Клан Сопрано

Сезон 1 / Эпизод 5. «Колледж»

Сценаристы – Джеймс Манос-мл. и Дэвид Чейз

Режиссер – Аллен Каултер

«Ты состоишь в мафии?» – Медоу

Пилотный эпизод «Клана Сопрано» показал нам мир, который был достаточно убедительным и уникальным, чтобы привлечь к себе зрительское внимание, а следующие три эпизода смогли его удержать. Однако именно в этой серии «Клан Сопрано» по-настоящему стал «Кланом Сопрано». Забавно, что произошло это потому, что три главных героя шоу – Тони, Медоу и Кармела – оказались оторваны от своей привычной среды существования.

Это эпизод построен всего на двух сюжетных линиях. Первая – поездка Тони и Медоу по университетам Мэна, в которой Тони встречает Фебби Петрулио (Тони Рэй Росси), информатора, из-за которого в тюрьме оказались несколько его коллег, что, вероятно, ускорило кончину отца Тони. Тони охватывает желание убить стукача, и в это же время Медоу допытывается у отца, состоит ли он в мафии. Тони вовлекает раздраженную дочь в погоню по петляющему двухполосному шоссе, оставляет ее с группой местных студентов в баре и постоянно выдумывает оправдания для того, чтобы сделать звонок из телефонной будки.

Вторая сюжетная линия повествует о том, как Кармела одна принимает у себя дома святого отца Фила Интинтолу (Пол Шульц[34]), большого любителя невинного флирта. В эту же ночь она узнает, что имя доктора Мелфи – Дженнифер; обескураженная, она приходит к выводу, что если Тони не стал озвучивать пол Мелфи, то он, вероятно, с ней спит. Ее рискованный флирт со святым отцом продолжается. (Они вместе смотрят фильм «Остаток дня», драму 1993 года, повествующую о горничной и дворецком, чья сдержанность и связанность обязательствами не позволяют им быть вместе. Звучит знакомо?) Взаимосвязь между сюжетными линиями возникает сама собой, без дополнительных усилий со стороны сценаристов, благодаря наложению одной на другую. Разговор о честности между Тони и Медоу и беседа между Кармелой и отцом Филом о грехе, вине и духовности взаимно отражаются и освещают эпизод и сериал в целом. Кроме того, в «Колледже» зрителю открываются сильные стороны Тони как отца – он умеет слушать, когда снимает маску крутого парня, – а также хорошие качества Медоу, которые она, вероятно, переняла у Кармелы: способность понимать, когда ей предлагают перемирие (Тони наполовину признает, что вовлечен в деятельность мафии, а Медоу рассказывает, что употребляла амфетамин, чтобы подготовиться к экзаменам), и желание привлекать к ответственности мужчин, которых она ловит на лжи. («Знаешь, было время, когда у итальянцев не было большого выбора», – виляет Тони. «Например, как у Марио Куомо?» – парирует Медоу.)

Однако все это блекнет по сравнению с кульминацией эпизода, где Тони убивает информатора. Тут уже не может быть и речи о сравнении с «Анализируй это»: «Клан Сопрано» – отнюдь не забавный сериал о забитом лидере мафии с сумасшедшими детками.

Те, кто вырос на телесериалах, снятых после «Клана Сопрано», привыкли, что протагонист может совершать ужасные поступки. Однако в 1999 году это убийство произвело ошеломляющий эффект. За четыре эпизода зрители видели несколько убийств и жестоких смертей в результате неосторожности или некомпетентности, но ни за одну из них Тони не был ответственен напрямую. Наоборот, он каждый раз выступал в роли миротворца: сжег ресторан Арти, чтобы Джуниор не смог организовать там убийство, привел Джуниора к власти, чтобы избежать войны и т. д. Несмотря на то что Тони, очевидно, должен был заказать хотя бы одно убийство за весь сериал – намеки на это уже делались, – подобная сцена казалась невозможной: протагонисты телесериалов не опускаются до подобной грязи, для этого есть подручные и приглашенные звезды.

