Каюсь. Том 1

ПРОЛОГ

2014 год октябрь

Прежде чем начать эту историю, скажу сразу – я вам не понравлюсь. Не потому, что я плохая или же хорошая. Нет. Я обычная, такая же, как тысячи других женщин со всеми своими достоинствами и недостатками. Просто я дура, безнадежная, законченная…

Поскольку эта история о любви, то вы заметите, что все мы когда-то становились дурами из-за мужчин; забывали гордость или же, напротив, включали ее в попытке удержать свое счастье. Только вот я сделала все, чтобы его потерять. Не ценила, не понимала, не замечала, не берегла. Я была до невозможности глупой в своих мнимых, надуманных проблемах. Совершала ошибку за ошибкой, разрушая то, что так отчаянно искала.

Перед вами дура, познавшая, как никто иной, смысл банальных высказываний – «Что имеем – не храним…» или «Запоздалые раскаяния не вдохнут жизнь в засохший цветок». Кажется, так сказал мне во время последней встречи он. Спросите кто? Думаю, пояснения излишни. У каждой из нас есть «Он» – мужчина, которому достаточно одного местоимения, ибо нет таких слов, способных передать его значимость в нашей жизни.

Если бы вы знали, какая это мука быть виновной стороной. Думаю, пострадавшей легче. У нее хотя бы есть выбор: простить или забыть. У меня же его нет, как и надежды. Да и с моей стороны было бы наглостью и полнейшей тупостью ее питать. За иллюзии приходится расплачиваться действительностью – мой горький опыт. Вы, по всей видимости, думаете: «Ах, бедняжка», но не торопитесь. В этой истории я персонаж скорее отрицательный, чем положительный, как ни больно это признавать. А «больно» длится уже полгода. Впрочем, все началось гораздо раньше, гораздо… Я бы сказала, больно было всегда. Точнее, мне так казалось. Боже, какой же дурой я была!

Как в той песне: "Если бы хоть раз…. Нам дотемна…. По душам разобрать все, по словам, да по молекулам." Но, увы… Интересно, сколько этих «если бы» повторяет в жизни каждый человек? Хотя какой в этом смысл? «Если бы» возникает только, когда безнадежно. Так почему же я не пойму никак этого? Отчего не приму жестокую истину? Я вам уже говорила, что дура? Безнадежная, законченная…

Шесть месяцев пыталась научиться жить без него, залечивала раны, полученные по своей вине, но безрезультатно. Душа рвалась каждую секунду к нему, как ни напоминала себе, что на нет и суда нет, но сердцу плевать на любые доводы. Каждую ночь воспоминания душат, и везде он. И я за ним готова камнем в бездну, только бы дал шанс. Видит Бог, я готова валятся вечно у него в ногах, вымаливая прощение, если бы не знала этого мужчину достаточно хорошо. Его не тронут мои слезы. Больше уже нет, не после того, что я сделала. Но я все равно продолжаю мучить себя мыслями о нем.

Сколько я жалела себя? Не знаю. Пока внутри что-то не щелкнуло. Словно накрыло волной понимания, что больше не могу так…

Не выдерживаю. Слишком долго терпела, ждала, надеялась. Устала. Хочу обрубить разом, поставить точку. Хотя за меня ее уже давно поставили, но я должна это окончательно принять. Поэтому бросаю свою тихую гавань вдали от него. Собираю всё необходимое, мысленно умоляя маму не спрашивать ни о чем, и она меня слышит – молча протягивает деньги на дорогу. Я тронута ее пониманием.

Через час поезд мчит меня в столицу. В город, где все началось и закончилось. А спустя трое суток Москва встречает меня раскатами грома и проливным дождем. Вдыхаю воздух, пропитанный суетой, надеждами и разочарованиями. Сердце сжимается от ностальгии. Болезненно, отчаянно трепещется. В горле стоит ком, сглатываю его и осматриваюсь по сторонам. В сотнях столичных лиц ищу его глаза, но это бред, конечно, а я все равно лихорадочно всматриваюсь, прося чуда. Только забываю, что даже если увижу, все равно не смогу в эти глаза взглянуть. Никогда. Спросите меня, зачем я здесь? Сама не знаю. Наверное, чтобы в очередной раз предаться иллюзиям.

