Кэлками. Том 1

Первая путина

Это была моя первая путина. Вообще нас, юношей и девушек, впервые попавших на весеннюю сельдяную путину после окончания школы, было много, хотя рыбацкий опыт у большинства мальчишек и девчонок, конечно же, имелся. В школьные годы мы помогали колхозным рыбакам во время летних каникул: развешивали юколу на вешала, снимали с них высохшую рыбу и таскали в глубину лесного массива к деревянным крытым амбарам, стоявшим на длинных ножках-опорах. А рыбу укладывали штабелями, как дрова, уже сами взрослые. Амбаров в гуще леса было много — и новых, и старых. В некоторых амбарах до самой зимы хранилась едовая кам (юкола, сушеная рыба), а в остальных ниримча (хребтинки кеты, горбуши), предназначенная на корм потяговым собакам (потяг — упряжка собак). А вот участвовать в морской путине мне доселе еще не доводилось.

В эту весну, еще в апреле, бригада охотников-бельчатников, прибывших с промысла, на оленьих и собачьих упряжках выехала из села Гижига в одну из уютных морских бухт Гижигинской губы заготавливать дрова из стланика и ольхи, устанавливать палатки, в которых нам предстояло жить. В бухте Дыроватой рыбацкие бригады и должны были вести весенний лов нерестовой сельди.

В эту морскую бухту впадает небольшая речка Дюптыга, в устье которой, на правой стороне, на большой сухой поляне стоял небольшой типичный рыбацкий поселок Гирилан. А еще ближе к морскому берегу в высокую береговую террасу уткнулся местный рыбозавод, весь пропахший рыбой, который принимал всю сдаваемую рыбаками селедку. Основная рабочая сила рыбозавода состояла из вербованных, приехавших по оргнабору из многих городов на «материке».

Сразу после первомайских праздников на шести санях, запряженных местными лошадьми, мы с котомками, с меховыми кукулями выехали на путину. Вместе с нами, тоже с санями, пыхтел старенький тракторишка ДТ-54, почерневший от копоти.

День был теплый, без ветра. Зимняя дорога уже раскисла, местами снег уже стаял, кругом попадались лужи. Несколько раз видели пролетающие над кочкарниковой тундрой стаи гусей. Гуси летели низко, высматривая места для посадки. А мы ехали дальше, иногда давая отдых вспотевшим коням.

Лошадям было тяжеловато волочить груженые сани по оголенной, мокрой и мерзлой земле. Иногда они, поскользнувшись, падали на колени. Мохнатые ноги и животы были заляпаны грязью. Мы на подъемах вскакивали из саней и шли рядом, чтобы животным было легче идти.

На место прибыли, а точнее — приплелись поздно вечером, когда майское солнце уже село. Разместились в двух деревянных бараках. Укладывались кто на деревянных нарах, кто на металлических койках. В обоих бараках было чистенько и тепло. Вместительные обрезанные бочки из-под солярки — импровизированные печки пылали жаром посередине помещений.

В одном из бараков кроме нас жили дровоколы, то есть заготовители дров. Дров заготовили достаточно, хватит рыбакам на весь сезон. Но дрова на рыбацкие станы еще не вывезли. Они, сложенные в кучи оставались там же, в распадках и на сопочках по тундре. Закопченный трактор с санями, который пришел сегодня вместе с нами, и будет заниматься подвозом дров.

Пока же мы разбирали свои вещи, переодевались, расправляли спальники. Некоторые койки были заправлены чистенькими постелями с матрацами и подушками. Одеяла, правда, были суконные, черного цвета. Я свой кукуль не стал распаковывать из брезентового мешка, а занял койку с чистой постелью.

— С прибытием! Здравствуйте! — послышался зычный женский голос.

Я оглянулся. Вижу: у входа остановились три женщины в чистеньких халатах.

— Мы ждем вас. Когда закончите дела, приходите сразу на ужин, — сказала одна из женщин.

Одна из поварих была совсем молоденькая девчушка, лет шестнадцати-восемнадцати, а две, наверное, уже тридцати с лишним лет. Очевидно, женщины были местные, из рыбацкого поселка, принятые колхозом на период путины поварить.

— Сейчас, девчата, обоснуемся и придем на ужин, — ответил за всех возчик Федот.

Устроившись, всей группой направились в столовую, которая была сразу же за вторым бараком, — в котором устроились наши девчата. Столовая размещалась в старом деревянном доме. Помещение просторное, с большой кирпичной печкой, на которой готовилась еда для рыбаков. Девушки уже стояли в очереди к раздаче. В зале стояло три длинных деревянных стола, накрытых новой клеенкой, еще пахнущей свежей краской. Скамейки, под стать столам, тоже были длинные. После ужина развесили на сушку портянки, расставили обувь вокруг печки и улеглись спать.

Назавтра всех нас собрали и распределили по трем рыболовецким бригадам. Две бригады будут осуществлять лов сельди закидными неводами, с берега, а одна бригада будет ловить ставным неводом, вернее, установит стационарную ловушку, в которую косяк рыбы сам будет заходить. На рыбацком стане царило оживление, все жили предстоящей путиной. Бывалые рыбаки много работали, никто на время не обращал внимания, шутили. Но даже после ужина выходили поработать. После ужина мы бегали в поселок кино посмотреть, а после сеанса и потанцевать в клубе.

Натягивали крыло (стенка) из толстой сети не менее километра в длину, а в конце в виде буквы «Г» ставили ловушку — мешок на частых поплавках из пенопласта, в которую попадается косяк рыбы, обходя протянутую с берега километровую стенку ставного невода.

Меня определили во вторую бригаду, которой руководил старый, с большим опытом работы дядя Федя. Мы получили рыбацкую спецодежду и пошли на работу по своим участкам.

Колхоз рыбачил в этом месте уже не первый год, и у него на территории рыбозавода даже был свой деревянный склад, где хранились невода и прочее снаряжение. До конца рабочего дня мы выносили тяжелые сети, канаты, веревки, поплавки и грузила со склада, грузили все это на машину, выделенную на время рыбозаводом, подвозили к нашим баракам и разгружали около них на чистой и сухой поляне, где всегда ремонтировались невода. С непривычки все мы в тот день сильно устали.

На следующий день, тоже к вечеру, подъехала вторая, основная партия рыбаков и тоже подключилась к латанию сетей. Ремонт неводов, изготовление новых ловушек, замеры и резка дели, установка грузил и поплавков требует опыта и знаний рыбацкого дела. Поэтому нас перебросили на ремонт рам, в которые рыба выкачивается из неводов и подается к береговому насосу, подающему рыбу к цехам засолки. Вместе со взрослыми ребята конопатили и смолили деревянные лодки. Девчата помогали варить смолу, убирались в бараках — были на подхвате, как говорится.

По разговорам взрослых, сельдь должна подойти как обычно двенадцатого или четырнадцатого мая, так что к подходу рыбы все должно быть подготовлено. Время-то еще есть, но бригадиры торопились. Всех беспокоило и то, что бухта, в которой будем рыбачить, скована толстым слоем льда, поэтому лед стали взрывать.

Дня два, наверное, вели «подрывные работы». Как раз к этому времени подоспели большие приливы, и лед кусками вынесло в море. Бухта очистилась, осталась лишь узкая полоска берегового припая, примерзшего к песчаному дну. Но и тот скоро поотрывало большими водами.

Небольшая бухта узкой лентой вдается в сушу. В некоторых местах высокая береговая терраса изрезана бегущими из тундры шумными ручьями, образующими распадки с пологими травянистыми берегами. В этих распадках в трех местах мы и поставили свои брезентовые палатки, в которых и жили до конца путины. Неподалеку от нашей палатки протекал бурливый чистый ручей. Шумный живой родничок бился из-под земли ветвистым фонтанчиком. Скорее всего, ручей бился из глубины земли. Вода в нем была холодной как лед, аж зубы ломило, и имела горький привкус металла, который ощущался даже по запаху. Вода эта не годилась ни на чай, ни на уху и суп. Мы ходили к нему умываться — бесполезно, вода жесткая и не мылится. Ничего не постираешь. Поэтому мы вынуждены были ходить за водою в тундру, к ближайшему озеру. Озерная вода была не только мягкой, но и теплой, в свою очередь она отдавала землей и травой, как говорится, на безрыбье и рак рыба. Не будешь же морскую воду пить. Однако у хрустального ручья было и свое преимущество, в нем мы превосходно полоскали сапоги и всю прочую резиновую спецодежду.

Во время приливов бухта обсыхала, кое-где оголяя большие валуны.

— Сегодня ночной водой, ребята, будем кочевать на свой участок лова. Палатка уже установлена, на нарах будем спать. Две палатки у нас будут, одна как кухня, там же и продукты храниться будут. Упакуйте и увяжите все вещи, чтобы ничего не забыть, — дал нам команду бригадир дядя Федя.

