© Прокофьева С. Л., 2015
© Селиванова Е. Д., иллюстрации, 2015
© Оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2015
Мachaon®
Я хочу рассказать вам одну удивительную историю.
Жил в одном городе мальчик Алёша.
Нет, я лучше начну не с этого.
Жила-была на свете госпожа Жадность. Ну да, самая обыкновенная Жадность. И жилось ей очень плохо.
На её беду, люди все ей попадались добрые и щедрые. Они делились друг с другом всем, что у них было. Если было холодно, то они делились одеждой. Если было голодно, то они делились хлебом. А если было весело, то они делились радостью.
Глядя на них, госпожа Жадность просто таяла от злобы и огорчения. И наконец стала совсем маленькой, ну просто совсем маленькой, как мышонок.
Целыми днями бродила она по городу, но нигде не могла найти ни одного жадного человека.
И вот однажды зашла она в какой-то двор, забралась под скамейку и задумалась: «Неужели во всём городе нет ни одного жадного человека? Не может быть. Уж наверное, в каком-нибудь доме живёт жадная старушка. Или девчонка, которая никому не даёт своих кукол. Или мальчишка, который никому не даёт покататься на своём велосипеде. Не понимаю, о чём думают мои тайные глиняные шпионы? Бегают, наверное, где-нибудь, задрав хвосты!..»
– Кис-кис-кис! – позвала госпожа Жадность.
И в ту же секунду перед ней появился целый десяток кошек.
Вы, конечно, думаете, что это были живые кошки, такие тёплые и пушистые, которые катают по полу клубок серых ниток или уютно спят, пригревшись на солнышке?
Нет, нет! Ничего подобного.
Это были глиняные кошки-копилки с круглыми мордами и глупыми глазами. У каждой на шее был бант, а на затылке узкая чёрная щель.
– Ну как, нашли вы наконец жадного человека? – нетерпеливо спросила госпожа Жадность.
– Не-ет… – жалобно замяукали кошки-копилки. – Искали, искали… Уж как искали… С глиняных ног сбились… Никого не нашли. Жадный человек нас бы сразу взял. А мы к кому ни подходили – никто нас не берёт. Знаете, как обидно…
И кошки-копилки с оскорблённым видом заморгали глупыми глазами. Наверное, они думали, что госпожа Жадность их пожалеет, но госпожа Жадность в ярости затопала ногами:
– Глиняные лентяйки! Пустые животы! Расколоть бы вас на кусочки! Вы во все школы заходили?
– А как же, – горестно вздыхали кошки-копилки. – Целый день под партами бегали. Никто нас не берёт. Ребята друг другу помогают, подсказывают. А первоклашки так ногами болтают – просто ужас. Вон у кошки Мурки ухо отбили.
– Ну, а ещё где вы были?
– А я на рынок забежала. Думала, уж там-то найду жадного человека. Искала-искала и никого не нашла.
– А я – по улицам…
Но тут все кошки-копилки навострили глиняные уши и повернули круглые головы в одну сторону.
Из-за угла дома вышла маленькая девочка. Она шла, опустив голову, и горько плакала. Круглые слёзы бежали по щекам и капали с покрасневшего носа, похожего на маленькую редиску.
– И‑и‑и, – плакала девочка. – А‑а‑а…
Через забор перескочил какой-то мальчишка. На коленке у него был жёлтый синяк, на локте зелёный, а под глазом не то лиловый, не то фиолетовый. Откуда-то появился ещё один мальчишка, держа на поводке мохнатую собаку. Распахнулась дверь подъезда. Оттуда выбежали две девочки.
– Ну Люся, Люся!
– Ну чего ты ревёшь?
– Опять что-нибудь потеряла?
– Эх ты, растяпа!
– Да помолчи ты, Синяк. Что ты потеряла, Люська?
– А‑а‑а!.. И‑и‑и!.. – плакала маленькая девочка. – Панаму потеряла… Я позавчера берет потеряла. Красивый… А сегодня мне бабушка панаму купила. Белую такую. А я её… А бабушка сказала: «Если ты ещё чего потеряешь, я тебя отшлё… отшлё…»
Нет, Люська никак не могла договорить до конца это ужасное слово!
Ребята окружили Люську и стали её утешать. Они что-то все вместе говорили и по очереди гладили её по голове.
Потом все они разбрелись по двору и стали искать панаму.
– Нашёл! Нашёл! – вдруг закричал один из мальчишек.
Госпожа Жадность выглянула из-под скамейки и посмотрела на него.
Мальчишка был рыжий. На носу и на щеках у него были яркие веснушки. Они были весёлые и тоже рыжие. Казалось, что от каждой веснушки идёт золотой лучик. И уши у мальчишки были смешные и торчали в разные стороны.
Все ребята бросились к нему. Люська тоже подбежала и доверчиво ухватила его за рукав. Круглые слёзы, которые катились у неё по щекам, мгновенно исчезли. Можно было подумать, что они закатились обратно в глаза.
Рыжий мальчишка протянул руку.
На ладони блеснула серебряная монета.
– А панама? – тихо спросила Люська.
– Панама? – повторил рыжий мальчишка и засмеялся. – Я не панаму, я монету нашёл.
Люська снова заревела.
– «Нашёл! Нашёл!..» – передразнил Синяк. – Эх ты, Алёшка! А ты, Люська, не плачь. Подумаешь, панама! Найдём мы твою панаму.
– Может, её ветром унесло?
– Да нет, её, наверно, Дружок утащил. Вот у меня собака однажды ботинок утащила. Унесла, и неизвестно куда.
– А может, ты её на улице потеряла?
– Ребята, побежали к воротам!
– Нет, сперва к старому дубу за домом!
– Точно! К старому дубу! Я вчера под ним свои тетрадки нашёл и географию…
Алёшка остался один. Он стоял и смотрел на монету, которая блестела у него на ладони.
Госпожа Жадность выглянула из-под скамейки.
– Эй, кошки-копилки! А вот к этому мальчишке вы подходили? – спросила госпожа Жадность, и голос у неё дрогнул.
Кошки-копилки заволновались и заморгали глупыми глазами.
– Нет, нет, я не подходила. А ты, глиняная Мурка?
– И я не подходила.
– Может, глиняная Дашка?
– Да вы что? Я же на рынок бегала…
– Замолчите вы! – прикрикнула на них госпожа Жадность. – А ну, глиняная Мурка, беги скорее к этому мальчишке! Может быть, он возьмёт тебя. Приласкайся к нему, помурлыкай послаще.
Глиняная кошка, быстро перебирая толстыми лапами, подбежала к Алёшке и прижалась к его ногам.
Алёшка посмотрел на неё с большим удивлением. Да и кто бы не удивился, если бы к нему вдруг подбежала глиняная кошка-копилка!
Алёшка нагнулся и поднял её с земли.
– Он взял её! Он взял её! – вне себя от волнения прошептала госпожа Жадность.
Алёшка покрутил монету, подумал немного и сунул её в чёрную щель на затылке глиняной кошки. Монета весело запрыгала в её пустом животе, как будто тоже чему-то обрадовалась. Алёшка улыбнулся и прижался ухом к животу кошки-копилки.
Тут госпожа Жадность бегом бросилась к Алёшке.
Она чуть не потонула в большой луже, оставшейся от вчерашнего дождя. Да ещё по дороге заехала локтем в бок какому-то воробью.
Она подбежала к Алёшке и дрожащими руками ухватила его за шнурок ботинка.
– Алёшенька! – закричала госпожа Жадность. – Миленький! Да какой ты славный! До чего веснушки у тебя симпатичные! Ну наконец-то… А я уж думала… Ты только возьми меня к себе! Вот увидишь, дорогой! Я тебе пригожусь! Уж так пригожусь!
Алёшка ужасно удивился. Глаза у него стали в четыре раза больше, а рот сам собой открылся.
Он попятился назад. А госпожа Жадность потащилась за ним по мокрой земле, не выпуская из рук шнурка его ботинка.
– Вот это да!.. – пробормотал Алёшка. – Маленькая совсем, а разговаривать умеет.
Он нагнулся, осторожно взял госпожу Жадность двумя пальцами и поставил себе на ладонь.
Госпожа Жадность была похожа на крошечную тощую старушонку. У неё было серое сморщенное личико. Платье тоже серое, точно посыпанное пылью, старое, кое-где залатанное. На ногах стоптанные башмаки.
Смотрела она жалобно, в глазах дрожали мутные слёзы.
Госпожа Жадность с мольбой потянула к Алёшке дрожащие руки со скрюченными пальцами.
– Смешная какая! – прошептал Алёшка. – Надо бабушке показать.
– Нет, нет! – запищала госпожа Жадность. – Не надо показывать меня бабушке. Я скромная! Не люблю, когда на меня смотрят! Я к этому не привыкла! Я стесняюсь!
Алёшка засмеялся, и госпожа Жадность чуть не свалилась с его ладошки. Хорошо ещё, что она успела ухватиться за его мизинец.
– Алёшенька, не бросай меня! – закричала она плачущим голосом. – Лапочка! Возьми меня к себе! Вот ты увидишь! Ты не пожалеешь!
– Ладно, – согласился Алёшка. – Только ненадолго.
– Почему ненадолго? Там видно будет! Чего загадывать?! – торопливо воскликнула госпожа Жадность. – Вообще-то меня зовут госпожа… Ну, не важно как. Ты зови меня… тётя! А ещё лучше – тётя Жадинка или тётя Жаднуська. Вот будет славно!
– Какая ещё тётя? – удивился Алёшка и сунул госпожу Жадность к себе в карман.
