Кэрри во время войны - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Нина Бодэн (ч. 2)

Кэрри кивнула, но это была ложь. Она ничего не поняла, но признаться в этом ей было стыдно. Ее смущали и сама миссис Готобед, и ее манера спокойно рассуждать о смерти, словно об отдыхе: "Когда я поеду отдыхать..."

Кэрри не могла оторвать глаз от собственных рук, а уши у нее пылали. Но миссис Готобед больше ничего не сказала, и, когда Кэрри наконец осмелилась взглянуть на нее, оказалось, что она лежит в кресле, а голова у нее скатилась набок. Она лежала так неподвижно, что Кэрри засомневалась, не умерла ли она, но, когда вскочила, чтобы бежать и позвать Хепзебу, заметила, что грудь у миссис Готобед мерно колышется, а значит, она просто спит. Тем не менее Кэрри выбежала из комнаты и помчалась через холл в кухню.

- Хепзеба! - крикнула она, и Хепзеба подошла к ней, с минуту держала ее в своих объятиях, потом подняла ее подбородок и заглянула ей в лицо. Ничего не случилось, - заикаясь, сказала Кэрри. - Она заснула.

Хепзеба кивнула, ласково погладив ее по щеке, и сказала:

- Тогда я, пожалуй, схожу к ней, а ты побудь здесь с Альбертом.

- Испугалась? - спросил сидящий у огня Альберт, когда Хепзеба ушла.

- Нет, - ответила Кэрри. Но поскольку она на самом деле испугалась, то сейчас рассердилась на Альберта. - Я решила, что она умерла, и все это из-за тебя. Еще тогда, когда мы пришли к вам в первый раз, ты мне сказал, что она умирает. А с тех пор прошло несколько месяцев.

- Она умирает, - подтвердил Альберт. - Ты хочешь сказать, что я не должен был говорить тебе об этом?

Кэрри сама не знала, что она имела в виду.

- Она не должна об этом говорить, - ответила она.

- Почему? - удивился Альберт. - Лично для нее это имеет некоторое значение.

- Это страшно, - сказала Кэрри. - И она страшная. Похожа на привидение. Надевает все эти бальные платья, зная, что умирает!

- Когда она их надевает, они вселяют в нее мужество, - объяснил Альберт. - Ее жизнь когда-то состояла из балов и красивых туалетов, поэтому сейчас, когда на ней бальное платье, ей вспоминается, какой она была счастливой. Между прочим, это я подал ей такую идею. Когда я сюда приехал, я заметил, что она несчастна. Она все время плакала. Как-то вечером она велела Хепзебе показать мне свои платья и посетовала, что уже никогда не сможет их надеть. Почему не сможет, спросил я, и она ответила: зачем, мол, их надевать, раз никто не видит. Тогда я сказал, что мне очень бы хотелось посмотреть. С тех пор всякий раз, когда она чувствует себя сравнительно хорошо, она надевает новое платье, я иду к ней и смотрю, а она рассказывает мне про те времена, когда носила его. По правде говоря, это довольно интересно.

Он говорил об этом как о чем-то вполне обычном. Кэрри же, представив себе пожилую больную женщину, одетую в вечернее платье и украшенную драгоценностями, а рядом с ней худенького - кожа да кости - мальчика в очках, никак не могла с ним согласиться.

- Смешной ты, Альберт. Не такой, как все, хочу я сказать. Необычный.

- А я не хочу быть как все, - заявил Альберт. - А ты?

- Не знаю, - пожала плечами Кэрри.

Альберт вдруг показался ей таким взрослым, что рядом с ним она почувствовала себя глупой и маленькой. Ей захотелось рассказать ему про то, что миссис Готобед велела передать мистеру Эвансу, и спросить его, о чем, по его мнению, миссис Готобед говорила, но она не могла придумать, как все это изложить, чтобы не показаться ужасно бестолковой. Но тут в кухню ворвался Ник в сопровождении мистера Джонни, и расспрашивать уже было некогда.

- О Кэрри, если бы ты только видела! - в возбуждении кричал Ник. Озеро, а на нем коричневый остров с белыми чайками! Сначала мне ничего не было видно, но мистер Джонни велел мне сесть и ждать, я сидел не двигаясь, и тогда остров словно зашевелился. И коричневым он был вовсе не из-за земли, а потому что на нем, так плотно прижавшись друг к другу, что под ними не видно было травы, сидели тысячи тысяч птенцов. О Кэрри, такого зрелища я еще не видел за всю мою жизнь! Какая красота!

- Точно такая же, как в тот раз, когда родился теленок. Или же когда ты на свое десятилетие получил в подарок перчатки. У тебя все красота, довольно кисло заметила Кэрри.

- Ну и что? - Ник был озадачен и обижен. Но вдруг он улыбнулся: - А теперь твоя очередь, да? В будущем месяце твой день рождения!

День рождения Кэрри был в начале мая. Мистер Эванс и тетя Лу подарили ей носовые платочки, а мама прислала зеленое платье, которое оказалось тесным в груди и коротким. Тетя Лу предложила подшить платье другим материалом, чтобы удлинить его, но лиф расширить было сложно, поэтому Кэрри немного поплакала, оставшись одна, но не из-за того, что платье нельзя было надеть, а из-за того, что мама не догадалась, как она за это время выросла. По этому поводу она все утро ходила расстроенная, но после занятий, когда они отправились в Долину друидов, настроение у нее улучшилось. Хепзеба испекла пирог с белой глазурью и украсила его двенадцатью свечками, а мистер Джонни сплел из полевых цветов ей на голову целую корону.

- Теперь ты майская королева, - сказала Хепзеба.

Кэрри была в короне, пока они сидели на солнышке и ели пирог, но ко времени ухода домой цветы немного завяли.

Альберт проводил их до насыпи:

- Нужно было намочить цветы в священном источнике, - заметил он. Тогда они никогда бы не завяли.

Он говорил, по-видимому, всерьез.

- Ты в это веришь? - спросила Кэрри.

Альберт пожал плечами.

- Хепзеба верит и не верит. Когда она готовит настой из трав, она всегда берет воду из источника, говорит, что с горы бежит чистая вода. Но, по-моему, она считает, что дело не только в этом. Кто знает? Только как-то вечером она помазала водой из источника мою бородавку, и утром, когда я проснулся, бородавки не было и в помине.

- То же самое бывает и от сока фасоли, - сказала Кэрри. - Или если помазать слюной натощак. У Ника была бородавка, он каждое утро плевал на нее, и к концу недели она пропала.

- То - колдовство, - заявил Альберт. - А наш источник священный. Это совсем другое дело.

- Хочешь сказать, что он считается священным с незапамятных времен? засмеялась Кэрри, стараясь показать, что не верит в эти басни. - То же самое говорит и тетя Лу, но она у нас немного с приветом.

- По правде говоря, не знаю, - пожал плечами Альберт. - И никто не знает. Только когда-то здешние места считались священными. И не только лес, но и вся гора. Там ведь нашли руины старинного храма - сохранилось лишь несколько камней да старые кости, - откуда, по-моему, и появился этот череп, помнишь, я тебе рассказывал? В других частях света тоже нашли такие же храмы, кладка стен у них оказалась одинаковая, отсюда сделали вывод, что когда-то существовала единая религия.

Кэрри вспомнила, как они впервые шли по этому лесу, и вся похолодела, хотя день стоял теплый и у них над головой, над верхушками темных тисовых деревьев по-прежнему ярко светило солнце.

- Помнишь, когда мы в первый раз пришли к вам? - зашептала она, вовсе не собираясь шептать, но так уж у нее получилось. - Мы ужасно напугались. Так вот, нас напугал не только мистер Джонни. Еще до того, как мы услышали его, мы слышали что-то вроде глубокого вздоха. Или стона. Не смейся!

- Я не смеюсь, - сказал Альберт. - Смеяться над чужими страхами не менее глупо, чем бояться. Здесь не страшней, чем в церкви. По-моему, просто места, где в старину стояли храмы, вызывают у людей какое-то странное чувство... - Помолчав, он добавил шепотом, как и Кэрри: - Если, конечно, не существует какой-нибудь таинственной силы...

- Ты меня дразнишь! - возмутилась Кэрри, и он засмеялся.

Они уже дошли до конца тропинки и очутились возле насыпи, залитой солнцем.

Из туннеля показался поезд. Он простучал мимо, обдувая ветром их одежду и волосы. Ник, который шел впереди, был уже у поворота, где полотно железной дороги огибало гору, и Кэрри увидела, как он зажал уши руками, когда паровоз загудел.

- Бедный Ник, - заметила она. - Он ненавидит гудки.

- Кэрри... - позвал ее Альберт, и, когда она обернулась, его лицо было близко-близко. Он поцеловал ее, ткнувшись очками в ее нос, и сказал: Поздравляю тебя с днем рождения!

Кэрри не сумела придумать, что сказать в ответ.

- Большое спасибо, - наконец очень вежливо выдавила она.

- Девочки не говорят спасибо, когда их целуют. - Хотя у Альберта по-прежнему был спокойный, менторский тон, лицо у него загорелось. Он поспешно отвернулся, помахал, не глядя, рукой на прощание и побежал вниз по дорожке. И как только скрылся из виду, громко запел.

Кэрри тоже пела, прыгая по шпалам, пела и смеялась про себя. Когда она поравнялась с Ником, он спросил:

- Чего ты смеешься?

- Что, мне нельзя смеяться? Такого закона нет. Слышал ли ты когда-нибудь про закон, который запрещает смеяться, мистер Умник-Разумник?

Но такой закон, по-видимому существовал. Не настоящий закон, разумеется, а правило, которое Кэрри выработала для себя и которого до сегодняшнего дня, когда она забыла о нем, старалась неуклонно придерживаться. Забыла, что нельзя показывать мистеру Эвансу свою радость...

Подпрыгивая и напевая, она бежала вверх по улице, пока не очутилась в лавочке у мистера Эванса. Смех так и пузырился у нее внутри, и, когда мистер Эванс поднял глаза и сказал: "А, это ты!", она не смогла сдержаться и засмеялась.

- А кто вы думали? - спросила она. - Кошка?

И эта глупая шутка вызвала у нее такой прилив смеха, что на глазах появились слезы.

Он стоял, не сводя с нее глаз, и, когда заговорил, голос его был зловеще спокойным:

- Что в тебя вселилось, девочка?

Но даже это не остановило ее. Она поглупела от радости.

- Ничего, мистер Эванс, просто все хорошо, - ответила она и побежала из лавки в кухню.

Он пошел за ней. Она стояла у раковины, наливая воду в стакан, и он остановился рядом. Она налила воды и выпила.

- Вы, я вижу, не спешите? - зашипел он. - Забыли, что на свете есть еще люди, кроме вас? Когда мне, наконец, подадут чай?

От холодной воды, ручейком бежавшей у нее в груди, Кэрри задохнулась. Когда она наконец перевела дух, она сказала:

- Я предупредила тетю Лу, что мы сразу после школы пойдем к Хепзебе. Мы не опоздали.

Она видела, что тетя Лу уже накрыла стол к чаю: чистая скатерть, тарелка с бутербродами и маленький пирог со свечками.

Мистер Эванс чмокнул вставными зубами, его бесцветные глаза блеснули холодом.

- Нет, нет, разумеется, не опоздали. Извините, ради бога. Пожалуйста, приходите и уходите, когда вам будет угодно. Зал свободы устроили из моего дома! Праздничный чай давно ждет, но ты предпочитаешь развлекаться где-то на стороне! Пожалуйста, не оправдывайся. У тебя все написано на лице.

- Я обещала вернуться к половине седьмого, и мы вернулись, упорствовала Кэрри.

- Прикажете подавать? Слуг, значит, из нас сделали? А благодарности никакой? Тетя ухаживает за вами, в кровь стирая руки, а "спасибо" слышит мисс Грин? И за что, могу я поинтересоваться? За чужой счет легко быть щедрой! Мисс Грин имеет возможность приглашать в дом кого ей заблагорассудится, ибо счета оплачивает не она.

- Кроме нас с Ником, там никто не бывает, - сказала Кэрри.

- А вас туда, между прочим, приглашали? Это ведь дом моей сестры. Она вас приглашала? Нет. Но вас это мало волнует, поскольку вы ее ни разу не видели. Зато держать бедняжку подальше от людских взоров очень устраивает мисс Грин.

- Никто ее не держит, она просто больна! - выкрикнул Ник. До сих пор он слушал молча, стоя у дверей, но теперь прошел в середину комнаты и уставился на мистера Эванса горящими от гнева глазами. - И Кэрри, между прочим, ее видела, - добавил он.

Мистер Эванс перевел взгляд на Кэрри, и она задрожала.

- Только один раз, - еле слышно проронила она.

- А почему ты не сказала мне об этом?

- Я не думала...

- Не думала! О чем не думала? Что мне может быть интересно? Моя родная сестра - и мне неинтересно услышать о ней?

- Да не о чем особенно рассказывать-то.

- Она ничего не говорила? Сидела и молчала? Ничего не просила передать мне, ее брату?

Кэрри почувствовала, что задыхается. Лицо мистера Эванса, бледное и влажное, как сыр, нависло над нею.

- Говори, девочка, и не пытайся лгать!

Кэрри затрясла головой. Говорить она не могла. Ей казалось, что сбывается дурной сон, было так страшно, хотя она не понимала почему. Бесцветные глаза мистера Эванса впивались в нее, спасения не было...

Ее спасла тетя Лу.

- У вас новая блузка, тебя Лу? - звонким голосом спросил Ник, и мистер Эванс, забыв про Кэрри, повернулся к сестре.

Она стояла в дверях и растерянно улыбалась. На ней была розовая с оборочками блузка, совсем не похожая на ту, что она носила всегда, волосы гладко причесаны, а губы накрашены! У нее был совсем другой вид. Она стала почти хорошенькой.

- Легкомысленная женщина - оскорбление взора божьего, - страшным голосом возвестил мистер Эванс.

Тетя Лу перестала улыбаться.

- Тебе нравится моя блузка, Ник? - храбро спросила она. - Ее мне подарила приятельница, у которой я гостила. И помаду дала тоже она.

- Помаду! - завопил мистер Эванс.

- Большинство женщин пользуются помадой, Сэмюэл, - тихо вздохнув, сказала тетя Лу. - Я хочу быть как все, когда мы пойдем на танцы. В лагерь, - прошептала она. Голосок тети Лу был едва слышен. - На американскую базу.

- К американским солдатам? - взревел мистер Эванс. Он повернулся к детям. - Марш отсюда оба! Мне нужно поговорить с сестрой.

Они выбежали из кухни во двор, туда, где еще светило солнце. Прочь с глаз, но чтобы было слышно. Правда, их совсем не интересовало, что скажет мистер Эванс, потому что они слышали это уже раньше. Женщины, которые мазали губы, носили короткие платья и гуляли с американскими солдатами, по его мнению, обречены на вечные муки. И тетя Лу знала это.

- Она, должно быть, совсем рехнулась, раз вошла в кухню и дала ему увидеть себя в таком виде. Как будто не знает, что он собой представляет.

