Доспехи нацистов

7

От звука открываемой дверцы я вздрогнул. На заднее сиденье полетела увесистая сумка.

– Ф-фу ты чёрт, с тобой так кондрашка хватит, – сказал я незаметно подкравшемуся к машине другу.

– А ты не зевай, – Слава поудобнее устроился на пятой точке и запустил мотор.

«Волга» выкатилась на проспект Мориса Тореза, свернула на улицу Курчатова и, попрыгав по трамвайным путям, оказалась в парке Политехнического института. Слава покружил немного по дорожкам, проверяясь на предмет хвоста, и, не обнаружив оного, остановил машину перед корпусом. Справа выстроились в ряд «ракушки» преподавательских автомобилей. Было утро. Учёба в самом разгаре (как раз вторая пара началась) и любой посторонний был бы немедленно нами замечен.

– У Бори всё нормалёк, – доложил Слава, – сегодня пойдёт к Эрику в больницу, с родителями его состыковался уже.

– Менты не беспокоили его? – спросил я.

Слава помотал головой.

– А светлые меченосцы?

– Не, никто. Я же говорю – нормалёк. Но Доспехи я забрал, а то мало ли чё как.

– Одного не пойму, – вспомнив о причине всех наших несчастий, я перегнулся через спинку сиденья, – как такой большой джинн уместился в та-акой маленький бутылка?

– Уместится, если умять как следует. Типа ты не знаешь, как по этапу едут. Из столыпина в автозак перегружают, чтобы в зону везти, а все с баулами, места мало, и вот начинают жаловаться. Тогда мент собаку выпускает, – знаешь, сколько свободного места сразу образуется!

– Знаю, знаю, – проворчал я, раздёргивая молнию на сумке. Блеснула полированная сталь Доспехов.

Непонятно было, каким образом они так хорошо сохранились в то время как от прочего курганного железа остались одни ржавые лантухи. Секрет ведали только мастера острова Туле, но где они? Есть лишь их белобрысые потомки, встречаться с которыми я особым желанием не горел, знал, что ничем хорошим это не кончится. Либо сложу голову под мечами «светлых братьев», либо меня сцапает мусорня. Менты на меня давно зуб имеют. Однажды мне отвертеться удалось, повторно – навряд ли. С превеликой радостью отправят меня легавые в «Кресты» на два-один – первый этаж второго корпуса, где содержатся приговорённые к высшей мере. Гробовая тишина галереи смертников, обречённый сокамерник, прогулки по ночам и пуля в голову как неизбежный финал – всё это не по мне. Впрочем, даже если лоб зелёнкой не намажут, а заменят пожизненным, гнить в вологодской тюрьме озёрного острова Огненный хотелось ещё меньше. Такое «помилование» – та же смертная казнь, только более мучительная. Слава своими арестантскими воспоминаниями навёл на тягостные раздумья. Я вздохнул.

– Поехали кофе попьём.

– На Гражданский? – спросил Слава.

– Нет, в «кенгурятник».

– Это где такой?

– Места знать надо, – усмехнулся я. – Тут недалеко, двинули.

Студенческой кафе находилось здесь же, в парке, буквально в двух шагах от нашей стоянки. Вообще-то молодёжь называла его «Аквариум», но у приятелей Гоши Маркова, в своё время показавшего мне сей кабак, было распространено более игривое погоняло. Надо полагать, в честь студенток, заскакивающих в данное заведение.

Кафе пользовалось популярностью не только среди учащихся. У входа притулился старый сараеподобный «Ниссан-Патрол» и новенькая «Судзуки-Витара», кокетливая как марцифаль. Слава припарковал «Волгу» рядом. На крылечке ошивался стриженный молодой человек прибадниченного вида. Пацану явно чего-то от нас хотелось.

– Угости сигаретой, – попросил он, когда я поднялся по ступенькам.

– Не курю, – ответил я.

«Стрелок» тут же переключил внимание на корефана, от которого табачищем разило, наверное, за километр.

– Сигарету дай.

– Полай, – криво ухмыльнулся Слава, недолюбливавший братву.

Мы зашли в кафеюшник. Народу, невзирая на учебный час, хватало. Бар был битком набит, делать там было нечего. Мы считали себя людьми солидными и пошли в зал, где тоже нехило гудели прогульщики.

Сели за дальний столик справа. Из четырёх имеющихся кабинок три были заняты, так что с выбором места затруднений не возникло. В ожидании официанта принялись рассматривать рыбок в аквариумах, отделяющих нас от прохода. Между кабинками перегородки были невысокие. За соседним столиком веселилась компания студентов, человек десять, благо, длинные скамьи позволяли разместиться всем. Вместо того, чтобы готовиться к сессии, детки активно прожигали жизнь. Ну и правильно, другой-то не будет. «Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus!»[9]

Примчалась девушка в красном передничке, подала пару меню. Тоже, наверное, к стипендии подрабатывает. У неё хотелось узнать имя. Я вдруг почувствовал голод. Перед выездом не поели, после бурного вчерашнего дня немного мутило, но организм брал своё.

– Ну, чего? – спросил Слава.

– Позавтракаем, – сказал я.

