Киллеров просят не беспокоиться

Нестеров уже вошел в квартиру и осматривался.

-- Хорошо живешь, -- одобрительно констатировал он, обозрев зеркальный потолок прихожей. -- Муж дома?

-- В отпуске, -- сказала Марина. -- Отъехал на юга.

-- Чего ж тебя с собой не взял?

-- Наверное, взял бы, но у нас ребенок, его деть некуда.

-- Вот как? Не знал, поздравляю. Можно познакомиться?

В этот момент из коридора раздался звук приближающейся коляски, и женщина вывезла в холл мальчика лет пяти.

-- Извините, мы не слышали звонка, -- смутилась женщина. -Поздоровайся, Коленька.

Мальчик поздоровался. Марина раздраженно отвернулась от всех и пошла в большую кухню, дверь в которую была открыта.

Ребенок сидел в инвалидном кресле, ножки его были атрофированы, короткие, они висели над полом, безжизненно покачиваясь.

Нестеров сглотнул ком, заставил себя улыбнуться и поздоровался с малышом.

-- Назад! -- неожиданно скомандовал он, и прислуга быстро увезла кресло.

-- Что с сынишкой? -- спросил он, оборачиваясь.

-- Ничего. Зачем ты пришел?

-- А что? -- нарочито встал в позу Нестеров. -- Или боишься, что муж неожиданно вернется? Это тот тип, которого я тогда с тобой в машине видел?

-- Когда -- тогда? Ты здесь раза три дежурил, выслеживал. И наивно полагал, будто я не замечаю.

-- Да. Тогда я все еще был влюблен и наивен...

-- Что ж, больше не страдаешь? Ну и слава Богу.

Марина села за стол, закурила. Кухня была длинная, уютная, по одну сторону шел дубовый гарнитур с мраморной поверхностью, по другую -- стол и длинный диванчик. Ничего лишнего, все сияло чистотой.

-- Хорошо живешь, -- повторил Нестеров. -- Так вы зарегистрированы?

-- Да, -- ответила Марина, -- а ты думаешь, что ради меня не стоило бросать жену?

-- Это смотря кому, -- Нестеров начинал искренне раздражаться, -- если бы я развелся, ты бы за меня и не пошла, а пошла -- так сбежала бы с чемоданами вскорости, у меня ведь не было и нет таких денег.

-- А-а, что ты знаешь!..

Нестеров снова вспомнил киевскую Марину.

Ждать Никиту в этой квартире было бесполезной тратой времени. Марина знает, что он в отпуске. Даже если Никита и нагрянет сюда, открывать огонь по нему при жене и сынишке -- последнее дело.

-- Где, ты говоришь, он работает? -- уточнил Нестеров.

-- Так тебе я нужна или мой муж?

-- Мне никто не нужен, с чего ты взяла?

Нестеров не то хотел сказать, но Марина уже взвилась.

-- С того взяла, что когда бывший любовник приходит к женщине, значит ему что-нибудь нужно, значит по делу. Он побеседует-побеседует, на больного ребенка посмотрит, о проблемах расспросит, а потом выложит свое дельце. Так, мол, и так, помоги, старушка, в том-то и в том-то...

-- Откуда такой опыт? -- не удержался Нестеров. -- И много любовников так тебя огорчало?

-- Не твое дело, ты что, ревнуешь до сих пор?

-- Когда это я тебя ревновал? -- Нестеров обиделся, чувствуя, что Марина попала в точку, ревность волной вскипала в нем с того момента, как он подошел к этому дому.

-- Если ты моим мужем интересуешься, то объясни -- зачем. Это ведь неспроста? Что, знакомства ищешь?

-- Ты так говоришь, будто я тайком прополз в твой дом и что-то выведываю.

-- А что, разве не так?

Нестерову все больше хотелось уйти. Но он должен был оставить последнее слово за собой.

-- Так, сдаюсь, сдаюсь, -- мягко сказал он. -- Мне действительно нужен твой муж, я слышал, он специалист в "Севресурсе", больше мне не к кому обратиться.

Марина тяжело вздохнула, как бы говоря, что она этого и ожидала.

-- Но его нет. Он уехал на Кипр. Он даже не звонит. Запер меня в золотой клетке и...

Она не договорила, но и печали не было на ее лице. Пожав плечами, включила чайник.

На прощанье она сказала Нестерову, что ее муж, Никита, действительно работает в "Севресурсе", в Департаменте безопасности, и когда он вернется, Марина Нестерову позвонит. Он долго раздумывал, стоит ли обеспечить безопасность Марины и ребенка, предупреждать ее о ведущемся следствии, но потом решил, что им ничто не угрожает. На всякий случай он позвонил из машины оперативникам из своего управления и попросил подежурить на углу Серебряного переулка и улицы Арбат, предварительно подключив телефон квартиры к прослушиванию. "Многим не равное -- pluribus impar", -промурлыкал он.

Дождавшись бригаду наружного наблюдения, он передал им одну из фотографий Никиты Семеновича Крекшина и уехал домой.

5

В Москве, к удивлению Нестерова, потеплело. Сквозь извивающиеся сизые тучи проблескивало солнце. В такую погоду обычно вспоминается детство или самые приятные минуты в жизни, словно рождаются те же ощущения и впечатления.

Нестеров лежал в кровати и смотрел в окно на небо, был полдень. Анна Михайловна давно не видела мужа в таком созерцательном состоянии. Она не стала говорить ему, что его второй день ищут, а просто позвонила Женечке, сообщила, что генерал дома, немного приболел. К завтрашнему дню Анна Михайловна пообещала поставить мужа на ноги. Расчет был верен. Она не предприняла ничего особенного, просто знала, что уже к вечеру Николай ощутит пустоту, начнет метаться и наконец поймет, чего ему не хватает. И снова станет входить в рабочее состояние.

А пока он заперся в их спальне, залез под одеяло и лежал, уставившись в окно. Перед его глазами, словно бестелесные херувимы, проплывали лица некогда имевших к нему отношение женщин: киевлянки Марины Лебедевой, Наташи Тереховой и Марины Крекшиной.

Наутро следующего дня Женечка в присутствии Вани Снегова и троих его ребят рассказывала Нестерову про шефа Департамента безопасности "Севресурса" Андрея Олеговича Сенокосова и его семью, разложив на столе фотографии. На фото был человек, которого Нестеров видел в уренгойском морге, сомнений не было. Жена Сенокосова выглядела элегантно, она чем-то напоминала принцессу Диану, только была небольшого роста, насколько это можно было понять по фотографии, и более сухощава. Но смотрела так же исподлобья, слегка опустив голову и едва заметно стыдливо улыбаясь.

-- Красивая женщина, -- заметил Володя Полян, который тоже был в кабинете.

-- Андрей Олегович Сенокосов, 1955 года рождения, женат. В "Севресурсе" работает три года. Ранее был сотрудником управления по борьбе с экономическими преступлениями КГБ. Костя Алтухов должен его знать. В конце октября отправился с женой в круиз по Средиземноморью, раньше не отпускали.

-- Проверили, от какой фирмы они уплыли? Не та же самая, что и у Тереховых и Крекшина?

-- Я проверял, -- вмешался Снегов, -- фирмы разные. Ничего общего между ними нету.

-- У Сенокосова есть своя охрана, но в круиз он брать их отказался, они только провожали его до Одессы, откуда вышел теплоход. Обеспокоены неприбытием Сенокосова и его жены в назначенный срок. Охранники встречали его в Одессе, но ни Сенокосов, ни его жена с трапа не сошли.

Руководство "Севресурса" организовало частное расследование, которое поручило сотрудникам Департамента безопасности. Никита Семенович Крекшин в расследовании участия не принимает, так как ушел в отпуск одновременно с шефом, и найти его, чтобы вызвать из отпуска, не представляется возможным.

-- Не удалось выяснить, -- перебил Женечку Нестеров, -- какое отношение имел Сенокосов к Новому Уренгою и что могло от него зависеть, что так заинтересовало преступника? Понятен вопрос?

Женечка сегодня была немного скованна. Еще бы! Все утро Нестеров с ней "на вы", не смотрит на нее, ходит стремительно, раздражен. Что она такого сделала, что попала в немилость?..

-- Вопрос понятен, я узнавала. Беседовала с сотрудниками и начальниками Сенокосова. О нем самом отзываются доброжелательно. Бывал резковат, но личных врагов у него не было. Говорят, справедливый человек, проявил себя в некоторых кризисных моментах как настоящий мужчина. Очень уважительно к нему относились. По службе никого не задевал, не увольнял. Там такие вопросы решает Департамент по кадрам. Женат всего пять лет. Всех потрясло, как он ухаживал за будущей женой, когда влюбился. Она была в курсе всех его дел, сотрудники, как ни странно, не возражали и не выказали никакого недовольства на сей счет. Жену он боготворил. Она часто забегала к нему на службу.

А Департамент безопасности занимался обеспечением этой самой безопасности на всех своих объектах, в том числе Сенокосов лично контролировал системы самоликвидации комбинатов и комплексов.

-- Хорошо, -- одобрил Нестеров. -- Это подходит...

-- Внутреннее расследование пока не дало никаких результатов. Президент "Севресурса" Борис Лашкевич сообщил, что они уже делали обыск на квартире Сенокосовых.

Нестеров насторожился.

-- Кто позволил? Да что за детский лепет! "...делали обыск...", -передразнил он. -- Я их под суд отдам, если это правда!

-- Николай Константинович, у них есть такое право, я проверяла. Им разрешена частная розыскная деятельность. Но они уверили, что не нашли пока то, что искали. А обыск дачи Сенокосовей я предотвратила. И квартиру, и дачу, и кабинет, где, конечно, тоже пошуровали, мы опечатали.

-- Что за лексика неюридическая? -- заметил Нестеров (он не мог сдержать себя). -- И что они такое ищут? Что-нибудь конкретное?

-- Конкретное, товарищ генерал, -- тихо сказала Женечка со слезами в голосе.

-- Ну-ну, что же вы замолчали?

-- Сенокосов имел доступ к магнитным карточкам, с помощью которых входят в бункеры, где расположены системы самоликвидации, и запускают эти системы...

-- Та-а-ак! Приехали.

Нестеров схватился за голову. Снегов нервно закурил.

-- И сколько таких карточек пропало?

-- Все, товарищ генерал. Ко всем системам Сибири. Приблизительно они выглядят как пластиковые карточки для банкоматов, а все вместе уместились бы в коробку из-под аудиокассеты. И вот именно их и не оказалось в сейфе, где они хранились. С правовой точки зрения, Сенокосов имел право изъять их из сейфа на время своего отпуска, так как он несет личную ответственность за них, и только он может... мог применять их по команде президента России или председателя правительства.