- Она сделала это только для того, чтобы он отстал от тебя, - объяснил Ник. - И не ругал тебя в твой день рождения.

- Правда? - переспросила Кэрри и добавила: - Как ты думаешь, долго он будет ее бранить?

- Пока она не заплачет. Тогда он велит ей умыться, и мы будем пить чай. Ты хочешь есть, Кэрри?

- Нет.

- И я не хочу. У меня кусок в горло не полезет. - Он сидел, сгорбившись и прислушиваясь к доносившемуся из кухни реву. - Хоть это и не в первый раз, а привыкнуть все равно трудно. Противный он, мерзкий и болтливый кабан. За что он к тебе привязался? Что требовал сказать?

- Не знаю.

- А при нем ты знала, - взглянул на нее Ник. - По твоему лицу было видно, что ты знаешь. И он это тоже понимал.

Кэрри застонала и так широко развела руки в стороны, что у нее заболели лопатки. Потом она опустилась рядом с ним и уткнулась головой в колени.

- По-моему, он хотел, чтобы я сказала что-нибудь плохое про Хепзебу. Что она, например, плохо обращается с его сестрой. Но не только это. - И, с ужасом припомнив, что поручила ей передать своему брату миссис Готобед, добавила громко и решительно: - Не буду я шпионить для него, не буду! И ничего ему не скажу!

- Не кипятись, сестричка, - мягко посоветовал ей удивленный Ник. Никто этого и не требует. Не может же он тебя заставить.

- Не знаю. - Уверенности у Кэрри не было.

- Мистер Эванс ненавидит американцев, - рассказывала Кэрри Хепзебе. Тетя Лу собиралась вчера навестить свою приятельницу, но он ей не позволил, потому что в тот раз, когда она ездила к ней, они ходили на танцы с американскими солдатами. Не понимаю, почему он не разрешает. Американцы ведь приехали сюда помогать нам воевать с Гитлером.

Хепзеба и Кэрри были на кухне одни. Хепзеба гладила. А поскольку в Долине друидов электричества не было, то она пользовалась двумя чугунными утюгами, попеременно ставя их на огонь. Когда один утюг становился холодным, она брала другой и, послюнив палец, пробовала, достаточно ли он горячий. Вот и сейчас попробовала, и утюг сердито зашипел.

- Да, мистер Эванс не любит американцев.

- И вообще он противный! - возмущалась Кэрри. - Бедная тетя Лу, как она плакала! Стояла у мойки, мыла посуду после чая, а по щекам у нее бежали слезы. - Вспомнив об этом, Кэрри чуть не задохнулась от гнева и беспомощности. - Миссис Готобед тоже назвала его злым и бесчестным.

- У него была тяжелая жизнь, вот он и стал неприветливым и злым, объяснила Хепзеба. Она гладила рубашку мистера Джонни, и в кухне пахло влажностью и крахмалом. - Он видел, как погиб под землей его отец, и не мог его спасти. Тогда он поклялся, что никогда не спустится в шахту. И остался верен своей клятве. Он нашел себе место в продуктовой лавке, где должен был убирать помещение и разносить продукты, и старался экономить каждую копейку, пока не накопил достаточно для того, чтобы, взяв заем в банке, откупить эту лавку. Жена его была ему плохой помощницей, она часто болела, а у него на руках были еще его младшая сестра и собственный сын. Миссис Готобед с удовольствием забрала бы сестру, но он не разрешал. Он считал Готобедов легкомысленными, потому что они играли в азартные игры, путешествовали и наслаждались жизнью, а Луиза, говорил он, должна воспитываться в страхе перед богом.

- Бедная тетя Лу, - вздохнула Кэрри.

- Как знать. Я не уверена, лучше ли ей было бы здесь. Жить у богатых людей в нахлебниках тоже несладко. - Хепзеба сказала это так, будто сама прошла через подобное испытание. Она сложила выглаженную рубашку и расправила воротник. А потом улыбнулась Кэрри. - Словом, мистеру Эвансу выпала нелегкая доля сражаться в одиночку за свой кусок хлеба, а потому он стал злиться на тех, кому больше повезло. Именно в этом он и упрекает миссис Готобед, она прожила легкую жизнь.

- Он не может простить миссис Готобед, говорит тетя Лу, потому что она вышла замуж за сына владельца шахты. Они были плохие хозяева, считает он, и по их вине погиб его отец.

- Отчасти это так, - согласилась Хепзеба. - Но главная причина в том, что ему пришлось всю жизнь тяжко трудиться, в то время как она, не пошевелив и пальцем, приобрела положение в свете, когда вышла замуж за человека из богатой семьи. И наверное, в свое время она дала ему почувствовать разницу между ними. Когда мы с мистером Джонни впервые здесь появились - он был тогда совсем мальчиком, да и я не намного старше, - у Готобедов еще водились деньги и дом был поставлен на широкую ногу. Держали дворецкого, кухарку, горничных, был даже управляющий имением. Бакалейные товары закупались в большом лондонском магазине, но скоропортящиеся продукты она брала у брата, а потом посылала служанку с жалобой на их качество. Он же объяснялся с ней через человека, который доставлял продукты. Они ни разу не сказали друг другу ни слова! Они стоят друг друга, говорили люди. Гордые, как павлины, да к тому же упрямые, ни на шаг не хотят уступить. В этом-то и беда. Она ведь любит его, но все эти годы они были в ссоре, а сейчас мириться уже поздно. Он ни за что не простит ей того образа жизни, который она вела, а она не желает, чтобы он узнал, до чего она дошла. По ее понятиям, она бедна, как церковная мышь, да и физически совсем ослабла.

История эта расстроила Кэрри. Она пересказала ее Нику и добавила:

- Давай никогда в жизни не ссориться.

- А почему мы должны поссориться?

- Не знаю. Но давай не ссориться.

- Я не буду, если ты не начнешь.

- Даешь слово?

- Пожалуйста. - Ник не очень охотно, но тем не менее лизнул указательный палец и провел им по горлу.

Кэрри сделала то же самое.

- Жалко мне мистера Эванса, - вздохнула она.

- Еще чего? - возмутился Ник. - Ты что, совсем спятила, что ли?

Спустя два дня, когда они были в доме одни, зазвонил звонок у входной двери. Кэрри пошла открывать. На пороге стоял американский солдат. Он был очень высокий и очень вежливый. Сняв фуражку, он, растягивая слова, учтиво сказал:

- Майор Харпер к вашим услугам, мэм. Майор Кэс Харпер. Могу я видеть мисс Луизу Эванс?

Мистер Эванс был на заседании муниципального совета, а тетя Лу отправилась в приходскую церковь сделать там уборку перед воскресным днем.

- Сейчас дома только мы с Ником, - ответила Кэрри.

Майор Харпер улыбнулся, и в уголках глаз у него набежали морщинки. "Он довольно старый", - решила Кэрри, глядя на складки на его пухлых розовых щеках и на залысины по бокам головы.

- Можно мне подождать мисс Луизу? - спросил он.

В доме Эвансов ни разу не было гостей. У тети Лу были в городе приятельницы, которые иногда приглашали ее на чай, но она никогда не осмеливалась позвать их к себе. "Один раз пригласишь, потом не выгонишь, утверждал мистер Эванс. - Будут ходить взад и вперед, туда и сюда, вверх и вниз, днем и ночью..."

У Кэрри схватило живот, когда она подумала о том, что скажет мистер Эванс, если по возвращении домой с заседания муниципального совета увидит у себя в гостиной американского солдата.

- Нет, нельзя, - наконец решилась Кэрри. - Извините, пожалуйста, но дело в том, что мистер Эванс может вернуться домой первым.

Майор Харпер слегка удивился.

- Брат мисс Луизы? Что ж, буду очень рад с ним познакомиться.

- Я не уверена, будет ли он рад, - совсем растерялась Кэрри. - Он... Он не любит американских солдат. Не вас лично, вы... Вы хороший. Дело в том...

Она боялась, что майор Харпер рассердится, но он только улыбнулся, поблескивая голубыми глазами.

- Я и вправду неплохой, - заявил он.

Он и вправду хороший, подумала Кэрри. Страшно даже подумать, что будет, если мистер Эванс придет и начнет на него кричать. Мистер Харпер расстроится, расстроится и тетя Лу, а главное, мистер Эванс ни за что не позволит ей снова встретиться с майором.

- Ждать нет смысла, право, нет, - принялась она убеждать его. - Ничего хорошего из этого не выйдет. Даже если вы дождетесь ее, мистер Эванс никуда не разрешит ей пойти с вами: ни на танцы, ни в кино. Он говорит, что танцевальные залы и кинотеатры - это пристанище дьявола и что легкомысленная женщина - это оскорбление взора божьего.

Майор Харпер перестал улыбаться. Его пухлое, розовощекое лицо стало серьезным, равно как и голос:

- Мисс Луиза - славная, благородная женщина, и мне не хотелось бы нарушать ее покой.

- Боюсь, что нарушите, - сказала Кэрри. - Он доведет ее до слез. Он всегда доводит ее до слез.

- Понятно, - наконец уразумел майор Кэс Харпер. - Весьма признателен за разъяснение ситуации. Может, вы передадите... - Он помолчал, словно сомневаясь, сумеет ли Кэрри передать тете Лу. - Скажите ей, что я заходил. И все. И еще, что очень сожалею, что ее не застал.

Кэрри смотрела ему вслед, пока он шел по горбатой главной улице городка. Армейская машина стояла возле "Собаки с уткой" и он, не оглядываясь вошел в кабачок. Кэрри затворила дверь лавки.

- Гадкая, противная девчонка! - налетел на нее Ник. Оказывается, он стоял позади нее, лицо его было пунцовым. - Ее знакомый пришел к ней с визитом, а ты его выгнала!

- Не могла же я позвать его в дом. Вдруг придет мистер Эванс?

- Мистер Эванс, мистер Эванс! Ты только и думаешь про мистера Эванса! А как быть бедной тете Лу?

- Начался бы скандал, она опять бы плакала, - сказала Кэрри. - Я не могу видеть ее слез.

- Не можешь? А ей какое до этого дело? Может, она предпочла бы встретиться со своим знакомым, даже если потом ей суждено плакать, предположил Ник. - Я пойду и скажу ей.

Оттолкнув ее, он открыл дверь и помчался по улице в сторону бульвара Павших воинов, к приходской церкви. Секунду помедлив, Кэрри бросилась вслед за ним.

- Подожди меня, Ник, - крикнула она.

Он оглянулся, и на лице его появилась ухмылка.

В церкви было холодно, как в подвале. Тетя Лу, стоя на коленях, скребла пол в проходе между рядами. Когда они подбежали к ней, она села на корточки, тыльной стороной ладони откинув упавшую на лицо прядь волос.

- Приходил ваш знакомый, - крикнула Кэрри. - Майор Кэс Харпер.

- Вот как? - отозвалась тетя Лу. Она сидела, не сводя с них глаз.

- Он пошел в "Собаку с уткой". Скорей, а то он уедет.

Тетя Лу поднялась на ноги, снова поправила волосы. Руки ее дрожали, как красные осенние листья, а светлые глаза сияли.

- Оставьте ваши волосы в покое, они в порядке, - сказал Ник. - Снимите только фартук.

Она сняла фартук, сложила его и посмотрела на себя.

- Боже мой, - простонала она. - На мне старая юбка!

- Он такой хороший, что не обратит на это внимания, - сказала Кзрри.

Тетя Лу заломила свои красные руки.

- Я не могу... Не могу я войти в "Собаку с уткой". Мистер Эванс...

- Не узнает, если вы сами ему не скажете, - рассердилась Кэрри. - Никто не скажет, я уверена.

Хорошо бы, если бы так и получилось. В этом городке трудно что-нибудь утаить. Найдутся люди, которым доставит удовольствие доложить члену муниципального совета Эвансу, что его сестру видели в "Собаке с уткой", да еще в сопровождении американского солдата. Не для того чтобы причинить неприятность тете Лу - ее все любили, - а чтобы досадить ему...

- А пол? - вдруг вспомнила тетя Лу. - Я не домыла пол.

- Мы домоем! - решил Ник. И добавил, недурно подражая голосу мистера Эванса: - Ну-ка, девочка, если решила идти, иди. Давай-ка побыстрей!

Они доскребли половицы, убрали ведро и тряпки в комнатку при кафедре, где хранились цветочные горшки и одежда священника и медленно двинулись назад к дому. Возле "Собаки с уткой" уже не было никаких следов армейской машины, но и тетя Лу домой не приходила. Только мистер Эванс сидел за своей бухгалтерией в конторе.

- Не видели тетю? - спросил он.

- Сейчас так хорошо на улице, - ответила Кэрри. - Она пошла погулять. Я обещала приготовить ужин.

Она накрыла стол в кухне, нарезала хлеб, положила в миску жаркое, сварила какао. На улице смеркалось.

- Как ты думаешь, она вернется? - прошептал Ник.

Кэрри отнесла какао мистеру Эвансу в контору. Он сидел, откинувшись на спинку стула, и тер глаза. Глаза покраснели и слезились, а уголки губ у него были опущены вниз.

- Все цифры и цифры, - пробормотал он. - Конца им нет. Для праведника нет отдыха!

- Зачем вы столько работаете? - спросила Кэрри, припомнив, как Хепзеба рассказывала ей, что он трудился всю жизнь, не получая ни от кого помощи.

- Тебе жаль меня? - с удивлением посмотрел на нее он. - Не часто мне доводится слышать слова участия. - И он улыбнулся - не той свирепой ухмылкой, как всегда, а совершенно обычной усталой улыбкой - и сказал: Пока идет война, я все вынужден делать сам. Не могу найти даже, кто бы доставлял продукты на дом. Однако гордиться следует только тем, что достается тяжким трудом, поэтому я выстою, девочка, не бойся! Иди накорми юного Никодемуса и поужинай сама.

Но Кэрри ушла не сразу, потому что, во-первых, ей вдруг стало в самом деле жаль мистера Эванса, а во-вторых, она чувствовала себя виноватой. Она солгала ему, сказав, что тетя Лу пошла гулять, а тетя Лу об этом и понятия не имеет. Вдруг она придет и скажет ему, что была где-нибудь еще? Ужасно, когда тебя уличают во лжи, ужасно в любое время, но сейчас, когда он так по-дружески с ней поговорил, еще хуже.

- Хотите я помогу вам считать? Я довольно сильна в математике, в школе это мой любимый предмет.

Она снова солгала, щеки ее загорелись от стыда, но он ничего не заметил, потому что тренькнул дверной звонок.

Дверь отворилась и закрылась. Послышались быстрые, легкие шаги, и в контору вошла тетя Лу. Она улыбалась, а лицо ее сияло так, будто внутри у нее горели свечки. Словно елка на рождество, подумала Кэрри.

Увидев, что мистер Эванс повернулся и посмотрел на сестру, она почувствовала, как у нее защемило сердце. Что кричали дежурные во время воздушной тревоги, когда замечали, что в окно пробивается луч света? "Потушите свет!", "Потушите свет, тетя Лу!" - безмолвно молила Кэрри, а вслух спросила:

- Хорошо погуляли?

