Кейс, набитый пожеланиями

6

С того вечера, как Андрей отвез Черкесова в город, Лиза виделась с ним один раз: он принес текст на перевод, был таким, как обычно, – общительным, веселым. И не единого намека на то, что он имеет на Лизу виды, близко не было.

На следующий день Андрей уехал по делам. Значит, с его стороны тот эпизод в бане – сиюминутно нахлынувший порыв, несерьезный, позже он одумался. Она краснела от стыда, ругала себя нехорошими словами за собственную слабость, за то предложение. И решила, что подобного больше не повторится. В конце концов, чего ей не хватает? Мужиков? Жила без них, проживет и еще. Есть дочь, есть дом, работа. Этого вполне достаточно, чтобы жить и радоваться. Мысленно даже благодарила Андрея, ведь он не позволил расслабиться ни ей, ни себе. Но где-то в глубине души иногда свербело: что-то во мне не так, почему я никому не нужна? Но Лиза тут же укрощала себя.

Однажды утром она готовилась к школе, Вероничку забрала баба Нюра. Лиза собралась и только закрыла дом на ключ, повернулась, чтобы идти… да так и обомлела. У калитки стоял Черкесов собственной персоной! Виновато потупившись, он поглядывал на Лизу исподлобья, от былой его самоуверенности не осталось и следа. Лиза не обрадовалась его появлению. Та же баба Нюра видела, что однажды джип Андрея стоял до утра возле ее дома, не хватало, чтобы еще одного мужика заметила. Тогда начнется! Лиза подошла к Черкесову:

– Почему ты вернулся?

– Лиза… – протянул он натужно. – Меня все предали, все. И все хотят убить. Разреши пожить у тебя… в бане. Это ненадолго. Подключу газ в доме отца и сразу перейду туда. Мне надо все обдумать… Лиза, мне очень, очень плохо.

– Ну, иди. – И она нехотя открыла калитку. – Вернусь не скоро. Ключ возьмешь под крыльцом, когда захочешь есть. Только у меня деликатесов не водится.

– Спасибо… – проникновенно, со слезой в голосе, произнес Василий. – Да, Лиза! Желательно, чтобы обо мне никто не знал. Даже этот… Андрей.

Она не пообещала выполнить его просьбу. Вообще ничего не сказала, а пошла по натоптанной в снегу дорожке, ни разу не оглянувшись. Он смотрел вслед и понимал, что внес в ее жизнь некоторый диссонанс. Да только куда ж ему деться? В доме отца замерзнет, а другого убежища у него просто нет. Можно было бы пожить на даче, да разве дача надежное убежище? Лариска и зимой наведывается на дачу. Увидит мужа, выкурит и оттуда. Кстати, там и людей нет, неприятно, когда вокруг пусто. Тогда чудится, что ты один на всей планете. А Черкесову необходимо общение, он, оказывается, не может без людей.

В бане Черкесов сбросил дубленку, матрас нашел свернутым в углу, перенес его в теплую и сухую парную, лег. Не спал прошлую ночь, а уснуть не получилось. Он сел, глядел в окно и думал, где искать поддержки и помощи. Ну, есть парочка друзей, завязанных с ним на бизнесе… Может, к ним обратиться? Вряд ли они обрадовались его кончине, потому что благодаря Черкесову имели хорошо оплачиваемую работу. Без патрона они всего этого лишатся, так как Лариса наверняка погонит всех, кто работал с мужем. Собственно, отношения Черкесова с приближенными к его особе людьми дружбой нельзя назвать. Дружба – это когда людям приятно общество друг друга, когда интерес друг к другу основан не на выгоде, а просто так, когда можно быть самим собой, без маски.

Как раз таких друзей у Черкесова вообще нет. Если уж родная жена предала, то подчиненные само собой предадут. Им надо, чтобы платили побольше, так что они сдадут Черкесова той же Ларисе, мечтающей избавиться от него. Значит, теперь он для них человек бесполезный, и на их помощь он рассчитывать не может. Вдруг Василием Романовичем овладела злоба, какой он раньше не знал.

Черкесов вышел в предбанник и курил, чуть приоткрыв дверь.

Да, стерва Лариска права: ему предстоит одному выпутываться, если хочет жить. Никто не поможет. Как же докатился он до жизни такой, что ни на друзей рассчитывать не имеет права, ни на жену? А может, все дело в нем? И начал Черкесов перебирать свою жизнь от корки до корки, ища причины. Ведь в чем-то есть она – причина, из-за чего его хотят прихлопнуть. И причина наверняка в нем самом, а не в ком-то.

