Мария Степанова. Женская раздевалка клуба «Планета Фитнес»[1]

Общего ничего, кроме тепла и шерсти,

Одинаких ключей и девяти отверстий,

Наполняемых чем? влагой, сластью, говном;

Накрываемых ртом; закрываемых сном.

Выпекающих: кровь, слезы, детей и серу.

Окружающих: суть или чужую плоть.

О девяти своих я захожу и села

Снять. Постояла быть. И направляюсь плыть.

Розовы и желты, крупные как младенцы,

Голышом – нагишом – по уши в полотенце –

Стайки деводерев пересекают пол.

Каждое входит в душ, томно склоняя ствол.

Нужно, как виды вин и сорта куропаток,

То ли классифици, то ли полюбопы:

Вот пластины ключиц; вот паруса лопаток.

Нужно занесть в реестр каждый подъем стопы.

Скоро таких не станет. Скоро доставят смену.

Здесь перетянут бархат, там перестроят сцену,

На сочетанье кости, кожи и черных кос

Будут дивиться гости, не пряча слез.

Впрок молодой-красивый

Или дурной-хороший

В детском саду играет:

Трогает твою сливу,

Причащается груше,

Воду ртом собирает:

Безсвязная, резная наследует зима,

И брата не узнает животное ума.

Этот столб водяной может стать ледяной,

Разум заразой и воздух газом,

Голубки-Любки сомкнутою стеной

Замаршируют по лабазам.

И дверь, что открывалась на плавательный куб,

Откроется на малость, как зиппер на боку.

И выступим из тапок, коронок и часов,

Из соположных тряпок, ногтей и голосов.

И в ноздри, рты и уши, как с чайника дымок,

Толпой повалят души,

Сорвавшие замок.

Но, как в школе лесной, все же шумит излишек

Кремов, уст и волос, мышц и подмышек.

Автозагар и стыд, словно лисицы нор,

На поверхность тела глядят в окуляры пор.

Но, как в скотском вагоне, где в тесноте и матом,

Бродят квадраты пара и долгий вой,

Непреступное, небо становится братом.

И кто-то поет в душевой.

В пионерлагерях, в синих трусах июля,

То упираясь, то поднимая флаг,

Первое я, насупленное, как пуля,

Делает первый шаг.

И хмуря пейзаж, как мнут в кулаке бумагу,

Почти небесами гляжу на него. И лягу,

Как та шаровая молния, на поля –

В один оборот руля.

Загрузка...