В Алёшкином кармане было темно и душно. Там лежали какие-то гайки, винтики, тюбик с клеем, бумажки от конфет, пёстрые камешки. Юбка госпожи Жадности тут же измазалась клеем, ботинок свалился с её ноги.
«Это всё пустяки, – с восторгом подумала госпожа Жадность. – Главное, мальчишка взял меня! Вот удача! Наконец-то повезло. Уверена, теперь вся моя жизнь пойдёт по-другому!»
Если бы Алёшкина бабушка была дома, всё, вероятно, получилось бы иначе. Бабушка, конечно, сразу же догадалась бы, что это госпожа Жадность, и, наверно, сказала бы Алёшке: «Зачем ты её принёс? Это же госпожа Жадность! Выброси её сейчас же».
Но бабушки дома не было. И поэтому случилось вот что.
Алёшка вытащил госпожу Жадность из кармана и поставил её на стол. Кошку-копилку он тоже поставил на стол.
Потом все они молча уставились друг на друга.
Алёшка молчал от удивления и оттого, что не знал, о чём говорить.
Госпожа Жадность молчала от волнения и оттого, что не знала, как начать разговор.
А кошка-копилка молчала потому, что при Алёшке она вообще делала вид, что не умеет разговаривать.
– Ну вот… – сказал наконец Алёшка, который, по правде говоря, не любил долго молчать. – Мне уже в школу пора. Уже скоро два часа. А тебя я пока посажу в коробку из-под конфет. Сиди в ней и жди, когда я вернусь.
Алёшка выдвинул ящик своего стола. Ящик был набит разными пустыми коробками. Он их просто так собирал, картинки красивые. Алёшка посмотрел на госпожу Жадность и взял самую маленькую круглую коробочку из-под леденцов. Жадность бросилась к Алёшке и чуть не упала, споткнувшись о чайную ложку.
– Постой, постой, Алёшенька! – закричала она. – Мы с тобой ещё даже не поговорили как следует, не познакомились. Не надо меня в эту коробку… Ты ещё не знаешь, что я умею…
Госпожа Жадность щёлкнула своими кривыми пальцами, и пустая коробка мгновенно наполнилась леденцами. Красными, синими, зелёными.
Они лежали в коробке, и солнечные лучи прыгали с одного леденца на другой, как будто хотели узнать, какой из них самый сладкий.
– Вот это да… – пробормотал потрясённый Алёшка.
Он осторожно взял из коробки леденец и лизнул его языком.
– Настоящий! – ахнул Алёшка. – А ещё ты можешь? Вот в эту коробку, а?
– Да я для тебя, мой дорогой… – Госпожа Жадность снова щёлкнула пальцами.
Алёшка с волнением приподнял крышку – в коробке рядами лежали шоколадные конфеты в серебряных бумажках.
– Ух ты, сколько! – закричал Алёшка, хватая конфеты горстями и запихивая их себе в карманы. – А то мама всегда даст штучки две, и всё.
Госпожа Жадность присела на кусок сахара.
– я ещё тебе дам, моё сокровище! Только с уговором. С маленьким таким уговорчиком… Сам ешь сколько хочешь, но другим не давай. А то тебе самому ничего не останется. Понял? Тогда пожалеешь, да поздно будет.
– Понял, – сказал Алёшка, хотя в этот момент он почти ничего не мог понять.
«А вдруг это мне только снится? – с тревогой подумал он. – Уж очень на сон похоже. Вот проснусь – и ничего нет…» Дон-дон! – пробили стенные часы. Алёшка вздрогнул:
– Ой, я в школу опаздываю!
Он схватил коробку из-под мармелада и сунул туда госпожу Жадность. Госпожа Жадность высунулась из коробки, пыталась что-то крикнуть, но Алёшка быстро задвинул коробку под кровать. Потом он схватил портфель и выскочил в коридор.
Щёлк – повернулся ключ в замочной скважине.
А госпожа Жадность осталась лежать в коробке из-под мармелада.
Там было темно, тихо и очень приятно пахло.
Госпожа Жадность не знала, сколько прошло времени. Наконец она услышала чьи-то шаги в соседней комнате.
«Это, наверно, Алёшкина бабушка! – догадалась госпожа Жадность и съёжилась от страха. – Очень мягкие туфли и очень медленные шаги».
Бабушка несколько раз дёрнула за ручку двери, но дверь не открылась.
– Странно, – сама себе сказала бабушка. – Никогда Алёшенька дверь не запирал. И чего это он?..
Бабушка ещё раз дёрнула за ручку и ушла. Ведь у неё, конечно, были более важные дела, чем стоять около запертой двери и дёргать её за ручку. Но если бы она знала, что в этот момент произошло у Алёшки под кроватью!
Голова госпожи Жадности и её ноги упёрлись в стенки коробки. Коробка затрещала.
Госпожа Жадность сбросила с себя картонную крышку и встала. Голова её упёрлась в пружины матраца.
Дрожа от радости и волнения, она ощупала себя руками.
– я расту! Я расту! – прошептала госпожа Жадность. – Какое счастье! Наконец-то!.. Неужели мой мальчишка и впрямь становится жадным?
Вам, конечно, интересно узнать, что случилось с госпожой Жадностью. Почему она выросла? Ну ничего, потерпите немного, вы узнаете об этом очень скоро.
Алёшка сидел в классе и всё время думал о конфетах.
Перед его глазами, как стаи разноцветных рыбок, покачиваясь, проплывали конфеты в ярких бумажках.
– Что с тобой, Алёша? – спросила учительница Анна Петровна и указала пальцем на Алёшкину тетрадку. – Ничего не понимаю! Посмотри, что ты написал. Надо было написать: «По волнам плыл кашалот», а ты написал: «По волнам плыл шоколад». Надо было написать: «По небу тянулись тучки», а ты написал: «По небу тянулись тянучки». Что с тобой? Я вынуждена поставить тебе двойку.
Лицо Анны Петровны стало очень грустным. Как будто она поставила двойку не Алёшке, а самой себе.
Но Алёшка только махнул под партой рукой. Подумаешь, какая-то двойка. Не до того сейчас.
На переменке он вынул из кармана все конфеты и начал их есть одну за другой.
– Сколько у тебя конфет! – сказала девочка Женя и подбросила на ладони большое яблоко. – Нам бабушка из деревни целый ящик прислала. Хочешь, поменяемся? Я тебе яблоко, а ты мне конфету.
Яблоко на вид было удивительно вкусным. Алёшка посмотрел на него, и во рту стало как-то сладко и прохладно.
Женя подбрасывала яблоко в воздух, и оно поворачивалось к Алёшке то красным боком, то жёлтым. Можно было подумать, что яблоко то улыбается Алёшке, то нет.
«Что же мне делать? Я ведь обещал этой старушонке никому конфеты не давать, – с досадой подумал Алёшка. – Но ведь я же их и не отдаю. Я же их меняю. Это совсем другое дело. Совсем другое».
– За такую конфету одного яблока мало, – сказал Алёшка каким-то не своим, чужим хриплым голосом. – Давай ещё денег сколько есть!
Денег у Жени оказалось немного. Всего две монеты. Алёшка схватил их так быстро, что Женя не успела даже ахнуть.
Как вы можете догадаться, именно в этот момент госпожа Жадность, которая лежала в коробке под кроватью, выросла сразу в несколько раз.
Когда кончились уроки, Алёшка первым выскочил из класса.
Он бежал по улице, а сам всё думал и думал о конфетах.
Ему даже показалось, что в светофор вставлены три больших леденца – красный, жёлтый и зелёный. Да и сам светофор похож на большую конфету, зачем-то привязанную к проводам. Навстречу Алёшке шла румяная девочка в розовом пальто. Она вела на верёвочке коричневую мохнатую собаку.
«Какая девчонка смешная, – подумал Алёшка. – На пряник похожа. А собака совсем как шоколадная. Вот бы такую большую шоколадную собаку! Чтоб уши шоколадные и хвостик… Или лучше шоколадную лошадь. С одной ногой можно целый месяц чай пить…»
Алёшка так размечтался о шоколадной лошади, что чуть не налетел на ребят, стоявших около булочной.
Ребята окружили маленькую Люську.
На голове у Люськи была панама. Панама была новая и очень белая.
Люська стояла, низко опустив голову, и плакала. Лица её не было видно. Можно было подумать, что плачет белая панама.
– Опять что-нибудь потеряла? – спросил Алёшка. – Эх ты!
– А‑а‑а… – всхлипнула панама. – Меня бабушка за хлебом послала… Велела батон купить. Деньги дала. Я их в кармане держала… Кулак вот… А деньги я потеряла. А бабушка сказала: «Если ты ещё чего потеряешь, я тебя отшлё…»
Из-под белой панамы ещё быстрее закапали удивительно крупные прозрачные слёзы.
– Ребята, у меня есть немного, – сказала девочка Женя. Лицо у неё на секунду стало грустным, но она сейчас же улыбнулась. – Я хотела эскимо купить, да уж ладно… Возьми их себе, Люська.
И она положила деньги на мокрую от слёз маленькую ладошку.
– И у меня есть… На, держи!
– И у меня…
– И у меня монетка. Новенькая, смотри, как блестит!
Люська подняла голову. Глаза ещё плакали, но губы уже улыбались и тихо шевелились. Это Люська шёпотом говорила «спасибо».
– Ну вот, – сказал Синяк. Он протянул поцарапанный палец и пересчитал монеты. – Почти набралось. Ещё немного не хватает. У кого ещё есть, ребята?
У ребят вытянулись лица. Больше ни у кого денег не было. Даже круглое Женино лицо стало каким-то не таким круглым.
