Искушение

Дьявол не имеет власти над свободною волею, но обладает всемогущею способностью волновать дух всевозможными эмоциями и отравлять память человека незабываемыми впечатлениями. Тонкий знаток каждого, к кому он приближается, он всегда во всеоружии, чтобы слепить грех из собственных психических средств человека. Он всегда на ловле душ. За это его зовут охотником, рыболовом, развратителем, вором, убийцею душ, а св. Иероним даже — пиратом, разбойничающим на море житейском. Вся масса искушений, на которые ад способен, разделена между соответственным количеством дьяволов. Каждый порок имел своего Дьявола, который вызывал его и обучал ему. Эти черти-инструкторы получали распоряжения от князя тьмы и обязаны были ему отчетом и тем, кто мало успевал, доставалось от него круто.

Сатана не может захватить душу, если раньше не испачкает ее и не развратит грехом. Сатана не властен насиловать свободную волю, но в состоянии расставить ей сети к непременному падению. Он великий, неутомимый искуситель. Начав с Евы, он не остановился даже пред Христом. И массы, и отдельные люди становятся жертвою этого главнейшего искусства, и чем лучше и святее человек, тем лютее и хитрее нападает на него Дьявол-искуситель. «Не открывайте путей дьяволу, — вещает апостол Павел. — Сопротивляйтесь дьяволу, и он убежит от вас!» Но прежде чем обратить Дьявола в бегство, каких же мук и испытаний успевал натерпеться от него победитель!

Искушению подвластны все люди, во всех возрастах и положениях, причем Сатана соответственно изменяет и характер, и энергию, и средства искушения, выказывая себя в приспособлении к своим жертвам тонким психологом и остроумным логиком. Нечего говорить уже о людях, живших в миру: свет, светские люди, светские интересы, светскость — природное царство Сатаны, и кто в нем живет, в Сатане живет, и не войти с ним в соприкосновение для того столько же трудно, как окунуться в море и не намокнуть. Но и уходя из мира, убегая из городов в пустыни и дебри, либо отделяясь от мира монастырскими стенами, благочестивые спасатели душ встречали Сатану и там, да еще и более лукавым и жестоким.

На святых он нападал с особенною силою по тому же рассуждению, по которому Бог больше радуется одному раскаянному грешнику, чем девяти праведникам. Обратно, соблазн монаха в демоническом мире ценится гораздо выше, чем величайшее зло, произведенное в обществе мирских людей. В свете он одолевал искушением по мелочам — вкрадчивым, постоянным, ежеминутно житейским. В пустыне искушение наплывало бурным натиском, подобно горячечному пароксизму. В свете оно было более внешним, в пустыне или затворе оно делало своим орудием самого человека — живую энергию организма, требующего нормального отправления физиологических потребностей и, при отказе, тоскующего, томящегося, тянущего на грех. Св. Антоний говорит: «Кто живет в пустыне и в безмолвии, тот свободен от трех искушений: от искушения слуха, языка и взора; одно только у него искушение — в сердце». Отшельник не был в пустыне один. Дьявол со всеми соблазнами составлял там ему компанию. Он зорко следил за каждым, хотя бы малейшим поводом к грехопадению и быстро им пользовался. Если Бог приставил к каждому человеку ангела-хранителя, то Сатана точно так же приставил демона-искусителя. Ангел — справа, дьявол — слева (в этом смысл плевания через левое плечо).

Не всякое время и не всякое место одинаково удобно демонам для искушения. Любимое их время, конечно, ночь, когда к людям подкрадывается усердный союзник Дьявола, сон, и ослабляет волю и разум пред влиянием еще не погасших в памяти впечатлений и воспоминаний дня. Отшельники боялись сна, как дьявольского наваждения, и считали необходимым спать как можно меньше.

В бесконечном множестве и разнообразии искушений Дьявол никогда не чуждается средств простых и грубых, действуя на психологию минуты. Св. Антонию, бывшему богачу, Сатана бросает под ноги слиток серебра, чтобы напомнить о покинутых богатствах. Изголодавшемуся св. Илариону он подставляет вкусные кушанья. Св. Пелагею, бывшую антиохийскую актрису и куртизанку, когда она заключилась в келью на Масличной горе, Дьявол дразнил любимыми ею прежде драгоценностями: перстнями, ожерельями, запястьями. Эти ложные признаки вещей исчезали так же быстро, как появлялись.

Если простые средства не действовали, Дьявол переходил все к более и более сложным, превращая смену галлюцинаций в великолепные спектакли ужаса, роскоши, смеха, сладострастия. Св. Илариона бес пугал волчьим воем, визгом лисиц; звери скакали и прыгали вокруг него, их сменяли сражающиеся гладиаторы, либо умирающие, которые, корчась у ног святого, молили его о погребении. Однажды ночью его оглушили плач детей, блеяние стад, мычание быков, рыкание львов, вопль женщин, — великий шум, как бы от военного лагеря. Едва он крестом прогнал это чудо, как вот, новое: летит на него, при лунном сиянии, военная колесница, запряженная бешеными конями. Святой произносит имя Христово. Колесница проваливается сквозь землю.