Тетя Лу рассеянно взглянула на нее, словно Кэрри говорила на каком-то непонятном, иностранном языке. "Не делайте глупости, тетя Лу!" - молила Кэрри, зная наперед, что мольбы ее не будут услышаны. Мистер Эванс обязательно узнает, и будет страшный скандал. Он поймет, что Кэрри солгала ему, обидится и больше не будет ей верить...

Она стояла, опустив голову, и ждала, когда разразится гроза. Но он только сказал:

- Хорошо, хорошо. Гуляют, гуляют и днем и ночью. Идите ужинайте. А я должен работать и зарабатывать на хлеб насущный!

Кэрри больше не встречала майора Кэса Харпера, но Ник его видел. Однажды днем, после занятий, он влез на кучу шлака и с ее вершины, глянув в сторону горы, заметил, что на траве возле ручейка сидят тетя Лу с ее майором, а на дороге неподалеку от них стоит армейская машина.

- Они меня не видели, - сказал он Кэрри.

- И ты забудь, что видел их, - посоветовала Кэрри. - А то вдруг мистер Эванс начнет задавать вопросы. Где она, чем занимается и тому подобное. Сделаем вид, что ничего не знаем.

Но не знать было невозможно. Тетя Лу выглядела такой радостной. Подметая и стирая пыль, она беспрерывно пела, пока наконец мистер Эванс не разозлился:

- Что ты все щебечешь, как птица, сестра?

И она впервые осмелилась ему возразить:

- Разве веселье не услаждает слух божий, Сэмюэл?

"Неужели он не догадывается о происходящем?" - думала Кэрри, но в те дни он был более доверчив, чем обычно, наверное, потому, что жил в состоянии радостного ожидания. Его сын Фредерик написал, что приезжает в отпуск, и мистер Эванс все время хлопотал в лавке, приводя в порядок помещение и бухгалтерские документы.

- Пусть видит, что я отношусь к делу с полной ответственностью, объяснял он Кэрри, когда она помогала ему убирать на полках. - Это придаст ему бодрости. Будет знать, что по окончании войны ему есть чем заняться.

Фредерик, здоровенный коренастый малый с чересчур широким задом, явился в конце июня. Он был очень похож на отца, только гораздо толще и красный лицом, в то время как мистер Эванс отличался бледностью. "Белоснежка и Красная роза" прозвала их Кэрри, но Ник придумал им прозвище получше. Фредерику накрывали вместе с отцом в гостиной, и оба они очень любили сочное, с кровью мясо. Как-то раз, когда дверь осталась открытой, Ник увидел, как они оба сидят, положив локти на стол, и жуют, хватая куски мяса прямо руками. "Изо рта у них сочилась кровь, - рассказывал он потом Кэрри. - Они настоящие людоеды, вот кто они".

Фредерик получил увольнение на неделю. Большую часть времени он спал либо на кровати, либо развалившись в самом удобном кресле на кухне и, открыв рот, громко храпел. Он должен был уехать в воскресенье, а субботу Кэрри с Ником собирались провести в Долине друидов, помочь в уборке сена.

- Возьмите с собой Фреда, - сказал мистер Эванс, когда они уже уходили. - Хватит ему спать.

Фред застонал в знак протеста, но отец сурово посмотрел на него:

- Тебе полезно туда сходить. Ты там уже давно не был, а пора бы засвидетельствовать тетушке свое почтение!

Фред снова застонал, но принял сидячее положение и довольно добродушно принялся натягивать сапоги.

- Против рожна не попрешь, - подмигнул он Кэрри, когда мистер Эванс вышел. - Не возражаете против моей компании?

В глубине души они были не очень ему рады. Когда Фредерик не спал, он был настроен довольно доброжелательно, хотя часто беспричинно хохотал и задавал такие вопросы, на которые ответа не существовало. Например: "Что поделываешь, Кэрри? Все фокусы выкидываешь?" Такое поведение раздражало, но его еще можно было терпеть, и, пока они шли в Долину друидов, Кэрри решила про себя, что он совсем не плохой парень. Он вел себя с ними как старший брат, весело шутил и спел им две-три никак не подходящие для детского слуха солдатские песни, заставившие их обоих глупо хихикать.

- Если бы мистер Эванс услышал, что ты поешь такие песни, он бы с тебя шкуру спустил, - сказал Ник, и Фредерик, загоготав, вскинул его себе на плечо и побежал вдоль железной дороги, словно Ник ничего не весил.

"Похож на медведя, - решила Кэрри. - Благодушный, глупый, сильный медведь".

Да, он, несомненно, был сильнее всех в Долине друидов. Сено скосили несколько дней назад, на солнце оно высохло, и Фредерик без особого труда подавал его на повозку, в которой стоял Альберт. Кэрри, Ник и мистер Джонни тоже были не без дела, но их успехи были куда скромнее успехов Фредерика, и устали они гораздо быстрее. По его красному лицу струился пот, но руки работали, как поршни, и Альберт едва успевал справиться с одной охапкой сена, как уже поднималась другая. Альберт метался из стороны в сторону, стекла его очков блестели на солнце, лицо было бледным, но решительным.

- Кулдык-кулдык, - прокулдыкал мистер Джонни и опустил свои вилы.

- Он говорит, пусть Фред работает один, - перевел Ник. - И правда, Альберт не поспевает за Фредом.

- Бедный Альберт, - сказала Кэрри, решив, что Альберт, наверное, стесняется того, что не поспевает за Фредом, да еще в присутствии посторонних.

Она забыла, что Альберт никогда не хвастался своей силой и умением. Он услышал ее слова и крикнул:

- Мне нужна помощь, а не жалость. - Ну-ка, Кэрри, влезай сюда и займись делом. Мне подает сено не человек, а машина.

Как славно стоять по колено в сухом, сладко пахнущем сене и помогать Альберту принимать у Фреда охапки сена, порой такие тяжелые, что у них обоих подкашивались ноги! Они обрадовались короткой передышке - солнышко так приятно грело спину! - когда мистер Джонни, взяв лошадь под уздцы, передвинул телегу чуть подальше. Они все время двигались по направлению к дому, и к часу дня вся поляна очистилась от сена. Кэрри было жарко, она устала, но испытывала огромное удовольствие. Она легла ничком на сено и, не обращая внимания на острые соломинки, что лезли в уши и в нос, заявила:

- Если бы я была фермером, я бы только и занималась тем, что убирала сено.

- А я нет, - сказал Альберт. - Я устал до смерти. Я, наверное, не создан для физического труда. Кто пришел с вами? Сын мистера Эванса? Сильный он малый, что и говорить.

- Зато ума, по-моему, не хватает, - отозвалась Кэрри.

Фредерик стоял, опираясь на вилы, и, по-видимому, слушал мистера Джонни, который, размахивая руками, что-то кулдыкал. Ник лежал на земле и следил за ними. Царила мирная идиллия: журчал голос мистера Джонни, как жаворонок, уходящий куда-то вверх, в небо, а поляна, дом с высокими трубами и безмолвная гора позади - все было залито солнцем. Кэрри было так сладко, что она даже застонала от удовольствия. Она зевнула, потянулась и сказала:

- Это самое лучшее место на всем белом свете. Во всей вселенной. Правда, Альберт?

Но Альберт не слышал. Он торопливо поднимался на ноги.

- Перестань! - крикнул он. - Прекрати немедленно!

Кэрри перевела взгляд туда, куда смотрел он. Фредерик, перекосив лицо на манер мистера Джонни и суетливо махая руками, танцевал вокруг него.

- Кулдык-кулдык, кулдык-кулдык, - выкрикивал он глумливым голосом, потом хрипло расхохотался и дернул мистера Джонни за бант.

Кэрри слышала, как Альберт ахнул и в ту же секунду спрыгнул с повозки и бросился к ним. Но не успел он добежать до них, как мистер Джонни, пронзительно вскрикнув - Кэрри ни разу не слышала, чтобы он так кричал, кинулся на Фредерика, молотя его кулаками. Фредерик сделал шаг назад, оступился и упал, как подрубленное дерево. А мистер Джонни схватил вилы...

Кэрри вскрикнула и закрыла лицо руками. И сквозь страх и мрак, расцвеченные красными пятнами, услышала, как Альберт крикнул:

- Ник, беги сюда, помоги мне держать его!

Тогда она посмотрела и увидела, что мистер Джонни вырывается из рук Альберта и Ника, а Фредерик уползает от них подальше.

Все кончилось очень быстро. К тому времени, когда Кэрри спрыгнула с повозки, мистер Джонни перестал вырываться из рук Альберта и Ника и заплакал, а лицо его совсем искривилось и стало ярко-красным. Мальчики отпустили его, а Ник отыскал в его нагрудном кармане носовой платок, вытер ему лицо и ласково сказал:

- Все в порядке, мистер Джонни, все кончилось, пойдем поищем Хепзебу.

Он взял его за руку, и мистер Джонни пошел за ним покорный, как овечка.

Фредерик сидел на земле с белым как мел лицом.

- Посмотри, - сказал он, и Кэрри увидела, что рука у него в Крови. Вилы, по-видимому, все-таки задели его.

- Так тебе и надо. Он был бы прав, если бы убил тебя.

Он сидел, не сводя с нее глаз, а нижняя челюсть у него отвисла.

- Такого злющего психа надо держать под замком, - сказал он и встал с земли.

Он подошел к повозке, достал пачку сигарет из своей куртки, что висела у заднего борта, и закурил, мрачно поглядывая вокруг.

- Гадкое, подлое животное! - намеренно громко сказала Кэрри, чтобы он ее услышал.

- Животное, но не подлое, а глупое, - возразил Альберт. - Он просто не знает, как обращаться с человеком вроде мистера Джонни. И не он единственный. Таких большинство. Они либо пугаются, либо смеются. Мистер Джонни терпеть не может, когда его передразнивают, он ужасно злится. Хепзеба говорит, что, когда они жили в Норфолке, ей приходилось не спускать с него глаз, потому что он то и дело лез в драку, хотя тогда он был еще совсем мальчишкой и никого как следует побить не мог. А здесь он успокоился, сюда почти никто не приходит. Но Хепзеба говорит, что если им когда-нибудь придется отсюда уехать и жить среди чужих людей, которые не будут понимать, как он обидчив, тогда, возможно, ему суждено отправиться туда... куда он сказал! - Он кивнул в сторону Фредерика и добавил шепотом: - В сумасшедший дом!

- Мистер Джонни не сумасшедший!

- Конечно, нет. Я, по крайней мере, так не считаю. Но ты же видела, что он сделал? - Лицо у него стало беспомощным, он снял очки и протер стекла подолом своей рубашки.

- Смотри, кто идет, - сказала Кэрри, и он поскорее надел очки на нос.

К ним, опираясь на руку Хепзебы, шла миссис Готобед. На ней было длинное светло-серое платье, отделанное по подолу розовыми страусовыми перьями. Тонкой, унизанной кольцами рукой она приподнимала юбку впереди, но сзади платье тянулось по земле, и перья цеплялись за солому. Она еще больше похудела с тех пор, как Кэрри ее видела, а лицо ее стало совсем прозрачным: проглядывала каждая косточка, каждая жилочка. Но голос был по-прежнему звонким, как колокольчик:

- А ты, Фредерик, остался таким же задирой, как и прежде?

Он подошел к ней. Выражение лица у него стало на удивление робким.

- Да я только пошутил, тетя Дилис. Это была всего лишь глупая шутка.

- Глупая - это верно. Ты всегда отличался глупыми шутками, верно, Фредерик? - И она улыбнулась, хотя глаза ее остались холодными как лед, и спросила: - Нравится тебе в армии?

Одетая в длинное шелковое вечернее платье, она, казалось, вела светскую беседу в гостиной, подумалось Кэрри, а не посреди залитой солнцем поляны.

- Да, тетя Дилис.

- А что ты будешь делать, когда кончится война? Вернешься в лавку?

Тон ее был презрительным. Кэрри заметила, что у Фредерика покраснел затылок.

- Нет, не вернусь, - ответил он. - Это я твердо решил. Здесь, в нашей долине, скучно, тетя Дилис. Слишком скучно для меня. Я хочу что-нибудь поинтереснее.

Она оглядела его с ног до головы.

- Ты понимаешь, что этим очень огорчишь своего отца? - спросила она.

Фредерик промолчал, и она чуть вздохнула. Потом посмотрела на Кэрри.

- Ну-с, мисс Изумрудные глазки, нравится тебе моя поляна с сеном?

Кэрри кивнула головой. Она не сводила глаз с платья миссис Готобед. Светло-серый шелк с розовыми страусовыми перьями. То самое, в котором, по словам ее мужа, она была похожа на королеву. "Я приберегаю его напоследок", - вот что она сказала Кэрри тогда.

Кэрри почувствовала, будто куда-то проваливается или летит, летит против ветра и поэтому задыхается. Она с усилием подняла глаза - веки, казалось, стали каменными.

Миссис Готобед улыбалась ей, а глаза ее смотрели с участием, словно она знала, о чем Кэрри думает, и это ей казалось даже забавным.

- Дурные предчувствия не всегда сбываются, особенно когда их ждешь. Поэтому бояться - пустая трата времени. Помни это! - Негромко рассмеявшись, она снова оперлась на руку Хепзебы, но потом добавила: - И помни кое-что еще. Ты не забыла? То, что я просила тебя передать?

- Нет, - ответила Кэрри, - не забыла.

Миссис Готобед умерла в самый разгар июля. К вечеру в лавку пришел Альберт с письмом мистеру Эвансу от Хепзебы.

- Случилось это еще утром, но некого было послать, пока я не пришел из школы.

Мистер Эванс стоял за прилавком и читал письмо, а Кэрри с Альбертом следили за ним. Он аккуратно сложил листок бумаги, положил его обратно в конверт и с минуту смотрел куда-то вдаль. Затем подошел к двери лавки и запер ее.

- В знак уважения к усопшей, - объяснил он сердито, обращаясь к Кэрри, словно она не одобряла его действий. И пошел на кухню сказать тете Лу.

А Кэрри с Альбертом отправились на гору. Поднимались они молча. Не говоря ни слова, уселись на охапку свежескошенной травы спиной к сухой каменной стене, и вечернее солнце било им в глаза. Кэрри думала о том, что все ее знакомые, все, кого она знала, по-прежнему едят, дышат и ходят, а вот миссис Готобед уснула вечным сном. Капли пота выступили у нее на лбу.

- Я в первый раз в жизни сталкиваюсь со смертью, - сказала она.

- Но, к сожалению, не в последний, так что привыкай, - довольно жестко ответил Альберт.

- Зачем ты так говоришь? - упрекнула его Кэрри. - Да еще таким тоном?

- Потому что ты начала плакаться. Первое горе в моей жизни, бедная я!

- Я не это имела в виду.

- Вот как?

- Да.

Обломком ветки Альберт зацепил кусочек земли и приподнял его. Из-под него врассыпную бросились красные муравьи, унося с собой свои торпедообразные личинки. Через несколько секунд они все исчезли в крошечных черных ямках.

- Поразительно сообща они действуют, - заметил Альберт. - Как ты думаешь, что, по их мнению, произошло?

