Вечером пришел дядя Степа. Неизвестно почему, но он понравился Кеше с первого взгляда. Дядя Степа зашел в избу и сразу же, как приятелю, протянул Кеше большую загорелую руку.
— А ну, жми сильнее!.. Так!.. А ну еще!
Освободил руку, пошевелил пальцами и весело добавил:
— Молодца! Кем будешь — танкистом? Летчиком?
Мать, наблюдавшая за первой встречей мужчин, смущенно вытерла ладонью губы и сказала:
— Он у нас, дядя Степа, в мореходку собирается…
— А что: здорово! В мореходке такие нужны. Это я вам точно говорю!
Дядя Степа сел к столу, кивком головы пригласил Кешу:
— Я, Кеша, по делу к тебе пришел. Садись, чего ты?
Дядя Степа был чем-то очень похож и в то же время не похож на отца. Крупное загорелое лицо, серые глаза, две густые, выгоревшие на солнце полоски бровей.
Рядом с этим плечистым веселым человеком Кеша чувствовал себя очень хорошо и уверенно. Взрослые еще никогда не приходили к Кеше по делу. Кеша напустил на лицо серьезное, даже чуточку суровое выражение и приготовился слушать.
Отец тоже поглядывал на дядю Степу и, видимо, думал: в самом деле у него серьезное дело или он просто шутит?
Но дядя Степа, хоть и жила у него в душе веселая человеческая смешинка, сейчас совсем не шутил:
— Есть у меня, Кеша, одна знакомая девочками этой девочке надо помочь. Понимаешь?
Кеша сразу догадался, что это за девочка и куда клонит дядя Степа.
Кеша не стал хитрить и вилять. Раз дядя Степа такой, он тоже будет такой!
— Я ей и так помогаю, — сказал Кеша. — Я ей уже объяснял про бога.
Глаза у дяди Степы стали от удивления круглыми, как два шарика. «Вот, мол, какой этот человек, Кеша, а вы говорите!»
Но вслух этих мыслей дядя Степа не высказал. Только полез в карман и вытащил оттуда не маленькую и не большую книжку в бумажном переплете.
— Почитай Тоне, — сказал он. — Хорошая книжка. Веселая!
Вспомнил что-то и снова полез в карман. Карман был глубокий, а то, что искал дядя Степа, — маленькое. Но вот он вынул руку и показал Кеше. В большой, перекрещенной острыми бороздками ладони лежали две конфеты «Барбарис» в прозрачных бумажках.
— Это тебе, а это Тоне, — сказал дядя Степа. — Смотри не перепутай, — улыбнулся, посмотрел на отца и добавил: — А теперь марш. Мы с отцом про завод говорить будем.
Дядя Степа взял Кешу за плечи, проводил до порога и сам закрыл дверь. Получалось так, что дядя Степа выкурил Кешу из дому. Но Кеша не обиделся. Он уже не маленький и прекрасно понимал, что в избе сейчас будут говорить не только про завод.
Зачем закрывать двери, если про завод!
Кеша стал рассматривать книжку. Ну да, так он и предполагал: книжка была про бога. На обложке — длинная физиономия с рыжей бородой, золотой венчик, а сверху надпись: «Религия — заблуждение слабых».
На лицо Кеши набежала темная тучка. Разве он слабый? Ведь дядя Степа сам говорил!..
Кеша посмотрел на свою ладонь, вспомнил, как давил изо всех сил дяди Степину руку и как дядя Степа поморщился от боли. При чем же здесь книга и при чем здесь он!
— Тоня! — закричал он. — Иди сюда, Тоня-а!
Дверь Тониной избы открылась, и на пороге появилась Тоня. Кеше сразу же бросились в глаза и нарядное голубое платье, и золотистые в два ряда бусы на шее, и новая прическа.
Тоня на этот раз превзошла сама себя. С правой и левой стороны головы, будто наушники, висели черные волосяные круги, на лоб падала густая, обрубленная ножницами челка.
Тоня подошла к Кеше, поправила пальцами наушники и сказала:
— А у нас дядя Степа был.
