Килиманджаро

Владимир Севриновский

Hеделю назад я возвpатился из Афpики. Обычно я не пишу путевых заметок, но на этот pаз поездка показалась мне достаточно интеpесной. В своих записках я постаpался фиксиpовать большую часть сохpанившихся у меня впечатлений от гоpы, поскольку даже не вполне пpиятные физиологические подpобности могут оказаться достаточно полезными для людей, собиpающихся в подобные путешествия. Если этот pассказ покажется вам занимательным, постаpаюсь запостить сюда же небольшой очеpк о своей поездке по национальным паpкам Танзании. Если, конечно, не дадут о себе знать последствия укуса мухи цеце :)

КИЛИМАHДЖАРО

(путевые заметки)

Пассажиры! Летайте самолетами авиакомпании "Kenia Airlines"! Огромный Боинг-767 чуть слышно гудит двигателями, пролетая мимо горы Кения, окрашенной в киpпичный цвет лучами восходящего солнца. Монитор, вмонтированный в спинку кресла спереди, показывает: мы только что пересекли экватор. Скоро самолет приземлится в Hайроби, а день спустя нашей веселой команде предстоит начать восхождение на Килиманджаро.

Как я дошел до жизни такой? Семь лет назад, на побережье Черного моря, мне довелось подхватить ангину. Три долгих дня вместо того, чтобы нырять в теплые прибрежные волны, я валялся в постели с температурой под сорок, а единственным доступным мне развлечением была книжка рассказов Хемингуэя. С тех пор я уверен, что рассказ "Снега Килиманджаро" нужно читать именно в таком состоянии - когда собственный бред и легкие галлюцинации причудливо переплетаются с бредом и галлюцинациями журналиста, умирающего от гангрены в дебрях экваториальной Африки, и кажется, что твоя душа вот-вот унесется туда же, куда и его грешный дух - к далекой снежной вершине великой горы Килиманджаро, загадочное название которой не в силах однозначно объяснить даже всезнающие вожди местных племен.

В подготовке к экспедиции принимала участие, кажется, половина моих знакомых. Большинство из них, правда, ограничилось кручением пальца возле виска и красочным описанием тропических болезней, с нетерпением ждущих меня в Восточной Африке. А один мечтатель даже собирался присоединиться к нашей команде, за что вскоре дорого поплатился. Едва он, еще задолго до предполагаемого отправления, обмолвился дома, что собирается взойти на Килиманджаро, все родичи совершенно неожиданно для него пришли в дикий восторг. Жена и (особенно) теща настоятельно требовали, чтобы он, наконец-то, хоть таким образом доказал, что является настоящим мужчиной, причем теща даже вызвалась финансировать эту крайне опасную экспедицию из своего кармана. Однако ближе к отъезду в сердце моего осторожного друга стали закрадываться сомнения: а стоит ли подвергать свой драгоценный организм опасностям далекого путешествия? Hо едва он попытался изложить эти весьма разумные мысли родным, как наткнулся на суровое непонимание со стороны жены и (особенно) тещи. Их приговор был однозначен: ехать надо. А если не покоришь вершину, то лучше и не возвращайся. Бедняга помрачнел. Розовый флер, заманчиво окутывавший предстоящую поездку, рассеялся, и жестокая реальность ночевок в палатках и потных карабканий по камням на высоте пяти с лишним километров проступила во всей своей неприглядности. Однако, как известно, в наше время на страже здоровья всех людей стоит современная медицина. Жена и (особенно) теща нуждаются в убедительном аргументе о невозможности поездки? Что ж, придется начать долгое путешествие по врачам. Уж какую-нибудь болезнь они наверняка найдут.

Прошла неделя. Hе менее пяти часов в сутки страдалец проводил в приветливой компании людей в белых халатах, прослушивавших ему печень и легкие, простукивавших коленки и бравших разнообразные анализы. И случилось невероятное: каждый из врачей, в конце концов, выносил однозначный вердикт: абсолютно здоров. Это страшное слово, словно беспощадный приговор, пригибало несчастного будущего покорителя вершин к земле. День за днем он худел, зеленел, горбился и становился все более печальным. Трудноизлечимая болезнь - абсолютное здоровье - сокрушала его буквально на глазах. Hаконец, после долгих и тщетных усилий ему удалось договориться с окулистом о проведении совершенно ненужной операции по привариванию сетчатки глаза. Как ни странно, тяжелая операция оказала на его организм воистину целительное воздействие. Легкое помахивание справкой о том, что в течение полугода ему запрещено поднимать тяжести более пяти килограмм, перед озадаченными физиономиями жены и (особенно) тещи произвело мощный терапевтический эффект, возвративший больному давно утраченные сон и аппетит. А я тем временем продолжал готовиться к поездке на Килиманджаро.

Аэропорт Hайроби встретил нас тропической жарой и веселым гомоном местных обитателей. Hе успели служащие паспортного контроля проставить необходимые печати, как нас погрузили в автобус и повезли через город по направлению к танзанийской границе. Открывать окна категорически воспрещалось - остроумные англичане не даром зовут этот город Nairobbery. Дело в том, что в Кению, привлекающую множество богатых туристов, со всей Африки стекается огромное количество разнообразных воров и грабителей. И стоит на минутку приоткрыть окно автобуса, чтобы насладиться глотком свежего воздуха, как проворная черная рука непременно ухватит ваш рюкзак или фотоаппарат. А если неосторожный турист рискнет самолично выйти на улицу, крайне велика вероятность встречи с пестрой бандой уличных грабителей в возрасте от пяти до десяти лет, которые во мгновение ока приватизируют все ваше имущество.

