– Как, неужели и ты здесь?!
Вкрадчивый женский голос, заставивший Александру резко обернуться, был очень ей знаком. Она ахнула:
– Вот встреча!
Рядом стояла ее старая знакомая, которую она давно потеряла из виду. По правде сказать, Александра не очень жалела о том, что давно не пересекалась с Елизаветой Бойко – так звали владелицу нескольких сетевых аукционных площадок. Зато та, казалось, не могла прийти в себя от радостного изумления:
– А я даже искать тебя не пыталась, думала, ты уехала!
– Куда мне ехать, – отмахнулась Александра. – Максимально в другую мастерскую переберусь вскоре. Меня официально попросили собрать манатки и выметаться. Наш-то дом все-таки отдали под полную реконструкцию, слышала?
– Слышала и видела, – кивнула Елизавета, – сколько раз проезжала мимо, видела вашу избушку на курьих ножках, вид у нее совсем нежилой. И фасад уже в лесах, сеткой затянули. Мусор какой-то из окон торчит… А ты все там ютилась, оказывается? Все в той же мансарде?
– Сама удивляюсь, – художница приняла сдержанный тон. Она боялась сказать лишнее.
Появление Елизаветы на аукционе было дурным предзнаменованием. Она относилась к той категории покупателей, которые уторговывают лоты, сбивая цену до минимума. Бойко была печально известна на всех торговых площадках Москвы, завидев ее, морщились и отворачивались. С ней имели дело, только если требовалось в буквальном смысле освободить шкафы – слить за бесценок малоинтересное собрание, разгрести наследство, на которое не возлагается надежд… Бойко приезжала на грузовике и увозила все, вплоть до сломанной топорной мебели и копеечных дверных ручек. Иронизировали, что она даже гвозди выдергивает из стен. Куда отправлялось все это барахло, никто в точности не знал. Поговаривали, что у Бойко огромный склад в Подмосковье – целый жестяной ангар, забитый разлагающимися от сырости вещами. Как все старьевщики подобного типа, она была холодна, цинична в своих методах, яростно торговалась из-за копейки, опускаясь до прямых оскорблений, грубой лести, лжи.
Внешность Елизаветы Бойко ее характера вовсе не отражала – это было одно из самых вопиющих несовпадений такого рода, какие встречались Александре. На вид этой хрупкой, невысокой женщине было немного за сорок. Бледное задумчивое лицо, печальный и как будто с чем-то смирившийся взгляд, какой бывает у одиноких людей. Гладко зачесанные со лба темные волосы, собранные на затылке в трогательный кривой узелок. Горькая линия губ, не тронутых помадой. В волосах мелькала седина. Одевалась Елизавета Бойко скромно, игнорируя моду, избегая ярких цветов. Казалось, главной ее целью было остаться незамеченной. Скупщица старья производила впечатление интеллигентной дамы, занимающейся отвлеченными от практической выгоды научными исследованиями. Александра следила за тем, как ее собеседница с отрешенным видом поправляет сползающие с переносицы очки. «Поразительно, насколько бывает обманчива внешность…»
– А ты здесь в честь чего? – полюбопытствовала Бойко, не переставая оглядывать зал в поисках знакомых лиц. – Тема вроде не твоя.
– Я тут вроде ассистента… – неохотно ответила Александра. – Должна мешать тем, кто будет сбивать цены.
– Тогда работы у тебя намечается будь здоров! – пообещала Бойко. Она не сводила взгляда с женщины в красном платье, появившейся в это время в дверях. – О, какие люди. Пойду поздороваюсь. Вы знакомы?
Полная брюнетка в красном была Александре незнакома. Миловидная, умело накрашенная, уверенная в себе – она держалась с видом королевы, едва снисходящей до поклонения придворных. Вокруг нее сразу собралось небольшое общество.
– Это Марина Алешина. – Елизавета Бойко двинулась к брюнетке. – Вам стоит познакомиться.
– Да кто она? – Александра нерешительно двинулась следом. Она пыталась отыскать взглядом Ольгу, но та куда-то исчезла.
– Янтарь, старинные пластики… – на миг остановилась Бойко. – Она ими сто лет торгует, и она лучший эксперт. Ты не в теме, потому и не знаешь ее. Это я всеядная!