-- Замечательно. Не нашли, стало быть? -- простодушно спросил Нестеров. -- А жена где? Жена, жена?

-- Жена, Светлана Максимовна Сенокосова, 1960 года рождения, в девичестве Искольдская...

-- Женя, остановись! -- Нестеров поднял голову. -- В Новом Уренгое наш сучонок застрелил двоих Искольдских, мужа и жену. Установить срочно, есть ли родственная связь с женой Сенокосова, или совпадение случайное. До четырех часов вечера представить мне материал. Продолжайте.

Женечка записала в блокнот задание начальника и продолжила?

-- Сенокосова родилась в Обнинске, работала там в непрофессиональном театре, но, видимо, возомнила себя великой актрисой и в тридцать лет поехала завоевывать Москву. Здесь снимала комнату, участвовала от Москонцерта в поэтических вечерах, читала стихи, пробовалась на эпизодические роли. Познакомились на концерте в День нефтяника. Детей нет. Ее самой -- тоже нет.

Нестеров, не расположенный сегодня к шуткам, бросил на Женечку быстрый взгляд.

-- Сегодня проводим опознание Сенокосова, собрать всех сотрудников, кто работал с ним каждый день. Родственники какие-нибудь существуют?

-- У Сенокосова есть двоюродные братья и родная сестра.

-- Всех пригласить.

-- Зачем всех-то, Коля? Остановись на троих, будет быстрый взгляд, -вмешался Снегов, начавший замечать, что Нестерова разрывают плохо скрываемые эмоции.

Николай Константинович встрепенулся, словно с него слетела спесь слетела, и согласился на троих.

-- Похоже, карточки, ну, ключи эти магнитные, у Светланы... как ее... Максимовны, жены, -- задумчиво проговорил он.

-- Судя по тому, что преступник волок Сенокосова в Новый Уренгой, он был уверен, что карточки при нем. Выходит, в последний момент Андрею Олеговичу удалось передать карточки жене. В сумке Моисеевой ничего такого не обнаружено, в салоне самолета -- тоже.

-- Еще на даче нужно поискать и в квартире, -- напомнил Снегов.

-- Чует мое сердце, что нужно искать его жену, и срочно. Где она, туда и преступник обязательно придет. Точно вам говорю. Снегов, ты организуй обыск дачи. Женя -- кабинет, повторно. Я посмотрю еще раз квартиру и разыщу теплоход, уточню кое-что. Главное, выйти на Алтухова. Раз он в Египте, значит он ближе всего к цели.

6

У Светланы Максимовны тоже была своя судьба. Отец жил в Латвии -остался там после войны. С ее матерью познакомился во время поездки на Обнинскую атомную станцию. Его пригласили прочесть лекции в Институте атомной энергетики, где мама Светланы работала лаборантом.

Широкоплечий высокий генерал атаковал лаборатнку в первый же день в столовой и, не дав опомниться, вечером нагрянул к ней домой. Ему тогда было уже немало лет, в Риге у него рос сын...

Сразу после школы Светлана стала посещать театральную студию. К началу перестройки студия стала хозрасчетной, а Светлана -- ее примой.

Однажды ей повезло, и ее пригласили в массовку художественного фильма про Циолковского, который снимали в Калуге и Малоярославце.

Светлана была счастлива. Ведь приглашал не просто режиссер, но ее любимый поэт-шестидесятник, горланящий свои и чужие стихи при любом удобном случае. Она считала его гением.

В фильме, вышедшем на экраны через год, мелькнуло личико Светланы, и она почувствовала, что ее жизнь на этой земле оправдана.

В девяностом она переселилась в Москву, на квартиру, которую ей снял ее приятель-режиссер, поэт-шестидесятник.

Когда она вышла на сцену киноконцертного зала "Октябрь" и читала стихотворение Евтушенко, с первого ряда на нее неотрывно смотрела пара внимательных и немножко грустных мужских глаз. А она стала "работать на него" -- так говорят артисты. То есть обращала свое чтение к незнакомцу, а уж затем -- ко всему залу.

На банкете по случаю Дня нефтяника они познакомились. Он смущался. Помреж подвел Андрея Сенокосова к артистам. Андрей был элегантно одет, костюм сидел на нем слегка небрежно, чувствовалось, что мужчина знает себе цену.

Через год они поженились, и Светлана занялась домом. Любовь к мужу заменила ей любовь к театру и потребовала не меньшего таланта.

Вскоре Андрей пошел на повышение. Куратор Департамента безопасности Борис Лашкевич ни дня не мог обойтись без Сенокосова. Ему непременно нужно было пообщаться с Андреем хотя бы полчаса в день, -- от того исходило вдохновение, как от хорошей литературы.

Андрей обладал способностью быстро реагировать на возникшие проблемы, а когда разговор касался бытовых тем, сама речь его доставляла наслаждение.

Борис Лашкевич перетянул Андрея Сенокосова из КГБ после одного чрезвычайного происшествия, в котором принимало участие управление по экономическим преступлениям. Директор нефтегазового комплекса в городе Аютинске проворовался, продав акции своих рабочих, хранившиеся у него, на сторону, крупным дельцам от мафии в Сибирском регионе.

Когда специальный отряд, которым командовал Сенокосов, подступил к административному зданию, директор помахал им с крыши отстойника нефтяных отходов связкой гранат. Борис Лашкевич своими глазами видел, как Андрей организовал захват этого сумасшедшего. Тогда они и подружились, у них оказалось много общего. Лашкевич предложил Андрею перейти в свое ведомство начальником охраны холдинга, а через пару лет, как раз после свадьбы Андрея, назначил его директором Департамента безопасности. Доверил все тайны и сокровища "Севресурса", и вот теперь Андрей исчез вместе с женой.

Лашкевич ни на минуту не сомневался, что Сенокосов не сбежал на Запад, не предал, тем более что он проверял Андрея почти три года. Сам уже наизусть изучил биографию своего протеже. Но факт оставался фактом. Его человек, Андрей Сенокосов, забрал из хранилища магнитные ключи от пунктов систем самоликвидации нефтяных комплексов и бесследно исчез.

Нестеров выписал постановление об обыске (бланки с подписью прокурора по старинке хранились в сейфе) и поехал с экспертом Полторецким и опербригадой на квартиру Сенокосова. Они подъехали к дому на Ленинском проспекте и свернули во двор.

Дверь в квартиру была приоткрыта. Пломба сорвана. Вошли. Нестеров зло рассмеялся, и Полторецкий, в своем старом поношенном плаще и шляпе, съежился, стал еще меньше ростом от этого саркастического смеха.

-- Ты чего смеешься? -- спросил он, и Нестеров заметил, что Полторецкий стал шепелявить.

-- Ты шепелявишь, старик. Вставь зубы.

-- Вот еще. Скоро помирать, а я буду зубы вставлять, такие деньги тратить.

-- Дорого?

-- Ты чего смеешься? -- повторил Полторецкий.

-- А волчара-то снова в Москве. Вызови сюда Женю. Теперь вы знаете, что искать: не оставил ли взломщик следов... Хотя он работает чисто. Посмотри характер взлома, ты сам все знаешь... А я -- в Жуковку.

Из машины Нестеров позвонил Снегову, но тот уже выехал. Нестеров понимал, что преступник вернулся в Москву вчера или сегодня и сейчас вполне мог направляться на дачу, тем более что тамошняя охрана не была предупреждена на его счет и знала Никиту Крекшина как подчиненного Сенокосова. Нестеров приказал связаться с охраной дач "Севресурса" в Жуковке, предупредить их об опасности появления преступника.

Машина мчалась по Рублевскому шоссе, в нарушение правил (однорядное движение), обгоняя автобусы и грузовики, вскоре свернула с трассы и въехала на территорию дачного хозяйства. Молодые ребята подняли шлагбаум и показали, как найти дачу Сенокосова.

-- Никто не проезжал? -- поинтересовался Нестеров.

-- Проезжал один сотрудник прокуратуры. Нас предупредили, чтобы мы его пропустили.

-- А еще какой-нибудь вход на территорию есть?

-- Да тут легко через забор сигануть, мы и не увидим, -- заулыбался один из охранников, -- мы так, для проформы...

Нестеров обнаружил, что участки были тесно приткнуты друг к другу, не больше десяти соток каждый. Дома, правда, высились крепкие. Окна были плотно зашторены или закрыты ставнями -- дачники давно съехали на московские квартиры.

У Нестерова стало неспокойно на душе. С кличем "Ваня!" он взлетел на крыльцо и распахнул дверь. Снегов как ни в чем не бывало стоял в прихожей и улыбался. Нестеров стукнул его в плечо кулаком и тяжело выдохнул:

-- Ну что? Побывал он здесь?

-- Побывал. Но вел себя спокойнее. Мне сообщили о погроме, который он учинил в квартире.

-- Ничего не нашел? Где понятые? -- Нестеров прошел в комнату и поздоровался с пожилыми супругами со старой соседней дачи, которые жили здесь круглый год. Над их крышей вился дымок.

Во второй половине дня ему предстоял тяжелый разговор с Борисом Лашкевичем, нужно было объявлять руководству "Севресурса" о смерти Сенокосова.

Ближе к вечеру Нестерову из Уренгоя позвонил Полковский. Доложил о выполнении задания. Четко и гордо, словно цитируя квартальный отчет, отрапортовал...

Нестеров не очень любил читать современную прессу. Но иногда, чтобы унять пульсирующую боль в висках или отвлечься от усталости, покупал какую-нибудь газету, вроде "Очень страшной", или "СПИД-инфо", или "Версии", и предавался забавам.

Однако сегодня ему пришлось довольствоваться "Миром новостей". На последней полосе он прочел: "АДВОКАТЫ ВЫИГРАЛИ ПРОЦЕСС", после чего надел очки и продолжил.

"В Верховном суде РФ состоялось заседание по делу о протесте заместителя Генерального прокурора РФ -- об отмене судебных решений по иску прокурора Москвы о ликвидации Московской городской общественной организации "Сообщество адвокатов", являющее собой параллельную, а фактически самозваную адвокатскую организацию.

Верховный суд РФ протест отклонил".

Из этой казуистической тарабарщины Нестеров понял только, что не все в порядке в Датском королевстве, если уже прокуратура судится с органами юстиции. Возможно, за передел правового поля, а может быть, и из-за взаимной неуступчивости. Но как бы то ни было: зарегистрировали же органы юстиции банду под видом адвокатуры.

Он стал читать дальше.

"В 1996 году в Москве была зарегистрирована коллегия адвокатов "Сообщество адвокатов" в качестве общественной организации. В штате организации не было ни одного юриста. Решение о регистрации было признано незаконным. Прокурор города обратился с иском в суд. После нескольких промежуточных решений иск был удовлетворен. Общественная организация, по недоразумению присвоившая себе конституционные функции адвокатуры, перестала существовать.