Маленький Васька вывернул карманы и сказал виноватым голосом:
– А мне мамка не даёт… Говорит, я сама тебе всё, что надо, покупаю.
– Ребята! – сказал Синяк. – У Алёшки ещё деньги есть. Ему Женька дала. Я сам видел. Эй, Алёшка, давай их сюда. А то бабушка Люську нашлёпает.
Алёшка посмотрел на Люськины покрасневшие глаза, на слипшиеся от слёз ресницы, и его рука как-то сама собой потянулась в карман.
И вдруг он вспомнил, как весело звенела монета в пустом животе глиняной кошки: дзынь, дзынь! – как будто хотела сказать: «Ещё, ещё!»
– Не дам! Ничего не дам, – тихо сказал Алёшка. – Мне деньги самому нужны.
Как вы понимаете, друзья мои, госпожа Жадность в этот момент выросла ещё в несколько раз.
– Ну и вредина же ты! – сказал Синяк. – Ладно. Припомним тебе это. Ребята, пошли к Катьке. Она дома сидит, у неё уши болят. Катька даст. Она всегда всё даёт.
Ребята пёстрой стайкой побежали к дому, а белая панама весело запрыгала впереди.
Бабушки не было дома.
«Вот здорово, – подумал Алёшка. – Бабушки, они всегда только мешают. Настроение портят и вообще. Увидит конфеты, начнёт приставать: кто дал да зачем взял?»
Алёшка открыл дверь и ахнул: посреди комнаты стояла госпожа Жадность.
Ох, какая она стала большая! Ростом почти как Алёшкин папа, а то и ещё повыше. Алёшка узнал её, только поглядев на длинные-предлинные руки со скрюченными пальцами. Нет, она стала совсем другая, даже как-то помолодела. И платье уже не казалось таким старым, обтрёпанным. Тяжёлые тёмные складки падали до самого пола, а на шее поблёскивали бусы из разноцветных камушков.
«Наверное, драгоценные», – подумал Алёшка.
Госпожа Жадность посмотрела на Алёшку огромными чёрными глазами. В их глубине вспыхивали и мерцали красные огоньки, похожие на раскалённые угли.
Алёшка испуганно попятился. Он разжал пальцы. Монеты жалобно звякнули и покатились по полу.
– Ну, ну, не бойся, моё сокровище! – сладким голосом сказала госпожа Жадность. – Ну я немного выросла, ну и что? В этом же нет ничего плохого. Это очень даже хорошо!
И госпожа Жадность улыбнулась.
Алёшка думал, что от улыбок всегда всем становится тепло и весело. Но от этой улыбки ему стало как-то неуютно и зябко. Холодная дрожь пробежала по спине.
– Я… я пойду… – хрипло сказал Алёшка. – Мне уйти надо…
Он повернулся к двери, но госпожа Жадность своей длинной рукой загородила ему дорогу.
– Монетки, монетки… – прошептала она. – Так вот почему я так выросла! Деньги. О, эта могучая, великая сила…
– я в кино, – с тоской пробормотал Алёшка, – пойду билет куплю…
– В кино?! – воскликнула госпожа Жадность. Алёшке показалось, что она даже обрадовалась. – Лапочка моя, хочешь, я дам тебе денег на билет? Вот смотри…
Госпожа Жадность взмахнула руками, и что-то обрушилось на Алёшку. Что-то заблестело и зазвенело. По полу в разные стороны покатились монеты. Они катились, кружились на месте и ложились на пол.
– Деньги! – закричал Алёшка, ловя монеты в воздухе. – Это всё мне? Правда мне? Ой, да я на эти деньги сто билетов куплю!
– Тебе, моё сокровище, всё тебе, – прошептала госпожа Жадность, наклоняясь над ним. – Только с уговором. Сам ходи в кино сколько хочешь, но никого с собой не бери. Эти деньги только для тебя. Понял?
– Понял, – задыхаясь, сказал Алёшка. – А ещё можно? Я ещё на фотоаппарат коплю.
В воздухе снова заблестели, заискрились монеты. Алёшка готов был разорваться на четыре части, так ему хотелось залезть сразу во все четыре угла и собрать сразу все монеты.
– Ещё! Ещё! – закричал Алёшка не своим голосом и на коленках уполз под кровать.
Алёшка уполз под кровать и поэтому ничего не видел. Он не видел, что стоило ему только произнести слово «ещё», как Жадность сразу же вырастала и становилась всё больше и больше.
Вдруг что-то оглушительно грохнуло и зазвенело.
Алёшка выскочил из-под кровати и увидел люстру. Только она была уже не на потолке, где полагается быть люстре, а на полу.
Жёлтые стеклянные колпачки были разбиты. Без них люстра была похожа на большущего паука.
Алёшка поднял голову и вдруг замер, схватившись руками за щёки. Он забыл обо всём на свете, даже о погибшей люстре.
Он увидел госпожу Жадность. Госпожа Жадность стояла, упираясь головой в потолок. Она даже немного согнулась, потому что ей уже было тесно в этой комнате. Наверное, она задела люстру головой, и люстра упала на пол.
– Ой!.. – бледнея, прошептал Алёшка.
– Ещё подросла? – радостно сказала госпожа Жадность. – Трудно поверить, что ещё утром ты хотел посадить меня в коробку из-под леденцов.
Да, она стала совсем другой. Глаза смотрели властно и повелительно. На голове сверкнул золотой обруч с багрово‑алым камнем. Теперь пальцы её были унизаны кольцами, на руках бренчали браслеты, украшенные лучистыми камнями.
Она наклонилась и осторожно пальцем погладила Алёшку по плечу.
– Ну, ну, моё сокровище, успокойся, – сказала она. – Отведи-ка ты меня лучше на чердак. У меня сегодня что-то нет настроения знакомиться с твоей бабушкой. Как-нибудь в другой раз. С превеликим удовольствием. Только, знаешь, не сегодня… А деньги и конфеты, если хочешь, я тоже унесу на чердак. Уж там они будут в целости. Уж там до них никто не доберётся.
«Это, пожалуй, верно, – подумал Алёшка. – Только надо побыстрее, пока бабушки нет».
Госпожа Жадность нагнулась и своими длиннющими руками стала быстро сгребать в кучу деньги. Она высыпала их в старую бабушкину сумку, потом стащила с Алёшкиной подушки наволочку и сунула туда коробки с конфетами.
– Пошли, моя радость, моя жизнь, моё сокровище!..
Алёшка выглянул на лестницу. Там было пусто и тихо.
«Никого нет… Хорошо, – подумал Алёшка, выходя на площадку. – Только вот пролезет ли она в дверь?»
Но госпожа Жадность, кряхтя, уже протиснулась боком в дверь и стала подниматься по ступенькам.
Где-то далеко внизу послышались шаги.
– Скорее! – прошептал Алёшка. – Это, наверно, бабушка! Она всегда, когда не надо, тут как тут…
Госпожа Жадность трусливо оглянулась и зашагала сразу через пять ступенек.
«Ещё увидит меня с ней, – подумал Алёшка. – Сразу начнёт спрашивать: «С кем это ты идёшь? Куда? Зачем? Да откуда у тебя конфеты?..»
На четвёртом этаже кто-то громко зашипел.
Алёшка, дрожа всем телом, шарахнулся в сторону.
Но это была всего-навсего тощая бездомная кошка. Вытаращив глаза и выгнув спину дугой, она смотрела на госпожу Жадность.
На пятом этаже открылась дверь, и на площадку вышел старичок в чёрных очках. Он стал спускаться по ступенькам, громко стуча по ним палкой, как будто за что-то на них рассердился.
Госпожа Жадность прижалась к стене и замерла. У Алёшки ещё сильнее заколотилось сердце. Старичок поправил очки, посмотрел на госпожу Жадность и потыкал в неё палкой.
– И зачем это на лестнице ставят такие громоздкие предметы? – пробормотал он. – И так лестница узкая. Надо пожаловаться, пусть уберут. Просто возмутительно!
Старичок, сердито стуча палкой по каждой ступеньке, стал спускаться вниз.
На шестом этаже Алёшка услышал голоса. За дверью разговаривали девочка Катя и её мама.
– Катенька, я пойду в аптеку за лекарством, – сказала мама Кате.
– Хорошо, мамочка, – ответила Катя маме и негромко вздохнула.
– Скорее, скорее, – заторопил Алёшка и даже подтолкнул госпожу Жадность сзади. – Не хватало ещё, чтобы Катька меня увидела. Она такая…
Наконец они добрались до чердака.
На чердаке было темно и пусто. С потолка свисала маленькая и пыльная лампочка. Она светила совсем слабо и тускло. Можно было подумать, что под лампочкой ещё вечер, а во всех углах уже наступила ночь.
– Как здесь здорово, уютно, – прошептала Жадность, оглядываясь по сторонам. Вид у неё был очень довольный. – Ох и устала же я сегодня!
Жадность высыпала конфеты и деньги на перевёрнутый ящик.
Во всех углах что-то зашевелилось, зашуршало. Словно осенний ветер взвихрил сухие листья.
Алёшка увидел, как из темноты высунулись треугольные мышиные морды. Заблестели маленькие злобные глазки.
– Ой! – вскрикнул Алёшка и невольно пододвинулся к госпоже Жадности. – Сколько их! И все на мои конфеты глядят… Смотри, они всё ближе! Я боюсь…
– Успокойся, моё сокровище, – усмехнулась госпожа Жадность. – Сейчас мы их прогоним. Кис-кис-кис! – позвала она.