Мы заказали по бифштексу с картошкой и один кофе. Для разминки Слава взял пиво, я же ограничился яблочным соком. Напитки принесли сразу. В ожидании мясных блюд немного промочили горло. С сопредельной территории редкие в кенгурятнике конвекционные потоки затягивали ленивые завитушки сигаретного дыма. Студиозусы испражнялись смрадом не хуже Шостскинского химкомбината «Свема». Слава тоже закурил, видимо, для баланса и, наклонившись ко мне, сказал:

– Надо бы и нам эриковой мамаше на хвост сесть.

– В смысле? – я не был знаком с мамой харакирнутого курганника и с трудом представлял наличие у неё хвоста, шёрстки, жабр и прочих атавизмов, оставшихся от далёких предков. – Что нам сие даст?

– Смотаемся в больницу, побеседуем.

– Зачем нам родня, – хмыкнул я, тяжёлая жизнь заставляла мимикрировать под друга, – разве сами не сможем пройти?

– А пустят? – усомнился Слава. Семейная жизнь отрицательно сказывалась на его умственных способностях.

– Почему нет, – цинично изумился я. – Куда они денутся!

– Ну ладно, тогда давай так, – заскрипел мозгами друган. – Выспросим у Эрика адресок, как там его… Конна и дёрнем этого ебуна маслозадого, узнаем, что за «Светлое братство» такое.

– А потом? – Слава по старой афганской привычке любил всё решать с наскока, я же не был сторонником кавалерийских атак.

– Разберёмся, – корефан заглотил пиво и с сожалением повертел в пальцах пустой бокал. – Я так понимаю, ты им Доспехи продавать не собираешься?

– Ни за какие коврижки. От случайных покупателей одни неприятности.

– А кому сейчас легко? – саркастически изрёк друган, закуривая новую «LM». Я случайно вдохнул струйку выпущенного в мою сторону дыма и закашлялся. Американские сигареты, забитые на фабрике им. Урицкого, воняли горящей помойкой. За что только Слава их любит?

– Теперь уже никому, – горько сказал я о попавших в беду компаньонах, – а всё из-за дурацкой деловитости излишне самостоятельных людей.

– Меньше думай об этом, – посоветовал друг. – Решим и эту проблему. Где наша не пропадала!

Девочка в передничке принесла заказ. Проворно разложила ножи с вилками и пожелала приятного аппетита.

– Ещё пива и счёт, – корефан с достоинством извлёк пухлый лопатник.

Афганца аж пёрло от самодовольства. Дикарь не выродился в нём и он иногда чудил: зимой выколол официанту глаз вилочкой для фондю. Сплошные заботы, но как боевому охранению Славе цены не было. А что он ещё умел? Настоящие деньги экс-офицер Советской Армии увидел только два года назад благодаря мне, и до сих пор наслаждался собственной кредитоспособностью.

– Доносился из бара пущенный во всю громкость и на бис «Сектора Газа»:

Я поперхнулся.

На повтор заказывали песню неспроста. Вывалившая из бара кодла молодых бандюков, среди которых мелькала тыква сигаретного стрелка, зашныряла в проходе, выискивая кого-то глазами. Оказалось, нас.

В кабину все не поместились. Двое юных гоблинов бесцеремонно брякнулись на скамьи рядом с нами, четверо других столпились у входа, по-бойцовски перекатываясь с ноги на ногу и пощёлкивая костяшками пальцев.

Стрелку места не досталось, а, может быть, просто не захотел присаживаться. Он встал у стола и мстительно осведомился:

– Что, мужик, будем лаять?

У меня пропал аппетит, но я ковырял вилочкой картошку, старательно сохраняя невозмутимость.

– Валяй, – разрешил корефан, – только негромко.

Стрелок задохнулся в припадке праведного негодования. Гоблины засопели. Сидевший возле меня предусмотрительно пробасил:

– Ты вилку положи, кончай жрать, – грубо вытащил из моих пальцев вилочку и припечатал её к столу.

«Довыёживались», – подумал я. Выходя из дома громоздкую волыну брать не стал, решив, что для визита к Боре она не пригодится. Пистолет был у Славы, но тот почему-то не торопился пускать его в ход, хотя одного вида оружия было вполне достаточно, чтобы обратить пацанов в бегство.

Стрелок вдруг громко заматерился, словно его прорвало. Корефан добродушно слушал, досмаливая хопец. Гопник ругался надрывисто и однообразно, но для Славы будто музыка лилась. Левый уголок его рта полз вверх в зачарованной улыбочке.

– Ну чё, козлы, молчим, – закончив ораторствовать, перешёл к конкретике матершинник, – будем отвечать?

– Тебя слушаем, – ответил Слава, стряхивая пепел на куртку сидевшего рядом мордоворота. – Голосисто поёшь, петушок-золотой гребешок.

– Это я петушок?! – вскинулся пацан. – Рома, дай ему!

Что и каким образом Рома должен был дать Славе прямо в общественном месте, осталось неизвестным. Друг коротко ткнул «элэмину» в глаз долговязого бандюгана. От оглушительного вопля на миг все оцепенели. Огненный «карандашик», затушенный о зеницу ока, вернул гоблина в первобытное состояние: голося как дикарь и позабыв про общественные интересы, он сосредоточился исключительно на своей особе.