Мне раньше не нравилась Москва, особенно москвичи, но сейчас я рада вернуться. Правильно говорят: наш дом там, где наше сердце. Мое рядом с ним, а он здесь. Нет, я его не потревожу. Не имею права, да и совесть не позволит. Если бы существовала хоть какая-то надежда на что-то, он уже бы дал знать. Честно признаюсь, я ждала. До последнего ждала. А теперь… Теперь пришла пора прощаться, похоронить воспоминания, надежды, мечты. Ну почему, почему я только оступившись, поняла, что нет ничего важнее, чем быть рядом с ним? Риторический вопрос, конечно же.

Закрываю глаза и перевожу дыхание. Голова кружится от волнения, суеты и мелькающих лиц. Вокзальный шум бьет по натянутым нервам. Кто-то грубо толкает меня в сторону, инстинктивно хватаюсь за живот, и сердце колотится отчаянной птицей.

Возвращаюсь в реальный мир, чувствую холод, усталость и голод. Пора передохнуть – в моем положении такие эмоциональные и физические нагрузки вредны. Тяжело вздыхаю, вытираю влагу со щек. Не знаю, были ли это слезы или дождь – неважно.

Беру сумку и вливаюсь в спешащую толпу. Она подхватывает меня и направляет в сторону метро – то, что нужно.

В электричке, как всегда, не протолкнуться. Я, зажатая между двумя толстушками, воняющими потом, какими-то пирожками и дешевой туалетной водой, едва сдерживаю рвоту, прикрываю рот рукой, заодно зажимая нос. Спустя десять минут в глазах темнеет, руки трясутся, и паника начинает захлестывать. Держусь из последних сил и как молитву повторяю про себя: только бы не потерять сознание, только бы не потерять!

На нужной станции пулей вылетаю из удушливого вагона и жадно хватаю холодный воздух. Голова начинает кружится еще сильнее, страх заполняет душу.

Только сейчас пришло понимание всей глупости моего порыва. О чем я думала? Какие могут быть путешествия в моем состоянии? А если со мной что-то случится? Это Москва. Тут будешь орать, что умираешь, никто не обратит внимания, разве что сморщиться от раздражения. Эта мысль моментально отрезвляет, тошнота отступает, да и дышать становится легче.

Восстанавливаю дыхание и иду в сторону недорогой гостиницы. К тете Кате не хотелось, у меня не было настроения и сил для разговоров, да и не ради этого я сюда приехала.

В убогой комнатушке чувствую покой и радость. Стараюсь ни о чем не думать, хотя не получается подавить мысль о том, что на другой окраине города мужчина, ставший для меня всем миром. Глупо, по-детски, но преодолев расстояние почти в четыре тысячи километров, мне кажется, я ближе к нему. Но только физически. Эмоционально же между нами миллиарды километров, хотя точнее было бы сказать – бездна, ибо километры предполагают возможность их преодолеть, а бездна нет.

Вновь слезы на глазах, только реветь нет никакого толка.

Боже, я скоро с ума сойду! Сколько можно? Такая агония… рвет на части до отчаянного вопля , а в груди печет раскаленным огнем. Я готова биться об стену, чтобы только вытравить его образ из себя, но из этого лабиринта боли, сколько ни стараюсь, не могу найти путей. От сильного волнения вновь появилась тошнота.

Лечу в ванную, падаю на колени перед унитазом и задыхаюсь от рвотных позывов. Перед глазами пелена, меня выворачивает наизнанку скудным завтраком, а после желчью. В эту секунду хочется умереть. Кажется, это длится вечность. Меня трясет, пот застилает глаза. Становится холодно, когда взбесившийся желудок полностью освобождается от любого намека на пищу. Обессиленно прислоняюсь к стене, дышу рвано, но зато в голове пусто. Нет ни одной проклятой, ядовитой мысли. Опустошенная и разбитая снимаю с себя всю одежду, встаю под горячие струи воды, закрываю глаза и проваливаюсь в забытье. Тепло и хорошо. Тихо. Сил, чтобы купить себе еды не было, поэтому я уснула голодная, хотя понимала, что должна лучше заботиться о себе, но только не сегодня. Мне хочется сохранить эту тишину и не нарушать ее ничем. А потом, наконец, уснуть без воспоминаний, отчаянного шепота, слез и завываний в подушку.