И Бойко самодовольно рассмеялась.
Подойти к Марине Алешиной оказалось не так просто, так тесно ее обступили. Наконец Александра оказалась лицом к лицу со знаменитостью, о которой никогда раньше не слышала.
В Алешиной и в самом деле было что-то королевское. Высокая, красивая, она несла свою здоровую полноту, как горностаевую мантию. Сливочно-белая кожа, тонкий прямой нос, нежно очерченный второй подбородок, уверенный взгляд круглых, чуть выпуклых голубых глаз, богатые черные волосы, уложенные в высокую прическу, – она была бы идеальной моделью для Кустодиева. Длинное красное платье было слегка декольтировано – ровно настолько, чтобы открыть красивую линию плеч. Декольте украшало роскошное янтарное ожерелье – бусы в несколько рядов цвета темного меда.
Алешина, которой представили Александру, милостиво улыбнулась:
– А я о вас много слышала!
«Все обо мне слышали, надо же, и она, и Ольга! Только я о них ничего не знаю!» Александра пожала протянутую ей мягкую, но сильную руку:
– Очень приятно.
– Вы сегодня представляете интересы владелицы коллекции? – Алешина продолжала улыбаться, показывая жемчужные зубы. Но улыбка испортила ее красивое лицо. Улыбалась она совершенно неискренне, лишь губами. Глаза в улыбке не участвовали. – Меня правильно информировали?
– Совершенно верно! – подтвердила Александра, внутренне подбираясь. Она уже искала повод, чтобы немедленно прервать разговор. Те времена, когда она откровенничала с потенциальными конкурентами, давно остались позади. Но тут Алешина остановила ее вопросом:
– Вы ведь обязаны, насколько я знаю, снимать с торгов лоты, цена на которые будет сбиваться? Так?
– Собственно, я не могу рассказывать о своих обязанностях, – ответила художница, слегка оправившись от неприятного волнения. Алешина действовала слишком напористо и откровенно, не скрывая своей осведомленности и не смущаясь тем, что разговор слушали посторонние.
– Разумеется… – Алешина вновь наигранно улыбнулась. – Я понимаю. Жаль, когда интересные предметы уходят за пониженную цену. Но… Лотов слишком много, это во-первых. Такой аукцион всегда сам играет против себя. А во-вторых…
Голубые глаза редко бывают загадочными, но взгляд Алешиной был именно таким – словно подернутым водянистой дымкой, мешающей рассмотреть их истинное выражение. И все же этот взгляд был искреннее, чем показная открытая улыбка.
– Во-вторых, на месте владелицы я бы не держалась так крепко за цену. Что дадут – за то и спасибо.
– Почему это? – Александра почувствовала себя уязвленной. – Я ознакомилась с частью коллекции. Там есть уникальные вещи!
– Ну, если вы тоже эксперт в области пластиков… – Алешина протянула слово «тоже», явно наслаждаясь своим превосходством. – Вы должны были заметить, что многие из этих вещей – отличные подделки.
Среди присутствующих послышались едкие замечания и сдержанные смешки. Александра невольно взглянула на Елизавету Бойко. Та не улыбалась, ее бледное лицо было серьезным, взгляд настороженным и острым.
Александра сделала глубокий вдох.
– Я так полагаю, – сказала она, изображая любезную улыбку, – началось то, о чем меня предупреждали. А ведь торги еще не объявлены. Знаете, для подделок такое внимание чрезмерно… Так мне кажется.
Она повернулась и отошла в сторону. За нею немедленно последовала Бойко. Казалось, она решила ни на миг не покидать Александру. Художнице вовсе не нравился такой эскорт, но отвязаться от Бойко было невозможно. Та славилась хваткой клеща.
– Алешина рвет и мечет, – с язвительной заговорщицкой интонацией сообщила ей на ухо Бойко. – Она рассчитывает сорвать большой куш, а ты будешь ставить ей палки в колеса. Будь с ней осторожна!
– Она опасна?
