Глава 5 Убийство

В маленьком помещении, где сидели молодые люди, стало настолько душно, что было трудно дышать. К тому же начала протекать крыша; Хью почувствовал на шее капли воды и услышал, как дождь капает на корзину для пикников, которая стояла рядом с ним.

— Ну-ну-ну, — сказал Фрэнк, снимая руку с талии Бренды. Он изо всех сил старался, чтобы голос его звучал саркастически. — Итак, наша малышка все знает об этом, да?

— Да. Китти вспомнит. Ник нам рассказывал.

— Ник вам рассказывал? Я ничего об этом не слышал.

— Не забывай, Фрэнк, — сказала Бренда, не двигаясь, — что ты не живешь в этом доме. У тебя своя квартира в городе. Поэтому тебя часто здесь не бывает. Когда позавчера вечером заговорили на эту же тему, в гостиной были Китти, я и еще два или три человека.

— Ну и что из того?

— Ник рассказывал нам способ, как легче всего совершить убийство и не оставить никаких улик. Он сказал, что большинство людей о нем даже не подумают, поскольку сочтут уж слишком простым. Помнишь, Китти?

— Да.

— Ты играешь нечестно, — замены Фрэнк, — раз не сама придумала этот способ. Как бы то ни было, что это за метод, доступный двоечнику?

У Китти заметно повысилось настроение.

— Это целая история, — рассмеялась она. — Мы вовсе не хотим, чтобы об этом способе узнало слишком много народу, так ведь, Бренда? Нет, серьезно. Наш разговор зашел слишком далеко. Видели ли вы в последнее время какое-нибудь хорошее шоу? Говорят, «Пандора» замечательный спектакль.

— Господи, вот женщины! — воскликнул Фрэнк. Он был так раздражен, что даже привстал со скамьи. — Роуленд, я вас спрашиваю, я взываю к вам: вы когда-нибудь слышали нечто подобное? Вы измышляете тему. Вы из кожи вон лезете, чтобы развлечь их. А они все делают по-своему: сперва воспринимают вас слишком всерьез, а потом, как устрицы, прячутся в свою раковину. Отвратительная манера, скажу я вам. Я спрашиваю вас, как мужчина мужчину: что вы об этом думаете?

Хью смотрел в окно. Он слышал, как тикают часы Бренды.

— Я думаю, что пора сменить пластинку, — сказал он.

— Значит, вы с ними заодно, так? Но почему?

— Я дам вам один совет, — сказал Хью. — Убийство — интересная тема, если подходить к нему чисто теоретически, как доктор Янг. В теории его и оставьте. Занимайтесь своими идеальными алиби, хитроумными способами, как провести полицию, проблемами и головоломками на бумаге. Но не спрашивайте, как на практике лучше всего убить человека.

— Нет? Почему?

— Потому что вы никогда не видели людей, умерших насильственной смертью, — сказал Хью. — А я видел.

Тиканье наручных часов стало слишком громким.

— Остекленелые глаза. Открытые рты. Это — самое отвратительное зрелище в мире, и оно-то вас так привлекает. Бросьте.

— Здесь невыносимо душно, — сказала Китти. — Немного дождя нам не повредит. Хью, будьте любезны, откройте дверь.

Хью ногой распахнул дверь.

Тема была убита, мертва, как те люди, образы которых проплыли перед глазами Хью Роуленда. Довольно долго все сидели молча, глядя на ливень, превративший теннисный корт в месиво грязи и сорвавший промокшую сетку. Брызги влетали в павильон и попадали в глаза. Повеяло прохладой, сразу стало легче дышать. Хью расслабился и слушал словно сквозь сон. Шум бури начал затихать вдали. В семь часов, как ни трудно в это поверить, в мире воцарилась тишина.

Фрэнк пришел в себя.

— Все прошло, — сказал он. — Я чувствую себя гораздо лучше. В миллион раз лучше. Посмотрите, во что превратился корт. Видите?

