Клитемнестра

1. Добыча

Клитемнестра глядит на дно крутого оврага, но не видит никаких следов мертвых тел. Она высматривает треснувшие черепа, сломанные кости, трупы, обглоданные дикими собаками и поклеванные стервятниками, но там ничего нет. Лишь несколько отважных цветов растут из расселин, их лепестки белеют в темноте оврага. Она гадает, как им удалось вырасти в таком смертоносном месте.

Когда она была маленькой, никаких цветов там не было. Она помнит, как ребенком кралась по лесу и наблюдала, как взрослые тащили преступников и слабых младенцев по тропе и сбрасывали их в ущелье, которое спартанцы называют Апофеты. Камни у подножия скалы острые, как свежеотлитая бронза, и скользкие, как сырая рыба. Втайне Клитемнестра частенько молилась за всех тех, чья смерть будет долгой и мучительной. Молиться за младенцев она не могла, мысль о них тревожила ее чувства. Подойди она ближе к краю обрыва, она могла бы почувствовать, как мягкий ветерок гладит ее лицо. Мать говорила ей, что голосом ветра говорят мертвые младенцы, лежащие на дне. Они что-то шептали, но Клитемнестра не могла разобрать их слов. Поэтому она глянула на солнце, выглядывающее сквозь пушистые ветви, и отпустила свои мысли блуждать свободно.

Над лесом нависает зловещая тишина. Клитемнестра знает, что ее преследуют. Оставив овраг позади, она торопливо спускается с возвышенности, стараясь не оступиться на скользких камнях, образующих охотничью тропу. Ветер становится холоднее, небо темнеет. Когда она несколько часов тому назад ушла из дворца, солнце только поднималось, согревая кожу, а трава под ногами была влажная от росы. Мать уже сидела в тронном зале, ее лицо сияло в оранжевом свете, и Клитемнестра проскользнула мимо дверей незамеченная.

Вдруг за деревом возникает какое-то движение, слышится шуршание листьев. Клитемнестра запинается и рассекает руку об острый камень. Подняв взгляд и изготовившись защищаться, она видит два больших темных глаза. Всего лишь олень. Она сжимает кулак и сразу же вытирает его о тунику, чтобы кровь не оставила следов для преследователя.

Издалека, с вершин, доносится волчий вой, но Клитемнестра продолжает свой путь. Спартанские мальчишки ее возраста по двое сражаются с волками и пантерами, это составляет часть их обучения. Клитемнестра однажды обрила голову, как делают мальчишки, и пошла с ними в гимнасий, мечтая научиться охоте. Когда мать узнала об этом, она не кормила ее два дня. «А еще мальчиков морят голодом, вынуждая воровать», – сказала она. Клитемнестра стерпела наказание, она знала, что заслужила его.

Ручей бежит к роднику и небольшому водопаду, над которым она видит расщелину, ведущую к чему-то похожему на пещеру. Клитемнестра начинает карабкаться вдоль родника по мшистым валунам. Рука пульсирует и скользит по камням. Лук висит на спине, а кинжал болтается на поясе, стуча по бедру.

Наверху она останавливается, чтобы перевести дух. Отрывает от туники кусок ткани, макает его в чистую родниковую воду и обматывает кровоточащую руку. Дубовые кроны сливаются с темнеющим небом, всё расплывается в ее усталых глазах. Она знает, что заметить ее можно без труда. Отец всегда говорит: «Чем выше заберешься, тем лучше».

Она взбирается на самое большое дерево и, усевшись на ветку, прислушивается, крепко сжимая в руках кинжал. Высоко в небе висит луна, напоминая своими холодными и четкими очертаниями серебряный щит. Вокруг всё безмолвствует, не считая воды в роднике внизу.

Хрустит ветка, и из темноты прямо напротив возникают два золотистых глаза. Клитемнестра не двигается, в висках стучит кровь. На противоположном дереве из тени выскальзывает серебристая фигура, являя на свет плотный меховой покров и заостренные уши. Рысь.

Зверь делает прыжок и приземляется на ее дереве. От толчка Клитемнестра теряет равновесие. Она хватается за ветку, но ее ногти обламываются, а ладони соскальзывают. Она летит вниз и падает в грязь. На секунду слепнет от боли, ловит ртом воздух. Животное пытается спрыгнуть прямо на девочку, но ее руки уже шарят вокруг в поисках лука и стрел. Она стреляет и перекатывается на бок. Рысьи когти обдирают ей спину, она кричит.