В ту же секунду перед ней появился целый десяток глиняных кошек. Но вместо того чтобы прогнать мышей, они вытянули глиняные шеи и уставились голодными глазами на рассыпанные монеты.
– Мы есть хотим! – заныли они. – Брось в нас хоть по монетке, хоть по копеечке.
– Ах вы, глиняные лентяйки! – прикрикнула на них госпожа Жадность. – Вы сначала мышей прогоните! Никому ничего не дам. Ни одной монетки, ни одной конфетки! Это всё ему, ему, моему Алёшеньке. Вот садись сюда, на ящик, моё сокровище. Теперь скучать не будешь. Хочешь – конфеты ешь, хочешь – деньги считай!
Алёшка плотно закрыл дверь чердака и стал спускаться по лестнице. Но на площадке шестого этажа он на минутку присел на ступеньку. Голова у него кружилась, ноги были какие-то слабые, словно набитые ватой.
Тут он увидел Катину маму. Она открывала дверь ключом.
– Ты что тут сидишь? – спросила она. – А Катя тебе только недавно по телефону звонила. Зайди к ней, скажи, какие вам сегодня уроки заданы.
И она распахнула перед Алёшкой дверь.
Алёшке было не до Кати, не до Катиной мамы и не до Катиных уроков. Но делать было нечего. Он поплёлся за Катиной мамой, уныло глядя ей в спину.
Катя сидела на диване. Уши у неё были завязаны, на макушке торчали концы платка. Она была похожа на зайца с двумя длинными ушами. Только этот заяц был грустный и бледный, с очень большими прозрачными глазами.
И вдруг Алёшка замер на месте.
Он увидел на столе стеклянную вазочку с конфетами. Он смотрел и смотрел на неё, как будто в ней лежали не обыкновенные конфеты, а магниты в конфетных бумажках, а Алёшка был весь железный, и они притягивали его к себе.
«Вот если бы мне эти конфеты, – подумал Алёшка, – таких у меня ещё нет».
– Ну, чего тебе? – спросил Алёшка, боком подбираясь к вазочке.
– Болят, – тихонько сказала Катя и потрогала уши, завязанные платком.
– А я что, доктор, что ли?
– Ты торопишься? А я думала, что ты со мной посидишь, – грустно сказала Катя. – Ну ладно, скажи, что задано, и иди.
– Ишь ты чего захотела, – усмехнулся Алёшка. – Скажи, что задано! А что ты за это дашь? Вот давай эти конфеты, тогда скажу. А то вон какая хитренькая нашлась! Знаю я вас, девчонок!
– Ох, я и не догадалась тебя угостить, – спохватилась Катя и покачала заячьими ушами. – Бери, пожалуйста. Хочешь, все бери. Мне всё равно ничего есть не хочется.
Катя свернула из бумаги кулёк и высыпала туда все конфеты.
Но Алёшка не взял кулёк.
Он стоял и смотрел на Катю, в её ясные прозрачные глаза. Он смотрел на неё, как будто увидел её первый раз в жизни.
– А тебе не жалко? – с удивлением спросил он.
Катя рассмеялась и тут же схватилась за уши.
– Ой, когда смеюсь, больно!
Только теперь Алёшка заметил, какая Катя стала худая и бледная. И даже голос у неё какой-то слабенький, тихий.
– Нет! – закричал Алёшка. – Ты сама ешь! Тебе полезно. Я тебе ещё шоколадных конфет принесу. Много! И заставлю все при мне съесть. Ну, записывай, что нам задано.
И в это время госпожа Жадность, которая спала в самом тёмном и пыльном углу чердака, проснулась. Она отбросила в сторону подушку, скатанную из паутины, и заскрипела зубами от злости:
– я уменьшаюсь! Я худею! Что случилось с моим мальчишкой? Что он там натворил! Эй, глиняная Мурка, сюда, ко мне!
Глиняная Мурка, вся в паутине, вытаращив глаза, выскочила из тёмного угла.
– У тебя хоть на одно ухо меньше, а ума всё-таки побольше, чем у других, – прошипела госпожа Жадность, наклоняясь к ней. – Пойди разузнай, что случилось? Мне кажется, мой Алёшка сейчас сделал что-то хорошее. А это очень плохо. Иди. Да поживее. Одна лапа здесь, другая там…
В это утро погода была просто чудесная. Даже ветер был какой-то вкусный. Он пах травой, мокрой землёй и цветами. Ночью прошёл дождь, и сейчас повсюду блестели голубые лужи. Девчонки выбрали место посуше и прыгали через верёвочку.
Маленькая Люська прыгала, моргая глазами всякий раз, когда верёвка пролетала мимо её носа. Лицо у неё было очень счастливое, а белая панама подпрыгивала на голове.
Женя сегодня первый раз надела носки. Белые носки с голубой полоской так и мелькали в воздухе. А все девчонки, которым мамы ещё не разрешали снять чулки, смотрели на неё и вздыхали.
Солнце сверкало в голубых лужах. Ветер пробегал по ним, и тогда казалось, что солнце тоже прыгает через верёвочку.
Из подъезда вышел Алёшка. Лицо его было очень бледным. От этого веснушки казались совсем тёмными.
Никто из ребят даже не посмотрел на него. Только Синяк немного повернул голову и сказал:
– А, жадина… Чего сюда пришёл? Вали отсюда!
– Это моя верёвка, – тихо сказал Алёшка. Он подошёл поближе и вырвал верёвку из рук Жени.
– Нет, не твоя! – закричал Синяк. – Это твоей бабушки. Она бельё сушила на балконе, а потом верёвку нам отдала, попрыгать.
– Моя бабушка, значит, и верёвка моя! – со злостью огрызнулся Алёшка. – Идите к своим бабушкам, у них и берите.
Он повернулся и пошёл к своему подъезду. А верёвка волочилась за ним, как длинная, тощая змея.
На минуту Алёшка остановился. На земле лежал большой кривой гвоздь. Алёшка нагнулся, поднял его и крепко зажал в кулаке.
– Ржавый, – сказал он с досадой. – Ну ничего, и такой пригодится. Никому не отдам.
И тут он увидел Катю.
Катя шла по двору и вела за руль свой зелёный велосипед. Велосипед был не очень новый. Но Катя всё равно его любила. И все ребята во дворе его тоже любили, потому что Катя давала на нём кататься всем, кто захочет.
Теперь Катя уже не была похожа на зайца. Щёки у неё опять стали розовыми, а губы красными. Только на голове была надета шерстяная шапочка, которую Катя носила зимой.
Она шла прямо к Алёшке и смотрела прямо на него своими ясными глазами.
– Я‑то его ищу, а он вон где! – радостно воскликнула Катя.
Алёшка отвёл глаза в сторону.
– Чего меня искать? – проворчал он. – Что я, белый гриб?
Катя засмеялась.
– Нет, правда. Ты всё шутишь. А ты мне очень нужен. Слушай, мы всем классом хотим пойти в театр. На «Аленький цветочек». Пойдёшь?
– Да ну, скука зелёная.
– И нисколько не зелёная. Ну, пожалуйста, – умоляюще сказала Катя. Её ясные глаза стали грустными. – Все пойдут, а ты… Пойдём, это очень хорошая сказка. Мы собираем деньги на билеты.
– Вот оно что! – закричал Алёшка. – До денег моих добираешься? Нет у меня денег! Понятно? Ни копейки у меня нет и не будет!
– Так бы сразу и сказал. – Катя прислонила велосипед к дереву. – А то раскричался. Ну хочешь, я за тебя заплачу?
– Ты?.. – задохнулся Алёшка.
Он стоял и молча глядел на Катю, на её прозрачные грустные глаза. И было видно, что её глаза такие грустные не потому, что ей жалко денег, а потому, что она боится, что Алёшка не пойдёт с ними в театр.
– Катька! – сказал Алёшка и опять замолчал.
– Значит, пойдёшь! – обрадовалась Катя. – Только, чур, не передумывать!
– Ай-яй-яй! – пробормотала глиняная кошка Мурка. Она выглянула из-под скамейки и покачала своей глиняной головой. – Не понравится госпоже Жадности эти театры, ох не понравятся!..
– Как это ты педаль сломала? – спросил Алёшка и присел на корточки около велосипеда. – Вечно вы, девчонки, всё ломаете, а починить не умеете. Ну-ка, дай я посмотрю.
– Ох, кошки-подружки, ещё хуже! – прошептала кошка Мурка и почесала глиняной лапой за глиняным ухом. – Не понравятся госпоже Жадности эти велосипеды, ох не понравятся…
Кошка Мурка шмыгнула в подъезд и быстро запрыгала по ступенькам.
Госпожа Жадность сладко спала на чердаке, положив толстую щёку на ладонь.
– Эй, госпожа повелительница моя, проснись! – замяукала Мурка. – Да проснись же ты! Беда!
Но госпожа Жадность только улыбнулась во сне.
– У, спит… ничего не слышит, – проворчала кошка Мурка. – Вон уши какие большие. Мне до них не дотянуться.
Кошка Мурка вскарабкалась на старую бабушкину сумку. Монеты, лежащие в сумке, звякнули сонно и слабо.
Но этого оказалось достаточно, чтобы разбудить госпожу Жадность. Она вскочила, спросонок испуганно моргая глазами, и стукнулась головой об потолок. Крыша затрещала.
Кошка Мурка со скромным видом отошла от бабушкиной сумки и молча указала лапой на чердачное окно.
Госпожа Жадность смахнула со стекла паутину, похожую на серые кружева. Посреди двора она увидела Алёшку и Катю.