В это время ему оставалось жить меньше двадцати минут.

— Самый сильный ливень за последние десять лет, — заметил Фрэнк. — Теперь ванна, мартини и обед. Извините, Роуленд, но вы не можете остаться к обеду. Это было бы неудобно. Обед готовят Бренда и Мария; остальные слуги на сегодня отпущены. Вы ведь быстро справитесь, правда, старушка? Я голоден как волк.

— Да, мы быстро справимся.

— Ну, мне надо идти, — сообщила Китти, одаривая всех улыбкой. — Обедаю я рано, а повар у меня с характером. Благодарю всех за отличную игру. Мы скоро отыграемся, Хью. Фрэнк, ты не проводишь меня до дома?

Фрэнк был в нерешительности.

— Портсигар, — настаивала Китти, подняв ракетку. — И та книга, которую я не позволю тебе забыть.

— Хорошо. Да, пожалуй, провожу.

Все четверо пошли к калитке.

— Но только туда и обратно. Это не больше пяти минут, Бренда. Так что никаких глупостей, старушка, пока меня не будет. До свидания, Роуленд. Не думаю, что мы снова увидимся.

Хью резко остановился.

Они уже прошли через проход в тополях, затем через калитку в живой изгороди. Слева была терраса. Перед ними, рядом с террасой и за ней шла подъездная дорога к гаражу и невдалеке от нее ведущая к задней стене поместья гравиевая тропинка, по которой Фрэнку предстояло проводить Китти домой. Фрэнк тоже остановился в мокрой траве.

— Вам не кажется?… — начал Хью.

— После того, что произошло, вы вряд ли могли ждать чего-нибудь другого, а? — холодно осведомился Фрэнк, и Хью впервые заметил странный блеск в его глазах. — Если вы полагаете, что я забывчив, то глубоко заблуждаетесь. Не думаю, что, после того как я расскажу обо всем Нику, ваше присутствие в этом доме будет желательным.

— Ясно.

— «Я-асно», — передразнил Фрэнк.

— Значит, вы приберегали все это под конец, не так ли?

— Не совсем. Не думайте, что вам удастся отделаться от меня. Прежде чем вы уйдете, мне хотелось бы кое-что сказать вам. Не думайте, что вы хоть сколько-нибудь серьезно заинтересовали Бренду. Не обольщайтесь. Бренда вам сама скажет, что ее мать была ничуть не лучше, чем ей надлежало быть, и она, как дочь своей матери, уже начинает следовать…

Смех Хью заставил Фрэнка замолчать.

Хью не смог сдержаться. Он не знал, буря ли освежила воздух, или на душе его рассеялась мрачная туча. Но впервые за те пять или шесть месяцев, что он знал Фрэнка, заклятие было снято. Он вдруг понял, что представляет собой Фрэнк; понял, что мальчишка не стоит внимания. Итак, Хью стоял в мокрой траве и громко смеялся.

— Проваливайте, — сказал Хью. — Убирайтесь. Это ваша последняя пакость. Тебе сюда, Бренда?

И он пошел по подъездной дороге, взяв Бренду под руку. Дорога была довольно длинной, но и дойдя до ее конца, он все еще посмеивался; Бренда трясла его.

— Перестань! — настойчиво просила она, — Что ты хотел этим сказать?

— Лишь то, что сказал. Я влюблен в тебя, а этот парень не на шутку меня раздражал, и поэтому я несколько перегнул палку. Юный болван держал меня под своего рода гипнозом. Гипноз прошел. Теперь он мне даже нравится.

— Хью, послушай. Где твоя машина?

— Снаружи. Где-то там. Эта проклятая изгородь…

— Я хочу, чтобы ты сейчас ушел, сейчас, понимаешь? Немного позднее ты можешь вернуться, если хочешь. — Она немного помедлила. — Я… Я собираюсь сказать Фрэнку и Нику, что брачный союз Уайт — Дорранс отменяется.