Черкесов понял, что следует отбросить ценность собственного «я» и пересмотреть себя, иначе не отыскать ему точку отсчета, которая наведет на след. Как же трудно это сделать! Ведь он жил, полагая, что по-другому жить нельзя – затопчут. Он всегда действовал осторожно, частенько исподтишка. Его уважали в определенных кругах. А в неопределенных? Вон жена – та просто ненавидит его лютой ненавистью, а он этого не замечал. Следовательно, есть еще люди, ненавидящие его. А зависть? Кто может ему завидовать? Да практически все известные личности, за редким исключением.

Наверное, только Бабуин-Бубулин к нему и ко всем одинаково относится. Во всяком случае, без предвзятости. Он тоже числится в друзьях Черкесова. Вот ведь как получается: над Прошей Бабуином потешаются, в дураках держат, и Черкесов придерживался того же мнения, а единственный, кто отличается порядочностью из знакомых, – Бабуин! Этот не продал бы Черкесова, он старой закалки, человек морально выдержанный. Жаль, помочь ничем существенным не может, так как не владеет информацией, с кем и чем связан Черкесов. Да уж, одному придется разгребать, одному…

Василий Романович вернулся в баню, лег и до вечера находился в том состоянии, когда безнадежность захватывает с каждым часом сильнее и сильнее. Цепь событий после взрыва «самурая» никак не связывалась в голове. То, чем он гордился, что считал своим достоинством, чем кичился, полетело в тартарары. И пришел он к выводу, что жизнь страшна не переменами, а необъяснимостью. Когда понимаешь, что тебе пришел конец, а причин не видишь. Он курил и думал, не ощущая голода.

Вечером в дверь бани постучалась Лиза, потом заглянула к нему:

– Ты живой?

– Живой, – отозвался он.

– Почему свет не включил?

– Не нужен.

– Идем в дом, поужинаешь.

Черкесов поднялся, послушно проследовал за Лизой в дом. На столе дымилась картошка, стояли соленья, сливочное масло и простокваша. Черкесов ел без аппетита, изредка косясь на Вероничку, лепетавшую о том, сколько нарядов ей удалось сшить для новой куклы.

– У тебя красивая дочка, – сказал он, чтобы как-то наладить с Лизой контакт.

– Дети все красивые, – обронила она, явно не желая говорить с ним.

– Ты одна живешь? А где муж?

– Развелась, – соврала Лиза.

– А кто тебе Андрей?

– Знакомый. Что тебя еще интересует?

Черкесов смутился. Лиза, конечно, не рада ему. А еще недавно он был желанный гость у всех без исключения. Перед ним заискивали, добивались его дружбы, протекции, покровительства, к нему задолго записывались на прием. Как же быстро наступают перемены, необъяснимые перемены! Вообще-то с какой стати Лиза должна прыгать вокруг него? Сейчас он в роли нахлебника. Вспомнив об этом, Черкесов достал купюру в тысячу рублей из тех денег, которые он забрал у жены, положил на стол:

– Лиза, возьми. У меня просьба: обратись в газовую контору, чтобы подключили газ в доме отца. Если не хватит, у меня есть еще немного.

– А зачем так много?

– Ну, купишь… что нужно. Продукты, например, девочке конфет…

– У нее все есть, – отрезала Лиза и повернулась на раздавшийся стук в дверь: – Открыто.

– Лиза! Куда мне спрятаться? – подскочил Черкесов, но не успел и шага сделать, лишь свалил стул, на котором сидел.

– Всем добрый вечер! – вошел Андрей, снимая шапку, и замер на пороге. Надо сказать, лицо у него заметно вытянулось и стало недружелюбным, когда в поле его зрения попал Черкесов. – Я, кажется, помешал? Извините.

– Не помешал, – нахмурилась Лиза, искоса поглядывая то на Черкесова, то на Андрея. – Садись к столу.

– Спасибо, я за переводом, – буркнул Андрей.

Лиза ушла в комнату, вернулась с листами, отдала их Андрею, тот попрощался и ушел. Она молча начала собирать со стола, Черкесов наблюдал за ней…

Андрей отъехал на небольшое расстояние, позвонил по сотовому:

– Назар? Вези ночник… Для дела! Я у дороги на станцию.

Он положил сотовый в карман и ждал, не спуская глаз с дома Лизы. Вскоре услышал звук мотора, это на «Ниве» прикатил Назар. Андрей забрал бинокль, приставил к глазам, направив на двор Лизы. Назар заметил:

– Слежка за частным лицом карается законом.

– Лучше заткнись, – вяло бросил Андрей. – Я злой сегодня…

От неловкости Черкесов стал помогать Лизе убирать со стола, чего раньше никогда не делал, и разбил стакан. Лиза молча собрала осколки, бросила в мусорное ведро. Чтобы замять инцидент, он нарушил паузу робким вопросом:

– Он что, приревновал тебя ко мне?