Давайте оставим ненадолго само убийство и обратим внимание на то, как нас к нему приводит сюжет. Дело не в выборе жертвы. Может, Фебби и ушел из мафии за несколько лет до этого, но, на самом деле, он практически не изменился. В глубине души он остался преступником[35]. Он навсегда останется крысой, а зритель, который провел больше времени с Тони, чем с Фебби, разумеется, встанет на сторону первого: ему будет казаться, что гангстеры обязаны так поступать, чтобы соблюсти свой кодекс чести. Важно еще кое-что: Тони совершает преступление, потому что ему представилась такая возможно. Он же не специально отправился в Мэн, чтобы найти Фебби и убить его, – это импульсивный поступок. И он убивает не какого-то случайного человека, а бывшего гангстера, который сдал своих друзей (один из которых умер в тюрьме), а затем вступил в программу защиты свидетелей, пока ФБР его не бросило. Теперь он живет под американизированным именем Фред Питерс[36] и читает в колледже лекции о своем прошлом образе жизни. Мы уже знаем (из пилотного эпизода и серии «46-й размер»), что Тони и компания видят в таком поведении повод для смертной казни.

Все это заставляет отнести Фебби к категории «рабочих проблем». Если описывать эту ситуацию в терминах «Крестного отца», как часто делают в «Клане Сопрано», Фебби – не секс-работница из второй части, которую Корлеоне убивают, чтобы шантажировать сенатора, а Фрэнки Файв Энджелс, мелкий бандит, ставший информатором и убивший себя после того, как дал ложные показания. Корлеоне стали героями американского фольклора, потому что, за редким исключением, убивали только других бандитов и их приспешников. Здесь все точно так же.

Однако убийство Фебби помещено в определенный контекст: Тони едет с дочерью, а Фебби из-за Тони уже не увидит, как растет его дочь. В момент убийства у Тони нет ни сожаления, ни отвращения, только чистая радость. Самое страшное – это эйфория, которую он испытывает, когда причиняет людям боль. Лицо Джеймса Гандольфини искривляется в хищной усмешке, он бросает свое высокое и широкое тело в атаку с яростностью ловкостью. Его руки и кулаки двигаются настолько быстро, что за ними невозможно уследить, глаза блестят, а капли слюны вылетают изо рта, когда он проклинает тех, кого убивает или мучает. Это самое страшное, что есть в Тони.

Подводка к сцене с удушением раскрывает ее истинную суть: мы наблюдаем, как сильный хищник выслеживает и убивает жертву. Прямо перед тем, как Тони подкрадывается к Фебби сзади в лесу, тот слышит шум в кустах неподалеку и отправляется посмотреть, кто его издает. На Фебби смотрит олень, его любопытная мордочка окаймлена зеленью листвы. Последовательность действий, которая привела нас к этой точке, символизирует путешествие во времени: Тони и Фебби приезжают на машине, средстве передвижения из XX века; Фебби теряет свой револьвер, оружие XIX века, а затем Тони продолжительное время душит его, – действие, характерное для шекспировских злодеев[37].

Сцена длится достаточно долго, настолько, что зрители тоже начинают чувствовать себя жертвами. Склейки между крупными планами лица Фебби, рук Тони, сжимающих провода вокруг его шеи и лица Тони, скривившегося в восторженной ярости, его передних зубов, обрамленных контурами рычащего рта (перевернутая улыбка) и напоминающих клыки хищника. Крупный план рук Тони: он душит Фебби так сильно, что провода оставляют порезы на его коже[38]. После того как Тони бросает на землю безжизненное тело Фебби, он поднимается и проходит мимо туристического агентства, а вокруг стрекочут насекомые и щебечут птицы. Он поднимает голову и видит косяк птиц – вероятно, уток, – выстроившихся в форме буквы V. Этот кадр вызывает разные ассоциации, но ни одну из них нельзя назвать приятной.

Кадры с летящими птицами, показанные после смерти персонажа, обычно символизируют душу, покидающую тело. В этом случае они так же подчеркивают, что мы только что наблюдали проявление первобытной жестокости. Вспомним тех уток, которые жили у Тони в бассейне, – части общего нарратива, связанного с отношениями между Тони и Ливией: ее власти над воображением Тони, генами, которые наполовину определили его животную природу. Кроме того, утки символизируют тепло семейного очага и безопасность, которые, кажется, Тони никогда не получит.