— Здорово! — воскликнул Хью, поворачиваясь к Бренде лицом. — А как насчет свадьбы Уайт — Роуленд?

— Все зависит от того, — неуверенно проговорила Бренда, опуская глаза, — хочешь ли ты этого по-прежнему.

— Хочу ли я? Дорогая, это слишком сложный и запутанный вопрос, чтобы обсуждать его вот так, с места в карьер. По правде говоря, я только что твердо решил принудить тебя к браку. В случае необходимости похитить. Хочу ли я? Ты права — надо сообщить все кузену Фрэнку и дядюшке Нику. Я сейчас же пойду и все им расскажу.

— Нет, — очень спокойно заявила Бренда. Подобный тон охладил его пыл.

— Сейчас я пойду в дом, — продолжала она, поднимая глаза. — Если даже ты не можешь пообещать ничего другого, обещай, что ты сейчас же уйдешь. Я не собираюсь говорить им об этом прямо сейчас. Мне надо поразмыслить, и я подожду до конца обеда. К тому времени я все обдумаю, чтобы они не смогли меня переубедить.

— А они могут?

— Нет, не могут. Просто все гораздо сложнее, чем ты думаешь.

— Я знаю, черт возьми! Прошу тебя, брось…

Бренда едва не рассмеялась. Они вышли на улицу — плохо освещенную, обсаженную деревьями дорогу, известную под названием Вал, где старый двухместный «моррис» ждал хозяина, наполовину скатившись в канаву. Небо было по-прежнему темным, за исключением серебристой полоски на западе, между домами; Бренда подняла глаза и рассмеялась.

— Не проси меня ничего бросать, Хью. В жизни есть не только черное и белое. По-своему Фрэнк действительно любит меня. Ник держит меня на коротком поводке, поскольку видит во мне вторую Нелли Уайт; мне предстоит стать матерью Николаса Янга Дорранса, который — на случай, если тебе это неизвестно — со временем поступит в Сандхерст. Обязательно возвращайся. Мне очень понадобится твоя поддержка. К тому же, если Ник заупрямится, тебе придется забрать меня отсюда.

— Хорошо. Когда мне вернуться?

— В половине десятого.

— Идет. В половине десятого. — Он встал на подножку машины, и у него сдавило горло. — Бренда, послушай. Ты уверена, что знаешь, чего хочешь? Ты уверена, что правильно поступаешь?

— Если сомневаешься, можешь поцеловать меня прямо здесь, на улице, — сказала Бренда.

Затем она ушла.

Сиденье водителя изрядно промокло, но Хью не был склонен обращать внимание на подобные пустяки. Проехав ярдов двадцать по мокрой дороге, он обнаружил, что у левого переднего колеса спустила шина.

Он вышел из автомобиля и осмотрел дыру, проделанную гвоздем со шляпкой, размером с шестипенсовую монету. Он весьма долго смотрел на отверстие и, хотя голова его была полна планами относительно Бренды, все же пришел к выводу, что с шиной необходимо что-то делать. Поэтому он достал ящик с инструментами и принялся снимать переднее колесо, с тем, чтобы его заменить. Работа двигалась медленно: голова Хью была занята совсем другими мыслями; они несколько путались при каждом скрипе домкрата, при каждом яростном повороте гаечного ключа. К тому времени, когда он, наконец, закончил, часы на приборном щитке машины показывали двадцать пять минут восьмого. Тут он вспомнил, что в ящике с инструментами нет насоса.

Он оглянулся и посмотрел в конец улицы. В гараже доктора Янга был насос. Хью припомнил, что видел его на стене.

Вернуться за насосом не значит нарушить слово.

В конце концов, все сейчас в доме. Правда, Фрэнк, возвращаясь от Китти, должен пройти мимо гаража по подъездной дороге. Но Фрэнк, скорее всего, давно вернулся. Подсознательно Хью почти надеялся встретить Фрэнка. Ведь теперь он не держал на юношу зла, почитая его чуть ли не славным малым и размышляя над тем, что он на самом деле представляет собой. Можно было с уверенностью сказать, что насос начал приобретать значение, несоизмеримое с его истинной ценностью.