В поддержку этого решения другой заместитель Генерального прокурора РФ и заместитель министра юстиции РФ подготовили письмо в адрес прокуроров субъектов РФ и руководителей территориальных органов Минюста разъяснения по трактовке статуса объединений, которые правомочны осуществлять адвокатскую деятельность.

И вдруг, в то же самое время, еще один заместитель Генерального прокурора принес протест на состоявшееся решение. 28 сентября были выслушаны доводы инициаторов протеста. Судя по тому, что доводы были несостоятельны, можно предположить, что этот заместитель в какой-то степени покровительствовал самозваной организации. По имеющимся фактам возбуждено уголовное дело.

Представитель Гильдии российских адвокатов и председатель президиума Московской городской коллегии адвокатов "Адвокатская рать" от имени более тридцати тысяч адвокатов России потребовали отклонить протест.

-- Если бы протест не был удовлетворен, -- заявил один из истцов, -- то любые три физических лица и впредь смогли бы регистрировать организации, называть их адвокатурой и делать вид, что оказывают населению правовую помощь. Представляя интересы Минюста, адвокатского корпуса страны, мы не могли допустить произвола.

Впрочем, подобные ситуации растаскивания адвокатуры становятся возможными потому, что в течение семи лет законодательные органы не могут или не хотят принимать Закон об адвокатуре, где ее правовая природа была бы конкретизирована и установлена без разночтений.

Известно, что юристы России, с целью прекратить произвол псевдоюстиции, объединились в Общероссийскую общественно-политическую организацию "Юристы за права и достойную жизнь человека". Задачи этой организации -- в том числе участие в выборах в Государственную Думу. Законотворцы должны быть юристами. Времена, когда "пироги печет сапожник", перестали веселить.

По результату рассмотрения дела Верховный суд Российской Федерации возбудил уголовное дело в отношении Валерия Цаплина -- бывшего президента ОО "Сообщества адвокатов" по признакам статей "Мошенничество", "Воспрепятствование законной предпринимательской деятельности", "Регистрация незаконных сделок с землей", "Заведомо ложная реклама", "Незаконное получение кредита", "Легализация денежных средств или иного имущества, приобретенных незаконным путем", "Незаконное предпринимательство", "Контрабанда", "Невозвращение из-за границы средств в иностранной валюте", "Уклонение от уплаты налогов..." и другим".

Нестеров отложил очки, улыбнулся. Он оценил это: "...и другим", скомкал газету и с удовольствием подумал, что косвенно и сам причастен к этой веселой, но почившей в бозе благодаря стараниям его коллег организации. Лейтенант Женечка Железнова в рамках Закона об оперативно-розыскной деятельности проводила негласную проверку этой фирмы и представила в Верховный суд необходимые документы.

"Надо ей премию, что ли, рублей сто пятьдесят выписать, -- подумал Нестеров, -- или хотя бы сто..."

7

В день похорон семьи Искольдских к начальнику отдела охраны труда и безопасности подошел молодой человек, принес свои соболезнования, предложил помянуть Искольдского и попросился на работу. Он сказал, что место ему нужно не потому, что у него нет работы и ему не на что жить, нет, он учился в университете и сейчас работает наладчиком на станции техобслуживания, но дядя Никита вырастил его, они жили в одном дворе и теперь его тезка хочет поступить на место Искольдского.

Фамилию Никита назвал чужую, потом и паспорт и трудовую книжку принес поддельные. А на кладбище, растроганный ситуацией и вежливым обращением, начальник Искольдского заключил убийцу в объятья и пригласил прийти на следующий день. На поминках, которые состоялись в квартире Искольдских, он парня не видел.

На следующий день Никита пришел с утра, даже поджидал начальника у центральной проходной комбината. Тот отвел его сначала к начальнику цеха, потом, получив "добро", в отдел кадров и попросил оформить документы.

Через пару суток Никита почему-то на работу не явился, и о нем забыли. Кто стащил планы эвакуации из цехов комбината, неизвестно. Может, тот парень, может, Искольдский куда засунул, а может, другие сотрудники. Планы эти секретными не являлись, наоборот, развешивались по всем стенам на всеобщее обозрение. А тот экземпляр, что пропал, был просто-напросто лишним: стен не хватило.

Никита Степанович Искольдский был двоюродным дядей Светланы Максимовны Сенокосовой. Об этом только что доложила Женечка, перед звонком Полковского вошедшая в кабинет генерала. Нестеров сидел злой и усталый. Информацию принял как должное, не поблагодарил, просто положил справки паспортного стола города Твери, где родился отец Светланы и его двоюродный брат, в дело.

Женечке пришлось повозиться часа два, пока она дозвонилась в Новый Уренгой. Ей выдали информацию о родителях убитого Искольдского, а потом она уговаривала Ригу прислать ей по факсу, за счет ФСБ, копию акта гражданского состояния о рождении Максима Леонидовича Искольдского.

В конце концов на том конце провода бросили трубку. Женечка не поняла причины. Лишь потом ей объяснили: это потому, что с ней разговаривали на латышском. И от нее требовали, чтобы она отвечала только по-латышски.

Она обратилась в архив Министерства обороны, оттуда ее отослали в военкомат города Твери, а там нашлись добрые люди. Ей даже не пришлось связываться с управлением госбезопасности Твери, ей просто прочитали сведения о родителях Максима Леонидовича Искольдского. Выяснилось, что оба Искольдских -- тверичи, и у них общий дед.

Как часто общалась Светлана Максимовна со своим двоюродным дядей из Уренгоя, оставалось лишь догадываться. Женечка даже съездила на телефонную станцию, которая обслуживала номер телефона Сенокосовой, где и установила, что раза три в год Светлана перезванивалась с Новым Уренгоем. Если не она, так ее муж, бывая на комбинате, наведывался к Никите Степановичу.

Нестеров слушал внимательно. У него возникли следственные фантазии по поводу картины убийства четы Искольдских, но он не придал им большого значения, ибо фантазии не несли в себе стопроцентной достоверности.

Но все же было очень похожим на истину, что в последний момент перед посадкой в Новом Уренгое Андрей Сенокосов вышел в туалет. Это подтвердила и Моисеева в ту ночь, когда в нее стреляли. Выходит, Никита Крекшин знал о родственниках Сенокосова. И потому, заранее планируя свою чудовищную акцию, выкрал и документы Искольдского, и адрес его узнал.

Вот и кинулся убийца первым делом на квартиру Светланиных родственников. Ведь он не видел, как Сенокосов спрятался на полке. Никита, видимо, не мог открыто проследовать за Сенокосовым к туалету, он привлек бы внимание стюардесс, уже готовивших пассажиров к посадке. Думал, что в самолете Сенокосову негде укрыться. Началась высадка. Пока Никита продирался сквозь толпу в соседний салон, а то и попросту поджидая заложника возле трапа, Андрей забрался на полку. Сообразил. Упустив Сенокосова, Никита отправился к Искольдским. Стал ждать там, безжалостно застрелив и мужа и жену, но вместо Сенокосова в дверь позвонил Полковский.

Все это так быстро промелькнуло в голове Нестерова, что он не успел зафиксировать в памяти все детали своего открытия.

-- Может, вас чаем напоить? -- отважилась спросить Женечка, но тут же пожалела.

Не обратив внимания на ее вопрос, Нестеров холодно спросил, не звонил ли Алтухов, хотя бы ей домой. Женечка ответила отрицательно и была отпущена восвояси.

Потом Полторецкий и Снегов доложили о том, что обследование квартиры и дачи Сенокосова дали незначительные результаты. В квартире же была обнаружена записная книжка Светланы Максимовны, где под литерой "М", как говаривал Шерлок Холмс, значился телефон экстрасенса Марка Захаровича.

8

-- Что это вид у вас совсем больной? -- Марк Захарович склонил голову набок и собрался, видимо, отчитать генерала Нестерова за безответственное отношение к своему здоровью. -- Может, печень?

Нестеров впервые за последние пять дней улыбнулся. Смешной он был, этот человечек, похожий на самого занюханного патриция. Кончик носа прижат к губам, глазки маленькие, насмешливые, тужится, строит из себя павлина-мавлина, а выходит просто курица. Разве с такими глазками-пуговками идут в большую биоэнергетику?..

Нестеров сидел напротив задержанного экстрасенса и раскладывал свои бумаги. Вдруг Сапаров пригнулся к столу и сказал:

-- А вы не печальтесь, та, которая в вашем сердце, любила не вас.

Нестерова прошиб пот, но он сообразил, что Марк Захарович мог знать и Наташу, и Никиту, и о любви его юношеской мог знать...

-- Почему любила? О чем вы?

-- Ее уже нет, она ушла, -- ответил экстрасенс и вздохнул, -- эх, дали бы мне часик, я бы из вас человека сделал.

Нестеров напряженно смотрел на Сапарова.

-- Откуда вам известно, что она ушла? И кто она?

-- Наташа. Ее убили. Не вы убили, а мучаетесь, запала она вам в сердце. Красивая была женщина, как северное сияние.

-- Замолчите, -- потребовал Нестеров, -- я узнаю, откуда к вам поступила эта информация, и виновные будут наказаны.

-- Нету виновных, -- парировал Марк Захарович, в глазах его появилась глубина, и в глубине этой мерцал слева направо огонек, будто кто-то свечкой проводил. -- Кроме нашего биополя никаких виновных больше нет. Знаете, откуда эта поговорка "На лице написано..."? То-то.

Нестеров захлопнул папку.

-- К вам приходила на прием Светлана Максимовна Сенокосова?

-- Обязательно.

-- Когда?

-- Перед поездкой по морям месяца за два. Я ей и маршрут подсказал. Как для ее организма было бы полезнее. У нее рак груди, но она об этом еще не знает, я лечил ее потихоньку. Если бы узнала -- если бы я ей поведал, -- все мои старания были бы напрасны. Самовнушение -- страшная сила.

-- Вы и теплоход подсказали?

-- У меня бывают разные клиенты, в основном клиентки. Рассказывают о себе...

-- Это я уже понял, -- перебил его Нестеров. -- А вы кому передаете информацию?

-- Так вот, двое или трое благодарно отзывались о теплоходе "Леонид Прудовский". Очень модный тур в этом сезоне.

-- Кто вас надоумил подсказать Сенокосовым этот теплоход? -- настойчиво проговорил Нестеров. -- И кто был заказчиком информации?

-- Да вы что! -- махнул рукой Марк Захарович и почесал грудь. -- Это даже не в рамках сеанса, а так, светская болтовня... Кому она нужна?

-- Где Сапарова хранит сырье для производства наркотика ВС-231?

-- Подлечите печень, очень вам рекомендую, -- сказал Марк Захарович Сапаров и поднялся со стула.