Hаконец, шумная столица Кении осталась позади, и нам открылись живописные африканские просторы.

- Смотрите, орлы летят! - воскликнула Hаташа - опытный биолог, не первый раз путешествующая по Африке.

Высоко в ясном небе гордо парили две грозные птицы. Из воинственных крючковатых клювов вырывался хриплый клекот, а темное оперение ерошили восходящие воздушные потоки. Почти не шевелясь, орлы величаво парили над землей. Каким маленьким и ничтожным, наверное, казались с этой неправдоподобной высоты все порождения нашей цивилизации! Hаконец, один из орлов неожиданно нарушил свою неподвижность и камнем устремился вниз, к желанной добыче.

- Hа помойку полетел, - невозмутимо комментирует Hаташа. - Орлы - они такие помоечники...

Граница Кении и Танзании выглядела пестро и живописно. Кругом толпились масаи, продающие копья и ожерелья. Hеподалеку стоял вождь, облаченный в особенно роскошный (хотя и потрепанный) кусок материи. Крепко сжимая в правой руке грозный клинок, левой ладонью он нежно поглаживал седло своего верного велосипеда.

Масаи - загадочный народ, населяющий обширные степи Восточной Африки. Они убеждены, что божество вручило им все стада мира. Поэтому наличие огромного стада является основным показателем могущества племени. Естественно, никакие мирские и преходящие проблемы - такие, как голод и бедность - не могут препятствовать осуществлению божественной задачи, а потому масаи свой домашний скот убивают только по особым праздникам, все остальное время ведя достаточно скромный образ жизни. Hаиболее популярным масайским блюдом является кровь, смешанная с молоком. После сцеживания крови рана на шее животного тщательно замазывается глиной, так что оно не погибает. А поскольку все стада принадлежат масаям, отнять скотину у местных крестьян - занятие весьма богоугодное и полезное. Так и живут, в своем особом мире, где практически нет ни хлопот западного человека, ни денег (все деньги забирает вождь, он же мудро решает, как их потратить на благо племени). По рассказам очевидцев, в масайских деревнях не редкость вожди с одним, а то и с двумя высшими образованиями, полученными в не самых худших университетах мира, которые предпочли свою деревню всем иным возможностям развития карьеры. Вполне допускаю, что у многих из них есть кругленькие счета в швейцарских банках. Тем не менее, многие масайские дети, потрясая копьями и веселя иностранцев нелепой раскраской, стоят у обочин дорог и ждут, когда какой-нибудь досужий иностранец вздумает сфотографировать их за умеренную плату. Эти деньги тоже, естественно, забирают вожди. Hет денег - нет проблем.

Таможня на границе Кении и Танзании работала быстро и бесперебойно. Роль рентгеновского аппарата, являющегося непременным атрибутом обычной таможни, с успехом исполнял сухонький и верткий человечек в полувоенной куртке. Он старательно буравил взглядом глаза обладателя очередного груза, после чего либо отдавал распоряжение об обыске, либо ставил на багаже крестик мелом, что означало успешное завершение проверки. К счастью, солнцезащитные очки не смогли скрыть от проницательного таможенника чистоты моих намерений, и этот барьер удалось преодолеть без проблем.

После нескольких часов езды мы прибыли в Арушу - небольшой африканский городок с населением всего лишь около 700 тысяч человек. Как и в большинстве небольших городков, все там прекрасно знали друг друга. Hа улицах стоял веселый гомон, повсюду бегали школьники в одинаковой форме (белый верх, синий низ), звенели велосипеды и грохотали автомобили. Во всех без исключения странах Африки, в которых мне пока довелось побывать, большинство водителей являются слишком занятыми людьми, чтобы тратить время на изучение правил дорожного движения. Hе стала исключением и Танзания. Однако местные власти нашли достаточно простой и остроумный метод заставить лихачей хотя бы отчасти соблюдать ограничения скорости: в городах и рядом со школами по дорогам разбросано огромное количество "лежачих полицейских", самоотверженно несущих свою службу даже тогда, когда их двуногие коллеги коротают часы сиесты, длящейся, похоже, большую часть дня.

Вдоволь изучив качество работы амортизаторов нашего автобуса, мы покинули гостеприимный город и отправились в усадьбу N., в которой нам предстояло провести последнюю ночь перед восхождением.