– Не говори ерунды, – раздраженно ответила она.

– Хочешь, скажу ему, что между нами ничего нет?

– Не лезь не в свои дела. Знаешь, иди-ка ты… в баню!

Черкесов оделся и вышел во двор…

Андрей дождался, когда Черкесов закроет за собой дверь бани, опустил бинокль и довольным тоном произнес вслух:

– Порядок. Поехали домой.

С газом вышла заминка: у Лизы ведь не было документов на дом Черкесова. Два дня она безрезультатно пыталась добиться подключения, пока кто-то не посоветовал дать взятку. Ну, а она сообщила об этом Черкесову, ведь платить придется ему.

– Ну, конечно! – воскликнул он, так как ему неприятно было положение нахлебника. И вдруг вспомнил, что теперь не является обладателем больших денег, и добавил: – Только в разумных пределах. Ну и народ у нас – всем только дай! – И осекся, потому что вспомнил, как сам неоднократно брал… благодарность, выраженную в денежной сумме.

Снаружи послышался звук мотора, затем тормозов. По привычке, свойственной деревенским жителям, где всякое движение вызывает любопытство, Лиза подошла к окну посмотреть, кто приехал. Но машины у забора не было, тогда Лиза перешла к другому окну и попросила выключить свет: с этой стороны улица не освещалась, в темноте она ничего не разглядела. Когда Черкесов выключил свет, Лиза сообщила:

– Какие-то люди входят в твой дом…

– Кто?! – подскочил со стула он и бросился к Лизе.

– Не знаю, – ответила она. – Это не наши… Вошли.

– Они за мой! – задохнулся Черкесов. – Найдут меня и… убьют!

– Не дергайся, – проговорила Лиза, направляясь к вешалке. Она торопливо накинула пальто, затем пуховый платок. – Сиди здесь тихо и выключи свет в комнате Веронички. Побудь с ней, она боится без света.

– А ты куда?

– К соседке! Иди к дочери и замри.

Лиза вышла на крыльцо, заперла дверь на ключ и неторопливо направилась к калитке. Открыв ее, вздрогнула от голоса рядом:

– Хозяйка, не скажешь нам…

– Господи, как напугали! – ахнула она, схватившись за грудь. Возле ее забора стояли два молодых человека. – Нельзя же так неожиданно… Что вам?

– Не скажете, в соседнем доме живет кто? – спросил ближний.

– Это ж где? – прикинулась, будто не поняла, Лиза.

– Да вон тот дом, с вами по соседству, – указал парень рукой на дом Черкесова.

– Там давно не живут люди, – затараторила она. – Дед умер два года назад, а наследники дом бросили. Никто не покупает у них, дорого запрашивали.

– А вы давно видели наследников?

– Давно. Года полтора назад последний раз.

– Странно… – сказал второй. – А дом-то открыт. И люди там были. Окурки и остатки еды на столе.

– То-то мне показалось, что однажды у соседей по двору бродил человек. Это было ночью. А кто бродил – не рассмотрела. Значит, не показалось.

– А почему дверь открыта?

– Откуда ж мне знать?! – удивленно пожала плечами Лиза. – Свой дом я закрываю, до остальных мне дела нет. А вам кого надо? Может, подскажу, где искать.

– Да так… – замялся первый. – Пригласил один друг в гости, указал этот адрес, а самого нет дома. Наверное, мы ошиблись. Это деревня Петровка?

– Нет, Гороховка.

– А черт! Не туда заехали! – делано радуясь, сказал первый.

Лиза проводила их взглядом и побежала к бабе Нюре позвонить.

Андрей приехал незамедлительно. А к кому еще обращаться Лизе? Ведь те двое явно не ошиблись, приехали куда надо – искали подпольщика Черкесова. О том, что он прячется у нее, знает один Андрей, и Лиза обратилась к нему по единственной причине: мужчины способны лучше понять друг друга и договориться. Ну что, что она может сделать? Ровным счетом ничего. Черкесову грозит опасность, и, какой бы он ни был, убивать его – это чудовищно.

Лиза пересказала диалог с двумя чужаками, Черкесов помалкивал, находясь в состоянии полнейшей паники. Правда, панику он загонял глубоко внутрь, ведь неудобно показать при даме трусость. Тем не менее его выдавали мелкие, суетливые движения. Андрей слушал, нахмурившись, а после ее короткого рассказа задал вполне законный вопрос:

– Не понимаю, что ты от меня хочешь, Лиза?