Александра спросила без всякой иронии. Она могла вспомнить совершенно чудовищные истории, кровавые драмы, которые разыгрывались вокруг коллекций. «Да вот хотя бы взять смерть Исхакова! – думала она, ожидая ответа. – Тут же рядом – еще один труп, напавшего на него Федотова. А сколько их было до этого в истории этих четок, кто знает? И сколько, возможно, будет…»
– Опасна? – проговорила наконец Бойко. Казалось, она тщательно обдумала свой ответ. – Ну что ты. Не больше, чем мы все.
Александра заметила Ольгу – та одиноко стояла в дальнем углу зала, снятого под аукцион. Рядом с ней никого не было. Казалось, вокруг молодой женщины был очерчен невидимый круг, границ которого никто не смел или не хотел переступить.
– Извини, – бросила она Бойко и направилась к Ольге. На счастье, перекупщица не последовала за ней.
Ольга страшно волновалась – на нее было тяжело смотреть. Она побледнела, на лбу выступили крошечные бусинки пота. Ольга то и дело облизывала пересыхающие губы, сжимала и разжимала руки так крепко, что косточки пальцев белели. Александра протянула ей руку, Ольга вложила ледяные дрогнувшие пальцы ей в ладонь.
– Не надо так переживать, – дружески сказала художница, стараясь скрыть собственное волнение.
Здесь, в стороне от всех собравшихся на аукцион, она остро чувствовала, как одинока владелица огромной коллекции, как беззащитна Ольга против хищников, скрывавших акульи зубы за милыми улыбками.
– Ничего не могу с собой поделать, – ответила та почти виновато. – Ночь не спала. Я их всех боюсь почему-то. И дядя уехал…
– Бояться никого не надо, – Александра с тревогой смотрела на свою подопечную. Ее взвинченное состояние бросалось в глаза, она производила впечатление человека, который изо всех сил сдерживается, чтобы не расплакаться. – Ваш дядя… Эдгар Штромм для того и нанял меня, чтобы я защищала ваши интересы. Вас ничто не касается, проблемы буду решать я.
– Знаю… – пробормотала та. – Знаю…
Она смотрела на публику, по-прежнему окружавшую царственную Марину Алешину. Казалось, Ольга выискивает взглядом знакомые лица.
– Вы с кем-то здесь знакомы? – осведомилась Александра.
– Не думаю… Нет… А с кем вы только что разговаривали? Она на мою учительницу музыки похожа.
– Это, к сожалению, не учительница музыки, – улыбнулась Александра, – это очень опытная торговка всяким старым барахлом. Торговка, посредница, универсальная фигура, словом. Ее зовут Елизавета Бойко. Не думаю, что она будет сегодня покупать.
– А это кто? – Ольга смотрела на Алешину, в ее глазах застыл вопрос. – Я как будто видела ее раньше.
– Это Марина Алешина. Мне сказали, она большой эксперт по старым пластикам. Вы ее встречали где-то? Или она бывала у вас дома?
– Не помню. Да ведь у меня никто не бывает, кроме дяди, когда он приезжает в Москву, – покачала головой Ольга. – И я почти никуда не выезжаю. Но это лицо мне знакомо.
Загадка осталась неразгаданной – объявили начало аукциона. Торги вел солидный аукционный дом, хорошо известный Александре. Аукциониста, который в этот миг появился в зале, она знала лично. Маленький вертлявый человечек, похожий одновременно на жокея и на крупье, наряженный в странный костюм с галунами, напоминавший ливрею, подошел к сцене, представлявшей небольшое, в одну ступеньку, возвышение, прыжком вскочил на нее, словно демонстрируя свое шутливое настроение, и обратился к публике:
– Приветствую почтенное собрание от лица аукционного дома… – Далее следовало пышное название. – Мы бесконечно рады всех вас видеть, драгоценные дамы и уважаемые господа! Нам предстоит прекрасный день! Итак, мы начинаем!
Участники рассаживались, сдвигая стулья, образовывая небольшие группы. Вокруг Марины Алешиной скопилось больше всего народу. К Александре снова подошла Елизавета Бойко и зашептала, таинственно щурясь:
– Что-то будет… Готовься.
– Ничего особенного не будет, – отрезала художница, не сводя глаз со сцены. На ней появилась девушка в деловом костюме. На бархатной подставке она держала первый лот – коралловое ожерелье в несколько рядов.