- То же самое, что подумал бы ты, если бы с твоего дома сняли крышу, холодным, обиженным тоном ответила Кэрри. - Или если бы на него упала бомба.

- Тем не менее люди не умеют так быстро реагировать. Не способны на это. Они начали бы рассуждать, думать и удивляться, а тем временем чей-нибудь огромный сапог опустился бы и раздавил дом... И конец... - Он помолчал и смущенно взглянул на Кэрри. - Извини, что я был так груб.

- Ничего.

- Нет, не ничего. Я расстроился и выместил все это на тебе. Так не делают.

- Ничего, - повторила Кэрри.

- Одним словом, извини.

Они посмотрели друг на друга и улыбнулись.

- Она... Она тяжело умирала? - спросила Кэрри.

- Хепзеба сказала, что это произошло мгновенно. Словно выключили свет.

- Правда? А что теперь будет с Хепзебой? Неужели ей придется уехать из Долины друидов? Раз она была только в услужении, хочу я сказать, значит, не сможет там остаться. Куда она денется? И что будет с мистером Джонни? Ой, Альберт!

- Вытри слезы, королева трагедии, - сказал он. - Все будет в порядке. По крайней мере, я в это верю, потому что мне сказала сама миссис Готобед. Она сказала, что будет преступлением, если они останутся без крова, когда она умрет; мистер Джонни человек беспомощный, а Хепзеба все эти годы так хорошо за ней ухаживала. Она оставила завещание, сказала она, согласно которому они оба смогут жить в этом доме столько, сколько хотят. Она не могла оставить им деньги, потому что сама жила на ренту, которая прекращается с ее смертью, но у мистера Джонни есть кое-какая сумма, унаследованная им от родителей, а Хепзеба зарабатывает, разводя птицу, поэтому у них есть на что жить. Миссис Готобед все это как следует продумала. У нее нет близких родственников со стороны мужа, сказала она, о которых надо было бы позаботиться, а с ее собственной стороны - только Эвансы. По-моему, она оставила свои драгоценности - там ничего особенного нет, в основном подделки, - вашей тете Лу, а дом - мистеру Эвансу, но от него ему будет мало толку. Он не сможет продать его или сдать, пока там живет Хепзеба. - Альберт сделал кислое лицо. - Вот он, наверное, взбесится-то, когда узнает об этом, правда? Должно быть, рассчитывает на порядочное наследство. Что ни говори, а он ее брат!

- Родной брат! Но бывает, что чужие ближе родных, - торжественно провозгласила Кэрри.

Альберт уставился на нее, и она возбужденно засмеялась.

- Она велела мне передать это мистеру Эвансу, когда она умрет. Что она сделала то, что сделала, то есть составила завещание не для того, чтобы сделать ему назло, а потому что считала справедливым позаботиться о мистере Джонни и Хепзебе Грин. Тогда я не поняла, о чем она говорила, и решила, что она сумасшедшая.

Теперь, когда она поняла, поступок миссис Готобед показался ей прекрасным, хотя и грустным. Как ни сильно они поссорились, а все же миссис Готобед в глубине души сохранила привязанность к мистеру Эвансу, и то, что Кэрри предстояло передать, будет тому доказательством.

- Он так обрадуется! - сказала Кэрри.

- Сомневаюсь, - скривился Альберт.

- Нет, обрадуется! - крикнула Кэрри. - Как ты не понимаешь? Он все время беспокоился за нее, даже завидовал Хепзебе, что она ухаживает за ней, а не он сам. Поэтому он будет рад, когда узнает, что она не забыла о нем и постаралась дать ему об этом знать.

С ума можно было сойти от этого Альберта! Подняв брови, он смотрел на нее во все глаза, словно не верил собственным ушам.

- Тебе, конечно, этого не понять, - продолжала Кэрри, - потому что у тебя нет ни братьев, ни сестер и ты не можешь разделить наших чувств. А я могу, у меня есть Ник. Если бы мы не разговаривали много лет и он бы умер, то я, скажи мне кто-нибудь, что он по-прежнему меня любил, горевала бы гораздо меньше. Вот и бедный мистер Эванс будет горевать меньше! - Она представила себе, как он сейчас оплакивает покойную сестру, мечтая услышать от нее хоть слово, и как она, Кэрри, утешит его, передав ему послание миссис Готобед. Ей пришло в голову красивое выражение "осушит его слезы", и у нее самой появились на глазах слезы. - Он, наверное, зарыдает от радости, когда я ему это скажу, - заключила она.

- Что ж, может, ты и права, - неуверенно согласился Альберт. - Только на твоем месте я бы не особенно спешил.

Но Кэрри не умела ждать. С доброй вестью не тянут. При первой же возможности, когда мистер Эванс в одиночестве сидел в гостиной за едой, а остальные пили чай на кухне, она выложила ему все, что ее просили передать.

- Мистер Эванс, я должна сказать вам нечто важное, - начала она и заговорила быстро-быстро, чтобы он не остановил ее, сказав: "Убирайся, я занят едой".

Она передала ему слово в слово то, что сказала миссис Готобед, и затем объяснила, что, по ее мнению, она имела в виду. Выкатив глаза, мистер Эванс молча слушал ее, а поскольку он продолжал молчать, то, завершив свою тираду, она решила, что он просто ее не понял.

- Она не забыла вас и хотела, чтобы вы об этом знали. Я не сразу сообразила, что она имела в виду, когда сказала, что чужие порой ближе родных, но теперь знаю. Она говорила о Хепзебе и мистере Джонни. Объяснила, что обязана дать им возможность и потом жить в ее доме, потому что им больше некуда деться, ведь мистер Джонни с таким трудом привыкает к людям. И она, конечно, была уверена, что вы не будете возражать. Она, наверное, знала, что, раз, по-вашему, гордиться нужно лишь тем, что достается тяжким трудом, вы не захотите, чтобы она оставила дом вам одному. Она не хотела, чтобы вы подумали, что она вас забыла, или что она злопамятная, или...

- Так я и знал, - заявил он, вытаращив глаза - вот-вот они вылезут из орбит. - Так я и знал.

- Конечно, знали, - согласилась Кэрри. - И я бы знала, если бы речь шла о нас с Ником. Даже если бы мы не видели друг друга сто лет, я бы не сомневалась, что он меня любит, ведь я его сестра. Но мне все равно было бы приятно лишний раз узнать, что он помнил обо мне, хотя в то же время я не могла бы не испытывать грусть.

- Грусть? - удивленно переспросил мистер Эванс. - Грусть? - повторил он, словно это было никогда не слыханное им новое слово.

- По-хорошему, конечно, - добавила Кэрри.

Он ничего не сказал. Тишина росла. Кэрри пыталась придумать, как бы ее нарушить.

- Я хочу сказать, - наконец медленно начала она, - что оглядываться на прошлое всегда немного грустно, даже если помнятся счастливые минуты, ибо прошлого не вернешь. Как, например, если бы Ник умер, я бы вспоминала, что мы делали в этом году. Как мы жили здесь с вами и тетей Лу, ходили в Долину друидов, складывали там сено и слушали Хепзебины истории. Только, конечно, я плохо представляю себе, как Ник умрет...

Но когда она представила себе, что Ник умер, а она сама осталась одна, без него, глаза ее наполнились слезами. Мистер Эванс встал, лицо его колыхалось перед нею.

- Хепзеба, Хепзеба! Только и слышу о Хепзебе! Значит, она и до тебя тоже добралась? Околдовала тебя своей ложью и притворством, как и мою бедную сестру?

И, оттолкнув ее, выбежал из комнаты.

- Луиза! Луиза! - заревел он, врываясь в кухню.

Когда он выскочил из-за стола, он опрокинул кувшин с водой. Кэрри попыталась промокнуть образовавшуюся лужу концом скатерти и подложить под нее салфетку, - чтобы вода не испортила полировку, но руки у нее дрожали, и она начала плакать. Все получилось не так, как надо, но почему, она не знала. Мистер Эванс непонятно по какой причине рассердился. Она так старалась объяснить ему...

- Что ты наделала? - вдруг спросил Ник.

- Это не я, - всхлипнула она. - Это он. Он опрокинул кувшин.

- Я не об этом тебя спрашиваю, ты, полоумная идиотка! Послушай, что он говорит. Это ты его надоумила?

- ...говорил тебе, что будет, а? - кричал он на тетю Лу в кухне. Говорил тебе, что она своего не упустит, но ты меня не слушала! "Мисс Грин это, мисс Грин то!.. Она так добра к бедняжке Дилис!" Добра! Она знала, что делает, эта пригретая на груди змея! А теперь, наверное, радуется, что одержала победу, лишив меня моих законных прав и обретя недурной кров до конца дней своих! Нет, не будет этого, я не позволю. Даже если мне придется таскать ее по всем судам в Англии...

Ник прикрыл дверь в гостиную.

- Что ты ему сказала, Кэрри? - полуиспуганно, полувозбужденно прошептал он.

- Ничего плохого, по-моему. - Она промокнула глаза концом скатерти, но скатерть была мокрая. - Я просто передала ему все то, о чем просила меня миссис Готобед. Я думала, он обрадуется. Может, он бы и обрадовался, если бы я все объяснила как следует. Но я старалась. Я даже сказала ему, какие чувства испытывала бы я сама, если бы на их месте были мы с тобой, если бы мы поссорились и ты бы умер...

- Ненормальная! - гаркнул на нее Ник. - Ненормальная! Тебя бы надо посадить под замок!

- Я только пыталась поставить себя на его место, - объяснила Кэрри. Мне было так его жалко!

- Ты совсем спятила! - убежденно констатировал Ник.

Мистер Эванс рвал и метал, но гнев его обычно угасал быстро. Ник и Кэрри давно научились довольно точно определять, когда он успокаивается. Они пошли погулять на полчаса, а когда вернулись, он уже сидел в кухне и читал газету. Вид у него был задумчивый, отчего Кэрри снова занервничала, но он сказал только:

- Я тебе весьма признателен, Кэрри. Чего только не узнаешь из уст несмышленыша!

Замечание это было малопонятным, но, поскольку оно было высказано добродушным тоном, Кэрри облегченно вздохнула: по крайней мере, на нее он не сердится!

Но он сердился на Хепзебу, и, думая об этом и в тот вечер, когда она лежала в постели без сна, и во время занятий в школе, Кэрри решила, что должна ее предупредить. Альберт сказал, что мистер Эванс взбесится, когда узнает о завещании, оставленном миссис Готобед. И Альберт оказался прав. Мистер Эванс действительно разозлился, но не на миссис Готобед, а на Хепзебу, потому что она, мол, "лишила его его законных прав". Он кричал, что затаскает ее по судам, что звучало очень грозно. И если он в самом деле причинит Хепзебе неприятности, то виновата будет она, Кэрри, хотя она вовсе не хотела накликать беду, а лишь выполнила данное ей поручение. Но когда она думала об этом, перед ее глазами вставала странная картина: будто бы она, ни о чем не подозревая, снимает крышку с какого-то ящика, а оттуда вылезает что-то черное и бесформенное...

Весь день ее преследовало это видение, и только занятия кончились, как она уже бежала вдоль железнодорожной линии, и ей казалось, что и здесь за ней гонится черное крылатое существо. Она бежала быстрее и быстрее, боясь оглянуться, но в сердце ее теплилась надежда: как только она добежит до кухни Хепзебы, она будет вне опасности.

Но мистер Эванс уже побывал там до нее...

Она сразу это поняла. Хотя с виду ничего вроде не изменилось - на одном конце стола сидел за книгами Альберт, а на другом Хепзеба делала яблочный пирог, тыкая вилкой в тесто, чтобы по краю получилась оборочка, - тем не менее ощущение было такое, словно погас свет. Потемнело в кухне, потухли их лица...

- У нас сегодня был посетитель, Кэрри, - сказал Альберт. Он сидел с каменным лицом, и она поняла, что он считает ее виноватой...

- Что удивительного в том, что он захотел прийти и попрощаться с сестрой? - спросила Хепзеба.

- Он приходил рыться в ее вещах, - возразил Альберт.

- Он ее ближайший родственник, Альберт, - вздохнула Хепзеба. - Он имеет право здесь распоряжаться.

- И приказать тебе убираться отсюда? - спросил Альберт ледяным тоном. На это он тоже имеет право?

- Он предупредил меня за месяц - какие могут быть претензии? - спокойно рассудила Хепзеба. - За это время я, может быть, что-нибудь найду. Думаю, это будет не очень трудно, на фермах не хватает рабочих рук, потому что мужчины ушли на войну. Я готова работать за еду и кров, а силы у меня пока есть. И мистер Джонни тоже может работать. Он умеет управляться с коровами и с овцами, особенно во время ягнения.

- Но, Альберт, ты же сказал, что они могут жить здесь! - вскричала Кэрри.

- По-видимому, я ошибся.

- Но ты мне сказал...

- А ты передала ему, да?

- Перестань, Альберт, - остановила его Хепзеба. Она чуть улыбнулась Кэрри. - Завещания не существует, и ничего не поделаешь! Мистер Эванс звонил в банк и ее лондонским адвокатам, и нигде никаких следов. Бедняжка, по всей вероятности, выдавала желаемое за действительное, упокой, господи, ее душу! У нее были добрые намерения, она считала, что завещание составлено, так часто бывает с людьми, которых мучают боли. Винить ее нельзя.

- Я ее и не виню, - упорствовал Альберт.

Хепзеба поглядела на них, потом поставила яблочный пирог в духовку, захлопнув дверцу с такой силой, что несколько угольков выпало на решетку. Она подобрала их, поправила огонь и сказала:

- Даю вам время помириться, пока пирог в духовке. Иначе я с вами поговорю как следует. Нынче у меня терпение кончилось.

Альберт встал, показав головой на дверь.

- Пойдем. Делай, что она велит.

Они вышли из кухни и, миновав холл, поднялись наверх по натертой до блеска лестнице. На площадке одна дверь была полуоткрыта, и Кэрри увидела застеленную шелковым покрывалом кровать и задернутые шелковыми занавесями окна. Спальня миссис Готобед!

Она замерла, сердце ее стучало.

- Она там?

На лице Альберта было написано презрение.

- Ничего бы с тобой не случилось, если бы и была, но ее там нет. Она внизу, в гробу. Я вовсе не собирался тебе ее показывать.

Он распахнул дверь настежь. В большой сумрачной комнате пахло розами. На столе стоял большой букет, который отражался, как и она сама, в десятках зеркал. Они покрывали все стены. И когда Альберт открыл дверцы гардероба, чтобы показать ей туалеты миссис Готобед, вся комната превратилась в радугу из красок.

- Ее платья, - прошептал Альберт. - Все ее платья.

- Двадцать девять, - сказала Кэрри. - По платью в год, пока был жив ее муж.

Альберт удивленно замигал, потом пришел в себя и заговорил, еле сдерживаясь от гнева:

- Твой мистер Эванс! Знаешь, что он сделал? Он поднялся сюда, пересмотрел их все, пересчитал и переписал. А потом сказал Хепзебе, что она будет отвечать, если хоть одно пропадет. Как будто она способна украсть! Хепзеба не сказала, что он еще ей наговорил, но я уверен, именно из-за того, что она молчит, ничего приятного он ей не сказал. А ты как думаешь?