Поздно вечером, когда бухта наполнилась водой, к песчаному берегу причалил колхозный буксирчик речного класса, на который мы загрузили свои пожитки. Вторым рейсом увезли ящики с продуктами, посудой и четверых девчонок, которые будут варить нам еду. Третьим рейсом — два стометровых закидных невода, веревки, большущие сачки-каплеры с двумя длинными деревянными ручками, которыми будем черпать рыбу из невода в рамы.

На путине, когда рыба хорошо идет, работать приходится сутками, времени на отдых остается мало. Косяки рыбы идут быстро, не ждут, только успевай закидывать невода. Потому и повара работали круглосуточно. Из этого расчета поставили четырех поваров. На завтрак могли прийти и в четыре утра, на ужин — в двенадцать ночи, а обедали иногда в три часа дня — смотря кто как управится с работой.

Юго-восточнее нас, в соседнем ручье, обустроилась вторая бригада закидников, а дальше, в самом углу бухты, поставила ставной невод третья бригада. В каждой бригаде установили по две десятиместные брезентовые палатки с печками. И вторая предназначалась под столовую. Сколотили столы на улице и в кухне.

Из Магадана подошли две колхозные «мэрээски» (морские рыболовные сейнеры) в сопровождении большого морозильного траулера. Оба сейнера каждую осень вели промысел жировой сельди между Охотском и Магаданом, а рыбу сдавали на рыбозаводы островов Спафарьева, и Завьялова, а иногда в Инской рыбокомбинат. Бывало, колхозные сейнера оставались на зимовку в бухте Нагаева, где и ремонтировались.

За каждой бригадой закрепили по восемь рам, которые покачивались на буях в глубине бухты в ожидании своего часа. В нашей бригаде назначили «наблюдателя», который будет с высокой террасы наблюдать за подходом сельди. А на «ставнике» у ловушки стоял деревянный кунгас, в котором тоже сидели двое дежурных рыбаков, они должны были поднимать красный флажок, если в ловушку войдет рыба, закрывать входную горловину ловушки, чтобы рыба обратно не вышла. Они же и предупреждали берег выстрелами при возникновении непредвиденных обстоятельств на ловушке.

С утренней водой подошел катер рыбозавода. Палуба была буквально забита нарядной толпой. Мы давно заметили этот катер с людьми на палубе, и когда он коснулся днищем песчаного берега и спустил на берег трап, мы побежали вниз по травянистому склону встречать гостей. Оказывается, это приехала группа художественной самодеятельности с районного Дома культуры. Вместе с артистами приехали секретари райкома партии и райкома комсомола, еще какое-то начальство. Приехало и все колхозное руководство и председатель сельского Совета.

Концерт устроили прямо на бугристом склоне морской террасы, на скользкой прошлогодней траве, возле палаток. Мы, зрители, тоже сидели на траве. В очередном стремительном танце одна из танцующих девушек поскользнулась, по инерции увлекая за собой всю цепочку. Танцовщицы попадали и покатились по утрамбованной скользкой траве прямо на сидящих зрителей. Заодно сшибли столы с едой и посудой. Смеху было много. Оправившись, девушки вновь продолжили танцевать на горе.

После концерта гости пообедали с нами и пошли по берегу в соседнюю бригаду, неся в руках всю свою атрибутику и инструменты. Мы вызвались проводить их. Отлив-то ушел, катер обсох. После концерта районное начальство выступило перед рыбаками. Секретарь райкома партии сказал, что летавший над Охотским морем «ледовик» дал информацию, что замечены большие косяки сельди, движущиеся к заливу Шелихова и Гижигинской губе. Рыба вот-вот подойдет. А на рейде Эвенска стал на разгрузку теплоход с продовольствием для района.

Наш председатель правления колхоза Василий Васильевич Федотов сообщил, что сформирована еще одна бригада рыбаков, которая будет заниматься ловом белухи в узкой части бухты. Мол, на колхозной звероферме заканчивается корм, а в Авеково ведется ремонт двух жиротопных печей, в которых будут топить жир белухи, чтобы отправить морем во Владивосток на продажу.

Наконец-то мы были готовы к подходу рыбы. Дядя Федя поднимал нас рано и после завтрака делал «развод»: кто чем должен будет заниматься в течение дня. Мы втроем, Ромка, Павлик и я, по отливу ходили с мешками за свежим хлебом на базу — так все называли основной стан около рыбозавода, где стояли жилые бараки. Там во время путины жило наше колхозное начальство. Кроме председателя в бараке жили сдатчики-учетчики пойманной рыбы, бухгалтер, инженер лова, киномеханик, катеристы и двое стариков собачников. Это Егор и Иван. Дело в том, что на путину каюры приезжали на своих упряжках, потому что в селе за собаками некому будет ухаживать. А на путине все собаки всегда накормлены и напоены, и присмотр за ними есть. После окончания рыбалки каюры запрягали своих, отдохнувших собак и своим ходом, налегке уезжали домой. И это несмотря на отсутствие снега. Ездовые собаки — они сильные и без особого напряжения тащат нарты по голой земле, к тому же и хозяин сидит в них, который управляет нартой и вожаками, или как сами каюры выражаются, — передовиками. По траве и кочкам полозья хорошо скользят. В основном стане столовая по-прежнему работала, готовили правда, поменьше, чем при нас.

Как-то в ясную, тихую и теплую погоду бригадир сказал:

— Завтра утром по полной воде четверо человек поедут на лодке за яйцами на Бурындю (Большой остров).

— Я поеду! Дядя Федя, давайте, я поеду! — закричали все, перебивая друг друга. Всем хотелось побывать на большом острове, где гнездятся тысячи птиц.

Бригадир был краток.

— На остров поедут дядя Проша (это наш наблюдатель) и Михайло. Они уже бывали на сборе яиц, знают, как их брать. Это очень опасно — висеть на веревке и собирать яйца. С ними поедут Костя и Ромка, попеременке будут рулить, без рулевого лодка вилять будет. И яйца надо будет принимать и укладывать, чтобы не побить. Ребята они крепкие. До Бурынди семь километров — это в одну сторону, и грести будет не легче, чем собирать. А остальные будут заниматься по лагерю: дрова заготавливать, воду носить, поварам помогать. Да и по отливу рыба может пойти, — коротко закончил бригадир.

На птичий остров собрались ехать и наши соседи. Короче, собрались три лодки. Это даже хорошо с точки зрения безопасности. Семь километров на веслах по морю — не шутки. Накат (волнение) может начаться.

С вечера запаслись пресной водой, дровишками, кастрюлями и бачком, куда будем класть яйца. Взяли длинные веревки, при помощи которых будем собирать яйца на отвесной скале. Вера с Марийкой положили нужные продукты в большой мешок из-под сахара. Мы уже собрались ужинать, когда подошли наши соседи-рыбаки, которые собрались ехать за яйцами на Бурындю. Девушки накормили и напоили чаем гостей. Поговорили о том о сем, но в основном — о нашей поездке на остров. Мы особенно не встревали в разговоры взрослых, тем более что раньше не бывали на птичьих базарах.

Прокопий и Михайло разбудили нас в шесть утра. Вода была полная. Через час начнется отлив. Было прохладно. Слабый ветерок дул с севера. Полный штиль. В семь утра, с началом отлива, мы отплыли. Дядя Михайло с Прокопием налегли на весла. Мы с Ромкой сидели на двух досках, уложенных поперек дна лодки. — Костя, опусти руль, и потихоньку направляй лодку, а то шея устает назад оглядываться, и держи курс на северную оконечность Бурынди, — сказал Прокопий.

Я сел на корму и, опустив легкий руль, стал рулить. Эта лодка у нас большая, поэтому гребут вдвоем, чтобы легче было, да и скорость будет выше. Повсюду мелькали белые спины белух, слышались тяжелые вздохи: «Уф-уф!»… Над водой сновали бакланы, кричали чайки, с воздуха ныряли крачки, вереницами летали пестрые самцы очковой гаги (местные называют их багулами). В реках сейчас половодье, поэтому наносного плавника на воде много. Плавают бревна, целые деревья с корнями, ветки, сучья. На плавающих палках сидят морские птицы. Все три лодки идут цепочкой, носом к корме. Плывем быстро, отливное течение помогает. Море тихое. Мелкая зыбь слегка бьет по бортам лодок.

— Вот мчится тройка почтовая по Волге-матушке зимой, — высоким голосом запел Колька Антропов, наш лучший певец из бригады ставников. Уж так завелось с годами, что рыбаки называют тех, кто работает на ставном неводе «ставниками», а кто на закидном — «закидниками».

Его поддержал не менее хороший певец, тоже Коля, Хинянов. Оба Коли были участниками художественной самодеятельности нашего колхоза. Кстати, Антропов дружит с девушкой Дашей, недавно она его провожала на море. Дашенька Туркани, так ее звали, практикантка Дебинского медучилища, и теперь обслуживает как фельдшер все рыболовецкие бригады. Умница, хорошо работает, из бригады в бригаду мотается со своей большущей сумкой. Днем, пока рыбаки отдыхают, успевает давление померить, прослушать, нет ли в легких хрипов.

