Казни и пытки. Мифы и легенды

Пытки в Китае

Гессе-Вартег оставил свои впечатления о суде и испол нении приговора, вынесенного в ямыне. «Мне в первый же день пребывания в городе Гуанчжоу пришлось быть свиетелем публичного наказания осужденного. Вблизи ямыя внимание мое было привлечено громкими ударами в гонг. Я осмотрелся и увидел странное шествие, какого не увидишь, пожалуй, ни в какой другой стране. За стражиком, бившим в гонг, следовал человек со связанными за cпиной руками. В окровавленные мочки его ушей были продеты палочки около 30 сантиметров длиной, на которых прикреплены бумажки с письменами. За ним шли двое солдат-стражников. На мои вопросы сопровождавший меня переводчик ответил, что это вор. «На бумажках, — продолжал он, — указаны имя преступника, его вина и род наказания. Он присужден к пятидесяти ударам палками. Вероятно, его ведут к мандарину. Хотите поглядеть?»

Мы примкнули к толпе народа, сопровождавшей шествие, и скоро достигли ямыня. Благодаря чаевым в несколько мелких монет было приобретено право входа. Едва стража ощутила в руках деньги, все двери для нас были открыты. Мы очутились на первом дворе ямыня, по трем сторонам которого тянулись темницы; затем через другие ворота прошли на второй двор, в глубине которого находился открытый со стороны двора судебный зал. Сюда-то и привели вора. В глубине зала за длинным столом сидел мандарин с огромными круглыми очками на носу, в китайской чиновничьей шапке с пуговкой и конским хвостом. За маленькими столиками по обе стороны от него сидели чиновники, выводившие длинными кисточками разные знаки на листках бумаги. Исполнители наказания с палками вроде весел стояли позади. У входа вору развязали руки, и он бросился на колени перед мандарином, стукнувшись лбом оземь. Затем (По сигналу мандарина стражники распластали вора на длинной низенькой скамье, спустили ему шаровары до колен, и один из них схватил его за косу, а другой за ноги. Мандарин подал знак, вышел стражник и принялся бить распростертого преступника тонкой бамбуковой тростью…

Удары сыпались чрезвычайно часто, — закончил свой рассказ Гессе-Вартег, — и шум этих коротких, сухих ударов, своеобразное бормотание отсчитывавшего их и стоны извивавшегося под ударами преступника скоро заставили нас покинуть душное помещение».

Чтобы принудить подданных Срединного государства беспрекословно повиноваться Сыну неба и тем, кто управлял страной от его имени, их подвергали всевозможным жестоким наказаниям.

Одним из обычных наказаний считались шейные колодки, представлявшие собой две доски с полукруглыми вырезами для шеи. Доски скреплялись вместе болтами или цепямя и весили от 15 до 20 килограммов. Их носили от одного до трех месяцев. С таким деревянным ошейником преступника выводили на рыночную площадь или в другие общественные места: пусть все видят, что ждет нарушителя закона. С виду это могло показаться довольно безобидным наказанием, на самом же деле человек испытывал постоянные страдания. Доски были настолько широкими, что несчастный с большим трудом мог дотронуться рукой до лица. Чтобы поднести пищу ко рту, ему приходилось прилагать невероятные усилия, требовавшие почти акробатического искусства. Летом назойливые насекомые облепляли его лицо и голову, а он не мог защититься от них. В таком состоянии несчастный целый день стоял под палящим солнцем, а когда наступала ночь, его уводили в «тюрьму» — зловонную землянку.

Он садился на гнилую, вонючую солому, кишащую насекомыми, и для него наступало новое испытание. Колодки мешали ему лежать, а от неосторожного движения их острые края впивались в шею. С наступлением рассвета несчастного вновь выводили наружу. И это считалось «обычным» наказанием!

Срединное государство по изощренности и жестокости применяемых пыток могло соперничать разве что со средневековой испанской инквизицией. Одно из таких истязаний называлось «стоять в бочке». Человека со связанными руками ставили в высокую бочку, ее верхняя крышка имела отверстие, куда вталкивали голову обреченного. На дно бочки насыпали толстый слой негашеной извести и клали несколько черепиц, которых приговоренный едва касался подошвами. В таком состоянии несчастный должен был не двигаясь простоять целые сутки. Но это была только прелюдия к истязанию. На следующий день из-под его ног убирали одну черепицу. Лишившись опоры, он постепенно повисал на шее. В это же время на дно бочки в известь наливали воду, и вредные испарения обволакивали все тело несчастного. Так повторялось несколько дней, и наконец убиралась последняя черепица. Ноги обреченного оказывались в бурлящей извести, которая разъедала живую плоть, причиняя жертве боль во много раз сильнее, чем ожог от огня. Шея под тяжестью тела сдавливалась, и наступало медленное удушение.