— У нас тоже был. Он до сих пор сидит. Что он тебе говорил?
— Он мне ничего не говорил. Он маме говорил. Он говорил, чтобы мама успокоилась. Он знаешь какой добрый! Он все маме рассказал…
Кеша протянул Тоне конфету:
— На́ вот, возьми. Это дядя Степа дал.
Бумажки с барбарисовых конфет не отдирались. Кеша и Тоня начали грызть прямо так. Но все равно конфеты оказались удивительно вкусными. Дядя Степа дарить плохие не станет!
Проглотив последний кусочек конфеты, Кеша и Тоня отправились читать книгу. У них уже давно было у причала специальное местечко. Возле огромного, в три обхвата, кедра лежали плоские камни. Один камень, как будто бы парта, а другой — пониже, как будто бы скамейка. Рядом с камнями ворковал чистый веселый родничок.
Кеша сел за парту с правой стороны, потому что так сидел и в классе, а Тоня — с левой. Насадил поглубже очки, строго посмотрел на Тоню и стал читать. С первой же страницы Кеша понял, что дядя Степа ошибся, а может, и совсем не читал этой книжки. Была она скучная и непонятная. Казалось, кто-то набросал в нее без складу и ладу всяких слов, перемешал скалкой и сказал: «Разбирайтесь теперь сами. Я свое дело сделал». Кеша скоро устал и передал книжку Тоне.
— Ты внимательней читай, — предупредил он, — с выражением!
Так они и читали попеременке — сильный человек Кеша и слабый человек Тоня.
На верхушке кедра сидела горбоносая кедровка. Птица опустилась пониже, послушала, что там читают люди. Заглянула в скучную книжку круглым черным глазом, пожала плечами и улетела на другой кедр.
Кедровка прилетала еще несколько раз, но внизу было все то же. Шелестели страницы, и маленькие люди, которые запускали в нее порой шишки и юркие голыши, читали вслух не большую и не маленькую книгу. В конце концов кедровка поняла, что время зря тратить не стоит, села поудобнее на ветке, спрятала голову под крыло и уснула.
Солнце ушло за гору. На западе разлилось жаркое зарево.
Из поселка послышалась песня. Возле летнего клуба, где по воскресеньям показывали кино, рыбаки пели про славное море, священный Байкал. Кеша любил эту песню и порой пел ее сам. Но если поет один человек — это еще не песня, если два — это только полпесни, вот если затянут хором — это да. Это уже песня!
Рыбаки на этот раз пели на редкость хорошо. Утихнут на минутку, наберут силы и снова поют. Да так складно и забористо, что у Кешки невольно замирало сердце. Кеша отчеркнул ногтем строку в книжке и задумался. Рыбачья песня унесла вдруг Кешу далеко-далеко. Он подумал, что скоро дядя Степа вместе с рабочими построят тут консервный завод, большие двухэтажные дома и новую хорошую школу. И тогда навсегда уйдет из поселка тихая тишина и будет здесь куда как хорошо. Лучше, чем в Иркутске, а может, даже и в других городах, которых Кеша тоже ни разу не видел.
Песня смолкла. Кеша отыскал глазами строку и снова принялся читать. Тоня слушала невнимательно и думала, как видно, о чем-то своем.
— Ты почему не слушаешь? — спросил Кеша.
— Я слушаю. Ты читай…
Но Кеша понимал, что Тоня сидит просто так и только делает вид, будто слушает. Кеша кинул быстрый взгляд на Тоню и тем же скучным, однотонным голосом, каким читал книжку, начал молоть всякую чепуху:
— Жила на Байкале глупая девочка Тоня. Она верила в бога и каждый день бухала богу двести пятьдесять три с половиной поклона. Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять… Ты слушаешь?
— Слушаю, — подтвердила Тоня.
— Что я прочитал?
Тоня наморщила лоб.
— Ты прочитал… про зайчика.
— Про какого зайчика?