Кэрри согласно кивнула головой. "Змея, пригретая на груди". Неужели он сказал это Хепзебе прямо в лицо?

- И лазил здесь по всем ящикам, - добавил Альберт. - Рылся в шкатулке с драгоценностями.

Шкатулка была тут же на туалетном столе, среди флаконов с серебряными крышками. Блестящий ящичек черного дерева, крышка его была откинута, дно выложено голубым бархатом. Камни сверкали и блестели.

Альберт нахмурился. Потом выпрямился и замер, тяжело дыша, словно закаляя себя на подвиг. Кэрри смотрела на него во все глаза, но он ничего особенного не совершил, только вытащил из шкатулки ее бархатное дно. Под ним оказалось углубление, в котором лежала нитка жемчуга.

- Так, - медленно сказал Альберт. - Только случайно, по-моему...

- Что случайно? - спросила Кэрри, но не успел Альберт ответить, как в дверях показался мистер Джонни.

- Кулдык-кулдык, кулдык-кулдык... - Он суетливо вбежал в комнату и бросился к ним, просительно заглядывая в их лица. - Кулдык-кулдык... - Он говорил совсем не так, как обычно, когда хотел лишь поддержать разговор. Он старался им что-то сказать.

Альберт пытливо смотрел на него. Потом сказал настойчиво:

- Еще раз, мистер Джонни. Постарайтесь сказать как следует.

Мистер Джонни перестал улыбаться, поджал губы, и лицо его исказилось от напряжения. Он разразился потоком неразборчивых слов.

Альберт вздохнул.

Мистер Джонни напряженно следил за его лицом, снова что-то кулдыкнул, потом возбужденно засмеялся, опустил руку в шкатулку с драгоценностями, вынул ее и дотронулся до нагрудного кармана. И, склонив голову набок, выжидательно посмотрел на Альберта, как собака в надежде на лакомый кусочек.

- Интересно, - пробормотал Альберт.

- Так делает мистер Эванс! - догадалась Кэрри. - У него плохо пригнана вставная челюсть. Ник говорит, что ему жалко денег заказать новую.

- Именно! - подхватил Альберт. - Мистер Эванс, когда поднимался сюда, что-то взял из шкатулки. Это вы хотите сказать, мистер Джонни?

Но мистер Джонни только рассмеялся. Ему уже надоела эта игра. Он обошел комнату, разглядывая себя в зеркалах, гримасничая и ухмыляясь.

- Он видел, я уверен, как мистер Эванс вынул из шкатулки конверт. Я помню, в ней был конверт, когда миссис Готобед смотрела, идет ли жемчуг к платью. Коричневый конверт. Я точно видел его, он и сейчас у меня перед глазами. Тогда я не обратил особого внимания, мне было ни к чему. И только когда Хепзеба сказала, что завещания нигде нет, мне пришло в голову, что завещание могло быть именно в этом конверте.

- Но ведь завещания нет, - робко возразила Кэрри. - Мистер Эванс наводил справки у адвоката.

- В Лондоне, - добавил Альберт, потом снял очки, протер стекла носовым платком и надел очки снова на нос с таким видом, будто чистые стекла помогают ему правильно мыслить. И тихо продолжал, словно разговаривая сам с собой: - Предположим, она обратилась в местную контору с просьбой составить для нее завещание и решила хранить его у себя в доме. Чтобы время от времени просматривать: вдруг захочется что-нибудь изменить старые люди любят это делать. Хепзеба говорит, что знала одну старуху, которая составила, как она сама выражалась, свой "посмертный список". Там она перечислила всех своих родственников и рядом с каждым поставила сумму, которую собиралась оставить, но если кто-нибудь из них надоедал ей еще при жизни, она их просто вычеркивала из списка.

- Что за нелепая мысль! - возмутилась Кэрри. - Но какое это имеет отношение к тому, о чем мы говорим? Даже если миссис Готобед и составила завещание, мистер Эванс ни за что бы его не взял. Зачем оно ему?

- Дай мне силы, господи! - возвел глаза к небу Альберт. - До чего же ты наивная, Кэрри! Если человек умирает, не оставив завещания, то есть не распорядившись своим имуществом, тогда оно переходит к его ближайшим родственникам, в этом случае - к мистеру Эвансу и тете Лу. Им достается дом, драгоценности и платья. А Хепзеба лишается всего, в том числе и права жить в этом доме. Поэтому, чтобы избавиться от Хепзебы, мистеру Эвансу требовалось только одно: утащить завещание и уничтожить его.

- Но это же нечестно! - вскричала Кэрри.

- Наконец-то догадалась!

- Не могу поверить, что он это сделал. Просто не могу поверить.

Альберт только снисходительно усмехнулся, и она рассердилась.

- Если ты уверен, что он это сделал, то можно ведь что-то предпринять, мистер Умник! Например, кому-нибудь сказать...

- Да? - сказал Альберт. - Кто меня послушает? Кто поверит нам, четырнадцатилетнему мальчишке, которому кажется, что он видел в шкатулке конверт, и слабоумному, который не может даже изложить на словах, очевидцем чего ему довелось стать?

Кэрри была так потрясена тем, что Альберт назвал мистера Джонни слабоумным, что утратила дар речи и только смотрела на него во все глаза. Альберт опустил глаза и покраснел.

- Какая глупость! - пробормотал он. - Загляни я в шкатулку еще вчера вечером... Нет, если бы даже я и сообразил это сделать, все равно у меня не было никакого права рыться в ее вещах, да еще сразу после смерти! Хепзеба мне бы не разрешила. Она сказала бы, что у меня нет уважения к покойной. - Он глубоко вздохнул и посмотрел на Кэрри. - Хотя все равно рано или поздно я бы посмотрел. Сегодня вечером или завтра. И можно было не спешить, если бы ты не проболталась, после чего этот жуткий тип с ревом явился сюда...

- Как тебе не стыдно! - ахнула Кэрри.

- Правильно, стыдно. Но только здесь не приходится говорить о том, что стыдно и что не стыдно. Если я не совсем справедлив по отношению к тебе, извини, но, по правде говоря, это не имеет значения. Важно другое: Хепзебе придется уехать из Долины друидов. Конечно, она храбрится, говорит, что это пустяки, что она найдет другое место. - Он помолчал, а потом добавил почти шепотом: - Я вернулся сегодня из школы раньше времени, и, когда пришел, она плакала.

- Хепзеба?

- Она сказала, что это из-за лука. Но я видел по ее лицу, что она плакала по-настоящему. От лука глаза только слезятся.

- А что, если ей обратиться к мистеру Эвансу? - предположила Кэрри. Попросить, чтобы он разрешил ей остаться в доме, ну, пусть не навсегда, но хотя бы до конца войны? - Этот срок показался ей вечностью.

- Она очень гордая, - ответил Альберт. - Кроме того, это, наверное, без толку. Вряд ли он согласится.

- Она может его заколдовать, - сказала Кэрри.

Альберт улыбнулся, но так грустно, что она еще больше расстроилась. Даже если они снова станут друзьями, все равно в глубине его души она останется виноватой. А может, и Хепзеба винит ее...

Альберт остался с мистером Джонни, а она пошла на кухню. Хепзеба штопала носки. Она подняла глаза и улыбнулась.

Кэрри подошла к ней.

- Хепзеба... - начала она.

Она не знала, что сказать, но слова оказались ненужными. Хепзеба посмотрела ей в глаза, и Кэрри почувствовала, что тот твердый, болезненный комок, что подступил к самому горлу, исчезает. Ей сразу стало легко, она заплакала, и Хепзеба, отложив носок в сторону, посадила ее на колени, как раньше сажала Ника.

- Тихо, тихо, мой ягненочек, - сказала она, покачав ее, а когда Кэрри успокоилась, добавила: - Пирог, наверное, уже почти готов. Я сейчас выну его из духовки, мы все сядем вокруг стола, и я расскажу вам какую-нибудь историю.

И когда пришли Альберт и мистер Джонни, Хепзеба разрезала пирог и рассказала им про большую ярмарку, которая на день святого Михаила ежегодно бывает в той деревне, где она жила еще девочкой, про расписные повозки цыган, про пожирателя огня, про кабинки, где за шесть пенсов могут выдрать зуб, а чтобы пациент не кричал, ему вставляют в рот медную руку, про двухголового теленка и бородатую женщину и, наконец, про прекрасную карамельщицу.

- Это была красивая, рослая женщина с черными, как ночь, волосами, говорила Хепзеба. - Такой карамели никто не умел делать. Мы исходили слюной, только глядя, как она ее готовит. Она брала большой кусок патоки, вешала его на гвоздь, а потом, поплевав на руки, вытягивала в длинную нить, гладкую, как стекло...

Мистер Джонни сидел притихший, как всегда, когда она о чем-нибудь рассказывала, следил за ее губами и что-то беззвучно шептал, словно пытаясь ей подражать. Альберт обхватил колени руками и смотрел куда-то вдаль. Нос у него был немного похож на птичий клюв, и в профиль, особенно когда он хмурился или задумывался, он становился похож на молодого ястреба. Кэрри знала, что хотя от голоса Хепзебы он немного успокоился, как и она сама, тем не менее он рассказа не слушает. Прислонившись к коленям Хепзебы, Кэрри следила за Альбертом и старалась угадать, что он замышляет.

Мистер Эванс и тетя Лу ходили на похороны миссис Готобед. Когда они вернулись, у тети Лу были заплаканные глаза, а мистер Эванс, как ни странно, выглядел почти веселым.

- Что ж, с этим, по крайней мере, покончено, - объявил он и поднялся наверх снять свой парадный костюм.

Пока их не было, Кэрри стояла за прилавком. Она впервые осталась в лавке одна и довольно неплохо справилась с работой, за исключением того, что недодала миссис Причард, жене управляющего шахтой, шесть пенсов. Мистер Эванс тотчас послал ее вернуть монету. Какой бы плохой он ни был, на бегу думала Кэрри, по крайней мере, он честный. Предположение Альберта о том, что он украл завещание миссис Готобед, относилось к числу тех, которые Хепзеба называла "выдумками нашего Умника-Разумника".

Тем не менее мысль об этом не покидала Кэрри. Начались детские каникулы, она проводила много времени в лавке, помогая мистеру Эвансу, наблюдая за ним и размышляя. Он бывал очень грубым, часто впадал в неистовство, но, чтобы сделать то, в чем обвинял его Альберт, он должен был быть человеком нечестным, а такого Кэрри в нем не замечала. Порой он бывал даже щедрым, предоставляя старикам кредит, если к концу недели у них не хватало денег, а один раз послал целый ящик продуктов бесплатно бедной женщине, муж которой умер от воспаления легких.

- Господь велит нам заботиться о вдовах и сиротах, - сказал он.

Хепзеба и мистер Джонни, разумеется, не принадлежали к числу вдов и сирот, думала Кэрри, но мистера Эванса, наверное, можно было бы убедить, что господь велит помогать и таким. Будь она на его месте, она обязательно бы им помогла, но теперь она знала, что от подобных мыслей очень мало толку. Она ведь считала, что он будет рад, когда она передаст ему слова миссис Готобед, - она, во всяком случае, была бы рада, - и ошиблась. Он только рассердился и решил, что лишний раз убедился, как был прав, утверждая, что его сестра находится целиком под влиянием Хепзебы. Что Хепзеба околдовала миссис Готобед...

Неужели мистер Эванс на самом деле считал Хепзебу колдуньей? Люди, которые ходят в церковь, не верят в колдовство, а мистер Эванс был очень набожным человеком. "Интересно, а я верю?" - подумала Кэрри и так и не смогла ответить на этот вопрос. Уж очень ловко Хепзеба со всем управлялась: она превосходно пекла пироги, рассказывала занимательные истории и разводила птицу. Будь она колдуньей, она бы тоже делала это ловко, ей помогало бы умение колдовать. Но в таком случае она сумела бы внушить миссис Готобед мысль составить завещание - и они с мистером Джонни могли бы жить в Долине друидов до конца своих дней...

Однако Альберт не сомневался, что миссис Готобед составила завещание.

От всех этих мыслей голова у Кэрри шла кругом, в ней царил полный сумбур. И она уставала, потому что ночами лежала без сна, все думая и размышляя, а утром сходила вниз такая бледная, что тетя Лу решила пойти в аптеку купить ей какие-нибудь витамины.

- Зря только тратить деньги! - заметил мистер Эванс. - Беда в том, что она сидит дома. Пусть гуляет, дышит свежим воздухом, и все пройдет! И желудок будет лучше работать...

Какой он грубый и злой, думала Кэрри. Ведь она сидит дома только для того, чтобы помогать ему за прилавком! Такая несправедливость снова дала ей пищу для размышлений. Мистер Эванс был несправедливым человеком. И вообще в жизни мало справедливости. Бедные Хепзеба и мистер Джонни! Бедные они с Ником, вынуждены жить бок о бок с таким грубым, несправедливым человеком, пока не кончится война. А то и еще дольше, всегда...

И вот оказалось, что им не суждено жить с ним даже до конца года. Пришло письмо от мамы, в котором она писала, что больше не работает на "скорой помощи"; заболела ее собственная мама, поэтому она сняла дом под Глазго, чтобы ухаживать за ней и в то же время жить возле порта, куда заходит корабль их отца. Дом небольшой, но в нем есть мансарда, где Ник и Кэрри смогут спать, а неподалеку неплохая школа. Она прислала тете Лу деньги на билеты для них, и через две недели им предстояло отправиться в путь. "Осталось недолго, мои родные, - писала мама. - Я так рада".

Кэрри не могла сказать, рада она сама или нет. Все случилось так внезапно, что у нее даже голова закружилась, как бывает, когда смотришь вниз с обрыва или катаешься на "чертовом колесе".

- Не хочу я в этот противный Глазго, - ворчал Ник. - Не хочу ходить в другую школу. Не хочу уезжать от тети Лу.

К этому времени он и тетя Лу стали закадычными друзьями. Несколько раз, когда Кэрри входила в кухню, она заставала их вместе: они над чем-то хихикали.

- Это секрет, - заявил Ник, когда она спросила у него, в чем дело. - Ты дружишь с мистером Эвансом. Помогаешь ему. А я дружу с тетей Лу.

- Ну и сиди со своим глупым секретом! - в сердцах сказала Кэрри. Плевать мне на него.

Но почувствовала себя обиженной. И вдруг поняла, что ей даже поговорить не с кем. Ник заявил, что не хочет уезжать от тети Лу, но, как только привык к мысли о предстоящем отъезде, не знал, куда деваться от радости. То и дело распевал песни собственного сочинения о том, как будет жить в Шотландии рядом с мамой, в то время как Кэрри так и не решила, радоваться ей или огорчаться грядущим переменам.

Она пошла в Долину друидов, но там чувствовала себя какой-то чужой. Хепзеба улыбалась, была, как всегда, радушна, но лицо ее оставалось безжизненным. "Словно скованный льдом пруд", - пришло Кэрри в голову. Даже мистер Джонни притих: он сидел в углу и не сводил с Хепзебы глаз. И Альберт был необычайно молчалив. Не то чтобы он злился на Кэрри, он просто был занят своими мыслями...