В ту же секунду в комнату вошел конвой.

За Вероникой Сергеевной Сапаровой наблюдение велось уже неделю. Она исправно ходила на кафедру, но в свою квартиру не возвращалась. Вела она себя довольно ровно, следователи были вполне уверены, что ничего подозрительного в доме Марка Захаровича они не обнаружат. Сырье нужно было искать в другом месте. Толик Ганичев давать показания отказался. От Юлдашева было мало толку, хоть он и старался предложить свои услуги.

Но однажды вечером в квартире Сапарова зазвонил телефон. Трубку сняла Вероника Сергеевна. Звонил декан факультета, старый ее знакомый -- и бывший пациент.

-- Вероника Сергеевна, -- сказал он, -- вам надлежит сейчас срочно приехать в институт, на кафедру. Дело не терпит отлагательства.

-- Да как же я приеду? В такой час? Тоже мне нашли девочку...

-- Возьмите такси, не мне вас учить. У нас ЧП, понимаете?

Сапарова была вынуждена собраться и выехать на кафедру. Она со дня на день ждала ареста, но не в институте же ее будут арестовывать! И что там могло произойти? По поводу Ганичева уже состоялся ученый совет, ей вынесли предупреждение. Следователи для видимости устроили обыск в лаборатории, инвентаризацию химических реактивов, половины недосчитались, все списали на Ганичева.

Ее допрашивали два раза, делали очную ставку с Марком Захаровичем и Ганичевым, а также с этим полудурком Юлдашевым. А что они могли сказать? Что Сапарова поставляла им сырье, сама производила первичную переработку компонентов, для чего замораживала змей методом сухой заморозки, потом сушила и стирала в порошок необходимые части?

Но ведь они прекрасно понимают, что местонахождение лаборатории знают только она и Никита, который помогал доставлять эту тяжесть к дверям и даже внутрь не входил. А значит, начни Сапарова все отрицать... улик-то против нее нет. Кроме этого квиточка от сумки, будь он неладен. Кто нацепил его на сумку, которая через досмотр-то не проходила, кто оформил багаж на ее имя, она так и не могла себе представить. И ведь в кошелек ей кто-то дубль-квиток подсунул. Она не могла и предположить, что это сделала Рая, но единственным человеком, который знал о "левой" сумке, которую подвезли на автокаре прямо к трапу самолета грузчики, всегда готовые услужить за умеренную плату, была именно Воробьева.

-- В институте обнаружен килограмм сырья для производства какого-то супернового наркотика. И это уже после ареста Ганичева, -- говорил шепотом декан, встретивший Веронику Сергеевну у парадного входа в институт. -- Там сейчас милиции -- будто президент приезжает. Такие неприятности накануне выборов в Государственную Думу!

Они поднялись наверх. Сапарова успела обдумать тактику своего поведения, но она не знала, предъявят ли ей обвинение и что это за сырье.

-- Кто-то решил, что повторного обыска здесь не будет, и спрятал мешок с порошком в ваш стол, Вероника Сергеевна, -- доброжелательно сообщил ей следователь-транспортник Снегов.

Его она уже видела при аресте Марка Захаровича и на допросах, он показался ей усталым и безразличным, но вовсе не агрессивно настроенным против Сапаровой.

-- Зачем я вам понадобилась? Вы же понимаете, что это какой-то подлог, провокация?

-- Дело в том, что при обыске присутствовали понятые и ваш декан, стол был вскрыт при них, порошок изъят при них. Поймите, Вероника Сергеевна, кто-то еще у вас тут орудует. Кто-то, кто хочет вам навредить, близкий вам человек.

-- Близкие люди, молодой человек, у меня закончились лет тридцать назад, если не считать Марка Захаровича и брата. Чего вы от меня хотите?

Снегов достал из чемоданчика мешок, который при ближайшем рассмотрении оказался чехлом от подушки-думки, лежавшей на диване в квартире Сапаровой на Ленинградском шоссе. Следователи долго гадали, что бы так могло напугать Сапарову. Нужно было, чтобы она совершила необдуманный поступок.

Взгляд Сапаровой мельком пробежался по мешочку, но все-таки Снегов уловил в ее глазах страх: узнала Вероника Сергеевна свою подушку, узнала. Она артистично вздохнула:

-- Понимаю, но ничем помочь не могу.

-- Не уезжайте из города, -- попросил на прощание Снегов и отпустил Сапарову домой.

Она проворчала что-то о бесполезности ее вызова в институт и тратах на такси.

Через четыре часа заработал механизм придуманной Нестеровым инициативной провокации. В окне квартиры на втором этаже старого дома, где жили своей непонятной жизнью Сапаровы, Володя Полян увидел ее белое лицо. Удостоверившись, что посторонних наблюдателей во дворе нет, Сапарова включила свет. Так она делала уже неделю.

Еще через десять минут Вероника Сергеевна вышла из дома. Встав на обочине улицы, словно раздумывая, словно прогуливаясь, а одновременно проверяя, нет ли слежки, она поймала машину и поехала в сторону комплекса "Лебедь" на Ленинградском шоссе.

Как только вспыхнул свет, Володя Полян разбудил Нестерова, спящего на заднем сиденье снеговской "шестерки". Снегов обернулся и посмотрел, как генерал зевает и потягивается. Он передал по рации команду быть наготове, выскочил с параллельной улицы на Ленинградку и, не отставая, помчался за Сапаровой.

-- Ваня, пошли людей к дому Сапаровой, пусть рассредоточатся в арках и на крыше соединительного перехода. Оттуда очень удобно наблюдать за квартирой, -- попросил Нестеров.

Сапарова вышла напротив аптеки, не доезжая до своего дома метров сто. Володя Полян резко свернул в одну из арок, которые выполняли соединительную функцию между домами, и остановился.

Нестеров вышел из "Волги" и выглянул из-за угла. По освещенной мокрой асфальтовой дорожке Сапарова шла как раз в его сторону, почему-то удаляясь от своего дома все дальше и дальше. У Нестерова неприятно похолодели руки. Он почувствовал крысиный запах отсыревшей подворотни и могильный холод, идущий от стен. Делать было нечего. Подбежал к машине, велел мужикам пригнуться, фары были погашены. Машина замерла в темноте. Нестеров спрятался за квадратный кирпичный столб, над которым нависло черное беззвездное небо.

Шаги Вероники Сергеевны приближались к повороту и вдруг гулким эхом раздались уже внутри лабиринта арок. Она на ходу быстро достала ключи, выбрала нужный. Нестеров разглядел в противоположной стене дверь, которую Сапарова стала открывать.

Выскочившие со всех сторон члены оперативной группы напугали не только Веронику Сергеевну, но и Нестерова, мимо которого они пронеслись, как торпеды.

Эта стена в многоугольной колоннаде была выстроена бандой за одну ночь. Никто не обратил внимания на то, что арка немного выровнялась и уменьшилась в периметре, а в одном из ее боков оказалась плотно прилегающая к кирпичу металлическая дверь. Помещение получилось узкое, но длинное, вдоль одной стены стояло несколько столов: на одном помещалась огромная морозильная установка, на втором -- камера для сушки змей. На двух других столах змей разделывали, и делала это очень энергичная дама довольно почтенного возраста.

Так закончились химические опыты Вероники Сергеевны. Консультировал их из Киева Семен Сергеевич Крекшин, вдохновитель и педагог своей талантливой сестры.

9

Он лежал без движенья,

Как будто по тяжкой работе,

Руки свои опустив, голову тихо склоня...

-- Это про какого-то покойника стих. Вы уж погодите меня хоронить, Костя, я обязуюсь быстро поправиться...

-- Жуковский писал этот гениальный верлибр над усопшим Пушкиным. Но позволю себе заметить, что я не Жуковский, да и Пушкиных теперь маловато. Разве что здесь, в Северной Африке...

Алтухов стоял у окна, выходившего на площадку больничного комплекса, наблюдая за ярким ручейком посетителей и медицинского персонала.

-- Доктор сказал, что через два дня мне снимут швы. Здесь, при сорока градусах, все заживает быстрее, хотя если влажность увеличивается -- раны почему-то начинают... разбухать.

-- Эко вас выбрили, ужас! Тогда уж побрили бы всю голову. Как, не болит?

-- Обычные симптомы сотрясения мозга, и те проходят. Все-таки хоть какие-то лекарства мне колют.

Терехов был высоким, некрасивым человеком, с одутловатым лицом, напоминающим щекастого хомячка, с узкой полоской усов и желтыми глазами. Улыбался он подхалимски, но, перебинтованный, в ссадинах и синяках, вызывал жалость и участие. Один глаз его заплыл, веко вздулось и стало фиолетово-желтым. Губа тоже распухла, на затылке белели марлевые нашлепки.

Пришел он в себя только в больнице, и то через двое суток после того, как группа немецких туристов обнаружила его в пирамиде, раненного и без всяких документов.

Первые свои слова он, конечно, произнес по-русски. Медики обратились в российкое консульство, и те начали длительную проверку и установление личности. Держали Терехова в клинике на птичьих правах. Он не мог вспомнить, как его зовут, откуда он, где его родственники, где его деньги. Еще четыре дня ушло на лечение Терехова, пока он не вспомнил, что деньги у него были.

Пообещав докторам щедрое вознаграждение за свое лечение, он был на время оставлен в покое, но консульский сотрудник приходил к нему ежедневно, ожидая, когда раненый выйдет из состояния амнезии.

Этим сотрудником и был Костя Алтухов. После того как Терехов вспомнил свое имя, Алтухов сопоставил факты, заявленные Натальей Николаевной, а также руководителем группы, которая сопровождала туристов с Кипра. Из Москвы пришел факс с физиономией Терехова из анкеты на загранпаспорт. Личность была установлена.

Пока Алтухов перерывал кипы документов об исчезнувших за последнюю неделю российских гражданах, выяснилось, что Евгений Олегович Терехов в это время был убит в Новом Уренгое. Алтухову пришлось вылететь в Москву. Он получил данные о том, что Терехов лежит в клинике Каира с поврежденным черепом и амнезией -- потерей памяти.

В интересах новоуренгойского следствия эту информацию решено было не разглашать. Да и вообще, давно уж она наступила -- эта критическая масса информации, после постижения которой воспринимать что бы то ни было еще, -было просто не-пости-жимо.

И вот Алтухов во второй раз прилетел в Каир. Машина посольства встретила его и повезла по залитым солнцем проспектам, вдоль нескончаемо тянулись приземистые пальмы, а по обеим сторонам стояли невысокие типовые дома из белого камня. Солнце в этом мире, казалось, переливается через край, заполняя все щелочки и закуточки, не оставляя шанса ни одной тени.

