Часть вторая Клэр

Глава 14

Для такого профессионала, как он, быстро вскрыть машину и скользнуть внутрь – детская забава.

Он ждал на заднем сиденье «лексуса», припаркованного в тени наклонной подъездной дорожки к той части популярного универмага, где проходил показ мод. «ЗИГ-зауэр» лежал на сиденье рядом с ним.

«Лексус» стоял неподалеку от магазина «Ниман». Естественно. Разве может молодящаяся старушенция пройти мимо демонстрации последних моделей одежды? Семьдесят пять лет. Тщедушная как птичка. Она припарковалась в специально отведенном для инвалидов месте. Конечно, у нее же артрит. Тонированные стекла машины не давали заглянуть в салон, зато он все отлично видел. Он заметит ее сразу, как только она выйдет из здания.

В боковом стекле на несколько секунд появилось его собственное отражение. Он поймал себя на том, что внимательно разглядывает себя – хмурое, с тяжелыми чертами лицо, густые темные волосы, волевой, резко очерченный подбородок и глаза, две темно-коричневые, почти черные, точки. Его глаза пугали, он это хорошо знал. Тому, кто смотрел в них, казалось, будто он попал в мрачную комнату, из которой нет выхода.

Под стать своему взгляду и он сам: холодный, бесчувственный, стремившийся лишь к одному: достичь своей цели.

И только он один знал, что совсем недавно, в случае с этим мальчишкой, с Питером Хейлом, характер подвел его. Что-то в нем тогда надломилось, и он забыл про тренировки, своих армейских инструкторов, учивших его смотреть на страдания и смерть других невозмутимо, словно через окуляр микроскопа. Изучать. Учиться. И ничего не чувствовать.

А мальчишка заставил его изменить себе, почувствовать, причем так сильно, что он отказался от наполовину выполненного плана, чего с ним никогда не случалось, и наметил иную цель.

Жертвой должна была стать мать мальчика, но он передумал и убил его.

Никто и никогда не узнает о минутной слабости, и все же он ощущал легкое беспокойство. Не нравилась сама мысль, что он вдруг, как в далекие годы, поддался ярости. Он знал: злоба заставляет совершать ошибки. Он же был стратегом и исполнителем одновременно; имея цель, разрабатывал и выполнял планы.

Открылись двери лифта, которым пользовались инвалиды, и на тротуар ступила она, с двумя большими пакетами с покупками. Она двигалась медленно и осторожно. Всякий раз, ступая на правую ногу, морщилась от боли в суставах. Он отлично видел ее, а она его – нет: ни когда подошла к багажнику и стала укладывать пакеты, ни когда, звеня ключами, отпирала дверцу автомобиля. Даже когда она наконец открыла дверь и, с трудом нагнувшись, принялась устраивать свое тщедушное тело в водительском сиденье. На улице было темно, в салоне машины – тоже. Она захлопнула дверцу. Сидя за ней, он следил за ее движениями. Она отдышалась и расслабленно вздохнула – видимо, боль в ноге отпустила.

Склонившись, она несколько раз ткнула ключом в замок зажигания, с четвертой попытки попав в личину. Как только она завела машину, салон наполнился звуками легкой классической музыки. Старуха откинулась на спинку кресла, положила голову на подголовник, немного отдохнула.

Только тогда она заметила его отражение в висящем перед ее глазами зеркале.

Она не успела вскрикнуть – приподнявшись, он зажал ей рот широкой ладонью. Пугать пистолетом не стал – зачем? Он просто нагнулся к ее уху и мягким успокаивающим тоном тихо проговорил:

– Сейчас мы с вами немного покатаемся.

Он не хотел, чтобы старая дама умерла от разрыва сердца. Она была ему нужна – по его замыслу, ей предстояло провезти его на территорию Лейк-Лас-Вегаса. Она жила там в одном из особняков, где он мог спокойно дождаться ночи.

Этот этап для него – самый сложный. Если бы ему требовалось просто убить девку, он бы не стал ломать голову – прикончил бы ее где-нибудь в казино, крикливо одетой; в бассейне; голой, в баре, где она напивалась с дружками. И дело с концом. Ему ничего не стоило разделаться с ней в любом из этих мест. Но сейчас речь шла не об убийстве, а о предупреждении. По такому случаю он вполне мог позволить себе пренебречь мерами безопасности.

«Я настигну тебя где угодно. Я иду за тобой» – вот что он собирался сказать ей своими действиями.

Глава 15

Линда Хейл посоветовала им ехать на восток по Бонанца-роуд до тех пор, пока не захочется стать мормонами. В том районе жила ее мать. И бабушка Питера Хейла, когда-то танцевавшая на одной сцене с Амирой Лус.

Машину вела Серена. Только в конце Бонанца-роуд, почти у самых восточных гор, оказавшись в квартале от храма мормонов, громадного, величественного, со множеством игольчатых шпилей, увидеть которые можно было из любой точки долины, Страйд постиг смысл шутки. Храм окружали роскошные дома с припаркованными возле них «ягуарами», садиками из камней с высокими сагуаро и сдвоенными наподобие почек бассейнами.

Элен Труа, мать Линды, жила в красивом доме из белого, отшлифованного до зеркального блеска гипса. Стоял он почти напротив храма. Страйд прикинул, что бывшая танцовщица отвалила за него не менее двух миллионов. Линда сказала им, что ее мать к церкви мормонов не принадлежит и наслаждается осознанием того, что богатые, глубоко верующие соседи отлично знают, кем она была раньше и в каком виде выступала.

Когда Элен Труа открыла им дверь, Страйд немного удивился – она никак не походила на тех бабушек, с какими ему доводилось встречаться. Подтянутая, высокая, даже босиком она была почти одного роста со Страйдом; мокрая – видимо, только что из бассейна, – в прозрачной белой накидке, наброшенной на плечи, сквозь которую просвечивала грудь. Он знал, что ей уже шестьдесят, но выглядела Элен лет на сорок. В правой руке она держала невысокий бокал с белым вином.

– Пожалуйста, входите, – проговорила она и улыбнулась Страйду, сверкнув идеальными белыми зубами. Тот отметил, что более бесстыжих глаз он никогда не видел.

– Ваша дочь говорила, что вы прекрасно выглядите. Она нас не обманула, – произнесла Серена.

Элен рассмеялась.

– Милочка, я была бы рада сообщить тебе, что все мое оборудование натуральное, но – увы. Приходится обращаться к хирургам, подтягивать все то, что начинает обвисать и морщиться. – Она подхватила снизу свои груди и, слегка покачав их, прибавила: – Если бы не их помощь, мои малышки стучали бы мне по коленкам.

Она повернулась спиной к ним. Накидка едва доходила ей до пояса. Элен зашагала внутрь, Страйд непроизвольно засмотрелся на ее ритмично покачивающиеся ягодицы. Серена ткнула его локтем под ребро.

Мебели и безделушек в доме почти не было. Выкрашенные сверкающей белой краской или пастельных тонов стены пустовали. Полы устилал длинный золотистого цвета ковер, тянувшийся из комнаты в комнату. Кое-где стояли дутые стеклянные украшения, главным образом итальянской работы, да изредка попадались пейзажи, написанные маслом, преимущественно в красно-коричневых тонах. Только на стенах широкого коридора, ведущего в заднюю часть дома, Страйд увидел множество фотографий в тонких рамках. На них была сама Элен, в строгом костюме, рядом с известными людьми. Элен с Синатрой, Элен с Уэйном Ньютоном.

Элен с Бони Фиссо.

Она заметила, с каким интересом Страйд разглядывал фотографии.

– Елена Троянская – мой сценический псевдоним. Неплохо, правда?

– Да, замечательно, – кивнул Страйд. – Похоже, вы были знакомы со всеми знаменитостями.

– Разумеется. Лас-Вегас тогда был маленьким городком, и те, кто работал в шоу-бизнесе, хорошо знали друг друга. Он стал для нас своего рода репетиционной. А сценой – весь мир. Туристов сюда стекалось море. Они как дети, наблюдающие за аквариумными рыбками, прижимали к стеклу носы, пытаясь увидеть все, что можно. Их единственным желанием было унести с собой кусочек нашего гламура.

– Сейчас уже совсем не так?

– Нет. Люди давно не ценят магию тех времен. Шестидесятые стали золотым веком. Тогда во всем чувствовался класс, тон задавала индивидуальность. Сейчас куда ни плюнь – один корпоративный дух. Сплошной «Диснейленд» и Минни-Маус с голыми сиськами. В городе нет того звездного ощущения, какое присутствовало раньше. По улицам шастают какие-то Смиты из Канзаса со своими сопливыми чадами, и все одеты так, будто приехали на скаутскую вечеринку в лес. Даже звезды, живущие здесь, совсем не те, что прежде. Скучаю я по старым дням, очень, – вздохнула Элен.

Гостиная, из которой долина просматривалась как на ладони, оказалась чуть ниже уровня дома. В восточной стене комнаты, выполненной из грубого неотесанного камня, был вырублен камин. Справа от Страйда находился бар с зеркалом вместо задней стенки, отражающим хрустальные бокалы и бутылки с напитками. Вслед за хозяйкой они прошли в застекленную створчатую дверь, ведущую на небольшой открытый дворик. Элен пододвинула к круглому столу со стеклянной крышкой три плетеных кресла, чуть наклонила навес в виде зонта, заслоняясь от солнца.

Страйд заметил два шезлонга, стоящих у прямоугольного, метров пять на двенадцать, бассейна и ряд почти высохших следов, тянущихся от него в дом. Очевидно, у Элен был гость, не пожелавший встречаться с ними.

– Линда звонила мне. Она подавлена случившимся, – произнесла Элен. – И говорила так, точно это я виновата в том, что Питер погиб.

– Ничего подобного, – возразила Серена. – Мы просто выясняем, нет ли какой связи между гибелью Питера и убийством Майкла Джонсона Лейна. Оба события произошли почти одновременно.

– Убийством кого? – переспросила Элен, и ее голос прозвучал искренне. Заметив удивление Серены, она усмехнулась. – Наверное, считаете меня старомодной, и, конечно, вы правы. Телевизор я включаю, чтобы посмотреть старые фильмы, а газет и журналов не читаю. Там пишут только о кошмарах.

– Майкла Джонсона Лейна, сына Уокера Лейна, убили возле казино «Оазис», – пояснил Страйд.

– А, понятно. – Элен заморгала. Выглядела она сконфуженно. – Ну, Уокера Лейна я знала. Давно, правда, сорок лет назад. Но какое отношение он может иметь к смерти Питера?

– Два убийства в неделю при загадочных обстоятельствах – уже странно, – проговорила Серена. – Еще более странно, что у обоих жертв есть родственники, которые так или иначе связаны с казино «Шахерезада», в частности с…

– В частности с Амирой Лус, – закончила предложение Элен. – Так?

– Правильно. – Серена попробовала поднажать на экс-актрису: – В свое время вы рассказывали обо всем Рексу Тирреллу, не так ли? Он упоминал ваше имя в своей статье, утверждал, что вы были одной из тех, кто пострадал от возвышения Амиры и сильно продвинулся в карьере после ее гибели.

Элен молча кивнула.

– Почему бы вам не рассказать нам обо всем, что произошло тогда? – спросил Страйд, подавшись вперед и положив на стол локти.

Отвернувшись, Элен несколько минут внимательно разглядывала долину, затем снова повернула к Страйду лицо, внезапно сделавшееся суровым.

– Жизнь моя прекрасна. Муж мой – адвокат с мировым именем. Он зарабатывает много денег, у него есть опыт, и он всегда готов мне помочь. Надеюсь, вы понимаете…

Она не сомневалась, что Страйд видел следы у бассейна.

– Одно дело – посплетничать с репортером, посудачить о прошлом, и совсем другое – давать показания полиции. Да, я говорила с Рексом Тирреллом об убийстве в казино, принадлежавшем Бони Фиссо. Но у Бони длинные руки, а память – еще длиннее.

– Вам угрожали? – поинтересовалась Серена. – Вы считаете, что кто-то, убив вашего внука, подал вам сигнал?

– Нет, – отрезала Элен. – Я так не считаю. Ничего пугающего я за все эти годы ни от кого не слышала. Мне просто в голову не приходило, что гибель Питера может иметь какое-либо отношение к прошлому. С какой стати? И кому нужно что-то напоминать?

– Чтобы ответить на эти вопросы, нам необходимо точно знать, что же произошло в шестьдесят седьмом году, – произнес Страйд. – Только так мы отыщем вероятную связь.

– А кроме того, выясним, кто убил Питера, – добавила Серена.

– Питер… – прошептала Элен. – До сих пор не могу поверить в случившееся. Знаете, детективы, я никогда не была впечатлительной. Эмоции – это не мое. В любовь до гроба и вечные привязанности не верю. Поинтересуйтесь у моего бывшего мужа – он вам все подтвердит, да и еще многое порасскажет. Только одного Питера я по-настоящему любила. – Элен задумчиво постучала пальцами по столу. – Что касается Амиры, то тут можно сказать, что и у меня руки в крови. Правда, немного. Да, я ее ненавидела. Страшно завидовала ей. Не скрою – узнав, что ее убили, я обрадовалась. Забавно, как мило выглядит прошлое, если на него смотреть ретроспективно. Мне был тогда двадцать один год, я стремилась к славе, но на моем пути стояла Амира.

– Какой она была?

– Амира? Скандальной.

– Что вы имеете в виду?

Губы Элен скривила недобрая усмешка.

– Вы слишком молоды, чтобы понять меня и то время, годы сексуальной революции, в которых оставалось очень много от пятидесятых. Скромность еще считалась девичьим украшением. Наряду с длинными волосами, безобразными темными очками вполлица и смехотворными уродливыми шляпками. Девушке позволялось носить мини-юбку, но выглядеть полагалось девственницей и вести себя соответственно. – Элен рассмеялась, и Страйд подумал, что она испытывает особое удовольствие, шокируя их своей манерой разговаривать.

– Плоть выставлялась напоказ, – продолжила Элен, – однако не было бесстыдства. В каждом казино выступали танцовщицы с открытыми бюстами: и у Лидо в «Стардасте», и у Фоллиз в «Тропе», у Минского в «Слиппере». Но шоу не содержали эротических намеков и смотрелись вполне пристойно. Правда, тогда публика и от такого ревела. Конгрессмены из Хендерсона лютовали, разумеется. Они считали, что много голых сисек на сцене означает конец морали и цивилизации, пытались заставить владельцев казино поднять сцены, а нас – наклеивать на соски блестки. Постоянно совались к нам с целомудренной белибердой, но мы от них успешно отбивались. К счастью, как они, думали не все. В общем, я хочу сказать, что нагота наша была невинной.

Она отхлебнула вина.

– И тут появляется эта сучка, Амира. Должна признать, она обладала качеством, которого не имели мы. Она была абсолютно раскрепощенной. Да какое там, отвязной. Когда Бони сделал ее ведущей танцовщицей, она даже среди нас, полуголых, произвела фурор. Причем наше шоу еще называли даже консервативным. А что она вытворяла в «Пламени» – тихий ужас. В Париж Амира отправилась примадонной. Оттуда и вернулась с новой программой «Пламя». Лас-Вегас не видел ничего подобного. Ее стриптиз больше походил не на раздевание, а на прилюдную мастурбацию. В шестьдесят седьмом, дорогие мои, подобное считалось скандальным.

– А что она представляла собой как человек? – спросил Страйд.

– Холодная амбициозная эгоистка. – Элен провела ногтем по бокалу. – Звучит грубовато, да. Она относилась ко мне отвратительно; впрочем, как и ко всем танцовщицам из нашего шоу. Мы дружили между собой, старались держаться вместе, делились секретами. Амира сторонилась нас. Интересовалась лишь собой.

– Вы не могли бы рассказать, как она оказалась в Лас-Вегасе, начинала карьеру?

– Для девушки, очарованной шоу-бизнесом, было только две дороги – в Голливуд или Лас-Вегас. Стать актрисой Амира не хотела. Во-первых, ей нравилось выступать перед живой аудиторией, а во-вторых, все ее номера были замешаны на сексе. Так что ей подходил Лас-Вегас.

– Разве можно приехать сюда и сразу стать звездой? – удивилась Серена.

– Для большинства девушек – нет, но не для Амиры… Она не походила на других. Заявившись сюда, спуталась с Музом, и он взял ее к себе. Так у нее появился свой зритель. Остальное доделала ее неистовая сексуальность.

– Как Амира познакомилась с Музом?

Элен рассмеялась.

– Муз в те годы был не так уж недоступен, друзья мои. Позже он говорил, что Амира подкупила его своими ляжками. Как с ней, он никогда ни с кем не трахался. Разумеется, он и не предполагал, что эта девка воткнет ему нож в спину. В конце концов она выжила Муза из его собственного шоу.

– Он, наверное, разозлился? – предположил Страйд.

– Разозлился? Да он остервенел. А в таком состоянии Муз способен вытворить что угодно. Когда Бони сообщил ему, что у него нет больше своего шоу, а будет лишь небольшой сольный номер в шоу Амиры, Муз впал в бешенство. Напился как свинья и вдребезги разнес гримерную. Бони пришлось звать на помощь Лео…

– А кто такой Лео?

– Лео Риччи, правая рука Бони. Он составлял расписание, следил за порядком.

– Что он сказал Музу?

Элен пожала плечами.

– Что он мог сказать? Видимо, пообещал набить физиономию и выкинуть на улицу, если Муз не перестанет возмущаться.

– То есть Муз имел на Амиру самый большой зуб? – сделал вывод Страйд.

– Нет, не самый. У всех нас имелись претензии к Амире. Чтобы добиться своего, она могла растоптать кого угодно.

– У нее был приятель? – спросил Страйд. – После Муза?

– Ни разу не видела ее с мужчинами. Мне кажется, у нее не было друзей. После выступления Амира сразу уходила, никогда не оставалась в казино потрепаться или поиграть. Мы всегда здесь хоть ненадолго, но задерживались – в баре посидеть или у автоматов. Амира – нет. После выступления она мгновенно исчезала. Думаю, специально поддерживала имидж недоступной девушки. Недотрогу из себя корчила. Поэтому мужики с ума по ней сходили.

– Расскажите нам об Уокере Лейне, – попросил Страйд. – Мы слышали, он очень желал Амиру.

Глаза Элен злобно сверкнули.

– Прежде всего он желал меня!

– Вы с ним спали?

– Один раз. Той весной он снимал в Лас-Вегасе свой первый фильм. «Неоновые огни». Не помните такой? Хотя да, его быстро забыли. Но денег Лейн тогда зарабатывал немало. Несколько эпизодов снимали в казино «Шахерезада». Потом он часто приходил к нам, так я с ним и познакомилась. Месяца примерно за два он оттрахал всех наших танцовщиц.

– Включая Амиру?

– Нет. – Элен покачала головой. – В тот момент она находилась в Париже. Вернулась летом, поставила свою порнуху «Пламя», Лейн ее увидел и сел на крючок. Плотно сел, каждый уик-энд мотался сюда из Лос-Анджелеса. Смотрел на нее щенячьими глазенками. Прямо слюной исходил. Но, насколько нам было известно, она его к себе не подпускала.

– От безответной любви до убийства – путь долгий, – констатировала Серена. – У Муза мотив имелся посерьезнее. Да и у вас тоже.

– Совершенно верно, – согласилась Элен. – Только вот из города мы деру не давали сразу после убийства. Как вы полагаете, кто распустил слух, что Уокера не было в день убийства в Лас-Вегасе? Бони. Он покрывал Лейна, поскольку имел с него немалые суммы. На самом же деле я видела его в тот день на первом шоу.

– Что же случилось той ночью?

– Не знаю. Мы дважды показывали «Пламя», в восемь и одиннадцать вечера. Амира выступала, разумеется. Ушла она примерно в час ночи. Я видела, как она выходила через запасную дверь. Ничего странного в этом нет, мы иногда ею пользовались. Мы оставались в казино, и незадолго до шести утра уже знали, как и все остальные, что Амиру убили.

– Уокер присутствовал на одиннадцатичасовом шоу?

– Нет. Обычно он сидел до конца, но в тот вечер смотрел «Пламя» только один раз.

– Вы видели его в казино после первого шоу?

– Нет. Я вообще больше не видела его. Никогда. – Элен приподняла брови, словно удивляясь, почему детектив никак не поймет самое главное – ведь она уже битый час втолковывает ему одну простую мысль.

– А что делали вы, когда выступления закончились? – спросила Серена.

– Пошла в номер, где меня ждал Лео, и мы с ним с часик попотели.

– Вы говорите о Лео Риччи? О менеджере?

Элен кивнула:

– Да, так он себя называл. Фактически выполнял роль громилы при Бони. Давил на людей, угрожал, запугивал, а кое-кого и бил. Вот так он выполнял свои менеджерские обязанности.

– Зачем же вы с ним спали?

Казалось, Элен сейчас расхохочется над наивностью полицейских.

– Я была девушкой целеустремленной и амбициозной не меньше, чем Амира. Глядя на нее, на то, как у нее все ловко получается, я тоже хотела многого добиться. Мне нужна была главная роль в шоу. Казалось, Лео может замолвить за меня словечко при случае. Кстати, так оно и получилось, это он посоветовал Бони сделать меня ведущей танцовщицей. – Она подмигнула Серене. – Еще у Лео было такое мужское достоинство, каких мне ни до, ни после не доводилось принимать внутрь. Сантиметров двадцать пять длиной и толщиной с сардельку. Я давала ему после представления, потому что, перепихнись я с ним до шоу, не то что танцевать, ходить бы не смогла. – Она произносила откровенные пошлости таким будничным тоном, словно речь шла о повседневных обычных вещах.

Только теперь Страйд догадался, что перед ними сидит большая любительница эпатажа. Он сделал усилие, чтобы не покраснеть, но его щеки непроизвольно заалели. Элен захихикала.

– Сколько времени вы находились в номере с Лео? – попыталась спасти положение Серена.

– Около часа. Примерно до двух часов. Обычно он проводил со мной два раунда, но в тот раз ему нужно было уходить.

– Почему?

– Его позвал Мики. В зале возникла какая-то заварушка.

– Кто такой Мики?

Элен пожала плечами.

– Один из охранников. Летом мы часто брали на временную работу студентов. Те с радостью шли к нам – деньжат заработать, за богатенькими женами приударить… По-моему, тогда чей-то муженек крепко выпил и готов был сцепиться с одним студентом. Мики вызвал Лео, тот вышел в зал, разбил студенту нос и выкинул на улицу.

– Лео всегда решал проблемы таким образом?

– Да, он особо не разбирался. Тупой и здоровенный. Ростом под два метра и чертовски сильный. Однажды Лео влепил мне пощечину, так я думала, что у меня голова отлетит.

– О стычке со студентом вы больше ничего не слышали? – спросила Серена.

– Нет. А о чем или о ком там говорить? Если бы в потасовке участвовал кто-нибудь из знаменитостей – тогда да, это стало бы новостью. К тому же еще до утра мы узнали о гибели Амиры. Вот что мы весь следующий день обсуждали.

– Значит, ночью вы больше не видели Лео?

– Нет. Мы встретились на следующий день.

– Он говорил вам что-нибудь об убийстве?

Элен улыбнулась.

– Посоветовал, как и остальным девушкам, помалкивать, не задавать лишних вопросов и ничего не болтать. Мы так и поступили.

– Вас допрашивал детектив, который вел дело? Ник Хэмфри. Не помните?

– Отлично помню. Он всех допрашивал в присутствии Лео. Мы молчали. По правде сказать, Ника это не слишком расстраивало. Он, как мне кажется, и не пытался выявить истину.

– Вы так считаете? – удивился Страйд. – А вы знали его?

– Еще бы. Он регулярно появлялся в «Шахерезаде». Иногда подрабатывал у какой-нибудь знаменитости шофером или телохранителем.

Страйд начал подумывать, что Рекс Тиррелл не так уж и неправ в своих выводах.

– Ник Хэмфри не нанимался телохранителем к Уокеру Лейну? – поинтересовался он.

– Не в курсе. Знаю, что он кое в чем помогал Уокеру, когда тот снимал «Неоновые огни». – Наклонившись, Элен приблизила лицо к Страйду и Серене: – А я могу вас кое о чем спросить? Как это дело касается меня или Питера?

– Мы считаем, что кто-то пытается заставить вас замолчать, – произнесла Серена.

– Мне никто не угрожал.

Страйд изучал ее лицо. Вблизи оно казалось не таким моложавым. Как Элен ни старалась, возраст не могли скрыть ни косметика, ни пластическая хирургия. Он не увидел в порочном взгляде ее бесстыжих глаз лжи. Элен не лгала: она ни от кого не пряталась и говорила им правду.

– Сейчас мы не можем вам точно сказать, кто совершает убийства и для чего, – признался Страйд. – Нам неизвестно, кто затеял эту игру и каким будет его следующий шаг. Пока мы все не выясним, я прошу вас соблюдать обычные меры предосторожности.

Глава 16

Страйду казалось, что он находится на гигантской вершине, под которой расстилается весь мир. На фоне синего неба вздымались к небесам зазубренные, лишенные растительности макушки красно-оранжевых гор. Длинные полосы на утесах, высеченные ветрами и пробитые водными потоками, походили на раны, нанесенные ударами гигантского ножа. Ошеломляющая первозданная красота, окружавшая долину.

День клонился к вечеру, погода стояла теплая, а не жаркая, но даже по убывающему отблеску заходящего солнца можно было догадаться, как быстро и легко оно становится беспощадным. Страйд вспомнил здешнее лето – сущее пекло, когда нос и рот забиваются раскаленным песком, раздирающим горло. Ничего похожего на Миннесоту, с ее легкими ветерками у озера, ливнями, с электрическими разрядами слепящих молний и раскатами грома, напоенной влагой прохладой. Такого тут и в помине нет. Духовка, установленная на максимальную температуру, три месяца палит и жарит все вокруг.

Он в последний раз оглядел сверкающий белизной особняк Элен, напоминающий небольшой дворец.

– Ну и как ты думаешь, хороша она в постели? – улыбнувшись, спросил он Серену.

– Забудь. Тебе с такой не справиться.

– Это точно.

В кармане куртки заверещал телефон.

– Привет, это Сохилл. – В трубке зазвучал голос лейтенанта.

Страйд вдруг представил, как ритмично тот сжимает свой неизменный мячик.

– Здравствуйте, – ответил он.

Серена провела ребром ладонью по горлу и прошептала:

– Сейчас он нам все оборвет.

– Корди говорит, что вы нащупали связь между убийством Лейна и наездом на Питера Хейла, – продолжил Сохилл.