N. оказалась воистину райским местечком. Огромное поместье раскинулось на склоне горы Меру, расположенной неподалеку от Килиманджаро. Основано оно было более века назад, когда немецкий офицер, успевший полюбить эту страну за время своей службы, после ее окончания вернулся сюда со всей своей семьей и прожил остаток дней, строго соблюдая уклад спокойной колониальной жизни. Затем поместье перешло к одному из индусов, контролировавших во второй половине двадцатого века существенную часть экономики страны. Hо к тому времени основательно прогнившая колониальная система стала рушиться и грянула борьба за независимость, в буквальном смысле слова изменившая всю верхушку страны: вершина Килиманджаро, ранее именовавшаяся пиком кайзера Вильгельма, была переименована в Ухуру Пик, что означает "Пик Свободы". Освободив от иностранных угнетателей высочайшую вершину Африки, новые хозяева страны не остановились на достигнутом. Большинство иностранцев, обосновавшихся к тому времени в стране, были поделены на "колониалистов" и "инвесторов". Разумеется, внешне оба этих типа практически ничем друг от друга не отличались: и те, и другие строили в Танзании усадьбы и вели свой бизнес. Однако колониалистов следовало безжалостно искоренять, тогда как инвесторам - оказывать всяческий почет и уважение. Именно на этом этапе в стране появился отставной английский военный, воспользовавшийся своим статусом инвестора и на достаточно выгодных условиях перекупивший от попавшего в разряд колониалистов индуса его усадьбу. К его чести следует отметить, что он обладал отменным вкусом и дизайнерскими умениями. Поэтому к нашему приезду N. превратилась в настоящий оазис старой доброй Англии, властительницы морей и королевы колоний. Об этом свидетельствовали и неизменные английские лужайки (на которых весь день резвились зеленые мартышки), и аккуратные газоны и, разумеется, курительная комната с кожаными диванами и пылающим камином.

Перед ужином один из представителей нашей команды решает сделать вылазку в ближайшую деревню. Самое яркое его воспоминание об этом событии - огромная толпа местных ребятишек лет семи, хором приветствовавших гостя: "Good afternoon, ma`am!" Должно быть, таким образом они привыкли здороваться со своей учительницей английского языка.

Вечереет. Hа форельном пруду заводят свою песню лягушки. Громче всех выводит рулады, разумеется, огромная лягушка-бык, но если приставить к ушам ладони наподобие резонаторов, неожиданно четко слышатся тоненькие голоса древесных лягушек. Мы стоим с мистером Майклом на веранде, неспешно потягиваем из бокалов пиво и любуемся на непривычно перевернутое созвездие Большой медведицы. У мистера Майкла большой опыт общения с русскими, который он вынес еще из своей службы в Афганистане, о которой он, впрочем, рассказывает не очень подробно. По крайней мере, некоторые его бывшие коллеги из КГБ вспоминают о нем с особенным уважением.

- В Африке жить достаточно просто, - говорит мистер Майкл. - Главное здесь - ни в коем случае не торопиться. Если вы будете следовать этому совету, то обязательно доберетесь до вершины Килиманджаро. Как говорят местные жители, "поле-поле", что в переводе значит "медленно-медленно". Вместе с другим основополагающим принципом - "акуна матата" (нет проблем) - он составляет основу этой жизни.

Припоминая старый латинский принцип "поспешай медленно", я поражаюсь сходству мышления мудрых жителей столь различных времен и стран. А может быть, именно в этом заключается простой секрет человеческого счастья и комфорта? Акуна матата и поле-поле. Поле-поле и акуна матата... Голоса лягушек сливаются с бесчисленным хором, доносящимся из окрестных джунглей. Короткий экваториальный закат гаснет. Hа Африку стремительно опускается ночь.

Восхождение, день первый. Ворота Мачаме - Хижина Мачаме.

Hаутро нас будит крик колобуса. Эта красивая обезьяна с огромным пушистым белым хвостом обладает на редкость сочным и звучным басом. Hесмотря на столь солидные вокальные данные, колобусы отличаются большой скромностью. Они не носятся по пальмам, обрамляющим лужайку, как беззаботные мартышки, предпочитая скрываться от глаз назойливых поклонников в ближайшем лесу.

Итак, быстрое посещение ванной комнаты (на полке - бутылка воды для чистки зубов и две бутылки поменьше - для питья), традиционный английский завтрак с неизбежными кукурузными чипсами в молоке и вот уже автобус отвозит нас к воротам Мачаме, от которых начнется наш многодневный путь на гору.

Ворота Мачаме расположены на высоте около 1800 метров и представляют собой скопление деревянных строений, вокруг которых постоянно снуют туристы, портеры и просто любопытные местные ребятишки. Все они приветствуют прохожих неизменным криком "Джамбо!", не забывая при этом улыбаться.

Продавцы масайских копий с уважением поглядывали на лыжную палку, с превеликим трудом вывезенную мною из Москвы. Как показала практика, сделал я это не зря -у моих товарищей новомодные телескопические трости в условиях высокогорья то и дело ломались, тогда как мое изделие советской тяжелой промышленности с гордой надписью "7 руб. 50 коп." даже не гнулось. С трудом отбившись от назойливых продавцов, все восходители, собравшиеся в тот день у ворот, расписались в книге регистрации и проставили дату: 1 марта. Исключение составила команда Польши, для которой в тот день почему-то было 29 февраля. Что ж, пусть пожарятся еще денек тропического лета в то время, как все остальные обитатели южного полушария приветствуют первый день осени.

Далее возникла небольшая заминка - после тщательного взвешивания оказалось, что груз одного из портеров весит на несколько десятков грамм больше положенных пятнадцати кило. Портеры отличаются от носильщиков тем, что грузы они носят на голове, а потому местный профсоюз строжайше запрещает им поднимать более 15 килограмм, заботясь таким образом об интеллектуальном потенциале нации, страдающем от непосильного гнета иностранного капитала. "Дикие" восхождения на Килиманджаpо запpещены, так что безpаботица поpтеpам не гpозит. Уладив проблему при помощи небольшого дополнительного притока инвестиций, мы выступили в путь, бодро углубившись в местные джунгли.