Они сидели на корточках около велосипеда. Алёшкины рыжие волосы так и горели на солнце. А ветер играл белым бантом в волосах у Кати. Тёплую шапочку она держала в руках.
– Ну, спасибо тебе, моя любимая копилка, – прошипела госпожа Жадность. – Так вот кто портит моего мальчика! Теперь я знаю. Эта маленькая девчонка. У неё слишком доброе сердце. Это, наверно, оно так громко стучало сегодня ночью и мешало мне спать. Тук-тук-тук! Я слышала его сквозь пол.
– Подожди, Катька, – услышала госпожа Жадность весёлый Алёшкин голос. – Видишь, я пока сюда гвоздь вставил. Только он плохо держит. Я сейчас принесу из дома проволоку и гайки.
– Вот здорово! – счастливым голосом сказала Катя. – И будем кататься по очереди, да?
– Ой, я ещё уменьшаюсь! – простонала госпожа Жадность. – Ой, туфли свалились с ног! Мне уже велик мой двести сорок второй размер. А ведь ещё сегодня утром туфли еле налезали на меня. Проклятая девчонка! Мои браслеты, ожерелье! Драгоценные камни, они гаснут, тускнеют, исчезают!..
Госпожа Жадность подползла к окну и просунула в него свою длинную руку.
И в тот самый момент, когда Алёшка встал, чтобы идти домой за гайками и проволокой, Жадность крепко схватила его рукой.
Алёшка почувствовал, что его ноги отрываются от земли. У него захватило дух.
Он поднимался всё выше и выше, а Катька становилась всё меньше и меньше. Белый бант у неё на голове стал похож на маленькую белую бабочку.
Мимо Алёшки, как зелёное облако, проплыла круглая липа.
Он не успел даже вскрикнуть, как уже очутился на чердаке.
Катя долго с удивлением вертела головой, смотрела по сторонам и моргала глазами, но так и не поняла, куда же это девался Алёшка.
– Ну, зачем, зачем ты меня утащила? – сердито закричал Алёшка, когда госпожа Жадность разжала пальцы и поставила его на пол.
– Подожди, подожди, моё сокровище, ну не волнуйся, – растерянно бормотала госпожа Жадность, глядя на Алёшку и не зная, как его успокоить.
Но Алёшка затопал ногами:
– я к Кате хочу! Я ей обещал велосипед починить! Мне с ней интересно, а с тобой…
Госпожа Жадность улыбнулась и пододвинулась поближе к Алёшке. Пол затрещал. Наверно, в комнатах под ними с потолка посыпалась штукатурка.
– Не смей улыбаться! – закричал Алёшка.
– я твой единственный друг, – проговорила госпожа Жадность. Голос у неё был сладкий и тягучий. – Я тебя люблю. Я всё для тебя сделаю. А ребята тебя терпеть не могут. Дружить с тобой не хотят. А Катька с тобой из хитрости дружит. Ты ей не верь!
– Нет, верю! Нет, верю! – с обидой закричал Алёшка.
– А тогда зачем она попросила тебя велосипед починить? Отдала бы его в мастерскую. Всё деньги жалеет. И глаза у неё нарочно такие светлые, чтобы обманывать легче. Уж ты мне поверь. Слишком ты простодушный, Алёшенька, доверчивый.
Но Алёшка снова затопал ногами:
– Нет, неправда, она не хитрая, не хитрая! Она сказала: «Починишь, и будем по очереди кататься». Вот!
Алёшка с торжеством посмотрел на госпожу Жадность.
Под его взглядом госпожа Жадность как-то сразу побледнела и съёжилась. Кольца с тусклыми камнями посыпались с её пальцев.
– Эх, – скрипнула она зубами. – Ну раз так…
Госпожа Жадность сунула свою огромную руку в карман, похожий на небольшую пещеру, и вытащила оттуда велосипед. Новенький голубой велосипед. С блестящим рулём, с чёрными шинами и жёлтым седлом.
Алёшка, сбив с ног какую-то кошку-копилку, бросился к велосипеду.
Он нажал на звонок, и звонок весело сказал ему «дзынь», как будто был его старым другом.
– У Катьки плохой велосипед, старый, – забормотала госпожа Жадность. – Ребята его поломали, исцарапали. Чужое-то никто не бережёт. А у тебя велосипед новенький. Ты его никому не давай.
– А я и не дам. Что я, дурак, что ли? – сказал Алёшка, протянув дрожащие руки к велосипеду.
Госпожа Жадность засмеялась сытым, довольным смехом.
– Ах ты, моё сокровище! Ах ты, моя радость! А если бабушка спросит, откуда у тебя велосипед?
– А… совру что-нибудь.
Глаза госпожи Жадности блеснули.
– Это хорошо, это хорошо, – прошептала она. – Жадный человек всегда врёт, обманывает, выкручивается, старается обхитрить…
Алёшка присел на корточки, приладил насос и стал накачивать шину. Он тяжело дышал, капли пота повисли на ресницах и жгли глаза.
Кошки-копилки столпились вокруг него, вытаращив глаза.
Госпожа Жадность наклонилась над Алёшкой. От её дыхания зашевелились Алёшкины рыжие волосы.
– Никому ничего не давай, – прошептала она, – и никому не верь, не верь… И бабушке своей тоже не верь. Ты для неё и в булочную ходишь, и двери открываешь. А на той неделе, я знаю, даже пол веником подмёл. Ну и что? Она тебе за это заплатила? Видишь, обманывает она тебя. Ты думаешь, она тебя любит?
– Любит… – ещё тяжело дыша, пробормотал Алёшка.
– Если бы любила, так заплатила бы!
Небо за чердачным окном стало нежно-розовым, а затем потемнело.
Голоса девчонок и мальчишек во дворе в сумерках зазвучали ещё громче. Они боялись, что не успеют закончить игру.
На балконы вышли мамы, папы и бабушки. Они стали звать ребят ужинать.
– Маша, Наташа, Петя, Женя, Люська, Алёша, Катя, Надя, Вера! – кричали папы, мамы и бабушки.
Наконец все они замолчали. И только Алёшкина бабушка продолжала кричать с балкона:
– Алёша! Алёшенька!
– Ну, я пошёл. У меня ещё уроки. – Алёшка с нежностью погладил жёлтое седло. – А велосипед я пока тут оставлю. Ты смотри стереги его. И деньги стереги. А то я всё боюсь, как бы ребята с нашего двора не пронюхали про мои деньги.
Алёшка даже зубами скрипнул, а госпожа Жадность прошептала про себя:
– Это хорошо. Это хорошо. Жадный человек всегда всех боится и ненавидит, всего опасается…
Бабушка стояла в передней и смотрела то на дверь, то на телефон. Губы у неё дрожали, и она всё время куталась в платок. Ей было холодно, сердце тоскливо замирало. Рядом с ней стояла Катина мама.
Сначала бабушка решила позвонить в больницу. Пока она набирала номер больницы, она передумала и решила позвонить в полицию. Но пока набирала номер полиции, она опять передумала и решила сначала позвонить в больницу.
– Не нужно никуда звонить, Наталья Ивановна, – сказала Катина мама и взяла из её рук телефонную трубку. – Я уверена, что с вашим Алёшей ничего не случилось.
– Нет, с ним что-то случилось, – сказала бабушка и беспомощно посмотрела на Катину маму. – Вы знаете, с того дня, как у нас с потолка свалилась люстра, Алёшенька ужасно изменился. Стал такой бледный, неулыбчивый. За обедом ничего не ест. Смотрит на суп, но я вижу, что думает он о чём-то другом. Ночью ворочается, что-то считает. С арифметикой у него не ладится, что ли? Что он считает, не пойму.
– Мурр, – глухо сказала кошка Мурка, сидевшая под вешалкой. Она сидела за бабушкиными сапогами и была совсем незаметна. Бабушка всплеснула руками.
– Да ещё эта кошка с отбитым ухом! Просто можно с ума сойти. Сегодня пошла в булочную. Только взяла батон, оглянулась – и она там.
– Странно, – пробормотала Катина мама. – А я сегодня именно эту одноухую кошку видела у Кати под кроватью. И как только она туда пробралась?
Катина мама нахмурилась и о чём-то задумалась.
Алёшина бабушка нагнулась, схватила кошку Мурку за единственное ухо и выкинула её на лестницу.
– Ну, мне пора идти, Наталья Ивановна, – сказала Катина мама. – Пойду Катю ужином кормить. А если Алёша у нас, я его сразу же пришлю.
– Ах, я так хотела бы, чтобы Алёша был у вас! – вздохнула бабушка. – Он приходит от Кати совсем другой.
– Не огорчайтесь, Наталья Ивановна, всё наладится, – сказала Катина мама.
Она толкнула дверь и стукнула кошку Мурку прямо по носу. Катина мама снова озабоченно нахмурилась.
– Вы только посмотрите на эту противную кошку, – сказала она. – Можно подумать, что она нас подслушивает своим единственным ухом. Да вот и ваш Алёша. Я же вам говорила…
Действительно, по лестнице спускался Алёшка.
Он шёл, подозрительно оглядываясь по сторонам. Глаза у него горели, а лицо было очень бледным.
Алёшка захлопнул дверь, но кошка Мурка успела проскочить у него под ногами. Она прошмыгнула в комнату, прыгнула в бабушкину хозяйственную сумку с продуктами и высунула голову, прячась за банкой со сметаной.
Бабушка прижала Алёшку к себе, поцеловала его и на минутку закрыла глаза. Она была так рада, что ребёнок жив и здоров и что с ним ничего не случилось.
– Телячьи нежности, – недоверчиво проворчал Алёшка.