Самыми тяжкими видами бесовского искушения были — влечение любви, стремление в мир, духовная гордость и сомнение в вере. Христианство прокляло плоть, покрыло позором любовь. Акт любви, олицетворенный в эллинизме самыми яркими и красивыми божествами Олимпа, христианство объявило зловредною гнусностью. Безбрачие для христианина состояние, гораздо высшее брака, а целомудренное воздержание — одна из основных добродетелей. «Угасни, бог любви, жизни и света! Надень капюшон монаха. Девы, будьте монахинями. Жены, станьте холодными сестрами…» Природу насилуют, церковь отталкивает женщину с отвращением, как нечистое животное, сатанинскую змею, как воплощение вечной гибели мужчины. Фанатичный безумец Пьетро Дамиани объезжает всю Италию, и в бесчисленных проповедях, обрушивается на женщину: «C'est а vous, que je adresse, ecume de paradis, amorce de Satan, poison des ames, glaive des coeurs, huppes, bijoux, chouettes, louves, sangsues insatiables…»[1] Теологи объявили, что надо подальше держаться от женщины, так как земля достаточно населена и все равно скоро погибнет, а Петр Ломбардский устанавливает, как основное положение, что брак есть грех, в крайнем случае, допустимый.

Весьма часто с целью плотского искушения Дьявол сам принимал вид женщины и являлся в пустыню либо заблудившуюся красавицей, либо грешницею, ищущею покаянья, либо благочестивою девицею, жаждущею тоже приобщиться к аскетическим подвигам. По человеколюбию или слишком твердой уверенности в своей добродетели, пустынножитель принимал обманную деву в тесной своей келейке и обыкновенно в самом непродолжительном времени погрязал в грехопадении. Истории этого рода бесчисленны.

Часто демону мало уронить инока в запретнейший из грехов, ему еще надо насмеяться. Например, как только отшельник заключал красавицу в свои объятия, демон исчезал, оставляя незадачливого святошу в смешной и непристойной позе. Но чаще всего бес, искушая пустынника, не заходил в соблазнах своих до такого яркого реализма, что подсыл женщин или собственное воплощение в женщину, а довольствовался тем, что будил и раздражал желания, не находящие удовлетворения.

Тех, которым Дьявол не умел нанести никакого другого вреда, он мучил сладострастными снами и ночными галлюцинациями. Бессознательный и, следовательно, безответственный грех такого рода не мог быть опасен сам по себе, но наводил уныние, как симптом дурного общего состояния отравленной души, и развращал ум воспоминанием о развратном видении. Словом, от страстных помыслов нельзя было уйти даже в пустыне.

Церковь запрещает малейшие проявления страсти. Каждая страсть имеет своего демона; если убивают страсть, убивают демона. Жизнерадостность тоже была плодом деятельности Дьявола. Насколько бесоугоден смех, настолько же богоугодны слезы. Хорошие монахи никогда не смеялись, но часто плакали. Ибо человек пришел в мир терпеть наказание, а не радоваться.

Теперь церкви оставалось еще справиться с разумом. Если раньше запрещалось исследовать естество Бога, то теперь, вообще и во всем, запрещали прибегать к разуму. Не было ни одного образованного человека, над которым не тяготело бы обвинение в волшебстве. Победившее христианство хотело и надеялось совсем добить врага. Запрещается придумывать что-либо новое, творить новое. Запрещается вводить новшества в богослужение. Налагается запрет на вдохновение.

Другое любимое искушение Дьявола — возбуждение гордости и самодовольства — бывает причиною тех его явлений, когда он осмеливается брать на себя вид святых, ангелов, Девы Марии, Христа, Бога Отца. В монастырях хорошо знают это искушение и предупреждают новичков не вверяться его обману. Рассказывают об одном иноке по имени Эрой, который, пятьдесят лет прожив в пустынном монастыре, истязал плоть свою так сурово, что не ослаблял поста даже на Пасху. Однажды ему явился Дьявол в образе ангела и приказал броситься вниз головою в колодезь, что Эрой немедленно и исполнил, рассчитывая, что останется невредим, и чудо это явит перед всеми великую его святость. Но вместо того он страшно разбился, монахи едва могли его вытащить, и спустя три дня он умер самым жалким образом. Легенда относится к 1124 году.