— Про серенького… — Тоня провела ладонью по лицу и тихо добавила: — Когда я была маленькая, у нас была елка. Я танцевала возле огней, а папа хлопал в ладоши и пел: «Заинька, попляши, серенький, попляши…» — Тоня уронила голову на руки и заплакала.
— Ты чего, Тоня?
— Ничего. Я так… Мне, Кеша, папу жалко. — Тоня вытерла слезы. — Ты думаешь, я сама в бога поверила, да? К нам Пашка каждый день приходил. Он говорил: «Ты молись. Бог простит твои грехи и отдаст папу». Я поэтому и поверила…
— Зря поверила. Жулик твой Пашка, и всё.
— Почему он жулик?
— Знаю почему. Я его возле пещеры видел. Ты думаешь, он туда просто так полез? Я еще всем докажу. Вот посмотришь.
Кеша вкратце рассказал Тоне про то, как встретил возле пещеры Пашку, и намекнул, что неплохо было бы сходить в эту пещеру вдвоем.
Но Тоня идти в пещеру отказалась.
— Я, Кеша, туда не пойду, — сказала она. — Я боюсь.
Кеша не стал настаивать.
— Ладно, — сказал он, — я сам пойду. Давай читать, а то уже совсем поздно.
Кеша поправил очки и неохотно потянул к себе не маленькую и не большую книжку.
По всему было видно, Тоне тоже не хотелось читать. Тоня посмотрела на книжку с таким выражением, как будто бы у нее разболелись вдруг зубы.
— Много еще осталось, Кеша? — с надеждой спросила она.
— Во́ сколько! И картинок нет. Ни одной.
— Я без картинок не люблю, — созналась Тоня и неизвестно отчего покраснела. — Знаешь что, Кеша? — тихо добавила она. — Давай всю книжку не читать. Давай только в конце прочитаем.
Кеша согласился. И как это ему самому не пришла в голову такая мысль? Раз бога нет, зачем же читать!
Кеша одним махом перевернул кучу листов и голосом твердым и решительным прочитал последние строчки:
— «Исходя из вышеизложенного, мы, таким образом, приходим к ясному и логическому выводу, что бога не существовало и не существует».
Кеша захлопнул книжку и строго спросил:
— Теперь тебе, Тоня, все понятно?
— Теперь, Кеша, мне понятно.
— А если понятно, тогда пошли домой. Меня там дядя Степа ждет.
В избе уже горел свет. По горнице расхаживал взад-вперед дядя Степа и что-то рассказывал отцу и матери. На столе, пришпиленный кнопками к доскам, лежал синий чертеж. В правом углу крупными печатными буквами было написано: «Байкальский консервный завод».
— А, пришел уже? — спросил дядя Степа. — Ну, как идут дела?
Кеша улыбнулся. Как они могут идти? Конечно же, все в порядке!
— Тоня уже не верит в бога, — сказал Кеша. — Мы уже всю книжку прочитали.
Было похоже, что дядя Степа, отец и мать говорили тут без него про Тоню, а может быть, и про него. Все переглянулись и стали ждать, что еще скажет сильный человек Кеша. Но Кеша не знал, что тут еще говорить и что объяснять, когда и без того все было ясно и понятно.
Дядя Степа прошелся еще раз по избе, а потом остановился возле стола, потрогал рукой пышные седые усы.
— Ты меня, Кеша, прости, но другой книжки я не нашел. Все магазины обшарил… А верит Тоня в бога или не верит, это мы еще увидим. Только я, Кеша, тебе одно скажу: Тоню Петуху Пашке мы все равно не отдадим. Как ты думаешь, Кеша?
Все снова стали смотреть на сильного человека Кешу. Кеша прекрасно понимал, что все ждут от него прямого, решительного и мужественного ответа. И от этого ответа зависело сейчас все — и Тонина дальнейшая жизнь, и жизнь самого Кеши, а может быть, даже и дяди Степы и многих других.
Кеша поправил свои роговые очки и очень твердо, как еще никогда в жизни, сказал этим взрослым, большим людям:
— Ни за что не отдадим!