– Похоже на то, – произнес Страйд. Он рассказал шефу, как они обнаружили связь между Элен Труа и Уокером Лейном, и о том, что Элен сообщила им об Амире Лус.

– Я предупреждал вас, что эта линия расследования закрыта, – напомнил Сохилл. – Или я ошибаюсь?

– Нет, сэр, не ошибаетесь. Но мы ее и не разрабатываем, – тщательно подбирал слова Страйд. – Это я просто интересуюсь, из профессионального любопытства, не более. Серена узнала бабушку Питера Хейла в журнале «Лас-Вегас», где та статья Рекса Тиррелла, и я подумал, что глупо упустить возможность побеседовать с ней.

– Профессиональное любопытство, говоришь, – повторил Сохилл медленно и таким тоном, будто ел лимон. – Вы полагаете, я поверю вашему объяснению?

– Разумеется, не поверите.

Сохилл рассмеялся.

– Замечательно. Подчиненных, считающих меня идиотом, я сразу увольняю. Но уважаю тех, кто следует интуиции. Даже в том случае, если она сажает их в лужу. Уверен, вы с Сереной там окажетесь.

– Я все хорошо понимаю, – согласился Страйд.

– Что там с убийством в Рино?

– Серена общалась с Джеем Уоллингом. Пока мы не выяснили, имеет ли жертва, Эллис Форд, или ее родственники какое-нибудь отношение к казино «Шахерезада» и Амире. Но мы продолжаем копать…

Пока он разговаривал с Сохиллом, зазвонил телефон у Серены и та, отойдя на несколько шагов, поднесла его к уху.

– Пока лучше ничего не говорить прессе, – добавил Сохилл. – И мой приказ относительно бесед с Уокером Лейном тоже остается в силе. Ни слова с ним без моего ведома.

– Разумеется, – ответил Страйд.

Он не стал сообщать лейтенанту, что имя Уокера Лейна стоит первым в его списке, рядом с другим, еще более знаменитым. Произнеси его Страйд, и Сохилл бы просто озверел. Расследование, что они вели с Сереной, имело признаки торнадо – оно втягивало в свой восходящий поток все новых и новых людей.

– Какой ваш следующий шаг?

– Мы хотели бы побеседовать с Ником Хэмфри. С детективом, расследовавшим гибель Амиры.

– Хорошо. Он живет тут, никуда не уехал.

Послышался стук клавиш, Сохилл нашел адрес и продиктовал Страйду. Тот быстро записал его в свой блокнот.

– Действуйте осторожно, детектив. Я не отзываю у вас дело, потому что верю в вашу интуицию. Только держи, пожалуйста, свою профессиональную любознательность на коротком поводке. – И Сохилл повесил трубку.

– Мы получили отсрочку приговора, – произнес Страйд, подходя к Серене. – Сохилл думает, что связь между убийствами слабенькая, и не отбирает у нас дело.

– Врет он! – воскликнула Серена.

– Почему?

– Я только что разговаривала с Корди. Связь-то как раз очень прочная. «Понтиак-ацтек» проверили на отпечатки пальцев и нашли один. Оставлен для нас с тобой. Отчетливый след большого пальца на лобовом стекле, идентичный тому, что вы обнаружили на игральном автомате в казино «Оазис». Так что поздравляю – убийства совершил один и тот же человек.

– И Сохилл это знал? Вот сукин сын!

– Да. Корди только что был у него, и сразу, как только вышел из его кабинета, позвонил мне.

– Черт, стыдно вспомнить, как я перед ним унижался, – усмехнулся Страйд.

Они сели в его «форд-бронко», по Бонанца-роуд направились в город и спустились в долину. Изысканные дома сменились невзрачными жилищами для среднего класса, стоящими за одинаковыми унылыми серыми заборами. Страйд остановился на светофоре, повернулся к Серене и задумчиво посмотрел на нее. Они опять работают вместе, ведут одно дело. Как и прошлым летом, когда расследовали убийство Рейчел Диз. В кровь Страйду ударил адреналин.

– Значит, действует один человек, – произнесла Серена. – Наглый. Оставляет нам на месте преступления визитную карточку. – Она покачала головой.

– Джей Уоллинг не обнаружил на ферме под Рино отпечатков пальцев?

– Нет.

– Тогда и связи с другими убийствами нет.

– Или Джей их не увидел. Хотя, вероятно, убийца стал оставлять отпечатки пальцев только после наезда на Питера. Решил вести нас по замкнутому кругу. В данном случае зацепкой для раскрытия убийства Эллис Форд может служить лишь магазинный чек.

– Ее имя не упоминается в статье Рекса Тиррелла в «Лас-Вегасе». В отличие от Элен и Уокера Лейна она не имеет никакого отношения к Амире Лус.

– Ты хочешь сказать, что статья Рекса подтолкнула убийцу к действию? – спросила Серена. – Из-за нее все и началось?

– Не исключено. – Во всяком случае, Амирой Лус никто не интересовался до тех пор, пока Рекс не стал рыться в архивах. Похоже, он привлек чье-то внимание.

Глава 17

Когда они подъезжали к Нику Хэмфри, в дверях соседнего дома появилось белое пятно и с быстротой молнии метнулось к дорожке. Не успели они выйти из машины, как возле их ног завертелся маленький уэстхайленд-терьер. Он то приседал на коротеньких лапках, то смешно подпрыгивал, пританцовывая, бегал вокруг них, а под конец повалился на спину. Серена нагнулась и почесала собаке животик. Пес блаженно закрыл глаза. Из той же двери, откуда вылетел игривый терьер, вышел, прихрамывая, чернокожий мужчина и приблизился к Страйду и Серене.

– Прошу прощения, – произнес он. При звуках голоса пес перевернулся и, подняв мордочку, уставился в его лицо, ожидая, когда его возьмут на руки. Мужчина, кряхтя, нагнулся и сгреб собаку с земли.

– Да, серьезный ты сторож, ничего не скажешь.

Пес лизнул его в нос.

– Какая милая собачка, – заметила Серена.

– Очень людей любит, – улыбнулся мужчина и добавил: – Меня зовут Харви Вашингтон. Вы, наверное, приехали к Нику?

Они кивнули.

– Он дома. Смотрит канал полицейских новостей, как обычно. Я предпочитаю исторический. Люблю фильмы про динозавров. – Наклонившись, он опустил собаку на землю. Та села, продолжая внимательно смотреть на хозяина. – Тебе бы доисторический мир не понравился. Точно говорю. Ты бы пошла на десерт какому-нибудь тиранозавру.

Собака вдруг встала на задние лапы, повернулась к Серене и снова бухнулась на спину у ее ног.

– Послушай, ты же все-таки дама, – засмеялся Харви. – Нельзя быть такой легкодоступной. Что о тебе люди подумают?

У Харви были серые вьющиеся волосы и широкий нос. Морщинистая шоколадная кожа висела на лице, руках и ногах как плохо подогнанная одежда. Он был в белой рубашке навыпуск и светло-голубых шортах.

– А вы давно знаете Ника? – спросила Серена.

– Да почти всю жизнь. Мы познакомились задолго до того, как сюда переехали.

– Вы тоже служили в полиции?

– Как и вы? – Мужчина рассмеялся. – Нет. А вас ни с кем не спутаешь, за километр видно.

Страйд заметил озорные искорки в глазах старика и подумал, что тот наверняка имеет печальный опыт общения с полицией. Не хотел бы он оказаться в Лас-Вегасе полвека назад, да еще чернокожим.

– Извините, что задержал вас. Очевидно, у вас к нему серьезное дело. Кстати, спросите его, принимал он свой лизиноприл, и если нет, пусть примет. Его давлением можно пробки из бутылки шампанского выбивать.

Он махнул им рукой и, подхватив собачку, зашаркал к своему дому.

Послышался звенящий звук мотора – над ними пролетел небольшой частный самолет. Они находились недалеко от северного аэропорта. Ник Хэмфри жил на одной из улиц, за которыми начинались незастроенные пустыри. До Страйда донесся приглушенный рокот бульдозеров, вгрызавшихся в каменистую почву, – предвестников рождения еще одного такого же невзрачного типового района с дешевенькими и бездушными жилищами, выкрашенными унылой бежевой краской, теснящимися друг к другу. Страйду горько было думать, что это убогое пристанище – все, что смог позволить себе Хэмфри после нескольких десятилетий службы в полиции.

Страйд и Серена приблизились к двери. Страйд нажал кнопку звонка. Хэмфри, пожилой, с коротко стриженными ослепительно белыми волосами и бородкой-эспаньолкой, открыл почти сразу, словно поджидал их, и смерил гостей подозрительным взглядом. Страйд представился и объяснил причину их визита, однако даже после объяснения выражение лица Ника не изменилось.

– Амира Лус, – добавил Страйд. – Помните это дело?

– Так я и думал, – произнес Хэмфри, пожав печами, впустил их в дом.

Несмотря на возраст, Хэмфри был очень крепок: пожимая им руки, он сжимал их как тисками. Он был в старых джинсах, тапочках на босу ногу и тонком халате. Слабо завязанный пояс болтался, полы расходились, открывая грудь и часть живота. Хэмфри провел гостей внутрь, оставляя за собой аромат мази.

– Хотите пивка? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Хотя какое сейчас пиво варят? Так, водичка. – Услышав отрицательный ответ, он нисколько не удивился. – Ну и прекрасно. Никто не посмеется надо мной, не скажет, что старый Ник начал покупать бутылки с водой.

Гостиная имела холостяцкий вид – неубранная, немытая комната с разбросанными вещами. На журнальном столике, заляпанном круглыми пятнами от стакана, вперемешку с пустыми пивными банками валялись рецепты, пузырьки и коробки из-под таблеток. На полу высились кипы газет и журналов. Усаживаясь на диван, Страйд услышал жалобный скрип и треск. Швы на подлокотниках кое-где разошлись, из-под цветастого, поблекшего и засаленного, материала выглядывали кусочки поролона.

Страйд заметил на столе старую бейсболку с автографом Уилли Мейса. Он взял ее в руки и покачал головой:

– Наверное, стоит приличных денег.

– Да. Ну и что? Мне кто-нибудь запрещает покупать ценные веши?

– Я так не говорил.

Хэмфри фыркнул:

– Я коллекционер. – Он сел в кожаное кресло, стоявшее напротив дивана. – Значит, Сохилл, как я слышал, возглавляет отдел по расследованию убийств?

– Да.

– Мормонская шайка заправляет Городом греха? Обсмеяться можно. – Хэмфри презрительно скривил губы. – Неудивительно, если к игорному бизнесу уже индейцы подключились.

– Вы работали с Сохиллом? – спросила Серена.

– Конечно. Амбициозный, но смышленый. У него на первом месте – политика, на втором – Бог. Мне говорили, будто он нацелился на место шерифа. Выборы-то в следующем году.

Серена кивнула.

– Слух идет, что шериф выберет себе преемника и тот победит, – возразила она.

– Не надейтесь. Сохилл задействует все свои связи, а они у него имеются. У Сохилла есть братец, он работает помощником губернатора. А еще у него есть сестричка, крупная специалистка по промывке мозгов. В прошлые выборы раскручивала нашего нынешнего мэра. А папаша их, старый Майкл Сохилл, – банкир, выдает казино кредиты. В общем, семейка при делах.

– Вы не очень-то удивились, услышав, что мы пришли по делу об убийстве Амиры Лус.

– Я же читал ту статейку в «Лас-Вегасе», – отозвался Хэмфри с горечью в голосе. – Тиррелл – порядочная сволочь. Намекает, что мне взятку дали. Я позвонил одному адвокату, но тот заявил, что прищучить сукина сына нельзя. Плохо. Надо бы здешним выскочкам кулак показать – может, потише бы стали.

– Многие тогда считали, будто Уокер Лейн причастен к этому делу, – произнесла Серена.

Хэмфри пожал плечами.

– Улик против него не нашли. А вот против того бедолаги из Лос-Анджелеса их было хоть отбавляй.

– Но Уокер в тот вечер находился в Лас-Вегасе.

– А то я не знаю! – парировал Хэмфри. – Тиррелл утверждает, что мы выгораживали Лейна. Ничего подобного. Шесть человек клялись, что Уокер Лейн покинул город до того, как началось второе шоу. Уехал в Лос-Анджелес.

– Разве они не могли соврать?

– Могли, разумеется. Но они говорили как по нотам, у них все сходилось. И звучало убедительно.

– А с Бони Фиссо вы не обсуждали события той ночи? – вмешался Страйд.

Хэмфри беспокойно заерзал в кресле, приподнялся, подтянул джинсы.

– Нет. С другими полицейскими он, вероятно, беседовал. Я имел дело лишь с Лео Риччи. В казино Бони он заправлял всем. Редкостная сволочь.

– Нам рассказывали, что в ночь убийства Лео пришлось разнимать какую-то драку в казино. Вы ничего о ней не слышали?

– Драку? Нет. Риччи ни о чем таком не упоминал. У него самого было железное алиби – он резвился в номере с одной из танцовщиц, и та подтвердила. И Риччи не разнимал драки, он их провоцировал.

– Вы не допрашивали охранника по имени Мики? Это он вызвал Лео из номера.

– Нет. В казино постоянно толкутся какие-то сопливые красавчики. Цена им всем – цент за пачку. Может, они и сцепились между собой, не знаю. Простите, мне нужно отлить. Простата. Сучья лапа, здоровая выросла, как апельсин, того и гляди штаны начнет рвать. – Оттолкнувшись от подлокотников кресла, Хэмфри поднялся и вышел из комнаты. Страйд встал, покачал головой.

– Слишком старое дело. Почти безнадежное.

– Да что ты говоришь? – Серена лукаво улыбнулась.

Он понял намек, не раз уже думал о своем возрасте, о том, что он почти на десяток лет старше ее. Ему приходила в голову тревожная мысль, что наступит день и Серена, проснувшись, спросит себя: «А что в моей постели делает этот старик?» Страйд чувствовал себя ровно на столько, на сколько позволяли ему годы – не старше и не моложе. Ему глубоко за сорок, и он не супермен. Страйд сознавал, что организм его уже не тот и оборудование поизносилось. В здешнем климате он ощущал себя лучше, чем в холодной и влажной Миннесоте, меньше страдал от пронизывающих болей в спине, но от этого легче не становилось.

Серена находилась в самом расцвете сил; по крайней мере Страйду она виделась именно такой – крепкой и цветущей. Связывала их ее рано постаревшая и израненная душа. Казалось, кровоточить она начала давным-давно, когда Серена была еще девочкой. Как ему хотелось побольше знать о ней! Серена рассказывала о своей жизни понемногу, точно приоткрывала одно за другим окна в рождественском календаре, и с каждым разом выяснялось, что Страйду о ней почти ничего не известно.

Страйд оглядел комнату, пытаясь определить характер ее обитателя, подобрать к нему ключ. Пол вокруг кресла устилали статьи о спорте, вырезанные не только из местных газет, но и из лос-анджелесских, чикагских и даже нью-йоркских. Повсюду валялись книги о спорте. Страйд решил, что Хэмфри скорее всего играет во всевозможные спортивные лотереи и на тотализаторах.

Кресло пропахло ментолом. Дом отсырел, будто окна в нем не открывались годами. Страйд уловил тонкий аромат перца, словно кто-то неподалеку готовил джамбалайю.

– Посмотри-ка сюда, – позвала его Серена.

Она стояла у стены, где были развешаны несколько фотографий в рамках – поп-идолы старого Лас-Вегаса. Страйд узнал среди них Дина Мартина, Элвиса Пресли и Мэрилин Монро.

– И на всех стоят автографы, – заметила Серена.

– Он же сказал, что коллекционирует памятные веши.

– Ты не понял. Снимки ему подарены.

Страйд приблизился и увидел, что Серена права: каждый автограф включал личное сообщение Нику, и все были подписаны.

– Элен упоминала, что он подрабатывал телохранителем у знаменитостей, – предположил Страйд.

– Ну да, конечно… Полюбуйся, что ему Мэрилин Монро пишет.

Страйд наклонился к фотографии со смеющейся платиновой блондинкой. На голом левом плече красовалась сделанная черным маркером, выполненная явно женской рукой, игривая надпись: «Моему Ники. О, что это была за ночь. Как хорошо, что ты оказался рядом. Люблю и целую, ММ».

– Ураганная, доложу тебе, деваха, – произнес Хэмфри. Он тихо вошел в комнату и встал за спиной Страйда. В руке Ник держал невысокий и круглый как шар бокал с жидкостью, по цвету напоминавшей виски.

– Не валяй дурака. Ник, – усмехнулся Страйд. – Ну я еще как-то поверю, что ты был знаком с Уилли Мейсом или с Дином Мартином. Но с Мэрилин Монро… Никогда.

Хэмфри самодовольно улыбнулся и, опустив бокал на стол, принялся копаться в лежавших на столе газетах. Найдя нужную, он вытянул ее из стопки и бросил перед Страйдом.

– Здесь напечатана биография Мэрилин, на семьдесят девятой странице. Там же есть и фотографии. Одна из них подписана для Ди Маджио. Сравни почерк.

Страйд и Серена пролистали газету, нашли фотографию и, снова подойдя к стене, сличили надписи. Минут через пять Страйд был вынужден признать, что почерк один и тот же.

Хэмфри уселся в кресло, взял бокал и, улыбаясь, довольный произведенным эффектом, высокомерно посматривал на них.

– Может, вы мне все-таки расскажете, зачем ко мне явились? Полагаю, не за тем, чтобы поболтать об убийствах сорокалетней давности.

Страйд и Серена опустились на диван. Страйд продолжал бросать взгляды на фотографию Мэрилин. Он не мог избавиться от ощущения, что Хэмфри морочит им голову.

– За последние недели найдены убитыми двое родственников людей, о которых Рекс Тиррелл писал в своей статье, – объяснила Серена. – Действует один человек. Мы хотим выяснить, связаны ли эти убийства со смертью Амиры Лус.

– Через сорок лет вендетту не начинают, – ответил Хэмфри.

– И тем не менее будьте осторожны, – промолвил Страйд. – И своих родственников предупредите.

– Кого предупреждать-то? – Хэмфри вздохнул. – Ни жены, ни детей. На мне наш род и закончится.

– Кто бы это мог быть? У вас нет каких-либо предположений?

– Черт его знает, – пробормотал Хэмфри. – Во всяком случае, не я. Вот потеха – престарелый серийный убийца отправился на охоту. Заголовок для полицейской хроники.

– Но что же тогда происходит? – спросил Страйд.

– А что вам объяснять? Вы и сами знаете, что происходит. И имя называли. Бони Фиссо открывает новый проект. На кону – два миллиарда долларов.

– Вначале мы именно так и предполагали, – кивнул Страйд. – Бони испугался, что может всплыть правда об убийстве Амиры, и послал сигнал двум людям, замешанным в данном деле. Намекнул, что рот лучше держать на замке.

– Бони не станет мараться с какими-то сигналами, пугать, убивая родственников, – возразил Хэмфри. – Он поступит проще – сразу уберет основных участников.

Старый детектив говорил с уверенностью, свидетельствующей, что он не раз и не два уже все обдумывал. Наблюдая за ним, Страйд понимал, что Хэмфри был очень неплохим полицейским. От этого недостатки в его расследовании казались еще более подозрительными.

– Давайте взглянем на ситуацию иначе, – предложил Хэмфри. – Допустим, кто-то хочет помешать Бони осуществить его план. Старого казино нет, новое – не построено, Бони несет ощутимые финансовые потери. Как помешать? Убийствами. Оставляя крошки улик, чтобы вы шли за ним. А он вас приведет в прошлое.

«Крошки улик», – мысленно повторил Страйд, вспоминая об отпечатках пальцев.

– У Амиры имелись родственники?

– Я их не нашел. В семье она была единственным ребенком. Родители давно умерли. Но почему обязательно искать убийцу среди ее родственников? В свое время Бони нажил много врагов.

– Вопрос в том – куда ведут крошки? – проговорил Страйд. – Если ты прав и кто-то действительно мечтает сорвать планы Бони, он считает, что в деле Амиры осталось много нераскрытого.

– Он ошибается. Мы нашли убийцу и закрыли дело.

– Послушай. Ник, – осторожно промолвила Серена, – пойми нас правильно. Многим известно, что ты был завсегдатаем «Шахерезады». Ты подрабатывал там охранником, через них нанимался телохранителем к знаменитостям. – Она указала на фотографии с дарственными надписями.

Лицо Хэмфри сделалось непроницаемым, а взгляд стал ледяным.

– И что?

– Тогда было другое время и иные правила, – продолжила Серена. – Законы тут не действовали. Но интересно знать…

– Сколько мне заплатили? – закончил за нее Хэмфри, повысив голос. – Так? Вижу, вы, ребята, от сукина сына Тиррелла мало чем отличаетесь.

– Мы не говорили о деньгах, – парировала Серена. – Но согласись, в деле слишком много открытых вопросов. Послушай, на тебя никто не давил в ходе расследования?

Хэмфри вскинул голову, долго смотрел на Серену, затем перевел взгляд на Страйда, и тот прочел в них боль скомпрометированного человека.

Отставной полицейский одним глотком допил остававшееся в бокале виски и ответил:

– Нет. Никто на меня не давил.

Страйд краем глаза уловил в комнате постороннее движение. Повернувшись, он увидел в дверях Харви Вашингтона, с которым они столкнулись на пути сюда. Он стоял, печально глядя на Хэмфри, прижимая к груди свою собачку.

– Ник, почему ты им не расскажешь всю правду? Мы старики. Что нам сделают? Кому мы нужны?

Вздохнув, Харви поставил собаку на пол. Та стремглав кинулась к Хэмфри, запрыгнула ему на колени и, свернувшись калачиком, закрыла глаза.

Серена удивленно заморгала.

– Значит, это твоя собака?

– Послушайте, что тут происходит? – спросил Страйд.

Харви ждал, скрестив руки на груди. Хэмфри, не поднимая головы, гладил голову терьера.

– Делай то, что должен, – пробормотал старый полицейский, обращаясь к Харви.

– Не будь ребенком, – укоризненно произнес Харви. Он пододвинул к себе стоявший у стены расшатанный деревянный стул и опустился на него. – На него давили, да еще как, – сказал он, глядя на Страйда и Серену. – Но не деньгами. Ник ни цента ни у кого не взял бы. И уступил он только ради меня.

– Как это, ради вас?

– Мы были любовниками почти полвека.

Из кресла, в котором сидел Хэмфри, донесся тяжелый вздох. «Будь в комнате чулан, – подумал Страйд, – старик непременно спрятался бы там».

– И Лео Риччи об этом узнал, – промолвил Хэмфри. – Представления не имею как. Хотя с их деньгами они могли о ком угодно что угодно выведать. Короче, он намекнул мне, что, если расследование пойдет не так, как им хочется, обо всем станет известно в управлении.

– Не так, как им хочется, это значит – упрется в Уокера Лейна? – уточнил Страйд.

Хэмфри развел руками.

– А что я мог сделать? Я сознавал, что он замешан в деле. Но мне перекрыли все пути.

– Он не все вам говорит, – добавил Харви. – Ник меня защищал. Обмолвись он хоть словом, его бы просто уволили, а меня упрятали бы за решетку. На всю катушку припаяли бы.

Страйд снова взглянул на фотографию Мэрилин Монро и покачал головой.

– Так вот кто, значит, надписи подделывает, – усмехнулся он.

– Он настоящий художник, а не мошенник! – твердо возразил Хэмфри.

Харви скромно потупил голову.

– Я не подделываю, а имитирую, – поправил он Страйда. – Признаю, в молодости я иногда забывал предупредить людей, что они покупают копию, а не оригинал.

– А сейчас? – Страйд, улыбнувшись, взял со стола бейсболку с автографом Уилли Мейса.

Харви ответил улыбкой.

– Порой я делаю Ники кое-какие подарки. Так, для забавы. Продаю кое-что по Интернету, но объявляю их копиями.

– Разумеется. А ваши покупатели тоже честные люди и, конечно же, не перепродают копии по цене оригиналов, – рассмеялась Серена.

– А вот это меня уже не касается.

Страйд отказывался верить своим глазам и ушам. Все до изумления просто – полицейский-гей нашел себе любовничка-мошенника, а в результате убийца – возможно, и Уокер Лейн – уходит безнаказанным, какой-то бедняга из Лос-Анджелеса кончает жизнь на электрическом стуле и дело закрывается. Затем проходит сорок лет, и кто-то открывает вторую серию убийств.

– Лео Риччи еще жив? – спросил Страйд. – Нужно бы и с ним пообщаться.

– Жив, жив, – кивнул Хэмфри. – Но вряд ли сообщит вам что-нибудь ценное. Он занимался тем, что делал за хозяина грязную работу в казино. Лишь Бони знает, что там произошло.

– Бони никогда не согласится беседовать с нами без ордера и семи адвокатов, которые отклонят все наши вопросы, – отозвался Страйд.

– Остается Сохилл. Он может попросить своего папашу созвониться с Бони, – предположил Хэмфри. – Старый банкир уже много лет ведет дела с казино.

– Сохилл связан с Бони? – удивился Страйд.

– А что тут особенного? Лас-Вегас – город маленький.

– Можете обратиться к дочери Бони, – подсказал Харви.

Хэмфри кивнул.

– Да. Клэр Белфорт. Она взяла фамилию матери. Много лет назад Клэр поссорилась с отцом и ушла от него. Стала певицей, исполняет фолк в одном из заведений на Баулдер-Стрип.

– С какой стати ей нам помогать? – поинтересовался Страйд.

– Наверное, она вам и не поможет. Даже скорее всего не поможет. Но Клэр – единственная, кто одним звонком свяжет вас с Бони.

Глава 18

Он припарковал «лексус» на дороге, тянущейся вдоль озера, напротив особняка с темными стеклами. Владелец либо развлекался в городе, либо на своей яхте бороздил тихие озерные воды вдоль острова. Так проводили время почти все обитатели курортного местечка, люди богатые, позволявшие себе направиться куда вздумается и делать что хочется.

Его не заботило, что машину могут увидеть. Здесь припаркованный возле чужого дома «лексус» не вызовет ничьих подозрений. Мало ли кому вздумалось побродить по бережку? Посторонним сюда вход заказан, миновать охрану невозможно, а она знает всех в лицо.