— Дашенька, ну ты же уже вчера давление мерила, ну не могли же мы за сутки заболеть, — говорит ей бывалый рыбак Аким Иванович.

— Аким Иванович, профилактический контроль никогда не помешает, вы же постоянно на воде да на ветру, так и заболеть недолго… — отвечает она.

— Будет, будет с девчонки толк, сразу видно, — говорит рыбак.

Время от времени мы меняем друг друга. Грести нетяжело, одно удовольствие. Мы громко переговариваемся между собой.

Вот и серая громада птичьего острова. Сотни, а может, тысячи птиц облепили скалу со всех сторон. Огромный каменный остров серо-белый от птичьего помета. С северо-восточной стороны остров пологий. Здесь мы и причаливаемся. Подтянули лодки повыше на камни, привязали и выгрузили все шмотье.

Над Бурындей висит невообразимый гвалт птиц, будто весь воздух пропитан и насыщен птичьим криком. Основная масса гнездящейся на острове птицы — кайры. Очень много чаек, бакланов, топорков и еще кого-то — не знаю их названия.

Забрав ведра, бачки, легкие ящики из под печенья, кастрюли и веревки, поднимаемся на самую верхнюю площадку острова. Наши кепки и куртки побелели от помета. Приступили к съему яиц.

Михайло первым обвязался крест-накрест, пропустив веревку под мышками. Прикрепил перед собой ведро и стал спускаться вниз, наступая на выступы скалы. Мы втроем, сидя на камнях, удерживаем его сверху. Через некоторое время Михаил дернул за веревку: мол, поднимайте. Ведро его было полное.

После второй «ходки» Михайлу заменил Прокопий. После второго спуска Прокопий был без кепки, лоб его с небольшим фингалом покраснел.

— Какая-то птица ударилась о мое лицо и сбила кепку. Удар был сильный, аж искры из глаз посыпались, — сказал Проша.

Михайло и Прокопий вспотели, им жарко, и они решили перекурить. Пока они курили, мы с Ромкой пошли к южной оконечности острова.

Неширокая площадка вершины поросла короткой густой травой, колыхающейся, словно степной ковыль. Впереди нас, пересекая остров поперек, прыжками пробежала невесть откуда взявшаяся лиса и шмыгнула в скальный обрыв. Из земляных норок-гнезд то и дело выпархивали топорки и тотчас вливались в массу беснующейся в воздухе птицы. Легкая зеленоватая волна была о полированные громады темных камней у подножия скалы-острова.

Поглядев вниз, сразу отошел назад: закружилась голова. Наши соседи тоже отдыхали.

— Костя, вы скажите Михаиле, чтобы в каждом гнезде оставляли яйца, пусть не добирают, — сказал Кеня, старший по лодке «ставников», поправляя лямки на себе, очевидно, готовясь к спуску.

— Они так и делают, — отвечаю Кене.

На нескольких широких валунах, выступивших из-под воды, нежась на солнце, дремали ларги. Между ними спокойно сновали большие серебристые чайки. А ближе к краю застыли, будто изваяния, черные птицы, это Беринговы бакланы. Но яйца бакланов никто не собирает, и охотники не бьют самих птиц, вроде даже брезгуют ими. Старые эвены считают этих птиц морскими воронами. Мы с Ромой двумя ведрами носим собранные яйца вниз, к лодке. Наши сборщики работают не спеша, с отдыхами, выбирая наиболее безопасные карнизы и выступы. У Прокопия на шее висит еще и дополнительный брезентовый мешок, который тоже наполняет яйцами. Наши соседи собирают с другой, южной стороны Бурынди. Рано еще, даже обеда нет. Можно и целый день собирать. Но утомительно, напряжение большое, не столько физическое, сколько нервное.

— Костя, пока Рома носит, ты бы вскипятил чаю, прямо там, около лодки, и принеси сюда. Пить хочется, спасу нет. И покушать прихвати, — крикнул Михайло.

— Хорошо, дядя Миша, я сейчас быстро все сделаю, — отвечаю ему, и начал спускаться к лодке между огромными камнями, которые, на мой взгляд, держатся весьма ненадежно.

После чая и легкой еды сразу появилась бодрость, и мы снова стали собирать яйца. Во второй половине дня, наконец, мы наполнили всю нашу привезенную под яйца посуду. Бурындя по-прежнему гудел от птичьего крика. Одежда наша имела довольно странный вид, будто ее небрежно побелили. Теперь-то мы раскусили тактику, большинства атакующих птиц что они сознательно, и прицельно впрыскивают содержимое кишечника прямо на врага, дабы отогнать его от своего гнезда.

Многие птицы слетая с гнезда, прикрывают кладку своим пухом либо болотной ветошью, которой утеплено гнездо. А сверху еще густо впрыскивают жидкий помет, который имеет довольно-таки неприятный запах. Вот вам и глупые птицы!

Аккуратно спустились к лодкам, хорошенько упаковали яйца, чтобы не побились. Захватив все необходимое, поднялись на верхнюю площадку острова и развели костер. Сварили вкрутую яйца и вскипятили сразу три чайника воды, чтобы основательно почаевать. Наши старшие, посоветовавшись, решили отплывать в обратный путь вечером, с приливом. Приливное течение теперь будет помогать нам плыть к берегу.

Ясная и безоблачная погода. Северный ветерок нежно ласкает наши загорелые лица.

— В восемь вечера начнется прилив, тогда и тронемся. А теперь можно и спать укладываться, — проговорил Проша, расстилая войлочные портянки на травке.

— Вы, ребята, не лазайте где попало. Пусть дэи (дичь) успокоится. Да и опасно это. На Бурынде во все времена случались трагедии. Как-то при мне сорвался молодой рыбак: нерпичий ремень об острый камень срезало, поэтому нерпичьи ремни всегда остерегаются использовать, лучше хорошую веревку, — предупредил нас Кеня.

Скинув сапоги и расстелив куртки на траве, укладываемся спать и мы. К шести вечера все уже выспались. Прохладный ветер подул с моря. Это верный предвестник прилива. Михайло и Кеня уже давно проснулись и теперь сидели возле костра, беседовали, дожидаясь, когда мы проснемся. Две объемные кастрюли с супом из сухого картофеля с тушенкой остывают у костра, а третья кастрюля, поменьше, наполнена кайровыми яйцами. Спокойно, без спешки ужинаем.

Черные мокрые валуны, на которых днем нежились и перекатывались круглые жирные нерпы, скрылись под водой. С далекого морского горизонта идут и идут белые гребешки волн. Увлекаемые мощью океана, лодки идут легко. Мы плывем, обгоняя друг друга. Наш путь пересекает большая группа белух. Легкий шум выдыхаемого воздуха четко слышен и сбоку от нашего курса. Прощай, Бурындя, спасибо тебе за подарок и угощение!

В тот вечер мы рано улеглись спать. Снаружи у костра еще сидели бригадир Федя и наблюдатель Прокопий. Они уже не раз ловили селедку в бухте Дыроватой, поэтому все ее особенности знают. Эти два пожилых рыбака тонко разбирались в рыбацком деле. Мы уже знали, что Прокопий — опытный наблюдатель и далеко в море из бинокля может увидеть приближающийся к берегу косяк.

В палатке было жарко. Железная печка топилась. Две наши поварихи, Марийка и Вера, еще пекли лепешки. С соседнего стана пришли проведать подруг Дуся, Ольга и Варя. Вместе с девчатами наведались и молодые рыбаки Кирилл, Петро и Кузьма. Спросонья услышав голоса гостей, многие проснулись. Пока Вера с Марийкой накрывали стол на улице, чтобы гостей угостить, тут нагрянули и другие гости из поселка. Пришел врач сельской амбулатории с двумя медсестрами и Даша-практикантка с ними. Они носили с собой сумки с медикаментами. Колька Антропов вперед всех оделся и выбежал умываться. Как же, пришла Даша, а он дрыхнет, так негоже… Между тем медики сразу приступили к делу: главврач Петр Евдокимович достал фонендоскоп и начал выслушивать работу легких, сердца.

— Дыши глубже… на что жалуетесь? — спрашивал он.

Медсестры осматривали кожный покров, температуру мерили и раздавали нуждающимся лекарства. Правда, серьезно больных в бригаде не было.

— Эх, молодежь, молодежь, да разве ж так можно. Рыбалка, любовь, любовь да рыбалка. А отдыхать когда? Так и план недолго проканителить, — смеется дядя Федя.

— Ребятки и так устают.

— Дядя Федя, вы ведь тоже были молодыми, и любовь у вас, наверное, тоже была? — отвечает за всех бойкая Даша.

Дядя Федя оживляется.