Когда она рассказала им про мамино письмо, он лишь коротко кивнул, словно ее отъезд не имел для него большого значения. После Хепзебы ему тоже придется уехать из Долины друидов, правда, недалеко: он переберется в дом местного священника мистера Моргана.

- Тебе этого хочется? - робко спросила Кэрри, но он лишь пожал плечами.

Поглядев на удрученное лицо Кэрри, Хепзеба сказала:

- Значит, нам всем предстоит сняться с места одновременно! Знаете что? Давайте устроим прощальный вечер! А сейчас, мистер Страдалец и мисс Печаль, извольте переменить выражение лица и отправляйтесь собирать яички, потому что мистер Джонни в данный момент немного не в себе.

- Он не болен, он просто перепугался, - сказал Альберт, когда они вышли во двор. - Ни на минуту не отходит от Хепзебы. Понимать-то он, наверное, не понимает, но чувствует, что наступают перемены.

Он поднял камень и швырнул его в пруд, где когда-то поили лошадей. Они смотрели, как по воде пошли круги...

- Тут глубоко? - спросила Кэрри.

- Дна нет. Да нет, это, конечно, чепуха, дно обязательно должно быть. Он вздохнул и расправил плечи. - Пошли, а то Хепзеба ждет.

Они собирали яйца. Ничего интересного в этом занятии не было.

- Вся эта птица принадлежит Хепзебе, да? А корова - мистеру Джонни? Что с ними будет?

- Продадут, наверное. Корову, лошадь и гусей, во всяком случае. С одной фермы предложили взять кур, но Хепзебе что-то не хочется иметь с ними дело. Фермер согласен нанять ее, только без мистера Джонни. Он прямо этого не сказал, но дал понять, что мистер Джонни ему нежелателен, потому что может напугать его жену и детей.

- Тогда им незачем идти на эту ферму!

- Смотря какие еще будут предложения. Беднякам выбирать не приходится. И все равно им придется уйти из этого дома.

- Если только... - Кэрри искоса поглядела на него. - Я хотела попросить мистера Эванса позволить им остаться. Но я только хотела, а сделать не сделала, так что толку от этого мало.

- Да, когда доходит до дела... - отозвался Альберт. - Со мной произошло то же самое.

- Ты хочешь сказать, что тоже собирался поговорить с мистером Эвансом?

- Нет. Я решил... - Он взглянул на Кэрри и быстро закончил: - Если я скажу, ты будешь смеяться.

- Не буду, - пообещала Кэрри и вспомнила, что сама как-то сказала ему: "Не смейся". Когда они шли по лесу в ее день рождения. С тех пор, казалось, прошли годы.

Лицо Альберта порозовело и стало серьезным.

- Я пришел к выводу, что никто не имеет права выгонять людей из дома, в котором они прожили много лет, в этом нет никакой логики. Я решил, что на этот счет должен существовать закон и что лучше обратиться к адвокату. Я могу сказать ему, что миссис Готобед оставила завещание, но мы не можем его разыскать. В таком случае адвокату придется начать поиски - не в доме, разумеется, потому что там я уже все обыскал, а в других адвокатских конторах, куда она могла в свое время обратиться. Если она оставила завещание, то оно было зарегистрировано у нотариуса. Вот я и отправился к мистеру Рису. У него контора на площади Павших воинов.

Он замолчал. Кэрри не сводила с него глаз в ожидании.

- Я дошел только до приемной, - вздохнул он. - Просидел там минут десять, а потом сбежал. Я понял, что это бесполезно. Что бы, например, сделала ты, если бы была адвокатом и к тебе явился мальчик и начал бессвязно бормотать про какое-то пропавшее завещание, словно в сказке для детей? Я прямо услышал, как мистер Рис скажет: "Беги, мальчик, отсюда, твое место за учебниками!" И даже если бы этого не случилось, даже если бы он выслушал меня и пообещал принять меры, все равно толку было бы мало, потому что Хепзеба ни за что не согласилась бы принять в этом участие. Ты можешь представить себе, что Хепзеба обратится в суд?

- "Я не останусь там, где во мне не нуждаются, поэтому забудь об этом"! - передразнила Кэрри решительную манеру Хепзебы, и Альберт усмехнулся. Все равно, если бы я уже добралась до приемной, я бы с ним поговорила, заключила Кэрри.

- Возможно, - согласился Альберт. - Но то ты, а то я. Ты, по-моему, если что-нибудь решишь, то обязательно это сделаешь. А я не такой. Я начинаю думать, а есть ли смысл это делать, и тому подобное. Будь со мной ты, может, я бы и не испугался и довел бы дело до конца. Но ты никогда не верила в существование завещания, правда? Поэтому я и не позвал тебя...

- Это подло! - возмутилась Кэрри. - Как тебе не стыдно, Альберт Сэндвич!

На лице его был написан стыд.

- Да, - кивнул он. - А сейчас я ищу оправдания. И выбрал для разговора тебя, потому что ты не так труслива, как я. Только из-за трусости я и убежал из приемной адвоката! Боялся, что он будет надо мной смеяться.

У него был такой несчастный вид.

- Ты вовсе не трус, дурачок! - великодушно заметила Кэрри.

- Нет, трус!

- Нет, не трус. Ты просто... просто слишком умный, чтобы пускаться в авантюру сломя голову.

Альберт застонал и закрыл глаза.

- Как я ненавижу себя! - Потом открыл глаза и со злостью пнул кусок сухой земли так, что он, перелетев через весь двор, гулко ударился о стенку конюшни. - Нет, неправда, что я ненавижу себя, - сказал он. - Какой в этом смысл? Но я знаю себе цену и знаю, что она не очень высока. Я не глупый, но и не очень смелый. - Он взглянул на нее и вдруг усмехнулся: Но с этим, наверное, надо примириться.

Кэрри думала над тем, что бы сказать ему в утешение.

- Будь ты смелым, толку все равно было бы мало. Мистер Рис вряд ли прислушался бы к твоим словам. Взрослые слушают только взрослых.

- Взрослым быть хорошо, - рассудил Альберт. - А вот ребенком - очень трудно. Ты имеешь право только стоять и смотреть, а действовать нельзя. Как нельзя и помешать тому, что тебе не по душе. Будь я взрослым, я бы не дал выселить Хепзебу. Я бы купил Долину друидов, и мы все жили бы вместе. И вы с Ником тоже. Хотя вы, наверное, предпочитаете уехать в Шотландию и быть рядом с мамой.

- Не особенно, - отозвалась Кэрри. - То есть, конечно, я хочу поехать, но с другой стороны, лучше бы остаться здесь. Хорошо бы можно было раздвоиться. Я чувствую, что душа у меня давно раздвоилась.

Дни летели как на крыльях. Поначалу казалось, что две недели - это очень долго, а потом выяснилось, что еще много-много предстоит сделать. В последний раз.

Ник придумал кучу песен про этот "последний раз". В последний раз надо съехать с кучи шлака, стукнувшись головой о железный лист и ободрав колено. В последний раз сходить в часовню. В последний раз устроить запруду в ручье, что бежал по краю сада.

Он так радовался, что Кэрри боялась, не обиделась бы тетя Лу, но та, по-видимому, не обижалась. Она подпевала Нику, ходила с таким же блаженным, как он, лицом и сияющими глазами и смеялась по каждому пустяку.

Только мистер Эванс, казалось, разделял охватившее Кэрри странное чувство тоски.

- Мне будет очень не хватать моей помощницы, - не раз говорил он. - Ты вправду помогала мне, Кэрри.

И всякий раз, когда Кэрри слышала эти лестные для нее слона, ей становилось все более и более тоскливо.

И наконец последний день...

Накануне вечером упаковали чемоданы, и теперь они стояли в ожидании своих хозяев. Тетя Лу перестирала всю их одежду, заштопала все дырки. А под котел положила побольше угля, чтобы они могли в последний раз как следует помыться.

- Завтра днем мы устроим пикник, - сказал мистер Эванс.

Кэрри с Ником не поверили собственным ушам. Ник даже захихикал от удовольствия. И заткнул себе рот рукой, когда тетя Лу взглядом велела ему быть осторожней.

Кэрри решила, что мистер Эванс затеял этот пикник отчасти для того, чтобы помешать их прощальному вечеру в Долине друидов. Когда она рассказала мистеру Эвансу про вечер, он почему-то совсем притих, а затем, как раз когда они собирались купаться, предложил устроить пикник.

- В последний раз, - тоже сказал он.

Тетя Лу положила в корзинку копченые колбаски, сэндвичи с сыром и твердые зеленоватые помидоры. Непривычно было видеть, как мистер Эванс в самый разгар дня закрыл свою лавку и отправился в горы, словно самый простой смертный. Он быстро вспотел, потому что не привык лазить по горам.

- Я часто бывал здесь мальчишкой, - говорил он, промокая платком лоб. С той поры подъем стал, по-моему, куда круче!

Пока тетя Лу раскладывала еду, он, усевшись на плоском камне, рассказывал про прежние времена.

- Когда я был молодым, а ваша тетя еще совсем малышкой, я часто приносил ее сюда, усаживал на траву, велел не двигаться с места, пока сам ловил форель вон в том ручье. Ты помнишь это, сестра?

Тетя Лу кивнула головой и почему-то покраснела. Она вообще была непривычно молчалива и в каком-то странном состоянии духа, которое вместе с тем никак нельзя было назвать дурным. Пока они ели, она сидела и задумчивым взглядом смотрела куда-то вдаль, а на ее лице играла загадочная улыбка. Рокотал голос мистера Эванса, повествующего о том, что он делал, когда был мальчиком, - главным образом подрабатывал в свободное от занятий время, чтобы помочь своей бедной маме. И хотя тетя Лу, казалось, слушала его, она, по-видимому, ничего не слышала. Словно у нее в голове шла куда более интересная беседа, решила Кэрри.

Как только с едой было покончено, мистер Эванс заторопился обратно в лавку.

- Скорей, Ник, помоги тете Лу сложить все в корзинку, давай-ка побыстрей! Некоторым из нас приходится зарабатывать себе на жизнь, и я бы сроду ничего не добился, если бы двигался с такой скоростью, как вы!

И когда они вернулись домой, он со вздохом облегчения надел свою рабочую куртку, сказав:

- Что ж, с этим, по крайней мере, покончено.

- Спасибо, мистер Эванс, - почтительно поблагодарил его Ник.

- Чудесный был пикник, - добавила Кэрри.

- Рад, что вам понравилось, - отозвался мистер Эванс, так выделив слово "вам", будто ему их общая прогулка вовсе не пришлась по душе, но вид у него был довольный. И какой-то странно смущенный. Он вынул из кармана две коробочки. - Пожалуй, сейчас самое время для подарков, а? У меня сегодня вечером заседание муниципального совета, и, когда я вернусь, вы, наверное, будете крепко спать.

Нику достался нож, чудесный нож в футляре из зеленой кожи, а Кэрри колечко. Из настоящего золота, с темно-красным камешком.

- Вот это да! - пришел в восторг Ник. - Мне всю жизнь хотелось иметь нож в футляре. Перочинный нож, который вы мне подарили на рождество, тоже был очень хороший, но он плохо резал. Я хотел вот такой, как этот. Ну и красота!

- Береги его, - посоветовал мистер Эванс и посмотрел на Кэрри.

- Кольцо замечательное, - сказала она. Ей хотелось поблагодарить его, но в горле у нее появился комок.

Мистер Эванс, однако, понял, что она испытывает.

- Рад, что оно тебе нравится. На память от меня и тети Лу!

Тетю Лу поблагодарить было куда легче.

- Большое спасибо, - сказала Кэрри.

Тетя Лу вспыхнула и заулыбалась. В глазах у нее стояли слезы, и, когда она прошла на кухню, она обняла их обоих и поцеловала.

- Я была счастлива с вами, - сказала она. - С вами в этом доме появилась жизнь, впервые я ее почувствовала!

Ник обхватил ее за шею.

- До свидания, тетя Лу. Я очень вас люблю. - Он так прижался к ней, что она охнула, и так долго не отпускал ее, что Кэрри встревожилась.

- Отпусти тетю Лу, - велела она. - Еще успеешь с ней попрощаться. Ты же не в последний раз ее видишь.

- В последний раз идем вдоль железной дороги, - пел Ник. - В последний раз идем по насыпи, потому что завтра мы сядем в поезд, пуф-пуф, сядем в поезд и ту-ту...

- Пожалуйста, помолчи, - попросила Кэрри.

Ник скорчил гримасу и пошел рядом с ней.

- А Глазго бомбят? - спросил он. - Наш поезд будут бомбить?

- Конечно, нет, - ответила Кэрри и подумала о том, что целый год они прожили в безопасности, далеко от бомбежек и войны, которая шла где-то над их головами, как разговор взрослых, когда она была еще слишком мала, чтобы вслушиваться.

- Не бойся, Ник, - сказала она. - Мама не послала бы за нами, если бы там не было безопасно. И кроме того, я всегда буду рядом.

- А я не боюсь! Мне бы хотелось попасть под бомбежку, вот было бы здорово! - И он опять принялся петь: - Бомба падает - бух, пулемет строчит - так-так-так... - Раскинув руки, он превратился в самолет, который летит низко, стреляя из пулеметов.

- Замолчи, кровожадный мальчишка! - рассердилась Кэрри. - Ты все портишь. Пусть этот "последний раз" пройдет в тишине и мире!

Прощальный ужин был накрыт в кухне у Хепзебы: холодная курица с салатом, пирог с сыром и луком и целое блюдо густо намазанных маслом медовых лепешек. В плите полыхал огонь - можно было заживо изжариться, если подойти близко. Черный ход был открыт, чтобы из кухни уходил чад, и то и дело у стола появлялись куры, клевали крошки и сонно кудахтали.

Ник ел так, будто голодал целую неделю, а Кэрри почти ни к чему не притронулась. Как все замечательно: и пикник, и то, что мистер Эванс стал добрым, и колечко, и нож, и, наконец, этот последний чудесный ужин, когда за столом сидят все, кого она любит. Она была так переполнена радостью и грустью, что была не в силах съесть даже одну медовую лепешку.

Хепзеба тоже ела мало. Раза два их взгляды встретились, и Хепзеба улыбнулась, словно давая понять, что испытывает такие же чувства. Отрезав Нику четвертую порцию пирога, она заметила:

- Ну и парень! Он, наверное, явившись и на тот свет, первое, что спросит: "А где мой завтрак?"

- Мама говорит, что не знает, куда все это девается, такой он худой, сказала Кэрри и, как только произнесла эти слова, вспомнила, что прежде никогда не рассказывала им про маму.

- А какая у вас мама? - полюбопытствовал Альберт.

- Она довольно высокая, - начала Кэрри и тут же замолчала. И не потому, что не помнила, а потому что давно не видела маму. И ей вдруг показалось странным, что завтра в эту пору они будут ехать в Шотландию, где их ждет мама. "А вдруг я не узнаю ее или она не узнает меня?" - подумала она и почувствовала, как залилось краской ее лицо.