Утром впечатления немного угасли, и я чувствовала в душе какое-то подобие покоя. Приведя себя в порядок и собравшись с силами, покидаю свое убежище. Выхожу на улицу, щурюсь от яркого солнечного света и, словно сорвавшийся с цепи пес, беру след дней, когда я была счастливой.

Вы спросите, а не мазохистка ли я? Не знаю. Но мне необходима эта прогулка по местам, которые навсегда останутся «нашими». Наверняка они есть у всех. Вот и у нас с ним было несколько таких. Не хочу травить себе душу, мне просто нужно погрустить о том счастливом времени и отпустить его, поставить точку в этой любви, которая не дожила до непреложного обета «в болезни и здравии, горе и радости…». Странный, сентиментальный порыв души, но как воздух необходимый.

Полдня я бродила по Москве, никуда не спеша, ни о чем не заботясь и не думая. Удивительно, но это была моя первая и настоящая прогулка по этому городу, не считая единственного раза, когда все только началось. Но тогда я была поглощена другими вещами, достопримечательности столицы меня мало интересовали. Сейчас же я с интересом оглядывалась по сторонам, вновь открывая для себя этот город. В таком безмятежном ритме прошло несколько дней. Боль не прошла. Наверное, и не пройдет никогда, но она не была такой невыносимой.

Я приходила туда, где мы часто бывали с ним, закрывала глаза, представляла нас. А потом, словно нажимала внутри себя на кнопку «delete», стирая все из памяти: обнуляя, блокируя его образ, его голос, шепот, запах и ощущения его губ и рук. Я помню каждый сантиметр его тела, каждую морщинку, родинку и шрам. Как же мне его не хватает!

Я мечтала проснуться однажды tabula rasa, с чувством, будто все сон и нас просто не было. Но мечты они на то и мечты, чтобы никогда не сбываться.

Сердце плачет и кричит о нем каждую минуту, а я просто привыкла к этой боли, поэтому уже не столь восприимчива.

Поездка пошла мне на пользу – я готова жить дальше, мне есть ради чего. Осознание этого пришло только, когда я покупала билет до Рубцовска. Я вдруг отчетливо поняла, все кончено и назад пути нет. Странное это чувство – принять сердцем то, что давно уже осмыслил разумом.

Я медленно брела по городу, сама не зная куда. До моего рейса оставалось еще несколько часов, поэтому сидеть на вокзале не хотелось. Я шла, пока не оказалась перед рестораном «Марио». Увидев вывеску, мое сердце ухнуло с огромной высоты вниз. С этим местом у меня были связаны особые воспоминания, которые я не решалась вытащить наружу даже сейчас. Достаточно уже того, что это его любимый ресторан. Все эти дни я обходила «Марио» стороной: во-первых, не могла отделаться от какого-то тревожного чувства; а во-вторых, у меня не было денег, чтобы позволить себе такую роскошь. Сейчас же стояла и смотрела на когда-то бывшую родной вывеску, но не смела двинуться вперед. Сомнения терзали душу, хотелось войти и в то же время бежать отсюда как можно дальше. Но какой-то неведомой силой меня понесло внутрь, и я, не сопротивляясь, подчинилась ей.

Дрожащей рукой обхватила ручку двери, замерла на мгновение, подсчитывая, сколько у меня денег. Вроде бы на чашку кофе хватает. Решительно потянула на себя дверь. Моментально окунулась в тепло и в божественный аромат, от которого у меня свело желудок. Я вошла внутрь, ко мне сразу же подошел метрдотель с вежливой улыбкой, но когда присмотрелся, то искренне заулыбался. И узнав меня, сказал:

– О, сеньорита, добрый вечер! Какой сюрприз. Вы так давно не радовали наш взор своей божественной красотой, а мы вас ждали. Маэстро был безутешен, думая, что вам что-то пришлось не по вкусу, – театрально восклицал он. Впервые за долгое время я рассмеялась от всей души, тронутая его вниманием. Мне было неловко за свой внешний вид, отсутствие денег, за то, что ступила на территорию класса, к которому больше не относилась. Впрочем, я никогда ему и не принадлежала. Понимание этого я увидела в глазах мужчины, когда он скользнул по мне взглядом.

Я сжалась, он смущенно улыбнулся. Стало страшно, что сейчас меня выпроводят. Но он преувеличенно радостно хлопнул в ладоши и подозвал одного из официантов.

