еще троих? Вы знаете, что здесь человек умирает?

Монах. Соблазнительная задача для артиста. Приглушенный свадебный марш и одновременно бравурный похоронный танец.

Свекровь. Все равно же вы будете есть, так хоть сыграйте по крайней мере.

Музыканты играют что-то неопределенное. Женщины подают им пироги.

Монах. Звуки трубы напоминают детский визг. А ты, барабан, ты тоже хочешь что-то раструбить всему свету?

Сосед монаха. Ну а если бы новобрачной вздумалось лечь к нему в постель?

Монах. В постель или в гроб?

Сосед монаха (поет).

Свекровь выпроваживает пьяного соседа монаха. Музыка прекращается. Гости смущены. Пауза.

Гости (громко). Вы слышали, великий князь вернулся?

— Но князья же против него.

— О, говорят, персидский шах дал ему огромное войско, чтобы навести порядок в Грузии.

— Как же это так? Ведь персидский шах — враг великого князя!

— Но он и враг беспорядков.

— Так или иначе, а война кончилась. Наши солдаты уже возвращаются.

У Груше падает из рук противень.

Гостья (Груше). Тебе дурно? Это потому, что ты беспокоишься за дорогого Давида. Присядь и отдохни, милая.

Груше едва стоит на ногах.

Гости. Теперь все будет опять по-старому.

— Только налоги повысятся, нужно оплатить войну.

Груше (слабым голосом). Кто-то сказал, что солдаты уже вернулись?

Гость. Я сказал.

Груше. Не может быть.

Гость (одной из женщин). Покажи-ка свою шаль! Мы купили ее у солдата. Персидская.

Груше (глядит на шаль). Они вернулись.

Долгая пауза. Груше становится на колени, словно хочет собрать упавшие на пол пироги. Она достает из-за пазухи серебряный крестик, целует его и начинает молиться.

Свекровь (видя, что гости молча глядят на Груше). Что с тобой? Почему ты не угощаешь наших гостей? Какое нам дело до всяких городских глупостей?

Груше припала лбом к полу и застыла в этой позе.

Гости (возобновляют разговор). У солдат можно сейчас купить персидские седла, некоторые меняют их на костыли.

— Начальство может выиграть войну только на одной стороне, солдаты проигрывают на обеих.

— Война кончилась, и слава богу. На военную службу больше не станут брать, и то хорошо.

Муж Груше приподнимается и прислушивается к разговору.

— Две недели хорошей погоды — вот что нам сейчас нужно.

— Яблоки в этом году не уродились.

Свекровь (угощает гостей). Кушайте пироги, угощайтесь. Есть еще. (С пустым противнем идет в каморку больного. Она не замечает, что сын поднялся, и наклоняется, чтобы взять с пола полный противень.)

Муж (хрипло). Сколько пирогов собираешься ты им скормить? Разве мы ходим на двор деньгами?

Свекровь резко оборачивается и с ужасом смотрит на сына. Тот вылезает из-за полога.

Они сказали, что война кончилась?

Первая гостья (по ту сторону перегородки, ласково Груше). Наверно, у вас кто-нибудь на войне?

Гость. Они возвращаются. Хорошая новость, правда?

Муж. Что ты глаза вытаращила? Где эта девка, которую ты навязала мне в жены?

Так как она не отвечает, он встает и нетвердыми шагами, в одной рубашке, проходит мимо матери за перегородку. Мать, с противнем в руках, идет за ним, она вся дрожит.

Гости (замечают его). Господи, твоя воля! Давид!

Всеобщее замешательство, все встают, женщины теснятся к двери. Груше, все еще на коленях, оборачивается и глядит на мужа.

Муж. Пожрать на поминках вы всегда рады. Убирайтесь отсюда, пока я вас не отлупил.

Гости поспешно уходят.

(Мрачно, Груше.) Все твои расчеты — насмарку, а?

Она не отвечает, он поворачивается и берет пирог с противня, который держит свекровь.

Певец.

Муж сидит голый в деревянной лохани. Свекровь подливает воды из кувшина. В каморке возле ребенка на корточках сидит Груше. Мальчик играет, он латает циновки.