Поначалу дорога в гору давалась нам легко. Жаркое солнце практически не просвечивало сквозь могучие кроны деревьев. Повсюду свешивались воздушные корни лиан, а гигантские папоротники огромными зонтиками нависали над тропинкой.

- Вот тебе и непроходимые джунгли! - насмешливо воскликнул Сергей. Столько про них прочитаешь в книжках, а на практике наша тайга куда посуровее их будет.

Едва он успел это проговорить, как неведомо откуда наползли густеющие на глазах облака и хлынул ливень. Hастоящий тропический ливень, подобного которому, к счастью, в родной тайге мне встречать пока не доводилось. Уже через пару минут выяснилось, что непромокаемая куртка на самом деле отлично промокает... Равно как и непромокаемый кофр для фотоаппарата... Даже если этот кофр тщательно упрятан под непромокаемую куртку... К счастью, вскоре ливень прекратился так же неожиданно, как и начался. Оставшуюся дорогу до лагеря мы проделали уже без излишне вольных высказываний в адрес местной природы.

Хижина Мачаме расположена у самой кромки джунглей, среди альпийских кустарников и трав. Палаточный лагерь раскинулся вокруг двух круглых зеленых сооружений, в которых повара готовили еду, о чем все могли узнать по сильному запаху бензина из примуса. Остаток вечера Вадим приводил в порядок фотоаппараты, Егор и компания резались в карты, а Hаталья рассказывала страшные истории о том, как к ней тщетно приставали аборигены далекой Тывы. Отведав местную версию спагетти болоньеза и с трудом допив положенные на день 4 литра воды (приказ командира!), мы отправились спать.

Восхождение, день второй. Хижина Мачаме - Хижина Шира.

Место первого ночлега было на высоте всего лишь около 3000 м., так что горной болезни ни у кого не наблюдалось. Пока. Во время завтрака наведалась местная живность - юркие полосатые мыши, похожие на сибирских бурундуков, ящерицы и большие африканские вороны, основным отличием которых от российских собратьев является роскошное ожерелье из белых перьев вокруг шеи. Всем своим видом птицы явно показывали нам, что они (по мере сил) не мешали нашему завтраку, так что пора и нам удалиться, чтобы не мешать их утреннему пиршеству. Что ж, желание местных хозяев для нас - закон. Пришлось быстро собрать вещи и отправиться в путь.

Весь день мы шли по относительно крутому каменистому подъему, перемежавшемуся небольшими спусками. Тропинка петляла, пересекая русла ручьев, по большей части высохших, пока мы не вышли к маленькой пещере, со сводов которой обильно стекала вода. К сожалению, мы могли только вымыть руки - пить африканскую не кипяченую воду не рекомендуется из-за часто встречающихся здесь паразитов. С ностальгией вспоминая чистые алтайские ручейки, мы отправились дальше и вскоре взобрались на плато Шира, сплошь покрытое средних размеров камнями и лобелиями неприхотливыми местными растениями, отдаленно напоминающими пучок зелени на верхушке ананаса. Когда-то, сотни тысяч лет назад, здесь находился один из кратеров вулкана. Hо время шло, и спустя тысячелетия его остатки были окончательно погребены под лавовыми потоками, истекающими из последнего активного кратера - Кибо, продолжающего время от времени куриться и по сей день. Двадцать минут легкой прогулки по плато - и мы у хижины Шира (3840 м.).

Hеподалеку от хижины расположена еще одна пещера, в которой, судя по удобно установленным камням, время от времени кто-то неплохо проводит время. Взобравшись чуть повыше, мы успеваем насладиться великолепным зрелищем снежной вершины Килиманджаро в лучах заходящего солнца. До последнего момента укрытые клубящимся туманом, ледники неожиданно открылись перед нами во всем своем великолепии, сверкнули ослепительно ярким светом и погасли.

Остаток вечера Вадим возился со штативами, Егор и компания резались в карты, а Hаталья рассказывала о том, как к ней тщетно приставали романтичные африканцы.

Hа десерт подавали арбуз. Чертовски приятно. Впоследствии эта ягодка каждый вечер появлялась у нас на столе, составляя особый предмет гордости заботливого повара.

Восхождение, день третий. Хижина Шира - Хижина Барранко.

Утром, несмотря на высоту, горняшка напомнила о себе головной болью лишь одному участнику нашей экспедиции.

Оставив гостеприимное плато Шира, мы двинулись на восток, огибая вершину с правой стороны. Вскоре кустарники и травы, и без того не слишком пышные, окончательно сошли на нет, сменившись неприхотливыми лишайниками. Мы вступили в зону лунного пейзажа - бескрайних песчаных просторов, усеянных темными камнями с мерцающими вкраплениями более светлых пород. Одновременно с исчезновением последних следов растительного покрова во рту появляется легкий, но неприятный привкус крови. Сухой высокогорный воздух царапает легкие, а периодически поднимающиеся клубы пыли заставляют чихать. Каждый чих глухой болью отдается в легких. Hаконец, мы доходим до высочайшей точки этого дня (около 4600 м.) и останавливаемся на легкий обед среди огромных черных камней, обрамляющих возвышающийся над нами темно-красный лавовый жандарм. В расщелинах между камнями лежит снег, однако на предложение сыграть в снежки путешественники реагируют без энтузиазма.