Старушонка сыграла свою роль безукоризненно. Она смеялась, улыбалась охранникам – в общем, вела себя так, словно ничего страшного не происходит и за ее спиной не сидит незнакомец с пистолетом в руке. Опустив боковое стекло, она въехала на территорию курорта спокойно, как всегда. Выдавали ее, как он заметил, лишь трясущиеся пальцы, выбивавшие на руле мелкую дробь, которую охранники, как, впрочем, и другие, приняли бы за проявление болезни Паркинсона. Они ошибались. Это признак панического страха.

Остаток дня он провел в ее доме, наблюдая, как страх переходит в ужас, и поглядывая в окно на заходящее солнце. Старухе он заткнул рот полотенцем, связал и усадил в кресло. Широко раскрытыми глазами она наблюдала, как он неторопливо прохаживался по комнате от двери к окну. Наступил вечер, и он наконец подготовил себя. Понимал, что старушонка ждет момента, когда он начнет убивать ее. «Интересно, скончается она от сердечного приступа, увидев, что я просто выхожу из ее дома?» – лениво подумал он.

Отъехал он недалеко. Ниже, у одного из самых больших особняков, земля которого обхватывала часть озера, он остановился. Отсюда удобнее наблюдать за домом, возвышавшимся над остальными.

И ждать.

Ему хотелось закурить, но он опасался опускать тонированное стекло. Лучше, если пассажиры случайно проезжающей машины сочтут, что в салоне никого нет. Он сидел почти не двигаясь, наблюдая за особняком, переводя взгляд с одного окна на другое. Иногда в разных комнатах вспыхивал и гас свет, за шторами двигались чьи-то силуэты. Это означало, что два обитателя особняка никуда не ушли. Иногда он отчетливо видел их лица и фигуры в бинокль. Только они двое, больше никого в доме нет.

Он отворачивался и рассматривал озеро. В легких волнах, точно в сказке, мелькали и переливались огни. Да и обитатели курортного места сами жили как в сказке, пестуя свои дешевенькие иллюзии.

Он попытался отвлечься – делал так уже много раз и никогда не нервничал. Сейчас продолжал тревожить случай с мальчиком, когда его выдержка вдруг дала осечку. Он позволил себе разозлиться, дал волю эмоциям. Для него это серьезный промах. Поддаваться чувствам могут другие, но не он. И не сегодня. Но он будет стойким. И никогда больше не повторит ошибки.

В боковом зеркале он уловил слабое движение. Затем в нем вспыхнули огни – автомобильные фары. Длинный черный лимузин проплыл рядом с «лексусом», подъехал ко входу в особняк, за которым он следил, и остановился. Водитель не стал ни выключать мотор, ни мигать фарами, ни нажимать на клаксон. Он хорошо знал, что знаменитости, особенно отправляясь на встречу с другими знаменитостями, всегда появляются вовремя. Вскоре дверь особняка открылась.

Он опять поднес к глазам бинокль и увидел, как из высокого дома появился высокий мужчина и приблизился к задней дверце лимузина. Водитель, приподняв цилиндр, улыбался пассажиру.

Щелкнула задняя дверца, потом закрылась передняя. Он проследил, как лимузин съехал к дороге и двинулся вдоль озера. Вскоре его огни исчезли вдали.

Минут десять он продолжал сидеть, окруженный тьмой и тишиной. Улица оставалась пустынной. Наконец он включил двигатель, погасил огни и тихо подвел «лексус» ко входу в особняк. Не заглушив двигателя, он поставил машину на ручной тормоз. Его визит не займет много времени. Он всегда удивлялся ошибкам, которые совершали профессионалы. Как можно в такие минуты выключать двигатель? А вдруг он не заведется сразу? Подобные оплошности стоят двадцати пяти лет тюрьмы.

Он в последний раз взглянул в боковое зеркало и вышел из автомобиля. Пистолет в его руке был совершенно незаметен.

Направляясь к особняку, он вдруг ощутил легкое замешательство и понял его причину. Дело в том, что он знал ее. Почти в каждом из прошлых случаев перед ним оказывались люди незнакомые, жизненный путь их был ему неизвестен. С ней же он не только знаком, она ему нравится. Она казалась потерянной, чем-то напоминала его самого. Он шагнул к высокой, почти дворцовой, двери, резной, отделанной массивной бронзой. В величественном окружении он выглядел карликом. «Какая разница? Все люди рано или поздно станут жертвами», – твердил его внутренний голос, всегда направлявший его.

Амира.

Он нажал кнопку звонка. Прошло несколько секунд. Вверху располагалась мощная лампа. В ее ярком свете ему стало неуютно. Тревога нарастала. Он чуть отвел назад правую руку с пистолетом, спрятав за бедро.

Дверь она открывала долго, а когда с трудом распахнула ее и, увидев, узнала его, то сразу заулыбалась.

– Ой, кого я вижу. Приветик, – прощебетала она девичьим голоском. Красивая. Беззащитная. – Ты что, не получал моего сообщения?

Это были ее последние слова. Когда он направил на нее пистолет, в ее глазах на мгновение мелькнуло замешательство, сменившееся ужасом. И тут же все закончилось. Стрелять нужно сразу, не раздумывая, иначе сомнения возьмут верх. Через десять секунд он сел в «лексус», опустив стекла, чтобы выветрился едкий запах дыма, и поехал в сторону гор, к Лас-Вегасу.

Глава 19

Серена попросила бутылку газированной воды и бокал для шампанского. Сев за двухместный столик, она дала официанту двадцатку за то, чтобы тот убрал второй стул.

Серена ненавидела казино и по своей воле никогда туда не пришла бы. Ее коробило от скабрезных шуточек, которые отпускали в ее сторону подвыпившие посетители, раздражал запах и вид алкоголя, пробуждавшего в ней воспоминания о добровольно взятом на себя запрете. Однако Страйд предположил, что ей будет легче разговаривать с Клэр, дочерью Бони, одной, в привычной для той клубной обстановке. «Ты быстрее найдешь с ней общий язык, если появишься одна», – уговаривал он Серену.

В казино на Баулдер-Стрип заходили в основном те, кто жил поблизости, давно знал друг друга, считал, что в родном районе и рулетка помогает и если играть по маленькой, а выигрывать чаще, то в сумме можно получить больше, чем в крупном казино при большой ставке. Серена знала, что Корди пасется в казино «Городок Сэма», самом известном на Баулдер-Стрип. Ежегодно оставляет там тысячи долларов, получая взамен обслуживание, которому позавидовал бы и султан.

Заведение, где пела Клэр, называлось «Лаймлайт» и считалось рангом ниже, чем тот же «Городок Сэма» или «Чарли Аризона», хотя бы потому, что в нем не было номеров. Располагалось оно в южной, заброшенной части шоссе, рядом с грязными пустырями, с рассеянными по ним редкими стоянками для автофургонов, магазинами взрослых игрушек и ломбардами. С недавнего времени на пустыри с разных сторон начали наползать новостройки – пригороды неустанно расширяли территории, вгрызаясь в пустующие земли.

Казино «Лаймлайт» выросло на «костях» стоявшей тут придорожной пивной с убогим игорным залом – места, известного ночными потасовками, посещали которое бродяги и беднота, пропивавшие и проигрывавшие свои последние, самые дорогие доллары. Никто не оплакивал ее исчезновение. «Лаймлайт» нельзя было назвать престижным, зато оно принадлежало к числу немногих заведений, где можно, заплатив за пару рюмок, послушать живую музыку кантри. Серена и Страйд заглядывали сюда пару раз. Тогда тут был лишь тесный бар, игральный зал величиной со спичечный коробок, клаустрофобная комнатушка с зелеными стенами и сценой, где выступали танцовщицы, и еще бар, побольше, с карточными игральными автоматами и полусотней круглых столиков, прижавшихся друг к другу вокруг узенькой сцены.

Серена пила небольшими глотками воду и наблюдала, как быстро заполняется зал. Клэр Белфорт явно была местной знаменитостью. Серена не удивилась, если бы столько посетителей собралось в субботу, но сегодня вторник. Значит, пришли на Клэр. Серена предположила, что дорогу Клэр к славе проложили денежки ее папаши Бони, но решила не торопиться с выводами. «Лаймлайт» – дыра дырой, но слушать кантри ходят настоящие ценители, а уж они-то в исполнении разбираются.

В девять на сцену вышел оркестр, обычный для музыки кантри, – скрипка, бас-гитара и ударные. Лампы погасли, зажглись неяркие полусферические светильники. Оркестр заиграл тягучую меланхоличную мелодию. Серена узнала ее – это была ее любимая песня «Ты не уйдешь живым с Харлана», горькая элегия о судьбе кентуккийских шахтеров. Серена слышала ее в исполнении Пэтти Лавлесса и считала, что конкурировать с ним – занятие почти гиблое.

Из-за кулис раздался чуть хрипловатый голос, обволакивающий и вплетающий всю боль мира в музыку. Голос Клэр полностью отвечал требованиям жанра – сильный, эмоциональный, с оттенками, присущими, как заметила Серена, лишь зрелым певцам кантри. Сквозящими в нем нотками печали он слегка напоминал ей гипнотический голос Эллисона Мурера. Такой же неотразимый, как у сирен, чарующий, проникающий в душу. Забыв обо всем, Серена вслушивалась в слова и музыку.

Клэр вышла из дальнего угла кулис и встала в центре сцены. Сверху на нее падал неяркий свет. Она не успела закончить мелодию, как прогремели аплодисменты и затихли. Длинные красно-желтые волосы Клэр вились вокруг ее плеч. Лицо угловатое, с ямочками на щеках; на одной темнела родинка, делавшая его и непропорциональным, и привлекательным одновременно, взгляд умных голубых глаз – пронизывающий. Она была в розовой шелковой блузке с длинными рукавами с незастегнутыми тремя верхними пуговицами, темных, облегающих длинные стройные ноги брюках и туфлях с тонкими, как стилеты, каблуками. Свет вспыхивал на золотых серьгах-кольцах.

Продолжая петь вековой давности балладу о старике, вынужденном вновь отправиться в шахту и, подобно многим другим, нашедшем там вместо пропитания для семьи свою смерть, Клэр приблизилась к самому краю сцены и встала напротив Серены. Звучала пронизывающая красивая мелодия. Серена восхищенно смотрела на Клэр. Их глаза встретились, и Серену будто ударило током, какой-то странный импульс пробежал по ней. Она сочла это игрой воображения, но явственно чувствовала его. Ощущение реальное и сильное.

Песня закончилась, но Клэр еще несколько раз прошептала две последние строки. Серена непроизвольно вскочила и захлопала. Она увидела, как вспыхнуло лицо Клэр, и догадалась, что девушка заряжается энергией слушателей.

Клэр спела еще балладу, после чего исполнила песенку в ритме рокабили, сопроводив ее чечеткой; за ними последовало попурри в стиле блюграсс. Все тексты грустные, везде речь шла о смерти и о потере, поэтому будь Клэр певицей похуже, они прозвучали бы наигранно и фальшиво. Но в ее исполнении они не только приобретали реальность и горечь, а отдавали сегодняшним днем. В каждой из спетой ею трагедии она словно находила что-то личное. Серена хорошо понимала Клэр – ведь такой же яркий отклик они находили и в ее сердце. Каждую песню она могла легко соотнести с эпизодами из своей жизни.

Взгляд Клэр постоянно возвращался к Серене. Она будто говорила с ней. Дразнила, расспрашивала ее. И теперь это была уже не игра воображения. Когда глаза их встретились, губы Клэр сложились в мягкую слабую улыбку, в которой читалась не ирония или насмешка, а родство. Иногда Серене казалось, что девушка поет только для нее. Или ей это чудилось? Клэр соблазняла ее?

Подобного ощущения она не испытывала уже много лет. Серена не пила ничего, кроме воды, однако голова кружилась как после алкоголя. Виной всему музыка и голос Клэр, точно руками мягко обвивающий ее тело, обнаженное и послушное.

Возбуждение овладело Сереной. Через час Клэр с той же таинственной полуулыбкой открыла дверь своей артистической уборной. Кожа девушки блестела от пота, выступление далось ей тяжело. Блестящими любопытными глазами она рассматривала незнакомку.

– Меня зовут Серена, – представилась та. – Я детектив из отдела по расследованию убийств. Мне хотелось бы поговорить с тобой.

Многие, услышав эти слова, замыкались. Клэр просто удивилась, вскинув брови, и раскрыла дверь пошире, давая возможность Серене протиснуться внутрь.

Комнатка маленькая, бедно обставленная и скучная. На полу – линолеум, потертый и пожелтевший. Пятна воды темнели на пеноуретановой плитке, которой был отделан потолок. Вода с музыкальным звоном капала сверху в две алюминиевые пирожницы. В правой части комнаты стояли маленький диванчик, карточный столик и несколько стульев. Напротив – вешалка на колесах, на ней плечики с костюмами Клэр. Узкий холодильник, раковина, в задней части комнаты – душ за полупрозрачной плотной занавеской.

– Присаживайся куда хочешь! – Клэр махнула рукой в сторону дивана и карточного столика.

Серена выбрала один из стульев.

– Выпить хочешь? – спросила Клэр. Серена покачала головой. – Ну да, конечно. Предложить детективу выпить – это, по-вашему, дурной тон, – усмехнулась певица.

Серена рассмеялась. Клэр достала из холодильника бутылку воды, опустилась на стул напротив Серены. Вытянув длинные ноги, она положила локти на стол и, согнувшись, с минуту разглядывала Серену, затем выпрямилась, тонкими красивыми пальцами открыла бутылку.

– Серена, – повторила она. – Красивое имя.

– Спасибо.

– Красивые, – промолвила Клэр, протягивая руку и проводя пальцами, словно расческой, по черным волосам Серены. – Каким шампунем пользуешься?

Серена ответила и почувствовала себя смущенно – ее шампунь был из дешевеньких.

Клэр кивнула, отняла руку от волос Серены и откинулась на спинку стула.

– Понятно. В полиции не принято уделять внимание косметике. Вы там все крутые. И ты тоже крутая? Странно. – Она пожала плечами. – Я представляла женщин-детективов иначе. Толстыми, с рожами как у ведьмы на фоне зари, в задрипанных костюмчиках… Ты выглядишь прекрасно.

– Я закончила смену. На работе я тоже толстая, с ведьмовской рожей и в кримпленовом прикиде, – произнесла Серена со смешком.

Клэр улыбнулась.

– Как тебе мое выступление?

– Великолепно! – искренно ответила Серена. – Почему ты не уедешь в Нэшвилл?

– А чем я тебе здесь не нравлюсь? – отозвалась Клэр. Она поймала ладонью одну из падающих капель. – Я работаю тут для души. Пою что желаю и когда желаю. А в Нэшвилле найдутся люди, которые захотят мной командовать.

– Как твой отец?

Сжав губы, Клэр проговорила:

– Да, как мой отец. Ты меня не удивила. Было бы странно, если бы ты не знала, кто он. Но я и сама не делаю из этого секрета.

– Но и не особенно афишируешь.

– С какой стати мне заниматься саморекламой? Полагаю, подобное положение вещей его устраивает. Ты зачем пришла? Поговорить о Бони?

– Отчасти.

– А другая часть кого касается? – Клэр сделала глоток из бутылки.

– Тебя. Хочу сообщить, что тебе может угрожать опасность.

– Забавно, – усмехнулась Клэр. – И ты станешь моим телохранителем?

– Я не шучу. Двоих уже убили.

– А я и не считаю, что ты шутишь. Но зачем кому-то убивать меня? Только потому, что я дочь Бони Фиссо? Серена, у нас с отцом отношения неважные, но я не позавидую тем, кто решится убить меня. Ты знаешь Бони, и я его знаю. Он их растерзает. Сотрет в порошок. В землю живыми забьет.

– Думаю, преступников это нисколько не смущает, – возразила Серена и рассказала Клэр о гибели Питера Хейла, Майкла Джонсона Лейна и о вероятной связи их с гибелью Амиры Лус сорок лет назад. – Ты слышала об Амире?

– Нет. Бони ни разу не упоминал о ней.

– А Уокер Лейн?

– Я знаю о его существовании, только и всего. Имел ли он какие-либо деловые связи с моим отцом? Неизвестно.

– По какой причине ты поссорилась с отцом? – спросила Серена.

Клэр ответила не сразу. Она поднесла ко рту бутылку, сделала несколько медленных глотков. Затем взяла руку Серены, повернула ее ладонью вверх, принялась разглядывать. Серена не отнимала руку. Слегка касаясь ладони, Клэр провела по ней средним пальцем, мокрым от воды.

– А я умею читать по рукам, – сообщила она с озорными нотками в голосе.

Серена решила подыграть ей.

– И что же ты видишь?

– Ну, то, что ты у нас девочка крутая, это мы уже знаем.

– Да.

– Если ты полицейский, давай-ка посмотрим твою линию жизни. Прости, но линия любви у тебя оборвана.

– Как это?

– Резко оборвана. Еще я вижу, что у тебя были очень теплые отношения с девушкой, когда ты сама была намного моложе.

– Хватит! – Серена отдернула руку.

– Вот как все просто! Прости, я пошутила. Только мне кажется, я задела тебя за живое. Правда, Серена?

Серена почувствовала, как сильно бьется ее сердце.

– Нет, ты всего лишь удивила меня.

– Ладно, не переживай, – мягко успокоила ее Клэр. – Я говорила о себе, ведь я лесбиянка, если ты еще не заметила.

– Заметила. Бони не одобрял тебя? И ты ушла?

– Не только поэтому.

– Почему же еще?

Клэр вздохнула.

– Первые двадцать восемь лет своей жизни я провела рядом с Бони, и он руководил мной точно так же, как руководит всем, что находится рядом с ним. Я – его единственный ребенок, и он очень хотел, чтобы я пошла по его стопам. Я закончила университет, получила степень магистра по управлению гостиничным бизнесом. Делала все, что он от меня требовал. Хотя что тут удивительного? Какую еще дочь может воспитать авторитарный отец? Такую же. Авторитарную, амбициозную.

– Что между вами произошло?

Лицо Клэр стало непроницаемым.

– Ему пришлось делать выбор между мной и бизнесом. И он выбрал бизнес, естественно.

– А твоя мать?

– Она умерла при родах. Мы жили вдвоем, по крайней мере до тех пор, пока я не ушла. Решила распоряжаться своей жизнью как хочется мне, а не ему. Надоело быть клоном своего отца.

– Круто сказано, – усмехнулась Серена.

– Я же говорила тебе, что читала собственную ладонь. В любом случае миновало уже десять лет, и за это время мы ни разу не побеседовали. Он иногда намекал мне на возвращение, но я не соглашалась. Я стала самостоятельной. Не желаю, чтобы меня покупали. Я – единственная, кем он не может помыкать.

Серене показалось, что по характеру Клэр очень напоминает своего отца. То же упрямство. Властность. Она хорошо представляла, какие битвы они вели между собой годами. Странно, что в конце концов Клэр удалось выстоять. Да и Серене на тернистом пути от матери до Дейрдры часто приходилось бороться. С собой, с теми, кто обещал ей помощь, а заканчивал предательством.

– Я пришла с просьбой. Только теперь мне сложно с ней к тебе обращаться, – произнесла Серена.

– Обращайся. – Клэр пожала плечами. – Но в обмен и я спрошу тебя кое о чем.

– Ты не поговоришь с отцом? Мы полагаем, он знает причину того, что происходит. Если убийства имеют отношение к гибели Амиры, то он единственный, кто должен быть в курсе событий.

– Хочешь, чтобы я ему позвонила?

– Да.

– Извини, Серена, к подобному я пока не готова. Не желаю быть ему ничем обязанной.

– Я тебя понимаю, – вздохнула Серена. – Но не забывай, что речь идет о многих жизнях. В том числе и твоей.

– Ты действительно считаешь, что мне угрожает опасность? – воскликнула Клэр.

– Да.

– Я подумаю, – ответила она, несколько секунд помолчала и добавила: – Прости, сейчас не могу обещать ничего определенного.

– Только не затягивай с ответом, – предупредила Серена. Она вытащила из кармана визитную карточку и передала Клэр.

Та повертела ее в руках, положила на стол.

– А теперь ответь мне – права я или нет?

– Ты имеешь в виду свое гадание? – Серена изобразила недоумение, хотя прекрасно понимала, что Клэр говорит о нем. – Тебя это не касается.

– Какая колючая! – Клэр встала со стула, потянулась, лениво заложив руки за голову. – Пойду приму душ.

Серена тоже поднялась, подвинула стул, царапнув его ножками по линолеуму.

– Тогда я ухожу.

– Зачем? Оставайся. – Клэр, обернувшись, махнула рукой. – Продолжим беседу. – Она сделала два шага в сторону душа, остановилась и принялась раздеваться. Расстегнула блузку, открыв верхнюю часть груди. – А ты не поёшь?

– Я? Нет. Разве что иногда, когда посещаю бар с караоке.

– Как же ты самовыражаешься? Должно же у тебя быть увлечение.

– Занимаюсь фотографией. Снимать езжу в пустыню.

Серена наблюдала, как осторожно, двумя руками, Клэр отстегнула сережки-кольца и неторопливо положила их на стол, затем провела пальцами по волосам, ласково распутывая пряди.

– Я хотела бы взглянуть на них, – заметила певица.

Она спустила с плеч шелковую блузку, и та, с шуршанием скользнув по спине, оголила тело до талии. Груди Клэр напоминали идеальной формы белые шары с торчащими вверх темно-красными сосками. Она неторопливо вынула руки из рукавов и повесила блузку на плечики. От ее движений на спине появлялись длинные, доходившие до самого углубления над ягодицами, складки.

– Хочешь со мной поужинать? – спросила Клэр не оборачиваясь.

– Извини, не могу.

Клэр расстегнула боковую молнию брюк, чуть приспустила их, открыв ягодицы и бедра, затем нагнулась и стянула. Теперь на ней были лишь черные трусики танга. Она повернулась к Серене и произнесла:

– Очень плохо.

Серена чувствовала, что ей нужно что-то сказать, отделаться шуткой и уйти. Пока она сидела на стуле без движения, даже едва дыша, Клэр сняла трусики, обнажая подбритый лобок с полоской мягких темно-рыжих вьющихся волос. Постояв так, она скрылась в душе. Вскоре раздался шум воды.

Серена поднялась со стула, посмотрела на закрытую дверь гримерной. Она понимала: сейчас ей лучше всего уйти, – но тут появилась Клэр с перекинутым через плечи полотенцем, едва прикрывавшим груди. Остальная часть тела оставалась открытой.

– Обалдеешь, пока дождешься, когда вода нагреется, – заявила она.

Кивнув, Серена попыталась смочить губы, провела по ним языком, но во рту пересохло. Клэр приблизилась к ней, и Серена почувствовала себя неуютно.

– Мы могли бы принять душ вместе.

– Нет, не могли бы, – отозвалась Серена.

– Ты такая красивая!

– Ты тоже.

– Я хотела бы встретиться с тобой снова.

– Но я не лесбиянка, – возразила Серена.

– Ну и что? Я очень влюбчивая, и мне безразлично, кого любить – мужчину или женщину. Вот и тебя я уже полюбила.

– И я люблю, – промолвила Серена. – Мужчину.

– Ты и меня тоже любишь.

Серена хотела возразить, но не смогла.

– Этого не случится, – только и проговорила она.

Клэр протянула руку, провела тыльной стороной ладони по ее щеке.

– Теперь у тебя есть тайна. Но ты не скрывай ее от него.

Серена отстранилась.

– Прости, – сказала она. – Наверное, ты неправильно меня поняла.

– Нет, я все поняла правильно. Ты желаешь меня, и твою страсть я нутром ощущаю.

У Серены зазвучал мобильный телефон. Она выбежала из комнаты так быстро, словно начался пожар, вытащила телефон из кармана джинсов и услышала голос Страйда. Ее охватило чувство вины. Серена поверить не могла в то, что делала, в то, что хотела совершить. Подобного с ней не случалось с тех пор, когда была жива Дейрдра.

– Случилось что-нибудь? – спросила она, презирая себя за сдавленный дрожащий голос, выдававший возбуждение.

Сообщение Страйда опустило ее на землю.

– Еще одно убийство, – произнес он.

Глава 20

Глядя на тело Тирни Даргон, Аманда едва сдерживала слезы. За много лет службы в полиции она закалилась и привыкла к смерти, но обычно видела трупы людей незнакомых и очень редко тех, кого знала при жизни. То были трупы, плоть и раны, лишенные индивидуальности. С Тирни же Аманда встречалась совсем недавно, помнила запах ее духов и девичьи нотки в голосе. Девушка ей понравилась. Она вызывала у Аманды жалость. Тирни показалась ей прилично воспитанным подростком, затерявшимся и запутавшимся в великосветской жизни Лас-Вегаса, не более.

Ее убили, как Лейна. Глаза распахнуты от ужаса, по лицу из зияющего пулевого отверстия во лбу сочится кровь. Она лежит в холле громадного дома Муза. Эллис Форд в Рино тоже обнаружили в холле. Обе открыли дверь, увидели лицо смерти, и мгновенно все закончилось. Не успели ни крикнуть, ни позвать на помощь.

Аманда посмотрела в глубь дома и подумала, что живая Тирни была здесь чужой. Молодая девушка в богатом особняке, принадлежащем старику, который создал из жилища храм своего прошлого, где книжные полки уставлены наградами, а стены увешаны афишами полувековой давности и десятками его фотографий на сцене. Поместье Муза и сам Муз были огромными и безвкусными. Гостиная, с ее высокими римскими колоннами, золотой отделкой, пианино и ошеломляющим, висящим под потолком бассейном с прозрачным дном, наполненным голубоватой водой, напоминала зал роскошного казино. Поместье Муза располагалось в лучшем месте курортного пригорода Лейк-Лас-Вегас, в районе Мирабелла, оно включало в себя поле для гольфа, искусственное озеро и протянувшуюся по самому его краю часть пустыни с рассыпанными невысокими каменистыми холмами, похожую на лунный ландшафт.

Двери тут открывали всем, даже незнакомцам. Лейк-Лас-Вегас находился в нескольких километрах к востоку от города, с противоположной стороны гор, тянувшихся вдоль шоссе, ведущего к Лейк-Мид. По узкой дороге из него можно было выехать в Мирабеллу и на юг, в другие пригороды. Охрана не давала проникнуть на территорию курорта ни зевакам, ни туристам.

Обычно. Но не сейчас.

«Как убийце удалось незамеченным проскользнуть в южные ворота?» – недоумевала Аманда.

– Где Муз? – спросила она одного полицейского, осматривавшего место преступления. Заметив, как его взгляд заволокло презрением, Аманда разозлилась. «Сколько времени прошло, а ничего не изменилось», – мелькнула мысль.