Рысь поднимается и встает спиной к узкой расщелине, ведущей в пещеру. Мгновение девочка и рысь смотрят друг на друга. Затем, молниеносно, как атакующая змея, Клитемнестра вонзает кинжал в плечо зверя. Рысь взвизгивает, а Клитемнестра бросается мимо нее в черноту пещеры. Она с трудом пролезает в расщелину, задевая головой и бедрами камни, ныряет в темноту и ждет, молясь, чтобы в пещере не оказалось других входов и других гостей.

Глаза постепенно привыкают к темноте. Лук и бóльшая часть стрел каким-то образом не пострадали, она откладывает их в сторону. Снимает окровавленную тунику и прислоняется спиной к холодному камню. Ее тяжелое дыхание эхом отдается во влажном воздухе, словно это дышит сама пещера. Видит ли ее сейчас Артемида? Клитемнестре хочется, чтобы видела, хотя отец всегда говорил ей не связываться с богами. А мать верит в то, что лес хранит их секреты. Пещеры для нее – убежища, умы, которые мыслили, которые проживали жизни существ, находивших в них пристанище. Но, может, прав ее отец: в пещере так же пусто, как в храме посреди ночи. Слышны лишь стенания раненой рыси, удаляющиеся всё дальше и дальше.

Когда зверь испускает дух, Клитемнестра подползает к расщелине и выглядывает наружу. На земле не видно никакого движения. Надев тунику и поморщившись от прикосновения к ране, она выходит из пещеры, ее бедра задевают гладкие камни.

Рысь лежит у родника, кровь течет по оранжевой листве как разлитое вино. Хромая, Клитемнестра подходит ближе и забирает свой кинжал. Глаза животного открыты, в них отражается яркий круг луны. А еще в них – удивление. И печаль. Они не так уж сильно отличаются от глаз мертвого человека. Клитемнестра привязывает лапы животного к колчану и пускается в путь, надеясь вернуться домой к утру.

Мать будет гордиться ее добычей.

2. Одна девочка побеждает, другая – проигрывает

– Клитемнестра, постой! Если я снова приду второй, Артемида меня подстрелит!

Клитемнестра смеется, смех ее разносится над равниной, что птичья песнь.

– Не подстрелит. Мама так сказала, чтобы ты бежала быстрее.

Они носятся меж олив и смоковниц, их волосы ловят листья, а ноги ступают по опавшим плодам. Клитемнестра быстрее. Ее руки покрыты царапинами и синяками, а в глазах горит решимость добраться до реки первой. Елена позади, тяжело дышит и зовет сестру. Всякий раз, когда на ее волосы падает солнечный свет, они вспыхивают так же ярко, как окружающие их спелые фрукты.

Клитемнестра выскакивает из рощи на пропеченную солнцем землю. Земля обжигает ноги, и девочка перескакивает на желтоватую траву. Лишь добежав до реки, она останавливается и всматривается в свое отражение в воде. Она такая грязная, растрепанная.

– Подожди меня! – кричит Елена.

Клитемнестра оборачивается. Сестра остановилась у опушки, по тунике струится пот. Глядит на нее исподлобья.

– И почему ты всё время так торопишься?

Клитемнестра улыбается. В глазах их народа Елена Спартанская, может, и выглядит как богиня, но на деле она во всем подражает сестре.

– Потому что жарко, – отвечает Клитемнестра и, скинув тунику, бросается в реку. Волосы танцуют вокруг нее, словно водоросли. Свежий ветерок ранней зари уступает место летней духоте. У берегов Еврота, меж засушливых равнин и суровых гор с трудом выживает горстка кроваво-красных анемонов. Тянется полоса плодородной земли с оливами и смоковницами: застенчиво, как солнечный луч среди облаков. Елена у берега, стоит по колено в воде. Она всегда входит в реку медленно, набирает воды в горсть и обливает плечи.

– Давай же. – Клитемнестра подплывает к сестре и обхватывает ее за талию.