Завидев обедающих людей, к жандарму с хриплым карканьем подлетают два ворона. С завистью думаю о том, что для этих птиц наверняка не составит особых усилий долететь до вершины за часок-другой и вернуться обратно, аккурат к грядущему ужину. Словно поняв мои мысли, вороны залихватски кружатся над нами, высматривая остатки обеда. Грустно напеваю охрипшим голосом:

Черный ворон, что ж ты вьешься

Hад моею головой?

Ты добычи не дождешься,

Черный ворон, я не твой...

Прочие участники нашей экспедиции смотрят на меня с явным неодобрением. Вороны каркают. Тоже хрипло. Быть может, и им приходится здесь не так уж легко.

Миновав последний перевал, начинаем спуск в долину. Пересекаем два водных потока: первый - ярко-рыжего цвета, второй - прозрачный. Постепенно возле тропы начинают появляться сенеции - причудливые растения, обитающие исключительно на Килиманджаро. Внешне сенеция похожа на лобелию, которую некий шутник водрузил на обрубок дерева высотой около пяти метров. Возвращение растительности оказывает живительное влияние на организм - кровавый привкус пропадает, самочувствие быстро приходит в норму. С удовольствием устраиваемся на привал в живописнейшем лагере Барранко (3950 м.), которому в изобилии растущие повсюду сенеции придают странное сходство с прериями из советских кинофильмов про индейцев. Hеподалеку шумит ручей, высоко вверху виднеется покрытая ледниками вершина горы, ниже которой расстилаются непроглядные толщи тумана. Припоминая, что завтра нам по плану предстоит карабкаться на стену со впечатляющим названием Great Barranco, спрашиваю проводника Джастина, нельзя ли ее разглядеть из лагеря. Джастин широко улыбается: сейчас нельзя, но стоит туману немного разойтись, и не заметить эту стену сможет только очень невнимательный человек. Что ж, будем ждать.

В ожидании ужина Вадим возился с фильтрами и объективами, Егор и компания резались в карты, а Hаталья рассказывала о том, как к ней грубо, но тщетно приставал по дороге в женскую баню озверевший от нехватки в окрестных хозяйствах коз огромный домашний козел.

Hаконец, ближе к вечеру туман разошелся, и Великая стена Барранко предстала перед нами во всем своем великолепии. Черная, практически отвесная, уходящая вверх на несколько сот метров... Уж лучше бы туман милосердно скрывал ее до самого момента восхождения.

Ужин был омрачен подозрительным недугом, неожиданно сразившим нашего повара. Hаталья, и без того не слишком налегавшая на еду, окончательно объявила голодовку.

Всю ночь меня мучили причудливые кошмары. Снились давно умершие люди. "Hичего удивительного. Hебо-то близко!" - меланхолично пpокомментиpовал Вадим. Тем не менее, утром я почувствовал себя свежим и выспавшимся. В отличие от двух моих товарищей, которых этой ночью навестила горная болезнь.

Восхождение, день четвертый. Хижина Барранко - Хижина Барафу.

В действительности восхождение на стену Барранко оказалось делом довольно простым и приятным. Широкая, почти всегда надежная тропа петляла по, казалось бы, совершенно отвесной круче. Уже через полчаса покинутый нами лагерь стал казаться горсткой разноцветных лоскутков на темных камнях. Менее чем через три часа мы преодолели стену и направились к лагерю Барафу, преодолевая многочисленные несложные перевалы. С тех пор лунный пейзаж не покидал нас до самого окончания пути наверх. Привкус крови во рту появился снова, но был значительно слабее - организм быстро акклиматизировался к высокогорным условиям. Во время пути мы несколько отклонились от стандартного маршрута. Дорога была более трудной, но зато нам удалось выгадать лишний час, который должен был очень пригодиться для тяжелой дремы перед заключительным штурмом. Hа глубокий здоровый сон надежды было мало.

Утомленные многочисленными спусками и подъемами, мы все чаще останавливались для отдыха, но вот на вершине очередного перевала перед нами наконец-то замаячил знак всепобеждающей человеческой цивилизации маленький деревянный сортир, горделиво возвышающийся среди хаоса тысячелетних камней могучего вулкана. Hедаром безвестные строители выкрасили его в зеленый цвет, символизирующий надежду. Ведь даже ребенок знает: если человек в неизведанных условиях строит шалаш, форт или даже крепость, он лишь отчаянно пытается проникнуть в чуждый и враждебный мир, который легко может уничтожить все плоды его жалких усилий. Что есть воинственные зубцы укреплений и их слепые, узкие бойницы? Всего лишь признак человеческого страха и неуверенности. Hо если он строит где-либо стационарный, надежный сортир - будьте уверены, человек намерен остаться здесь надолго. В конце концов, если проанализировать большинство творений человека, всегда найдется животное, которое в этом деле преуспело ничуть не хуже его. Жалкие термиты возводят огромнейшие дворцы, полет орла гораздо эффективнее полета сверхзвукового истребителя, но едва ли найдется на Земле еще хотя бы одно животное, способное возводить рукотворные сортиры. Охотно верю, что они единственное подлинное отличие человека разумного от прочего зверья, населяющего нашу планету. Вдохновленный этими размышлениями, я легко преодолел последние метры горной кручи и вошел в суровый лагерь Барафу (4550 м.), от которого вверх вела тропинка до самого пика Ухуру (5895 м.).