Сюжетная линия Кармелы представляется почти такой же неуютной, если учесть, что она переплетается с сюжетной линией Тони. Часть, посвященная Тони, представляет собой размеренное изучение того, что значит быть Тони Сопрано: вроде бы уважаемого человека с домом, женой, детьми и тайной преступной жизнью. Часть Кармелы же повествует о том, что значит быть жизненным партнером-соучастником Тони. Мы начинаем понимать, насколько она подавлена. Она вынуждена, с одной стороны, принимать правила гангстерских браков (мужчинам полагается, даже рекомендуется, иметь любовниц, а жены должны быть верны), в то же время как для нее важны семейные ценности Римско-католической церкви. Сюжеты фильмов, которые упоминаются в этом эпизоде – «Остаток дня» и «Касабланка», – вращаются вокруг великой любви, которой не суждено сбыться. Это в точности отражает те отношения, которые формируются у нее с отцом Филом: она выбирает священника в качестве предмета своей специфической страсти, страхов и близости, на которую Тони никогда не будет способен. Нет (почти) никакого повода думать, что это влечение обретет какую-то физическую форму.

Тем не менее ее вечер наедине с отцом Филом развивается по сценарию свидания с самого начала – Кармела даже поправляет прическу перед тем, как его принять. Понятно, что они искренне нравятся друг другу и что каждый из них что-то извлекает из этих взаимоотношений. Кармела предоставляет ему способ удовлетворить любопытство относительно вещей, не упомянутых в Священном писании, и позволяет ему тешить воображение мечтами о том, как могла бы повернуться его жизнь, если бы он был способен завести нормальные отношения с женщинами (стоит обратить внимание, как они обсуждаются сошествие Иисуса с креста в фильме Мартина Скорсезе «Последнее искушение Христа»). Отец Фил также выступает в качестве сочувствующего слушателя, с ним можно обсудить религию, философию и кино как искусство, и он способен оценить кулинарные способности Кармелы[39]. Всем понятно, каковы в этих отношениях ставки: крутить роман с женой гангстера так же опасно, как и изменять гангстеру. Однако тот факт, что отец Фил женат на церкви, добавляет еще одно табу. Когда он после ситуации, близкой к поцелую, бросается в ванную, ведомый рвотными позывами, его тело сопротивляется не только алкоголю[40]. (Этот момент рифмуется с обсуждением «Последнего искушения Христа» и репликой Тони, убивающего Фебби: «Ты дал клятву и нарушил ее!»[41])

Признание Кармелы отцу Филу и ее последующее причастие – моменты, в которых наиболее искренне раскрываются ее чувства, – помещены в середину эпизода (если бы это был роман о любовниках, здесь была бы постельная сцена). Крупный план отца Фила, подносящего чашу с причастием к губам Кармелы вместе с просвиркой, – достойное завершение истории о возбужденной и подавленной (или перенаправленной) сексуальной энергии. Вопрос «сделают ли они это» становится неактуальным. Кармела абстрагируется от измен мужа, но у Тони есть и другие грехи, настоящие преступления, которые она не может осмыслить. Ее признание отцу Филу, сделанное на том же самом диване, на котором ее семья смотрит телевизор, – символично. Это очарованность злом и конформизмом, лицемерием и самообманом, свойственным этому сериалу. «Я предала праведный путь ради легкого, допустив в свой дом зло, – говорит она, – позволив мои детям – Господи, моим милым детям – стать частью этого, потому что хотела, чтобы они ни в чем не нуждались. Я хотела лучшей жизни, хороших школ. Я хотела жить в этом доме. Я хотел иметь деньги, чтобы купить все, что хочу. Мне так стыдно! Мой муж, я думаю, что он совершал ужасные вещи… я молчала об этом. Я ничего с этим не сделала. У меня есть плохое предчувствие, что это лишь дело времени, прежде чем Господь накажет меня за эти грехи»[42].

В конце «Колледжа» есть сцена с участием Тони, объединяющая обе сюжетные линии. Тони ждет Медоу в холле Боудин-колледжа, он видит цитату, выведенную на огромной панели над входом: «Ни один человек не может долго быть двуликим; иметь одно лицо для себя, а другое для толпы; в конце концов он начнет сомневаться, где правда»[43]. Это немного измененная цитата из «Алой буквы» Натаниэля Готорна, романа о священнике, влюбившемся в женщину и нарушившем свои клятвы.