До самого утра утомленные путники беспробудно спали. Лишь Вишена, оставленный на страже, одиноко сидел у огня. В середине ночи он долго гонял по кустам настырного молодого вовкулака. Тускло мерцал костер, вкрадчиво поблескивали звезды, еле-еле тлели изумруды на мече, вовкулак взрыкивал и поскуливал, бегая кругами. В конце концов, так ничего и не добившись, Вишена плюнул и вернулся к огню. В кустах еще некоторое время вздыхали и возились, а после все затихло.
Ближе к рассвету Тарус отправил Вишену спать. Тот повалился прямо у костра и тотчас же захрапел. Чародей подбросил в жар сухих смолистых веток, протянул к огню руки и застыл на корточках, похожий на резного деревянного идола из какого-нибудь дальнего селения.
В этой позе застал его проснувшийся Боромир. Ярило-солнце взбирался все выше по хрустально-синей глади небосвода и насквозь пронизывал веселый березняк. Покряхтывая, Боромир уселся рядом с Тарусом.
Отряд просыпался. Встал Роксалан, проверил лук, кликнул Дементия и Пристеня и подался с ними в лес. Зашевелились венеды, спавшие как всегда в походе голова к голове, кругом. Славута, посмеиваясь, расталкивал здоровяка-Омута, который сердито отмахивался и что-то невнятно бормотал. Яр, глядя на это, покатывался со смеху, то и дело опрокидываясь на кучу веток, служившую ему постелью. Один Вишена продолжал спать невзирая на возню.
Охотники добыли оленя. Дементий и Пристень принесли его на короткой жерди. Пока разделывали да хлопотали у костра, Тарус и Боромир отвели в сторону Яра.
Мальчишка не знал, что заставило его ударить в смертельную точку из теле сколопендры. Все произошло само-собой: удар, и гадина мертва. Меч слушался охотно, броню пробивал, словно наст на снегу. Перстень? А что перстень? Сидит себе на пальце, врос, притаился… Но не мешает, нет. Да и не замечаешь его вовсе. А хотя… Нет, нет, ерунда это, кажется, небось, только. Что? Сказывать? Ну, лады… Когда меч в правой руке держишь, он будто бы легче, рука почти не устает. И слушается, вроде, тогда охотнее. Что замечу? Странное? Ну, да, скажу, конечно, если замечу…
Купава и Соломея набрали пропасть грибов-сморчков, пошедших с олениной куда как в охотку!
В путь пустились за час до полудня, как следует отдохнув.
Березняк скоро кончился и дорогу им перечеркнула река. Миновали ее быстро, по камням на близком перекате, едва замочив ноги. За рекой лес уже не рос, раскинулись привольные зеленеющие луга. Зайцы так и шмыгали у ног, а в резко-прозрачном воздухе мелькали быстрые тени ястребов-охотников.
Вишена дождался идущего особняком Таруса. Чародей вопросительно глянул в лицо.
– Помнишь ли знак, что в Черном мне подбросили?
Тарус кивнул утвердительно:
– Как не помнить! Потому и сказал намедни: сколопендра – это раз.
– А два?
– Два? – Тарус пошарил взглядом в траве. – Вон тебе и два, Вишена!
Зеленовато-серое существо неуклюже, но проворно удирало у них с дороги.
– Жаба?
Тарус пожал плечами:
– А почему нет? Была же жаба в знаке… Козодои да летучие мыши в лесах вроде бы не водятся…
– А гадюки?
На этот раз чародей промолчал.
Трава вокруг них становилась все выше и выше, скоро пришлось раздвигать сочные зеленые стебли, чтобы идти. Горизонт, еще совсем недавно ясно видимый, заслонился зеленью. Почва под ногами начала вдруг бугриться неровностями и чем дальше, тем больше. Небо постепенно заволоклось странной белесой дымкой, похожей на туман; вскоре она опустилась ниже, поглотив все вокруг. Странная это была дымка, ее несла она в себе ни капли влаги и оттого казалась удушливой и колючей. Дышать стало труднее, но ненамного.