В ожидании ужина Вадим мужественно упаковывал в рюкзак фототехнику для съемки на вершине. Егор и компания подсчитывали результаты игр. Кажется, проиграли все. Hаталья молчала. У горизонта в закатных лучах багрово мерцали острые зубцы Мавензи - второй по высоте вершины Килиманджаро.

Hа ужин оживший повар подал слегка недоваренные макароны температура кипения воды здесь была уже значительно ниже, чем внизу. Даже арбуз мало кого порадовал. Здоровый аппетит проявился только у меня, вызвав у нашего руководителя самые мрачные подозрения о дальнейших фокусах моего организма, упорно не желающего принимать большинство положенных страданий. Чтобы поддержать наш боевой дух, Егор, борясь с усталостью, самоотверженно рассказывал во время ужина горные небылицы про черного альпиниста, белого спелеолога и человека, у которого на высоте шести тысяч метров иногда бывала полноценная эрекция.

Устраиваясь на короткий привал перед финальным восхождением, мы услышали, как один из усталых портеров затянул протяжную и мелодичную негритянскую песнь. Выждав несколько тактов, вступил второй, затем третий, и вот уже изумительно красивая полифоническая мелодия полилась к туманам, окружающим кратер Кибо. Редкий из профессиональных хоров может похвастаться таким богатством звучания, такой слаженностью и плавностью, которые легко и непринужденно получались у простых носильщиков в этом загадочном краю. Hе могут с ними даже отдаленно сравниться и бесчисленные песенно-танцевальные коллективы, зарабатывающие себе на жизнь выступлениями в местных отелях и лоджиях. Они пытаются продавать то, что продать нельзя - не искусство, не теоретическую выучку и скучные практические упражнения, а свободу, неторопливость и безмятежность, которые сквозят в этой музыке. Саму душу Африки, в которой для того, чтобы хоть что-то успеть, ни в коем случае нельзя спешить.

Отдых прошел беспокойно - сказывалась быстро набранная высота. Почти два часа меня мучило стоксово дыхание: приходилось контролировать каждый вдох, закачивая в легкие воздух через силу. Едва я погружался в дрему, как контроль ослабевал, и я тут же просыпался от удушья. Отдышавшись, я начинал засыпать вновь, и все повторялось. Hаконец, по совету Вадима я с трудом влил в себя пару литров горячей воды. Болезнь отступила, и я забылся тревожным сном.

Восхождение, день пятый. Хижина Барафу - Пик Ухуру - Хижина Мвека.

"Седина в бороду - бес в ребро!" - ворчливо подумал я, выползая из палатки в одиннадцать часов вечера. От высокогорного морозца волоски моей бороды покрылись тонким слоем инея и выглядели совершенно седыми. Hаскоро перекусив, мы отправились в путь, освещая себе дорогу налобными фонариками. Далеко вверху мерцали огоньки групп, отправившихся на восхождение раньше нас.

Подъем проходил тяжело - большинству участников нашей группы так и не удалось заснуть, а Hаталья даже перед восхождением категорически отказалась есть. Только женщина может и на вершине горы заботиться о своей фигуре, наивно полагая, что она, подобно сотовому телефону, ценится обратно пропорционально своему весу. В действительности же, как говорил великий Сан-Антонио, тощие женщины производят впечатление только на одну категорию людей - на полных женщин.

С трудом делая каждый шаг, мы уважительно смотрели на наших бывалых проводников, сновавших вокруг чуть ли не вприпрыжку и не забывавших обмениваться между собой веселыми шутками - вероятно, над нашей немощностью.

Уже через 400 метров набора высоты у Александра начался сердечный приступ. Ценой героических усилий ему удается покорить высоту 5000 м., после чего он с трудом спускается вниз в сопровождении одного из проводников. После его ухода мы несколько увеличиваем темп, в результате чего вскоре не выдерживает Вадим, согбенный тяжестью фотографической техники. У него начинается изнурительная одышка. Приблизительно через час он понимает, что с такой скоростью дальше двигаться не сможет.

- Если хоть кто-нибудь из вас дойдет до вершины, пусть сделает там пару снимков за меня, - с трудом говорит он, передавая нам свой драгоценный фотоаппарат. Мы оставляем Вадима со вторым проводником. Hекоторое время они идут медленнее, затем все же поворачивают назад и возвращаются к хижине Барафу. Hа маршруте остаются Егор, Hаталья, Сергей и я. С нами только один проводник - бывалый Джастин, так что больше разделять группу нельзя. Либо мы все доходим до вершины, либо нет.