– Ну… – чуточку растерялась она, ибо сказать в лоб: «Возьми Василия под свое крыло», – язык не поворачивался, ведь своего отношения к Черкесову Андрей не скрывал. Все же нашла нужные слова: – Дело в том, что рано или поздно Васю заметят. Я не думаю, что те двое оставили надежду отыскать его здесь. Когда они узнают, где он прячется, убьют. Скажу честно, пересуды мне тоже не нужны. Я педагог, и мне не безразлично, что думают обо мне в деревне, где каждый человек как на ладони. Ну, спрячь его где-нибудь… у тебя же мест полно. Ну, пусть коровник сторожит, например. – У Черкесова при ее последних словах непроизвольно расширились глаза: мол, я и коровник – это же нонсенс! Лиза заметила его реакцию и спросила: – А чем тебе, Вася, не нравится коровник? В твоем положении – не до жиру, быть бы живу! – можно и коров посторожить.

– Значит, ты хочешь, чтобы я помог ему? – уточнил Андрей. – А что ты так о нем печешься? Он тебе брат, сват или… кто?

– Он мне никто! – отчеканила Лиза, покрывшись пятнами. На ее белокожем лице они сразу очень заметны. – Если ты намекаешь на… это нелепо и пошло.

– Я не намекаю, – с флегматичным спокойствием сказал Андрей. – Я просто хочу знать, чем тебе дорог этот человек, что ты так рьяно заботишься о его судьбе.

– Что ты несешь! – все больше распалялась Лиза. – Он же живой человек, а его хотят убить. Разве этого недостаточно, чтобы помочь ему?

– Так вот, Лиза, этот человек, когда к нему обращались такие, как я, плевал на нас. Не помнишь, Черкесов? Вася тебя зовут, что ли, да? Три года назад наша тройка, я и мои друзья, обращалась в ваш депутатский корпус с нижайшим прошением, чтобы нам помогли организовать фермерское хозяйство. Да к ним же не подступись, они слышат, только когда у них перед носом баксами машут! Так, Василий Романович? Ты же нам и объяснил тогда доступно, что в нашем предложении нет заинтересованных лиц, что надо «подмазать» кое-кого… Из ваших депутатских дармоедов один нашелся приличный человек, ставший на нашу сторону безвозмездно… Как же его… Бубулин! Он-то и помог: нашел директора колхоза, который сдал нам в аренду хозяйство. Остальные скучали, слушая нас, так как с нас нечего было поиметь. А мы просили убитое хозяйство. Обошлись без тебя и таких, как ты, как видишь, потому что мир не без добрых людей. Лиза, к чему я это говорю… Этот парень, – указал Андрей на Черкесова, – наверняка сильно добивался, чтобы его в расход пустили.

У Черкесова ходили желваки на скулах, а крыть было нечем. Он не помнил тот эпизод, о котором говорил Андрей. Перед ним проходило несметное количество людей, обращавшихся с просьбами и жалобами, с угрозами и предложениями, а то и просто так надоедавших по поводу какой-нибудь полной ерунды. Разве всех упомнишь? Даже приметный шрам Андрея не отложился в памяти Черкесова.

– По-твоему, пусть его убивают? – растерялась Лиза. – Тогда извини, Андрюша, за беспокойство.

– Выгоняешь? – удивленно поднял брови Андрей. – А ты подумала, чем чревато для тебя и Вероники укрывательство этого типа?

– Знаешь, я об одном только сейчас думаю: он человек, и я не могу допустить, чтобы его так вот взяли и убили. Даже если он очень плохой, я постараюсь найти ему безопасное место.

– Ну, вы, ребята, даете! – наконец подал голос и Черкесов. – Обо мне в третьем лице. Говорите, как будто меня и вправду уже нет тут. А я, между прочим, здесь нахожусь.

– Заткнись, тебя пока не спрашивают, – отбрил Андрей и остановил пристальный взгляд на Лизе. – Значит, ты у нас такая…

– Не буду спрашивать – какая, в твоей фразе прозвучал явный негатив, – задиристо сказала она.

Андрей некоторое время сидел, сосредоточенно теребя край шапки, затем из-под насупленных бровей кинул в Черкесова убийственный взгляд и процедил:

– Собирайся, со мной поедешь.

Очень не хотелось Черкесову ехать с этим человеком, а что делать, где выбор? Он теперь не хозяин себе, он теперь пес бездомный, которого к тому же ловят живодеры. Василий Романович поднялся из-за стола, начал неохотно одеваться.

– Может, лучше завтра днем его забрать? – спросила Лиза. – Боюсь, те двое не уехали, узнают, куда ты его отвез…

Андрей достал мобильник, набрал номер:

– Назар? Тащи ночник. Я у Лизы. Подъедешь, прощупай округу на предмет чужаков, потом позвонишь мне. Ничего не случилось, так надо. Жду.