Губерт Ножанский, скончавшийся в том же году, рассказывает плачевную историю юноши, который, впав в грех прелюбодеяния, отправился замаливать его к св. Иакову Галицийскому. Дьявол явился к нему под видом этого святого и приказал ему — в виде эпитимьи — сперва оскопиться, а потом перерезать себе горло. Богомольный юноша повиновался, и был бы он, как говорят о самоубийцах, «черту баран», если бы не смилостивилась над ним и не возвратила его к жизни Святая Дева. Так что поплатился он за свое легковерие, отдав только то, чем согрешил.

Гордец и возбудитель гордости, Дьявол теряет свою силу, встречая отпор в смирении. Когда некому из братьев явился Дьявол, преобразовавшись в ангела света, и сказал: «Я архангел Гавриил и послан к тебе», брат сказал ему: «Не к другому ли ты послан, ибо я недостоин видеть ангела». И Дьявол тотчас же исчез.

Не всегда искушение Дьявола направлялось на цели крупного греха. Весьма часто злой дух ограничивается, как будто, просто тем, что разобьет человеку молитвенное настроение, не даст ему сосредоточиться в благочестивом размышлении, либо просто рассердит или выведет из терпения. Это Дьявол повторяет гулким эхом слова читаемых молитв, заставляет чихать проповедника в самом чувствительнейшем месте его проповеди, это он назойливою мухою садится десять раз на лицо засыпающего, покуда тот не обозлится и не обругается.

Но иногда планы Дьявола удивительно сложны, тонки и дальновидны, и тогда он занимается ими с терпением и прилежанием. Вот история, весьма популярная в Средние века. Однажды Дьявол, приняв вид младенца, добился того, что его взяли в монастырь, прославленный своей святостью. Аббат, добрый человек, дал ему образование. Мальчик учился с величайшею легкостью, был прекрасного нрава и вел себя так хорошо, что в монастыре не могли им нахвалиться. Когда мальчик вошел в возраст, он, к великой радости всей братии, вступил в духовное звание; а когда несколько лет спустя умер старый аббат, то — по единогласному избранию — настоятелем сделался его приемыш. Но в самом скором времени монастырь стал падать и ослабевать в уставе. Новый настоятель слишком сытно кормил братию, легко давал отпуска из монастыря и покровительствовал сношениям своих монахов с монахинями одной близ стоящей женской обители. Слухи об этих соблазнах дошли до папы, и он послал ревизорами двух монахов, прославленных святою жизнью. Очутившись под судом и следствием, Дьявол предпочел снять многолетнюю маску и в один прекрасный день, при всем честном народе, провалился сквозь землю.

Иногда искушение было для демонов делом очень трудным и неверным. Что касается отпора искушению, то богословы утверждают, будто искушение никогда не превышает сил искушаемого, и, следовательно, падение является результатом лишь небрежности и лени нашей воли. Но любопытно, что, искушая, дьявол сам иногда терял терпение и переходил от соблазна к насильственным действиям, так что сопротивляться искушению не всегда было безопасно. Цезарий рассказывает плачевный случай об одном юноше, которого Дьявол долго соблазнял вступить с ним в любовную связь, но так как честный малый упорно отказывался, то разозленный черт схватил его за волосы, поднял на воздух и ударил об землю с такой силою, что бедняга год спустя умер.

Всего опаснее было демонское искушение в смертный час. Тут уже Дьявол не разбирал, кто грешник, кто святой. Он был уверен, что смерть — верное орудие, пред которым и святой спасует. Более того: по средневековой легенде, он простер дерзость свою до того, что присутствовал на Голгофе при распятии Спасителя, рассчитывая повторить искушение, с которым потерпел неудачу в пустыне. В виде хищной птицы он даже уселся было на самый крест. Цели такого присутствия разнообразны. Во-первых, Дьявол рассчитывает помешать раскаянию умирающего. Во-вторых, захватить душу, обреченную аду, на отлете и без всякого промедления. В-третьих, — человеку, за душу которого предвидится большой спор с добрым началом, предложить в час смертного страха дьявольские свои услуги, за уже несомненную и бесспорную продажу души. В-четвертых, они просто любили мучить человека предсмертным ужасом и отягчать агонию.

Тысячи тысяч христиан испытывают, умирая, эту пытку, незнакомую людям античного мира. Ведь умерший человек — раб, осужденный на мучения, жалкий зверек, попавший в лапы адской кошки. В смертный час комната больного переполняется угрожающими чертями, которые тянутся к одру его жадными когтями. Умирающие часто не только видят дьяволов, но и вступают с ними в физическую борьбу. В систему Дьявола входило внушать умирающим, что грехи их превышают меру небесного долготерпения, что раскаиваться поздно и не стоит — все равно Бог не простит, потому что простить нельзя. Будя в памяти умирающего все совершенные грехи, Дьявол легко доводил его до отчаяния и в таком состоянии, равносильном вечному осуждению, уходил он в вечность.

Загрузка...