Аукцион начался.
Елизавета Бойко была права: с первых минут Александра ощутила мощное давление со стороны клана Алешиной. Объявленные цены или не повышались, или повышались еле-еле. Энтузиазма не было в помине. Казалось, вся публика собралась лишь затем, чтобы потренироваться в оскорбительном остроумии. До Александры долетали лишь отдельные высказывания, но их было вполне достаточно, чтобы внушить тревогу.
Марина Алешина держалась спокойно, она сидела с равнодушным снисходительным видом и только изредка произносила что-то уголком пунцового рта. Если она что-то и приобретала, то через своего представителя или даже нескольких представителей, как обычно действуют крупные покупатели.
Торги несколько оживились, когда на сцене появилась знаменитая коллекция резного люцита, приобретенного покойным Исхаковым в Париже у бывшей модели Коко Шанель. За яркие браслеты, броши и серьги завязалась борьба, они исчезли мгновенно, после тройного удара молотком и многократного повышения цены. Аукционист повеселел. Отойдя к конторке в углу сцены, он выпил стакан воды и обменялся несколькими репликами со служащим аукционного дома, который ему ассистировал. Александра догадалась, что он менял местами представляемые лоты, чтобы возбудить интерес публики. Успех аукциониста, как и актера, целиком зависит от настроения зала, от его умения почувствовать публику, управлять ею.
Теперь выставлялся янтарь. Здесь было мало непредсказуемого – Александра сразу заметила в зале группу китайцев с русским агентом. Китайцы скупали весь янтарь и за ценой не стояли. Бойко не вмешивалась. Она лишь заметила:
– Интересно, что будет, когда китайцы скупят весь янтарь на свете? Они могут.
– Наступит мировой коммунизм, – ответила Александра. – Это правда, что они перетирают янтарные изделия в порошок, добавляют в свои жареные пластики, чтобы они проходили тест на янтарь, и продают как натуральный янтарь?
– Ну да, – кивнула Бойко. – И оно того стоит, сама понимаешь.
Она стрельнула глазами по залу и вдруг тихо рассмеялась.
– Да уж, кого здесь только нет… Вон видишь рядом с Алешиной даму, приятную во всех отношениях? В синем платье?
Александра нашла взглядом женщину, о которой говорила Бойко. Действительно, лицо рыхлой дамы в синем костюме выражало неимоверную сладость и детский восторг. Ей было за пятьдесят, но улыбалась дама совершенно по-детски, наивно и даже глуповато. Бойко продолжала шептать:
– Эльвира Кононова. Торгует в сети, на всех площадках, какие только есть. Если нужно продать какую-то дрянь и фальшивку за приличные деньги, это к ней. Пишет статьи о декоративно-прикладном искусстве. Ну и, конечно, сочиняет пышные аннотации к своим лотам, с позволения сказать. Никому не говорит гадостей, всем только приятное. Тварь редкостная…
– Ты, похоже, близко с ней знакома? – Александра невольно улыбнулась.
– К сожалению… – протянула Бойко. – Сцепились как-то. Она выставила у себя на сайте браслетик. Статья прямо блистательная. «Теста на люцит и бакелит я не делала, но это явно люцит или бакелит. Тяжелый и вместе с тем изящный, благородный, редкий…» Цену поставила – пятнадцать тысяч рублей. А я как-то приобретала по французскому каталогу крем для лица, и в подарок прислали точно такой вот браслетик. В нагрузку, так сказать. Ему цена – сто рублей максимум. Ну, я не выдержала. Это же наглость, в конце концов, так атрибутировать на весь мир дешевку. Я прокомментировала лот, предложила свою помощь с атрибутикой. Она, конечно, отвечала очень мило и любезно – каждый, мол, может ошибиться, огромное спасибо за помощь, все люди братья и т. д. И тут же начала мне названивать с угрозами физической расправы. Знаешь, у торговцев такое же правило, как у карманных воров… Видишь, что человек работает, – не вмешивайся, делай вид, что ничего не замечаешь, или получишь перо в бок.
– А этой что здесь надо? – заметила Александра. – Неужели она рассчитывает получить что-то даром? Разве такая будет платить хотя бы начальную цену?