– Вашу одежду.

Я дрожащими пальцами расстегнула куртку, которая была мне великовата, оставаясь в водолазке, обтянувшей меня, словно вторая кожа и делая мое положение очевидным. Раздевшись, я глянула на себя в зеркало и поморщилась. Волосы были небрежно собраны в хвост, лицо бледное, не накрашенное с обветренными, ярко-красными губами. Под глазами залегли тени. Потрепанная, уставшая, несчастная. Я сильно похудела, поэтому мой живот казался огромным, как арбуз. Отвернувшись от зеркала, чтобы окончательно не портить настроение, я стала ждать, когда меня проводят за столик. Нервничала, переминалась с ноги на ногу, пока метрдотель не сказал:

– Проходите, мы вам рады.

А затем обратился к официанту:

– Проводи сеньориту за столик у камина.

Я благодарно улыбнулась за такую щепетильность и заботу. Мы всегда заказывали столик у камина, и я рада, что он оказался не занят.

Следуя за официантом, я, как и в первый раз, прихожу в восторг от интерьера ресторана, выдержанного в пастельных тонах, декорированного к зиме припорошенными снегом рябинами со снегирями, сидящими на гроздьях красных ягод.

Пока шла, замечала косые взгляды. На лицах собравшейся элиты было написано: «Кто ее сюда пустил?». Сглотнув комок в горле, вздернула подбородок выше, хотя стыд и неловкость отравляли кровь. Я проклинала себя за то, что поддалась порыву и оказалась тут, но не бежать же обратно.

Вежливо поблагодарив официанта, села лицом к окну и спряталась за меню, хотя кроме капучино ничего не могла себе позволить. Сделав заказ, сконцентрировала внимание на пробегающих за окном людях. Кофе принесли спустя несколько минут, я втянула потрясающий аромат – такой знакомый и привычный.

В груди что-то сжалось. Прикрыв глаза, сделала глоток, обожглась, но даже не поморщилась, боль внутри была сильнее. Хотелось моргнуть и встретиться с ласковым взглядом ярких, лазурных, как летнее небо, глаз. Такого красивого и насыщенного оттенка я ни у кого не видела. До ломоты во всем теле было необходимо увидеть обаятельную, мальчишескую улыбку. Я зажмурилась, прогоняя образ, едва заметно встряхнула головой, и, открыв глаза, посмотрела в зал, проверяя, заметил ли кто-нибудь мое странное поведение. Но присутствующие были поглощены кто чем: едой, беседой, телефонными разговорами. Я с облегчением вздохнула, пока не посмотрела в сторону двери. Сердце замедлило ход. Мне хватило даже мимолетного взгляда, чтобы понять – это он.

Задохнувшись от ужаса, я как можно ниже склонилась над чашкой кофе, пытаясь казаться незаметной. Наплевав на этикет; поставила локоть на стол, прикрывая лицо, украдкой наблюдая за ним. Пульс начал зашкаливать, когда я осторожно повернула голову. Мгновенно воздуха стало мало. Потому, как он был не один. Рядом с ним стояла высокая шатенка в черном пальто, которое он галантно помогал снять, шепча ей что-то, отчего на губах женщины играла легкая улыбка.

Мои руки дрожали, как у алкоголички, а кровь шумела в висках, но я продолжала смотреть. Он был, как всегда безупречен: в дорогом темно-синем кашемировом пальто, которое небрежно снял и отдал метрдотелю, оставшись в пиджаке спортивного кроя, цвета океана, поверх бледно-голубой сорочки в мелкую клетку; серые брюки и темно– коричневые аксессуары заканчивали безукоризненный образ делового, состоятельного мужчины.

Женщина была ему под стать: ухоженная, элегантная и судя по уверенному взгляду, самодостаточная. Впрочем, за ним других не водилось, кроме разве, что меня. Сейчас я это осознавала в полной мере, от того слезы наворачивались на глаза, хотелось убежать. Меня вновь затошнило, когда заметила, что его рука по-хозяйски лежит на ее талии. Отчаянье захлестнуло, как и дикий страх. Я застыла на своем месте, когда они, переговариваясь и смеясь, последовали за официантом к столику напротив меня. Я не знала, что мне делать, кроме как отвернуться и до крови прикусывать губу. Меня кидало то в жар, то в холод. Было невыносимо, адски больно. А когда услышала мягкий женский голос, то выдержка покинула меня.

