Кладбище мамонтов

IV. КЛАДБИЩЕ МАМОНТОВ

В тот год весна стала вдруг. Тепло, не умеряемое ветрами и тучами, согнало снег в ручьи, озера и топи. Грязно-бурая поверхность тундры обнажилась. На ней клочьями, как лишай на теле оленя, выросли зеленые травы. Комары и мошки вздымались над землею, как дым потухающего очага над юртой якута.

Сын Гостя простоял шесть солнц на берегу моря, дожидаясь пути на остров. Ночами лед становился, но рушился от малейшего урагана, нагонявшего воду и опрокидывавшего в мэре ледяной путь.

Сын Гостя прислушивался к тишине неба, Сын Гостя вглядывался в звезды и держал оленей возле урасы. Собаки выли тревожно. Ночами неслись с вышины хлопанье крыльев, уходивших на острова лебединых стай.

Сын Гостя, сложив на груди руки, ждал.

Ночью пятого дня сторожевой лось повел ветвистое стадо по льду на остров. Сын Гостя дрогнул, взглянул на звезды, прислушался к тишине и не двинулся с места.

— Йоры не поведут меня за стадом, — подумал он и засмеялся, торжествуя, когда услышал ледяной гул, — Сын Гостя хитрее йоров!

Белая ночь стлала волнующий свет по остекляневшему морю. В белой ночи далеко видна была круглая тень от стада сохатых, перебиравшихся через лед. Тень их бежала с быстротой тени облака по белому простору. Прищуренные глаза Сына Гостя видели далеко. И в черных зеркальцах глаз сверкнуло торжество, когда грохнул, взорванный напором воды, ледяной путь, и тень стада исчезла в грудах волн и льда.

Но ночью шестого дня Сын Гостя впряг оленей в нарты, свистнул собак, уложил стены урасы на нарты, крикнул Ваненку и матери — «Ичугей! Барда!» — и погнал оленей на лед.

Собаки, олени и люди знали непрочность ледяного моста. Белая ночь без теней, едва мерцавшая бледными звездами, томила такой же таинственной и хитрой улыбкой, как море и лед.

Оленей не нужно было трогать шестом. Они неслись с быстротой ветра, и собаки задыхались от бега рядом с ними.

Иногда сердце Сына Гостя билось, замирая, как сердце раненого лося: он слышал треск под ногами оленей. Иногда окликал сзади Ваненок — он слышал ледяной гул сзади себя.

Но олени шли ровно, белая ночь раздвигалась от ветра их бега, ледяной путь уходил бесконечной лентой, и впереди вырезались из ночи такие же белые громады острова.

Сын Гостя крикнул:

— Земля! Йоры не обманут того, кто задушил тигра, как собаку!

Олени приняли крик, ветер резче забил в лица путников. Тогда издалека, как весенний гром, докатился нежный глухой ропот. Собаки взвыли. Сын Гостя погнал оленей. Грохот катился, настигая издалека.

Мать вскрикнула:

— Много богов на небе, но старый Никола старше всех! Пусть он поможет нам!

Сын Гостя засмеялся. Грохот где-то рушившегося пути догонял его, но впереди выдвигались туманные громады острова, и лед возле него крепчал от предрассветного холода.

— Йоры не догонят нас, — крикнул Сын Гостя, пугая оленей, — и йоры не сломают пути, хотя бы они лопнули, надувая воду под льдом!

Олени дышали тяжело, заглушая хрипом гул подымавшейся груди океана. Опасность гнала их вперед. Они вынеслись на берег с быстротою ветра и остановились от окрика якута. Тогда, угадывая конец пути, они стали медленно падать на колена, задыхаясь от хрипа.

Сын Гостя оглянулся назад. Ледяные горы, вздымаясь, как волны, гудели, потрясая воздух и насыщая туманом прозрачность сумерек ночи. Сын Гостя стоял до рассвета, скрестив на груди спокойные руки. Утром ледяной покров рухнул.

Тогда с острова взвились стонущие чайки и опустились на волны среди льдин. Сын Гостя велел ставить урасу на берегу, а сам ушел в глубину острова.

Оранжевое солнце, всползая за ледяными скалами, поднялось ему навстречу и разогнало утренний туман. Остроухие собаки провожали Сына Гостя, выпугивая отовсюду птиц. Они лаяли над гнездами, и Сын Гостя вместе с ними выбирал яйца и пил их. С зеркальных вод озера в розоватом тумане поднялись лебеди и тяжело опустились в густую поросль. Сын Гостя созвал собак и пошел прямо на солнце, ища следов жилья и человека.

В полдень он вышел снова к морю и остановился в раздумьи. Собаки, искавшие гнезда, вдруг заметались по чьим-то следам с визгом и лаем. Но лай их был весел и звучен — они нашли то, что заставило Сына Гостя позвать с удивлением старого пса. Пес рвал зубами его одежду и звал за собою.

Сын Гостя поднялся за псом и вышел к реке. Старый пес пометался по берегу и решительно переплыл поток. За ним ушли все собаки, они метались на том берегу с тем же веселым лаем и визгом, призывая хозяина. Сын Гостя звал их к себе угрожающим свистом, но псы, покорно поджав хвосты, не шли назад, а ждали на берегу.

