Наконец, я должен рассказать и о том, что произошло со мной после бегства Кима Филби в Москву в январе 1963 года.
Собственно, поначалу ничего особенного: я в течение десяти месяцев работал в Токио, и этот период завершился без каких-либо происшествий и без особой переписки с кем-либо. После того как я возвратился в Лондон в ноябре 1963 года (по пути взяв недельный отпуск, который провел в Гонконге), меня подробно расспросили — как, собственно, и всех, кто был тесно связан с Кимом. Я написал подробный отчет о наших отношениях (который, кстати, хотя я и не сохранил для себя дубликат, лег в основу большей части книги). В конечном счете меня привели на допрос к офицеру МИ-5, который сообщил мне то, что Ким якобы рассказал обо мне Николасу Эллиоту в Бейруте незадолго до своего бегства. Судя по всему, Ким сказал ему, что назвал мое имя (среди прочих) русским, охарактеризовав как человека, который может им быть полезен. Однако потом посоветовал оставить эту идею. Судя по тому, что мне сообщили, Ким не предполагал, что я могу, так или иначе, узнать об этом.
Я был в ужасе. Думаю, в первый момент мне хотелось воскликнуть: «Да как он смеет? Он ведь никогда мне ничего не говорил!» Я спросил, когда могла быть высказана подобная «рекомендация». Вероятно, во время войны, ответили мне. Тогда это имело бы больше смысла. Ким, должно быть, рассказывал обо мне русским, когда я поступил на службу в СИС в 1941 году. Ким никогда не допытывался о моих истинных взглядах. Можно было бы также предположить, что на той встрече в Бейруте — для которой его, возможно, дополнительно проинструктировали в КГБ — Ким, говорят, снял подозрения с Энтони Бланта[37].
Судя по утверждению одного из авторов1, в Бейруте Ким назвал меня «коллегой-заговорщиком». Далее этот же автор пишет, что я попал под подозрение и был временно отстранен от выполнения своих обязанностей. Потом все подозрения были сняты, но я вынужден был уйти в отставку из-за давления со стороны американцев.
Большую околесицу и вообразить сложно. Во-первых, я даже никогда не знал о том, что в какой-то момент был «отстранен от должности». Сначала я не понял, на какой период времени ссылается этот автор, но теперь могу представить, что это, по его мнению, произошло через несколько недель после моего возвращения из Токио, как описано выше. В течение этого времени я находился в обычном отпуске и возвратился, чтобы потом занять новую должность в лондонском офисе. Во время отпуска я несколько раз посещал офис.
Нескольким авторам, которые искали соответствующую информацию, я указал на следующие факты:
1. Ким Филби бежал в январе 1963 года. Я ушел в отставку из СИС лишь в октябре 1968 года.
2. Где-то между этими двумя датами я был удостоен звания «Кавалер ордена Святого Михаила и Святого Георгия»/CMG2.
3. На протяжении всего периода я находился в тесной связи с ЦРУ, когда это было необходимо, и ездил в Вашингтон и в Лэнгли, штат Вирджиния (штаб-квартира ЦРУ), в 1966 году.
4. Впоследствии я в течение семи лет работал в палате общин в качестве сотрудника различных спецкомитетов.
Очевидно, я не могу доказать, что посещал офис ЦРУ в Вашингтоне3, за исключением того, что в моем старом паспорте видно, что я приехал в Нью-Йорк 23 августа 1966 года; но все остальное нашло отражение в публичных документах. Ни СИС, ни палата общин не должны были оставлять меня на службе, если бы моя лояльность вызывала у кого-нибудь хоть малейшие сомнения. И действительно, когда я оставил СИС, мне в письменной форме сообщили, что я не состою под подозрением. Это, естественно, подразумевалось и во время моей последующей работы в палате общин.
Ясно, что, если бы Ким действительно назвал меня «коллегой-заговорщиком» в январе 1963 года, последующие события могли принять совсем иной оборот. Во-первых, на него тут же оказали бы давление с целью выжать подробности: когда я начал конспиративную деятельность, чем я фактически занимаюсь и т. д. Непостижимо, чтобы в такой ситуации мне дали бы спокойно почти год доработать в Токио, сделав вид, что ничего особенного не произошло. (Кстати, тот же горе-автор утверждает, что за границей у меня было всего одно назначение; на самом деле их было шесть4.)
Но должен сказать, что после статей в Sunday Times, опубликованных в октябре 1967 года, я стал уже менее важным и желательным «активом» СИС. В этих статьях напрямую не называлось мое имя, однако они явно указывали на меня как на давнего друга и партнера Кима Филби. Офицер СИС, имя которого становится публично известным, особенно если он служит за границей (я в то время был в Гонконге, в это время в Китае был разгар культурной революции — со всеми ее местными неприятностями), тут же теряет свою былую ценность. Я уже превысил официальный возраст ухода в отставку и через несколько месяцев решил, что разумнее будет все-таки уйти. Американцы, естественно, никакого отношения к этому не имели.