Спустя двадцать минут Назар сообщил: чисто. Андрей и Черкесов сели в джип, Назар поехал за ними на «Ниве».

Являясь холостяками, Андрей, Назар и Григорий решили, пока не обзавелись семьями, жить вместе. Они купили в складчину небольшой дом на другом конце деревни, тоже на окраине, отремонтировали его и занялись выполнением собственной программы, поставив перед собой главную цель – восстановить погибшее хозяйство и добиться максимальной прибыли. Под прибылью они понимали избавление от долгов, расширение дела, материальное благополучие. А кто ж его не хочет, материального благополучия?

Конечно, проза жизни не заставила себя ждать: кругом грязь, навоз, ежедневно, без выходных, от зари до зари на ногах, тяжелый и далеко не романтический труд, болезни животных… Это дело не каждому по плечу. Но слишком велико было желание парней не остаться на обочине жизни. Они не считали для себя зазорным спросить стариков, как да что надо делать, интересовались новшествами и работали не покладая рук. Поначалу все делали сами, теперь больше руководят, но не гнушаются и снова, если надо, взять вилы с лопатой.

Самый старший из них Гриша. Ему тридцать четыре, он молчаливый, добродушный и очень большой. С женой развелся давно, не выдержала она постоянных отлучек мужа и переживаний за него, ушла к другому. Гриша главенствует над техникой. Починить, исправить, а то и убрать лишние детали в аппарате, чтобы тот лучше работал, – это его поле деятельности. Даже когда он ремонтирует телевизор или утюг, у него странным образом остаются лишние детали, которые он долго рассматривает и не понимает, для чего эту загогулину вставили. Но и телевизор, и утюг, и сепаратор работают после ремонта как часы. Еще Гриша любитель животных, посему рьяно изучает ветеринарное дело, тщательно следит за работой местного ветеринара, когда того приглашают, если животные болеют. А вот когда скот забивают, он убегает далеко – не выносит убийств. Собственно, ради его любви к живности Андрей решил приобрести молочные породы: пусть тешится и знает, что его коров не забьют на мясо.

Назар – самый молодой, сухощавый, черноглазый, смуглый. На четверть русский, на четверть украинец, на четверть еврей и еще на четверть армянин. Как говорит Андрей, Назар – квартеронец, отобравший из всех наций самые полезные качества. Не существует человека, которого Назар не уболтал бы. Он имеет способность так забивать баки, что собеседник попросту теряется и делает, как хочет Назар. В хозяйстве он ведет бухгалтерию. Черную тоже, без нее же не обойтись в нашем славном государстве. Прекрасно владеет компьютером, к крестьянскому труду не очень тянется, но не отказывается помочь. В свободное время Назар перебирает струны гитары, неплохо поет. Любит женщин. Можно сказать, очень любит. Они его тоже.

А Андрей – голова. Идея заняться фермерством принадлежит ему, он же и руководит всем хозяйством, изучает спрос и потребителя, ведет расчеты, нанимает людей, договаривается о сбыте продукции, занимается арендой, добывает деньги в долг и расплачивается с долгами, изучает новые технологии. Андрей – человек общительный, но в то же время скрытный. Что у него на душе делается, никто не знает, в том числе и друзья.

В доме-общежитии трех друзей было по-армейски опрятно, ничего лишнего. На каждого из фермеров по комнате, четвертая – проходная, значится как гостиная. Есть и небольшая кухня. Черкесова Андрей положил на диване в своей комнате и велел ему спать. А утром подъем в семь, потому что зима, а весной и летом вставать приходится значительно раньше.

Утром за завтраком Андрей посвятил всех:

– Этому нехорошему человеку надо помочь выжить.

Черкесов аж поперхнулся от подобного представления, однако стиснул зубы и промолчал. Фраза Андрея удивила и Назара с Гришей, первый поинтересовался:

– А в чем должна заключаться помощь?

– У него и спросим, – повернулся корпусом к Черкесову Андрей. – Так что от нас требуется? Ты говори, Василий Романович, не стесняйся.

– Не знаю, – насупившись, произнес Черкесов. Ему не хотелось просить о чем-либо этих незнакомых ему и странных людей, но и что делать, он не представлял. Наверное, следует вежливо поблагодарить за гостеприимство и отчалить, а там… как будет, так пусть и будет.

– Не знаешь, – подытожил Андрей. – Тогда рассказывай.

– Что именно? – вскинул на него несчастные глаза Черкесов.

– Все, – сказал Андрей. – И без утайки. Это в твоих интересах.