Муж. Это ее работа, а не твоя. Куда она опять делась?

Свекровь (кричит). Груше! Хозяин тебя зовет.

Груше (Михаилу). Вот еще две дырки, ну-ка, залатай их.

Муж (когда Груше входит к нему). Потри мне спину!

Груше. Неужели хозяин сам не справится?

Муж. «Неужели, неужели...». Какого черта, возьми мочалку! Ты мне жена или нет? (Свекрови.) Погорячее!

Свекровь. Сейчас сбегаю за горячей водой.

Груше. Я сбегаю.

Муж. Нет, ты останешься здесь.

Свекровь выходит.

Три сильнее! Не прикидывайся, ты уже повидала на своем веку голых мужиков. Ребенок не с неба упал.

Груше. Ребенок был зачат не в радости, если хозяин это имеет в виду.

Муж (ухмыляется, повернувшись к ней). По твоему виду не похоже.

Груше перестает тереть ему спину и отшатывается. Входит свекровь.

Ну и штучку же ты мне откопала. Не жена, а лягушка холодная.

Свекровь. Никакого нет у нее старания.

Муж. Лей, только потихоньку. Ай! Я же сказал — потихоньку. (Груше.) Видать, в городе у тебя что-то неладно, а то чего бы ты здесь торчала? Но мне до этого нет дела. Ты пришла в мой дом с незаконным ребенком — я на это тоже ничего не сказал. Только вот насчет тебя мое терпение скоро кончится. Нельзя идти против природы. (Свекрови.) Лей еще! (Груше.) Если твой солдат и вернется, все равно ты замужем.

Груше. Да.

Муж. Не вернется твой солдат, не надейся.

Груше. Нет.

Муж. Ты меня околпачила. Ты моя жена и ты мне не жена. Где ты лежишь, там все равно что пустое место, а другую туда не положишь. Когда я утром ухожу в поле, я встаю усталый и разбитый. Когда я вечером ложусь в постель, у меня нет сна ни в одном глазу. Бог дал тебе все, что полагается, а ты что делаешь? Не такие у меня урожаи, чтобы покупать себе женщин в городе, да еще и на дорогу потратишься. Жена полет полосу и спит с мужем — так сказано у нас в календаре. Ты слышишь?

Груше. Да. (Тихо.) Мне жаль, что я тебя обманула.

Муж. Ей жаль, скажите на милость! Лей еще!

Свекровь льет воду.

Ай!

Певец.

Склонившись над ручьем, Груше полощет белье. Поодаль — дети.

Груше. Можешь поиграть с ними, Михаил, но не давай им помыкать собой, потому что ты самый маленький.

Михаил утвердительно кивает и идет к детям. Начинается игра.

Самый старший мальчик. Давайте играть в казнь. (Толстому мальчику.) Ты князь, ты смейся. (Михаилу.) Ты будешь губернатор. (Девочке.) Ты будешь жена губернатора, ты плачь, когда ему будут отрубать голову. А я буду отрубать голову. (Показывает деревянный меч.) Вот этим. Сначала губернатора выводят во двор. Впереди идет князь, сзади — жена губернатора.

Дети образуют шествие. Впереди идет толстый мальчик и смеется. За ним идут Михаил, самый старший мальчик и, наконец, девочка. Девочка плачет.

Михаил (останавливается). Хочу тоже отрубать.

Самый старший мальчик. Это буду делать я. Ты самый маленький. Губернатором быть легче всего. Стать на колени и подставить голову — это всякий сможет.

Михаил. Хочу тоже меч.

Самый старший мальчик. Меч мой. (Дает Михаилу пинок.)

Девочка (кричит Груше). Он не хочет с нами играть.

Груше (смеется). Недаром говорят, утенок хоть и маленький, а плавать умеет.

Самый старший мальчик. Хочешь, ты будешь князем, если ты умеешь смеяться.

Михаил отрицательно качает головой.

Толстый мальчик. Я лучше всех смеюсь. Дай ему разок отрубить голову, потом ты ему отрубишь, а потом я.