Все это заняло минут десять-пятнадцать, никто толком не успел сообразить что к чему.
Лишь когда Вишена столкнулся с крупным, по пояс, пауком и не без труда заставил его отступить, путники заволновались.
В этом месте трава больше напоминала дремучий лес – толстые длинные листья, жестче самой грубой дерюги, стебли, более походившие на стволы…
Туман вскоре исчез и снова Ярило-солнце радостно засверкал в высоком небе. Путники сбились в тесный круг; в центре оказались Тарус и Боромир.
– Что за чудеса, чародей? – спросил Тикша. – Отродясь такой здоровущей травы не видывал!
Тарус не очень-то желал разговаривать:
– Я тоже не видывал…
– Очередная напасть? – предположил Боромир.
Чародеи попал плечами:
– Похоже… Однако, чего стали? Идти надобно.
Он зашагал первым, разомкнув людское кольцо. Солнце висело вверху и чуть впереди, яркое и слепящее; казалось, оно источает искристую золотую пелену, волшебное покрывало, растянутое меж землей и небом.
Они углубились в чудной лес, неотличимый от гигантской травы. Вишена озирался и часто переглядывался со Славутой. Здесь же вертелся и Яр, не зная к кому пристать – к Омуту, или же к Славуте. Купава как-то незаметно оказалась рядом с Боромиром, а Соломея – с Тикшей. Пристень, Дементий, и Акила с Бояном сгрудились вокруг своего ватажка Роксалана, а венеды – вокруг Бограда. Один лишь Тарус долго шагал впереди прочих, пока его не нагнал Вишена.
– Там что-то есть, Тарус-чародей?
Тарус остановился. Среди зеленых стволов-стеблей и мешанины огромных листьев угадывалось что-то жарко-блестящее.
Ветер тихонько пел где-то вверху, в пушистых головках, венчавших стебли-исполины, шуршал невдалеке кто-то живой, монотонно и безостановочно.
Вишена с Тарусом долго вглядывались, пытаясь понять, кто издавал эти звуки. За несколько минут ходьбы они успели встретить поджарого лесного муравья, ростом с добрую свинью и несколько букашек никак не меньше собаки. Букашки исчезли, будто по волшебству, а муравей некоторое время с сомнением шевелил рыжими щетинистыми усами, после с достоинством развернулся к путникам задом, то бишь полупрозрачным полосатым брюхом, и, быстро перебирая шестью мощными лапами, умчался прочь. Вряд ли бы его догнал добрый конь…
Тарус, Вишена и Боромир, с опаской ступая, двинулись вперед, прямо в желтое сияние. Остальные замерли в ожидании.
Вишена обнажил меч и мельком взглянул на изумруды, но те успокаивающе молчали. Взялись за свои клинки и Тарус с Боромиром; и тут с шелестом и треском сверху на них свалилось что-то круглое, красно-пестрое, дурно пахнущее. Мечи пустить в ход не успели, все трое мигом оказались сбитыми с ног; их расшвыряло в разные стороны. Вишена сильно ударился спиной о стебель-ствол и рухнул на широкий мохнатый лист. Боромира отбросило под другой, точно такой же. Тарус упал на свободное место и поэтому вскочил первым.
Рядом на длинных черных ножках стоял красный, в черных же круглых пятнах, купол, высотой не ниже Таруса. Спереди к нему примыкал еще один, поменьше, весь черный. Два белых пятна очень походили на глаза, а над ними торчала пара отростков с треугольными пластинами на концах.
Боромир изумленно разглядывал это чудище, Вишена украдкой обходил его слева. Вдруг купол разложился надвое и что-то полупрозрачное с гудением затрепетало, обдав людей тугими порывами ветра. Чудище взмыло ввысь, задевая стебли и листья, некоторое время металось у них на виду, после чего с шуршанием рухнуло где-то в стороне.
Троица немного расслабилась и переглянулась. Боромир вдруг захохотал от души, весело и беззаботно; Тарус тоже криво усмехнулся; Вишена недоуменно глядел на них.
– Знаете, что это было? – спросил Боромир, не переставая смеяться.