– Охранник на воротах утверждает, что Муз выехал с территории курорта в шесть вечера, – нехотя ответил полицейский. – Полагаю, его уже ищут.

– Полагаешь? – произнесла Аманда. Полицейский молча кивнул, и она сухо добавила: – Ты не полагай, а иди и выясни. Потом доложишь мне.

– Да, сэр, – сказал полицейский и ушел. Слово «сэр» он проговорил с явной издевкой.

В особняке работала бригада. Стать жертвой убийства в Лейк-Лас-Вегасе имело определенное преимущество – количество следователей, толкавшихся на месте преступления, исчислялось десятком. Но и убийства в подобных местах случались крайне редко, разве что какая-нибудь богатенькая женушка пристрелит своего не менее состоятельного муженька. Тела жертв тут привлекали всеобщее внимание.

Вызвал полицию сосед, услышавший необычный для этих мест звук. Страстный охотник, разбирающийся в оружии, отличающий треск снайперской винтовки от пистолетного выстрела, нечастого в здешней пустынной местности, он сразу сообразил, что стреляли именно из него. Он вышел узнать, что произошло, обнаружил дверь особняка открытой, а рядом с ней лежащую на полу Тирни.

Зазвонил мобильный телефон. Аманда посмотрела на экран и увидела номер Страйда.

– Ты где? – спросила она.

– Припарковался рядом с твоей машиной. Не думал, что ты отправишься на расследование в «мазерати-спайдер».

– Когда я еду на место преступления, обычно беру другую машину. А что стряслось?

– Тебе лучше подойти сюда.

Аманда сглотнула слюну, едкую как щелочь, внутри у нее похолодело. Она захлопнула телефон и торопливо зашагала к автомобилю. Пройдя мимо двух младших сотрудников технической лаборатории, она услышала за своей спиной шепот и тихие смешки. Аманда резко обернулась, но кто из них говорил, определить не сумела. Она обожгла их ненавидящим взглядом, промчалась мимо трупа Тирни и выскочила на улицу. Несколько полицейских, ища улики, внимательно осматривали извивающийся подъезд к особняку. Аманда обогнула сад камней, пересекла автомобильную стоянку, забитую полицейскими машинами и огороженную лентой. За домом, в кромешной тьме озера, искрились огоньки расположенного на противоположном берегу отеля.

Облокотившись на свой «форд-бронко» и скрестив на груди руки, Страйд стоял под уличным фонарем, рядом с автомобилем Аманды. Когда она подошла к нему, Страйд молча указал на дверцу ее шикарной спортивной машины. Аманда посмотрела и выругалась.

Кто-то нацарапал на дверце крупными буквами «извращенец».

– Я не хотел, чтобы ты увидела это одна, – пробормотал Страйд.

В Аманде боролись два чувства – унижение и ярость.

– Вот суки. Похоже, они никогда от меня не отвяжутся. Спасибо, что сказал.

– Я поспрашивал наших, но никто ничего не видел.

– Кто бы удивился! – Аманда провела рукой по дверце, надпись оказалась глубокой. Автомобиль был осквернен. Аманде вдруг показалось, что ее изнасиловали; она всегда думала, что так с ней и поступят, попадись она им где-нибудь одна.

– Не принимай близко к сердцу, – посоветовал Страйд. – Черт с ними.

– Раньше я никогда особенно и не принимала. – Аманда подумала, сколько еще она сможет вынести. Что бы она ни делала, как бы ни старалась самоутвердиться, в покое ее не оставляли. Над ней методично издевались, стараясь выбить из колеи. Шутки давно закончились, началась холодная наглая травля.

– Ты в порядке? – спросил Страйд, внимательно наблюдавший за ней.

Она кивнула. Ей было плохо, отвратительно.

– Даже если бы я поймала самого страшного маньяка, газеты написали бы о моем члене. Послушай, ну какое значение имеет, что у меня в брюках?

Страйд рассмеялся. Аманда, сообразив, что сморозила глупость, тоже расхохоталась. Напряжение, сковывавшее ее, потихоньку спадало.

– Ладно, хорошо, пусть имеет, – хитро произнесла она и добавила: – Я знаю, как обо мне отзываются, но возмущает то, что мне в глаза постоянно тыкают. Будто плюют.

Аманда еще постояла, жалея и успокаивая себя. Страйд ждал, не торопил ее. Он вдруг ощутил прилив сочувствия к Аманде, вспомнил фразу, брошенную Сереной, о том, что он, выплыв из ниоткуда, стал для нее спасительным кругом. Наверное, почти то же самое испытывает и Аманда. Нет, не в романтическом смысле, потому что она любит Бобби и знает, что Страйд любит Серену. Она перестала чувствовать себя одинокой, обретя наконец друга и союзника. Как только Джейсон превратился в Аманду, все друзья постепенно отвернулись от него.

– Почему ты меня не ненавидишь? – спросила она.

– Аманда, не к лицу тебе подобные вопросы задавать. – Страйд улыбнулся.

– Ты прав. Другой бы кто подобную глупость спросил – ладно, но только не я.

Страйд заговорил деловым тоном:

– Ты сказала, что у Тирни был телохранитель. Где в момент убийства находился он?

– Ты имеешь в виду того самоанца? Думаю, он работает у нее не постоянно. Во всяком случае, в доме, кроме Тирни, никого не было.

– Очень странно, – заметил Страйд. – Здесь должны жить как минимум дворецкий, шесть слуг, парочка садовников.

– Сосед утверждает обратное. Я с ним беседовала. Слуги находятся в доме только днем. Вечером уходят. Не знаю почему. Может, Муз любит ходить голым по ночам.

– Спасибо за подсказку. Сильный артистический образ, – улыбнулся Страйд.

– Меня интересует другое: как убийца вообще сюда пробрался. Не пешком же заявился, да еще ночью?

– Охрана на воротах записывает приезжающие автомобили?

Аманда кивнула.

– Я просмотрела список – чужих машин нет.

– Что он нам оставил? Гильзу, как обычно?

– Да. Пистолет аналогичного калибра, из него застрелили Лейна. Наверняка тот же самый, но это мы узнаем, когда сделают баллистическую экспертизу. И экспертизу можно не проводить. Убийца не пытается замести следы, напротив. Уверена, мы найдем отпечатки его пальцев.

– Три убийства, – проговорил Страйд. – Даже четыре, если предположить, что и в Рино действовал он. Преступник набирает обороты. Торопится.

Аманда заметила вдали автомобильные фары, движущиеся вдоль тянущейся по краю озера дороге. Это возвращались домой Муз и несколько его соседей. Когда автомобиль показался под ближайшим фонарем, Аманда узнала его – тот самый лимузин, в котором она разговаривала с Тирни. Молодой, жизнерадостной.

Аманда кивнула в его сторону и сообщила:

– А вот и Муз приехал.


Страйд понимал, почему Муза прозвали Лосем. Очень высокий, он, казалось, на девять десятых состоял из ног. Шагал словно циркач на ходулях. Волосы для его возраста необычно черные, густые и длинные. Муз сидел прямо, как палка, не замечая болтающихся и бьющих по лицу прядей, уперев тонкие локти в колени и обхватив лицо длинными, похожими на вязальные спицы пальцами. Смокинг расстегнут, бабочка тоже, и она летучей мышью распласталась на белоснежном жабо его рубашки.

Страйд, Аманда и Муз расположились на заднем сиденье лимузина. Ноги Муза касались спинки переднего сиденья.

– Моя девочка. Моя маленькая прелестная девочка, – причитал Муз. – Зачем я увел ее? Нужно было оставить. Ей там лучше. Я – самовлюбленный мерзавец. Хотел иметь рядом кого-нибудь, кто бы похоронил меня. А хоронить придется ее.

Он поднял голову, обвел их затравленным взглядом. Страйд обратил внимание на его фирменный товарный знак: брови, кустистые, широкие, которые актер мог изгибать и двигать ими. Они являлись частью сценического образа. Муз был способен одной лишь пляской бровей довести публику до истерического смеха. Лет двадцать назад Страйд видел его в какой-то юмористической программе. Муз запомнился ему набором плосковатых шуток в жанре черного юмора – признака саморазрушения, – байками под видом случаев из собственной жизни, пересыпанными избитыми анекдотиками о пьянстве, разводе и супружеских потасовках. Все это сопровождалось игрой бровей, напоминавших сбившихся с курса мечущихся гусениц. Он казался Страйду чревовещателем.

Сегодня брови Муза лежали неподвижно, как две мохнатые сторожевые собаки.

– Вы можете рассказать нам, где находились сегодня вечером, мистер Даргон? – произнес Страйд вежливым, но твердым тоном.

Муз медленно сосредоточился. Он словно оцепенел от горя и выглядел искренним. Однако Страйд за свою службу в полиции часто сталкивался с супругами, напускавшими на себя и не такой страдальческий вид, который оказывался впоследствии лживым. Не единожды жертвы преступлений превращались в преступников. Муз был прекрасным лицедеем.

– Я развлекался на благотворительной вечеринке, – ответил он и ткнул пальцем в висевший на лацкане смокинга значок с портретом губернатора Дюрана.

– Почему вы не взяли с собой Тирни?

Одна из бровей Муза подала признаки жизни.

– Перед всяким шоу я становлюсь форменным мерзавцем, – проговорил он. – Ни до, ни после я ни с кем не общаюсь. Если бы Тирни отправилась со мной, ей пришлось бы сидеть в компании болтливых адвокатов, выслушивать их рассказы о недавних судебных победах, наблюдать, как я заставляю публику давиться от смеха. Подобные тусовки она не любит, потому что скучает там.

– Кто еще знал, что она останется дома одна? – Страйд сделал легкое ударение на последнем слове.

– Представления не имею. Когда я отлучаюсь надолго, Тирни, как правило, тоже уходит. Молодая девушка, ей хочется приятно проводить время. Однако сегодня она решила остаться дома, посмотреть кино.

– Она кому-нибудь сообщала о своих планах?

– Руководству охранной фирмы. Позвонила туда после обеда и сказала, что на сегодня сопровождение ей не нужно.

Страйд бросил взгляд в сторону Аманды – та быстро записывала в блокнот показания Муза. Страйд попросил его рассказать поподробнее об охранной фирме. Выяснилось, что называется она «Премиум секьюрити». Страйд вспомнил, что Карин Уэстермарк, приезжая в Лас-Вегас, тоже пользовалась услугами какой-то охранной фирмы, и подумал: «Не той же самой?»

Аманда подалась вперед.

– Мистер Даргон, вы знали Майкла Джонсона Лейна?

Муз побледнел.

– Сына старого Уокера? Его убили на прошлой неделе. Когда-то давно, в шестидесятых, я знавал его отца. С Лейном я знаком не был. А почему вы спрашиваете?

Отбросив деликатность, Аманда объяснила:

– Тирни и он были любовниками.

– А, вон вы куда клоните! – Муз, застонав, откинул голову на подголовник и уставился в потолок лимузина. – Понятно. Старый рогоносец в припадке ревности сначала убивает соперника, а потом и молоденькую супругу.

– У вас репутация человека вспыльчивого, – попытался оправдаться Страйд. – Характер тяжелый, как и рука.

Муз с печальной улыбкой посмотрел на него. Страйду бросился в глаза землистый цвет тонкой, почти прозрачной кожи, обтягивавшей лицо и череп, выступающие скулы. Такой же вид был и у жены Страйда, Синди, в последние месяцы ее жизни.

– Вы говорите о далеком-далеком прошлом, – произнес Муз. – Тогда все мы так себя вели. Пили напропалую, любили напропалую и напропалую дрались. Мы были яркими, и за это нас любили. Я пи́сал в фонтаны в «Цезаре», надирался ко всем, пока кто-нибудь не выдерживал и не отвечал грубостью, после чего крушил челюсти. Плясал на столах для блэкджека. Мои выходки составляли часть шоу. Если в шалостях заходил слишком далеко, меня хватали и волокли в камеру, где я отсыпался, а утром ко мне заходил дежурный и угощал кофе и яичницей с беконом. Я знал по имени каждого копа в городе. Они всегда приглашали меня на дни рождения детей.

– Вы хотите сказать, что постоянно играли кого-то? Хулигана. Эпатажника.

– Я хочу сказать, что был тем, кем меня желала видеть публика. Иногда я становился сукиным сыном. Мне ничего не стоило поскандалить с любым силачом. Я дрался как зверь. Но вы посмотрите, кто я сейчас, детектив. Жалкий беспомощный старик. Мне восемьдесят лет. Я болен раком. Сколько мне еще осталось? Лихое времечко, когда я любил демонстрировать свой сатанинский характер, безвозвратно ушло. И на Тирни я женился не ради секса и не для того, чтобы хвастать перед друзьями обладанием молодой девушкой. Можете не верить, но мы нравились друг другу. Стали друзьями. И я не только не возражал, чтобы она встречалась с молодыми людьми, а поощрял ее к этому. Понимал: когда меня не станет, она вернется в свою жизнь. Я никогда ни о чем не расспрашивал ее, меня не интересовало, с кем Тирни крутит любовь – с Лейном или с кем-либо еще.

Страйд прислушивался к монологу престарелого комика, стараясь уловить в его голосе фальшивые интонации, но не находил их.

– Вы помните Элен Труа? – продолжил расспрашивать Страйд. – Ее сценическое имя было Елена Троянская.

– Конечно. Она танцевала в «Шахерезаде».

– Насколько хорошо вы ее знали?

– Выпивали в баре иногда. Ее старались избегать, ведь она путалась с Лео Риччи. К чему вы клоните?

– Менее двух недель назад внука Элен Труа сбила машина. Насмерть. Потом погиб сын Уокера Лейна. Теперь – ваша жена. Мы полагаем, все три убийства совершил один человек.

Муз выпрямился и настороженно проговорил:

– Между ними есть какая-то видимая связь с казино «Шахерезада»?

– Определенно нам известно лишь одно: все три фамилии упоминались в статье Рекса Тиррелла, где тот намекал, будто Амиру Лус убили. Кстати, вам не доводилось беседовать с Тирреллом?

Губы и брови лицедея презрительно изогнулись.

– Мне? Болтать с этим навозным червем? Никогда!

– Элен Труа утверждает, что вы и еще кое-кто много выиграли от исчезновения Амиры.

– Не стану отпираться. Меня совершенно не огорчило ее исчезновение со сцены, – отозвался Муз. – Она обманула меня. Использовала. Через меня подобралась к Бони, а потом вышибла из шоу.

– Элен говорит, вы отзывались об Амире как о самой лучшей своей любовнице.

– А я и не делал тайны из нашей связи. Она действительно в постели была великолепна. Испанская кровь давала себя знать. Но по характеру Амира ничем не отличалась от уличных проституток. Она мной пробила себе дорогу на сцену. Как по лестнице по мне прошла.

– Где вы находились в ту ночь, когда погибла Амира? – спросила Аманда.

Муз рассмеялся.

– В полиции. Валялся там пьяный в стельку. В ту пору подобное со мной часто случалось. Теперь я вижу, как мне повезло. Благодаря алкоголю у меня есть алиби.

– И вы не знали, что произошло в казино?

– Позднее узнал, по слухам. – Муз пожал плечами.

– Говорили об Уокере Лейне? – предположил Страйд.

Муз кивнул.

– Да, все считали, что это он совершил. А чтобы его выгородить, придумали историю о заезжем придурке – она всех устраивала. Нужно было чучело, и его нашли. Повторяю, мне подфартило – я надрался, загремел в камеру и получил алиби. Иначе многие бы решили, что Амиру убил я.

– Вы тоже верите в виновность Уокера?

– Я, конечно, удивился, но вероятность такую допускал.

– Удивились? Почему?

– Я представлял Уокера мягкотелым, думал, у него духу на такое не хватит. Он порой ходил по краю, но никогда его не переступал. Обычный богатенький сосунок и слюнтяй из Лос-Анджелеса. Убийство Амиры требовало решимости, которая у него отсутствовала. Да и едва ли бы он после этого остался жив.

Страйд и Аманда переглянулись.

– Почему?

– Я вам скажу то, о чем многие ни тогда, ни сейчас не подозревают. Я знал, поскольку мне призналась сама Амира, чтобы уколоть побольнее. Уокер тоже наверняка знал. Не мог не знать. Он не пропускал ни одного ее шоу, втюрился в девку по уши, но Лео Риччи намекнул ему, чтобы он держался от нее подальше.

– С какой стати? – Глаза Страйда сузились.

Брови Муза, словно надрессированные гусеницы, исполнили замысловатый танец под фривольную музыку.

– Амира Лус принадлежала одному человеку, – протянул Муз. – С которым лучше было не связываться. Бони Фиссо.

Глава 21

Серена подъехала к дому, припарковала машину недалеко от входа. Выключив двигатель и фары, продолжала сидеть в темноте и тишине. Она вспомнила, как это впервые случилось у них с Дейрдрой. Ей тогда едва исполнилось восемнадцать. Дейрдра знала, что под душем она иногда впадала в забытье, погружаясь в воспоминания, утопая в них, будто желая захлебнуться в прожитом. В Фениксе после случек с Голубой Собакой, наркодилером своей матери, Серена всегда отправлялась в ванную комнату. Сначала пускала горячую воду – она всегда была у них чуть теплой, ржавого цвета, – потом холодную, быстро становившуюся ледяной.

Серена не помнила, сколько времени простояла в тот вечер под душем. Замерзла. Чувствовала себя потерянной. Беспомощной. Неспособной что-либо изменить в своей жизни. Точно паралитик, ощущала свое тело, но не могла пошевелиться. Раз за разом Серена прокручивала перед собой прошлое. Казалось, она вовсе не убегала из Феникса, а продолжала жить в одном беззвучном сдавленном крике.

Вдруг она ощутила, как кто-то проникает в ее кокон. Тихо, будто ниоткуда, в ванной комнате появилась Дейрдра. Она встала позади Серены под душ, всем телом прижалась к ней. Губы приблизились к уху Серены, заскользили по шее, по спине.

– Как хорошо, – проворковала Дейрдра. Она обхватила Серену за живот, погладила его, поласкала лобок.

Серена откинулась назад, приникая к Дейрдре. Внезапно внутри ее что-то надломилось, словно рухнули перегородки, сдерживающие стыд и страх. Серена разрыдалась. По телу пробежала дрожь, и ей внезапно стало очень холодно. Показалось, что она промерзла до глубины души, тепло было лишь спине от прильнувшей к ней Дейрдры. Чем больше Серена плакала, тем крепче подруга сжимала ее в своих объятиях и жарко успокаивала.

– Тебе будет замечательно, – проговорила она.

Серена повернулась к Дейрдре, уткнулась лицом в ее плечо. Дейрдра продолжала обнимать ее, давая излить все слезы. Серена не знала, сколько они простояли под душем, прежде чем она выбралась из своей ледяной пещеры назад, к свету. Вода лилась из душа, давно остывшая, но им с Дейрдрой было очень тепло. Когда Серена наконец взглянула в глаза Дейрдре, то поняла, что стала свободной. Она разглядывала мокрое красивое лицо подруги восторженно, с благодарностью и любовью, перерастающей в страсть. Дейрдра снова принялась ласкать ее, и Серена не противилась ей. Через несколько минут она начала отвечать Дейрдре такими же ласками. Их губы сомкнулись. Казалось, их скользкие от влаги тела слились. Серена чувствовала, что ее прикосновения доставляют Дейрдре удовольствие, и чем горячее она отвечала, тем больше Серена желала доставить ей наслаждение. Целовала ее. Массировала ложбинку внизу спины. Слушала умоляющий шепот спуститься пониже. Вводила в нее пальцы спереди и сзади, то едва касаясь ее плоти, то очень глубоко. Она хотела вся войти в нее.

Серена вспоминала, как они вышли из ванной комнаты и как были, голые, мокрые, скользя ногами по полу, пробрались в спальню и легли в кровать. Там они провели несколько часов, утоляя взаимную жажду, то замирали, то опять принимались ласкать друг друга под скрип старенькой двуспальной кровати, на которой Серена обычно спала одна. А затем заснули, обнявшись, изможденные истомой.

Полгода они прожили как любовницы. Дейрдра настаивала на продолжении связи. Вначале Серена не возражала. Она побаивалась мужчин, чувствовала себя в руках Дейрдры защищенной. Фактически матери у нее не было, ее заменила Дейрдра. На какое-то время подобное положение Серену вполне устраивало.

Однако по мере того как к ней возвращалась уверенность, она сознавала, что их отношения построены на песке. А чуть позже наступил момент, когда она уже не хотела оставаться любовницей. У нее возникло желание испытать себя, проверить, сумеет ли она жить сама, без посторонней помощи. Ей надоело искать спасения в чужих руках.

Намерение Серены вызвало споры между ними. Нередко Дейрдра впадала в истерику. Внезапно Серену осенила догадка: это не она боится мужчин, не ей требуется забота и ласка со стороны, а Дейрдре. Это она не представляла себя без помощи и любви Серены.

Но Серена настояла на своем. Тот день стал началом новой жизни для Дейрдры. Она погрузилась в омут проституции и наркотиков. Серене казалось, что Дейрдра пустилась во все тяжкие нарочно, бросая ей в лицо упрек. В том, что происходило с Дейрдрой, Серена винила себя. Считала своей бедой. Дейрдра оставалась рядом с ней в худшие ее годы, а когда помощь понадобилась ей, отвернулась от нее. Она бросила ее умирать, ни разу не навестила, даже не подумала утешить.

Серена продолжала сидеть в машине, перед глазами проплывали воспоминания. Она опять стала восемнадцатилетней девушкой. Со своими тогдашними чувствами. Когда на сцене появилась Клэр, Серена вдруг увидела Дейрдру. Клэр коснулась ее, и она ощутила прикосновение пальцев Дейрдры. Они совсем разные, Дейрдра и Клэр, но какое это имеет для Серены значение? Клэр права. Серена хотела ее. Она хотела последовать за Клэр в душ, раздеться, целовать и гладить ее, чтобы обрести возможность любить Дейрдру. Сказать ей о том, как горько сожалеет. О том, что все будет хорошо.

Глава 22

Они стояли перед домом Муза.

– Что станем делать дальше? – спросила Аманда.

– Завтра с утра буду опять звонить Уокеру Лейну, – ответил Страйд. – Мне безразлично, как на это отреагирует Сохилл.

– Уокер не признается в убийстве Амиры.

– Нет, конечно. Но он знает, кто совершил его и почему. Мы расследуем не серию случайных смертей, а результат спланированной кровной мести.

– Допустим, Муз сказал правду и Амира была любовницей Бони. Тогда если Амиру убил Уокер, то почему Бони не растер его в порошок? – проговорила Аманда.

Страйд представил, как Бони Фиссо смотрит из своего пентхауса в Чарлкомб-Тауэрс на старое казино, на месте которого вскоре начнется строительство нового, и заметил:

– Одно дело убивать членов семьи, людей незначительных, и совсем другое – знаменитость. Преступление труднее скрыть. Если бы Уокера Лейна убили или он исчез бы, посыпались бы расспросы.

– Но Уокер действительно исчез, – возразила Аманда. – Он убежал в Канаду.

Страйд кивнул.

– Вероятно, он и скрылся от Бони. Возможно, до сих пор скрывается.

Раздался мелодичный звонок мобильного телефона. Страйд выхватил телефон из кармана, ожидая услышать Серену, но высветившийся номер был ему не знаком.

– Страйд слушает, – проговорил он.

Раздался мужской голос, ровный и бесстрастный.

– Ну что? Вы уже нашли ее или еще нет? – поинтересовался незнакомец.

Страйд моментально сообразил, кто говорит. С того момента, когда он увидел, как убийца намеренно оставляет отпечаток пальца в «Оазисе», Страйд знал, что он рано или поздно проявит себя. Найдет способ войти с ним в контакт. Показать, что дело его – глубоко личное.

Щелкнув пальцами и помахав ладонью, Страйд подал Аманде сигнал тревоги, затем тихо похлопал по телефону. Аманда догадалась, с кем беседует Страйд, и замолчала. Он нажал кнопку спикерфона, чтобы она могла все услышать, и ответил:

– Мы находимся возле дома Муза.

– Я говорю не о ней, – нетерпеливо произнес незнакомец. – Не о девушке.

– Тогда о ком? – спросил Страйд и еле слышно прошептал: – Есть еще одна жертва?

– Я бы посоветовал двигаться поживее, детектив. У меня нет времени кормить тебя уликами с ложки. На территорию я въехал в серебристом «лексусе». Может, он тебе что-нибудь подскажет. Ищи. Успехов!

Страйд уловил в голосе мужчины злорадство. Говорил он без бравады, хладнокровно, как палач.

– И для чего ты мне звонишь?

– Сообщить, что выполняю твою работу, ищу убийцу.

– Чтобы найти убийцу, не обязательно совершать преступления! – резко бросил Страйд. – Те, кого убил ты, ни в чем не виноваты. Почему бы тебе просто не прийти к нам и не рассказать все, что известно о гибели Амиры?

– Ты сорок лет служишь правосудию, а у меня столько времени нет, – отозвался мужчина.

– Ты убил ребенка! – воскликнул Страйд. – И это намного хуже, чем все, что случилось тогда.

Наступило молчание, в продолжение которого Страйду вдруг показалось, что он нащупал брешь в аргументации преступника. Он слышал его дыхание, участившееся, ставшее хриплым.

– Тебе не понять, что тогда случилось, – наконец проговорил он.

– Тогда объясни, – предложил Страйд. – Заодно объясни, какое отношение к тебе имеет гибель Амиры. – Он по голосу определил, что общается с человеком не старым, примерно его возраста. Следовательно, по его мнению, он никак не мог быть участником происшествия в «Шахерезаде». – Ты здесь? – добавил Страйд, не услышав ответа. – Эй…

Молчание превратилось в пустоту. Страйд взглянул на телефон и увидел, что звонивший отсоединился.

Страйд нажал кнопку набора его номера. Раздались звонки и повторялись очень долго.

– Вот черт! – воскликнул Страйд. – Похоже, у нас еще труп.

Он ошибся: на сей раз женщина, престарелая дама, оказалась жива.

Через полчаса они обнаружили Кору Лансинг, жившую неподалеку от Муза, вдову семидесяти пяти лет, привязанной к громадному креслу орехового дерева в ее собственной гостиной. Рот заклеен липкой лентой для обмотки труб. Глаза от ужаса вылезли из орбит, она несколько раз опорожнилась под себя, отчего к аромату лаванды, пропитавшему дом, примешивался запах мочи и кала. В остальном Кора Лансинг была цела и невредима.