Обжигаясь ледяною водою, Сын Гостя выплыл на берег. Собаки лизнули его продрогшее тело и, не дав одеться, повели за собой. Сын Гостя согрелся быстро, едва поспевая за ними. Собаки шли вдоль берега весело, твердо, не сбиваясь с пути и не ища следов.

— Следы слишком свежи! — подумал Сын Гостя.

Он подозвал старого пса и потрепал его шею. Пес взвизгнул радостно, но не ответил на вопрос Сына Гостя. Он только веселее пошел вперед, сторожко двигая ушами.

— Он знает, что ищет и куда ведет! — подумал Сын Гостя и пошел не раздумывая. Он верил чутью собак больше, чем самому себе.

В сумерки река вывела их к озеру. Впереди Сын Гостя увидел синий дым над ложбиною. Это был дым очага, но Сын Гостя с осторожностью охотника созвал собак и заставил их итти молча.

Он сам продвигался вперед, оглядываясь вокруг себя.

Над склоном в ложбину он остановился. На дне ее, поросшем свежим мохом, он увидел пасшихся оленей и юрту, струившую веселый дымок.

Юрта стояла на самом дне ложбины. Земляные стены ее были свежи, и плетеная из прутьев труба еще не успела вычернеть от сажи и дыма.

Собаки рвались вперед, и только силою Сын Гостя удержал их возле себя.

Около юрты не видно было людей. Сын Гостя, подумав, стал осторожно спускаться по тропинке. Тропинка была хорошо утоптана, собаки шли по ней с нетерпеливым ворчанием.

Сын Гостя смело спустился вниз. Собаки, не слушаясь, залаяли перед входом. Тогда Сын Гостя нагнул голову и вошел в юрту.

Бычьи пузыри вместо стекол на окнах пропускали еще достаточно света, чтобы упасть на лицо Сына Гостя и выделить черты его из сумрака юрты. Но и яркие языки пламени, лизавшие стены очага, были достаточны для того, чтобы Сын Гостя легко мог узнать наклонившееся над очагом бронзовое лицо Маи.

Она увидела брата и закрыла руками лицо.

— Кого ты боишься? — сказал Сын Гостя подходя к ней и отнимая ее руки от лица, — разве я тень твоего сна?

Она опустилась на колени:

— Ты пришел убить мужа или меня?

Сын Гостя поднял ее легко:

— Яне жил в те зимы, когда мамонты бродили по этому острову и не знали, что он станет их кладбищем. Зачем я стану исполнять закон тех, чья жизнь угасает, как языки пламени твоего очага, в который ты не бросаешь теперь дров!

Мая смотрела на него, не понимая. Сын Гостя оглянулся. Сумерки быстро ползли сквозь бычьи пузыри, но света было достаточно для зорких глаз якута, чтобы увидеть в пустой юрте следы пребывания в ней русских.

Он спросил коротко:

— Где твой муж и почему я вижу одежду русского в твоем жилище?

Тогда Мая заговорила торопливо, точно ветер помогал так быстро шевелиться ее губам.

— Когда наши собаки принесли клочья одежды моего отца и мы нашли его труп, обглоданный волками, на наших следах…

Сын Гостя опустил голову. Мая вскинула руки, и они поднялись над заревцем очага, как розовые шеи вспугнутых лебедей, — Сын Гостя выговорил тихо:

— Говори! Я не знал о смерти больного оленя, загнанного глупым законом мести в ловушку смерти! Но я видел это в пламени огня. Говори!

— Тогда, — продолжала Мая, — тогда я сказала мужу, что нужно бежать, и он согласился со мной. Мы пошли сюда, потому что думали, что ты не выйдешь из полей тунгузов до тех пор, пока не отомстишь, как велит закон! Мы спустились по реке до ее устья и прошли притоком ее, ведущим к Быкову мысу, на каюках, которые шли сюда, чтобы брать клыки мамонтов. Мой муж знает каждую каплю воды в Лене, и он провел каюки на парусах до моря, и мы грузим их теперь клыками мамонта, добираясь до них в лодках.

— Ты хорошо сказала, — заметил Сын Гостя, — но кто русский в твоей юрте?

Мая засмеялась. Глаза ее искрились от смеха.

— Русский — человек со стеклами на глазах. Он не собирает клыков, предоставляя нам менять их на товары. Но он ходит по острову и заставляет иногда всех нас рыть землю и ломать скалы.

Сын Гостя посмотрел в окна.

— Ночь удлинит мой путь, и мне надо спешить. Я пришел сюда добывать кости мамонтов, потому что здесь их кладбище, и когда я соберу их достаточно, я приду смотреть товары; купцов, чтобы обменять их. Прощай!

Мая протянула руки и вскрикнула:

— Ты не убил меняй не грозишь смертью мужу, Андрей! Но разве ты не хочешь остаться гостем в этой юрте?

Сын Гостя покачал головой:

— Пути людей разны, потому что орел реет в воздухе, а кабан роет землю. Но мы еще раз сойдемся с тобой на общей тропинке к каюкам. Прощай, и не думай о глупых законах тех сох, чьи кости давно обглодали голодные волчицы!

Он повернулся и вышел. Мая проводила его за двери. Собаки юзжили в ее ногах. Но Сын Гостя послал их вперед резким свистом, и они пошли, покорно опустив хвосты и насторожив уши.

Ночью Сын Гостя вернулся на берег. Ураса стояла раскинутой, олени жевали свежий мох, и зарево очага крутилось над урасою, путая тени в светлой прозрачности ночи.