Черкесов ненадолго задумался, с чего же начать… Несмотря на то, что Андрей половину истории знал, все же начал именно со взрыва, выбросившего Черкесова на свалку жизни. Тяжело было говорить, слишком мало прошло времени, а опасность не уменьшилась, напротив, увеличилась: ведь теперь многие, в том числе и неведомые враги-убийцы, знают, что он не погиб в автомобиле. Ко всему прочему, трое молодых людей, пока он говорил, не проявляли участия – слушали, как слушают неинтересную басню. После окончания повествования Андрей спросил:

– Ну и как, по-твоему, за что тебя хотят убить? Я не спрашиваю – кто. Кто – это всегда неизвестно. Но если приблизительно знать, за что, можно отыскать заинтересованных лиц. Ты сам-то думал, за что тебя так упорно убивают?

– Еще бы! – невесело хмыкнул Черкесов. – Только не знаю. Многие ворочают куда большими делами, и их не убивают. Крупных махинаций, обманов за мной нет.

– Убивают и за мелкое мошенничество, – вставил Назар.

– А угрозы ты получал? Письмо странное, или, может, звонил кто? – полюбопытствовал Гриша. – Обычно так делают: звонят, предупреждают, а потом убивают.

– Нет, предупреждений не было. Даже намеков никаких, – пожал плечами Черкесов.

– Вообще-то я считаю, – сказал Андрей, – тебе нужно встретиться со следователем и рассказать все.

– Да я сам хотел так сделать, – воодушевленно произнес Черкесов. – Но повернулось неудачно. Жена милицию вызвала… а я хотел…

– Говорят, у дураков мысли сходятся, – заявил Андрей, вставая из-за стола. – Собирайся, Черкесов, поедем к следователю, это лучший выход. Остальным – на работу.

День выдался солнечный, но и морозный. Снег поскрипывал под ногами, небо слепило глаза, словно обещало такую же безоблачную будущность. Идя к машинам, а у каждого члена так называемого кооператива имеется личный транспорт, Гриша пробубнил, не обращаясь ни к кому:

– Зачем нехорошему человеку помогать?

– Если шефу надо, значит, сильно припекло, – с намеком сказал Назар, поглядывая на Андрея с усмешкой.

Тот шел, погрузившись в свои мысли, намека не услышал.

Андрей и Черкесов добрались до города меньше чем за час – так неслись. А еще через полчаса остановились у прокуратуры. Черкесова била мелкая дрожь и колотилось сердце, однако он твердо решил покончить с бегами, отдаться на милость следователей. Андрей заметил, что он волнуется. Собственно, волнение Черкесова можно было понять, ведь сейчас ему предстоит доказывать, что он – это он, поэтому Андрей предложил:

– Ты подожди меня, а я сгоняю и разузнаю, кто расследует твое убийство и когда нас примут.

– Только ты не говори пока, что я жив, – предупредил Черкесов. – Уж лучше я сам… Скажи просто, что пришел по моему делу.

– Ладно-ладно, все сделаю, как хочешь, – успокоил его Андрей и направился в недра прокуратуры.

Черкесов остался во дворе, ходил, обдумывал, что и как будет говорить, и, естественно, постоянно оглядывался на вход в ожидании Андрея. Но того не было долго. Василий Романович уже заготовил все фразы, которые произнесет, изучил двор вдоль и поперек, от нечего делать подошел к щитку у входа, на котором красовались разные лица. Потом принялся изучать портреты разыскиваемых и пропавших людей, читать тексты под фотографиями. Но тут из прокуратуры выбежал Андрей с довольной физиономией, поискал глазами Черкесова, твердым шагом приблизился:

– Короче, следователь будет через пятнадцать минут, звонил, что едет… – Андрей осекся на полуслове, глядя мимо Черкесова.

– Знаешь, я тут подумал… – начал немного успокаиваться Василий Романович. – А ведь, действительно, следователи и должны обеспечить мне безопасность. Это правильно, что мы сюда… Что с тобой?

Андрей молча развернул его лицом к щитку и указал на… фотографию Черкесова. Василий Романович, видя собственную физиономию на листовке, приподнял в недоумении плечи. Разумеется, его заинтересовало, почему он, для всех похороненный, красуется на щитке с заголовком «Разыскивается», и он принялся читать вслух:

– «Разыскивается опасный преступник… – Черкесов оглянулся на Андрея, будто искал у него подтверждения, что именно эти слова написаны под фотографией. Но фермер, кажется, был потрясен не меньше его. Тогда Черкесов тихо и быстро дочитал: —…преступник, выдающий себя за погибшего депутата городской думы Черкесова Василия Романовича. Внешне преступник похож на Черкесова. Имеет тот же рост, сухощавый, глаза карие, волосы темные, умеет убедительно копировать голос Черкесова Василия Романовича и его манеры. Просьба ко всем гражданам, знающим местопребывание данного преступника, сообщить…» Ну, Лариска! Ну, стерва!