Хью отправился назад за насосом.

Небо посветлело. Все плавало в чистом, водянистом сиянии, мягком, как воздух. Идя по подъездной дороге, Хью Роуленд чувствовал себя поистине счастливым. Он вдруг осознал, что имеет все, чего хочет в этой жизни. Это было удивительно. Это было невероятно.

Жизнь вновь обрела смысл; часы вновь пошли, уколы Фрэнка Дорранса перестали причинять боль. Что же до будущего, то о будущем с Брендой можно было только мечтать. Если ей понадобятся деньги, она их получит. Он будет трудиться, не покладая рук, чтобы…

Хью остановился.

Протянув руку к двери гаража, он посмотрел направо и увидел, что калитка в живой изгороди вокруг корта, которая, как он помнил, была закрыта, теперь широко распахнута. Он пошел посмотреть, в чем дело, и тем самым определил судьбу человека, которого три месяца спустя, сопротивляющегося и рыдающего, повели на казнь.

В пространстве между оградой корта и рядами тополей царил полумрак; сильно пахло мокрыми листьями. Войдя, Хью оказался перед узкой стороной корта. Он внимательно осмотрел внутренность высокой проволочной клетки, гладкий буро-серый прямоугольник, в котором выделялись, слабо поблескивая, бочки для дождевой воды. Грязно-белая, сорванная с одного столба сетка. Далеко от себя, в середине корта, он увидел — или это ему только показалось? — что-то похожее на груду старого тряпья.

Но это что-то двигалось.

В проволочную дверь быстро прошмыгнула какая-то белая фигура с голыми руками и в шортах. Дверь находилась довольно далеко от Хью, на стороне корта, обращенной к павильону. Казалось, фигура сгибается под тяжестью груза. Она опустила на землю нечто похожее на чемодан; раздался звон. Затем фигура повернулась к проволочной двери, чтобы ее закрыть.

Хью побежал.

Между проволочной дверью и павильоном он нашел Бренду; она стояла слегка согнувшись и прижав руку к груди. Ее волосы свисали на лоб, по щеке была размазана грязь. Рядом с ней стояла ветхая корзина для пикников, о которую она споткнулась.

— Хью! — воскликнула она.

Он схватил девушку за плечи; его руки тоже были в грязи.

— Хью, — сказала она, — я попала в беду.

* * *

Фрэнка Дорранса задушили. Его лицо распухло и посинело, на губах выступила пена, сине-белый шарф был завязан так туго, что впился в шею.

Сперва Хью разглядел лишь один глаз, по которому сразу определил, что Фрэнк мертв: он напоминал глаз рыбы на кухонном столе. Фрэнк лежал на спине головой к сетке недалеко от середины корта. Ноги его переплелись, одно плечо слегка вывернулось. Судя по заляпанным грязью белым брюкам, пиджаку и даже лицу, он катался — или его катали — по земле уже после того, как начали душить. Вот и все. Он был мертв, просто мертв.

— Мне не следовало этого делать, — сказала Бренда. — О Господи, не следовало.

— Спокойно.

— Теперь мне конец, Хью.

— Нет. Не волнуйся.

Он смотрел на эту сцену холодно и зорко, воспринимая ее как место преступления. В грязном месиве, покрывавшем корт, четко виднелись отпечатки ног. Начиная от маленькой проволочной двери, одна цепочка шагов — шагов Фрэнка — вела прямо к тому месту, где он лежал. Рядом виднелись следы Бренды, и они шли в двух направлениях — туда и обратно. На всем буро-сером пространстве корта других отпечатков не было. Бренда пришла туда с Фрэнком. Но лишь один из них вернулся обратно.

Загрузка...