– Да просто из принципа узнаю, кто спонсировал его программу. Я сегодня подвергла его поведение критике в интервью, поэтому результат не заставит себя ждать. Ой, да черт с ним! Надоела уже работа. Я так ждала этого вечера, ужасно соскучилась.

– Я тоже скучал, – раздался такой родной до дрожи, бархатный голос, – Очень, – многозначительно добавил он.

Я была готова завыть от ревности, невыносимой боли. Каждая их фраза, смех, словно ядовитые стрелы впивались в мое сердце, отравляя кровь, вызывая адскую муку. До боли сжимая край стола холодными пальцами, я дрожала, пытаясь изо всех сил сдержать слезы. Хотелось провалиться сквозь землю, умереть прямо сейчас. Я задыхалась от понимания, что эта женщина все эти полгода, пока я загибалась в глуши от безысходности, была рядом с ним. И сегодня ночью она тоже будет рядом. В его постели. Чувствовать прикосновение его губ, сильных, с ума сводящих рук, дышать с ним в унисон и двигаться в такт.

Хочется заорать дурниной от отчаянья и дикой, разрывающей боли, а я молчу, вцепившись в край стола. Трясусь всем телом, давясь прахом былых отношений, захлебываясь пониманием, что он стал только сильнее, а я все та же дура, не научившаяся ни жить дальше без него, ни хотя бы лгать, что все хорошо.

Не в силах вынести их тихий разговор и легкий смех, поднимаю взгляд и холодею, встретившись с равнодушным, абсолютно ничего не выражающим взглядом голубых, холодных, как лед, глаз. Смотрю в непроницаемое лицо, жадно впитываю родные черты; не пухлые и не тонкие губы – четко очерченные, нижняя чуть пухлее верхней; высокий лоб; глубоко посаженные, прищуренные глаза с сеточкой морщинок вокруг них; широкий нос, визуально кажущийся тонким из-за заостренного кончика – все зависело от того, с какой стороны на него посмотреть. На впалых щеках столь модная сейчас легкая небритость. В общем, все тот же охренительный мужик, от которого у меня, как и в первую встречу, захватило дух. Толька эта остановка дыхания была болезненной. Любимое лицо, такое холодное и отчужденное, разрывало душу в клочья.

Сглатываю тяжело, ищу в его взгляде хоть какой-то проблеск чувств. Пусто. Мне нечем согреться в этих ледяных глазах. Я думала, что похоронила надежду, но когда он просто кивнул мне, я словно услышала оглушительный грохот разбившихся ожиданий. Последняя капля надежды испарилась.

Смешно. Оказывается, я еще ждала чуда. Там, в глубине души, уповала, что как в долбаной мелодраме, он подойдет ко мне – не выдержит. Я до самого конца не верила, что больше не нужна ему. А финал наступил именно сейчас. Легкий кивок: равнодушный, безжалостный, жестокий в своей простоте, словно я лишь какая-то знакомая.

Я не отвечаю на этот его жест. Лишь прожигаю полным боли и сожаления взглядом, но он отворачивается к своей спутнице и продолжает о чем-то с улыбкой рассказывать. В его действиях нет ни грамма наигранной радости, дабы спровоцировать меня на ревность. Нет, это не для него – он слишком уверен в себе. Он уважает себя. Ему нет необходимости опускаться на мой уровень, на уровень большинства людей, которые в подобной ситуации стали бы изображать безграничное счастье и вселенскую любовь. Ему это не нужно и я ему не нужна, как и моя ревность вкупе с болью. Он одним махом разорвал между нами канат. Если он что-то делает, то раз и навсегда. Слишком гордый, скрытный, скупой на эмоции и слова, он был и остается человеком дела. Если любит, то не на словах, хочет порвать – рвет, обрывает каждую ниточку. Он всегда был таким: принципиальным, решительным, жестким. Как же поздно я осознала, что за человек рядом со мной.

Делаю тяжелый вдох, сил больше нет выносить пытку. Агония и безысходность вот-вот прольются в горьких слезах. Подзываю официанта и хриплым, надорванным голосом прошу:

– Принесите счет.

Мне кивают, я же усмехаюсь с горечью, ибо вот, перед глазами мой счет за ошибки – довольный жизнью любимый человек, но он не со мной.