Одним из орудий мучительной казни была бамбуковая клетка. Она представляла собой усеченную пирамиду из четырех толстых шестов в рост человека, в верхней и нижней части скрепленных перекладинами. На верхнюю перекладину набивалось несколько узких бамбуковых дощечек с отверстием для головы обреченного, которого ставили в такую клетку со связанными за спиной руками. Шея упиралась в перекладину, что могло сразу же привести к удушению. А чтобы смерть не наступила так быстро, под ноги подкладывали несколько черепиц, которых он едва касался подошвами ног. Затем черепицы одну за другой постепенно у`бирали. Стараясь хоть немного продлить себе жизнь, человек напрягал мышцы, чтобы устоять на цыпочках, а когда силы иссякали или из-под ног убирали последнюю черепицу, наступала медленная, мучительная смерть.

Так расправлялись с людьми в ямынях, и никого не смущало, что на стене висело изречение: «Распространим высокие моральные качества на весь народ».

Иной раз в ямынъ попадали и представители имущих классов. И если им угрожала «потеря лица», они шли на любые уловки, лишь бы сохранить свою репутацию. Например, когда богач совершал какое-нибудь преступление и его приводили в ямынъ для допроса, он понимал, что ему не избежать ударов бамбуковой палкой, а следовательно, «потери лица». Оставался единственный выход: за деньги купить освобождение и увильнуть от наказания. В присутственные часы около ямыня всегда можно было найти бедняка, который за определенную плату соглашался быть наказанным за другого. Этот человек менее всего размышлял о «потере лица»: ведь он зарабатывал себе на хлеб. Богач заключал сделку с одним из таких обездоленных, и тот «добровольно» подставлял спину под удары. На практике это выглядело так.

Явившись в ямынь, богач становился на колени перед судьей, и тот начинал его допрашивать. Так как улики были налицо, то после короткого допроса судья отдавал приказание служителям наказать обвиняемого бамбуковыми палками, но не успевала стража приблизиться к нему, как он вскакивал на ноги и отбегал в сторону, а на его место вставал нанятый им человек. Привыкшие к подобным уловкам служители ямыня делали вид, что ничего не заметили, и принимались бить «преступника» так сильно, что тот начинал истошно кричать. Судья, конечно же, знал, что кричит не настоящий преступник, а подставное лицо, но и его это не удивляло. Виновный избегал телесного наказания, но считалось, что он страдает материально — ведь ему пришлось заплатить и своему «спасителю», и судье, и служителям ямыня.

Таким путем богатый человек мог избавиться не только т экзекуции, но и от тюрьмы и даже от смертной казни. Отчаяние и страшная нужда толкали бедняков на все. Были случаи, когда вместо настоящих виновников какого-либо преступления на смерть шли дети бедняков — лишь бы на какое-то время избавить семью от нищеты и голода, и это не вызывало возражений блюстителей закона.

Одной из форм протеста против притеснений со стороны сильных мира сего в феодальном Китае было самоубийство. Доведенный до отчаяния человек, желая отомстить за нанесенное ему оскорбление, совершал самоубийство в доме или возле дома обидчика, что доставляло последнему много неприятностей: вмешательство властей, обязанность похоронить самоубийцу за свой счет и т. п. Главное, однако, состояло в том, что, по древним верованиям, душа самоубийцы не могла подняться на небо и навсегда оставалась в доме обидчика, навлекая на его семью несчастья.

Пытаясь разобраться в причинах частых самоубийств в феодальном Китае, английский миссионер Д. Харди писал: «В большинстве случаев их мотивом была месть, так как существовало убеждение, что дух покойника будет преследовать того человека, который был причиной самоубийтва, и вредить ему. Мне говорили об одном кули, который пытался покончить с собой, потому что получил на 10 монет меньше, чем ему обещали. Другой кули разместился у двери дома человека, который его обманул, и довел себя до голодной смерти». Считалось, что самый лучший способ заставить кого-нибудь пойти на уступки — пригрозить ему покончить с собой у двери его жилища.

Самоубийство из мести часто было связано с суевериями: человек после смерти, обратившись в духа, мог с больей легкостью, чем при жизни, отомстить врагу. Способу самоубийства тоже придавали большое значение. Китаец не мог прыгнуть со скалы или высокого здания, ибо должен был сохранить свое тело для «того света», поэтому он, если уж решался на самоубийство, предпочитал яд, голодную смерть или удушение.