Каюсь

Понимание того, что он должен делать добро для всех людей, не пришло к нему, когда в его пять или шесть лет, он впервые на одно лишь мгновение увидел за спиной в своём отражении свои белоснежные крылья, стоя и, умываясь утром в ванной комнате перед зеркалом, ещё не отойдя ото сна.

Осмысление своего предназначения не появилось и позже, когда уже практически ничего невозможно было изменить. Чёрная размашистая полоса, не имевшая границ, словно тягучая тень, тянулась за ним десятки лет. На его счету были тысячи людей обманутых им, обиженных и оскорблённых бессознательно или же осознанно. Всю жизнь он просто так, как бы, по пустякам, брал из души каждого человека то, что было ему необходимо на тот или иной момент. Это было что угодно, вплоть до частички доверия или надежды в моменты людских радостей или отчаяния. Он верил или рассчитывал, что никто и никогда не почувствует или не заметит потерь, нанесённых им. По крайне мере, предполагал он, на него они не подумают. А, если, даже подумают, так доказать недоказуемое никак невозможно. Да, и вряд ли, кто осмелится упрекнуть его в честолюбии. По крайней мере, так поступают все.

Так он незаметно для себя самого постепенно стал частью той самой обратной стороны медали, за которую каждый из нас всегда готов закрыть глаза на многие вещи, оставаясь незамеченным.