– Алёшенька, – робко сказала бабушка, – я хочу с тобой поговорить по душам. Ну скажи, что тебя мучает? Поделись со мной, со старухой.
– Поделиться? – завизжал Алёшка. – Не буду я ни с кем делиться! Это моё!
Бабушка побледнела и без сил упала в кресло. Пружины кресла застонали, как будто им тоже было ужасно горько и тяжело.
– Что с тобой, Алёшенька? – прошептала бабушка и приложила руки к груди. – Ох, пожалуйста, накапай мне двадцать капель валерьянки.
– Двадцать капель? – засмеялся Алёшка. Глаза его холодно блеснули. – Какая хитрая! Вот плати денежки, по рублю за каплю, тогда накапаю.
– Что ты, что ты, Алёшенька? Опомнись!
– Плати!
– Ну возьми, – простонала бабушка. – Вон кошелёк на тумбочке.
Алёшка схватил кошелёк и потряс его над столом.
Из кошелька посыпались монеты. Алёшка стал бить ладонями по столу, стараясь поймать сразу все монеты. Одна монета упала со стола и покатилась по полу, делая большой круг.
Кошка Мурка выскочила из бабушкиной хозяйственной сумки. Хвост у неё был в сметане, а нос украшала жёлтая роза из сливочного масла. Она бросилась на монетку, как ни одна настоящая кошка не бросается на настоящую мышь.
Но Алёшка отпихнул глиняную кошку ногой.
В это время на чердаке госпожа Жадность зашевелилась и стала ощупывать себя руками.
– я расту, расту! – захихикала она. – О‑о‑о… как быстро я расту! Как сверкают мои кольца и браслеты!
Её голова упёрлась в крышу. Крыша затрещала, ноги госпожи Жадности вылезли наружу.
На чердак, стуча лапами, вбежала кошка Мурка.
– Он у бабушки все деньги из кошелька взял! – замяукала она. – Сама видела! Дай мне за это хоть одну монетку!
Из тёмного угла выскочили ещё две кошки-копилки.
– И нам тоже! И нам тоже! – закричали они. – Мы голодные! Пустые! У нас ни копеечки нету! Ты нам уже два месяца жалованья не платишь. Небось для своего Алёшеньки ты ничего не жалеешь. И конфеты ему даёшь, и деньги, и велосипед. А ещё Жадностью называешься!
– Ха-ха-ха, – захохотала госпожа Жадность.
От её громового смеха кошки-копилки бросились врассыпную, а мыши с писком разбежались по углам.
– Ах вы, глиняные мозги, ничего вы не понимаете! Что я ему даю, всё ко мне же и возвращается. Вот он, мой велосипед. Тут стоит. Вот они, мои денежки. Да он ещё бабушкины деньги сюда принесёт. Вот! – Госпожа Жадность с трудом перевела дух. – А потом, глядя на него, все ребята тоже начнут жадничать. Ведь жадность – это как болезнь, она заразная. Вот так понемногу, помаленьку все люди на земле станут жадными. А я буду всё расти, расти. Я стану больше этого города. Буду лежать, огромная, как гора. Все люди станут моими рабами! Тогда вы уже не будете безработными копилками!
– Ничего у тебя не выйдет, – фыркнула кошка Мурка. – У твоего Алёшки есть девчонка Катя. Он как с ней поговорит, так ты сразу меньше становишься, а в кольцах уже не бриллианты, а стекляшки.
Глаза госпожи Жадности злобно блеснули.
– Это хорошо, глиняная Мурка, что ты напомнила мне о девчонке! Пора, давно пора с ней разделаться. Сегодня днём я слышала, как она пела песенку. У неё переливчатый, звонкий голосок. Но я доберусь до неё и до её песенок!
Был вечер. На улице шёл дождь.
А на кухне плакала бабушка.
Она сидела за столом, положив голову на руки, и плакала. Вокруг на столе с грустным видом стояли немытые чашки и тарелки.
«Вот возьму и пошлю телеграмму, – думала бабушка. – На то они и родители. Пускай приезжают. Напишу так: «Выезжайте немедленно. Алёшенька тяжело заболел». Нет, так нехорошо получится. Они испугаются, разволнуются. Лучше напишу так: «Выезжайте немедленно. Алёшенька здоров». Нет, и так нехорошо… Да и денег у меня на телеграмму, кажется, уже не осталось. Алёша всё забрал».
А Алёша между тем ходил по комнате и не находил себе места.
Ему было тоскливо и холодно. Он натянул на себя свитер, а сверху надел куртку, но всё равно не согрелся. Как будто острый кусочек льда, неведомо как, попал ему в грудь и теперь совсем заморозил его сердце.
За мокрым окном было темно и уныло. Только под фонарём было видно, как круглые пустые пузыри скачут по лужам.
– Надо к Катьке зайти. Пускай отдаёт мой гвоздь, – решил Алёшка. – А потом можно и на чердак сходить. Деньги посчитать.
Алёшка заглянул на кухню. Бабушка всхлипывала, её плечи вздрагивали.
Алёшке стало её жаль. Захотелось подойти к ней, сказать что-нибудь такое, от чего она перестала бы плакать и улыбнулась.
Он постоял немного в дверях, но так ничего и не придумал.
Почему-то ему стало ещё холоднее и тоскливее.
Алёшка вышел на лестницу и поднялся на шестой этаж.
Катя сама открыла ему дверь.
– Как хорошо, что ты пришёл! – обрадовалась Катя. – Понимаешь, мама на работе, а у нас беда: потолок протекает. Наверно, в крыше дыра. Прямо не знаю, что делать.
Она схватила Алёшку за руку холодной мокрой рукой и потащила за собой.
– Вот, – сказала Катя и показала на потолок.
По потолку растеклось большое зелёное пятно, похожее на толстую лягушку. И как будто эта лягушка только что вылезла из пруда, потому что с неё всё время капала вода. Стол был сдвинут с места. А на столе стоял таз.
Кап! Кап! – звонко стучали капли, падая в таз. Словно они были стеклянные и разбивались.
– Отдай гвоздь, – тихо сказал Алёшка.
– Чего? – переспросила Катя, ползая по полу и собирая тряпкой воду. – Тебе гвоздь нужен? Выдвини вон тот ящик. Там большие и маленькие. Бери, какие тебе нужно. А я сейчас на чердак схожу. Посмотрю, откуда это льёт.
Алёшка открыл ящик и схватил полную горсть гвоздей, сколько мог удержать. Но вдруг он разжал руку, и гвозди с грохотом упали обратно в ящик.
– Нет, нет, не ходи на чердак, – поспешно сказал он. – Тебе туда нельзя. Чего там хорошего?
– А ты посмотри, как льёт, – с огорчением сказала Катя. – Я схожу на чердак, а потом позвоню… Пусть починят. Только куда звонить? Уже поздно, наверно, никого нигде нет.
– Постой, погоди! Я сам схожу.
– Вот спасибо, – обрадовалась Катя. – А то там темно. Я боюсь. Я знаешь какая трусиха! Посмотри, таз уже почти полный.
Катя обеими руками взяла таз с водой и осторожно, чтоб не расплескать, понесла его из комнаты.
Вдруг кто-то тихонько постучал по стеклу.
Алёшка выглянул в окно и увидал госпожу Жадность.
Она стояла на пожарной лестнице, уцепившись за крышу своей длинной рукой. Капли дождя стекали с её лица.
Алёшка испуганно оглянулся и приоткрыл форточку.
– Сокровище моё, лапочка! – прошептала госпожа Жадность. – Я хочу открыть тебе тайну!
– Тайну? – заинтересовался Алёшка. – Это какую ещё тайну?
– Великую тайну! – Госпожа Жадность посмотрела в сторону, будто боялась, что кто-то их подслушает.
– Ну!
– Знаешь старый дуб за домом? Такой высокий, а в нём дупло. Ему, наверно, лет триста, а то и больше.
– Кто же его не знает! Ну!
– Так вот, радость моя! Только тсс!.. Никому ни словечка. Под этим дубом разбойники закопали клад.
– Клад?! – обомлел Алёшка. – Настоящий?
– А то какой же! – быстро заговорила госпожа Жадность, острым языком облизывая губы. – Это давно было, даже и не помню когда. Все разбойники уже состарились, поумирали. А сундучок так и остался под дубом.
– А не врёшь?! – задохнулся Алёшка.
– Да разве я тебя когда-нибудь обманывала? – обиделась госпожа Жадность и с упрёком посмотрела на Алёшку своими страшными, чёрными, как дыры, глазищами. – Клад самый что ни на есть настоящий. Будь здоров какой клад! Сундучок обит медью, как и полагается. А в нём золотые монеты: дублоны, дукаты, пиастры. Так они в старину назывались. Я тебе даже лопату под дубом оставила. Копай себе на здоровье. Ты же мне как внучок, правда? Сундучишко заперт, само собой. Держи ключ, радость моя, птичка моя, солнышко!
Госпожа Жадность кинула в форточку ключ. Алёшка не смог поймать его, так дрожали руки. Он наклонился, схватил ключ, зажал в кулаке.
– Только Катьке не говори, – прошипела госпожа Жадность, приникая к форточке. – А то она у тебя все монеты выманит. Накупит себе всяких платьев, туфелек, серёжек. Ну, лучше с ней вообще не говори. А то скажешь нечаянно: клад, или сундучок, или монеты… Она и догадается. Девчонки – они хитрые.
– Да я ей ничего не скажу. Ни словечка. Молчать буду для верности, – задыхаясь проговорил Алёшка.
– Поторопись, миленький, – прошептала госпожа Жадность. – Пока дождь идёт. Во дворе пусто, никто тебя не увидит.