Он сорвался с места и побежал.

– Куда? – бросился вдогонку Андрей. – Я договорился, чтобы нас принял…

– Не пойду! – резко повернулся к нему Черкесов. – Открой машину.

Оба забрались в джип, но Андрей не завел мотор.

– Чего ты паникуешь? – взъярился он на Черкесова. – Ты же вот он. Пойдем к следователю, расскажешь все, как было…

– Да? – запальчиво выкрикнул Черкесов. – А доказательства где? У меня ни паспорта, ни других документов – все сгорело в машине. Меня сначала засадят до выяснения личности. А как я буду что-то доказывать? Пройдет столько времени, пока удастся – если удастся! – доказать, что я – это я… А жена… Она же, дрянь, специально будет свидетельствовать против меня! У, гадюка гремучая!

– Погоди, – увещевал его Андрей. – Ведь все равно выяснится, что Черкесов – это ты. Может, тебя не жена сдала, а твоя Алла…

– У Аллы нет моих фотографий. Лариска дала фотографию из альбома, этот снимок сделан во время выборов три года назад. Пойми, в камеру мне нельзя ни за что. Если подошлют убийцу в камеру, там мне не спастись. Все, поехали. Мне надо подумать, как быть. Вот, значит, как Лариска меня добить решила! Мол, двойник приходил! Змеюка!

Андрей разочарованно завел мотор и двинул назад. Черкесов всю дорогу ругался, как сапожник, и все его проклятия предназначались жене. Андрей рулил молча, один раз, когда Черкесов, захлебываясь от негодования, вынужден был замолчать, чтобы перевести дух, заметил:

– М-да, вот и жене ты умудрился напакостить…

Он привез Черкесова в свое «общежитие», выпил чаю и засобирался, дав указания:

– Мне пора делами заняться, а ты еще подумай, за что тебя хотят грохнуть. До вечера есть время. Кстати, раз ты живешь у нас, наряд вне очереди.

– Что? – не понял Черкесов.

– Ну, убраться здесь следует, картошку почистить на ужин. Можешь и пожарить ее, никто не будет против. До вечера.

Когда он ушел, Черкесов огляделся и вымолвил:

– Что тут убирать? Чисто же.

К семи часам трое фермеров вернулись и повели носом от пригоревшей картошки, которую Черкесов поставил на середину стола. Он развел руками в стороны, дескать, извините. Ну, не умеет он жарить картошку… Шашлык приготовить, барбекю – это нормальное мужское занятие на отдыхе, да и то забыл, когда последний раз нанизывал мясо на шампур. Его успокоил Андрей:

– Ничего, научишься. У нас ты всему научишься.

Черкесов уловил издевку в словах благодетеля, хотя, может, ему так показалось. Василий Романович вообще-то человек мнительный, постоянно выискивал каверзы против себя, подозревал в интригах и принимал меры зачастую не по факту, а на всякий случай. Возможно, из-за этого его и убивают. Только причина мизерная. Должно быть что-то более крупное. Тем временем Гриша уплетал картошку, невзирая ни на что, Назар тоже ел, аккуратно отодвигая особо подгоревшие ломтики на край тарелки. Андрей картошку есть не стал, нарезал колбасы и сыра, удовлетворился бутербродами.

– Знаете, я сначала думал, что меня по ошибке… – заговорил, не выдержав молчания, Черкесов. – Накануне взрыва купил машину, вот и решил, что меня перепутали с ее бывшим хозяином. Но тогда зачем убивать меня вторично? А убийцы пришли на квартиру Аллы явно за мной…

Выяснив, что Черкесов так и не нашел существенных причин экспансии против него – а избавиться от гражданина депутата, неожиданно свалившегося ему на голову, хотелось быстрее, – Андрей сказал:

– Что ж, будем действовать наобум. Тех, кто тебя преследует, ты не знаешь, так? Следовательно, они выполняют чей-то заказ, значит, надо выяснить, кто тебя заказал. А теперь скажи, когда ты жил у Аллы, выходил из квартиры?

– Нет. Ни разу не выходил.

– Вот и начнем с Аллы.

– Почему с Аллы? – еле слышно пролепетал Черкесов, уже подозревая, что предала его не одна жена, а любовница тоже.

– Те парни, что пришли в ее квартиру, не взломали замок, а открыли дверь ключом. Где они его взяли?