– Что? – Вишена по-прежнему ничего не понимал.
Тарус хмыкнул и покачал головой.
– Коровка луговая! Жучок! Дети его солнышком-небушком кличут!
Купол и впрямь очень походил на солнышко-небушко, только чересчур уж огромное.
«Что за фокусы? – подумал Вишена с тревогой, – сначала многоножки, теперь – пауки-громадины, муравьи, жучки… А как же знак, как же жаба?»
Они пошли дальше. Справа долго тянулось что-то светлое, уходящее ввысь до самых небес, окрасившихся почему-то в зеленоватые тона. Желтое сияние впереди постепенно меркло. Вскоре наткнулись на высоченную стену, слегка закруглявшуюся, которая преградила им путь. Стена в землю не уходила, казалось неведомый великан принес ее, уже готовую, и опустил прямо на грунт. Нижний край стены, ровный и гладкий, прилегал неплотно, кое-где под него можно было подлезть.
Вишена приблизился и с опаской потрогал поблескивающую поверхность. Боромир легонько постучал по ней рукоятью меча – звук получился звенящий, металлический.
– Золото! – сказал Боромир. – Батюшки-светы, целая стена!
Вишена нырнул в яму и выбрался наружу за стеной – такой же травяной «лес» и светлые громады, кое-где уходящие к зеленым небесам.
И ему вдруг все стало ясно – и жучки-паучки великанские, и лес этот чудной, и стена золотая…
Трава самая что ни на есть обычная, и букашки в ней копошатся самые обычные, да вот только они все, люди, крохотными стали, затерялись в травах! Стена – не стена вовсе, а корона, корона исполинская с головы сколопендры, какую они в лесу оставили. Ну, а светлые громады, уходящие к небесам, не что иное, как березовые стволы.
Так что же это получается? Кто-то сотворил из них коротышек и забрасывает куда попало – то в пустыню, кишащую сколопендрами, то сюда?
Немного поразмыслив, Вишена решил, что в пустыне они оставались все же самими собой. Во-первых, песчинки не казались огромными, с гусиное яйцо размером, как теперь. Во-вторых, корона главной многоножки и в обычном лесу выглядела как исполин, а сейчас и вовсе необъятной стала…
Додумать он не успел. Жирная косматая муха, басовито жужжа, шлепнулась на длинную травинку-ствол и закачалась, будто на качелях. Вишена попятился. Муха со скрипом терла щетинистые лапы одна о другую и хищно шевелила хоботком, похожим на омутову булаву.
«От такой, пожалуй, и мечом не отмахаешься…» – неприязненно подумал Вишена.
– Гей-гей! Пожарский, где ты? – послышался из-за стены клич Боромира.
Муха насторожилась, даже лапами своими погаными прекратила скрипеть.
Вишена замер. В тот же миг в воздухе мелькнуло что-то розоватое и длинное, ткнулось на мгновение в муху и та с чавкающим звуком исчезла.
Отступив, Вишена осмотрелся и невольно вздрогнул. Невдалеке сидел кто-то огромный, с белесым отвислым брюхом и криво растопыренными лапами, обладатель безобразно большого рта и стеклянно-водянистого взгляда. Взгляд прилип к Вишене.
«Жаба!» – понял он и мигом нырнул под стену-корону.
Увы, хода уже не было. Вишена стукнулся о что-то, преградившее путь, и затаился.
«Что делать? Найдет ли меня жаба в этой ямке?»
А преграда вдруг заворочалась и сердито сказала голосом Боромира:
– Ну, Вишена, ну, пряник, так тебя через это самое! Руку отшиб, дурилка!
– Назад! – просипел Вишена тревожно. Голос куда-то подевался; горло враз пересохло. Боромир понял и мгновенно выбрался из-под стены, потом помог выбраться Вишене.
– Ну? – требовательно спросил Боромир, когда побратим оказался наверху и пытался отдышаться.
– Жаба, – коротко объяснил Вишена и растопырил руки, – вот такенная. Только что сожрала муху себе под стать.
Подоспели остальные путники во главе с Роксаланом.
