Кино

Только к вечеру отряд ворвался в станицу. Все страшно устали, не было сил даже похоронить убитых, люди просто валились с ног. Разместились на ночлег прямо на полу в полутемной церквушке со сбитым снарядом куполом. Не успели поудобней расположиться, как Божий храм осветился изнутри ярким светом. Красноармейцы похватали оружие и с удивлением уставились на неизвестно откуда появившуюся перед золоченым алтарем платформу с людьми и прожекторами, освещавшими вокруг все так, что даже упавший волос можно было рассмотреть на грязном, давно немытом полу. — Чего стоим? — Захлопал в ладоши восседавший в центре всего этого странного сооружения человек в солнечных очках и кепи с длинным козырьком. — У нас всего четыре часа на съемку. Саша, прожектор в тот угол. Ирочка, быстренько отбери фотогеничные лица. Все по своим местам. Не забудьте про тачанку и лошадей.

С десяток человек в ярких рубашках рассыпалось по церкви. Удивленные солдаты все еще стояли разинув рты, некоторые даже из-под тишка крестились, а между ними уже сновали люди с «Поляроидами», измерительными линейками и еще каким-то замысловатыми приборами. Командир отряда, стряхнув оцепенение, наконец пришел в себя. Он выхватил из кобуры пистолет и, подойдя к раздающему команды человеку, строго спросил: — Кто такие? — Товарищи, мы из двадцатой киностудии, снимаем фильм о героях гражданской войны. — Чего? У вас мандат есть? — Виссарион Иннокентич, что вы им объясняете? Они же про кинематограф никогда не слышали, — сказала Ирочка, очень живая женщина лет шестидесяти. — Это почему не слышали? — Сказал басом комиссар, отодвигая в сторону старушку. — Я в Кронштате, до революции, в синематограф, почитай, кажный месяц ходил! Там, еще, картинки бегают. — Василий, иди сюда! — Всплеснул руками Виссарион Иннокентич. — Смотри какой колоритный тип. Из него можно неплохого анархиста сделать. — Какого такого анархиста? Да, я, в семнадцатом, в партию большевиков вступил и не желаю к анархистам никакого отношения иметь! — Возмутился комиссар. — Саша, куда ты прожектор поставил? Я же сказал, вон в тот угол!.. Так значит не желаете? Хорошо, сделаем вас революционным черноморским моряком. Ленточку на бескозырке придется сменить. — Ничего я менять не буду, — буркнул себе под нос балтиец, отходя на всякий случай подальше.

Командир отряда, видя, что на него никто не обращает внимания, спрятал вновь наган в кобуру и подошел к комиссару. — Ну, что делать будем? — Да ну их, в болото! Могет, так и надо. — Мандат бы надо спросить, а то непорядок. — Что ты, тут, бюрократию разводишь, — махнул комиссар, — пущай сымают!

Похоже Виссарион Иннокентич совсем воцарился здесь. Он заставил работать даже красноармейцев. И, самое главное, они безоговорочно подчинялись ему и раз по двадцать перетаскивали с одного места на другое прожектора, камеры и прочую киноаппаратуру. — Посмотрите, кого я нашла! — Подскочила к режиссеру Ирочка. — Где? — Вон, там, с бородой. — Действительно, очень симпатичное лицо. Правда, его немного портит этот прищур, но я думаю, что лучшего красного командира и не придумаешь… Эй, вот вы, с бородой, можно вас?

Бородач, в сопровождении красноармейца, подошел к Виссариону Иннокентьевичу. — Василий, быстро фуражку со звездочкой… Отлично! Вот, ведь не зря же я настаивал, чтобы нам разрешили съемки на натуре в прошлом. Настоящий красный командир, но бороду придется сбрить.

Стоящий рядом с ухмыляющимся бородачом коренастый красноармеец перекинул ружье с примкнутым штыком в другую руку, кашлянул в кулак и сказал: — Так это, как его, белгвардеец, охвицер. Он, гад, наших в станице вешал и пытал. Его утром, того, судить будем, по всей строгости ревлюционого времени. — Ирочка, ну как вам не стыдно! Вы меня ставите в неловкое положение перед товарищами. Саша, куда ты тащишь эту мертвую лошадь?.. Да, я и сейчас могу тебе это сказать, но, вероятно, унас с тобой разные взгляды на современный соцреализм и неореализм вообще. Все, все, — захлопал в ладоши Виссарион Иннокентич, — прекратим дискуссии! По местам! Быстренько, быстренько. Начали. Мотор!.. Нет, нет, стоп. Стоп! Что это такое? Это разве революционные солдаты? Вы не забудьте, этот фильм будут смотреть и дети. Какой пример будущим поколениям вы оставите? Василий, приведите товарищей в надлежащий вид…

Kрасноармейцев заставили побриться. Пока они приводили в порядок свою одежду, художник приволок откуда-то полуразвалившуюся бричку, водрузил на нее «максим» и вымазал все зеленой краской. Когда же он, ею, начал красить в защитный цвет и лошадей, казачки вдруг заволновались, некоторые даже полезли с кулаками. Кое-как, при помощи мата и нескольких выстрелов из маузера в расписанный древними мастерами потолок, комиссару удалось замять этот инцидент. Художник очень обиделся и обозвал всех дураками, ничего не разбирающимися в искусстве. — Вы, этого, не разобижайтесь на нас, — подошел к нему ездовой. — Мы грамоте не обучены, может, чего и не так делаем, но вы, сами-то, возьмите в толк, как мужички лошадок своих найдут, ежели вы их всех, того, под аглицкий газон?..

Под утро киношники исчезли и все, наконец, облегченно вздохнули.

Командир отряда прошелся по церквушке, отпихнул ногой пустую коробку из-под пленки и, споткнувшись в потемках об уже начинавшую попахивать дохлую лошадь, в сердцах сказал: — Да уберите же вы ее наконец, а то, понимаешь, развели тут соц… — Он на мгновение задумался, припоминая незнакомое слово. — Ну, как его? — Нереализму, — подсказал комиссар. — Во, во. Ну и запашек от нее…

1983 год.