– Алла дала? – вытянулось лицо у Черкесова. Вдруг до него дошло: а ведь действительно, ключ у киллеров был, Алла не вернулась домой, значит… – Как же я раньше не додумался? Ну я ее так тряхану…

– Не спеши, – охладил его пыл Андрей. – И как же ты собираешься выяснять у нее? Тебе Алла правду не скажет, но мы у нее все узнаем. План такой: один из нас идет в ресторан, где поет Алла, охмуряет ее и выведывает интересующие нас факты.

– И кто будет этот самый «один из нас»? – беспокойно заерзал Гриша.

– Ну уж не ты, – успокоил его Андрей. – И не я.

– Я? – встрепенулся польщенный Назар.

– Естественно, – хмыкнул Андрей. – Ты же у нас по женской части самый шустрый, значит, укротить Аллу придется тебе. Так что иди, наряжайся, дожуешь в ресторане.

– Прямо так сразу? – поднялся Назар.

– А чего тянуть? – пожал плечами Андрей. – Быстрее выясним имена убийц, быстрее наш Вася вернется к нормальной жизни. Только есть условие, Черкесов. Мы поможем найти твоего врага, если, конечно, получится, а уж разбираться с ним будешь ты. Нам проблемы не нужны, понял?

– Да-да, я понимаю, – пролепетал Черкесов, искренно обрадовавшись, что эти парни согласились ему помочь. Главное – выйти на заказчика, а там Черкесов найдет способ обезвредить негодяя. – Только должен предупредить: Аллу не так просто охмурить. Она по мелочам не разменивается.

– Основная черта у нее какая? – осведомился Андрей. – Что она любит?

– Деньги, украшения… Да, и любит, когда хвалят ее вокал. Хотя поет она хреново.

– Слышь, квартеронец? – Андрей подошел к комнате Назара, где тот переодевался. – Представься ей внебрачным сыном Рокфеллера. А сначала сядешь в кабаке, закажешь самые дорогие блюда. Короче – сори деньгами. Потом пригласишь певичку к столу, скажешь: я, мол, давно приметил вас и… так далее. Ну а дальше по обстоятельствам действуй, не мне тебя учить.

– Есть! – с готовностью произнес Назар, выйдя из комнаты. – Годится?

– У него спроси, – кивнул в сторону Черкесова Андрей.

Тот подошел ближе, понимая всю ответственность, возлагаемую на него, придирчиво осмотрел Назара и извиняющимся тоном сказал, покачав головой:

– Алла вмиг его раскусит.

– Как это? – не понял Назар.

– М-м-м… – замялся Черкесов. – Костюм немного не подходит.

– Почему не подходит? – глядя в небольшое зеркало на стене, сказал Назар. – Это же мой лучший костюм.

– Понимаете, Алла в таких вещах разбирается, – вдруг разговорился Черкесов. – Она на глаз определяет, в какой стране сшит костюм, по чьим лекалам. Предпочитает бельгийские, говорит, там даже из дерьмовой ткани шьют шикарные вещи. Два раза она спасла меня от подделок. Я к чему это говорю: она сразу заметит отечественное производство. А раз человек одевается в отечественную одежду, он неинтересен для Аллы. По одежде она определяет статус, материальную базу. Думаю, Назару лучше идти в джинсах, эту одежду она признает как поистине демократическую. Только джинсы должны быть дорогие. И туфли эти… не подходят. Черт, у меня дома костюмов море, а Назар примерно моего роста и комплекции. Но ко мне не попасть.

– Отчего ж не попасть? – ухмыльнулся Андрей. – Попробуем. А то квартеронцу на свиданку с Аллой не годится абы в чем отправляться. Не мучайся, Назар, переоденься в удобную одежду. Кстати, Черкесов, у тебя деньги есть? На ресторан много нужно.

– Сто баксов и пятисотка, – отрапортовал тот. – У жены отобрал.

– На сто баксов круто не разгуляешься, – ввернул Гриша.

– Если попадем в дом, из сейфа возьму, – успокоил его Черкесов. Но тут же расстроился: – Только жена не пустит. Милицию вызовет.

– Это еще посмотрим, пустит или нет, – хмыкнул Андрей. – Григорий, захвати свой ветеринарский халат, пригодится. Едем.

Назар вышел в потертом джинсовом костюме, надел куртку и шапку. Решено было полную экипировку взять в доме Черкесова, дабы Алла поверила, что перед ней богатый клиент, и клюнула. Сели в джип, по мнению Андрея – это у них самый презентабельный транспорт. «Для Аллы внешних данных и хорошо подвешенного языка маловато…» – вводил своих спасителей в курс дела Черкесов. До города ехать час…