Кирсанов до Кирсанова

Е. Голубовский. поэзия до Поэзии

Одесса всегда любила и ценила своих писателей. Нет смысла перечислять всех, кто навсегда остался в благодарной памяти одесситов. Конечно, народная молва создавала свой «табель о рангах». И, безусловно, Эдуард Багрицкий считался, а, может, и считается самым «одесским» поэтом.

А Семен Кирсанов? Тут задачка посложнее. Он не был поэтом одесской вольницы, не был поэтом Одессы… И все же… Именно ему принадлежат стихи, ставшие не только популярной песней, но и своеобразным гимном нашего города…

Короткое отступление. То, что дорого одесситам, совсем не обязательно должно быть дорого всем остальным. В 2006 году – к 100-летию со дня рождения Семена Кирсанова – в Большой серии Библиотеки поэта вышел объемом в 800 страниц том его стихов. В этот том не было включено стихотворение «У Черного моря». Может, и правильно поступил составитель тома, выбирая лучшее из хорошего, но для нас, одесситов, без этого стихотворения-песни трудно представить Кирсанова.

Семен Кирсанов, тогда еще Сёма Кортчик родился 18 сентября 1906 года. Отец его был преуспевающим модельером дамской одежды. Неизвестно, каким родители представляли будущее сына, но с 8 лет мальчик начал писать стихи. В 1914 году он поступает во Вторую одесскую классическую гимназию, затем на филологический факультет Одесского института народного образования.

Увлеченно читает современную поэзию, особенно стихи футуристов, видит себя в семье будетлян, о чем в 1922 году при знакомстве рассказывает Владимиру Маяковскому.

Еще до этого, в 1920 году, Кортчик, взявший себе псевдоним Кирсанов, вступил в одесский «Коллектив поэтов», в который тогда входили Э. Багрицкий, Ю. Олеша, В. Катаев, В. Инбер, И. Ильф… Четырнадцатилетнего вундеркинда, которого на вечера приводила мама, одесская богема встретила насмешливо… Но это не остановило Кирсанова. Он продолжал писать замысловатые стихи, резко отличающиеся от того, чем занималась вся «одесская школа». Впрочем, Багрицкий, кажется, знавший наизусть всю современную поэзию, не допустил, чтобы юного Сёму выгнали из «Коллектива поэтов».

При создании Одесского Литературного музея вдова С. И. Кирсанова передала музейщицам Н. Городецкой и М. Лошак чемодан с ранними, неопубликованными стихами мужа. Удивительно, что с десяти лет мальчик составлял будущие сборники своих стихов, оформлял их отдельными «тетрадями», давая некоторым точные названия. Это и дало возможность сейчас, разобрав фантастически трудный почерк поэта, показать, как формировался его стиль, как он достиг того, что выдающийся русский стиховед М. Гаспаров в своей последней предсмертной статье, готовя ее для «Библиотеки поэта», назвал ясно и гордо: «Семен Кирсанов – знаменосец советского формализма!»

Да, не ошибся в 1922 году Владимир Маяковский. В 1924 году он опубликовал в «ЛЕФе» стихи молодого одесского поэта, способствовал его переезду в Москву, не раз выходил с ним вместе на сцену и громко представлял юношу – слово представляется товарищу Кирсанову! Кстати, именно так назвал одну из своих самых известных книг Семен Кирсанов в 1930 году.

Но вернемся в Одессу, в 1916 год. О чем думает, что пишет десятилетний мальчик? Как видно, слыша разговоры родителей о еврейских погромах, о сионизме, о Палестине, по сути, первые стихи (как, кстати, и Самуил Маршак почти в таком же возрасте) он посвящает возможности создания еврейского государства. Маршак назвал этот свой юношеский цикл «Сиониды». Кирсанов не нашел названия своему циклу, но термин «сиониды» здесь очень уместен.

Эта тема обрывается через два-три года. Ей на смену приходит желание ввести в современную речь старославянские слова, понятия, темы. И отсюда – прыжок в поиски новых словообразований, в поэтику словотворчества.

Конечно, это еще поэзия до Поэзии. И поэтому в первую свою книгу «Опыты», вышедшую в 1927 году, Кирсанов не включил ни одно из этих стихотворений – опытов до опытов.