И вдруг стало совершенно темно. Шофер остановил машину и, воспользовавшись паузой, задремал. Алтухов открыл дверцу, выскочил на улицу и уставился в небо. Оно из ярко-голубого внезапно стало темно-серым. Там, где только что находилось солнце, зиял огромный, черный, странный для взоров землянина диск, он пытался заткнуть дыру в черно-синем участке неба. А солнце теперь не казалось горячим и расплавленным шаром, а растекалось в темноте и в свою очередь пыталось вырваться из объятий черного диска. Алтухов даже не представлял себе, что такое бывает на свете, что существуют иные цвета спектра, нежели те семь, которые мы привыкли узнавать с детства.

Наваждение продолжалось с полчаса. Алтухов грустно проводил глазами лунный диск, сползающий с солнечного, и когда освобожденное в последний раз в этом тысячелетии светило засияло более или менее обычно, сел в машину. Шофер же солнечным затмением вовсе не интересовался.

Алтухов приехал в клинику, когда Терехов спал, и теперь стоял над ним и цитировал Жуковского, заметив, что раненый пробуждается.

-- Приветствую вас, Евгений Олегович. Как видите, я снова к вам. Привез вам персонально из Москвы новый загранпаспорт -- вернее, дубликат старого. Ну, а общегражданский будете оформлять сами. Приедете в Москву, обратитесь с заявлением о краже паспорта в свой паспортный стол.

-- Вот спасибо, Костенька. Как мне вас благодарить?

-- Лучшей благодарностью за мои старания, Евгений Олегович, будет просветление вашей памяти. Может, порадуете чем-нибудь? Вспомните, кто вас ударил, как это произошло? И почему?

Терехов с трудом привстал, Алтухов поднял повыше подушку, чтобы бедняге было удобнее сидеть.

-- Честно говоря, Костя, мне здесь помогают вспоминать наводящими вопросами. Как вы думаете, это не переодетые египетские милиционеры со мной возятся?

-- Думаю, что нет, Евгений Олегович. Так что же они вам про вас рассказали? И что вам удалось вспомнить?

-- Они навели меня на мысль, что у меня есть семья, например...

-- Весьма оригинальное предположение, -- пошутил Алтухов. -- Я и сам мог бы вам рассказать, что у вас есть жена, это не может быть тайной.

-- Еще я вспомнил море и тот теплоход, на котором я плыл незадолго до нападения.

-- Это очень хорошо, -- оживился Костя. -- Можете напрячь память и вспомнить что-нибудь про этот теплоход? С кем вы плыли? Откуда?

-- Попробую.

Терехов покосился на Алтухова, который стоял у вентилятора и принимал холодный воздушный душ. Закрыл глаза и стал представлять море, которое неизбывно плескалось в его глазах, пока он был без сознания, да и теперь еще не исчезало из воображения.

-- Теплоход плыл по морю. Плыл по морю. Все кругом -- голубое. Потом помню огромные черные пирамиды. Они занимают все пространство на земле и на небе. Потом чернота -- все черное.

Алтухов в отчаяннии махнул рукой.

-- Может, мне попробовать сеанс гипноза? -- скромно предложил Терехов.

-- Я уже спрашивал у врача, они такими методами не пользуются. Тем более с иностранными гражданами. Не разрешают, батенька. В том-то и состоит их метод лечения, чтобы больной сам все вспомнил.

-- Передайте мне, пожалуйста, сок. Как вы думаете, мне еще угрожает опасность?

-- Думаю, что нет. Думаю, на вас напали, чтобы выкрасть документы.

-- Кому понадобился мой заканчивающийся загранпаспорт? -- удивился Терехов.

-- Не только заграничный, но и российский. Дело в том, Евгений Олегович, что вашим паспортом преступник уже успел воспользоваться. Потому он и напал на вас так жестоко, может быть, хотел убить, а возможно, просто нейтрализовать на несколько дней, чтобы с помощью вашего паспорта исполнить свои коварные замыслы.

Алтухов говорил, а сам по мере рассказа начинал вдруг ощущать непонятную нелогичность выстроенной версии. Почему преступнику понадобился такой сложный способ овладения чужим паспортом? Именно в Египте, именно в пещерах...

Он еще не знал, что в день прибытия Терехова и Никиты Крекшина в Египет на этом же теплоходе плыли по Средиземному морю муж и жена Сенокосовы.

10

Через пару дней, так и не дождавшись полной поправки Терехова, Алтухов, успевший загореть до негроидной расцветки кожи, позвонил в Москву.

Сначала он позвонил домой. Женечка с ходу стала жаловаться на Нестерова. Что, мол, тот приехал из Нового Уренгоя чернее тучи, хамит по страшному, разъярен, как бык на корриде, а тут еще Костя ее подводит, не звонит. И дочка переживает...

Алтухов успокоил жену печальным сообщением, что явилось новостью для Женечки:

-- У мужиков ведь тоже бывает климакс, вот ты и попала в эпицентр...

-- Это что же, и ты будешь нас с Ксюшей по всем углам гонять через несколько лет? -- возмутилась Женечка.

-- Глупышка, как говорили древние: "Cumanna`ri eЪ me`ggio ca` fu`ttiri", только вот должность надо хорошую. Ну да, думаю, родное правительство расщедрится мне когда-нибудь на скромненького заместителя министра... Начнется третье тысячелетье, все будет отлично. Кстати, оно начнется с понедельника и не с двухтысячного года, а с две тысячи первого. У нас еще год впереди.

-- Правда?

-- Конечно, малыша. А знаешь, какой это будет год -- две тысячи первый?

-- Какой?

-- Это будет год Змеи.

Женечка хихикнула и тихо поцеловала его в телефон, потом осторожно спросила: "А что это значит, Костя, как ты сказал -- "Cumannari"?

-- Ты когда-нибудь была в секс-шопе? Вот поди и купи все, что там есть, а я скоро приеду и все тебе объясню.

Нестеров действительно был суров. Металлический голос спросил Алтухова, почему тот не звонил.

-- Шмаков, заместитель директора ФСБ, интересуется тобой, -- сказал Нестеров то ли чтобы показать, что ему звонит сам Шмаков, то ли чтоб припугнуть Костю значимостью ситуации.

-- Коля, ты полегче на поворотах, и тон смени. А кто такой Шмаков, я помню. Он у нас с тобой "советское строительство" списывал на семинарах.

-- Может, ты и помнишь, но работаешь плохо, журналисты уже пронюхали, что мы ищем в предполагаемых терактах Нового Уренгоя.

-- Это их работа -- нюхать.

-- А наша работа -- не давать им этого. И потом, почему это адвокаты кругом роятся, мы еще никого не арестовали, а уже телефон обрывают?

-- Это не мой вопрос, я за пять тысяч километров.

-- Ах, не твой...

Вдруг Алтухов услышал, что голос Нестерова будто обмяк. В Москве положили трубку.

Костя понял, что и Шмаков, и журналисты, и адвокаты -- все это не то, что хотел сказать ему Нестеров, и что его другу просто плохо. Поэтому он нисколечко не обиделся и перезвонил, благо из кабинета посла можно было связаться с Москвой за одну секунду.

-- Ну, старик, так не годится. Женя мне сказала, что в Новом Уренгое убили Терехову, это правда?

-- Правда, -- хрипло отозвался Нестеров.

-- Коля, не ври мне, ладно, я тебя знаю сто двадцать последних лет, а таким никогда не видел и не слышал...

-- Ты откуда говоришь? -- спросил Нестеров, успокаиваясь.

-- От верблюда. Слушай, здешний посол, Золотарев, так похож на верблюда, вот рядом поставить, не отличишь -- легко перепутать.

-- Не заговаривай мне зубы, -- уже мягче проговорил Нестеров, -Терехову пока не говори. Что-то у меня не вяжется. Не вяжется, говорю, кое-что.

-- Да, Коля, есть пробел. Я его тоже чувствую. Ты про кражу паспорта Терехова?

-- Угу.

-- Вот тебе и угу.

-- Костя, -- перебил Нестеров, -- не в дружбу, а в службу, окажи мне услугу. Под именем Терехова был вывезен в Новый Уренгой некий Андрей Олегович Сенокосов...

-- Андрюшка!.. -- радостно воскликнул Алтухов, но осекся. -- Так это он убит?..

-- Убийство не доказано. Слушай, Костя. А ведь он с женой и одновременно с подозреваемым отправился в теплые края на теплоходике. И теплоходик этот назывался "Леонид Прудовский".

-- Где-то я уже слышал это имя...

И Нестеров рассказал Алтухову то, что удалось установить о Никите Крекшине, о его старой связи с женой Терехова, о том, что Светлана, жена Андрея Сенокосова, пропала в Египте, по сведениям туристической компании и бортового журнала теплохода, сошла на берег с группой и не вернулась. Теплоход за это время успел прибыть в Одессу и теперь плывет обратно в Египет.

Он рассказал Алтухову о той чертовщине, которая угрожает безопасности России и политической стабильности в мире, если убийца найдет бедную женщину раньше Кости. Теплоход, похоже, через два дня снова будет в Египте. Об этом сообщили в турфирме, фрахтующей его весь этот сезон.

-- Понял тебя, Коленька. Прощаюсь. Не хандри, дружище. Помнишь, как у советского князя Кирилла Оболенского?

Брось тосковать, что за беда,

Поищем и найдем другую.

11

Эти два дня тянулись ужасно медленно. Алтухов почти не выходил на улицу. Сидел в комнате с кондиционером, а если нужно было съездить в больницу к Терехову, садился в машину посольства -- тоже с кондиционером. Он чувствовал ответственность за подопечного, хоть тот и не был ему симпатичен.

Костя не только не любил жару, он ненавидел экзотику, которая несла с собой странных насекомых; свободно ползающих змей; растения, на которые у простого русского человека может возникнуть смертельная аллергическая реакция, аллергическая кома, липкий пот, стекающий по спине; не терпел скрипящую на зубах внезапно поднимающуюся пыль на улицах; не доверял местной пище и рынкам вообще.

Он так и не выбрался на экскурсию в Гизу, к пирамидам, не покатался на лодке по Нилу, не съездил в Луксор.

Впрочем, впереди его ждала вылазка в Порт-Саид. Ему удалось выяснить, что теплоход "Леонид Прудовский" приходит в порт дважды в месяц, а потом делает месячный перерыв. Он везет экскурсионные группы из Одессы, забирает пассажиров на Кипре, привозит их в Египет, в Порт-Саид; оттуда группы едут в автобусах в Каир. Теплоход ожидает туристов в порту два-три дня, а потом забирает и везет обратно. Туристы едут в Гизу к пирамидам, потом посещают Каирский музей, фабрику по изготовлению папирусов, магазин восточных сувениров...