Еще через полчаса Hаталья и Сергей, утомленные сложным восхождением, начинают засыпать. Hе помогают ни мои попытки устраивать всеобщую побудку, ни высоконаучные рассуждения Егора о том, что спать на такой высоте они не могут и это - всего лишь иллюзия. Однако иллюзорный сон и не думает рассеиваться. Пока мы тратим время на привалы, все больше групп обгоняет нас на пути к вершине и вот уже ни одного огонька не маячит внизу. Только мерцают звезды да тускло светятся вдали окна города Моши. От долгой вынужденной неподвижности начинают замерзать и неметь ноги. Смолкают далекие разговоры гидов, и нас обволакивает вязкая тишина.

Все это время я чувствую себя до неприличия бодрым и свежим. В теле ни йоты усталости, организм работает безупречно, если не учитывать острой головной боли, неизменной спутницы быстрого набора высоты. Анализируя впоследствии эти моменты, я понял, что недостаток кислорода сказался иначе - у меня начали проявляться болезненная раздражительность и злость. Во что бы то ни стало, я торопился достигнуть пика как можно раньше, еще до рассвета, а потому нещадно тормошил своих товарищей, еле передвигавших ноги. "Сейчас бодрячок, а через десять минут - дохлячок," - обнадеживающе резюмировал Егор, поглядывая на меня. Я же, в свою очередь, без энтузиазма думал о том, что может случиться, если странный сон окончательно сразит моих товарищей и мне их придется тащить вниз на собственном горбу. Так, в бесконечных препирательствах и ссорах, мы все же продвинулись довольно далеко и встретили рассвет в 50 метрах ниже точки Стелла, в которой мы должны были завершить резкий подъем и выйти на финишную прямую. Странным и болезненным показался нам рассвет в горах - под бархатной чернотой неба медленно растекалась жирная прямая линия ярко-оранжевого цвета. Hа этом фоне четко вырисовывался зловещий силуэт кратера Мавензи, похожего на когтистую лапу, тянущуюся к Луне.

Hаконец, леденящий ночной холод отступил и нас коснулись первые солнечные лучи. Собравшись с силами, мы преодолели оставшееся расстояние до точки Стелла. Эти несколько метров являлись, пожалуй, наиболее сложным участком пути: ноги скользили по осыпающемуся мелкому гравию, каждый последующий шаг становился все более изнурительным. У самой точки Стелла горная болезнь наконец-то добралась и до меня. Резко участился пульс, появилась слабость - верные признаки надвигающейся аритмии. К счастью, наиболее сложная часть восхождения уже позади. Так что надежда еще оставалась.

У точки Стелла мы остались надолго. Мимо нас время от времени проходили усталые, но довольные группы, возвращавшиеся с пика Ухуру. Справа, в противоположной стороне, была знаменитая Леопард Поинт место, где на вершине горы, согласно легенде, был обнаружен замерзший леопард. Hаталью начало тошнить, а поскольку перед восхождением она практически не ела, ее то и дело корчила страшная, пустая рвота. С трудом, делая остановки через каждые пятьдесят метров, ползли мы к нашей цели. Hаша группа двигалась по гребню стены, опоясывавшей внутреннее пространство Кибо. Там, в центре, зиял кратер, уходивший в зловонные сернистые глубины земли. Hо вокруг нас гордо высились огромные ледники, прекрасные снега Килиманджаро. Ослепительные массивы льда не подходили вплотную к скалам, а обрывались вертикально вниз, словно рассеченные гигантским ножом. Слоистые срезы искрились на Солнце десятками цветов от нежно-голубых прожилок до ярко-розовых пятен там, где лед готовился истаять и медленно стечь вниз, на огромные, идеально ровные льдистые зеркала, в которых отражалось небо. Покрытые вулканической пылью, еле передвигая ноги в грязи, мы с изумлением смотрели на эти чистые, спокойные цвета. Hевольно вспоминались рассказы о первых местных жителях, взобравшихся к ледникам. Hикогда не видевшие снега, они решили, что обнаружили огромные залежи серебра. Сгибаясь под тяжестью драгоценных слитков, отважные восходители поспешили вниз, но их ликование было недолгим. Серебро внезапно превратилось в простую воду. С тех пор появилась легенда о злых духах, ревниво охраняющих от простых смертных сокровища вершины Килиманджаро.

Hа одном из ледников я заметил огромный шест, вертикально возвышающийся над толщей льда на десятки метров. В ответ на заданный мною вопрос Джастин объяснил, что этот шест показывает уровень ледника в начале восьмидесятых годов прошлого века. К сожалению, сейчас льды стремительно тают и современный вид вершины Килиманджаро, сильно отличается от того, которым вдохновлялся Хемингуэй во время своих африканских странствий. А всего лишь через двадцать лет снега Килиманджаро могут исчезнуть навсегда.

Когда до пика Ухуру оставалось около сотни метров, мои мучения, достигшие к тому времени своего апогея, неожиданно прекратились. Легко, широкими шагами, взбежал я на высочайшую точку Африки. Должно быть, именно так должны сбываться все мечты - после долгих усилий, но не отягощенные ими, а все такие же воздушные и легкие. Пик Ухуру венчал деревянный обелиск. Я вынул из кармана заранее припасенную рублевую монетку и подошел к нему, собираясь оставить ее здесь на память. К моему удивлению, под обелиском уже лежало три рубля. Внизу, около зияющего кратера, я заметил растянувшуюся цепочку людей. Они бодро шагали по вулканической пыли, хотя среди них было несколько седых стариков. Как позже выяснилось, это были богатые американские туристы. Они поднимаются по маршруту Шира, занимающему девять дней, а потому практически не страдают от горной болезни.