Страйд с Амандой вызвали бригаду медиков, те дали женщине кислород и аккуратно сняли со рта липкую ленту. Трясущимися узловатыми пальчиками освобожденная дама сразу принялась отдирать с лица налипшие на него остатки ленты. Кора Лансинг, маленькая и тщедушная, как птичка, едва не потеряла рассудок от пережитого. Она продолжала трястись даже после того, как приняла душ и переоделась, поэтому Страйд, чтобы успокоить Кору, налил ей рюмочку из взятой в баре бутылки.

Она пришла в себя, и вскоре они вытянули из нее все. Кора Лансинг делала покупки в универмаге «Ниман», а вернувшись к своему автомобилю, обнаружила на заднем сиденье незнакомого мужчину. Тот заставил ее через южные ворота въехать на территорию Лейк-Лас-Вегаса. Когда она разговаривала с охранниками, он прятался на заднем сиденье. До того как она приблизилась к воротам, он пригрозил ей, что пристрелит и ее, и охранника, если она попробует его выдать. Тон голоса не оставлял сомнений, что именно так мужчина и поступит.

Кора Лансинг привезла незнакомца к себе домой, где он заклеил ей рот, привязал к креслу, сел в ее машину и исчез.

– Вы успели рассмотреть его? – спросил Страйд.

– Конечно. Такое лицо не скоро забудешь.

Страйда охватило волнение, смешанное, правда, с легким сомнением.

– Свяжись с управлением, пусть пришлют специалиста по составлению фотороботов, – попросил он Аманду.

Страйд перевел взгляд на Кору. В голове вертелась мысль, которой он не собирался с ней делиться: «По какому недоразумению он оставил тебя в живых?»

– Вы можете описать мне его?

Старушонка довольно внятно обрисовала мужчину, очень напоминающего того, которого Элонда заметила на автобусной остановке, перед тем как убили Лейна. Высокий, худощавый, но физически очень крепкий, с короткой стрижкой на угловатом лице. Без бороды, которую он либо сбрил после субботней ночи, либо снял, если она была фальшивой. Кора добавила множество мелких деталей. В результате полиция получила полное представление о внешности преступника. Страйд оглядывал дорогие предметы, со вкусом сделанные безделушки в комнате Коры. Она явно разбиралась в искусстве.

– Он разговаривал с вами? – спросил Страйд. – Может, рассказывал что-нибудь о себе? О том, что ему здесь нужно?

Кора покачала головой:

– Нет. Он вообще мало говорил. Голос у него ровный, страшный.

Страйд поблагодарил ее, попросил девушку-полицейского немного посидеть с напуганной дамой, пока она помогала составлять фоторобот. Выйдя из гостиной, он прошел за дом и остановился там. Из головы его не выходил телефонный звонок убийцы. Страйд очень жалел, что разговор быстро закончился, поскольку полагал, что второго звонка от него не дождется.

«А о чем ему еще, собственно, говорить? Все, что хотел, он сказал, направил нас по следу. Но сам-то он за кем охотится?» – размышлял Страйд.

Через несколько минут к нему присоединилась Аманда.

– Выглядишь неважно, – сообщила она. – Надо бы нам присесть где-нибудь. Обдумать версии.

– У нас ничего нет, кроме того, что он сам нам дал, – пробормотал Страйд. – Прикончи он эту милую старушонку, и у нас не было бы его портрета. Значит, ему нужно, чтобы мы знали его в лицо. Зачем?

– Может, он просто высокомерный сукин сын? – предположила Аманда. – Тогда он станет не первым серийным убийцей, попавшим в руки полиции по своей же вине. Сколько таких становятся жертвами гонора? Один, возомнив себя неуловимым, начинает письма в полицейские участки рассылать. Другой по телефону звонит.

Страйд покачал головой.

– Он знает, что рискует. Имея его портрет и разослав его во все газеты, передав на телевидение, нам легче найти его. Кто-нибудь его опознает. И тем не менее он идет на риск.

– Вероятно, считает, что удачно замел следы и улик против него мы не обнаружим?

– Ты не права, Аманда. Следы он, разумеется, заметает, но он дает нам информацию. Я уверен – преступник действует по плану, очень серьезному и хитрому. И сведения нам кидает те, которые в его план вписываются. Черт подери, да Тирни он мог пристрелить сто раз где угодно. Так нет же, он выбирает самый сложный вариант, проникает на территорию. Демонстрирует свое лицо старушенции, причем долго, чтобы та получше запомнила его. Специально для нас, Аманда.

– Выпендривается.

Страйд уже думал об этом. Он припомнил, как звучал в телефоне голос убийцы. Холодный, выдающий человека расчетливого, целеустремленного, собранного. Он заявил, что не собирается кормить их с ложки уликами. Говорил так, точно полиция мешает ему реализовывать план.

– Или отсылает нам сообщения, – предложил Страйд.

Глава 23

Серена появилась в дверях кабинета Страйда утром в четверг. Забыв о больной спине, он сидел, неосмотрительно откинувшись слишком далеко назад в крутящемся кресле, положив ноги на ламинированную крышку стола.

– Привет, незнакомка! – воскликнул Страйд. Вернулся домой он очень поздно, когда Серена давно заснула, лег в постель, а поднялся на рассвете, не разбудив ее.

– Привет, привет.

– Откушай энергетический завтрак убийц, – предложил он.

Серена удивленно посмотрела на него, он показывал на стол. Ее брови поползли вверх, она рассмеялась. На столе лежала пластиковая коробочка с булочками с кремом криспи и стояла бутылка спрайта.

Серена прошла в кабинет и села напротив Страйда. По ее движениям, поведению он догадался, что она чувствует себя неуютно.

– Случилось что-нибудь? – спросил он.

Прямота Серены обрадовала Страйда. Она не пыталась обмануть его фальшивой улыбкой, наигранным веселым тоном, не стала ничего придумывать.

– Да, вчера вечером.

– Ты в порядке?

Серена кивнула.

– Я пока не готова говорить об этом, – призналась она.

Страйд умел играть в покер. На его лице ничего не отразилось.

– Мне имеет смысл волноваться?

– Нет, наверное. Хотя… – Серена помялась. – Не знаю. Потом сам решишь, ладно? Извини.

Он долго рассматривал ее, пытаясь заглянуть в глаза.

– В любом случае я всегда готов выслушать тебя, – произнес Страйд. – Только не отталкивай меня.

– Не дождешься. – Серена улыбнулась и подмигнула ему, смягчая обстановку.

Страйд немного успокоился.

В дверях возникла Аманда с объемистой пачкой бумаги в руках.

– А вот и наш друг во всей своей красе, – объявила она и пояснила: – Фоторобот сделали по описанию Коры Лансинг. – Аманда вручила Серене и Страйду по листку с ксерокопией портрета.

Страйд принялся рассматривать глаза убийцы, черные, мрачные и необычайно выразительные. Он подумал, что если повесить фоторобот на стену, глаза будут неотступно следить за ним, пока он находится в кабинете.

– Мы снова опрашиваем соседей в местах, где он совершал преступления. Вероятно, его кто-нибудь заметил и узнает, – сказала Аманда. – Я связалась с Рино, переслала фоторобот по факсу Джею Уоллингу. Через час Сохилл устраивает пресс-конференцию, передаст портрет газетчикам и на телевидение.

Страйд усмехнулся. «Этого хлебом не корми, дай только побыть в центре внимания. Наверняка представит фоторобот как доказательство немыслимо тяжелой работы, проделанной его сотрудниками. Разумеется, ни словом не обмолвится, что его нам сам преступник преподнес в качестве сувенира».

– Ты Уокеру уже звонил? – поинтересовалась Аманда.

– Сохилл попросил пару часов для консультации со своими дружками политиками, – ответил Страйд. – Я сказал, что если до двенадцати дня не услышу о результатах, то просто сниму трубку и наберу номер.

– А что относительно Бони? Прогресс есть?

Страйд повернулся к Серене:

– Ты беседовала с Клэр?

Серена кивнула.

– Они не общаются. Она не отказалась помочь нам, но и ничего определенного не ответила.

– Что она собой представляет? – спросила Аманда.

– Агрессивно-независимая. Опасность ее не смущает. Как певица, между прочим, несомненно талантливая. Внешне очень привлекательная. Характер у нее, по-моему, в отца – добиваться своих целей любой ценой.

Страйд обратился к Аманде:

– Необходимо как можно быстрее предупредить тех, о ком в своих статьях упоминал Рекс Тиррелл, чтобы были поосторожнее. Сообщи, что опасность грозит всем. Там еще пара фамилий обнаружилась. Нам с тобой необходимо узнать, где живет Лео Риччи. Раньше он считался правой рукой Бони в «Шахерезаде» и любовником Элен. Его фамилия всплывала всякий раз, когда кто-то надумывал выяснять, что же стряслось с Амирой на самом деле.

– Он уже в моем списке, – отозвалась Аманда. – Попробую нажать на него – вдруг поведает нам об Амире что-нибудь любопытное.

– Действуй. Мне кажется, он любитель поболтать и, если захочет, расскажет много интересного. Да, вот еще что меня заботит. Мы ничего не знаем об этом парне, Мики. Порасспроси-ка о нем Риччи.

– Хорошо, – произнесла Аманда и перевела взгляд на Серену.

– Ты с Корди не поможешь нам? Тирни пользовалась услугами лишь одной охранной фирмы, «Премиум секьюрити». Не исключено, что туда обращалась и Карин Уэстермарк; во всяком случае, до встречи с Лейном она ходила с охранником. Покажите им этот портрет – может, опознают. Наверняка он имел доступ к их базе данных и скачивал оттуда нужную информацию, узнавал о планах их клиентов.

– Сделаем, – кивнула Серена. Подхватив со стола десятка три листов с фотороботом, она поднялась со стула и уже собиралась выйти из кабинета, но вдруг остановилась и, улыбнувшись Аманде, нагнулась к Страйду и крепко поцеловала.

– Помогает? – рассмеялась Аманда.

– Да, – ответил Страйд.

Серена выпрямилась, подмигнула Аманде и ушла.

– На твоем месте я бы подал на нее в суд за совращение на производстве, – игриво заметила Аманда.

– Бесполезно.

На столе зазвонил телефон. Страйд схватил трубку и ответил, еще немного задыхаясь после поцелуя:

– Вас слушают.

– Это Уокер Лейн, детектив. Я так понимаю, вы хотели бы побеседовать со мной?

Страйд узнал хрипловатый, с признаками одышки голос. Собираясь с мыслями, он опять откинулся на спинку стула.

– Да, мистер Лейн. Очень хотел бы. Мы могли бы поговорить несколько минут?

Воцарилась тишина. Наконец Уокер Лейн произнес:

– Я имел в виду иное. Давайте встретимся лично.

– Вы приезжаете в Лас-Вегас? – удивился Страйд.

– Нет-нет. Вам известно, какого мнения я об этом городе. Я вышлю за вами свой личный самолет. В два часа сядете в него в аэропорту Маккарен и полетите в Ванкувер. Вам подходит такой вариант?

Глава 24

Секретарша Лео Риччи в его офисе в Хендерсоне сообщила Аманде, что по средам шеф всегда играет в гольф. Аманда, провисев на телефоне долгое время, выяснила наконец, что Риччи владел сетью мастерских по быстрой замене масла по всему штату Невада и в южной части Калифорнии. Он развелся, стал миллионером, имел сына, занимавшегося, по мнению Аманды, главным образом тем же, что и Лейн, – пусканием по ветру папашиных денег.

Аманде не стоило труда догадаться, кто сделал Риччи бизнесменом. Об этом напоминал огромный портрет Бони Фиссо, а также фотография в приемной офиса, запечатлевшая Риччи и Фиссо на церемонии разрезания ленточки у дверей первой из его мастерских.

И тем не менее в казино, принадлежавших Бони, его больше не привечали. Да и во всех других тоже. Его фамилия была внесена в черный список Управления по контролю за азартными играми штата. Риччи подозревали в связях с преступным миром и в незаконной деятельности. Вход в казино штата Невада ему был заказан. Да что там в казино, попытайся он пройти не в игровой зал, а хотя бы в туалет, его бы туда не пустили. Как сказал Ник Хэмфри, Риччи очень подвел Бони в семидесятых годах, из-за него федеральная полиция заподозрила его в неуплате налогов. И Бони пришлось отдать своего подручного на заклание. Сам Бони вышел, как обычно, сухим из воды, но пожертвовал Лео. Тот провел пять лет за решеткой, но о своем боссе нигде не заикнулся.

Когда в начале восьмидесятых Лео Риччи вышел на свободу, Бони устроил ему легальный бизнес. «Процент он, конечно, ему отстегивает», – подумала Аманда.

Направляясь из Хендерсона по шоссе, она сделала обычную остановку: выпить кофе и выкурить сигарету в любимом своем месте, на автостоянке неподалеку от аэропорта Маккарен. Сегодня, наблюдая за самолетами, Аманда более серьезно, чем прежде, размышляла об уходе из полиции. Накануне, после возвращения домой, у них с Бобби состоялся долгий разговор. Он никогда не ложился, не дождавшись Аманду. Ей было приятно знать, что он ждет ее. Увидев изуродованную дверцу автомобиля, Бобби рассвирепел. Первым его желанием было немедленно поехать в муниципалитет и устроить там грандиозный скандал. Ему до чертиков надоели издевательства над Амандой. Как, впрочем, и ей самой. К тому же Аманда чувствовала, что они никогда не закончатся и, пока она остается в Лас-Вегасе, она будет в полиции персоной нежелательной и презираемой.

Беда Аманды состояла в том, что свою работу она любила и ей претила мысль, что ее вытолкали из полиции.

Аманда щелчком выкинула окурок и направилась в Бадланд, на северо-западную оконечность города, где располагались поля для гольфа. Там она надеялась застать Лео Риччи. Секретарша в офисе сказала, что обычно он играет там на девятом поле, в компании трех друзей. Когда Аманда выруливала на площадку, где стояли тележки для клюшек и мячей, а затем двинулась по одной из дорожек, к ней, опять же, как обычно, вернулась любовь к Лас-Вегасу. Сочная изумрудная трава, стрелы аккуратных дорожек и ровно подстриженный густой кустарник, гигантские зеленые поля среди величественных поместий и золотых пятен пустыни – картина успокаивала ее. К западу, в полутора километрах от полей, вырисовывались красные горы. Температура зашкаливала за сорок, но здесь, в оазисе, царила прохлада, горный ветерок мягко обдувал лицо.

Риччи и его друзей Аманда нашла возле дальних лунок. Ветер донес до нее их хриплый смех. Она подождала, пока они закончат гейм и направятся к своим тележкам, подъехала поближе, остановилась и выключила двигатель. Вышла, держа в руках листок с фотороботом.

– Лео Риччи! – позвала Аманда и вытащила полицейский жетон.

Четверо игроков остановились и, повернувшись к ней, стали подозрительно разглядывать ее. Самый молодой из них сунул руку за обшлаг куртки. «Уж не собирается ли этот молокосос стрелять в меня?» – подумала Аманда. Риччи, махнув рукой друзьям, вращая клюшку, двинулся навстречу ей. Намного выше и крупнее остальных, он был тут явно главным. Ему давно перевалило за шестьдесят, но физически он оставался очень крепким. Обритый наголо, с бычьей шеей, в черных очках на поллица, Риччи походил на вышедшего в тираж громилу. Он был в армейских шортах, футболке и наглухо застегнутой тонкой ветровке. Аманда представила, как он в годы юности легко крушит челюсти в казино «Шахерезада», вотчине Бони.

– Ну я Лео Риччи, – ответил он. – Чего тебе нужно? Кто ты такая?

– Меня зовут Аманда Гиллен. Я работаю в отделе по расследованию убийств в полиции Лас-Вегаса.

Риччи не моргнув глазом выслушал ее.

– Значит, ты коп? И зачем ты ко мне притащилась?

Аманда вручила ему листок с фотороботом.

– Посмотрите – может, узнаете этого человека.

Риччи принял бумагу, скомкал, разорвал в мелкие клочки и разжал руку. Ветер подхватил их, понес по полю.

– Нет, я его не знаю.

– Спасибо за столь тщательное изучение, – произнесла Аманда.

– Не люблю копов. Следовательно, и тебя не люблю. Хочешь упечь кого-нибудь за решетку? Давай, но без меня.

– Он, вероятно, попытается убить тебя. Или твоего сына.

Риччи достал из кармана мяч и, чуть приподняв локти, сдавил его огромными мясистыми ладонями. Пальцы покраснели, но ни один мускул на лице не дрогнул, будто он ни к чему и не прилагал физических усилий. Затем Аманда услышала треск – это лопнула оплетка мяча, а за ней и сам мяч. Риччи раскрыл ладони, сбрасывая на землю остатки мяча, потом отряхнул их.

– Милочка, с Лео никто не рискнет связываться. Это очень опасно. Понятно? А если кто попробует, то помощи я у тебя не попрошу.

– Как насчет твоего сына? – усмехнулась Аманда. – Будешь приглядывать за ним?

– Мой сын Джино сам способен постоять за себя.

– Все же советую тебе предупредить его. Охоту за ним могут начать в любой момент. Трех человек уже убили – двоих взрослых и мальчика. Их родственники были связаны с казино «Шахерезада» и Амирой Лус. И ты тоже был с ней связан. Так что почаще оборачивайся. И Джино попроси быть осторожнее.

– Спасибо за совет, детектив. – Повернувшись, Риччи зашагал назад, к ожидавшим его игрокам.

– Эй, Лео! – окликнула его Аманда. – Так кто все-таки убил Амиру?

Риччи остановился, оглянулся, опершись на клюшку, и начал разглядывать Аманду.

– Какой-то придурок из Лос-Анджелеса, – процедил он. – Дело раскрыто. Занимался им Ник Хэмфри. Поболтай с ним.

– Кое-кто считает, что это сделал Уокер Лейн.

– А другие считают, что Кастро убил президента Кеннеди. Кто из них прав? – Он осклабился.

– Ты хочешь сказать, что Уокер никогда не осмелился бы поднять руку на Амиру, подружку Бони? Он знал, что они любовники?

Риччи выпрямился, приблизился к Аманде, на ходу резко вскинул вверх клюшку и покачал ею, словно намереваясь ударить. Аманда непроизвольно отступила.

– Бони Фиссо сделал для нашего города больше, чем все полицейские и политики, вместе взятые. Ясно тебе или нет? Ему Лас-Вегас обязан своим величием. Так что заткнись и вали отсюда. И не вздумай возвращаться ко мне. Бони даже когда плюет, вкладывает в игорный бизнес деньги.

Оправившись от испуга, Аманда сделала шаг вперед. От Лео ее отделяло не более двадцати сантиметров. На столько же она была ниже его и прекрасно сознавала, что он без особых усилий переломит ее пополам. Вызывающе посмотрев в лицо Риччи, она медленно произнесла:

– Где ты был, когда убивали Амиру?

– Сама знаешь, где я был. – Ухмылка Лео стала еще шире. – И догадываешься, что я делал. Дрючил одну плясунью. Отделал ее так, что она едва стоять могла. Хочешь попробовать? А, детектив?

– А ты не хочешь, чтобы я тебе кое-чего отстрелила? Мне как раз новое пресс-папье нужно, – ответила Аманда. – Расскажи лучше, что там за драка в тот вечер приключилась.

– Какая драка?

– Танцовщица, с которой ты проводил время, Элен, заявила, что один из охранников, некто Мики, позвал тебя вниз, разнимать потасовку. Подвыпившие игроки сцепились, и ты отправился разнимать их.

– Элен ошибается. – Риччи покачал головой. – Держала б она лучше язык за зубами и не распускала его перед полицейскими.

– Ты угрожаешь свидетелю, Лео. Смотри, как бы тебе об этом не пожалеть.

– Не собираюсь я никому угрожать. Никаких драк в тот вечер не было. Никто к нам не заходил и не звонил. Элен стала подводить память. Она малость чокнулась на старости лет от ботокса и всех своих пластических операций на сиськах. Когда в казино кто-нибудь надирался, я выходил, чистил им рыла и выкидывал на улицу. Но в тот вечер все было тихо и спокойно.

– Думаешь, Мики подтвердит твой рассказ?

– Сначала найди его и допроси.

– Не подскажешь, где мне его искать?

– Ты вообще в уме? Считаешь, мне нечего делать, как только следить за всеми сопливыми, кто у нас проработал хотя бы неделю?

– А как фамилия Мики?

– Маус, – произнес Риччи и снова усмехнулся.

Он вразвалку подошел к тележке и швырнул в нее клюшку. Четверо игроков, подталкивая перед собой тележки, двинулись вперед. Аманда смотрела им вслед. Вдруг один из них обернулся и, захохотав, выбросил вверх руку с вытянутым средним пальцем.

Аманда помахала ему в ответ.

Глава 25

До офиса «Премиум секьюрити» машину вел Корди. Усадив его за руль, Серена устроилась на пассажирском сиденье рядом. Весь путь до охранной фирмы она поглядывала в окно и пыталась определить, какое из ее чувств одержит верх – злость на себя за постоянный мысленный возврат к прошлому, стыд за свое поведение с Клэр или сводящая с ума любовь к Страйду и связанное с ней постоянно вспыхивавшее сексуальное возбуждение. Выбор был широким.

Корди включил испаноязычную станцию и наслаждался оглушительными звуками песен, раздражающе отбивая пальцами такт на руле. Когда Серене это надоело, она, наклонившись, протянула руку к радиоприемнику и выключила его.

– Что с тобой, мамуля? – спросил Корди.

– Ничего, – огрызнулась Серена. – Опостылела мне твоя музыка. Я не в настроении.

– А, ну как хочешь! – отозвался Корди.

Они остановились на светофоре, Корди продолжал постукивать по рулю уже без музыки, подмурлыкивая себе.

– Ты вот что мне скажи, – обратилась к нему Серена. – С Лавандой ты давно уже крутишься. Чем же она тебя так привлекает?

Корди вытянул руку, показав в окно на длинноногую брюнетку, которая, покачивая бедрами, торопливо переходила дорогу.

– Видишь? Это – сексуальная дамочка. Когда я смотрю на нее, то первым делом начинаю мысленно раздевать. Думаю: какого цвета у нее соски? Большие они или нет? Знаешь, бывают маленькие, с центик величиной, а попадаются крупные, с долларовую монету. Потом я пытаюсь определить, какие на ней трусики. Бикини, ниточки, или их вовсе нет. Вскоре принимаюсь размышлять о том, как она ведет себя в постели. Что касается этой девушки, то мне кажется, она…

– Ладно, хватит! – прервала его Серена.

Корди удивленно пожал плечами.

– Сама ж просила, – пробормотал он.

Серена поняла, что мужской совет ей не нужен, поскольку материя, смущавшая ее, касалась не секса. Точнее, не только секса.

Внезапно Серене пришла в голову мысль, что она, вероятно, бисексуал, но она ее сразу отвергла. Потому что даже когда Серена была с Дейрдрой, она не считала, что они предаются лесбийской любви. Ей казалось, они просто подруги, решившие удовлетворить друг друга с целью утешить. Ни одной женщине она никогда свиданий не назначала. О своем сексуальном опыте с мужчинами, до встречи с Джонни, Серена ничего хорошего сказать не могла. Отсутствие ухажеров объясняла своим несносным характером, а также пережитым в Фениксе кошмаром.

Серена хорошо представляла, что у Клэр жизнь складывалась совершенно иначе. Серена могла бы укрыться за своей силой воли, если бы она ее не подвела. Когда Клэр попыталась соблазнить ее, Серена едва не поддалась ее мягкому напору, и лишь звонок Джонни вывел ее из сладкого дурмана и дал повод уйти.

– Все, мамуля. Приехали, – возвестил Корди, сворачивая на грязную, в колдобинах и выбоинах подъездную дорогу, ведущую вдоль небольшой чахлой аллеи к халупе, невзрачной и непрочной, грозившей обрушиться от первого же сильного порыва ветра. Они находились всего в трех километрах от бульвара Лас-Вегас.

Серена подняла голову.

– Вот это и есть «Премиум секьюрити»? – хмуро проговорила она.

Корди показал на вывеску на двери, написанную белой краской и гласившую, что нужное им охранное агентство находится именно здесь. Некоторые буквы почти стерлись. Стекла в халупе стояли тонированные. Серена отметила на аллее еще несколько заведений – магазинчик фаст-фуда, лавку автозапчастей и ломбард.

– Низковато тут. Как бы голову не разбить, – усмехнулась она.

– Угу, – кивнул Корди.

Они вышли из машины, приблизились к убогой двери, дернули за ручку, но дверь была заперта. Серена увидела над ней звонок и несколько раз нажала на него. Затем приникла к темному стеклу, никого внутри не обнаружила и вдруг почувствовала, что их кто-то разглядывает через скрытую камеру. Вскоре мягко щелкнул замок и дверь немного отошла от стены. Серена снова потянула за ручку, дверь открылась, и они проникли внутрь. Они оказались в крошечном, способном вызвать приступ клаустрофобии, тамбуре площадью метра полтора. Перед ними находилась еще дверь, тоже запертая. Серена решила проверить себя: посмотрела вверх и наткнулась взглядом на камеру. Ее объектив был выведен на улицу.

В установленных вверху динамиках зазвучал женский голос:

– Пожалуйста, отойдите от входной двери, дайте ей закрыться.

Корди посторонился, и дверь плавно встала на место. Лязгнул тяжелый замок. Корди потянул дверь, она не поддалась. Они очутились в ловушке.

Опять зазвучал голос, на сей раз другой:

– Чем можем быть вам полезны?

Серена представилась, подняла вверх свой значок, объяснила причину визита. Щелкнул замок, и внутренняя дверь распахнулась перед ними.

Они вошли в приемную, обставленную с неожиданной роскошью, резко контрастировавшей с внешним окружением. Сверху лилась приятная оркестровая музыка. На великолепном орехового дерева столе высилась крупная ваза с бледно-желтыми нарциссами. За столом сидела изящная блондинка. Серена уловила аромат дорогих духов.

– Присаживайтесь, прошу вас, – произнесла блондинка и широко улыбнулась. – Мистер Камен сейчас подойдет.

Серена и Корди опустились на софу, утонув в ее объемистых подушках. На журнальном столике перед ними лежали свежие номера лондонского «Экономист», «Нью-Йорк таймс» и «Вэрайети». Ждали они десять минут. Внезапно за спиной секретарши открылась едва заметная дверь и в приемную шагнул мужчина. Проваливаясь в подушки, они с трудом поднялись.

– Я – Дэвид Камен, президент «Премиум секьюрити», – произнес он.