— Да, девчата, была и у меня любовь. Да еще какая! Правда, на посевной, и на уборке хлеба, на полях родного колхоза это было. В Западной Сибири, где прошли мои детство и юность. А рожь, как и море, стелется до самого горизонта, и колышется будто, это тихая, морская зыбь, — словно оправдываясь, рассказывал про свою далекую юность дядя Федя.

Все тихо слушали его. Его задумчивые глаза были устремлены в синюю морскую даль, седые редеющие волосы старого рыбака, трепал легкий ветерок… Далеко в море начинался ночной прилив. С приливом подойдет и сельдь.

А еще в ту весну мы, юноши, убедились, что косяк рыбы, перемещающийся по морю, хорошо виден даже на значительном отдалении. Просто движется темное пятно, над косяком вода рябит. Часто над ним, преследуя рыбу, летают стаи птиц. Бухту «утюжат» сейнера, прощупывая рыбу длинными бамбуковыми щупами. Там, на сейнере, тоже есть свой наблюдатель, который с борта судна протыкает толщу воды в поисках рыбы. Плотная рыбья масса стучит по щупу. По плотности и определяется размер и центр косяка. Потом сбрасывается кошельковый невод. Сейчас, конечно, навигационное оборудование на рыболовных судах более совершенное, чем это было в 50–60-х годах.

Назавтра после поездки на остров в половине пятого утра раздался крик дежурного:

— Подъем! Подъем, ребята! Рыба идет! Косяки большие близко вдоль берега идут! — кричал громким голосом Прокопий, размахивая выгоревшей на солнце ушанкой.

Обе палатки ходили ходуном над головами. Мы, сонные, около палаток надевали на себя желтые рыбацкие костюмы и, кто успел вперед всех собраться, бежали вниз по набитой тропинке. Кто-то из взрослых рыбаков на бегу зацепился за что-то ногой и кубарем покатился по траве, угодив в яму, встал, ругаясь, и опять побежал.

Видно было, как дежурный на кунгасе пустил красную ракету, сообщая, что косяк зашел в ловушку. В соседнем стане тоже выстрелили красной ракетой. Скорее всего, это сигнал нам подали, что рыба идет.

Закидной невод уже давно был уложен в лодке, обязанности распределены: кому грести, кто сбрасывает невод. За весла сел опытный и сильный рыбак Михайло и еще двое молодых, но уже имеющих опыт в рыбацком деле, — Толик и Макар, чтобы сбрасывать невод.

— Кидаем подальше от берега! — скомандовал бригадир дядя Федя.

Разрезая тихую блестящую поверхность утренней воды, лодка понеслась по полукругу. В такт рывкам весел Толик и Макар кидают невод. Михайло по плавной кривой направляет лодку к берегу. Невод закончился недалеко от берега. Ребята сбрасывают клячу, и через несколько гребков лодка с шуршанием утыкается в берег.

— Подтянуть ближе невод, воды много! — кричит бригадир.

Накинув береговые концы на плечи, вся бригада пытается хоть немного подтянуть невод к берегу, но тщетно. Где уж там! Десятки тонн рыбы, да еще на большой глубине — невод не шевельнуть с места. Пришлось смыкать оба конца невода и подтягивать, наоборот, от берега, чтобы всю массу пойманной сельди сбить поближе к центру невода.

Колхозный буксир БМК (буксирный малый катер) подтянул к нашему неводу сразу четыре рамы. Две из них мы сразу поставили под загрузку. Рыбы в неводе было много, вода пенилась. Слой рыбы был до самого дна. На каждой раме работали по четыре рыбака, которые огромными сачками-каплерами перегружали рыбу в рамы.

Переходя от одной рамы к другой, я поскользнулся и упал за борт, но толща рыбы удержала меня на поверхности. Ребята подали сачок и вытянули меня на раму.

Рыбу перекачивали без передышки, периодически меняя друг друга. Было жарко. Мы скинули рыбацкие костюмы и работали в одних рубашках.

— Все, ребята, хватит, больше не качайте, а то перегрузите рамы, дно начнут задевать, дель может о камни порезать. Или рыба задохнется. Машите на катер Сергею: пусть забирает рыбу — и на рыбозавод — командует с лодки наш бригадир.

Колхозный катерист Сергей Еттин на своем буксирчике снует между бригадами рыбаков, еле успевая оттаскивать рамы с рыбой на рыббазу, к двум насосам, которые качают рыбу в засольный цех. Он уже сделал по одному рейсу на рыбозавод от соседних бригад. Сергей взял на буксир четыре наши рамы и поволок к рыбозаводу, до которого было километра три. Все рамы перегружены, глубоко сидят в воде, поэтому через бочки с бревнами перекатываются волны, Но делевые крышки на всех рамах хорошо закрыты, поэтому рыба не смывается через верх.

В первый день путины наша бригада сдала четырнадцать рам сельди. Чтобы рамы не перегружать, в каждую из них мы качали рыбы тонн по пять примерно, хотя емкость рам намного больше. Отлив уходил, уровень воды в бухте падал. И дно одной, из последних рам Сергей Еттин пропорол о подводный валун, а может, старый заиленный якорь. И вылил всю рыбу. Вслед за рамами, пикируя в воду следовали сотни чаек, хватая цепкими клювами погибающую рыбу, которая массой всплыла на поверхность, образуя серебристый след катера. Последним рейсом на базу поехал дядя Федя — узнать, сколько рыбы мы сдали сегодня. Оказалось, что наша бригада сдала 65 тонн. Неплохо! А соседи наши — 58 тонн… А вот в ловушке ставного невода не повезло, улов потянул всего 40 тонн: подвела белуха. Крупное животное вместе с косяком рыбы вошло в ловушку, и прямо в ловушке белуху пришлось отстреливать. Добытое животное зацепили за хвостовой плавник и отбуксировали на берег. Около нашей стоянки оно и обсохло. Все возбуждены и рады удачному началу сельдяной путины.

В тот день мы очень устали, но в станах царило оживление. У всех было приподнятое настроение. В тот же день разделали белуху и поделили между бригадами мясо и сало. Мясо всем понравилось. Сало у белухи нежное и белое, как свиное.

Ночью по полному приливу снова пошла рыба. За один замет мы поймали более сорока тонн сельди и заполнили все свои восемь рам. Через день, когда мы закинули невод, вместе с косяком рыбы попалась крупная ларга. Нерпа стрелой носилась внутри невода, натыкаясь на стенку. Она громко фыркала, билась о рыбу.

— Прокопий! Быстро на берег, неси ружье, а то порвет невод, проклятая! — кричит во весь голос дядя Федя.

Неподалеку от нас сбросил свой кошелек (кошельковый невод) колхозный сейнер. Второй сейнер стоит возле ставного невода и уже качает рыбу в рамы. На «ставнике» и сейнерам помогает катер рыбозавода, потому как БМК Сергея Еттина не успевает подтаскивать к неводам порожние рамы, а наполненные — буксировать к насосам рыбозавода. Далеко за полдень, закончив работу и прочие дела, пообедав, сразу ложимся спать до подхода прилива.

В тот день к нам поставили еще одного повара — Дусю. Дуся работает в столовой рыбкоопа в Гижиге, приехала сегодня ночью, на моторной лодке колхоза. Хоть она и молодая тоже, но сказали, что она будет старшим поваром, тем более у нее уже и опыт есть. Дуся окончила Магаданское торгово-кулинарное училище. Вчера дядя Федя сказал, что Дуся хорошо готовит, он знает ее по столовой, мол, будем просить, чтобы она и на лососевой путине в нашей же бригаде поварила, хотя и наши девчонки готовят отлично. Но им же тяжело, вдвоем-то. Втроем теперь им станет намного легче управляться, — говорит бригадир наш.

Ради бога, нам-то, что, лишь бы еда была на столе, вовремя…

До прибытия третьего повара, Марийке и Вере действительно было очень тяжело, мы-то видели, не слепые, слава богу. Даже не знаю, как они спали, все время на ногах, бедняжки. Между делом мы помогали им чем могли. По очереди ходили за водой в тундру, на озеро, которое спряталось в ложбине между зарослями. До озера было не близко от нас, с добрый километр, наверное, только в одну сторону. Хорошо, что на днях нам выделили две новые 25-литровые алюминиевые фляги, в которых теперь мы носим воду. И плюс еще ведра. Но все равно мало, приходится ходить за водою, в обед и вечером. Расход воды большой. До приезда Дуси повара уставали не меньше нас, потому как работали не покладая рук. Но еда была сытной, вкусно и старательно приготовленной. Вера с Марийкой варили в основном уху, борщи, суп гороховый, кашу с тушенкой, сало белухи, а теперь была и жареная селедка с сухой картошкой, компот, чай с лепешками, хотя каждый день катерист Сергей привозил свежий хлеб и иногда булочки. Бывало, мы завтракали в 3–4 часа утра, обедали в 4–5 часов пополудни. При «большой рыбе» нельзя было терять время: море уйдет (отлив) и рамы обсохнут с рыбой — тогда пиши пропало. А селедка шла и шла. Когда близко от берега проходил большой косяк рыбы, поверхность воды сплошь покрывалась мелкой пузырящейся рябью, как будто вдоль берега шел дождевой ливень.