Старший мальчик неохотно отдает Михаилу деревянный меч и становится на колени. Толстый мальчик садится на землю, хлопает себя по ляжкам и смеется во все горло. Девочка очень громко плачет. Михаил размахивается и ударяет мальчика мечом, но теряет равновесие и падает.

Самый старший мальчик. Ай! Я тебе покажу, как бить взаправду!

Михаил убегает, дети гонятся за ним. Груше смеется, наблюдая за детьми. Когда она опять поворачивается к ручью, она видит, что по ту сторону его стоит солдат Симон Хахава. На нем рваный мундир.

Груше. Симон!

Симон. Это Груше Вахнадзе?

Груше. Симон!

Симон (чинно). Доброго здоровья, барышня.

Груше (радостно встает и низко кланяется). Доброго здоровья, господин солдат. Слава богу, что господин солдат вернулся жив и здоров.

Симон. Они нашли добычу полакомее, чем я, как сказал костлявый лещ.

Груше. Храбрость, как сказал поваренок. Счастье, как сказал герой.

Симон. А как дела здесь? Холодна ли была зима, обходителен ли сосед?

Груше. Зима была довольно суровая, Симон, а сосед все такой же.

Симон. Разрешается задать вопрос? Когда известная особа полощет белье, она по-прежнему окунает ноги в воду?

Груше. Нет. Ведь у кустов есть глаза.

Симон. Барышня заговорила о солдатах. Так вот перед ней казначей.

Груше. Это, если не ошибаюсь, двадцать пиастров?

Симон. И квартира казенная.

Груше (на глазах ее выступают слезы). За казармой под финиковыми пальмами.

Симон. Именно там. Я вижу, некоторые уже осмотрелись.

Груше. Уже.

Симон. Некоторые, значит, ничего не забыли?

Груше качает головой.

Значит, дверь, как говорится, на запоре?

Груше молча глядит на него и снова качает головой.

Что такое? Не все в порядке?

Груше. Симон Хахава, я не могу вернуться в Нуку. Тут кое-что произошло.

Симон. Что произошло?

Груше. Так вышло, что я пришибла латника.

Симон. Значит, у Груше Вахнадзе были на то причины.

Груше. Симон Хахава, и зовут меня не так, как звали раньше.

Симон (после паузы). Не понимаю.

Груше. Когда женщина меняет фамилию, Симон? Сейчас я тебе объясню. Но поверь мне, нас ничего не разделяет, между нами все осталось как было.

Симон. Как же это так — все осталось как было, а все-таки по-другому?

Груше. Как объяснить тебе это сразу, да еще через ручей? Может быть, ты перейдешь по мостику на эту сторону?

Симон. Может быть, не нужно и переходить?

Груше. Очень нужно. Иди сюда, Симон, скорее!

Симон. Барышня хочет сказать, что солдат опоздал?

Груше глядит на него в полном отчаянии. По лицу ее катятся слезы. Симон уперся взглядом в деревяшку, которую поднял с земли и теперь строгает.

Певец.

Симон. В траве я вижу шапку. Может быть, и малыш уже есть?

Груше. Да, Симон, есть, не буду скрывать, только ты не беспокойся, он не мой.

Симон. Что ж, если уж ветер, то во все щели. Не нужно больше ничего говорить.

Груше молчит, опустив голову.

Певец.

Груше. Симон Хахава, не уходи, это не мой ребенок! Не мой!

Слышны детские голоса.

Что случилось, дети?

Голоса. Пришли солдаты!

— Они забирают Михаила!

Груше стоит ошеломленная. К ней подходят два латника. Они ведут Михаила.

Латник. Ты Груше?

Она утвердительно кивает.

Это твой ребенок?

Груше. Да.

Симон уходит.

Симон!

Латник. Мы получили приказ судьи доставить в город ребенка, находящегося на твоем попечении. Есть подозрение, что это Михаил Абашвили, сын губернатора Георгия Абашвили и его жены Нателлы Абашвили. Вот бумага с печатями.

Латники уводят ребенка.

Груше (бежит за ними и кричит). Оставьте его, прошу вас, он мой!

Певец.