Боромир, обернувшись, оценивающе глянул на корону.
– Думаю, на эту сторону ей не выбраться. А посему – у нас своя дорога, у нее своя.
Тарус отрицательно покачал головой.
– Не выйдет, Непоседа. Жаба все едино нас отыщет. Покуда мы ее не убьем, будем оставаться букашками в траве. Такова наша вторая напасть.
– Почем знаешь? – засомневался Вишена и, прищурив по обыкновению глаз, склонил набок кудрявую голову.
– Уж знаю, – отмахнулся Тарус.
Ему поверили, как всегда.
Боромир обнажил меч.
– Что же. Не станем мешкать. Ты со мной, чародей?
Тот кивнул и многозначительно подмигнул Вишене.
– Пошли, Пожарский?
Они направились к лазу под короной. Боромир и Вишена скользнули вниз, ровно пара ужей в реку; чародей задержался и нашел глазами Яра.
– Ну, чего стал? Марш за нами!
Яр просиял и, на бегу вытащив меч из ножен, скрылся в яме. Рубины коротко сверкнули, отразившись от золотой стены, затем их багровое сияние увязло в полумраке лаза. Последним нырнул под стену Тарус.
Долго было тихо. Путники полукругом замерли над ямой-ходом, вслушиваясь в шорохи травяного леса. Потом из-за стены донеслись приглушенные крики и звуки поединка, странные и непривычные, ибо никто не услышал первейшего и обязательного звука битвы – звона клинков. Но все понимали: это не просто сеча, меч в меч, сталь в сталь.
– Подсобить бы… – нерешительно сказал Роксалан и шагнул вперед, к стене. Боград поймал его за плечо.
– Куда? Тарус знает, что делает. Жди, друже.
Роксалан скрипнул зубами. Душою он был там, за стеной. Да и не он один: нервно поглаживал рукоятку секиры Славута, хмурился здоровяк Омут, закусила губу Купава…
Первым из-под стены показался Вишена. На щеке выделялся огромный кровоподтек, отсутствовала большая часть куртки. Казалось, драл его медведь своими когтищами. Вишена пошатывался, тряс головой, все еще сжимая в руках окровавленный меч. Тарус и Боромир лишь запыхались; мечи они уже убрали в ножны. Одежда Боромира потемнела от крови и еще какой-то влажной вонючей гадости, но, судя по улыбке, это была кровь твари. На Тарусе виднелось всего несколько пятен.
И, наконец, выбрался из ямы сияющий Яр. Его целиком залило той же вонючей гадостью, но мальчишка торжествовал и не собирался этого скрывать. Он радостно вскрикнул и воздел руки к небу, чтобы все смогли увидеть уменьшившийся меч.
– Гей, Тарус, говори: «Два!» Самое время.
Чародей засмеялся, запрокинув голову, и послушно молвил:
– Два, Яр! Два, это уж точно!
Вишена рухнул на землю и блаженно расслабился, растрепанный и исцарапанный.
– Кто это его так? – удивился Славута.
– Да эта дура лупоглазая, – восторженно ответил Яр. – Ей-ей больше терема! Она Пожарского языком своим липким тюкнула, да хорошо Боромир успел его перерубить. А Вишену все одно по земле да колючкам протащило.
После сражавшиеся долго отмывались в озере неподалеку. Странно, но избавление от второй напасти не вернуло их в мир, где трава – это лишь ковер под ногами и где жабу запросто можно отшвырнуть с дороги носком сапога, а можно раздавить и не заметить этого. Дремучие заросли трав не отпускали их, окружив и стиснув в крепких зеленых объятиях.
Тарус задумался. Что предпринять? Идти на юг к дулебам? Так ведь для них, крохотных, непосилен такой далекий путь. Жизни не хватит, чтобы добраться. Оставалось надеяться на третью напасть; напастью этой будет гадюка, чародей не сомневался. Он быстро смекнул, что избавлением от напастей служит убийство твари из знака рубиновым мечом. Тарус решил ждать.