- У нее такие же синие глаза, как у меня, - сказал Ник. - Ярко-синие. За это наш папа и женился на ней, ведь он служит в военно-морском флоте. Но она не такая красивая, как Хепзеба. И так вкусно готовить она не умеет. Я такого пирога с сыром и луком в жизни не ел, а я люблю его больше всего на свете.

- Но больше, мистер Обжора, ты его не получишь, - сказала Хепзеба. - Ни единой крошки, иначе завтра в поезде тебя стошнит.

- Его вырвало, когда мы ехали сюда, - сказала Кэрри.

- Неправда!

- Нет, правда! И ты сам был виноват, потому что лопал все подряд, как поросенок, и съел весь мой шоколад.

- Сама ты хрюшка!

- Тссс. Тчтч... - сказал мистер Джонни.

Весь день он не проронил ни слова. В самый разгар чаепития он поднялся из-за стола и пересел на стул возле двери. У него был унылый и встревоженный вид.

- Правильно, мистер Джонни, - подтвердила Хепзеба. - Тише вы, оба.

- Я замолчу, если вы расскажете нам какую-нибудь историю. - Ник подошел к Хепзебе и прислонился к ее коленям. - Я устал от еды, - пожаловался он, - и хочу посидеть у вас на коленях, пока вы будете рассказывать.

Сделав вид, что он очень тяжелый, Хепзеба даже застонала, когда подняла его.

- Какую же сказку хочет услышать наш большой малыш? Ты ведь уже все их слышал.

Ник вздохнул и устроился поудобнее.

- Про бедного африканского мальчика.

- Что это ты вспомнил такую глупую историю?

- У мистера Джонни в руках череп, - объяснил Альберт.

Мистер Джонни положил череп к себе на колени и левой рукой ласково гладил его. Кэрри часто видела, как он сидел вот так же и гладил примостившуюся у него на коленях курицу.

- Сейчас же положите череп на место, мистер Джонни! - сказала Хепзеба.

Кэрри и Нику еще ни разу не приходилось слышать, чтобы она так резко с ним разговаривала. Они во все глаза смотрели на Хепзебу.

- Череп тут ни при чем, - устало объяснила она. - Просто в последнее время он выводит меня из себя, хватая все, что попадется под руку, а потом бросает где попало. Сегодня утром, например, он вынес во двор все серебряные ложки.

- Потому что ты их только почистила, - сказал Альберт. - Ему и понравилось, что они так блестят. Ты ведь знаешь, он как сорока. И потом он просто раскладывал их на земле, и все, раньше ты его за это никогда не ругала.

- Сейчас многое изменилось, - заметила Хепзеба. - И мне бы не хотелось, чтобы мистер Эванс обнаружил, что чего-то не хватает.

- Вряд ли его заинтересует старый череп, - сказал Альберт, но тем не менее подошел к мистеру Джонни и протянул руку. - Дайте мне, пожалуйста.

Мистер Джонни, бросив на него сердитый взгляд, прикрыл череп руками.

- Ты неправильно просишь, Альберт, - вмешался Ник. - Так он только злится. - Он сполз с колен Хепзебы. - Посмотрите, мистер Джонни, что у меня есть! Какой нож! Острый как бритва, настоящий охотничий нож, и, если вы не будете вытаскивать его из футляра, можете подержать. Только сначала дайте мне череп.

Мистер Джонни посмотрел на Ника, рассмеялся и отдал череп. Ник за спиной передал его Кэрри и продолжал говорить, ласково обращаясь к мистеру" Джонни:

- Потрогайте футляр. Правда, он красивый и гладкий? Вот какой у меня нож! Мистер Эванс подарил его мне, а Кэрри - кольцо. Хотите, Кэрри вам покажет?

Но мистер Джонни был слишком занят ножом: он водил пальцем по вытисненному на коже рисунку.

- Кэрри, покажи мне, - попросила Хепзеба.

Кэрри не собиралась показывать кольцо - вдруг Хепзеба решит, что тоже обязана подарить им что-нибудь на прощание? - но сейчас уже было поздно. Она положила череп на стол, вынула кольцо из кармана и надела его на палец.

Хепзеба взяла ее руку и склонилась над ней. Камешек красной звездочкой сверкал в свете огня, и Кэрри вдруг вспомнилось, как они с миссис Готобед пили чай у нее в комнате, и огонь в камине играл на кольцах, когда она разглаживала шелк платья.

И из-за того, что она вспомнила об этом, слова Альберта "Это ее кольцо, правда?" не очень ее удивили. Она только чуть вздрогнула, как бывает, когда сбывается наконец то, чего ждешь в глубине души.

Пальцы Хепзебы чуть сжали его руку.

- Да, очень похоже, - неохотно подтвердила она и взглянула на Кэрри почти виноватым взглядом.

- Ее кольцо! - не сдавался Альберт. - Ее гранатовое кольцо. То, которое она больше всего любила.

Кэрри замерла. В ушах у нее стучало.

- Ладно, Альберт, - сказала Хепзеба. - Даже если это ее кольцо, все равно теперь оно принадлежит мистеру Эвансу.

- Он его украл, - заявил Альберт.

- Разве можно красть то, что тебе принадлежит? Кольца его сестры теперь принадлежат ему, и он может хранить их или дарить, как хочет. - Хепзеба улыбнулась Кэрри. - Я рада, что оно попало к тебе. И миссис Готобед была бы рада. Поэтому не обращай внимания на всякую чепуху, которую несет Альберт.

- Это не чепуха, - упорствовал Альберт. - Хорошо, если тебе не нравится слово "украл", пусть будет "взял". Взял, не сказав никому ни слова. А он не имел права этого делать, пока вопрос о завещании не будет окончательно улажен. Таков закон, Хепзеба! Я вычитал про это в библиотеке. - Он посмотрел на Кэрри, и глаза его блеснули злорадством. - И если он взял кольцо, значит, мог взять и еще что-нибудь, так?

- Хватит, мистер Краснобай, - остановила его Хепзеба.

- А что такое краснобай? - поднял глаза Ник.

- Тот, кто ради красного словца не пожалеет ни матери, ни отца. Ладно, будете вы слушать мой рассказ или нет? Мне все равно, но время идет, а ваша тетя, наверное, просила, чтобы вы вернулись пораньше, раз вам завтра вставать ни свет ни заря.

- Только я сначала отнесу череп на место, - медленно сказала Кэрри. - В библиотеку.

Ей хотелось хоть на минуту остаться одной, подальше от мягкосердечности Хепзебы и злорадного взгляда Альберта. Конечно, он с самого начала был прав! Миссис Готобед оставила завещание, а мистер Эванс его украл. Украл, потому что был подлым и жадным. Он хотел, чтобы Долина друидов принадлежала ему, а судьба Хепзебы и мистера Джонни его не волновала. Вот это было самое подлое, хуже, чем кража кольца или завещания. Ничья участь его не волновала. Он выгонит Хепзебу, а сам будет жить здесь, не имея на то никаких прав...

Кэрри чувствовала, что задыхается. Окно в библиотеке было открыто, и она подошла к нему, жадно глотая воздух. Вечерний ветерок освежил ее лицо и покрыл рябью пруд во дворе. "Пруд бездонный", - сказал Альберт, когда бросил в него камень.

Мысли Кэрри, как кусочки головоломки, кружились у нее в голове. Отдельные кусочки, но, когда правильно их складываешь, получается целая картинка. Альберт бросает камень, и тот уходит под воду. Бомбы падают на города, дома рушатся, как замки, сделанные из песка. Страшно даже подумать об этом. "Разрушатся стены, если череп покинет этот дом", - сказал африканский мальчик, заколдовав Долину друидов. Череп вынесли из дома один раз, и сейчас же разбились зеркала и посуда. Затем его принесли обратно, и с тех пор дом стоит целый и невредимый, чтобы теперь в нем поселился мистер Эванс с его подлостью и жадностью. Но пруд бездонный...

Кэрри подняла руку и изо всех сил швырнула череп. Описав высокую дугу, он шлепнулся прямо в пруд. Побежали круги, и все...

Она стояла, глядя на пруд, на темный лес, на склон горы. И вся дрожала.

- Что ты здесь делаешь? - спросил Альберт от двери. - Хепзеба ждет.

Его послали, чтобы ее утешить?

- Ничего, - ответила Кэрри. - Иду.

Она повернулась к нему лицом и увидела, как сверкнули в сумраке его очки.

- Знаешь, - неловко начал он, - Хепзеба нашла себе место. Одному фермеру нужна домоправительница, и он согласен взять ее вместе с мистером Джонни. Ферма эта стоит на возвышенности, деревьев там, к сожалению, мало, но зато место уединенное, а это для него самое главное. Ему там будет хорошо.

- Да, - согласилась Кэрри без особого энтузиазма.

- Поэтому, можно сказать, все хорошо, что хорошо кончается, - заключил Альберт.

- Ты в это веришь? - спросила Кэрри.

- Не знаю. - Ему явно было не по себе, и она вдруг испугалась. Неужто он видел, что она натворила? Но он лишь сказал: - Будем друзьями, Кэрри.

На это ответить было нетрудно:

- А разве мы не друзья, Альберт?

Конечно, друзья, и они обещали писать друг другу.

- Ты должна написать первая, - сказал Альберт. - На адрес мистера Моргана.

Кэрри засмеялась, но он был настроен серьезно.

- Я не буду тебе писать, пока не получу письма. И если ты не напишешь, я пойму.

- Что поймешь? - спросила Кэрри, но он лишь сделал гримасу и ничего не ответил.

Им, казалось, овладела какая-то странная застенчивость. Когда они пошли домой, он не предложил проводить их, но Кэрри не обиделась. От волнения ей было трудно разговаривать.

- Мистер Джонни проводит вас до насыпи, - предложила Хепзеба, но Кэрри помотала головой.

- Не нужно. Я больше не боюсь.

Она не боялась даже в самой гуще леса, среди темных тисов, даже когда раздался тот тихий, мягкий вздох, который она слышала, когда шла по этой дороге впервые. Словно кто-то возится и дышит...

Ник шел на несколько шагов впереди. Кэрри замерла и прислушалась, но ей не было страшно. Теперь этот звук успокаивал, словно лес стал ее другом.

Они бежали вдоль железной дороги.

- Мы опаздываем, - задохнулась Кэрри. - Хорошо бы, тетя Лу не сердилась на нас.

- Не будет, - отозвался Ник. Лукаво прищурив глаза, он искоса взглянул на Кэрри и захихикал.

- Не понимаю, что здесь смешного, - заметила Кэрри, и тогда он так расхохотался, что не мог дальше бежать. Он согнулся и, схватившись за живот, все хохотал и хохотал.

- Перестань, пожалуйста! - крикнула Кэрри. - Я и сама знаю, что она не будет сердиться. Я это знаю, дурачок! Я хотела сказать, что она может беспокоиться. А это гадко с нашей стороны. В последний вечер!

И она решительно зашагала вперед. Он тотчас догнал ее и взял за руку.

- Честное слово, Кэрри, тетя Лу не будет беспокоиться, - чересчур покорно сказал он.

И действительно, она не беспокоилась. Не могла беспокоиться, потому что ее не было дома. Везде горел свет: в лавке, в коридоре, в кухне...

- Не экономит электроэнергию! - испуганно сказала Кэрри. - С ума она, что ли, сошла? Хорошо, что мы пришли раньше мистера Эванса.

На кухонном столе их ждал ужин: тарелка с хлебом, накрытое салфеткой жаркое и кувшин с молоком, а к нему была прислонена записка.

- Это ему, - сказал Ник, не сводя глаз с Кэрри. Он обхватил себя руками, словно стараясь не выпустить из себя свою тайну, но от волнения слова сами вырвались наружу.

- Она уехала, - крикнул Ник. - С майором Кэсом Харпером. Скоро они поженятся.

- И ты знал? - закричала Кэрри. - Николае Уиллоу! Почему ты мне не рассказал? Я тебя сейчас ударю!

Она сжала кулаки, но Ник только засмеялся и на всякий случай перешел на другую сторону стола.

- Ты могла бы рассказать мистеру Эвансу.

- О, Ник! Неужели она так считала? И поэтому сказала только тебе?

Он взглянул на ее лицо и перестал прыгать.

- Нет, не совсем. Мне она тоже не сказала, я сам догадался. Я видел их вместе несколько раз и спросил, не собирается ли она выйти за него замуж. Но она ничего не сказала. Тогда я начал к ней приставать, и она призналась. Но велела мне держать язык за зубами - не потому, что ты не должна была знать, а потому... Ты сама знаешь, какая ты! Тебе все время его жаль. "Бедный мистер Эванс"...

- Больше мне его не жаль, - ответила Кэрри.

Надо поскорее лечь, чтобы не попасться мистеру Эвансу на глаза, когда он придет домой. Что он будет делать? Что скажет? Мысль об этом была такой страшной, что они, погасив все лампы и не взяв с собой даже свечи, чтобы когда он вернется, и у них в комнате не было света, поднялись прямо наверх. Они разделись в темноте, забрались в постель, крепко закрыли глаза и притворились, будто храпят. Если он увидит, что они спят, то будить их не решится.

Кэрри считала, что ей ни за что не уснуть, но сон сморил ее мгновенно может, потому, что она изо всех сил смыкала веки. И спала она крепко. Так крепко и безо всяких сновидений, что, когда проснулась, не сразу поняла, где находится. А за стенкой будто скреблись мыши.

Нет, не мыши! Как следует проснувшись, она поняла, что мистер Эванс дома и разводит огонь. Шум и поднимался вверх по трубе.

Она лежала неподвижно, трепеща поначалу от мысли о том, что он сидит внизу и сердито тычет палкой в угли, потому что его сестра сбежала от него. Но, припомнив все подлости, которые он совершил, начала сердиться сама. Она всегда жалела его, а он так гадко ее обманул, подарив ей чужое кольцо, кольцо, которое украл, как украл кров над головой мистера Джонни и радость Хепзебы, когда унес с собой завещание. Им она, конечно, ничем не могла помочь, но кольцо можно было вернуть и тем самым показать, что она о нем думает. Альберт сказал, что она смелая. Вот на этот раз она и проявит смелость. Она сейчас же спустится вниз и бросит кольцо прямо ему в лицо!

Вскочив с постели, она выбежала из комнаты и, громко топая - как жаль, что она босиком, а не в башмаках, подкованных гвоздями, - бросилась вниз по лестнице. Она бы показала ему, как беречь ковер.

Гнев вихрем пронес ее по коридору, заставил распахнуть дверь и тут же куда-то исчез.

В комнате сидел, не сводя глаз с потухшего огня, мистер Эванс. В руках у него была кочерга. Он поднял глаза, увидел ее - она молчала, тяжело дыша, - и удивленно спросил:

- Что-то рано, а?

- Поздно, вы хотите сказать? - переспросила она и посмотрела на часы, стоявшие на каминной доске. Было половина шестого утра.

- Я как раз собирался вас будить, - сказал мистер Эванс. - Поезд уходит ровно в семь.

Он встал, хрустнув суставами, и подошел к кухонному окну, чтобы снять светомаскировку. Заструился свет, а вместе с ним и пение птиц.

- Вы не ложились всю ночь?