Тетрадки в чемодане Литмузея заканчиваются 1922 годом, когда поэту исполнилось 16 лет. Сегодня Кирсанов начинается для всех со стихотворения 1923 года

Отношение к творчеству Семена Кирсанова в советскую эпоху было неоднозначным. С одной стороны – продолжатель традиций Маяковского, с другой – безудержный формалист. Неоднократно печаталась эпиграмма: «У Кирсанова три качества – трюкачество, трюкачество и трюкачество». При этом как бы не замечали, что главным качеством поэта была подлинная талантливость, великолепное чувство слова, ритма, умение создавать изобразительную поэзию.

Его все эти годы поддерживал Николай Асеев, как и все эти годы не любил Михаил Исаковский. Даже такой далекий от футуризма поэт как Осип Мандельштам с большим интересом читал и слушал словообразования Кирсанова. Кстати, Семен Исакович был одним из немногих, кто в ссылку, в лагеря, передавал опальному Мандельштаму пищу, деньги, одежду. Так что, цитата из Александра Галича о гавайской гитаре, игравшей за стеной в квартире Кирсанова, когда шел обыск у Мандельштама, требует, возможно, более глубокого осмысления…

У Кирсанова раз в два-три года выходили книги, которые дружно ругала критика, но взапой читали молодые поэты. Тем более, что в последнее десятилетие он написал немало блистательных трагических стихов, оставаясь при этом виртуозом словесной скульптуры.

Как относится поколение шестидесятников к Семену Кирсанову? Мы знаем пронзительное стихотворение Андрея Вознесенского, посвященное памяти Кирсанова. Евгений Евтушенко в антологию «Строфы века» включил не только лучшие, на его взгляд, стихи поэта, но и присовокупил к этому свое признание в любви, рассказал, что именно Кирсанов дал ему рекомендацию в Союз писателей.

А в августе 2007 года я читал роман Василия Аксенова «Редкие земли». Роман совсем не о поэзии и не о поэтах. И тем не менее в этом удивительно построенном, по-юношески молодом, романе я вдруг обнаружил страницу, посвященную Семену Кирсанову. Причем документально точную.

«Недавно я бродил в русском Интернете и случайно натолкнулся на текст В. В. Бакакина под заголовком «Антология химических элементов, или СТИХОХИМИЯ». Автор пытается придать РЗЭ некий филологический контекст. Честно говоря, я просто обалдел от этого текста. Там цитируются стихи поэта Семена Кирсанова; знаешь такого поэта? Нет? Значит, ты в своей английской школе все же получил малость однобокое образование. Однажды этот замечательный поэт натолкнулся в словаре на слово «неодим»; оно озарило его своей редкостью, полнейшей необычностью. Он начал экспериментировать с приставкой «нео». Бакакин приводит там слова поэта, слушай!

«…так с корабля открыватель земель увидел и остров Борнео. И мне захотелось, чтоб мир начинался на „нео“: неомир, неодень, неожизнь! Неолит – со следами костей и улиток, неофит – от пещерных камней до калиток. Неосвет, неодим, неомир!! Пусть он будет всегда неоткрытым, необычным и необжитым. О, мое новое „Нео“! Мое озаренье мгновенное – небо необыкновенное! Так у речи на дне мне, как капитану Немо, открылись подробности слов и их необъятнейшие возможности…» Теперь смотри, Ник: поэт впрямую выходит в новом стихе на редкие земли:

Это было в 50-х. Поэта поразила редкость этих металлов, вообще слово «редкость». В массовом большевистском обществе это слово ошеломляло и вдохновляло, ты понял?…»

Прошу прощения у читателя за эту большую выдержку из романа. Но это сегодняшняя оценка Кирсанова. А в этой книге собран ранний Кирсанов, иногда еще Кортчик, лишь лет в 12 он окончательно выбрал псевдоним, долго в тетрадях учился по-новому расписываться. Думаю, что те, кто любит русскую поэзию, и в этих детско-юношеских тетрадках найдут тонкие образы, точные строки, а главное, поймут, как труден путь к высокой поэзии.

Эта книга издана Всемирным клубом одесситов как продолжение знакомства с забытыми, неопубликованными текстами писателей, вышедших из Одессы. Эта книга издана и Одесским Литературным музеем, где хранятся эти бесценные рукописи. Кстати, Алена Яворская, замдиректора музея выполнила неимоверно сложную задачу – разобрала почерк юного поэта, набрала на компьютере стихи из старых тетрадок, за что ей огромная благодарность от всех будущих читателей.

Итак, перед вами стихи. Итог ученичества. Но уже и начало настоящей поэзии.

Евгений Голубовский