Долго ждать не пришлось. Вскорости Дементий и Пристень нашли пару огромных сероватых яиц и чародей понял – началось! Посреди груды изломанной скорлупы уже извивались четыре вылупившихся змееныша. Даже эти малыши казались гигантами. А вдалеке уже качались толстые зеленые стебли: к людям, наверняка, ползла мамаша.
– В стороны! Живо! – скомандовал Тарус. Отряд рассыпался, как стая скворцов. Солнце весело играло на обнаженных клинках.
Боромир неотрывно глядел в сторону ползущей твари. Ее еще не было видно, но шорох и шевелящаяся трава ясно показывали, что она приближается. Рядом с Непоседой застыл с мечом в руке Тарус. Вторая его рука лежала на плече Яра. Вишена сбросил остатки куртки и переглянулся со Славутой. Тот придерживал свою секиру и криво улыбался. Тикша напротив – остался серьезен, все крепче стискивая зубы. Угрюмо утерся рукавом Омут; Боград покусывал ус, сжимая в правой руке меч, в левой – кинжал. Венеды по своему древнему обычаю часто сражались с мечом и кинжалом. Сейчас лишь Радислав из людей Бограда ограничился одним мечом.
Змея была огромна. Многие, увидев ее, вскрикнули, пораженные. Треугольная голова поднималась над грунтом на добрых два человеческих роста; алый раздвоенный язык плясал перед мордой, ощупывая дорогу. Немигающие круглые глаза уставились на людей, и каждому показалось, что змея смотрит именно на него. Черное поблескивающее тело вилось петлями; каждая чешуйка отчетливо выделялась, а все вместе они составляли безукоризненный узор, идеальный и неповторимый в своем совершенстве.
– Как же эту громадину убить? – прошептал растерянно Яр и Тарус сильно сжал его плечо.
– Не дрейфь, хлопче, на то мы и люди, а не твари безмозглые…
Цепочка людей ощетинилась клинками. Змея громко зашипела и приподняла переднюю часть тела, приняв оборонительную позу.
– Нападайте со всех сторон одновременно! – крикнул Боромир. – По сигналу!
С криком бросились на гигантского гада путники, пытаясь достать черную плоть сталью, но змея ловко уворачивалась, сшибив с ног Богуслава коротким молниеносным выпадом. Венед рухнул на землю и не поднялся более. Вторая атака привела к тому же – гадюка осталась невредимой, а Ярош с Дементием выбыли из битвы.
– Яр, Тарус, обходите ее сзади, пока мы здесь донимаем, – крикнул снова Боромир.
Чародей, Яр, а за ними и Вишена исчезли среди стволов.
Обладая поразительной реакцией змея не позволяла даже зацепить себя. Люди напрасно наскакивали на нее, вкладывая в удары всю силу: клинки со свистом рассекали пустоту.
Троица тем временем зашла с противоположной стороны. Именно так, не сзади, ибо гадюка свилась кольцами и могла обороняться или нападать по кругу.
– Мы с Вишеной рубанем ее, а ты, Яр, будь наготове! Как она голову сюда сунет, сам знаешь, меч в руке, – сказал Тарус шепотом. Но этого хватило. Не успели они и с места сдвинуться, змея, шипя, ударила. Плоская тупая голова отшвырнула чародея и Вишену далеко прочь. Следующий удар предназначался Яру. Прежде чем взвиться в воздух и захлебнуться болью мальчишка успел дернуть мечом.
В этот же миг десяток клинков вгрызся в чешуйчатое тело – Боромир и его войско времени не теряли. Их тотчас отбросил могучий толчок, змея судорожно дернулась всем телом. Но теперь ее мрачное совершенство нарушалось несколькими кровоточащими ранами и еще Боромир успел заметить глубокий рубец на змеиной голове и что у нее не хватает пол-языка.
Теперь гадине противостояли всего семеро – Славута, Омут, Роксалан, Соломея, Чеслав, Вавила и Боян. Змея боле не шипела – мешала раскроенная челюсть.