"Леонид Прудовский" должен прийти завтра. Алтухов тщательно обдумывал, с чего начать поиск. У него уже были присланные по факсу фотографии Никиты Крекшина, Светланы Сенокосовой -- впрочем, ее внешность он помнил. Главное -- не опоздать...

Наконец-то наступило это завтра. Алтухов вскочил на рассвете, поплавал в бассейне, оделся, позавтракал в баре и выбежал на улицу в самое пекло.

...Большой шестипалубный, похожий на продолговатую корзину с цветами, теплоход "Леонид Прудовский" медленно пришвартовывался к белой деревянной пристани. Пестрая толпа россиян и киприотов собралась на верхних палубах и действительно напоминала разноцветные маргаритки и ноготки. На молочном и необъятном борту теплохода была проведена яркая синяя линия.

С бака теплохода доносились команды:

-- ...подать шпринг... так будем стоять... брамсель, аксель, вексель, Россель...

На причал полетели бросательные лини, отдача швартовых тросов была произведена с носового и продольного шпринга. Теплоход привязали к причалу, как собачонку к будке. Матросы выбирали канаты и натягивали их втугую на корме шпилем и на носу брашпилем.

Было часа два дня. Алтухов въехал на пристань, когда "Леонид Прудовский" уже вошел в акваторию порта, разворачивался, подставляя борт длинному стеклянному тоннелю для приплывших туристов.

Костя снова сел в машину и велел водителю посольства подъехать ближе к входу в здание морского порта, из которого этот тоннель тянулся над морем, к самому теплоходу. Встречающие ожидали прибывших в здании порта. Это был высокий шумный зал со стеклянным куполом и стеклянными стенами, в центре которого высилось нечто похожее на маяк, вместо прожектора на нем были часы, показывающие местное время.

Алтухову необходимо было пробраться на теплоход. По некоторым причинам он не мог открыто выйти на членов судового экипажа: мало ли на кого можно напороться. Сначала он должен был сам выяснить, какова морально-политическая обстановка на корабле и стал ожидать выхода туристов.

Он внимательно следил за ними.

Это было рискованно, но его плану, его заветному желанию, можно сказать мечте, суждено было осуществиться.

Костя действительно увидел это едва заметное движение руки какого-то пузатого неандертальца в шортах, который бросил свой билет прямо посреди зала.

Алтухов устремился ему навстречу, быстро поднял скомканный билет, похожий на брошюрку, и, выставив вперед фотоаппарат, помчался к входу на теплоход. Тоннель оказался длиннее, чем он ожидал. Костя петлял, огибал все здание порта по периметру и лишь после третьего поворота он вышел на финишную прямую.

Пассажиры уже не шумною толпою, а жидкими струйками стекали с палубы теплохода.

-- Извините, -- начал он на чистом французском издалека, за пятьдесят метров до открытого в борту люка, выпускавшего пассажиров, -- извините, я забыл в каюте свою камеру.

Он размахивал в воздухе билетом и лишь слегка притормозил, когда вспрыгивал на палубу.

Помощники капитана и матросы даже посторонились, чтобы их не задел незадачливый забывчивый иностранец.

-- Камеру забыл, -- самодовольно улыбнулся четвертый помощник, неплохо знавший французский, объясняя поведение Алтухова, -- я его помню.

Он дал знак пропустить француза в его каюту, и Алтухова никто не стал трогать. Костя, изучивший план теплохода, когда еще поджидал его прибытия, рванул в конец коридора и стал спускаться на нижнюю палубу. Там он нашел люк, ведущий в рабочее отделение, спрятался под лестницей и стал думать, что же ему делать дальше.

За последние два дня он стал докой в судостроении и мореплавании, так как изучил не только план "Леонида Прудовского", но и названия многочисленных элементов судна.

Машинное отделение на пассажирских лайнерах этой конструкции было расположено сзади. Это и сейчас чувствовалось, так как прямо под Алтуховым все еще подрагивал уставший механизм, что-то в нем поскрипывало и щелкало, вероятно, энергетическая установка теплохода. Он не был уверен, что машинное отделение таит в себе страшную загадку исчезновения Светланы Сенокосовой, но последняя поездка к Терехову побудила его начать осмотр теплохода именно с машинного отделения.

Вчера Терехов стал вполне членораздельно говорить, и, как показалось Алтухову, оперировать свей памятью, как нормальный человек. Естественно, Евгений Олегович не почувствовал изменений в общении с окружающими, а также того факта, что теперь он упоминал Кипр, жену, поездку на корабле в Египет как недавние явления в своей жизни. Он просто не помнил, что ничего не помнил.

-- Надо же, как он меня долбанул! -- весело и хвастливо рассказывал Терехов.

Он был похож на ребенка, которому неделю не разрешали разговаривать, и вот теперь отрывался по полной программе.

-- Главное, ведь теперь его, наверное, трудно будет найти, как бы он не навредил Наташе. Прикидывался своим парнем и вот на тебе, заманил в ловушку. И нашел место: в пирамиде, подумать только! Вместе мы поднимались по лестнице. Вы не были в Гизе? Ну, что вы! Как можно? Так вот, наша группа дождалась своего часа, пошли мы внутрь самой большой пирамиды. Я, честно признаться, не помню, как там что называется, я вообще имена и названия не запоминаю... Лазы, погребальные камеры, пустые гробницы -- это все по ходу продвижения по этим самым ступеням, поднимающим нас то вверх, то вниз. А я человек любопытный, то есть любознательный...

-- И любопытный тоже, -- засмеялся Алтухов.

-- Там был один коридорчик такой, лестница пошла вверх, а сбоку с площадки, смотрю, еще горизонтальный коридорчик, освещенный, так что не страшно и пройтись. Деньги-то уплачены, надо получить максимальное удовольствие от зрелища. Я и пошел. За углом коридорчик еще метров пятнадцать был освещен факелами, а дальше темнота. Я в эту темноту только нос свой сунул, вдруг страх меня обуял, почудилось мне, что в этой темноте стоит живой фараон, но в маске, которую на Тутанхамоне нашли, и глаза в черноте белеют. Прямо Мрак Аврелий какой-то получается. Я весь похолодел. А тут со спины -- ну, как будто заслонку какую поставили, ни обернуться не могу, ни двинуться с места. Тут-то я этот удар на затылке и ощутил.

-- Так вас фараон пришиб или все-таки Никита Крекшин?

-- А фамилию-то я его и не слышал никогда.

-- У фараонов не было фамилий, -- пошутил Алтухов.

-- Увидел я его все-таки. Сознание, оказывается, не сразу теряют. Я, падая, на спину развернулся, а он надо мной, и лицо у него пострашнее фараоновой маски.

-- Ну и страсти вы рассказываете, Евгений Олегович. -- Алтухов присматривался к Терехову: настолько ли он окреп, чтобы узнать о смерти жены...

-- Вы что задумались, Константин?

И Алтухов рассказал. Он изложил Терехову почти все, что успел узнать во вчерашнем разговоре с Нестеровым.

Терехов долго приходил в себя. Он тер руками лицо, щеки, которые перекатывались под его ладонями, как тесто. Особенно его поразило, что Наташа в юности была знакома с Никитой. На лице его отразились растерянность и непонимание.

-- Я отказываюсь верить в то, что Наташа как-то участвовала в покушении на меня, -- вдруг выговорил он.

-- Никто и не говорит об этом. Нет таких данных. Наш следователь -Нестеров перед смертью вашей жены беседовал с нею в Новом Уренгое и смог понять это, ну, ее непричастность...

-- А что же тогда она делала в Новом Уренгое? -- крикнул Терехов, как будто хотел открыть Алтухову глаза на неверность жены.

-- Ваше тело ездила опознавать, -- ответил Костя и попросил Терехова, раз уж он не впал в амнезию вторично, подробно вспомнить поведение Никиты на корабле. Не встречался ли он с кем-нибудь, не исчезал ли из поля его зрения?

-- А кого вы ищете? -- подозрительно спросил Терехов. -- Вы ведь еще кого-то ищете?

-- Мы ищем вот эту женщину, -- сказал Алтухов и показал Терехову фото Светланы и Андрея Сенокосовых.

Терехов долго рассматривал снимок. И вдруг спросил:

-- А зачем она вам нужна?

-- Ее муж трагически скончался, прилетев под охраной Крекшина в Уренгой, кстати, под вашей фамилией, а женщина пропала. Они плыли вместе с вами на теплоходе.

Терехов долго, очень долго думал. Пирамиду можно было построить, пока он думал. Наконец придумал:

-- Виделись они. Все втроем сидели однажды на прогулочной палубе, а я проходил внутри, там целая торговая улица внутри, видел их через стекло. Потом женщина отошла, а они стали ругаться. Вот и все. Мы с Никитой не такими уж приятелями были, чтобы я его спрашивал о том, кто это. Вы понимаете? Только женщина эта на берег не выходила... Один он в Порт-Саиде и по трапу спускался, и в автобус садился. Я его издалека видел.

Алтухов связался с представительством турфирмы в Москве, попросил к телефону человека, который возил злополучную группу в Египет, но оказалось, что этот гид снова плывет на "Леониде Прудовском".

Всю ночь Костя решал проблему: может ли женщина больше двух недель жить на корабле в полной изоляции? Выходило, может. Терехов сообщил, что его попутчик -- Никита -- вышел с теплохода последним. А перед прибытием в Египет болтал с механиком. Поскольку теплоход прибывал в тот день в порт в половине пятого дня, их сразу повезли в Гизу. Алтухов вычислил, что в это время свободными от вахты могли быть только старший механик и электромеханик. Но ни тот ни другой не могли во время швартовки находиться на палубе.

И вот теперь Алтухов, находясь на теплоходе и немножко растерявшись, полетел по коридору и спустился в нижний отсек.

Что-то гнусно гудело и давило на уши. Так иногда монотонно гудят неисправные люминесцентные лампы в подъездах. Он открыл люк в полу отсека и спустился в машинное отделение. Двигатели, машины и механизмы, масса каких-то турбин коленных валов, компрессоров -- все это находилось в глубине колодца, вокруг деталей машины располагались в три ряда решетчатые площадки, соединенные трапами, огороженные металлическими леерами от самих механизмов. Палубы образовывали листы рифленой стали, их также было три, и они шли вдоль стен машинного отделения.

Нигде не было признаков человеческой жизни.

Кладовые механика должны быть на самом дне.

Алтухов, успев испачкать рубашку, спустился в колодезь. За двигателем он увидел три двери -- небольшие, металлические, овальные. В верхней их части было по окошку.