В следующее мгновение дымящаяся тарелка вдавила содержимое в фейс примостившегося у меня под боком маргарина. Атака была неожиданной – с молодыми спортсменами только так и можно было совладать. Бычок тут же отбил обеденный снаряд, но горячая картошка, облепившая морду, и широкий пласт бифштекса сделали своё дело. На секунду боец потерялся. Лапнув со стола вилку, я засадил по самую рукоять ему в щёку и оттолкнул шокированного такой звериной жестокостью бицепса.

– Порежу, бакланы! – заорал я, хватая нож. Слава, опережая меня, буквально выбросил в проход одноглазого и рванулся следом, толкая Рому перед собой как таран.

Незадачливого стрелка смело с ног. Бандиты проворно рассредоточились между аквариумами. Противопоставляя превосходящим силам противника богатый опыт кладоискательской жизни, я ринулся за друганом, добавляя в воздух децибелов:

– Перережу всех! Нож, нож!!!

Нож-то нож – столовый: из нержавейки, короткий и тупой, но когда в руке осатанело ломящегося в бой безумца сверкает нечто металлическое и продолговатое, о котором все оповещены, что это – нож, страх такая штука наводит. А уж вид товарища с торчащей из головы вилкой и вовсе не оставлял сомнений, что острый режущий предмет будет пущен в ход.

Тем не менее, выпускать нас бойцы не собирались. Вероятно, пришли с твёрдой установкой на драку, а перекодироваться их пьяные бестолковки были не в состоянии. Пропустив мимо ушедшего головою в аквариум окривевшего Рому, бычки резво запрыгали, демонстрируя добросовестно усвоенную технику спортивного таэквондо, топорно адаптированную к реалиям уличной драки. Двое осадили Славу, третий крутился возле меня, вспарывая ногами сигаретный смог обеденного зала. На расстояние удара, однако, не приближался: нож нагонял жути. Стрелок поспешил на помощь проткнутому вилкой пацану и положительного результата добился: инородное тело было извлечено, в ближайшее время следовало ждать введения в бой резерва из пары юных мстителей.

– Стоять, зарежу – шуганул я бойца. У меня имелся светошоковый фонарь, но полыхать им я опасался, дабы не ослепить Славу. Надо было срочно придумывать какой-то финт, потому что замешательство у гоблинов проходило. – Кишки выпущу па…

Выбитый ногой нож улетел обратно в кабину, вращаясь как оторвавшийся пропеллер. Упреждая следующий удар, я прыгнул на гоблина, пригнувшись и вжав подбородок в грудь. В единоборствах я был полный профан, но нечто подобное видел по телевизору на чемпионате американской футбольной лиги. Дурацкая атака дала определённый результат. Я сбил бандюгана с ног и мы оба покатились по полу. Круговорот болезненно прервался ударом о стену. У меня перехватило дыхание. Рядом рефлекторно подтягивал колени к груди противник – плечом я угодил ему в живот.

Краем глаза я заметил, как набравшийся храбрости стрелок ринулся ко мне. С налёту топтать меня ногами мешал обездвиженный братан и, пока он огибал препятствие, я ухитрился сделать вдох и перевернулся на спину.

– Ах ты… ой! – резко сменил настроение с боевого на пораженческое пацан. С силой выметнув навстречу ноги, я втёр каблуками ему по коленям и тут же, по инерции оттолкнувшись с ещё большей амплитудой, вмазал в промежность.

– Бля-а-а-а, – как барашек заблеял хамоватый курильщик, оседая от нестерпимой боли.

Нервы, дружок! Я, походя, врезал ему кулаком в торец и развернулся к покарябанному вилкой гоблину. Тот уже надвигался на меня, придерживаясь за облепленную гарниром рожу. Нет ничего проще.

– Аля-улю! – крикнул я, продолжая в славных традициях футбола, на сей раз европейского. Трах-бах.

– Уй!

Удар пришёлся по многострадальным гениталиям. Не сумев в должной мере парировать его запоздалым блоком, дырявый пацан пропустил и второй. На сей раз – точно в яблочко. Теперь ему никак не бах и, уж в ближайшее время точно, не трах. Если не вообще: ботинки на мне тяжёлые, с толстой литой подошвой. Самый бойцовский вариант, хотя покупал я их, в выборе руководствуясь соображениями моды. Впрочем, нынче мода на средства самозащиты, вот и сгодилась обувка в этой ипостаси. Добавив по окровавленному рылу неуклюжим, но сильным полукруговым ударом, неким подобием маваши-гэри, я послал коцанного в нокаут.

Стрелок молча извивался на полу. Третий бандюк, сбитый мною, молча лежал у стены. Он вполне осмысленно лупал зенками в мою сторону, но агрессивных намерений не проявлял. Оглянувшись, я увидел потирающего кулаки Славу. Он всё-таки умотал своих дуболомов и теперь, возвышаясь над поверженными телами, победоносно взирал на меня. Рот кривился в довольной ухмылке.