— Миша, Семен, далеко не загребайте, слишком большой косяк идет, невод не сможем подтянуть, отсеките с краю небольшой кусок, и смыкайте концы невода. Вода полная, через час отлив пойдет, не успеем перекачать, — дает инструктаж бригадир.

— Хорошо, хорошо, — отвечают рыбаки, гремя веслами, отталкиваясь от берега, чтобы сделать очередной замет. На днях мы пожадничали и отхватили самую гущу плотного косяка, чтобы взять навар, но пожалели. Стометровый, глубинный невод, заполненный десятками тонн рыбы, мы не смогли сдвинуть с места. Пришлось выпускать часть улова, чтобы подтянуть и закрыть невод. Рыбаки знакомы с этим делом, и когда рыбы много, стараются отловить столько, сколько смогут осилить. Когда рыбы много в неводе или в кошельке, рыба начинает задыхаться от нехватки кислорода и давки. Выпускать ее уже смысла нет, она может уже не выжить, а сдавать ее, качество низкое. Косяки рыбы все катились и катились вдоль всего побережья Гижигинской губы и залива Шелихова. Рыбозавод, принимающий и обработывающий рыбу, задыхался, не хватало рабочей силы. Поэтому самолеты «Ил-14» каждый день привозили вербованных из Хабаровска. Конечно, этот тип самолета маленький и погоду не делает, но все же. Катеристы привозили рыбакам продукты, хлеб. Хлеб расходовался быстро, и часто его не хватало. Пекарня в поселке небольшая, и, по-видимому, пекари не успевали выпекать. Однажды после, работы когда мы отправили последние рамы с рыбой на рыбозавод и закончили обед, дядя Федя сказал:

— Костя, сейчас отлив уйдет, ты, Яков и Кузьма, сходите на базу, хлеба на ужин нет. Да и назавтра надо будет, булок тридцать в пекарне возьмите. И распишитесь в ведомости, где указана наша бригада.

Яша постарше нас, недавно демобилизовался из армии. Служил в артиллерии на Сахалине, в небольшом городишке Долинске. В шутку мы называем его, Яшка-артиллерист. Он работает в гараже ремонтником. Родом же Яков Тумаи из села Найхин на Амуре. Он неплохо на гармошке играет, и на гитаре тоже. В стане у нас две гитары, гармонь и старенький баян. А занесло Якова сюда, с Гижигинскими ребятами, с которыми он вместе служил.

— Когда получите хлеб, скажите Сергею, чтобы он вас по «манихе» подбросил, вчера был переход на двойные воды, малая вода небольшая, всего 4 метра. Но «БМК» проскочит, смотрите не прозевайте, а то пешком придется по отливной топать, а всем остальным принести воды, дрова, и на отдых, — распорядился бригадир.

— Костя, растительного масла литра два в столовой возьмите, томатной пасты и лаврушки, — кричит вдогонку Марийка.

Эти особенности мы и сами знали, каждый день вывешивали около палатки на специальной доске таблицу приливов и показатели бригад по вылову сельди. Мы обрадовались, что пойдем на базу, к тому же через рыбозавод пройдем, где так много народу работает. По отливной полосе идти легко, к тому же и расстояние сокращается. А то когда приливы большие, приходится ходить в обход по тундре. В разговорах мы быстро дошли до устья Дюптыги, протекающей по восточной окраине рыбацкого поселка Гирилан, перед тем как влиться в морскую бухту Дыроватую. Засучив голенища сапог без затруднений перешли на другой берег. Здесь речка разбивается на три рукава, поэтому тут мелководье. Но во время прилива здесь все заливается. Поэтому сейчас здесь большое скопление уток, куликов, чаек. Корма для морской дичи — изобилие. Проходим около рыбацких складов, кругом лежат огромные кучи списанной дели, посеревшей от влаги, тут же валяются рваные сачки-каплеры, со сломанными длинными деревянными ручками старые лодки, отслужившие свой срок. Немного выше расставлены деревянные бочки со смолой. А за этими бочками раскинулась широкая и твердая поляна, напоминающая собою футбольное поле. Эта ровная и сухая поляна завалена старыми и поломанными рыбными рамами. Лежат аккуратные штабеля свежего, ошкуренного леса, чтобы из них новые рамы строить. Кучи больших и маленьких поплавков, ржавые небольшие якоря, а чуть поодаль — бухты тросов-геркулесов, смоленой веревки, пенькового каната.

— Пацаны, давайте отдохнем, жарко. Куда мы бежим-то? Время еще детское, — предложил Яшка.

Уселись на перевернутую лодку и болтаем.

— Как пойдем-то, через комбинат или на свою дорогу свернем? — спрашивает Яков. — Давайте по рыбозаводу пройдем, видели, сколько там девок работает, — предлагаю свой вариант маршрута. — Что толку на сезонниц глазеть, надо же знакомиться. Вы в прошлый раз каждый вечер в поселок бегали на танцульки, наверное, познакомились. А то сейчас, целый час базарить начнете, — говорит Кузьма.

— Я познакомился, Ритой зовут, она из Омска. Два километра провожал ее, вверх по берегу Дюптыги. За поселком в палатках живут, целый городок. Они сменами работают. Вряд ли в цехах Риту найдешь. Но она сказала, что после селедки их в Гижигу, в Арестово перебросят, на лососевую путину, уж там-то я ее найду. Можем и мимо рыбозавода пройти по склону, — убежденно говорит Яша.

— Я со многими девчатами танцевал, но так ни с одной не познакомился, стеснялся как-то, поэтому танцевал молча, ну одну все-таки взял на примету, прошлый раз когда с Ромкой за хлебом ходил, я видел ее, они стояли во дворе. Пройдемте около ворот рыбозавода, может, опять увижу ее — подходить не буду, постою, посмотрю на нее, и пойдем дальше, — прошу я ребят.

— Ну ладно, пойдемте, время идет. Ну если увидишь свою ненаглядную, можешь постоять, а мы с Кузей на базу пойдем, надо же еще за хлебом топать. А то еще к приливу не успеем, — сказал Яшка.

Дойдя до перекрестка, мы свернули к рыбозаводу. Идем как по щебенке, с морской стороны к рыбозаводу подходим. Пологий берег разровнен прибоем и устлан рыхлым слоем мелкого камня. Впечатление такое, будто рыбозавод с многочисленными хозяйственными постройками умышленно прижат морем к высокой и крутой террасе. Под просторными и высокими навесами, обитыми толстым брезентом и рубероидом, стоят объемные бетонные и деревянные чаны, новые бочки, набитые сельдью. Внутри рыбозавода прохладно, и очень влажно. Поэтому все, работающие на засолке высыпают во двор к солнцу, к теплу. На северной стороне комбината приютились небольшие здания столовой, кузницы и бондарного цеха, возле которых аккуратно сложены целые горы соли, укрытые полотнами целлофана и брезента. Под сводами рыбозавода стоит гул и лязг всевозможных механизмов, смешанный с запахом рыбы, голосами людей, а снаружи — и криками чаек, плотно облепивших всю крышу комбината. Народу много, люди работают по сменам. Беспрерывно идет выемка уже просолившейся рыбы из чанов с последующей укладкой в бочки. В незакрытых бочках делают опрессовку рыбы, прежде чем закрыть крышки, и только потом по конвейеру готовые бочки поступают в трафаретную. И уже готовую продукцию автокары развозят в холодные складские помещения для отправки на суда. В рыбокомбинате много льда, заготовленного зимою. Рыбокомбинат живет размеренной жизнью зимою, а летом — беспокойной, поглощая несметное количество рыбы и соли. Вблизи рыбозавода стоят на якоре две баржи, на борту которых установлены мощные насосы, — они перекачивают рыбу из пришвартованных с рыбой рам на берег в чаны. По огромного диаметра гофрированным шлангам-рукавам серебристая рыба рекою течет на берег. Между тем мы уже подходим к гудящему рыбозаводу, чтобы пройти мимо него. Перешагивая через туго натянутые канаты и шланги, миновали между рыбозаводом и баржами. Отлив ушел, и теперь обе баржи обсохли, и только с приливом их поднимет. Поравнявшись с открытыми воротами рыбозавода, мы остановились у дощатого забора, чтобы чуточку постоять, любопытства ради, конечно. До колхозной базы уже близко. Пройдем еще немного по отливной полосе, вскарабкаемся на крутую и высокую террасу, на вершине которой расположились наши бараки, столовая и небольшая контора. На базе сейчас проживает только наше колхозное начальство, повара, катеристы, тракторист, киномеханик, нормировщик, учетчицы.

— Ну что, постоим немного, и до дому, до хаты потопаем, — спросил Кузьма.

— Да, надо, только сомневаюсь, вряд ли наши знакомые выйдут на перекур, а может они в ночную смену работают, — говорит Яша.

Я стою и помалкиваю и тоже стал сомневаться, что девушки выйдут на улицу.

— Ладно, парни, вы как хотите, а я пошел. Надо же еще и на ужин сходить, а то когда мы еще к себе попадем, — сказал нам Кузя и зашагал по берегу.

— Костя, пойдем, наверное, после путины будет еще время поискать девчат, — заменжевался и Яша.

— Вы идите пока, я скоро подойду, — говорю Якову.

«А что я стою? — подумалось мне. — Если даже увижу понравившуюся мне девушку в толпе молодых девчат и парней, то что буду делать? Подойти к ней у меня духу не хватит, об этом и думать нечего. Вывалят сейчас толпою во двор, а я торчу тут как истукан. Что подумают? Да ничего, просто посмеются надо мной, и все дела. А люди-то городские, Гижига им не чета, даже по одежде видно. Нет, надо топать!», — твердо решил я.

И надо же. Уже хотел было повернуться в сторону моря, как из ворот рыбозавода высыпала шумная толпа девушек в желтых и зеленых передниках, в нарукавниках, а также в самых разноцветных платках и косынках. Они галдели и смеялись. Я растерянно стоял, забыв, что должен делать. Рыбообработчицы расселись на длинных, грубо сколоченных скамейках. А кому не хватило места — растянулись вдоль забора. Все снимали спецодежду, сворачивали и клали по отдельности, чтобы не перепутать. Явно они собрались на поздний обед. Естественно, некоторые сразу обратили на меня внимание, это я чувствовал. С независимым видом я стоял. Девушки были красивые, приехавшие на путину из разных концов страны. Сейчас они работают на весенней путине, а потом пойдут на летнюю — лососевую. И завершат свою трудовую эпопею поздней осенью, отработав на осенней жировой сельди. И разлетятся по своим городам. Местные рыбокомбинаты оплатят всем дорогу, ибо они давали заявки, на завоз людей по оргнабору. Гляжу, некоторые девушки переговариваются между собою, поглядывая в мою сторону. А я стою словно завороженный, ведь это глупо и неудобно. Как дикарь, будто впервые девчат увидел.

— Мальчик! — Окликнула одна из них.

Сначала не понял, к кому обращаются, и по-прежнему носком сапога шаркал по гальке, как провинившийся мальчишка, делая независимый вид.

— Поди-ка сюда, посиди с нами, — позвала одна из девушек, все еще сидящая с краю скамейки.

Я растерялся и не знаю, что делать.

— Ну, иди же, не стесняйся, — настаивает девушка.

Немного замявшись пошел к ним. Подошел и поздоровался с ними.

— Садись… будь смелей, — уступая мне место сказали они.

Я сел рядом с той девушкой, которая первой окликнула меня. — Ты рыбак? — спросила она.

— Да, я рыбак, — отвечаю. — А зовут меня Костей.

— Амоаля, я из Новосибирска, — бойко представилась она.

— Очень приятно, у вас хорошее имя, — промямлил я.

— Девчонки! Галя, ну что вы к человеку пристали! Познакомились? А теперь пойдемте в столовую, пока народу мало. А то как вчера весь перерыв простоим, — сказала рослая белокурая девушка с заметным украинским акцентом, которую зовут Людой.

Позже, уже в Арестово я узнал, что Люда родом из Кривого Рога.

— Ева, иди пока вперед, и на нас очередь займи, — сказала Галя смугловатой девушке, стоявшей поодаль от нас и вытиравшей лицо платочком, глядя в кругленькое зеркальце.

Девушки потянулись в столовую, а мы с Галиной остались сидеть вдвоем. Из раскрытых ворот вышла группа парней и девушек, и не обращая на нас внимания направилась в столовую. — Так это вы ловите селедку, которую привозят сюда?

— Да, это мы ее ловим и сдаем комбинату, — отвечаю ей.

— Костя, а ты сам откуда? Местный или тоже приезжий? — улыбаясь спросила Галина.

— Я местный, из Гижиги, — отвечаю я.

— Костя, а до Гижиги далеко? — спросила она.

— Кому как, для меня близко.

— На днях у нас собрание в рыбозаводе было. Сказали, что после селедки нас перекинут в Арестово, на реке Гижиге. И там будем кету и горбушу солить. Тоже в палатках будем жить, так интересно. Как геологи, — откровенно восхищалась Галина. — Арестово. Такое интересное название… Что, там тоже поселок? — спросила она.

— Да, небольшой поселочек, на берегу стоит, выше Гижиги, на левом берегу. И небольшой рыбозавод Арестово. Мы, три бригады, будем ловить кету и горбушу и сдавать комбинату, а вы уже будете обрабатывать и солить. Кроме нас будут рыбачить и тополовские рыбаки, — говорю Галине.

— Костя, а на чем нас в Арестово повезут? Столько народу… — спрашивает она.

— На плашках, конечно, по полной воде на катерах в Гижигу заведут и высадят в Арестово, — отвечаю ей.

— Ты сказал — на плашках. Это что на плотах? — удивилась моя собеседница.

— Да нет, на каких плотах? На плашкоутах, это баржи такие, — поправил я.

— Понятно… — ответила она.

Чувствую, что разговор у нас затянулся. И, видимо, она стесняется сказать, что ей нужно идти на обе.

— Галя, вам пора идти на обед, и меня, наверное, ребята ждут, — говорю ей.

Но она ничего не ответила.

— А ты знаешь, Костя, в прошлый раз я, кажется, тебя уже видела. Вы группой шли по берегу, когда мы с девчонками сидели на берегу.

— Не знаю, может быть, мы часто приходим на базу, — отвечаю ей.

— Нам нравится работать на разделке и солить рыбу, хотя и сильно устаем. Впервые море увидела. И селедку тоже только в магазине покупала, а откуда она взялась, и не задумывалась, а теперь вот она, я ее в руках держу, — смеется она.

— А у нас тайга, а тут ровная тундра, море и горы, — мечтательно проговорила девушка, с явной грустинкой в больших голубых глазах, будто глядя мимо меня на далекие горы с белыми полосами снега.

— Костя, а ты откуда идешь, гулять, наверное, ходил? — будто опомнившись спросила она.

— Мы со стана на базу идем, а по «манихе» обратно поедем — отвечаю ей.

— Ты извини меня, пожалуйста, я не совсем тебя понимаю — говорит Галина.

— Ничего, все нормально, — отвечаю ей.

— Костя, пойдем со мной на обед, ты, наверное, голодный, — встала девушка.

— Галя, спасибо, я уже обедал. Мне тоже пора, — собрался я идти.

— Костя, ты столько протопал по берегу моря, и вдруг не пойдешь на обед. Если не пойдешь со мною в столовую, тогда и я не пойду, пойду в цех на работу, — говорит она.

— Галя, у меня с собой денег нет, — признался я, раз такое дело.

— Ну и что? У меня есть, — ответила она.

— Ну пошли тогда, — говорю ей.

— Галка! Что ты сидишь? Ева уже взяла на вас обед, — громко сказала какая-то девушка, проходя в сторону цехов.

— Неля, спасибо. Мы уже идем, — весело отвечает Галина, идя впереди меня.

В столовой, в очереди на раздачу, народу было еще много. Девушка, которую звали Ева, сидела за крайним столом просторного зала и пила компот. Увидев нас, Ева встала из-за стола и собралась уходить.

— Евочка, бедненькая, ты прости меня. Заболтались мы с Костей, — оправдывалась Галя.

— Костя, а ты приходи к Гале после работы, и говорите хоть до утра, — сказала Ева направляясь к выходу.

Мне было неловко, и я промолчал.

— Ой, Костенька, такая суматоха. День какой-то взбалмошный, мама еще переговоры заказала на 5 часов, а мы до 7 работаем. После смены прямо отсюда придется бежать на почту, хорош хоть дома есть телефон. — говорит Галина.

— Костя, а вы когда уезжаете домой, в Гижигу? — спросила она.

— Как закончится рыбалка, так и уедем. Сначала невода и снаряжение просушим, в порядок приведем и положим в склад. Рамы вытащим на берег, мешки с них снимем, а потом уже разъедемся по домам — отвечаю ей.

— Костя, а далеко ваша бригада живет? — спрашивает она.

— Да нет, просто кружить приходится, некоторые места обходим, устье речки не в любом месте перейдешь.

— Ты, наверное, не обращала внимание, за речкой бухта, она вдается в глубину суши, и за мысом скрыта, вот в глубине бухты на склонах террасы и стоят наши палатки. А внизу все заливается, остается только узенькая полоска открытой лайды, а когда 9-метровые приливы, она заливается полностью. Вот и приходится ходить по верху, по тундре, чтобы в поселок попасть, — пытаюсь попонятнее объяснить Галине.

— Это же далеко, кругом скалы и обрывы, — удивляется она.

— Некоторые слова и не сразу поймешь, грохотка, тузлук, мертвяк или болотка, трафаретка, шаблоны, я и школе такие слова не слышала, — она засмеялась.

— Ты знаешь, перед нами выступал директор рыбозавода мастер-технолог, спрашивали, все ли у нас получается. Как в палатках живется. Ну и все такое. А что нам говорить? Мы только начали работать, — говорит Галина.

— Костя, я опаздываю. Но нам разрешают на вторую смену оставаться. И без выходных работаем, так что отработаю.

— Мы, рыбаки, тоже самое работаем, пока работу не сделаем, на часы не смотрим. Рыба не ждет, — говорю Галине.

— Когда мы теперь еще увидимся? — спросила она.

— Не знаю Галя… я даже не знаю, — отвечаю ей.

— Если еще придете, спроси у девчонок Галину Берестову. Они найдут меня, и я выйду. А живем за поселком, палатки вдоль берега стоят, — объясняет мне Галя. — Найду как-нибудь, — буркнул я.

— Ну пока, — махнула она рукой и быстро пошла в сторону гудящего, как потревоженный улей, чрева рыбозавода.

А я зашагал в обход рыбонасосов и вскоре поднялся по сыпучей и разбитой тропе наверх на террасу и сразу зашел в контору. Мои ребята уже сходили поужинать и теперь ждали меня, чтобы сходить за хлебом. Зампредседателя колхоза позвонил в контору комбината и попросил, чтобы на полчасика дали машину полуторку, подвезти продукты. Мы быстро получили хлеб, и кое-какие продукты, и все аккуратно упаковали в деревянные ящики. Взяли и справку у наших учетчиц Тамары и Ирины, что наша бригада сдала сегодня рыбокомбинату 34 тонны. Катер Сергея обсох на берегу, прямо под нами. Дно здесь твердое и чистое, нет вязкого ила, и покрыто мелким камнем. Поэтому Сергей предпочитает ставить суденышко именно в этом месте. С борта катера спущена деревянная лесенка, покрашенная в синий цвет. Лестница предусмотрительно привязана с одного конца к борту, дабы не унесло водою. Легкий якорь плашмя покоится на чистых разноцветных камнях с натянутой якорной цепью. Ребята сказали, что во втором, большом бараке Сергей Еттин сейчас еще отдыхает, и пока не стали его будить. Пусть поспит, человек всю ночь работал, умаялся. На трех койках тоже спали рыбаки из соседних бригад.

«Ладно, перед «манихой» (малая вечерняя вода) Сергей меня сам разбудит», — подумал я и стал снимать сапоги, чтобы тоже немного поспать. Пока я укладывался, Сергей проснулся.

— Костя, ты что ли? — спросил он. — Давно пришел?

— Не очень, после обеда. Хлеба и кое-что по мелочи получили. В конторе все лежит, по малой воде надо бы увезти нас в бригаду, — говорю катеристу.

— Увезем. С тобой кто-то еще пришел?

— Мы втроем, Яша и Кузьма со мной. — говорю Сергею.

— Раньше половины восьмого меня не снимет, далеко обсох.

И на ставной продукты получили, по ходу и к ним подскочу. Вы пока по суше продукты погрузите. И через час пойдем на катер, там будем ждать подхода воды, иначе потом на него мы не попадем без шлюпки, — говорит Сергей.

Вижу, времени на отдых, и тем более на сон не остается. Снова обулся и пошел в контору. Перенесли продукты на катер, и пошли ужинать. Сергей тоже уже был на ногах, успел даже побриться перед тем как пойти в столовую. Очень уж расторопный и беспокойный человек. И трудолюбивый, как и большинство рыбаков.

— Костя, а ты где запропастился? А ты девушку-то хоть встретил? — спросили мои ребята.

Ну я им все рассказал как дело было. Может они не поверили мне.

На всех рыболовных участках с короткими передышками рыбаки вычерпывали трепещущую рыбу из неводов каплерами в рамы, чтобы, побыстрее освободив большущий невод, снова заметнуть. Рам для транспортировки рыбы к насосам рыбозавода не хватало, поэтому нам добавили еще по шесть новых рам. Наши рыбацкие костюмы залеплены селедочной чешуей и рыбой пропахли. Берег завален ламинарией, смешанной с селедочной икрой. Приливной волной выбросило очень много селедочной икры. В некоторых участках икры, столько что идешь и утопаешь по колено. Поэтому медведи всегда тяготеют к побережью и не прогадывают. Едят икру вдоволь. Сижу однажды на берегу и вижу, как по соседнему ручью спускается медведь. А икры много и лежит длинными буграми, вдоль мокрой приливной полосы, валками выброшенной накатом. Медведь с ходу набросился на свежую икру и, как проголодавшаяся буренка хорошо пропаренный комбикорм, начал есть, хватая ее широко раскрытым ртом. Похоже, он ее даже не жевал. Наконец он плотно набил желудок и начал стоять. Чуть передохнув он снова стал есть. Отдышавшись, он медленно стал подниматься наверх. Очевидно, этот медведь впервые спустился издалека к морю, поэтому был так голоден.

Жители прибрежных сел часто применяют икру как удобрение. Собрал пустые мешки, лопату взял и поехал на берег на мотоцикле «Урал», прицепив прицеп. И привез удобрения сколько надо. Картошка уродится крупная, не хуже, чем от самой сельди. Ламинария тоже хороша на удобрение, но селедочная икра куда лучше. И не зря я упомянул про мотоцикл, в хозяйстве эта вещь не заменима. Это трудяга, теперь его днем с огнем не сыщешь.

На ловушке ставного невода постоянно работают с начала прилива и пока вода не уйдет. Там часто рыбакам еду привозят на кунгас, ибо сходить на берег им просто некогда. По полной воде, когда большие косяки рыбы идут непрерывно, «ставники», как мы их называли, едва успевали опорожнять свои ловушки. Только откроют ворота-горловину, новый косяк тут же снова заходит в ловушку.

— Со стороны Бурынди идут 7 больших косяков, минут через 20 они подойдут сюда, будьте готовы. Я вам крикну, — предупреждает смотровой дежурный.

Поднимая буруны за рыбой идут дылтыны (белухи). Они слаженно стараются прижать косяк к берегу.

— Фуф… фууф… — выныривая, шумно выдыхают отработанный воздух и, поднимая фонтанчики соленой воды, успевают набрать в свои идеальнейшие легкие нужную порцию свежего воздуха и вновь плавно уходят в неведомую глубину моря. К блестящим спинам некоторых самок пристроились детеныши, будто притянутые мощным магнитом. И никакая волна их не смоет.

Видя нашу загруженность, Марийка и Вера приносили еду и чай прямо на берег, а кто-нибудь из рыбаков на лодке перевозил ведра и кастрюли с обедом на рамы, где мы работали. Усевшись на досках, накинутых поверх рам, спустив ноги в воду, мы спешно обедали или завтракали. Косяки сельди шли валом, и мы ловили без передыху. Рыбозавод тоже работал круглые сутки.

В один из напряженных дней нам сказали, что завтра по утренней воде бригада морзверобоев будет забрасывать невод на белуху. Надо сказать, что стаи белух по приливу буквально заполоняли нашу бухту. Стаи животных плавали вдоль берега, шумно вдыхая и выдыхая воздух и кружась в массе рыбы. По всей бухте мелькали белые спины кормящихся животных. Раза два в бухте видели сельдяного кита и двух косаток.

— Михайло, когда забрасываешь невод, будь осмотрительней, как бы белуху ненароком не заневодить. Очень опасно, если ринется в невод. Был случай в моей рыбацкой жизни. Очень опасно, когда рыбаки в легкой лодке, — предупреждал дядя Федя.

Мы, молодые ребята, ни разу не видели, как ловят белуху. По полной воде, когда стаи белух зашли в бухту и подошли к устью речки, катер с платформой на палубе, где был аккуратно уложен километровой длины невод с посадкой в пятнадцать метров, на малом ходу начал перекрывать угол бухты по наиболее узкому перешейку. Рыбаки-морзверобои аккуратно сбрасывали огромный невод за борт катера. Большущие поплавки из пенопласта ровной цепью ложились по фарватеру судна.

Накануне нашим бригадам и сейнерам была дана команда: пока морзверобойщики не опустят невод, нельзя рыбачить и невода забрасывать, чтобы белух не беспокоить. Поэтому рыбаки, уже будучи готовыми забрасывать невода, ждали и наблюдали за действиями охотников.

Наравне с белухами шла и рыба. Наблюдатель Прокопий то и дело кричал сверху:

— Идет к вам, косяк большой и плотный, будьте наготове!

Мы-то были готовы, просто ждали своего часа.

Наконец катер пересек бухту и, застопорив ход, уткнулся форштевнем в мелкие камни берега. Последние несколько поплавков сбросили у самого берега. Скинули и старый якорь, к которому привязали второй береговой конец невода.