– Волка ноги кормят, – возразила Бойко. – Никогда не знаешь, где заработаешь. Мы с ней, в общем, из одной касты – мусорщицы. Но, согласись, я все-таки никогда не опускалась до таких махинаций.
Самокритика и самоирония были теми качествами Бойко, из-за которых Александра с ней и общалась. По опыту она знала – с наибольшей серьезностью относятся к себе полные бездарности. Бизнес Бойко был подозрителен, но она и не пыталась выдать его за служение высокому искусству.
– Гляди-ка, Алешина зашевелилась! – шепнула Бойко, не сводя взгляда с королевы аукциона, пока еще никак себя не проявившей.
На сцене появился первый бакелит – французские резные браслеты пятидесятых годов. Их желали приобрести сразу несколько агентов. Завязалась борьба, которая также закончилась в пользу Ольги – цена выросла многократно. Алешина несколько раз хмурила бархатные брови, чуть подергивала плечом, было видно, что энтузиазм вокруг лота ей неприятен. Когда торги закончились и браслеты унесли, она откинулась на спинку кресла с видом оскорбленного целомудрия. Бойко тихонько рассмеялась:
– Держу пари, это она купила. Она такое не упустит. Перепродаст втрое дороже, у нее есть постоянные клиентки среди продвинутых дам. Она умеет с ними обращаться… Да что говорить – современный браслет с пластиками в коллекции большого ювелирного дома стоит дороже золотого. Можно машину купить. Но там – марка, известный бренд, понты, как говорится, дороже денег. Люди сами придут и сами купят. А вот винтаж, пусть даже с клеймом, надо уметь грамотно впарить…
Александра слушала и не слушала. Она вновь потеряла из вида Ольгу. Внимательно осмотрев зал, художница убедилась – владелицы огромной коллекции среди публики не было.
– Извини, я отойду. – Александра направилась к выходу. Бойко негромко бросила ей вслед:
– Да не паси ты Исхакову, ничего с ней не случится. Она не такая овечка, как может показаться.
Александра резко остановилась, обернулась:
– О чем ты?
– Потом узнаешь, – довольно зловеще ответила Бойко. – Ее же, можно сказать, Эдгар воспитывал, ну и воспитал. Тот еще кадр…
– Ты и Штромма знаешь?
Бойко на миг спрятала лицо в ладонях, словно пытаясь раздавить рвущийся наружу смех, затем убрала руки. Она раскраснелась:
– Слушай, как ты вообще в это ввязалась?! Тебя не должно здесь быть! Ты вообще не из наших! Ты не знаешь никого!
– Меня наняли, и я делаю свою работу. – Александра старалась скрыть волнение и возмущение. – Все, удачи, увидимся.
Она быстро обошла весь зал, убедилась, что Ольга исчезла, бросила взгляд на сцену. Продавалась пара бакелитовых курительных трубок с бронзовыми накладками. Цена повышалась вяло. Происходило то, чего и опасалась художница, – изобилие редких и ценных вещей, представленных в одно время в одном месте, неизбежно снижало ценовой энтузиазм. «То ли дело эта вот Эльвира Кононова! – Александра взглянула на даму в синем, которая прямо-таки излучала благодушие и позитивный настрой. – Вот это действительно артистка – продавать дешевенький браслетик из каталога за пятнадцать тысяч рублей… А когда поймали за руку, принимать невинный вид и угрожать где-то за углом, без свидетелей… Вот ее бы нанять Штромму! Хотя… С такой помощницей по миру пойдешь!»
Оставив бакелитовые трубки на произвол судьбы, Александра вышла из зала. В холле небольшого загородного отеля было пусто. За стойкой портье, уткнувшись в телефон, сидел парень в форме с гостиничным логотипом. Он поднял голову, когда услышал звук шагов, но, не дождавшись вопроса, тут же снова уставился в экран.
Александра, стараясь не бежать, вышла на крыльцо. Ясное утро сменилось тихим, серым полуднем. Солнца не было. Сосновые леса вокруг отеля, далекие пригорки, тонкая матовая лента маленькой речки, мелькавшая среди зеленых полей, – все подернулось легким мерцающим туманом. Неподалеку, в скрытом за лесом поселке, громко прочищал горло петух. Он пытался закукарекать, но каждый раз откашливался и сконфуженно умолкал.