Алёшка, забыв обо всём на свете, бросился из комнаты.
Он пробежал мимо Кати, которая с пустым тазом шла из ванной. Глаза у Кати стали очень большие и очень грустные. Но Алёшка не обратил на это внимания. Он выскочил на лестницу, его каблуки быстро-быстро застучали по ступенькам.
– Всё равно клад мне достанется, – захихикала госпожа Жадность, с трудом взбираясь на чердак по пожарной лестнице. – Куда он с золотыми дублонами да пиастрами сунется? С ними даже в булочную не пойдёшь. Пакета молока не купишь…
Катя, держа в одной руке ведро, а в другой тряпку, поднялась на чердак.
Там было темно. Слабо светила лампочка, затянутая паутиной.
Катя поставила ведро, положила в него тряпку и стала оглядывать чердак. Сбоку на потолке она увидела большую дыру.
Тук-тук-дзынь!.. – стучали капли дождя и мелкими брызгами разлетались по чердаку.
И вдруг Катя испуганно вскрикнула и попятилась. Да и кто бы на её месте не испугался! Она увидела лежащую поперёк чердака огромную госпожу Жадность. Катя прижала дрожащую ладошку к губам.
Госпожа Жадность с улыбкой посмотрела на Катю. От её улыбки Катя побледнела и сжалась в комочек.
– Не бойся меня, милая девочка, – услышала Катя сладкий, приторно-ласковый голос. – Ну, подойди ко мне ближе! Ближе, ещё ближе… Нам давно пора познакомиться. Я – госпожа Жадность!
Катя повернула назад и бегом бросилась к двери. Но госпожа Жадность протянула свою длинную-предлинную руку, захлопнула дверь и прижала её пальцами.
– Послушай меня, девочка. Я не сделаю тебе ничего плохого. Наоборот, я сделаю для тебя много хорошего, – сказала госпожа Жадность и улыбнулась. Она изо всех сил старалась казаться ласковой и доброй. – Но только ты не должна смотреть на меня своими светлыми глазами. Это мне очень неприятно. Я могу даже заболеть от этого. И не надо меня бояться.
– А я вас не боюсь, – тихо сказала Катя, хотя на самом деле ей было ужас как страшно.
– Алёшка – мой! Он мне самой нужен, понимаешь? – продолжала госпожа Жадность. – А тебе он совсем ни к чему. Посмотри, сколько хороших ребят у вас в классе. Они все благородные, добрые. Да что там в классе – на каждом заборе всегда найдётся пара хороших, смелых мальчишек. Зачем тебе Алёшка? Он плохой, жадный.
– Он не плохой. Его бабушка забаловала, – еле слышно прошептала Катя.
– Нет, плохой. Я его лучше знаю, – ухмыльнулась госпожа Жадность, тяжело подползая поближе к Кате. – Только не смотри на меня своими ясными глазами. Слышишь? У меня от этого заболит голова.
Катя послушно опустила глаза и стала смотреть на пыльный пол чердака.
– Дай честное слово, что больше не будешь дружить с моим Алёшкой! Поклянись, что ты больше не будешь с ним разговаривать и вместе учить уроки!
Катя попятилась и заморгала глазами.
– За это я награжу тебя! – проговорила госпожа Жадность. – Ты будешь самой богатой девочкой на свете. У тебя будут самые красивые платья. И банты всех цветов радуги. Все твои подружки лопнут от зависти.
– А я не хочу, чтобы они лопнули, – прошептала Катя.
– я ничего для тебя не пожалею!
Госпожа Жадность щёлкнула пальцами.
В ту же минуту в воздухе вокруг Кати что-то заблестело. Она почувствовала, как что-то холодное и тяжёлое пригибает её голову книзу.
Катя посмотрела в тусклое, расколотое зеркало – на голове у неё была корона.
Катя сняла корону. Она была вся золотая, а прозрачные камни на ней блестели так, что глазам стало больно. Катя повертела корону в руках, не зная, куда её девать.
– Теперь надень ещё это кольцо! – с торжеством прошипела госпожа Жадность. Она протянула свою длинную руку. На её кривом пальце болталось сверкающее кольцо. – Только обещай, что ты никогда ни слова не скажешь моему Алёшке!
– Нет, скажу! И дружить с ним буду! – Голос Кати неожиданно зазвенел. – А когда мы подрастём, мы, может, ещё поженимся. Вот! Забирайте вашу корону, она мне не нужна нисколечко! Её лучше в музей отнести. И бусы ваши возьмите. А я с Алёшей…
– Ах ты, маленькая негодяйка! Тогда ты погибнешь! – завизжала госпожа Жадность, хватая Катю своей огромной рукой. – Я не отдам тебе мальчишку. Он мой, мой!
– Помогите! – отчаянно закричала Катя, изо всех сил стараясь вырваться. Но рука госпожи Жадности была холодной и твёрдой, как камень. – Алёша! Алёша!.. Ой!..
На улице вовсю хлестал дождь.
Алёшка, перескакивая через лужи, полные пузырей, добежал до старого дуба. Под ним был кружок сухой земли, а на скамейке всего несколько тёмных мокрых пятнышек. Алёшка перевёл дух.
А может, и хорошо, что такой ливень. Во дворе пусто, ни души. Самое милое дело копать клад в такую погоду.
Небо разорвала яркая молния, похожая на серебряное дерево. Сразу вслед за ней обрушился гром, похожий на грохот камней. Всё вокруг потемнело. В некоторых окнах зажглись разноцветные люстры.
Алёшка прижался к дубу. Дуб был сухой, корявый и, как показалось Алёшке, – добрый.
Так, интересно, а чем копать? Не руками же! В тот же миг Алёшка увидел большую лопату с гладкой, словно отполированной, длинной ручкой. Она стояла под дубом; просто удивительно, как он её сразу не заметил! Алёшка вонзил лопату в землю между корнями. Надо быстрей, пока никто не видит. Во все стороны полетели комья земли и кучки тощей городской травы.
«Буду копать, пока не найду, – подумал Алёшка, изо всех сил налегая на лопату. – Пусть всё тут перекопаю».
И вдруг лопата звякнула, наткнувшись на что-то твёрдое. Алёшка опустился на колени, стал дрожащими руками выкидывать землю из ямы.
Показалась деревянная крышка, обитая по углам медью. Алёшка поднатужился и вытащил из ямы старинный сундук. Подгнил, конечно, но так и должно быть. Он, может, сто лет пролежал в земле, а то и тысячу. Это уже вряд ли, но всё равно, сразу видно – старинный сундучок, настоящий разбойничий. Вон как в нём монеты звенят. Того и гляди, развалится на мелкие дощечки, до того старинный!
Алёшка попробовал открыть сундучок – заперт. Сердце Алёшки билось так, будто хотело вдребезги разнести рёбра. Он сунул ключ в замочную скважину. Крышка откинулась с неожиданным музыкальным звоном.
Алёшка заглянул в сундучок – оттуда брызнул золотистый свет. Сундучок был полон старинных монет, больших и маленьких.
Неожиданно по небу полоснула молния. Алёшке показалось, что она целится прямо в него. Он испуганно сжался.
«Чего я, честное слово, я не вор какой-нибудь, своё копаю. Мне тётка Жадность подсказала, где клад зарыт. Она – добрая… для меня», – подумал Алёшка и почему-то вспомнил Катю. А, не до неё сейчас.
Главное – сундучок на чердак перетащить. Пусть его там госпожа Жадность стережёт. Она к нему никого не подпустит.
Алёшка попробовал приподнять сундучок, и тут же в щели полились монеты, мешаясь с мокрой землёй.
Алёшка торопливо сгрёб монеты, прямо вместе с комьями земли и травой, сунул в карман.
Где-то грохнула входная дверь. Алёшка испуганно оглянулся, навалился животом на сундучок, закрывая его.
Мимо прошёл сердитый старикашка. В одной руке палка, в другой раскрытый зонт. На носу тёмные очки. И зачем ему очки в такой дождь?
Старичок ткнул палкой в яму и сказал недовольным голосом:
– Не понимаю, зачем это роют во дворе такие глубокие ямы? Надо пожаловаться…
Старичок, разбрызгивая палкой воду, прошёл мимо, обходя лужи.
«Куда же спрятать сундук? – в растерянности подумал Алёшка. – Если я его на чердак понесу – развалится по дороге, это уж точно! Что же придумать? Делать нечего, придётся, видно, мой сундучок до поры до времени опять под дубом закопать. А что? Потом приду как-нибудь ночью, когда луны не будет. С мешком, с фонариком…»
Алёшка с нежностью погладил крышку сундучка. Потом тяжело вздохнул и опустил его обратно на дно ямы. Кинул первую лопату земли, вторую. Нет, надо закопать его как следует. Разровнял над ним землю. Потом лопатой поддел кусок дёрна, положил сверху. Теперь никто не догадается, какое тут богатство спрятано.
Сполоснул в луже лопату и снова прислонил её к дубу как стояла.
Дождь лил не переставая. Алёшка стоял под дубом, и на него падали тяжёлые редкие капли с листьев.
Ему стало вдруг тоскливо и холодно. Куртка на плечах промокла насквозь. Как-то пусто на душе, будто ничего не случилось и вовсе он не откопал клад.
И вообще…
Тут Алёшка вспомнил о госпоже Жадности и помрачнел ещё больше.
– Надо было мне всё-таки с Катькой пойти, – пробормотал он. – Зря я её одну отпустил. Девчонка всё-таки. Испугается ещё с непривычки…
Алёшка стал неохотно подниматься по лестнице, волоча ноги.
На третьем этаже около батареи сидела кошка Мурка. Она пристально посмотрела на Алёшку круглыми пустыми глазами.
Алёшка прошёл мимо неё и услышал, как она тяжело затопала по ступенькам вслед за ним.
На пятом этаже сидели три кошки-копилки. Они проводили Алёшку подозрительными взглядами и тоже запрыгали вслед за ним по ступенькам.
На шестом этаже восемь кошек-копилок преградили ему путь. Алёшка перешагнул через них и подошёл к лестнице, ведущей на чердак. И тут он увидел, что на каждой ступеньке сидит не меньше десяти кошек.
Они сидели рядами и угрюмо, недобро смотрели на Алёшку.
Алёшка потоптался на месте, не зная, куда ему поставить ногу.
– Да что вы, с ума посходили, что ли? – сказал он. – А ну пропустите!
– А Катя уже домой пошла… Она уже чай пьёт… Она уже спать легла… – наперебой замяукали кошки-копилки.
– Ну и ладно, – пробормотал Алёшка. – И я пойду полежу. Устал что-то. Не привык я ещё клады откапывать.
Он махнул рукой и стал спускаться вниз.
Кошки-копилки с довольным мурлыканьем запрыгали вслед за ним.
И вдруг Алёшке показалось, что кто-то его зовёт. Так тихо-тихо, еле слышно, совсем слабо.
Алёшка снова повернулся к лестнице. У кошек-копилок злобно блеснули глаза. Они загородили ему дорогу и громко застучали глиняными хвостами по ступенькам.
«Что их, бешеная собака перекусала, что ли?» – подумал Алёшка и остановился.
– Алёша! – услышал он опять чей-то тоненький голос.
– Да это же Катька! – в ужасе воскликнул Алёшка и не глядя прыгнул вперёд.
Глиняные кошки шарахнулись в стороны.
Алёшка опрометью взбежал по лестнице и распахнул дверь на чердак.
Он увидел Катю. Она из последних сил вырывалась из рук госпожи Жадности.
– Как ты сюда попал, моё сокровище? – с затаённой злобой проворчала госпожа Жадность. – Проклятые кошки! Глиняные головы! Ничего им нельзя поручить!
– Отпусти её сейчас же! Слышишь! – заорал Алёшка, бросаясь к Кате.
Но госпожа Жадность одним пальцем без труда оттолкнула Алёшку:
– Ну, ну, потише! Скажи, зачем она тебе, моё сокровище? Смотри, сколько я тебе дала: и конфеты, и велосипед, и ещё клад бесценный. Неужели ты не отдашь мне за это какую-то жалкую девчонку?
– Она не жалкая! – Алёшка бросился на госпожу Жадность и попробовал разжать её ледяные каменные пальцы. Но госпожа Жадность только ещё крепче стиснула Катю. Алёшка увидел Катино запрокинутое бледное лицо. – Не нужен мне твой велосипед и клад тоже не нужен! Отпусти Катьку! Слышишь? – не своим голосом закричал Алёшка.
Госпожа Жадность заскрежетала зубами от ярости:
– Как? Тебе не нужен клад? Настоящий клад, золотые монеты?.. О, что со мной? Я уменьшаюсь! Это всё девчонка, она, она во всём виновата! Нет, пора с ней покончить. Эй, голодные мыши, берите себе эту девчонку! Берите, хватайте её, это ваша добыча!
Из тёмных углов показались мыши.
Они оскалили острые зубы, зашевелили длинными усами. Их было великое множество, не сосчитать. Целая армия мышей. Со всех сторон они двинулись к Кате.
Самая большая, самая старая мышь уже поставила свои лапы на Катину туфельку.
– Ай! – закричала Катя.
– Сейчас, Катька, погоди!
Трясущимися руками Алёшка схватил за углы наволочку и встряхнул её. Из наволочки посыпались разноцветные конфеты. На пол плоско скользнули плитки шоколада в ярких обёртках.
– Мыши, мыши, сюда! – закричал Алёшка. – Я дам вам конфет и шоколада!
Алёшка стал хватать конфеты целыми пригоршнями и разбрасывать их по полу.
Мыши запищали тонкими голосами и бросились на конфеты. Они прыгали, стегали друг друга длинными хвостами. Пять мышей подрались из-за одной плитки шоколада, а старая, беззубая мышь набрала полный рот конфет и металась по чердаку с вытаращенными глазами.
– Что ты делаешь? Зачем ты отдал конфеты? – отчаянным голосом закричала госпожа Жадность. – Смотри, как я похудела! О, мои драгоценные камни! Они тускнеют, гаснут…
Алёшка посмотрел на госпожу Жадность и увидел, что она и вправду стала гораздо меньше. Она уже не могла стоять на чердаке, вытянувшись во весь рост.
Катя перепрыгнула через десяток мышей и бросилась к Алёшке.
– Эй, кошки-копилки! – взвизгнула госпожа Жадность. – Держите девчонку! Не пускайте её к мальчишке!
Кошки-копилки преградили Кате путь. Катя споткнулась и упала. Кошки-копилки навалились на неё, прижали руки к полу. Глиняная Мурка с победным видом вскочила Кате на спину.
– Всё! Попалась девчонка! Теперь не выпустим, – приплясывая, зашипела кошка Мурка.
– Сейчас, Катька, я тебе помогу! – в отчаянии крикнул Алёшка.
Он с усилием поднял бабушкину клетчатую сумку и вытряхнул из неё все деньги. Монеты со звоном и дребезгом посыпались на пол. Кошки-копилки обернулись на этот звук.
– Вот вам ещё, берите! – Алёшка вытащил из карманов золотые монеты и швырнул их кошкам-копилкам. – Это настоящие, разбойничьи… Из сундука…
Ох, что тут началось!
Кошки-копилки, забыв обо всём на свете, бросились подбирать деньги. Они дрались из-за каждой монетки и били друг друга толстыми лапами.
Кошка Мурка и кошка Дашка стукнулись лбами и раскололись на кусочки. От них остались только грубые глиняные черепки. Монеты, которые они проглотили, посыпались на рассохшийся пол и закатились в щели между досками.
– Катька, давай к двери! Бегом! – закричал Алёшка.
– Эй, кошки-копилки! – в ярости завопила госпожа Жадность. – Не упустите девчонку! Хватайте её, не то убежит! Ну, чего вы стоите?
Но кошки-копилки только сыто замурлыкали и вяло зашевелили лапами. Они так набили животы монетами, что больше не могли сдвинуться с места.
– А, проклятый мальчишка! – взвизгнула госпожа Жадность. Да, что и говорить, она стала гораздо меньше. Но даже и сейчас она была раза в три выше Алёшки. – Ты обманул меня. На самом деле ты вовсе не жадный. Но у меня ещё хватит сил! Ты не отдал мне эту девчонку и за это погибнешь!
– Нет! Нет! Я не хочу! – громко зарыдала Катя, обхватив руками Алёшку.
Но госпожа Жадность схватила Алёшку и подняла его под самый потолок.
– Всё равно я Катьку не отдам! – отбиваясь изо всех сил, закричал Алёшка. – Лучше погибну!
Что тут случилось!
Госпожа Жадность пошатнулась и выпустила Алёшку. Её лицо позеленело от злобы. В бессильной ярости она подняла кверху стиснутые кулаки, а сама прямо на глазах стала уменьшаться, сжиматься, таять… Она стала совсем маленькой, прозрачной, драгоценности рассыпались в прах.
– Зачем, зачем ты сказал эти ужасные слова? – прошептала госпожа Жадность, голос её угасал, звучал всё тише и тише. – Ведь жизнь – это самое дорогое на свете. А ты согласился отдать её ради какой-то девчонки. Ты погубил меня…
Голос Жадности затих. Она превратилась в тёмную струйку дыма и улетела в большую дыру, которую сама же проделала в крыше.
Алёшка и Катя долго стояли рядом, в изумлении глядя на пустое место, где только что стояла госпожа Жадность.
– Ой, Катька, – сказал Алёшка, который не очень-то любил молчать. – Посмотри, ничего нет. Ни конфет, ни велосипеда. И кошек-копилок нет. Одни черепки валяются.
И правда, на чердаке было пусто. Только из чёрных нор кое-где ещё торчали измазанные шоколадом острые мышиные морды.
Алёшка толкнул раму. В открытое окно влетел свежий воздух, полный запахов мокрой земли, листьев, освежённой травы.
Он увидел под старым дубом глубокую пустую яму, из неё, извиваясь, поднималась струйка чёрного дыма. Лопата тоже исчезла.
«Всё, нету клада, ну и пусть, – легко подумал Алёшка. – Главное, что Жадность пропала, а без клада я уж как-нибудь проживу…»
– Ты о чём задумался? – Катя заглянула ему в глаза. – Пошли скорее отсюда. Я знаешь какая трусиха!
Алёшка засмеялся и взял Катю за руку.
– И в театр завтра пойдём. Правда? – улыбнулась Катя.
Алёшка и Катя, взявшись за руки, пошли с чердака. А на верхней площадке лестницы с бледными лицами стояли Алёшкина бабушка и Катина мама.
– Господи, Алёшенька, что случилось? – дрожащим голосом спросила бабушка.
– Зачем вы пошли на чердак? Прихожу, дверь в квартиру настежь… – сказала Катина мама.
– Там в крыше дыра, – сказал Алёшка.
Бабушка и Катина мама посмотрели на Алёшку с большим удивлением, потому что у Алёшки было такое счастливое лицо, как будто он сообщил им не о дыре в крыше, а о чём-то очень-очень хорошем, что случилось в его жизни.