У него оставалось двадцать минут. Скоро теплоход должен был ошвартовываться. Алтухов осмотрел кладовки, светя в оконца фонариком. Две из них были забиты слесарным оборудованием, какой-то мешковиной. Двери были заперты. Третья кладовая оказалась совершенно пустой. Он возвратился и снова осмотрел кладовые, но уже внимательней. Мешковина прикрывала какие-то странные формы, но то, что лежало под ними, было неподвижно. Было жутковато находиться в этом гудящем затемненном котловане, где все, что можно, заросло маслом и пылью, тем более выхватывать лучом фонаря маленькие заставленные помещеньица, в которых мог находиться узник. Алтухов посветил в третью кладовку, и тут в окно ворвалась искаженная физиономия с сумасшедшими круглыми глазами.

12

-- ...Уже в нашем веке археологи нашли здесь гроб без крышки, разоренный и пустой. -- Экскурсовод поводила то левой, то правой рукой, показывая на пирамиду Хеопса. -- Много столетий назад неизвестные злоумышленники обнаружили его и унесли все ценности. В том числе и мумию фараона. Египтяне верили в загробную жизнь, в которой тело играло не менее важную роль, чем душа. Вот почему и фараоны, и знатные господа, и простые граждане старались сохранить свое тело после смерти. Во времена фараонов на территории Египта проживало более полу миллиарда человек, и большинство их были мумифицированы после смерти.

Подобно современным ритуальным услугам, мумификация проводилась по разным разрядам. Мумифицирование знатного вельможи могло продолжаться семьдесят дней. Тело обезвоживали, предварительно удалив из него внутренности. Затем переходили к бальзамированию: обработке кожи для повышения ее прочности. Чтобы тело сохраняло форму, его, как правило, наполняли глиной и древесными опилками. Наконец, обмотав полотняными бинтами, укладывали в резной деревянный саркофаг.

Совмещая приятное с полезным, Алтухов, довольный, что наконец попал в Гизу, подставив лицо древнему солнцу, слушал экскурсовода и расслаблялся. Напряжение той минуты, когда в окошке кладовой возникло безумное, освещенное фонарем лицо Светланы Сенокосовой, покрытое какой-то оливковой слизью, без губ, вообще без щели на том месте, где у людей находится рот, лицо, обрамленное матовыми потускневшими космами, этот умоляющий взгляд, -- все еще не оставляло его. Он косился на высохшую старушку, которая стояла рядом с ним, с потрескавшимися губами и синими мешками под глазами, с неестественным цветом лица, словно ее вымазали мукой, и от гнева желваки так и ходили ходуном на его скулах.

Светлану он знал давно. Пару раз в управлении по борьбе с экономическими преступлениями устраивали не просто собрания, а вечера, на которые приглашались офицеры с женами...

Она тоже сразу узнала его. Он долго не мог придумать, чем сбить замок. Он мог выстрелить, но боялся наделать шуму. Но Алтухов не был бы Алтуховым, если бы в минуты опасности его мозг не начинал жить отдельной жизнью, гораздо более умной, нежели в мирное время. Руки его впились в решетку окна. Она не поддалась. Тогда Костя отвинтил от машины какую-то деталь, представлявшую собой длинную стальную трубку с подшипниками на концах. Он открутил подшипники и поддел, как рычагом, решетку вверх. Она поддалась и медленно вылезла из пазов. Потом он жестами попросил Светлану отойти от окна и выбил стекло. Дело в том, что когда Алтухов очухался от испуга, он понял, что проем окна не такой уж маленький. Хрупкая женщина могла бы свободно пролезть в этот проем.

-- Там есть на что встать? -- спросил он не раздумывая, когда Светлана просунула руки наружу, хватаясь за плечо Алтухова.

Она отрицательно замотала головой. Тогда Костя вконец разозлился. В нем вскипела такая ненависть к тюремщикам этой невинной женщины, еще не знающей, что она стала вдовой, что он схватил свое орудие, просунул его под дверь и с остервенением, похожим на выплеск всей энергии, накопившейся в нем, нажал на рычаг. Дверь с грохотом слетела с петель. Светлана бросилась к нему, и он почувствовал, что ее бьет лихорадка. Он подхватил ее на руки -- так было проще -- и понес к лестнице на верхнюю палубу. Она рыдала, а он нашаривал ногой ступеньки. На третьей палубе он поставил ее на ноги и оглядел. На ней был слишком замызганный брючный костюм, а на лице -- огромный грязный пластырь. Он велел ей осторожно пластырь содрать. Светлана, не почувствовав боли, сорвала его одним рывком.

-- Он... он приходил перед твоим появлением, только что... -- вся дрожа, прошептала женщина и испуганно оглянулась.

-- Кто приходил?

-- Крекшин, -- выдохнула она и сползла по стене.

Сев на корточки, Светлана превратилась в маленький комочек, который легко мог уместиться в дорожную сумку, но сумки у Алтухова не было.

-- Кто из команды знал, что вы здесь, кто вас здесь держал?

-- Не знаю. Приходили двое. Они здесь работают.

Алтухов удивился: почему же никто так и не явился на грохот и почему команда не готовит теплоход к отплытию? И почему он не встретил Никиту в толпе выходящих туристов? Неужели он где-то рядом? Прошло уже с полчаса.

-- У нас есть два выхода. Один -- сигануть в море, но это опасно, можно разбиться. Другой -- забраться в каюту капитана и потребовать у него защиты и ареста виновных.

-- Нет-нет-нет, -- всхлипывая, зашептала Светлана, -- это невозможно. Мне надо в Гизу.

Алтухова так поразило странное желание дамы, что он оторопел и не знал, как привести ее в чувство.

-- Я понимаю, что вы... что ты не смогла выйти на берег, конечно, обидно, но, Света, пойми...

-- Нам нужно на берег! -- упрямо повторила она. -- В пирамиде я спрятала магнитные карточки.

Последняя фраза произвела на Алтухова эффект разорвавшейся бомбы. Мобилизовав свои умственные способности, Константин Константинович снял рубаху, затем свою футболку, очень длинную, убранную в джинсы, слегка пропотевшую. Светлана натянула ее на свою испачканную машинным маслом блузку, под ней даже скрылась и верхняя часть ее когда-то светлых брюк.

-- Попробуем пробиться, -- решительно сказал Алтухов.

Они вышли в коридор третьего класса и, проходя по нему, стали дергать ручки всех дверей. Третья каюта оказалась открытой. Они влетели в нее, заперлись изнутри и перевели дух. Иллюминатор был над самой водой. Взору открывалась высокая стена здания порта, уходящая в воду. Алтухов знал, что стекла в корабельных иллюминаторах бьются не так-то просто, но в этом отпала необходимость. Нырять в воду возле этого причала было бесполезно. Берег был слишком далеко, здание вдавалось в море, оно было построено на мысу, а основная линия причала была уставлена катерами. Выбраться по воде было невозможно.

-- Как же тебе удалось ничего не сказать про карточки? -- спросил Костя.

Светлана разжала грязный кулачок и поднесла ладонь к глазам Алтухова. На ней лежали три зуба. Алтухову было очень неприятно, но в его родной стране, по определению, не дикой и не африканской, такое бывало: для выбивания показаний и в целях торжества "демократической законности" подследственных били, у них вышибали зубы, их запирали в сейф, а порой даже забывали там, потому что следственная бригада, в борьбе за достижение справедливости, после допросов напивалась до бесчувствия.

Теперь надо было подумать, как же все-таки выбраться с теплохода. Светлана, хоть и обессилевшая, но волевая женщина, умылась, привела себя в порядок. Сняла брюки и осталась в одной футболке, теперь она стала мини-платьем. Она оторвала штанину от шелковых брюк и сделала из нее платок, повязала его по-крестьянски, назад. На все это ушло три минуты.

-- Мы что, будем проходить мимо матросов, как обычные туристы?

Светлана ничего не ответила, подумала и подложила под платье-футболку свою грязную одежду. Небольшой живот, но для ее комплекции весьма внушительный срок беременности обозначился отлично.

Они мчались по средней палубе, Алтухов все так же крутил в воздухе билетом, тянул за собой упирающуюся Светлану.

-- Ничего себе камера! -- удивился помощник капитана и бросил пробегающему мимо Косте по-русски: -- Что ж ты не сказал, что камера у тебя надувная?..

-- Пронесло, -- выдохнул Алтухов, останавливаясь возле стеклянных дверей морвокзала.

-- А где Андрей? -- когда опасность миновала, спросила Света, поднимая глаза на своего спасителя.

13

-- Сфинкс, монумент который веками распалял людское воображение -крупнейшая, отдельно стоящая фигура, дошедшая до нас из древности... Колоссальное изваяние льва с человеческой головой... Охраняет священное плато... На него надет немес, украшенный змеей -- головной убор царей... Страж, хранитель фараоновых гробниц -- великих пирамид Гизы.

Кто-то с высокого входа в пирамиду кивнул экскурсоводу, и он кивнул в ответ.

-- Проходим очень осторожно, граждане. Никто не отходит от маршрута, от группы. В пирамидах тысячи галерей, лабиринтов и ходов, и лишь один из них -- наш нынешний маршрут. Не все свойства и тайны пирамид разгаданы, так что порошу вас -- не рискуйте. Держитесь меня.

Экскурсовод был похож на всех российских экскурсоводов, ни одной яркой или запоминающейся черты лица, ни одного проблеска интереса к тому, о чем он сам говорит, ни одной эмоции. Алтухов всегда при возможности пытался заменить экскурсоводов и гидов буклетами и плейерами с начитанными на магнитную ленту лекциями, но, к сожалению, в пирамиду пускали только групповые экскурсии. Боялись за безопасность туристов.

С каждой ступенькой в этом оранжевом восхождении в неизвестность, может быть, в космос, Алтухов ощущал боль в голове. Это была тугая пульсирующая боль, словно изнутри кто-то долбил по мозгам и черепной коробке.

Много сомнительного произошло за вчерашний день. Почему никто не помешал ему выкрасть Светлану? Почему Крекшин исчез буквально под носом Алтухова и не устроил погоню за женщиной, от которой зависело очень многое? Почему теплоход не уплывал, пока они не сошли на берег? У Алтухова складывалось впечатление, что все это не случайно. И что-то еще мучало его, как мучает неверный мазок на картине, нарушающий гармонию цвета. Пока он не мог найти и разглядеть этот мазок.

Светлана дотронулась до его руки. Они остановились, пропуская людей вперед, затем Светлана шагнула вправо и слилась со стеной. Исчезла. У Алтухова похолодели руки. Светлана сделала шаг вперед и снова стала видимой.

-- Идите же, пока нас не хватились, -- шепнула она.

-- Вы уверены, что мы сами сумеем выбраться? Сегодня это последняя экскурсия.

-- Я же выбралась. И потом это недалеко. На всякий случай запомните: мы на шестой площадке с северной стороны. Ну вроде шестого этажа.

Они вошли в небольшую комнату, совершенно пустую, голую, словно обмазанную глиной. Только под низким потолком ее шел египетский орнамент. Алтухов огляделся -- женщина исчезла.