Ольгу она заметила не сразу.
По случаю аукциона на территории стоянки собралось много машин. Молодая женщина стояла рядом с одной из них, склонившись к приоткрытой дверце. Вся ее поза выражала напряженное внимание. Ей явно что-то говорили, она слушала, то и дело кивая головой. Затем Ольга захлопнула дверцу, и машина медленно выехала со стоянки. Описала круг, подъезжая к воротам, проехала под поднявшимся шлагбаумом и скрылась за оградой.
Ольга медленно двинулась к крыльцу, не замечая стоявшую на верхней ступеньке Александру. Только подойдя вплотную, она удивленно воскликнула, словно проснувшись:
– Что случилось? Все уже кончилось?!
– Наоборот, торги в разгаре, – нервничая, ответила художница. – Но я потеряла вас.
– Мое участие не требуется, вы сами говорили, вот я и вышла подышать… Там очень тяжелая атмосфера.
Ольга говорила спокойно. Теперь она полностью владела собой и ничем не напоминала того затравленного, нервного ребенка, каким казалась в аукционном зале. Александра пристально посмотрела на нее и решилась спросить:
– Вы встретили кого-то? Знакомого?
– Что? Нет, у меня просто спросили дорогу, человек заехал не туда, – моментально и очень бодро ответила Ольга.
«Она врет!» Александра не сомневалась в этом, но молча пошла вслед за своей подопечной, которая направилась в аукционный зал. «Почему она соврала? Тут происходит какая-то двойная игра?» Ей вспомнились слова Бойко о том, что Ольга далеко не такая невинная овечка, какой кажется.
Переступая порог зала, Александра нервничала больше, чем в самом начале аукциона. Она была недовольна собой по непонятной причине, ведь ей еще не пришлось никак себя проявить. Ольга вновь укрылась в углу, заняв пустующее кресло рядом с искусственным фикусом. Александра подошла к аукционисту, который как раз готовился к представлению следующего лота. Трубки были проданы с очень незначительным повышением цены. Аукционист, с которым Александра была на «ты», в ответ на ее замечание пожал плечами, негромко и фамильярно заметив:
– Ну а что я могу поделать, вещей слишком много. Да и публика не та, на которую мы рассчитывали, не все приехали. И каталог бездарный. Ты ведь его видела, Саша?
Он кивнул на стопку брошюр, лежавших на краю сцены.
– Всю ночь читала, – Александра подняла одну брошюру, быстро пролистала. – Полный хаос, ни системы, ни конкретики. Настоящее вредительство. Кто автор, так и не поняла. Игорь, неужели ваш дом слепил такое убожество?
– Обижаешь, – нахмурился тот. – Мы получили готовое сочинение от заказчика. Чьих кистей произведение – понятия не имею, послали в печать что было, согласно договору. Сама понимаешь, мы не решаем ничего. Мы выполняем указания заказчика.
– А заказчик – Эдгар Штромм?
Игорь кивнул:
– Может, он сам и нацарапал, может, поручил кому-то. Одно могу сказать – чем такой каталог, лучше вообще без каталога. Ну, работаем!
Он одернул ливрею, нацепил дежурную улыбку и, сделав несколько кукольных, механических шажков, словно двигаясь на шарнирах, вернулся в центр сцены:
– Следующее предложение, дамы и господа, уникальное без всяких преувеличений!
Его подвижное лицо с мелкими чертами выражало полный восторг.
– Коробка для сигар, тридцатые года прошлого века, Франция, целлулоид в окладе из серебра девятисотой пробы. Клейма нет, но дизайн позволяет говорить о том, что в разработке рисунка участвовала известная футуристическая группа, работавшая с модными домами…
Игорь тараторил, улыбаясь разом всем, ловил заинтересованные взгляды, издавал сдержанные восклицания, словно сам был поражен редкостным предложением… Это в самом деле был отличный аукционист, и то, что торги шли довольно вяло, не было его виной.
Александра вернулась к Ольге с каталогом в руках: