Джеймс Хаттон (Hutton 1795) ввел термин «сингулярность» в современной геологии, когда заметил два совершенно отдельных каменных пласта, накладывавшихся друг на друга у берегов Шотландии. Исследование возможных случаев таких сингулярностей по всему миру положило начало геологии как современной, по-настоящему глобальной науки.
Наибольшее количество данных происходит из южной Месопотамии, т. е. района сегодняшнего расположения Ирака. Мы преимущественно будем заниматься этим регионом, отложив в сторону менее изученное экономическое развитие Древнего Ирана, Сирии и Леванта. Среди всех общих исследований древней истории Ближнего Востока наиболее тщательное описание экономических структур и развития содержится в Postgate (1994) и Liverani (2011). О методологии исследования клинописи см. Van de Mieroop (1999) и Radner and Robson (2011).
Главным исключением является основополагающее исследование развития моделей расселения в южной Месопотамии: Adams (1981). Обзоры по археологии Ближнего Востока см. в: Matthews 2003 и Wilkinson 2003.
См.: Gras-lin-Thome (2009: 91-131) и Jursa (2010a: 13–33), где приводится описание этой и аналогичных моделей с дальнейшими ссылками, а также описание других теоретических подходов к экономической истории Ближнего Востока, в том числе отражение дебатов между сторонниками «примитивизма» – «модернизма» и «субстантивизма» – «формализма» в этом направлении исследований древнего мира.
Напр., Renger (2005; 2007: 193). См. также: Dahl (2010), где доказывается, что в конце III тысячелетия специализированные ремесленники постоянно находились на государственной службе и не производили товара для рынка. Вслед за влиятельным классицистом Мозесом Финли этот взгляд на месопотамскую экономику был принят за достаточное основание для исключения Месопотамии – как «фундаментально отличной» – из рассмотрения в более широких рамках античной (т. е. грекоримской) экономики (ссылки см. в: Jursa [2010a: 19]).
Лучше всего это зафиксировано в источниках, относящихся к первой половине II тысячелетия до н. э., но уже в III тысячелетии до н. э. была хорошо задокументирована частная предпринимательская деятельность, которая велась, в частности, на границах институциональной экономики (напр., Jursa 2002; Garfinkle 2012).
О периоде конца III тысячелетия до н. э. см.: van Driel (2002) and Garfinkle (2012), о южной Месопотамии (Вавилоне) во втором тысячелетии до н. э. см.: Stol (2004: 868-99), о I тысячелетии до н. э. см.: Gras-lin-Thome (2009).
См.: Goldstone (2002) и Введение, с. 6.
Следующий аргумент основан на моей работе (Jursa 2010a), где можно найти все необходимые ссылки на документы. Приведенные здесь ссылки выборочны.
Наемный труд был широко доступен, как и входящий капитал в форме трофеев и дани, поступавших с периферии Вавилонской империи.
Отметим, что в структурном отношении силы, определившие экономическое развитие в период «долгого шестого века» и позволившие южной Месопотамии вступить в фазу исключительного благосостояния, очень близки к тем силам, которые вызвали другой период интенсивного роста и экономического расцвета в том же регионе в ранний исламский период (Pamuk and Shatzmiller 2014; Pamuk (глава 8 настоящего тома)).
Которое было сравнительно медленным и поздним по сравнению с развитием северного и западного Вавилона, особенно вокруг города Сиппар и в окрестностях столицы, города Вавилон.
Несколько наиболее явных упоминаний (физических) рынков фактически указывают на то, что ничего нельзя было купить или продать (Jursa [2010a: 642] – отметим, что эти утверждения содержатся в письмах с докладами о чрезвычайных, а не обычных, обстоятельствах). О динамике вавилонских товарных рынков рассказывается, в частности, в Pirngruber (2012).
Англ. «chattel-slavery», т. е. человек рассматривался как движимое имущество – «chattel». – Прим. пер.