Он кивнул головой. Снял с крючка над огнем чайник, налил его водой из крана, повесил на место и опустился на колени, чтобы положить на решетку скомканную газету и щепки для растопки. Когда огонь разгорелся, он засыпал уголь, кусок за куском, как это всегда делала тетя Лу, и, пока Кэрри следила за тем, как он выполняет работу тети Лу, весь гнев ее остыл.

- Скоро все будет готово, - сказал он. - Выпьете по чашке чая, что-нибудь поедите. Может, кусочек ветчины, поджаренный хлеб и помидоры, а? Или что-нибудь горячее, чтобы посытнее было в дороге?

- Нику нельзя. От жирного его может стошнить. Он плохо переносит поезд, - тоненьким голосом сказала Кэрри.

- Тогда кашу. - Он беспомощно огляделся.

- Я сама сварю, - сказала Кэрри.

Она сняла с полки кастрюлю, достала из буфета пакет с овсянкой и, не глядя на него, занялась делом. Но чувствовала, что он смотрит на нее. Спиной ощущала его взгляд. А когда обернулась, он накрывал на стол.

- Тетя Лу... - начала она и затаила дыхание.

- Сбежала. Со своим избранником. Ты знала?

Она закусила губу так, что ей стало больно.

- Ник знал. А я нет.

Он хмыкнул, уронил ложку и наклонился, чтобы ее поднять.

- Она сама решила свою судьбу. Потом пожнет то, что посеяла!

- Вы сердитесь? - спросила у него Кэрри.

Он задумчиво чмокнул челюстью.

- Она ела очень много, ваша тетя Лу. Все жевала, жевала, как кролик. Теперь, когда, она уехала, одним ртом станет меньше, а значит, больше будет доход. Когда Фред вернется и займется делом, выгода станет заметней.

Кэрри вспомнился Фред на уборке сена. Как он стоял, нахмурившись, и говорил миссис Готобед, что не вернется в лавку после войны, что займется другим делом...

- Значит, мальчишке она призналась? - спросил мистер Эванс. - Почему же тогда не сказала мне? Не рассказала все откровенно, а сбежала, как вор в ночи? Оставила записку! Это, конечно, меня рассердило!

- Может, она боялась что вы будете ее ругать, - предположила Кэрри, но он только презрительно фыркнул.

- Боялась? Почему она должна бояться? Нет, она это сделала нарочно, чтобы меня унизить! Как и ее прекрасная сестра Дилис. Они обе стоят одна другой: просят чужого человека что-то передать, оставляют записки. Ты только посмотри на это! - Он достал из-за часов на камине коричневый конверт и вытряхнул его содержимое на стол. - Старая фотография! Вот и все, что я получил от Дилис после ее смерти, а даже это она мне не прислала, нет, мне пришлось самому шарить среди ее вещей, составляя опись, как велел ее важный лондонский адвокат!

Фотография была коричневой, уголки ее загнулись. На ней была изображена девочка в чепчике и в длинных с оборками панталонах, которые, выглядывая из-под платья, доходили ей до самых щиколоток. Она сидела в кресле, поставив ноги на скамеечку, а рядом с ней стоял мальчик в матроске. У обоих детей был высокий крутой лоб и бесцветные, навыкате глаза.

- Это... Это вы и миссис Готобед?

Он кивнул и откусил заусенец на большом пальце.

- Мне здесь около десяти лет. А Дилис чуть старше.

Кэрри с трудом сумела представить себе мистера Эванса таким юным. Он был младше ее. Младше Ника.

- Сорок пять лет назад, - сказал он. - Так давно, что и не вспомнишь. У меня есть еще одна фотография. Я ношу ее в часах.

Он вынул из кармана жилета свои старомодные часы-луковицу и щелкнул крышкой. С фотографии улыбалась, подпирая рукой голову, молодая девушка с волосами, забранными в пучок.

- Видишь на ней кольцо? - спросил мистер Эванс. - Это то, что теперь у тебя. Я купил ей его на первые заработанные мною деньги, и, когда она мне его вернула, я отдал его тебе. Так что твое кольцо не простое, у него целая история.

- А когда она вам его вернула? - спросила Кэрри, с трудом проглотив комок.

- Ты что, оглохла, девочка? Оно было вместе с фотографией. Ни письма, ничего, только мое имя на конверте, засунутом в шкатулку с ее драгоценностями.

- И больше ничего? - Спросить было нелегко, но необходимо, чтобы больше не сомневаться.

- Что еще могло там быть? - Он подозрительно посмотрел на нее. - Почему ты улыбаешься?

- Я просто радуюсь, - ответила Кэрри, и это была правда. Она была рада убедиться, что он не плохой человек и вовсе не вор. Но ему она сказать этого не посмеет. А потому ответила: - Я рада, что она оставила вам фотографию и кольцо. Этим она хотела сказать, что помнит все и думает о вас.

- А по-моему, это больше похоже на плевок в лицо, - сказал он. - Но если тебе хочется так думать, пожалуйста, я не возражаю. А теперь, ну-ка, побыстрее беги наверх и буди своего бездельника-брата, иначе вы опоздаете на поезд.

Он проводил их на станцию и усадил в вагон.

- Теперь все в порядке, - сказал он. - Ждать мне нет смысла.

Он не поцеловал их на прощание, но погладил Кэрри по щеке и взъерошил волосы Ника.

- Юный Никодемус, - сказал он и ушел.

- Что ж, с этим, по крайней мере, покончено, - повторил его фразу Ник и сел на место.

- Веди себя как следует, - наставительно сказала Кэрри. - Он, в конце концов, оказался совсем неплохим.

- Неплохим? - Ник закатил глаза.

- Не очень плохим. - Ей хотелось рассказать ему, что мистер Эванс не украл завещания, но с Ником никогда разговоров на эту тему и не было. А рассказать Альберту она не может. Она надеялась, что он будет на станции, но он не появлялся.

- Интересно, придет ли Альберт к насыпи помахать нам? На его месте я бы пришла.

- Так рано утром? - удивился Ник.

Кэрри вздохнула.

- Мы можем помахать дому, - предложил Ник. - После поворота есть место, где его видно.

- Я не буду смотреть, - сказала Кэрри. - Я, наверное, не смогу.

Она откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза. День только начался, а она уже чувствовала себя усталой.

- Когда мы откроем пакет с обедом, Кэрри? - спросил Ник. - У меня совсем пусто в желудке.

Она притворилась, будто не слышит. Сделала вид, что спит. Она решила не открывать глаз до самой пересадки. А когда поезд тронулся, она подумала, что хорошо бы и уши заткнуть, потому что Ник стоял у окна и пел:

- До свидания, город, до свидания! До свидания, Павшие воины, до свидания, площадь! До свидания, церковь в воскресные дни! До свидания, куча шлака!..

"У меня разрывается сердце", - подумала Кэрри.

- До свидания, гора, прощайте, деревья! - бодрым голосом бубнил Ник, пока поезд набирал скорость.

Кэрри почувствовала, что больше не в силах терпеть.

- Прощай, Долина друидов!

Она вскочила и, схватив его за плечи, рывком усадила на скамейку.

Он начал вырываться.

- Пусти меня, пусти, гадкая девчонка!

Она засмеялась, отпустила его, повернулась к окну и...

И вскрикнула. Но в ту же секунду раздался гудок паровоза, поэтому никто не услышал ее крика. И только Ник увидел, как она открыла рот и широко распахнула полные ужаса глаза.

Он вскочил, и она прильнула к нему. Паровоз свистнул еще раз, и поезд вошел в туннель.

Ник почувствовал, что Кэрри дрожит. Вагон тряхнуло, и они, вцепившись друг в друга, очутились на скамейке. Во тьме туннеля она сказала:

- Долина друидов горит, Ник, она в огне; я видела пламя, дым, там пожар, они все погибнут... - Она заплакала. И в промежутках между рыданиями, которые сотрясали ее всю, говорила что-то вроде: - Это из-за меня... Из-за меня.

Он понимал, что этого не может быть, что ее слова не имеют смысла, но переспрашивать не стал, потому что у нее началась настоящая истерика.

Она плакала и плакала, а Ник сидел и смотрел. Он не знал, как остановить ее, а когда она сама перестала плакать, они уже доехали до той станции, где им предстояло сделать пересадку, и он боялся спросить что-нибудь - вдруг она снова начнет плакать? Поэтому ничего не сказал. Ни тогда, ни потом. Кэрри же с того дня ни разу не заговорила про Долину друидов ни с ним, ни с мамой, а из-за того, что она так страшно плакала, он тоже молчал.

Даже тридцать лет спустя, когда она уже не могла не понимать, что дом сгорел не по ее вине, не из-за того, что она бросила череп в пруд, вспомнив об этом, она опять заплакала так же горько, как и в тот раз. Не при детях, разумеется, а позже, когда они легли спать. Только старший мальчик еще не заснул и слышал, как она тихо плачет за стеной. Слезы лились градом...

Утром он не позволил будить ее. "Она устала", - сказал он. До завтрака они погуляют, а она пусть спит, сколько хочет.

Он знал, куда идти. Бодрым шагом он вел сестру и братьев по насыпи вдоль бывшей железной дороги, и хотя они жаловались, что ветки больно царапают ноги, тем не менее покорно шли за ним. Однако возле прогалины, уводившей в лес, остановились в нерешительности.

- Не хотите - можете не идти, - сказал он.

Тогда они, конечно, захотели. Кроме того, они были не из тех, кто легко пугается. А ступив на тропинку-лесенку, что вела вниз, они, как веселые щенки, бодро запрыгали со ступеньки на ступеньку.

- И чего они с дядей Ником боялись? - удивлялась девочка. - Подумаешь, несколько старых деревьев.

Но, добравшись до самого низа, немного приуныли. В ярком свете солнца старый дом с его почерневшими стенами и наглухо заколоченными окнами казался неживым. Вот двор и пруд, а позади - мертвый дом.

- Пошли, - позвал их старший мальчик. - Не возвращаться же обратно. Раз пришли, давайте все как следует посмотрим.

Но и ему было боязно, а самый младший, съежившись, спросил:

- Правда, что они все сгорели? До самого тла?

- Мама считает, что да.

- А почему она не спросит у кого-нибудь?

- Боится убедиться, наверное.

- Трусишка-котишка! Трусишка-котишка!

- Ты бы тоже, наверное, не решился, если бы был виноват, - заметил старший мальчик. - Или считал себя виноватым. Пусти-ка, за углом должна быть конюшня.

Завернув за угол дома, они увидели довольно привлекательное строение, небольшое и выкрашенное в белый цвет. А у входа с распахнутой настежь дверью в кадке цвели настурции.

- Пахнет беконом, - сморщила нос девочка.

- Тсс... - Старший мальчик схватил в охапку и утащил за угол двух младших. - Если там живут, то мы не имеем никакого права здесь быть.

- Никто нас не предупреждал, - возразила девочка. Она выглянула из-за угла и отчаянно замахала руками за спиной. - Подождите...

Они замерли. Когда она повернулась, щеки у нее были готовы вот-вот лопнуть. Наконец она выдохнула и опять замахала руками, но теперь уже будто веером.

- Сколько лет было Хепзебе? - спросила она.

- Не знаю. Мама не говорила.

- Она вообще никогда не говорит о возрасте.

- Разве?

- По-моему, нет. Я что-то не помню.

- А почему ты шепчешь? - спросил старший мальчик.

Он тоже выглянул и увидел, что к ним направляется пожилая женщина. Нет, не к ним, она ведь не знает, что они спрятались за углом, а к калитке, которая выходит на поляну. Среди зелени белеют пушистые комочки, а женщина несет ведро. "Хепзеба! Хепзеба идет кормить кур! Даже если я ошибаюсь, решил он, - она меня не укусит!"

Он вышел из-за дома и подошел к ней. У нее были серые глаза и седые волосы. Он спросил вежливо, но быстро, чтобы поскорее с этим покончить:

- Вас зовут мисс Хепзеба Грин? Если да, то моя мама передает вам привет.

Она не сводила с него глаз. Смотрела, смотрела, а ее серые глаза, казалось, росли и сияли все больше и больше.

- Кэрри? - наконец сказала она. - Ты сын Кэрри?

Он кивнул, и ее глаза заблестели, как алмазы. Она улыбнулась, и ее лицо покрылось сетью морщинок.

- А остальные? - спросила она.

- Тоже.

- Господи боже!

Она оглядела их всех, одного за другим, потом снова посмотрела на старшего мальчика.

- Ты похож на маму, а они нет.

- Это из-за глаз, - объяснил он. - У меня тоже зеленые глаза.

- Не только.

Она глядела на него, улыбаясь, и он решил, что она красивая, хоть и старая, а на подбородке у нее курчавятся два-три жестких волоска. Малыши, заметь они это, непременно бы захихикали, а если бы захихикали, она сразу бы догадалась, в чем дело, он не сомневался. Она все понимает, надо их предупредить...

- О чем я думаю? - спохватилась она. - Вы ведь, наверное, еще не завтракали, а я не двигаюсь с места, будто яйца сварятся сами собой. Вы любите белые или темные? А может, в крапинку?

- Спасибо, мы не хотим... - начал было старший мальчик, но она уже шла к дому на тонких негнущихся ногах, как на ходулях, - очень высокая, очень худая и очень старая.

Они вошли в крашенную белой краской дверь, прошли по коридору на кухню. Когда-то этот дом был, по всей вероятности, частью амбара - высокий потолок укреплен балками, - но в нем было светло и уютно, в очаге горел огонь, а в окно струился солнечный свет.

- Мистер Джонни, посмотрите, кто к нам приехал! Дети Кэрри! - сказала Хепзеба.

В освещенном солнцем кресле возле очага сидел крошечный лысый старичок, похожий на гнома. Он сонно мигал.

- Поздоровайтесь с детьми Кэрри, - сказала Хепзеба.

Втянув голову в плечи, он застенчиво улыбнулся.

- Дасьте, дасьте! Как изиваете?

- Он говорит! - воскликнула девочка. - Говорит по-настоящему! - И ее лицо запылало гневом при мысли о том, что мама их обманула.

- Когда Кэрри жила здесь, он не умел говорить, - объяснила Хепзеба. - А после войны, когда Альберт уже вырос, он привез к нам из Лондона своего друга - логопеда. Мистер Джонни никогда не научится говорить так, как мы все, но теперь, по крайней мере, он умеет выразить свои мысли и поэтому больше не чувствует себя отверженным. Ваша мама рассказывала вам про Альберта?

Они кивнули.

- Альберт Сэндвич! Ну и имя! - Хепзеба стояла, устремив взгляд куда-то вдаль, и вспомнила: - Они были пара, он и ваша мама! "Мистер Ум и мисс Сердце" - называла я их. Полная противоположность друг другу, упрямые как ослы, раз уж что-то решили. Она обещала написать первая, говорил он, и переубедить его было невозможно. На вид-то он казался самоуверенным, но в душе был очень застенчив. Сказал, что раз она уехала, он ее беспокоить не будет.

- А она думала, что он погиб, и поэтому не написала, - объяснил старший мальчик. - Она решила, что вы все погибли во время пожара.

"Какая глупость, - подумал он, - неужели она вправду так решила?"