Серена пристально рассматривала его. Высокий симпатичный мужчина лет тридцати, с волосами песочного цвета и веснушчатым лицом, цвет которого выдавал в нем жителя Южной Калифорнии. В темной водолазке и серых брюках. Глаза и часть лица прикрывали затемненные очки в прямоугольной оправе. Серена сочла ее последним писком моды.

Камен провел их в свой кабинет, такой же уютный и богатый, как приемная. Серена отметила, что дверь за ними закрылась с глухим тяжелым стуком.

– Прежде чем начать разговор, я хотел бы увидеть ваши документы, – сказал Камен.

Серена и Корди протянули ему свои удостоверения. Камен внимательно изучил их, отдал с приятной улыбкой, после чего пригласил сесть за круглый дубовый стол, с инкрустированной ценными породами дерева крышкой. На нем стояла ваза с нарциссами.

– У нас работают ваши бывшие коллеги, – поведал им Камен.

Серена кивнула и быстро назвала несколько фамилий. Ей хотелось показать Камену, что к встрече с ним они подготовились. Он понимающе кивнул.

– Вы бывший снайпер, да? – спросил Корди, показывая на одну из фотографий, висевших на стене, оклеенной, как и остальные, темными металлизированными обоями. На снимке Камен был в камуфляже и со специальной винтовкой в руках.

– Да. Афганистан.

– Снайпер в очках? Странно, – удивилась Серена.

Камен подмигнул ей.

– Вот вы меня и раскусили. Зрение у меня прекрасное. Даже великолепное. А очки я ношу по двум причинам: во-первых, они меняют внешность, а во-вторых, пусть люди думают, что я плохо вижу. Есть еще, правда, и третья – очки красивые, в них я выгляжу лучше, чем без них, правда?

– Долгий же вы путь проделали – от охотника за чалмоголовыми до охранника знаменитостей, – промолвил Корди. – Как вы тут оказались?

– Я служил наемником. – Сложив руки на груди, Камен улыбнулся и замолчал, намекая, что в детали вдаваться не собирается. Он производил впечатление человека неразговорчивого и с вежливой полуулыбкой ждал продолжения беседы, поглядывая на часы.

Серена увидела, как Корди потянулся во внутренний карман куртки за фотороботом, и остановила его, коснувшись ладонью плеча. Она намеревалась сначала вытянуть из Камена максимально возможное количество информации.

– Вы знаете, что прошлой ночью убили Тирни Даргон? – спросила она.

– Да, конечно. Ужасно.

– Ваша фирма предоставляла ей охрану, не так ли?

– Миссис Даргон просила выделить ей охранника всякий раз, когда появлялась в Лас-Вегасе. Ее супруг Муз, человек состоятельный, не хотел, чтобы ее похитили. Правда, в своем поместье в Мирабелле они чувствовали себя в полной безопасности.

– Неудачно получилось, – заметил Корди. – Было бы лучше, если кто-нибудь из ваших людей остался там дежурить.

Камен промолчал.

– Тирни позвонила вам и отказалась от услуг охранника? – спросила Серена.

– Совершенно верно.

– Она изменила планы на вечер. Не знаете почему?

– Вначале собиралась провести вечер в казино на Стрипе. Один из моих парней готов был сопровождать ее. Однако примерно в двенадцать дня миссис Даргон созвонилась с нами и сообщила, что намеревается остаться дома, и попросила не присылать ей охранника.

– Вы лично говорили с ней?

– Нет. – Камен покачал головой. – С ней беседовала моя секретарша.

– Видимо, вашими услугами пользуются многие знаменитости, – сказал Корди. – Ваши ребята всякого с ними насмотрятся. Полагаю, порядки у вас тут как в ФБР: главное правило для сотрудников – держать рот на замке.

– Да, болтливых мы на работу не берем.

– А как насчет этой звезды «мыльных опер»? Ну, той, что снималась в порнофильме с Майклом Джонсоном Лейном? Она тоже брала у вас охрану?

– Да, Карин Уэстермарк – одна из наших постоянных клиенток, – признался Камен.

– А сам Лейн? Он не являлся вашим клиентом?

– Нет.

– Не припомните, в прошлую субботу вы не направляли охранника к Карин?

– Направляли. Мисс Уэстермарк связалась с нами сразу, как приехала в Лас-Вегас, и Блейк, один из наших людей, сопровождал ее, пока она делала покупки. Несколько часов. Она предпочитает, чтобы охранник следовал за ней. Не маячил как тень рядом, а шел на небольшом расстоянии от нее, держа в поле зрения. Если потребуется, он всегда защитит клиентку, но и перед глазами не мелькает.

– Этот Блейк был с ней и вечером в субботу?

– Нет, она его отпустила незадолго до встречи с Лейном, – пояснил Камен. – Надеюсь, вы не считаете, что кто-то из моих людей замешан в преступлениях? Или что мы делимся с кем-либо информацией о планах наших клиентов?

– Мы всего лишь ищем возможные связи. Когда вдруг оказывается, что две жертвы преступления пользовались услугами одной охранной фирмы, начинаем интересоваться ею.

– Детектив, мы работаем с сотнями клиентов, включая мировых знаменитостей. Если кто-нибудь задумал убить кого-либо из них либо близких им людей, всегда найдется связь между ними и нами.

Серена понимала, что он прав. Она назвала Камену имена Линды и Питера Хейла, Альберта и Эллис Форд и нисколько не удивилась, услышав, что руководителю «Премиум секьюрити» они ни о чем не говорят. Серене показалось, что Камен совершенно успокоился.

– Среди ваших клиентов есть еще кто-нибудь, кто связан с казино «Шахерезада»? – задала Серена один из главных вопросов, заметив, что по лицу Камена пробежала тень.

– Возможно, но не думаю, что их было очень много, – осторожно произнес он. – «Шахерезада» – это уже история. А почему вы им интересуетесь?

– Мы не исключаем наличие связи между казино и жертвами преступлений.

– Какого рода связи?

– Пока мы предпочитаем не комментировать детали расследования, – пояснила Серена и перешла в атаку: – Мистер Камен, вы что-то скрываете от нас!

Камен поднял голову. Сжав губы, он пристально рассматривал ее. Серена вдруг ощутила себя неуютно. Наверное, точно так же он смотрел в прицел своей винтовки, прежде чем нажать на спуск.

– Итак, мистер Камен?

– У нас никаких официальных контактов с казино «Шахерезада» нет, – отчеканил он.

– Официальных, – повторил Корди, наклоняясь над столом. – А неофициальных? Неформальных, косвенных? Дэвид, помогите нам в расследовании.

Камен выглядел так, будто сжевал кусок стекла.

– Владельцем нашей фирмы является мистер Фиссо, – сообщил он.

– Бони Фиссо владеет фирмой «Премиум секьюрити»? – изумилась Серена.

– А что тут странного? Мистер Фиссо имеет много предприятий, самых разных. Производственных, по выпуску игральных автоматов, принадлежностей и одежды для гольфа. Консалтинговых и рекламных. В нашу повседневную деятельность он не вмешивается. Фактически выступает в роли инвестора.

Корди улыбнулся, сверкнув белыми зубами.

– И вы будете меня уверять, будто ваши люди не оказывали Бони Фиссо услуг частного характера? Ну например, не преподавали уроки вежливости ребятам, которые слишком много выигрывали?

– Подобным мы не занимаемся, – процедил Камен сквозь зубы.

Серена не верила ему. Ясно, что охранное агентство – отличное прикрытие для всяких темных делишек.

«Вот почему они спрятались в таком захудалом районе. Чтобы лишний раз перед нами не светиться. Сколько тайн узнавали о знаменитостях его охранники? И не использовались ли они самим Фиссо для шантажа?» – подумала она.

Серену огорчало обстоятельство, что ордер на арест документации в агентстве ей не получить – кроме неубедительных для прокурора сведений о связи агентства с Тирни и Карен, у нее на руках ничего не имелось. Соблазнительную мысль, чтобы поприжать Бони и Камена, приходилось отложить на время.

– Если после очередного убийства мы неожиданно выясним, что вы могли предотвратить его, но не сделали этого, то займемся вами вплотную, – пообещала Серена. – Надеюсь, я доступно излагаю, – добавила она ледяным тоном, хотя отлично сознавала, что ее угроза ничем не подкреплена.

– Да, вполне, – спокойно ответил Камен.

Корди снова полез во внутренний карман куртки, извлек оттуда фоторобот убийцы и положил на стол перед Каменом.

– Давай, Дэвид, взгляни на портрет и скажи нам – ты, случайно, не знаешь этого человека?

– Мы оставим вам пачку фотороботов, а вы раздадите их своим людям. Попросите повнимательнее поглядывать по сторонам, – произнесла Серена. – И предупредите их: если они где-нибудь увидят его, то пусть немедленно связываются с полицией. К своим клиентам не подпускайте его ни на шаг. Потребуется – стреляйте.

– Разумеется, – проговорил Камен, развернул фоторобот, положил портретом вниз и расправил бумагу, проведя ногтем по складкам. Затем он перевернул листок и впился взглядом в портрет.

Лицо Камена посерело.

Глава 26

Никогда прежде Страйду не приходилось летать в частных реактивных самолетах. Обычно он давился в душегубках третьего класса, скорчившись в миниатюрном кресле и упираясь коленками в подбородок. В салоне «Гольфстрима» стояло восемь массивных откидных кресел, обтянутых кожей цвета слоновой кости. Страйд утопал в одном как в перине. Кроме двух пилотов, официантки средних лет, с покровительственной улыбкой взиравшей на Страйда, оторопевшего от невиданной роскоши, и его самого, на борту никого не было. Он уселся за столом кленового дерева, напротив телевизора и музыкального центра, принимавших программы по спутниковой антенне. Он выслушал официантку, Джоанну, перечислившую ему изысканные блюда обильного обеда, сделал заказ и приготовился ждать, перелистывая последний номер журнала «Уолл-стрит джорнал», поглядывая в иллюминатор, в четырех километрах от которого расстилались Скалистые горы. Страйд вообразил себя мультимиллионером и подумал, что, случись ему быть им, он бы быстро свыкся с подобным образом жизни.

После обеда он с чашкой кофе, черного, слегка попахивающего дымом, в точности такого, какой ему нравился, пересел на другое место. Джоанна научила его пользоваться пультом управления, и Страйд, отыскав станцию с музыкой кантри, увеличив громкость почти до максимума, блаженно откинулся на спинку кресла. Ему подумалось, что, наверное, здесь впервые звучит голос Трейси Берд, да еще с такой мощью. Добродушная Джоанна не делала ему замечаний. Он намеревался просмотреть в полете записи, касающиеся расследования, подготовиться к встрече с Уокером, во время которой собирался узнать как можно больше о его сыне. Однако несмотря на крепкий кофе, после сытного обеда, под монотонный успокоительный рокот двигателей Страйд незаметно для себя уснул. Сказалась усталость последних дней и регулярное недосыпание.

Сон унес его в Миннесоту. Страйд очутился на берегу озера, перед своим домом, на длинной узкой полоске земли, протянувшейся между озером Верхнее и мутной водой гавани. Он сидел в пожелтевшем шезлонге и смотрел, как разбиваются волны о берег. Рядом с ним стоял второй шезлонг, в нем полулежала его первая жена Синди. Они держали друг друга за руки. Лапки оправы, сжимавшие в ее колечке маленький изумруд, царапали Страйду кожу. Синди молчала. Страйд понимал, что все это ему снится, но так хотел опять услышать голос Синди, исчезнувший из его памяти. Но жена лишь смотрела на него любящим взглядом. Потом ему приснилось, будто он погрузился в сон, а когда проснулся, то оказался на берегу уже один. Ее шезлонг пропал. Куда-то исчезли дети, совсем недавно плескавшиеся на берегу в набегавших волнах, бегавшие по мокрому песку. Не было и баржи с углем, всего несколько минут назад стоявшей посреди озера, такой же, на которой когда-то работал отец Страйда, пока шторм не смыл его за борт. И баржа тоже куда-то скрылась.

Самолет попал в воздушную яму, его сильно тряхнуло, и от толчка Страйд проснулся. По спутниковому радио Монтгомери Гентри исполнял хит «Минувшее», и Страйда охватила тоска.

Джоанна оповестила его о скором прилете. Страйд приник к иллюминатору, стал разглядывать заснеженные вершины гор на горизонте, за окраинами Ванкувера. Он догадался, почему ему приснилась Синди. Несколько лет назад, попутешествовав по Аляске, они оказались в Ванкувере. Провели в городе выходные, волшебные дни. Ранним утром бегали по дорожкам еще окутанного туманом Стенли-парка, потом, сидя на скамейке у берега, в окружении прожорливых чаек, ели крабовое мясо, купленное на рынке Грэнвилл-Айленда. Страйд вспомнил, что никогда прежде не был счастлив так, как во время этого путешествия. Вскоре после их возвращения домой исчезла молодая девушка, Керри Макграт, и для Страйда началось самое мрачное за всю его карьеру расследование, в середине которого его прекрасная Синди умерла, тихо и настолько стремительно, что он даже не заметил, как она угасает. Жена похудела, ее лицо изменилась, посерело и покрылось отталкивающими морщинами. Он едва узнавал ее. Позднее он сообразил, что метастазы поедали Синди уже во время их последнего путешествия. Нередко после ее смерти его посещали мысли о бренности жизни, но он старался гнать их от себя.

Страйд очень хотел опять увидеть Ванкувер. Ему нравился этот город, не терпелось вступить в схватку с его демонами, ну или хотя бы примериться к ним. Однако когда они приземлились, Страйд осознал, что единоборство пока откладывается. Уокер Лейн прислал за ним не шикарное авто, а вертолет, поджидавший его на площадке. Таможенный досмотр Страйд прошел, как только спустился на землю – таможенник сам поспешил к нему. Затем Страйд сел в вертолет, тот поднялся и увлек его на юг, прочь от города, в сторону островов, лежащих к северу от Виктории. Пролетая над водой, Страйд немного нервничал. Он знал, что вертолет отличается от самолета тем, что не может планировать и в случае отказа двигателя камнем падает вниз. Немного успокаивала прекрасная погода. Ему показалось, что летели они очень долго, на самом же деле полет занял не более двадцати минут. Вскоре Страйд увидел внизу голубую гладь воды, усеянную островками. Он заметил маленькие рыбацкие деревушки, полосы дубовых и хвойных лесов, покрывавших невысокие горы и плавно спускавшиеся к каменистым берегам. Над одним островом вертолет на мгновение завис и начал снижаться, лавируя между макушками высоченных деревьев. Когда вертолет пролетал над гребнем гор на южной оконечности острова, взгляд Страйда выхватил открытое пространство внизу и огромное, жавшееся к берегу поместье. Временами казалось, будто вода доходит до иллюминаторов. Темного цвета, выстроено оно было в викторианском стиле – с многочисленными фронтонами и внушительной главной башней, увенчанной остроконечной крышей.

Пилот провел вертолет над самой крышей дома и мягко посадил на бетонный круг, выложенный в центре дальнего сада. Когда пропеллер перестал вращаться, Страйд вышел. Его встретила служанка и повела вдоль зарослей фигурно подстриженного кустарника и деревьев, мимо фонтанов к веранде, расположенной в задней части дома. Они вошли внутрь. Страйд увидел массивную старинную мебель, стены, облицованные крупной керамической плиткой кремового цвета.

– Мистер Лейн сейчас появится, – возвестила она и удалилась, оставив его одного.

Страйд постоял у дверей, чувствуя, как в спину ему дует холодный ветер, пронизывающий остров. Он обдумывал предстоящий разговор, гадал, чего ему следует ожидать от Уокера Лейна. Страйд видел много его фотографий, но все они были сделаны десятилетия назад и на них Уокер очень напоминал своего сына: такой же долговязый, с буйной нестриженой шевелюрой, похожий на юношу-переростка. Однако уже тогда Уокер владел многомиллионным состоянием, с годами превратившимся в многомиллиардное. Ни разу еще Страйд не видел живых миллиардеров. Судя по голосу в трубке, Лейн представлялся ему высоким, дородным и суровым, с императорской сединой в волосах, в свитере, с бокалом портвейна в руке.

Прав он оказался только относительно свитера.

– Добро пожаловать в Канаду, – произнес Уокер, въезжая на веранду в инвалидной коляске. – Рад видеть вас. Спасибо, что согласились прилететь.

Страйд поймал себя на том, что неотрывно смотрит на Лейна. Голос его, похожий на рокот бури, он узнал, но в описании внешности явно ошибся. Половина лица Уокера представляла собой застывшую, странного вида маску, будто в какую-то секунду он вдруг потерял контроль над ней и мышцы застыли в момент сокращения. Правый глаз смотрел в одну точку, и Страйд предположил, что он искусственный. Нос Лейна был свернут набок, перебит и, судя по количеству едва заметных швов, не просто восстановлен хирургами, а собран по кусочкам. Улыбаясь, Лейн демонстрировал безукоризненно белые зубы. «Вставные», – подумал Страйд.

– Немного не то, что вы ожидали увидеть? – сухо заметил Уокер.

Страйд продолжал разглядывать хозяина, от изумления не находя ответа. Он протянул руку, и Уокер пожал ее. Страйд отметил, что хватка у инвалида очень крепкая.

– Я не афиширую свои немощи, детектив, – добавил Уокер. – И надеюсь, что могу рассчитывать на ваше благоразумие. Большинство моих гостей дают подписку о неразглашении всего, что тут увидят. Вас я от подобной процедуры избавлю, поскольку доверяю вам.

Страйд еще не оправился от шокирующего впечатления, которое оказала на него внешность Уокера.

– Понимаю вас, – отозвался он.

– Вам известно, кто убил моего сына? – прямо спросил Уокер. Теперь он напоминал Страйду того взволнованного, ждущего человека, чей голос Страйд слышал в телефонной трубке.

– Да, известно, – произнес он и заметил удивление, вспыхнувшее в целом глазу Уокера. Он вытащил из кармана тоненький файл с фотороботом и передал его Лейну. – Вот этот человек убил Майкла Джонсона. Мы пока не арестовали его, но знаем, как он выглядит.

– Позвольте посмотреть, – попросил Лейн.

Страйд передал ему рисунок, Уокер нетерпеливо взял его и, вытянув руку, уставившись в него одним глазом, долго изучал.

– Вы знаете этого человека? – спросил Страйд.

– Нет, – промолвил Уокер, разочарованно покачав головой. – Он мне не знаком.

– Я оставлю вам рисунок.

Уокер повернул листок изображением вниз, положил его себе на колени.

– Не хотите осмотреть мое жилище? – предложил он. – Вы, наверное, знаете, что я немногих приглашаю к себе.

Страйда, пересекшего полконтинента для того, чтобы встретиться с Уокером, очень интересовал особняк, который, как и подобные ему, он никогда больше не увидит.

– Спасибо.

– Вот и хорошо.

Уокер повернул кресло влево и направился из веранды в центральную часть дома. Страйд последовал за ним. Старинный декор и антикварная мебель сочетались в нем с новейшей электроникой – всю работу выполняли компьютеры, Уокер лишь нажимал кнопки на пульте управления, вмонтированном в его кресло. Окна, двери, жалюзи, выключатели – все открывалось, закрывалось и включалось легким движением пальцев. Они переходили из комнаты в комнату, и каждая представляла собой зал одного из старинных европейских дворцов, такой же громадный, богато обставленный. Иные помещения выглядели стерильно, как музей. Страйд оказывался то в двенадцатом, то в пятнадцатом веке – порой ощущение старины было настолько ярким, что полностью захватывало его. Иногда дом казался экспонатом, вынырнувшим из глубокой древности, хотя Страйд прекрасно понимал, что ему максимум лет двадцать. Он выглядел так, точно в нем никто не живет.

В комнатах было тепло, но сыровато – сказывался влажный климат, сквозь стены в них проникала вода, и горячий воздух, поднимаясь вверх, рассеивал ее по потолку. Страйд, поежившись, застегнул пиджак на все пуговицы. Всего за несколько последних месяцев из привычного к холоду миннесотца он превратился в теплолюбивого обитателя пустыни, где температура никогда не опускается ниже плюс сорока градусов.

– Я очень редко покидаю остров, – сообщил Уокер. – Да вы и сами наверняка это знаете. Но, даже находясь тут, слежу за событиями, смотрю все фильмы.

Он провел Страйда в громадный кинозал с экраном во всю стену; проехав вдоль одного из рядов, оказался в самом его центре. Страйд оторопел – впечатление складывалось такое, будто он находится в одном из шикарных лас-вегасских мультиплексов. Он предположил, что зал большую часть времени пустовал, а фильмы в нем Уокер смотрел и анализировал кадр за кадром в одиночку. Страйд начал испытывать жалость к больному одинокому человеку.

Уокер, похоже, уловил его чувства.

– Не думайте обо мне слишком плохо, детектив. Я не Говард Хьюз. Меня часто навещают разные люди – актеры, режиссеры, сценаристы, продюсеры. Я не просто финансирую создание фильмов, а профессионально, всесторонне занимаюсь ими. Во время съемок мне каждый вечер присылают электронные письма-отчеты, я изучаю их и к утру отправляю свои рекомендации.

– Почему бы им не приезжать сюда, к вам? – удивился Страйд.

– Нет необходимости. Вы сами убедились, что отсюда я могу связаться с любой точкой мира. Не вижу причин даже ненадолго уезжать из красивейшего места на земле.

Страйд кивнул. Уокер прав. Всякий раз, проходя мимо окон дома, он смотрел на остров, на растущие сады, на движущуюся воду, захватывающие зрелища дикой природы, в которых вполне можно было утонуть.

– А еще мне нравится одиночество, и я не стремлюсь в общество. Все, моя социальная жизнь закончилась. К тому же, если уж говорить честно, глядя на мою немощь, люди чувствуют себя неуютно. Это злит меня. Те, кто приезжает сюда, знают меня давно, уважают мои привычки и не обращают внимания на мои физические недостатки.

Они миновали гостиную, расположенную в передней части особняка, высокие окна которой смотрели на воду, вышли на неширокую, оборудованную красивыми перилами аппарель, ведущую к воде, к стоянке моторных лодок. Страйд увидел вдали паром, уже отошедший от берега, направлявшийся в порт Виктория. За поместьем начинался густой лес, в небе кружили орлы.

– Великолепно! – воскликнул Страйд, не скрывая восторга.

– Благодарю вас, детектив. – Уокеру понравилась его искренность. – Вы, очевидно, хотите поговорить о моем сыне, не так ли? Вас интересует, почему между нами вдруг пробежала черная кошка?

– Да, конечно, – признался Страйд.

Уокер подкатил кресло к краю балкона, откуда открывался замечательный вид на озеро, на бьющие о береговые камни волны, и впился в них взглядом.

– Вас удивит, если я вам скажу, что немало красавиц готовы хоть сейчас выйти за меня замуж? – вдруг спросил он.

– Нисколько.

Уокер посмотрел на него.

– Очень деликатно, детектив. Да, конечно, из-за денег. Чертова прорва кинокрасоток, размышляя о моем богатстве и банковских счетах, готовы не замечать ни инвалидного кресла, ни физической неполноценности. В последние годы дня не проходило, чтобы я не услышал самые горячие признания в любви. Нужно быть жителем Лос-Анджелеса, чтобы отдать должное их игре. Даже меня иной раз слеза прошибала.

Страйд рассмеялся, к нему присоединился Уокер.

– Мать Майкла Джонсона была женщиной другого склада. Актриса – кошмарная, желала все и сразу, но таланта не имела. Вероятно, режиссер предполагал, что я дам ей пинка, а не главную роль, поэтому и не хотел присылать ее ко мне на прослушивание. В конце концов прислал – для развлечения, естественно; подумал, что мне нужна женщина. Боже, какую сцену она мне тут закатила! Она была готова сделать что угодно, лишь бы получить роль, а когда я ей отказал, разрыдалась, как маленькая девочка. Экспансивная максималистка, она напоминала ребенка. Не знаю уж, чем она тронула меня, или в тот момент мне просто нужно было о ком-то заботиться, но, к изумлению всего Голливуда, я женился на ней. Можно назвать наш брак непродолжительным периодом взаимопомощи.

– Я понимаю вас, – проговорил Страйд. Он вспомнил Андреа, свою вторую жену. Его отношения с ней складывались аналогично. Два человека нуждались друг в друге, но любви между ними не было.

– Через два года родился сын. Я не заметил, когда и почему она впала в депрессию. Люди, как правило, не рассказывают о подобном. Я просто подумал, что она разлюбила меня и не любит нашего мальчика. Вот ведь дурак.

Страйд читал много статей об Уокере. Его жена совершила самоубийство через несколько лет после рождения Майкла Джонсона.

– Остальное мне известно, – сказал он.

– Не сомневаюсь. Ее самоубийство стало новостью номер один. Только ведь вы не знаете, почему она покончила с собой, детектив. Майкл Джонсон в конце концов причину понял, ну или посчитал, что понял. Моя жена не выдержала конкуренции. Хрупкая, болезненная, склонная к неврастении, она жила в состоянии постоянного стресса. А я лишь подливал масла в огонь. Прежде всего тем, что никак не мог избавиться от прошлого. Сын это тоже чувствовал. Оттого его и раздражало все, что было связано с «Шахерезадой».

Услышав название казино, Страйд насторожился и сосредоточился. Стыдно признаться, но он начал проникаться симпатией к Уокеру Лейну.

– Вы сказали, ваша супруга не выдержала конкуренции. Что вы имели в виду? – спросил он.

Уокер вздохнул.

– Для этого вы сюда и приехали. Чтобы услышать всю правду, не так ли? – Он развернул кресло, ткнул пальцем на возвышавшуюся над домом башню. – Видите, детектив?

Страйд увидел лишь остроконечную крышу дома, камни, с десяток окон, выходивших на озеро. Башню с круглым балконом для прогулок на ее вершине.

– Нет, ничего не ви… – забормотал он и осекся. Его взгляд выхватил пять камней, отличавшихся от остальной кладки. Нет, не по размеру, форме или цвету. Они были такими же прямоугольными, длинными и серыми, как и все другие. Только пристально рассмотрев их, Страйд заметил высеченные на них буквы, протянувшиеся от одного выступающего бокового окна до другого, и складывающиеся в имя. Годы приходящих с океана ливней не стерли края букв.

– «Амира», – тихо прочитал он.

Он перевел недоуменный взгляд на Уокера – тот, погруженный в свои мысли, чуть повернувшись, рассматривал одним глазом буквы, точно ласкал их взглядом.

– Вы назвали в ее честь поместье, – промолвил Страйд. – Зачем?