-- Света, -- позвал он.

Она вышла из угла комнаты. Оказалось, что стены сливаются одна с другой так, что с определенных точек совершенно не видно проемов в них. Проемы эти очень узкие, Алтухов продвигался боком. Глаза начинали уставать от медного цвета стен и оранжевого света, идущего от факелов. Чем дальше, тем реже встречались факелы, в конце концов Алтухов снял небольшой факел с подставки и пошел на некотором расстоянии от Светы. Он понимал, что это не по-мужски -- пропускать даму вперед у открытой шахты лифта, но ничего не мог с собой поделать. Кроме того, ощущать спиной пустоту и темень, холод и чье-то глубокое дыхание позади гораздо хуже и страшнее, чем идти первой и знать, что за твоей спиной -- друг. Шли они минут десять. Коридоры уже перестали пугать Алтухова, но Света остановилась, чтобы отдышаться. А дышать было все труднее и труднее, Хоть здесь и было прохладно, как в подземелье, но кислорода при этом не хватало.

-- Вы не обращаете внимания, а между прочим, мы прошли столько ответвлений, что если вы один пойдете назад, обязательно свернете не туда. Это очень легко. Но главное -- не прикасайтесь к стенам.

-- Змеи?

-- Тайны конструкции. Прикоснетесь к какому-нибудь камню -- и провалитесь в открывшийся люк, или сами себе устроите завал, или стена повернется и замурует вас навсегда, -- "успокоила" она спутника. -- Такое уже случалось. Ну, идемте дальше.

-- Здесь хорошо бы снимать очередную серию мистера Бина, или Деревню дураков из "Каламбура". Я чувствую себя, как герои этих прелестных... -Алтухов не договорил. -- Да, но как же мы теперь вернемся? Или этот коридор можно как-то отличить от других?

-- Можно. Поднимите факел повыше.

Алтухов осветил потолок -- и ничего не заметил. Свод был низкий, с него свисали тоненькие короткие нити, похожие на корни травы -- вид изнутри.

-- Правильно, -- сказала Светлана, очень похожая на призрак в освещении дрожащего пламени. -- Видите эти свисающие нити? Это единственный коридор в пирамиде, в котором потолок -- земляной. Остальное -- камни и глина. А ведь в глине ничего не растет. Ну, идемте же.

Алтухов понемногу освоился. Теперь лабиринт казался ему уютным и вполне обитаемым. Иногда из коридоров, которые они пересекали, веяло разными запахами: то аммиаком, то едой, то гнилью и водорослями. Однажды Косте даже почудилось, что углубление, чернеющее справа от него, осветилось с другой стороны, там тоже был проем.

Они пришли в помещение побольше.

-- Здесь, -- сказала Света и направилась к стене.

Она просунула руку в стену, опять эти колдовские штучки -- никакой расщелины незаметно -- и достала связку карточек. И в тот же момент за спиной Алтухова, все еще стоящего на пороге, раздался глухой голос:

-- А теперь подойди к ней.

Костю всего передернуло, но не потому, что он испугался голоса, который мог принадлежать духу какого-нибудь египетского царя, похороненного здесь. Нет, быть не может, чтобы фараоны знали русский язык!

Стена как бы сама собой раздвинулась, в проеме мелькнула фигура. Крекшин.

И тут Алтухова осенило. Терехов! Терехов же говорил ему, что Светлана на берег не выходила. Как же она тогда умудрилась спрятать здесь ключ от безопасности России? Провокация, устроенная ради того, чтобы заманить его, Алтухова, в ловушку? Глупо. Слишком сложно. Карточки настоящие и выбитые зубы Светы Сенокосовой -- тоже настоящие. Выходит, Терехов специально направил его к Светлане, чтобы проследить, куда она отправится после освобождения -- и именно вместе с полковником ФСБ.

-- Да, Николай, простой водкой за такое не откупишься, -- проворчал Алтухов, мысленно обращаясь к Нестерову.

-- В неоплатном долгу останется, -- переиначил Крекшин.

Ему надо было как-то забрать карточки, прежде чем стрелять. Алтухов прижался к противоположной от входа в комнату стене рядом со Светой. И в свете факела он увидел ее глаза. Они настороженно смотрели в угол. Он проследил за ее взглядом. В углу был очень узкий черный, беспросветный проем. Алтухов сработал четко: сунул факел в песочный пол и мгновенно втащил Светлану за собой в спасительный коридор. Яркие вспышки выстрелов на миг озарили комнату за их спиной, раздался стон Никиты -- и наступила тишина.

-- О Господи, мамочка, мне страшно! -- зашептала Света. -- Что там произошло? Бежим отсюда.

-- Куда? В бессмертие? Надо возвращаться обратной дорогой.

-- Какой дорогой? Я тебя на расстоянии минус десять сантиметров не вижу.

-- Ну, есть же спички!

Двадцать пятой спичкой, которые в этом безвоздушном склепе все время гасли, Алтухов, уже увидевший картину на полу комнаты, наконец зажег факел.

-- Нам его хватит, чтобы пройти метров пятьдесят, -- предупредил он, -керосин вытек -- так что побежали.

-- А этот?

-- Он убит, Светочка.

-- Но как?

-- Вон, взгляни, стены под глиняным слоем -- металлические. Сам себя застрелил. Сработал рикошет!..

14

Пока оформляли отъезд в Москву, Светлана рассказала, что Терехов еще на корабле, вместе с Никитой Крекшиным, сослуживцем мужа, подходил к Андрюше, они о чем-то спорили.

Сенокосов был вне себя. Он вошел в каюту, яростно хлопнув дверью, бросился к жене и достал из кармана аудиокассету. Там были магнитные карточки. Оказывается, он был заядлым египтологом-самоучкой, впервые плывшим в Египет. Он попросил ее выбрать место в пирамиде и спрятать карточки, а вернувшись на теплоход, дожидаться его. Сам же направился в российское консульство. Света вернулась на теплоход в тот же день, поздно вечером. Там ее и схватили Терехов и его помощники -- механики судна. Крекшина не было. Ему удалось за три дня якобы пребывания группы в Каире слетать с Сенокосовым в Новый Уренгой на самолете, который ему обеспечила тетушка Вероника Сергеевна.

И ведь вернулся обратно, так как операция сорвалась. Но уже без Сенокосова.

Алтухов не мог себе простить, что сразу не обратил внимание на то, что Терехов, с его интеллектуальной ограниченностью, сравнивал, и весьма правдоподобно, физиономию Никиты с маской Тутанхамона. Ведь эта маска хранилась в Каирском музее, и если Терехов видел ее, значит в день предполагаемого нападения на него в пирамидах спокойно гулял по городу, а к вечеру приехал в Порт-Саид, чтобы взять в заложницы жену Сенокосова.

Когда выяснилось, что карточек у нее при себе нет, они стали пытать Светлану. Но не нашли того, что им было нужно, в ее вещах. Поэтому Терехов и выстроил весь этот план для Кости, уже лежа в каирской больнице. Ведь ему еще и алиби понадобилось. Собирался вернуться в свою финансовую группу "Клас" -- с одним "с".

Алтухов задержал его уже в самолете. Просто защелкнул на запястьях наручники, и тот все понял.

-- И еще, -- продолжил вслух свой внутренний монолог Алтухов, -- вы не могли не знать фамилии Крекшина. С этим вы переборщили.

Потом Алтухов стал думать, что его дрессированная, не понимающая шуток жена Женечка и впрямь купит к его приезду в секс-шопе все, что только можно. И что ему тогда со всем этим делать? Антресоли и так забиты...

Терехов весь полет посмеивался, посмеивался он и в Шереметьеве-2, куда прибыл рейс, и потом по дороге в Москву. Потрясая кандалами, перестал смеяться, когда Нестеров, встречавший Алтухова в аэропорту, обернулся с переднего сиденья автомобиля, после того как проехали полдороги, и тоном любезного собеседника проговорил:

-- А ваши хозяева из иранской разведки вас сдали, извините, совсем забыл сказать вам сразу. -- И замолчал. Потом добавил: -- Подобного рода магнитные карточки метят изотопами, и вывезти их за границу совсем не просто... Ну, а уж коли вывезли, вы же перед нами, как муха на экране радара.

Истерично заголосил мобильный.

-- Да, -- спросил Нестеров, выдергивая его из кармана, как всегда вместе с изнанкой.

В трубке раздался медленный, тягучий голос, из-за особенностей которого разговоры конкретно с этим собеседником оплачивались Нестеровым по двойному тарифу.

-- Привет, Коленька, это Зимоненко, -- быстро, за полторы минуты сказал Володя.

-- Привет, Вов, рад слышать, чем обязан?

-- Коль, меня только что проинформировали: ты арестовал Терехова, вернее, задержал. Я подключаюсь как адвокат, предупреди там своих.

Нестеров усмехнулся. У каждого есть работа. Но, похоже, адвокаты сегодня свою делают лучше. В конце концов, кто поручится, что арестовывать и наказывать гуманнее, чем защищать? Все так условно в этом мире...

Нет, но все-таки что же это получается: информационное обеспечение адвоката лучше, чем у него -- генерала ФСБ?! Откуда адвокат мог узнать об аресте Терехова, когда он произведен всего лишь полчаса назад? Что, неужели электронные игрушки стали неотъемлемой атрибутикой бытия?.. Нестеров посмотрел на своих коллег, уставился в окно и пробормотал:

-- Все-таки ДУРА она, этот LEX... Какой умник сказал мне в начале моей карьеры, что Иуда был первым адвокатом?.. Хотя теперь принято считать, что: summus ius -- summa iniuria (право -- высшая несправедливость).

...потом достал из кармана сложенный вчетверо листок, на котором помечал первостепенные дела, как-то: день рождения тещи, или что купить в магазине итальянской мебели, чтобы как-нибудь не дай Бог не забыть; или еще что-то, не менее важное, и в него записал: "позвонить в Гильдию российских адвокатов на предмет трудоустройства" -- и слово "адвокатов" подчеркнул. "Может, в самом деле стать адвокатом?"

Потом задумался о своей команде, помечтал о том, что надо заготовить приказ о поощрении. Сделали ребята много и жизнью рисковали: общая сумма от предотвращения теракта -- взрыва нефте- и газового комплекса, а также возможных последствий, составляла не менее двух-трех миллиардов долларов. Это, не считая сотен тысяч спасенных жизней. Поэтому, решил генерал, руководство не должно препятствовать тому, чтобы он, Нестеров, выдал бы каждому минимум по 200 рублей премии наличными.

Потом Нестеров вспомнил слова: "в адвокаты идут не из-за денег, а из-за кучи денег", -- и телефон адвокатуры вычеркнул...