Белухи забеспокоились, заметались и как по команде направились к выходу из бухты. Что-то сейчас будет! Неужели эти большие животные с ходу ударятся в натянутый на их пути невод? Все ждали с тревогой. Вся стая подошла к самой дуге центра невода и почти остановилась, словно в недоумении и растерянности. Некоторое время они полукругами поплавали вдоль стены невода, будто проверяя, можно пройти или нет. Затем белухи плотной гурьбой, пуская фонтаны, пошли к нашему берегу, но, обнаружив, что невод упирается в берег, резко развернувшись, поплыли к противоположному берегу бухты. Но и там не было прохода. В тот день обе наши бригады закидников поймали всего семь рам сельди — где-то тонн 28. Зато на ставном улов был великолепным. С перекачкой рыбы на рамы управились быстро. Без суеты и спешки пообедали и направились к катеру, где морзверобойщики ждали отлива.

Вода быстро уходила. С раннего утра, как был натянут невод, на участке «охотников» не появилась ни одна лодка или катер. Стая белух, поднимая волны, курсировала вдоль натянутого невода. Животные к сети не прикасалась, словно зафлажкованная стая волков. Белухи явно боялись невода. Вода стремительно уходила. За стаей тянулся мутный след ила, поднятого хвостами белых китов.

Большая группа людей, наблюдающих за морскими животными, скучилась с обоих берегов бухты. Тут были и рыбаки, и просто любопытные, подошедшие с рыбацкого поселка, и, конечно, дети. Серый фонтан висел над стадом. Эти тяжелые белые киты, кажется, уже начали касаться животами илистого грунта. Еще раз пройдя вдоль невода, стая, расходясь в виде громадного полувеера, уверенно направилась… в сторону нашего берега и почти одновременно села на мель. Некоторые животные еще пытались юзом продвигаться в сторону берега.

Огромная стая белух обмелела одновременно, будто по команде, и все до единого головами к берегу расположились полукругом, бок о бок касаясь друг друга. Белухи мощными хвостами били по жидкому, как каша, илу. Шмотья грязи летели в разные стороны и высоко вверх. В невод попалось шестнадцать белух. Целая гора сала и мяса. Никому не разрешили приближаться со стороны хвостов.

Отстреляв добытых животных, морзверобои привязали толстыми канатами по две белухи за хвосты и заякорили на месте. С ночной водой животных подняло, будто большие белые поплавки покачивались они на легкой волне. Оба сейнера и два буксира за две ходки оттащили 8 белух в Гижигу, а там бульдозером выволокли на чистую каменистую лайду. Остальных животных отбуксировали в Авеково на разделочную площадку жиротопного цеха. На бетонированную площадку, где всегда разделывали белух, подвезенных морем животных, вытаскивали за хвосты трактором, либо большой группой людей. В крытом цехе стояли жиротопные печи, где топили жир не только добытых белух, но и ларги, акибы, лахтака. Тут же были установлены и большие весы, где взвешивали всю получаемую продукцию. Естественно, взвешивали и живую массу наиболее крупных особей, убойный вес, чтобы знать, на будущее. Так, живой вес некоторых взрослых особей переваливал за две тонны. Пожилые люди говаривали, что после летней нажировки некоторые крупные дылтыны (белухи), добытые поздней осенью дотягивали до 3 тонн живой массы. В соседнем длинном цехе расположились бетонированные чаны для засолки рыбы и мяса морзверя. Тут же стояли рядами бочки с жиром, готовые к отправке теплоходом во Владивосток. Каждая бочка была красочно затрафаретена. Старожилы рассказывали, что во время войны здесь заготавливали и мясо чаек, и других видов морской водоплавающей дичи. Тогда, в далекие годы, здесь был большой поселок. И намного позже люди начали переселяться отсюда в Гижигу, Чайбуху, Арестово и другие населенные пункты побережья.

Чуть ли не всем колхозом разделывали белух. Кто хотел — запаслись жиром. Мясо морских животных полностью вывезли в «холодильник» на сопку на корм голубым песцам. В четырех километрах от села, на истоке ручья Мраморный, на небольшом бугре два года назад при помощи геологов, кажется, совхоз вырыл себе естественный грунтовый холодильник на чистой ледяной линзе. Глубина холодильника по вертикали 16 метров. Через четыре метра начиналась вечная мерзлота, вернее, сплошная ледяная линза. На глубине 16 метров по горизонту пробили четыре «хвоста-коридора». Получилось подземное ледяное помещение с четырьмя лабиринтами-коридорами. Там постоянная температура −16°C даже летом, в июле-августе. С поверхности вниз построили лестницу, провели освещение, в лабиринтах-коридорах сделали полки, на пол настелили толстые доски, чтобы ходить. Зимой с речки навезли льда, чтобы полы обложить. А наверху, на выходе из морозильной шахты, установили лебедку, чтобы поднимать и опускать рыбу, мясо, масло сливочное, ягоды, собранные летом, ну и все прочее. Чтобы не проникали тепло и влага, над холодильником построили кирпичное здание с бетонным полом без окон, поставили плотный люк над лестницей, ведущей вниз. Все загерметизировали. Отменный холодильник получился, и никаких затрат!

Так вот, всю добытую белуху заморозили в леднике-морозилке. Три кунгаса с сельдью опустили туда же. Холодильником пользовались все организации села. Летом свежую горбушу, кету, корюшку, нерпу, — все хранили в леднике.

Спустя два дня охотники снова забросили невод. На этот раз попалось восемь белух. Но нам уже было не до них. Основная масса сельди прошла, и мы теперь делали по два, а иногда и по три замета за один прилив. Все три колхозные бригады взяли планы по вылову нерестовой сельди. На ставном неводе немного даже перевыполнили задание.

Мы были довольны результатами путины. У всех было приподнятое настроение. Начальство с района приехало поздравить рыбаков с выполнением плана. Бригадир дядя Федя был весел, много шутил. Он и по натуре был шутником, я не помню, например, чтобы когда-нибудь он был не в духе. Всем была дана команда подготовить к хранению, просушить рыбацкое снаряжение, рамы повытаскивать на берег, аккуратно снять делевые (сетевые) мешки и сдать с неводами и сачками-каплерами на склад рыбозавода на хранение до будущего года.

Свою работу мы закончили быстро, но еще два дня помогали снимать ставной невод. Особенно тяжело было снимать «крыло»: толстая дель забилась селедочной икрой и водорослями. Когда были полностью завершены работы и сняты палатки, все три бригады вернулись на базу, в те бараки, где мы жили перед началом путины.

За всю путину впервые начался очень сильный шторм, и наш отъезд в Гижигу был отложен. Как раз в начале шторма с теплохода, подошедшего из Владивостока с продовольствием, подвели плашкоут, полностью груженый винно-водочными изделиями для рыбацкого поселка — годовой запас спиртного. Естественно, ассортимент был широкий: шампанское, водка, вина, коньяки. Не было только пива. В жесточайший шторм увести тяжелый плашкоут куда-нибудь в укрытие уже было невозможно, и его вынуждены были поставить на якорь. Но якорь не мог удержать судно, начал травить. Недалеко от берега он сел на мель. Огромные волны перекатывались через плашкоут, ставший лагом (боком) на мели, срывая с палубы ящики с напитками, как спичечные коробки.

На рассвете в рыбацком стане объявили аврал и всех нас подняли на ноги. Руководство рыбкоопа обратилось к рыбакам и жителям поселка Гирилана с просьбой выйти на берег и собирать выброшенные на берег ящики и сдавать их там же приемщику. Когда мы толпами высыпали на берег, на палубе оставалась еще половина груза, который с каждой волной уплывал в море. На волнах качалось множество ящиков, полных и порожних.

После инструктажа все разошлись вдоль берега. Люди подносили свой «улов» — кто бутылками, кто ящиками. Ящики разбивало о берег, о камни. Спустя некоторое время плашкоут накренился, и смыло последние ящики.

Работу завершили по полному отливу, во второй половине дня. Почти все были мокрыми с ног до головы. Собрали прилично. На берегу у приемщика лежали солидные кучи бутылок, горы полных и полупустых ящиков. Большинство «сборщиков» были навеселе…

На своей первой путине мы, молодежь, хорошо заработали. Я купил себе сразу три костюма — синий, серый и черный. Купил плащ, зимнюю «москвичку», рубашки, набрал дюжину галстуков. После путины сыграли две свадьбы. Колька Антропов взял в жены Дашу. Вскоре у них родилась дочь Лейла, а спустя два года и сынишка Рома. Лейла окончила Хабаровский медицинский институт, и теперь работает врачом-терапевтом в Магадане. А ее брат Рома стал военным и служит в большом и красивом городе Хабаровске.

Немного отдохнув, начали готовиться к лососевой путине. Всей бригадой, которую сделали комсомольско-молодежной. Только бригадир наш, дядя Федя, опытный наставник, по-прежнему оставался седым и мудрым…