– Детектив, вы не романтик.

– Значит, вы убили ее! – непроизвольно вырвалось у Страйда.

– Нет. – Уокер покачал головой. Он не разозлился, но голос его стал жестче. – Нет, нет и нет. Неужели вы не понимаете, что я скорее убил бы себя. Случалось, что я вполне серьезно размышлял о самоубийстве. Только для того, чтобы оказаться рядом с ней. Я любил Амиру, и она любила меня. Вечером мы собирались пожениться. Да, в тот самый вечер, когда Бони Фиссо убил ее.

* * *

Они вернулись на веранду. В окно Страйд увидел небо – безоблачное, с рассеянными по нему темными пятнами. Погода менялась быстро, в считанные минуты переходя от солнечной к пасмурной и обратно. Зашуршал по саду, застучал по деревьям мелкий дождь, тонкими струйками потек по окнам. Сделалось холодно. Уокер позвал слугу, тот положил в камин несколько поленьев, и разгоревшееся пламя быстро наполнило комнату теплом. Затем он открыл бутылку красного вина «пино нуар», наполнил два бокала, протянул один Страйду. Уокер смотрел на огонь, делая маленькие глотки из бокала.

– Попытаюсь объяснить вам, каким тогда был Лас-Вегас, – произнес он. – Думаю, частичка очарования, присущего в тридцатые годы Голливуду, была и во мне. Гламур, бешеная активность, молодость – вот что характеризовало в то время Лас-Вегас. Миллионеры увивались вокруг танцовщиц. Известные актеры-комики в два часа ночи играли в кости на полу казино. Надевали на себя множество драгоценностей, словно собирались в оперу. Лично мне, насколько я себя помню, все происходящее казалось прекрасным, а люди – сплошь богачами. Иллюзия, конечно. Мираж. Лас-Вегас умеет создавать их. Шикарные заведения притягивали и заманивали. Человек заходил в казино и забывал обо всем. Отчасти потому, что реальный мир казался ему лишь небольшим клочком пустыни, далеким и никому не нужным. И действительно, в полукилометре от центра уже начиналась пустыня, ничейная земля. Однажды я ехал из Калифорнии по ее краю, по чудовищной дороге. Провел несколько часов в кромешной тьме. Ни огонька, ни звука вокруг. И вдруг на горизонте вспыхивает яркое разноцветное пламя, заливает всю округу слепящим неоновым светом. Представляете картину?

Страйд сухо кивнул.

– Элен Труа говорила нам, что в то время Лас-Вегас считался звездным городом.

– Она совершенно права. Там жило больше знаменитостей, чем во всех штатах, вместе взятых.

– Элен танцевала вместе с Амирой, – добавил Страйд.

– Да? – Уокер удивленно покачал головой. – Простите, не помню.

– Ее сценический псевдоним был – Елена Троянская. Она утверждает, будто спала с вами.

Уокер засмущался.

– Не собираюсь ничего опровергать. В те годы у меня было достаточно любовниц. Мне нравились женщины, а мои деньги многое позволяли. Лас-Вегас соблазнил меня так же, как и других.

– И Амиру тоже?

– Да, и ее. А она соблазнила меня. Вам приходилось читать о ее шоу «Пламя»?

Страйд кивнул.

– Словами его не опишешь. Я влюбился в Амиру сразу, как только она впервые появилась на сцене в «Пламени». Повторю – шлюх у меня имелось предостаточно, но Амира была совсем иной. Я обожал ее, боготворил. Вероятно, я льщу себе, но мне кажется, что и она чувствовала ко мне то же самое. Не исключено, что ей нужны были мои деньги, либо она хотела использовать меня для побега, но я верил в то, что она меня любит.

– Амира была любовницей Бони?

На подвижной части лица Уокера отобразилась боль.

– Да. Видите, каким я был глупцом? Наивным ребенком. Знал, что заигрываю с гангстерами, а относился к происходящему как к очередному фильму. Крутые парни в мягких шляпах представлялись мне актерами. А они были настоящими.

– Что случилось потом?

– Мы полагали, что сможем скрывать отношения. Никто не должен был узнать о нашей связи, пока мы не уедем подальше от Лас-Вегаса и не поженимся.

«„Уедем подальше“. Вот это вам действительно удалось, – мрачно подумал Страйд. – Особенно Амире. Уехала – дальше некуда».

– Конспиратор из меня аховый. Я был молод, влюблен, и все мои мысли читались у меня на физиономии. Не сомневаюсь, что о наших тайных замыслах многие догадывались. Хотя бы потому, что каждый уик-энд я появлялся на ее шоу. Бони, разумеется, обо всем догадывался. Лео Риччи однажды беседовал со мной, сообщил, что Амира – его собственность, такая же как стол или стул. Я рассвирепел, но уверил его, что ничего серьезного к Амире не испытываю. Она оказалась лучшей актрисой – никогда не смотрела в мою сторону, а Бони заявила, что если я попытаюсь хотя бы дотронуться до нее, она разобьет мне физиономию. Бони рассмеялся и, конечно же, не поверил. В общем, все выглядело спокойным. Через час-два после шоу, среди ночи, она проникала в мой номер на крыше, и мы предавались нашим тайнам.

– В Лас-Вегасе трудно что-нибудь сохранить в тайне, – заметил Страйд.

– Естественно. Позднее я догадался, откуда Бони все о нас знал. Он наставил в моем номере «жучков» и слушал наши разговоры с Амирой. Мы считали, что перехитрили всех, а были полными дураками – Бони знал о каждом нашем шаге.

– Расскажите о той ночи.

– О той ночи, – пробормотал Уокер. – О той страшной, ужасающей ночи. – Он поднял правую руку, потер пальцами застывшую часть лица, будто оно что-то чувствовало. – Мы договорились уехать в Европу после второго выступления Амиры, пожениться там и полгода путешествовать по миру.

– Бони о вашем плане знал?

Уокер кивнул.

– Вечером мы с ним сидели и болтали в его офисе. Я часто к нему заходил, считая его очень милым человеком и приятным собеседником. Мы пили, смеялись, шутили. Внезапно я ощутил тревогу. Что-то в его поведении мне показалось странным. Я знал, что в это самое время Амира ждет меня в моем номере, пытался уйти, но всякий раз Бони под каким-нибудь предлогом удерживал меня. Я посматривал на часы, а он делал вид, что ничего не замечает. Потом в кабинет вошел Риччи, правая, бойцовская рука Бони. Он всегда меня пугал. Мне было хорошо известно, что под изысканным костюмом скрывается свирепый сукин сын. Бони попросил его проводить меня до номера, я начал отказываться, но Бони настоял, и Лео потащился за мной. Перед тем как выйти из офиса, Бони поцеловал меня в щеки. До сих пор помню, как он произнес в тот момент: «Храни тебя Господь, Уокер». Как только я это услышал, сердце оборвалось. Я сразу сообразил, что ничего хорошего лучше не ждать.

Страйд молча слушал рассказ Лейна. Он вспомнил, как стоял на балконе в квартире его сына и смотрел вниз, на самый верхний номер, расположенный под крышей «Шахерезады».

– Лео проводил меня до номера, вошел со мной внутрь. Я попытался остановить его, но он оттолкнул меня и засмеялся. Я думал застать Амиру, но не увидел ее и подумал, что она уже ушла. А потом заметил, что дверь на террасу открыта. Меня охватил страх. Я бросился туда. – Уокер заговорил тише. – Ее тело плавало в бассейне, между пятнами крови. Вода в нем была мутной. Я замер, уставился на нее. Не помню, сколько я простоял, но очнулся от мысли, что убийство Амиры обязательно спишут на меня. Скажут, что сильно любил, приревновал к кому-нибудь. И тут меня охватил ужас.

– Зачем они ее убили? – Страйд разглядывал Лейна, пытаясь догадаться, что произошло дальше.

Уокер, опустив голову, смотрел на свои парализованные ноги.

– Лео подхватил меня под руки и потащил вниз, в подвал, затолкал в лимузин. Он заявил, что меня отвезут в аэропорт, я должен скрыться и никогда больше не показываться в Лас-Вегасе. Это не все. Было бы странно, если бы они ограничились словесными угрозами. В машине сидели еще двое. Они отвезли меня в пустыню. Детектив, знаете, как ощущает себя человек, когда ему дробят колени бейсбольными битами? Или когда крушат череп кастетами? Я бы отдал им все, что у меня было, лишь бы они убили меня. Но Бони хотел, чтобы я продолжал жить, поэтому и отдал меня профессионалам своего дела. Бони хотел, чтобы я все понял.

И миллиардер Уокер Лейн, калека, заплакал.

Страйд почувствовал, как в нем закипает злость.

Он злился на Бони Фиссо, которого никогда не видел. На Лас-Вегас, разрушающий жизни людей. Страйд вдруг проникся странной симпатией к убийце, оставившему им свой портрет, одинокому искателю справедливости, мстившему за смерть Амиры, пусть незаконным и аморальным путем.

Он начал понимать, что убийца постоянно опережает их.

И Уокер абсолютно невиновен.

А виновен Бони.

Глава 27

– Джонни, слушай. Его зовут Блейк Уайлд, – сообщила Серена. – Ну или, по крайней мере, это имя он носил совсем недавно. Либо носит и сейчас. Работал охранником в агентстве «Премиум секьюрити». Президент агентства, Дэвид Камен, узнал Блейка по нашему фотороботу. Он тот, кого мы ищем. Где находится сейчас – неизвестно.

Разговор происходил ночью. Страйд находился в ангаре для личного самолета Уокера, в аэропорту Ванкувера, ожидая возвращения «Гольфстрима». Из-за плохой погоды самолет совершил вынужденную посадку в Денвере. Здесь, на побережье, погода стояла не лучше – почти сутки шел сильный дождь.

– Долго он там проработал? – поинтересовался Страйд.

– Пару месяцев. Камен утверждает, что биографию Блейка проверяли, в ней все чисто. Однако его личное дело из агентства исчезло. Секретарша говорит, что похитить его мог сам Блейк, но мне думается, что Камен просто запустил его в машинку для уничтожения бумаг.

– Полагаешь, они знакомы?

– Камен служил в армии. Снайпером, в составе морской пехоты. Воевал в Персидском заливе. Я навела о нем кое-какие справки. По неподтвержденным данным, он связан с ближневосточными группировками, с контрабандистами, наемниками. К кому Блейк Уайлд обратится за помощью, как не к своему старому другу?

– Вопрос – зачем он явился в Лас-Вегас.

– Убивать.

– Но чего он добивается? И почему именно он? Почему сейчас? Адрес он назвал, конечно, липовый?

– Настоящий, – ответила Серена. – Баулдер-Стрип. Живет там семья мормонов – муж, жена, пятеро детей и собака-бигль. Все в один голос заявляют, что ни о каком Блейке никогда не слышали.

– Страховая карточка?

– Зарегистрирована на мальчика из Чикаго, умершего пять лет назад.

– Но зарплату ему как-то ведь платили?

– Чеками, которые он переводил в наличные в ломбардах, всегда в разных. Платишь десять процентов налога, зато ни тебе документов лишних, ни камер.

Стоя у двери ангара, Страйд посмотрел на струи дождя.

– Значит, он был в субботу днем с Карин Уэстермарк? – спросил он. – Обеспечивал ее охрану?

– Здорово, да? – воскликнула Серена. – Вот почему он изменил внешность. Не от нас он прятался, он не хотел, чтобы Карин впоследствии опознала его.

– И Тирни Даргон он тоже охранял? – вздохнул Страйд.

– Да. Камен подтвердил это. Неудивительно, что она открыла ему дверь особняка.

Страйд не мог поверить, что все время они находились в двух шагах от преступника, но не имели ничего против него.

– Должна быть еще хоть какая-нибудь информация, – произнес он. – Чеки на покупки, номера кредитных карточек, банковские счета.

– Пусто. Все документы, которые он предоставлял, были фальшивыми. Но выполнены безукоризненно. Я звонила соседу Ника Хэмфри, вызывала старого мошенника. Так тот просто языком щелкал от восхищения. Назвал, правда, пару фамилий местных знаменитостей по части подделок документов. Корди с ними сейчас работает, а заодно проверяет уличную мелочевку. Думаю, что-либо существенное мы не обнаружим. Этот парень очень хитер. Фальшивки изготавливались не тут.

– У него, наверное, и удостоверений личности несколько, – предположил Страйд.

– Мы обзваниваем всех, с кем он работал от охранного агентства. Узнаем, не расспрашивал ли их Блейк о чем-нибудь личном, предупреждаем, чтобы соблюдали осторожность. Пытаемся выяснить у них побольше о нем самом – как он одевался, добирался до них, что ел и какие рестораны предпочитал. Насколько возможно, сужаем круг поисков.

– На телевидение фоторобот передали?

– Да. Туда уже пошли звонки, но пока ничего стоящего. А что тебе удалось выяснить у Уокера Лейна?

Страйд вкратце пересказал Серене все, что миллиардер сообщил ему об Амире и Бони Фиссо.

– Ты ему веришь?

– Вариантов два. Либо Амиру действительно убил Уокер и Бони в отместку отдал его на растерзание громилам, либо Бони расквитался с ними обоими за то, что готовились к побегу. Хотя второй вариант предложил сам Уокер, похоже, он не врет. Денег у него больше, чем у Бога, но он до сих пор боится Бони.

– Да, совсем забыла – владельцем охранного агентства «Премиум секьюрити» является Бони Фиссо. Каково?

Страйд покачал головой. Бони Фиссо раскинул свои щупальца по Лас-Вегасу, обвил ими шеи всех, кто имел отношение к их расследованию.

– Значит, Дэвид Камен уже поведал Блейку о вашем визите, – резюмировал Страйд.

– Не сомневаюсь, – отозвалась Серена. – Меня беспокоит иное: знает ли Блейк, что в смерти Амиры замешан сам Бони? Если да, то он подбирается к нему самым надежным путем, через одну из его теневых фирм.

– Мне кажется, Блейк Уайлд знает Бони намного лучше нас. Надо бы нам поговорить с Бони. Ему следует знать, что происходит. Рано или поздно все замкнется на нем. Вероятно, и на его проекте «Ориент».

– Сохилл утверждает, что пытается повлиять на Бони, убедить его встретиться с нами. Он даже попросил своего отца связаться с ним по телефону. Пока его попытки безуспешны. Максимум, на что мы можем рассчитывать, – это встреча с адвокатом Бони.

– Черт побери, – прошептал Страйд. – Почему он отказывается? Мы же не собираемся арестовывать его. Конечно, хотелось бы, но оснований пока нет. Ни в одном из убийств его участие не просматривается. Убийство Амиры? Так когда это было? Сорок лет назад? Почему он избегает встречи?

– Бони не хочет замазаться ни в чем.

– Остается последний шанс. Придется тебе снова идти к Клэр.

Серена ответила не сразу. Страйд удивился ее долгому молчанию. Наконец она проговорила:

– Думаю, не поможет. Она не станет общаться с отцом.

– Но ты же сказала, что Клэр не отказывается нам помочь. – Страйд удивился еще больше. – Нам нужна ее помощь.

– Бесполезно, – настаивала Серена.

– Серена, ты можешь уговорить кого угодно сделать что угодно. В чем проблема?

– Клэр со мной жеманничала, – неохотно объяснила Серена.

Страйд едва не рассмеялся.

– Ну и что? Геи лишь тем и занимаются, что жеманничают. Игриво улыбнись ей пару раз, если тебе это поможет. – Он пытался сообразить, не упустил ли что-нибудь важное из рассказа Серены и почему встреча с Клэр так напугала ее. Внезапно Страйд прозрел: – Если она не пыталась соблазнить тебя.

– Нет, – откликнулась Серена и добавила смущенно: – Вроде бы нет.

– Вроде бы? – серьезно повторил Страйд. – Звучит как «немного беременна».

– Ничего особенного, – заверила его Серена и вдруг выпалила: – Но я хотела, чтобы она соблазнила меня! Джонни, не знаю, что на меня нашло, но я была готова впрыгнуть в постель с ней. Вот что меня напугало. Проклятие, мне не верится, что я тебе все это говорю.

Страйд растерянно стоял, не находя слов. Он заставлял себя сдерживать эмоции, путаясь в них. Ощущал одновременно и обиду, и ревность, и злость. Захлебывался в чувствах.

– И что же ты мне говоришь, Серена?

Неосторожно брошенной фразой он вовлек себя в беседу, к которой еще не был готов, и менее всего хотел вести ее по телефону, находясь за тысячи километров от Серены.

– Сама не знаю, – ответила Серена тоном, вдруг ставшим чужим, пустым. Страйд напряженно вслушивался в него.

– Не создаешь ли ты себе проблемы искусственно? – предположил Страйд. – Давай подумаем: что, собственно, произошло? Ничего особенного. Клэр застала тебя врасплох. Ты немного поддалась ей. Тоже естественно – ведь не железная же ты.

– Не в этом дело, – возразила она. – Все оказалось проще, чем я ожидала.

– Скажи, ты меня любишь? – спросил он и задержал дыхание. Страйд испугался, поскольку не был уверен в ее ответе.

– Да.

– Встреча с Клэр изменила твои чувства?

– Нет, ни в коем случае. Только мне очень не хочется опять встречаться с ней.

– Используя ее симпатию к себе, ты можешь упросить ее позвонить Бони.

– Да. Я попробую. Если голову не потеряю.

– Такая сильная симпатия?

Серена вздохнула.

– Очень.

Страйд смотрел на туман, маленькими нимбами висевший вокруг огней аэропорта. Никогда еще тоска и бесприютность не были столь острыми. Ему захотелось выйти из ангара, уйти в дождь и исчезнуть в нем.

– Я не знаю, что тебе посоветовать, – произнес он.

Его слова прозвучали в пустоту, сигнал исчез, растворился в ливне. Они с Сереной находились в разных концах Вселенной. Страйд сознавал: прежде чем попасть домой, ему придется долго ждать, и не меньше времени лететь в ночном небе.

Глава 28

– Здравствуй, Серена, – произнесла Клэр. – Рада, что ты позвонила.

Серена скользнула мимо нее в маленькую квартирку с одной спальней, пройдя сквозь ароматное облако косметики Клэр. Глаза их встретились.

– Извини, что так поздно, – пробормотала Серена. – В клубе мне сказали, что сегодня ты не выступаешь.

– Ты мне совершенно не мешаешь. Кроме меня и книжки одной цыпочки, тут никого нет.

В квартире царил полумрак, люстра была потушена, лишь несколько свечей в разных углах комнаты да невысокая лампа под шелковым абажуром на столе отбрасывали неяркий свет. Свечи распространяли запах ванили. По примятой софе и скомканному одеялу Серена догадалась, что Клэр сидела там и читала. Сбоку от софы стоял небольшой столик, а на нем – недопитый бокал белого вина. Из тщательно укрытых где-то под потолком динамиков доносилась тихая, мягкая джазовая музыка.

– Мне здесь нравится, – промолвила Серена, оглядывая небольшую, но теплую комнату, обставленную немного старомодно. В ней не было ничего современного, из металла и пластика. Мебель походила на старинную, но выглядела как только что сделанная. Серена подумала, что Клэр, вероятно, занимается еще и реставрацией мебельного антиквариата. Повсюду красивые дорогие безделушки: деревянные шкатулки с инкрустацией, стеклянные ангелы и вырезанные из камня фигурки зверей.

– Налить тебе вина? – предложила Клэр.

– Нет, спасибо, я не пью, – ответила Серена и осторожно добавила: – Если начну, то не смогу остановиться.

– Понимаю. Извини. Тогда минеральной?

Серена кивнула.

Клэр исчезла в кухне, а Серена опустилась на «любовное гнездышко» – маленький диванчик на двоих. Она понимала, что затеяла опасную игру. Ей нужна информация, расплатиться за которую она собиралась рассказом о себе, подробном, чтобы Клэр догадалась, какая она на самом деле. Такую Серена избрала стратегию. Клэр она нравилась. Серена надеялась, что, соблюдая необходимую дистанцию, поддерживая ровный разговор, ей удастся и не подпустить Клэр слишком близко, и получить от нее необходимые сведения и помощь. Иначе говоря, вытянуть согласие позвонить Бони.

Однако Серена знала также и то, что даже опытные канатоходцы иногда срываются и долго падают вниз.

Она вспомнила, как одна ее подруга, разведенная, однажды призналась ей: «Знаешь, пока ты заигрываешь с кем-то и думаешь, как бы не перейти запретную грань, оказывается, что ты от нее уже километров на десять в другую сторону ушла». Серена подумала, не совершает ли она ошибки, считая, что сумеет добиться помощи от Клэр и одновременно ничего не потерять.

Клэр вернулась с бокалом пузырящейся воды для Серены и полным бокалом вина для себя, опустилась на софу, поджав ноги. Двигалась свободно и грациозно, как кошка. Она была в поношенных синих джинсах и черной сатиновой блузке с V-образным вырезом. Пальцы ног сверкали красным педикюром.

– Прошу простить меня, – произнесла она.

– За что?

– По-моему, прошлый раз я вела себя слишком напористо. Сама удивляюсь, как так получилось. Обычно я действую не настолько прямолинейно. Представляю, что ты обо мне подумала. Мне стыдно.

Серена подумала, что Клэр решила сменить тактику, действовать неназойливо и поэтапно.

– Ты застала меня врасплох, – улыбнулась Серена.

– Все равно извини. Давай спишем инцидент на мое разыгравшееся воображение. Пусть все останется между нами.

Свой монолог Клэр проговорила, ни на мгновение не сводя глаз с Серены. Голос звучал призывно и обволакивающе, как теплое саке, проникал в душу и незаметно, бесшумно ломал все преграды.

«Старается девушка на совесть, – подумала Серена. – Правильно действует. Ничего не отрицает. Кажется, что оправдывается и отстраняется, а на самом деле придвигается ближе и ближе. Неплохо. Ей бы в суде выступать».

– Ты ничего не нафантазировала, – промолвила Серена.

Клэр отпила глоток вина.

– Хорошо, что ты так думаешь.

– Между нами ничего не будет, – заявила Серена.

– Вот как? – Клэр озорно усмехнулась.

– Нет.

– Плохо. – Клэр продолжала с задумчивым видом разглядывать Серену, лениво постукивая ногтями по бокалу. – Кто она? – вдруг спросила она.

– О ком ты?

– О девушке, которую я тебе напоминаю. В твоем прошлом была девушка. Я не настолько глупа, чтобы считать себя великой прорицательницей; во всяком случае, бабушки при виде меня еще не крестятся и не бросаются врассыпную, ломая заборы, но все же кое-какие знания в психологии получила.

– Ну хорошо. Да, была девушка, – призналась Серена. – Давно, правда.

– Расскажи мне о ней, – попросила Клэр.

Серена вздохнула. Пока все шло по плану. Ей надо рассказать о себе, Клэр сама попросила ее, и она приготовилась поведать о своей жизни, установить нужные отношения через сочувствие. Но приходилось вести себя осторожно, чтобы не сбиться с маршрута и не угодить в ловушку. Серена догадывалась, как трудно в иные моменты определить, где кончается стратегия и начинается катарсис. Однако Серена уже несколько лет хотела рассказать кому-нибудь о Дейрдре, но не представлялось случая. Ни психоаналитику, ни тем более Джонни поведать о своих отношениях с Дейрдрой она не могла. Лишь упомянуть о них вскользь, как о чем-то незначительном.

Серена отпила воды, и слова полились из нее. Воспоминания оказались на удивление яркими и свежими. Она поведала Клэр, что познакомилась с Дейрдрой, которая была на два года старше ее, на благотворительном обеде в Фениксе, где обе они выступали в качестве официанток. Говорила о своей матери, ставшей наркоманкой, и об ее наркодилере, Голубой Собаке, бравшем Серену в качестве оплаты за наркотики, о своей страшной жизни и о том, как Дейрдра стала для нее спасительным кругом и помогла убежать. Дейрдра протянула ей руку, когда Серена сделала аборт, поздний, ужасающе болезненный. Они с Дейрдрой готовили план мести – собирались убить мать Серены и Голубую Собаку, – но испугались тюрьмы. Оставался один путь – бежать. Они уехали в Лас-Вегас, сняли небольшую квартирку, устроились на работу. Были подругами, а с течением времени их отношения переросли в нечто большее, чем дружба.

Они стали любовницами. Серена пыталась оценивать их связь рационалистически, она считала, а точнее – притворялась, что в ней было не стремление к сексуальной удовлетворенности, а нечто иное. Но за какие бы хитроумные объяснения Серена ни пряталась, факт оставался фактом: они были любовницами. К своему ужасу, рассказывая Клэр историю жизни, она неожиданно почувствовала, что хочет опять испытать давнишнюю страсть. Серена осознала, что это она соблазняет Клэр, следит за ее движениями на софе. Поймала себя на мысли, что жаждет Клэр. Она могла заставить Клэр сделать для нее что угодно. И еще – вернуть себе прежние ощущения.

Голова у Серены закружилась точно в опьянении.

Даже после того как она поведала Клэр, что бросила Дейрдру и та в отчаянии пустилась в разгул, приведший ее к страшному финалу, ее уже не тянуло броситься в слезы, как раньше. Серена стала сильной, потому что ей следовало быть такой.

– Как много вокруг вины, – проговорила Клэр, выслушав ее. – Но ты у нас крутая, ты – выдержишь.

– Я поступила жестоко, – призналась Серена.

– Значит, ты считаешь, что сможешь загладить вину перед Дейрдрой, став моей любовницей? – прямо спросила Клэр. Серена восхитилась ее сообразительности. – Зря надеешься, не сможешь. Да и не хочу я выполнять роль заменителя.

– А чего же ты желаешь?

– Чтобы ты меня полюбила.

От ее спокойного будничного тона у Серены перехватило дыхание. Она покачала головой.

– Нет, этого не будет. С Дейрдрой у нас не было любви. Мы удовлетворяли друг друга, и только. Я, по крайней мере, ничего к ней не чувствовала.

– Я не Дейрдра. – Клэр отбросила назад прядь волос, но она опять упала ей на лицо. – Ну а ты-то сама чего хочешь, Серена?

– Не я хочу. Мы с Джонни хотим, – произнесла Серена, глядя в лицо Клэр. – Чтобы ты позвонила отцу.

Клэр посмотрела на нее так, будто знала о ее просьбе еще до того, как Серена пришла к ней.

– Ладно. А что будет, если я устрою вам встречу со своим отцом? Ты проведешь со мной ночь?

Серена подумала о Джонни. Она сидела с каменным видом, воображая себя канатоходцем, готовым от малейшего дуновения ветерка сорваться и упасть. В объятия Клэр.