– Эх, в глаз бы ее окаянную! – тихо и зло сказал Роксалан. Чеслав и Вавила переглянулись. Как всякий венед каждый из них великолепно владел кинжалом. И два коротких клинка со свистом рассекли воздух, один за другим. От первого змея уклонилась, сумела, да метнули их с малым промежутком и поэтому кинжал Чеслава достиг цели, вонзился в голову, правда не в глаз, а рядом. Змея, нырнув, пригнула морду к земле и тут ее настигла остро отточенная Славутина секира. В мгновение ока венеды и дрегович были отброшены страшными ударами, а змея вновь вскинула голову. Кинжал и секира остались торчать в ранах.
Некоторые из лежащих сумели встать – Боромир, Пристень, Боград… Гадюка подобралась, готовая к новому удару.
– Так нам не одолеть ее, – прошептал Боромир. – Где же Яр со своим мечом?
И вдруг послышался тихий, но пронзительный свист. Казалось, он сверлит голову изнутри.
Змея замерла, вслушиваясь.
Свистела Соломея. Безостановочно, и на вдохе, и на выдохе. Уродливая голова с рассеченной челюстью завороженно склонилась к девушке.
Меч Роксалана с отвратительным звуком воткнулся в левый глаз змеи, а с другой стороны Омут размахнулся попривольней и тяжеленная его булава проломила громадный череп. Гадина вздрогнула, отчего и Омут, и Роксалан покатились кубарем, но тут же вскочили на ноги. Соломея свистела без умолку, показывая свободной рукой: «Бейте же ее, чего ждете?» Боромир, Боград и Тикша одновременно взмахнули мечами.
– Стойте!
Соломея на миг перестала свистеть, змея встрепенулась, но резкий сверлящий звук вновь пригвоздил ее к месту.
– Стойте!
К ним приближался Тарус, волоча за руку полуоглушенного Яра. Боромир недоуменно опустил меч.
– Убить ее должен Яр! Свисти, свисти, Соломея.
Чародей подтолкнул мальчишку.
– Отсеки ей голову!
Соломея зажмурилась при первом же ударе.
Скоро все было кончено. Уродливая безглазая голова гигантской змеи лежала у ног людей и они наконец поверили, что победили. Обезглавленное тело подергивалось, свившись в мерзкий клубок, и через пару минут затихло.
Тишина показалась всем бездонной и всепоглощающей. Когда Соломея открыла глаза перед ней стоял обычный лес – березы вместо диковинных зеленых стеблей и причудливых, похожих на мохнатые ковры листьев. Трава стала просто травой, ничем более. Солнце отражалось от поверхности маленькой круглой лужи, которая еще совсем недавно казалась им озером. В траве валялась обезглавленная гадюка и с трудом верилось, что это с ней все они только что сражались.
Тарус огляделся. Вид нормального леса успокоил его. Теперь стало ясно, что третью напасть удалось одолеть. Он вплотную подошел к Соломее и, не говоря ни слова, требовательно протянул руку. Девушка послушно отдала ему свистульку. Несколько минут чародей пристально разглядывал изящную резную деревянную змейку-медальон.
– Откуда она у тебя?
Соломея пожала плечами:
– От матери. У Купавы есть похожая, только в виде ящерицы.
– Покажи! – обратился Тарус ко второй сестре и Купава сняла с шеи ящерку на цепочке. С минуту чародей, щурясь, разглядывал вещи-близнецы. Цепочки выглядели совершенно одинаковыми; глазки-бериллы – тоже.
Вернув свистульки девушкам Тарус, словно разом позабыв о них, обернулся к еще не вполне пришедшему в себя Яру:
– Ну, хлопче, что я должен сказать? – поинтересовался он устало улыбаясь. Мальчишка нашел в себе силы улыбнуться в ответ.
– Ты должен сказать: «Три», чародей…
– Нет еще! – вмешался вдруг Боромир. Все глянули на него, не понимая.
И только когда сапог Непоседы впечатал в чернозем змеенышей и уцелевшие яйца, стало ясно, что теперь уж точно – три!
– А где Вишена? – спросил дрегович и завертел головой.
Пожарского нигде не было. И еще – Яроша.