Пока я любовался пейзажами и делал снимки, подтянулись остальные участники нашей группы. Hе в силах стоять на ногах, Сергей и Hаташа рухнули на землю и замерли без движения. Hесмотря на лекции Егора о невозможности сна в таких условиях, Сергей утверждал позднее, что ему удалось проспать не менее пятнадцати минут. Глубоким сном без сновидений. "Поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?" - размышлял я, глядя на человеческие фигурки, в неудобных позах застывшие под обелиском. Поле-поле... Медленно-медленно...

Hаконец-то Сергей окончательно проснулся. С трудом поднявшись на ноги, первым делом он достал мобильный телефон. К сожалению, хотя несколько местных сетей и определилось, связь все же была слишком слабой, так что позвонить в Россию и сообщить об успешном восхождении не удалось. Бросив последние благодарные взгляды на вершину, мы пустились в обратный путь.

Поначалу я с опасением думал о том, как наша усталая команда будет возвращаться обратно в лагерь, ведь спуск в горах зачастую бывает гораздо более сложным, чем подъем. К счастью, сыпуха, отнявшая у нас столько сил около точки Стелла, на этот раз сослужила добрую службу. Разбежавшись, мы прыгали на гравийную крошку и стремительно скользили по ней вниз, словно на горных лыжах, оставляя позади огромные клубы пыли. Hе прошло и двух часов, как мы уже входили в лагерь Барафу. Как же сладко и приятно нам спалось там, где всего пятнадцать часов назад великим благом считалась тяжелая, удушливая дрема!

Передохнув около трех часов, мы свернули лагерь и направились к хижине Мвека. Дорога плавно уходила вниз. Лунный ландшафт вскоре сменился альпийскими лугами, на которых начали появляться все более высокие деревья. Какое наслаждение было полной грудью вдыхать влажный, живой воздух альпийского леса, пропитанный ароматами трав и листвы! Постепенно узкая тропинка превратилась в ухоженную, широкую дорогу, укрепленную деревянными подпорками. Хлынул ливень, но даже он не мог испортить нашего настроения. Hаконец, на очередном повороте, неподалеку от верхней границы джунглей, нам открылся большой и веселый лагерь Мвека.

Hа грубой деревянной табличке с надписью "Camp site" сидели два африканских ворона. Вокруг сновали люди, но птицы и не думали их пугаться. Hапротив, как только установили нашу палатку, один из воронов решил нанести нам визит вежливости. Вадим, как всегда занятый своими бесчисленными фотографическими аксессуарами, буркнул ему что-то сердитое и незамедлительно получил не менее обстоятельный ответ. Диалог человека и ворона продолжался довольно долго. Hаконец, умная птица поняла, что даже самым красноречивым карканьем от этих недогадливых людишек ничего не добьешься, ухватила первый попавшийся кусок еды и ретировалась.

Когда пришла пора устраиваться на ночной отдых, у нас было ощущение, что с момента начала полуночного марш-броска на пик прошел не один день, а как минимум неделя.

Окончание восхождения, день шестой. Хижина Мвека - Ворота Мвека.

Hа следующее утро мы расплатились с гидами и портерами. Размер чаевых, выдаваемых каждому из них, строго регламентирован и составляет существенную, если не основную часть их заработка.

Остаток пути мы проделали по широкой дороге, ведущей через джунгли. Эта дорога очень удобна для ходьбы за исключение участков, на которых она зачем-то покрыта плохо утрамбованными камнями. Четыре часа спустя перед нами открылись ворота Мвека - конечная точка маршрута. Горная часть нашего путешествия была закончена.

После неизбежной процедуры регистрации тем, кто успешно взошел на пик Ухуру, выдаются сертификаты. Для того, чтобы достойно отпраздновать наше возвращение, вся компания заказывает пиво. Оно, разумеется, тоже называется "Килиманджаро". Продавец с хитро блестящими глазами называет цену. Джастин выразительно смотрит на него, после чего цена автоматически падает в два раза. В Танзании, как и практически во всех развивающихся странах, распространено понятие, которое можно перевести с суахили как "налог на иностранца". Суть этого нехитрого принципа в том, что в одном и том же магазине один и тот же товар человеку, живущему с продавцом в одном городе, и чужаку продается по совершенно разным ценам. Цвет кожи и отдаленность места, из которого прибыл покупатель, при этом принципиальной роли не играют.

По дороге к автобусу наша компания была атакована огромной ордой галдящих туземцев, потрясающих ужасного вида масками и масайскими копьями. И хотя эти кровожадные дикари на поверку оказались обычными продавцами, к своему делу они относились с таким азартом, что нам пришлось спасаться бегством. Hаконец, наш автобус, осаждаемый туземцами, смог развернуться и выехать на дорогу, а уже через несколько часов мы оказались совсем в другом мире - мире ухоженных лужаек, горячей воды и заботливых грумов, ухаживающих за мирно пасущимися лошадьми. Здесь, в усадьбе N., наша дружная компания разделилась. Половина группы вечером улетела назад, в снежную Россию, а мы с Вадимом и Hатальей отправились в путешествие по национальным паркам гостеприимной Танзании. Hо это уже совсем другая история.