– Нет, – твердо заявила она. – Кроме того, ты же сама говоришь, что тебе нужно не это.

– Твердости в тебе намного меньше, чем я ожидала. Если бы я сейчас начала целовать тебя, минут через десять мы бы уже лежали в постели. Ладно, придумаю что-нибудь иное.

Они играли в опасную игру, и Серене потребовалась вся ее сила воли, чтобы не дрогнуть.

– Пожалуйста, позвони Бони, – снова попросила она.

Клэр неторопливо протянула руку к столику. Только теперь Серена заметила лежащий там мобильный телефон. Клэр раскрыла его, подняла голову и стала долго и внимательно рассматривать Серену.

– Понимала бы ты, чего мне это стоит, – вздохнула она.

– Понимаю.

– Тебе никогда не узнать, что он со мной сделал. Отец предал меня.

– Сочувствую. Может, когда-нибудь расскажешь.

Клэр нажала клавишу быстрого вызова. Было почти двенадцать ночи, но Бони ответил сразу.

– Это Клэр, – сказала она, не сводя глаз с сидящей напротив Серены. – У меня к тебе одна просьба.

Глава 29

Скоростной застекленный лифт, с тонированными пуленепробиваемыми окнами, уносил их под самую крышу, к логову Бони Фиссо, расположенному в крайней северной башне Чарлкомб-Тауэрс.

Пока лифт летел вверх, Страйд рассматривал стремительно удаляющуюся землю и думал о Лейне. Тот жил в аналогичной башне, стоящей неподалеку, смотрел на казино, исковеркавшее судьбу его отца, Уокера Лейна. Где под яркими огнями названия «Шахерезада» погибла его возлюбленная. Интересно – встречался ли когда-нибудь Майкл Джонсон с Бони? Знал ли о конфликте между ним и своим отцом? Теперь Страйда уже не удивляли отчаянные просьбы Уокера Лейна к сыну как можно быстрее покинуть Лас-Вегас.

Он перевел взгляд на Серену. Она неподвижно стояла у стены лифта, рассматривая протянувшийся под ними Стрип. Все время, пока Страйд летел, вслушиваясь в гул двигателей «Гольфстрима», он задавал себе один вопрос: «Как отнестись к рассказу Серены о ее встрече с Клэр и что предпринять?» Ответа не нашел до сих пор. Он не ожидал обнаружить ее дома, но, к его удивлению и радости, когда он вошел, Серена лежала в кровати, не спала.

Наступила полночь. Они ни о чем не расспрашивали друг друга, поболтали, будто ничего не случилось. Потом занимались любовью. Серена отдавалась Страйду, как никогда раньше – неистово и страстно. Ему показалось, будто она выплеснула на него желание, нерастраченное и предназначавшееся Клэр.

«Ну и что? Пусть хоть так. Ничего страшного», – решил он.

Двери лифта раскрылись.

Они вышли в небольшой, ярко освещенный вестибюль. Перед ними располагалась белая крашеная стена с громадными двойными дубовыми дверями в центре. Пол, сверкающий белым мрамором, девственно-чист. Ни пылинки, ни пятнышка. На стене, по обеим сторонам дверей, висели четыре картины, оригиналы, кисти художника-реалиста Эндрю Уайета из серии «Хельга». Страйд предположил, что находились они тут не случайно, а предназначались для умиротворения посетителей, ожидавших аудиенции во внутреннем святилище. Вероятно, и не только для утешения, а чтобы намекнуть: здесь, в царстве денег, заботятся и о поддержании марки. Бони, очевидно, считал себя не хуже Стива Уина. Если Уин мог в своем «Белладжио» выставить Пикассо, то почему бы и ему не обзавестись собственной галереей?

Страйд наслушался разных историй о Бони и затруднялся определить, где в них правда, а где вымысел. Утверждали, будто есть у него дрессированная крыса, она отгрызает гениталии чрезмерно болтливым сотрудникам. Что Бони заставляет официантов, попавшихся на воровстве, есть крысиные испражнения. Подобные слухи Страйд причислял к городским легендам. А вот разговоры, что якобы половина нынешних крупных политиков Лас-Вегаса в молодости работали у него в казино и там, в обмен на образование и карьеру, отдали Бони свои души, по мнению Страйда, походили на правду.

Год назад Рекс Тиррелл изрядно потрудился над досье Бони. Как следовало из его статьи, Бонадетти Анджело Фиссо родился в середине двадцатых годов в Нью-Йорке. Отец, водитель автофургона на Манхэттене, зарабатывал мало, но как-то сумел – Тиррелл намекал, что не без помощи местной мафии – послать старшего сына, Бони, в Колумбийский университет. Оттуда Бони вернулся с дипломами юриста и менеджера, чистенький, опрятный, рафинированный. Призыва на военную службу избежал, поскольку его правое ухо не слышало на семьдесят процентов, и это позволило ему в период Второй мировой войны заняться скупкой и продажей фирм по восточному побережью. Ходили слухи, что стартовый капитал ему дала мафия, а его собственные фирмы служили прачечными – отмывали грязные деньги. Несколько поколений сотрудников ФБР потратили множество денег налогоплательщиков с целью доказать преступный характер деятельности Бони, но он всегда выходил сухим из воды, оставляя агентов довольствоваться мелкой рыбешкой в океане своих афер. Такой как, например, Лео Риччи.

Бони заявился в Лас-Вегас в 1955 году. Прикупил несколько третьеразрядных казино, добавил к ним этажей, превратив в отели, обзавелся различными шоу и полуголыми официантками, с шиком оборудовал интерьер залов, получив в результате высокодоходные предприятия.

Бони Фиссо создал себе имидж щедрого мецената: жертвовал деньги на строительство больниц и парков, финансировал колледжи и школы, платил за обучение детей своих сотрудников. На публике он выглядел святым, много шутил и постоянно улыбался. За кулисами представал совсем иной Бони. В пустыне находили полуистлевшие трупы. Вырывались зубы, трещали кости. Крыса жирела, как говорили те, кто верил в ее существование.

«Шахерезада» стала жемчужиной империи Бони. Он построил казино сам, на пустом месте, открыл в 1965 году. Казино сразу привлекло внимание артистической богемы. Бони угадал то, до чего последующие поколения бизнесменов Лас-Вегаса додумывались лишь через десяток лет. Он понял, что город должен не стоять на месте, а постоянно обновляться, изобретать и совершенствоваться. В «Шахерезаде» ничто не стояло на месте. Бони находил новые шоу, новых звезд вроде Амиры с ее «Пламенем». Выискивал пути встряхнуть, шокировать и соблазнить публику. Деньги текли к нему рекой.

Страйд видел снимки покойной супруги Бони, матери Клэр, с которой у него был скоротечный бурный роман. Ева Белфорт, красавица блондинка, аристократка, по боковой линии состояла в родстве с французскими монархами. Женитьба на ней придавала Бони европейский салонный шарм. Правда, как и все в своей жизни, Бони и жену приобрел за деньги. Ее семейство владело замком в долине Луары и собиралось уже расставаться с ним по причине невозможности платить налоги, как вдруг возник Бони. Совершенно случайно. Так уж вышло, что в то время он совершал вояж по винодельческим предприятиям. В общем, семейство снова разбогатело, а Бони вернулся домой с трофейной невестой. Страйд подумал, что, увидев Лас-Вегас, она едва не лишилась чувств, и не ошибся. Изнеженная утонченная француженка, взлелеянная в мягком климате, пришла в ужас от адской удушающей жары. Как писал Тиррелл, характер у Евы оказался не ангельским. Она закатывала мужу душераздирающие сцены за его флирт с танцовщицами. Страйд не знал только, известно ли было Еве об Амире, но сейчас данный факт представлялся ему не столь важным.

Брак Бони – кстати, единственный – длился три года. Ева пережила Амиру всего на несколько месяцев и умерла во время родов. Бони остался с дочерью на руках, с Клэр.

Страйд и Серена ждали в вестибюле не менее десяти минут. Наконец двери растворились – настолько внезапно, что детективы вздрогнули. Перед ними возникла миловидная молодая женщина лет двадцати пяти, в безукоризненном деловом костюме, с аккуратно уложенными и заколотыми шпильками темными волосами.

– Детектив Диал, детектив Страйд, добрый день, – поприветствовала она их. – Прошу вас, входите. Извините, что заставили вас ждать.

Она проводила их в комнату, громадную, очень длинную, как футбольное поле. Почти всю северную сторону комнаты занимало высокое, от потолка до пола, окно, из которого был не только прекрасно виден Стрип, но и горы к востоку и западу от Лас-Вегаса.

– Мистер Фиссо присоединится к вам через минуту, – сообщила она. – Завтрак подан. Пожалуйста, садитесь.

Дама оставила их одних, исчезнув за дверью в обитой кожей стене. Страйд оглядел накрытый стол и почувствовал голод. Расставленных на нем блюд хватило бы, чтобы накормить человек двадцать. Страйд взял тарелку, положил на нее булочку, залил ее сливками с сыром, прикрыл сверху куском розовой копченой лососины. Затем налил два бокала апельсинового сока: один для себя, второй – для Серены.

В комнате ощущалась атмосфера Дикого Запада, усиленная картинами Ремингтона и других мастеров ковбойской школы рисования. Стояла у стены и скульптура, тоже ковбойского мотива, изображавшая всадника на вздыбленной лошади, участника родео. Страйд часто пытался представить себе Бони, уроженца Манхэттена, в ковбойской шляпе, и уже собирался пошутить по этому поводу, но, к его счастью, вовремя осекся, заметив краем глаза Бони Фиссо, бесшумно вошедшего в комнату.

– Все мужчины в душе немного ковбои, детектив, – заметил он, словно прочитав мысли Страйда. – Вы слышали что-нибудь о спагетти по-западному? Если нет, то посмотрите. Это я и есть. – Бони рассмеялся громким хрипловатым смехом, похожим скорее на рев, эхом прокатившимся по комнате.

Для своих восьмидесяти с лишним лет двигался он с удивительной быстротой и изяществом. Пожав детективам руки и лавируя между креслами, Бони Фиссо провел их к окну и произнес:

– Посмотрите на наш город. Прекраснейшее место на Земле. Вы слышали, что говорят неучи? Будто во всяком уважающем себя городе должна быть река. Да пошли они в задницу, умники недоделанные! По нашему городу катятся пыль и клочья кактусов, ползают гремучие змеи. Но река у нас тоже есть, да еще какая. Золотая. Неужели она хуже тех вонючих канав с тухлой рыбой, которыми кое-кто хвастает? Миссури, Гудзон – это помойки.

– Не тоскуете по былым дням? – спросил Страйд. – Многие уверены, что в шестидесятые годы Лас-Вегас был красивее и лучше.

– Да ну их к черту! – воскликнул Бони. – Разумеется, я хотел бы иметь хотя бы половину моей прежней силы и энергии. А кто этого не хочет? Я потерял очень много друзей. Но что делать? Все стареют. Как говорится, проходит время, ну и черт с ним. Для нас самое важное – красота нашего города. Который только молодеет. Что прошло – с плеч долой. Старое нужно сметать. С чем ты вырастаешь, то и есть волшебство. Детективы, уверяю вас: пройдет лет сорок, и все будут с тоской вспоминать счастливые двухтысячные годы. – Бони достал из буфета бутылку шампанского, налил себе бокал. – Да что ж вы стоите? Проходите, ешьте, ешьте. Простите, я, наверное, становлюсь похожим на свою бабку.

Страйд вынужден был признать, что на нудную ностальгирующую бабку Бони походил меньше всего. Он оказался очаровательным. Страйд не без труда заставил себя вспомнить, что разговаривает с человеком, который ради своих интересов прикажет убить кого угодно, да и сам не погнушается преступлением, глотку перережет – и глазом не моргнет. Перед его мысленным взором возникла фигура Уокера в инвалидной коляске, избитого до полусмерти подручными Бони; потом – труп Амиры с раздробленным черепом.

Бони внимательно изучал Страйда, поблескивая голубыми глазами, и тому показалось, что добродушный хозяин насквозь видит его и догадывается, о чем он думает.

«Подобное чувство испытывает наверняка любой, кто впервые входит сюда и сталкивается с ним лицом к лицу», – размышлял Страйд.

– Давайте наполним тарелки и сядем, – предложил Бони и подвинул к себе обтянутое красной кожей кресло.

Страйд заметил, что сиденье его ниже, чем у остальных, чтобы Бони мог поставить ноги на пол. Он был не выше ста семидесяти сантиметров. Само же кресло стояло на небольшом возвышении, словно трон на постаменте. Расположенные вдоль стены большие диваны казались перед ним маленькими кушеточками.

«Император. Осталось лишь протягивать вассалам для поцелуя пальцы, унизанные рубинами и бриллиантами».

Бони был в водолазке, блестящем блейзере и отутюженных брюках – все черного цвета. Черные ботинки мягкой кожи сверкали так, что в них можно было смотреться как в зеркало. Страйд, видевший десятки фотографий Бони, отметил, что выглядит он моложаво, нисколько не изменившись за последние десятилетия. Разве что на макушке, в некогда черных, а сейчас почти сплошь седых волосах, начала образовываться маленькая лысинка, а лоб покрылся темными пятнышками – свидетельствами плохой работы печени. Под глазами образовались небольшие мешки в форме полумесяца, щеки посерели, точно покрылись небритостью, но справиться с ней не смогло бы никакое лезвие. Несмотря на все признаки возраста, Бони был еще очень и очень крепок, глаза смотрели пронзительно и настороженно. Зубы свои, идеально белые и ровные, как у актера.

«Ему бы в „Челюстях“ играть», – мелькнула мысль у Страйда.

Разговор начала Серена:

– Мистер Фиссо!

– Пожалуйста, не нужно официальности! Зовите меня просто Бони. К тому же мне так приятнее. Не чувствуешь себя старым пнем.

Серена замялась. Ей было неловко называть одного из первых лиц города по имени.

– Меня зовут… – произнесла Серена, но Бони перебил ее:

– Представляться нет необходимости. Я вас очень хорошо знаю. Вы Серена Диал. Приехали к нам из Феникса, если мои информаторы ничего не напутали, – промолвил он легким, мягким тоном, но Страйд понял сразу: Бони известна мельчайшая деталь биографии Серены.

«Наверняка он знает о ней больше, чем я».

Бони продолжил, обратившись к Страйду:

– Вы Джонатан Страйд. У нас новичок. Из Миннесоты? Я слышал, там множество озер. В иной обстановке я бы обязательно поинтересовался, зачем вы к нам пожаловали, но, по-моему, с причиной тут все ясно. – Он игриво подмигнул Страйду, метнул быстрый взгляд в сторону Серены. Его поведение не оставляло сомнений в том, что он отлично осведомлен об их отношениях. – Я хотел бы поблагодарить вас, – он перевел взгляд на Серену, – за возможность поговорить с дочерью. Порой мы целый год не звоним друг другу. Я был рад услышать ее голос. Когда-то мечтал о том, как счастлива она будет тут. Намеревался доверить ей часть своей империи. Она бы справилась, в бизнесе дочь разбирается лучше мужчин. А интуицию такую я больше ни у кого не встречал. Но характер у Клэр несносный. Вся в мать. Я имею в виду Еву, мою покойную супругу. Умела делать две вещи: закатывать скандалы и тратить деньги. Деловая хватка Клэр досталась от меня. Ну а от кого же еще? Ева зарабатывать не умела. А у Клэр к бизнесу талант. Ее учить не нужно.

– Почему вы живете отдельно? – спросила Серена.

Лицо Бони застыло, превратившись в маску.

– Офицера полиции заботит моя личная жизнь. Очень любопытно. Надеюсь, вы пришли сюда не за тем, чтобы устраивать мои семейные дела?

– Никоим образом, я всего лишь…

– Знайте: мы с Клэр не встречаемся исключительно потому, что мне не нравится ее образ жизни. Она пошла в певички для того, чтобы позлить меня. Живет в дешевенькой квартирке, хотя мне доподлинно известно, что только за последнее время она заработала миллионы игрой на бирже. – Бони глядел на Серену, которая не смогла сдержать изумления. – Она, наверное, заявила, что любит спать с девушками. Католички так себя не ведут. Я места бы не находил от радости, если бы Клэр вышла замуж за симпатичного здорового парня вроде детектива Страйда. В свое время я буквально заставлял ее назначать свидания приятным молодым людям. Скажете, я поступал плохо? Слава Богу, мне каждое воскресенье приходится говорить о Клэр на исповеди. Отец Д'Антони всегда расспрашивает о ней, интересуется, не вернулась ли она на праведный путь. Если вы меня спросите, я отвечу, что ему нравятся мои детальные рассказы.

– Вы слышали, как она поет?

– Слышал. Поет прекрасно. Если бы пожелала, то покорила бы и сам Нешвилл. Но она никогда туда не поедет. Обожает Лас-Вегас. – Бони откинулся на спинку кресла и сделал глоток шампанского. – Думаю, у нас есть и иные темы для беседы, не так ли? Клэр сообщила, что вы хотели бы побеседовать со мной неофициально, без адвокатов и записей. Вообще-то мне адвокаты не нужны, у меня диплом юриста, я и сам могу отводить вопросы и повторять одно и то же – нет, нет, нет. Чертовы попугаи, за всякую ерунду дерут тысячи долларов. Нет, адвокаты здесь не появятся, детективы. Разговаривать мы будем втроем. Я ясно излагаю?

Серена и Страйд кивнули.

– Причина, заставившая нас прийти к вам, заключается в том… – начал Страйд.

Бони прервал его:

– Что вы ищете убийцу и вам требуется моя помощь.

– Да.

– Портрет убийцы я видел в газетах. Извините, я не знаю такого человека. Так что помочь вам ничем не могу.

– Он работал в одной из принадлежащих вам фирм, – возразила Серена. – В «Премиум секьюрити». Его нанял Дэвид Камен. Это вам, несомненно, известно, потому что Камен наверняка сообщил вам о нашем с ним разговоре.

– Да, – признался Бони. – Но разве это что-то меняет? Блейка Уайлда я ни разу в глаза не видел и не знаю, как уж вы там собираетесь его ловить. Могу лишь пожелать успеха.

– Вы понимаете, что следующей его мишенью может стать Клэр? – спросила Серена.

– Не принимайте меня за дурака, детектив! – резко отозвался Бони. – Клэр постоянно охраняют несколько человек, и иногда она об этом догадывается. Мои люди ни на секунду не выпускают ее из поля зрения.

– Блейк и ее тоже охранял? – язвительно парировала Серена.

Бони не ответил, и Страйд подумал, что Серене удалось нащупать его больное место.

– Мистер Фиссо, я могу быть с вами совершенно откровенен? – обратился он к Бони.

– Разумеется.

– В газетах не писали, но вы, вероятно, догадались, что все три убийства связаны между собой преступлением, совершенным в казино «Шахерезада». Или, точнее, со смертью Амиры Лус. Кем бы ни был Блейк Уайлд, он мстит за гибель Амиры, поскольку уверен: до газет данная информация не дойдет. Скорее всего да. Мы не собираемся возобновлять расследование по делу об убийстве Амиры Лус. Оно закрыто.

– Неужели? – Бони деланно удивился. – А я слышал, вы им очень интересуетесь, детектив. И даже навещали моего старого друга Уокера Лейна.

– Вам хорошо известно, что он инвалид. С той самой ночи.

– Ужасно. Попал в автокатастрофу. Вот что значит садиться за руль пьяным.

– Уокер говорит иное.

– Что же?

– Уокер заявил, что вы отдали приказ избить его. Сделать калекой в отместку за то, что он увел у вас любовницу.

– Ясно. Итак, он тоже полагает, будто Амиру убил я, – произнес Бони бесстрастно.

– Совершенно верно.

– Мне очень нравился Уокер, детектив, но характер у него был отвратительный и вел он себя ужасающе. Эх, люди, люди… Наделал ошибок с далеко идущими последствиями, и давай винить кого угодно, только не себя.

– Так вы не отдавали приказа убить Амиру?

Бони презрительно фыркнул.

– Нет, конечно.

– Нет? Но разве она не была вашей собственностью? Амира принадлежала вам до последней нитки.

Бони посмотрел на Страйда как на глупенького мальчика.

– Она никому не принадлежала, детектив. И в первую очередь – самому Уокеру. Полагаю, данное обстоятельство его весьма удручало.

– Вы хотите сказать, что это сделал он?

– Насколько мне известно, преступление совершил какой-то слабоумный, один из ее тайных поклонников. В ту ночь Уокера не было в Лас-Вегасе. Поздним вечером он уехал в Лос-Анджелес. И калекой стал в результате автокатастрофы.

– Не сомневаюсь, мы найдем полицейский отчет о ней, – сообщил Страйд.

– Уверен, что найдете. Хотя сорок лет миновало, документ мог и затеряться.

– Не сохранились ли у вас дела на сотрудников, работавших тогда в «Шахерезаде»?

– А кто именно вам нужен?

– Тем летом у вас работал охранником один парень по имени Мики.

Бони подозрительно посмотрел на Страйда:

– Чем он вас заинтересовал?

– В ночь, когда погибла Амира, он вызвал в зал Лео Риччи разнять вспыхнувшую драку.

– Старые документы у нас есть, валяются где-то на складе, изъеденные мышами и тараканами, но едва ли они вам помогут. Мы нанимали временный штат в основном из студентов, но занимался этим Лео Риччи. Он же и расплачивался с ними, наличными. Суммы ничтожные, налогов с них – кот наплакал, да и не хотелось никому возиться с бумагами.

Страйд чувствовал себя так, точно схватился с громадным матерым оленем, которому не привыкать сшибать противников ударом массивных рогов.

В разговор вмешалась Серена, уставшая от бессмысленной словесной перепалки:

– Если в гибели Амиры нет ничего загадочного, зачем Блейк Уайлд так упорно мстит за нее?

– Очевидно, вы имеете дело с серийным убийцей. Психологию подобных типов вы должны знать лучше меня, – ответил Бони с ехидной наивностью, даже не пытаясь скрыть легкой усмешки.

– Если бы мы знали, почему он убивает, то скорее поймали его, – заметил Страйд. – И, мне кажется, вам известен ответ на этот вопрос.

– Вы меня уже об этом спрашивали, детектив. Запамятовали? Он вбил себе в голову какую-то дурь относительно смерти Амиры.

Страйд покачал головой.

– Я вас прекрасно понимаю. Вы намерены дотянуться до него раньше нас и расправиться с ним по-своему. – Он замолчал, ожидая от Бони возражений, но их не последовало. – Однако упускаете главное: пока мы все будем за ним охотиться, он успеет пристрелить не одного человека. Собираетесь поймать его? Прекрасно, лично у меня возражений нет. Ну а если мы опередим вас? Отступать будет некуда.

– Думайте, что говорите, – буркнул Бони. Личина старого добрячка слетела с его лица, в голосе зазвенела сталь.

Страйд осознал, что не ошибся в своей догадке. В начавшейся гонке Бони нужна только победа. Но не для того, чтобы расправиться с Блейком, а чтобы заставить его тихо и незаметно исчезнуть из заголовков газет. Кто знает, что ему известно и что он способен наговорить? Одних лишь его подозрений может оказаться для Бони достаточно, чтобы почувствовать приближение раскаленной сковородки. Инвесторы моментально отвернутся от него, и проект «Ориент» превратится в дым.

В общем, Бони ни под каким видом не станет помогать им.

– Ну, что скажете, Бони? Вдруг вы не опередите нас? – повторила вопрос Серена. – А если он все-таки дотянется до Клэр? Имеет ли смысл так рисковать?

Бони молчал, обдумывая ее слова.

– Где Камен нашел его? – спросила Серена.

– Это вам не поможет. Они познакомились в Афганистане. Служили там наемниками. Дэвид иногда использовал Блейка, помогал особым группам моджахедов. Парень отлично справлялся. Бесстрашный, безжалостный. Жил под чужой фамилией, по поддельным документам, по выдуманной легенде.

– У Камена наверняка имелись еще такие же люди. Кто-то из них должен знать, кто Блейк на самом деле.

– Об этом вам не скажет никто – ни я, ни Дэвид.

Страйд начал припоминать всех своих знакомых. Кое-кто из них был связан с армейской разведкой и мог бы помочь. Правда, если Блейк – профессионал, больше, чем сообщает Бони, он от них не узнает.

– Так почему он убивает? – проговорил он, наблюдая за Бони.

Тот мучительно раздумывал, взвешивая «за» и «против». Он напоминал бухгалтера, сводящего дебет с кредитом на основе ценности информации. Страйд уже потерял надежду получить ответ и приготовился уходить, как вдруг Бони нагнулся вперед, поставил локти на колени и тихо промолвил:

– После того как я скажу вам почему, мы расстанемся.

Страйд и Серена кивнули.

– Амира приехала сюда девственницей, ясно? Мы приняли ее, и она сразу запрыгнула в постель к Музу. Молодчина. Муз был и мужик хоть куда, и вес имел. Вскоре она стала ведущей танцовщицей в одном из наших шоу, а затем улетела в Париж. Получила приглашение потанцевать в одном кабаре. Оттуда Амира вернулась с новой программой. Надеюсь, о ее «Пламени» вы уже наслышаны. – Бони с видимым наслаждением обвел взглядом недоуменные лица детективов. – А теперь слушайте внимательно. Ни в какой Париж она не летала. Амира забеременела, но хотела скрыть это от всех. Я отослал ее в глушь, подальше отсюда, где она успешно и разродилась.

«Вот оно что. У нее есть ребенок, – подумал Страйд. – Да, самые сложные вещи на поверку оказываются самыми простыми. Как же я раньше не догадался? И зовут его Блейк Уайлд?»

– И что стало с ребенком?

– Его усыновила какая-то семья. Амира не могла взять его, ребенок загубил бы карьеру. В то время ее занимало лишь одно – шоу «Пламя». Она понимала, что это будет фурор.

– А Муз? – поинтересовалась Серена.

– О ребенке никто не знал! – отрезал Бони.

Мозг Страйда лихорадочно работал. Известие произвело в нем эффект землетрясения, но не разрушительного, а восстанавливающего – кусочки пазла, зашевелившись, встали на свои места.

– Вы сказали «в глушь». А куда именно?

– Один мой приятель владеет небольшим курортом недалеко от Рино. У озера, – ответил Бони. – Туда отправляются с аналогичными проблемами многие девушки из местного высшего света. Общее молчание гарантировано.

Страйд и Серена переглянулись и одновременно произнесли:

– Рино…

Загрузка...