– Холодно, – стонет Елена, но идет туда, где глубже. Когда Клитемнестра пытается ее отпустить, Елена льнет к ее теплому телу, прижимается так крепко, как только может.

– Ты не спартанка, – говорит Клитемнестра с улыбкой.

– Не то что ты. Будь ты мужчиной, ты стала бы одним из сильнейших воинов Эллады.

– Я уже одна из самых умных в Спарте, – отвечает Клитемнестра с ухмылкой.

Елена хмурит брови.

– Тебе не следует произносить такие слова. Знаешь же, что мама говорит про хюбрис.

– Гордыня, что предшествует возмездию, – по памяти повторяет Клитемнестра скучающим тоном. – Но вот отец всегда заявляет, что он храбрейший воин в Спарте, и никто его еще не наказал.

– Отец – царь. А мы нет. Нам не следует гневить богов, – настаивает Елена.

Клитемнестра смеется. Сестра шествует по миру так, будто вся жизнь сплошь грязь и мрак, Клитемнестру это всегда забавляет.

– Если ты самая красивая женщина во всех наших и чужих землях, то я вполне могу быть самой умной. Не думаю, что это разозлит богов, они ведь всё равно будут умнее и красивее.

Елена задумывается над ее словами. Клитемнестра плывет к кругу солнечного света, искрящемуся на поверхности реки, сестра следует за ней. Обе переворачиваются на спину и плывут, их лица точно подсолнухи, что всегда следуют за солнцем.

В гимнасий они успевают вовремя, как раз к началу занятий. Солнце палит, они бегут в тени деревьев, окружающих палестру. На песке юные ученицы уже приступили к занятиям: полностью обнаженные, они бегают вокруг площадки. Здесь спартиатки, дочери лучших и достойнейших мужей Спарты, тренируются рядом с простолюдинками и будут тренироваться до тех пор, пока не обзаведутся семьями. Их тела умащены олеем, на загорелой коже белеют шрамы.

Клитемнестра ступает во двор, Елена спешит за ней. Песок обжигает ноги, как раскаленное лезвие, а в воздухе сгустился запах пота. Наставник – один из воинов отца – дает им диск, а затем копье, и поправляет их стойку, пока они метают их снова и снова. Солнце поднимается всё выше, а девочки прыгают, бегают, соревнуются, их конечности ноют, во рту у всех саднит от сухого жаркого воздуха.

Но вот, наконец, наступает время танцев. Клитемнестра взглядом находит Елену, та улыбается: танцы – ее любимая часть занятий. Вступают тимпаны, и девочки начинают танец. Босые ноги стучат по песку, ритмично пульсируют в залитом светом воздухе, а волосы танцующих вздымаются, как языки пламени. Клитемнестра танцует с закрытыми глазами, ее мускулистые ноги следуют за ритмом. Елена в точности повторяет движения сестры, только более сдержанно и изящно, словно боится отпустить себя. Шаги ее легкие и точные, руки двигаются подобно крыльям, она как будто готова взлететь, воспарить в небо, подальше от чужих глаз. Но подняться она не может и поэтому упорно продолжает танцевать.

Клитемнестра танцует для себя. Елена танцует для других.

Вода в купальне приятно холодит кожу. Этой небольшой комнаткой в углу двора дозволяется пользоваться только Елене, Клитемнестре и дочерям спартиатов. Большинство других атлеток, простолюдинок и девочек, не могущих похвастаться спартанским происхождением, смывают пот в реке.

Клитемнестра прислоняет голову к каменной стене и наблюдает, как Елена поднимается из купальни, ее золотистые волосы прилипли к плечам. Им уже по шестнадцать, их тела меняются, становятся более упругими. Изменения страшат Клитемнестру, она не говорит об этом, но помнит, что в их возрасте мать уже вышла замуж за отца и оставила свою землю.

Леда прибыла в Спарту из Этолии, бесплодной горной местности на севере Эллады, известной дикими зверями, а также духами природы. Как и все этолийские царевны до нее, Леда была охотницей: она ловко управлялась с топором и луком и поклонялась горной богине [1] Рее. Царь Тиндарей полюбил Леду за ее неистовость и женился на ней, невзирая на то, что данайцы считали этолийцев дикарями и поговаривали, что те едят сырое мясо, точно животные. Когда Леда, сильная женщина с иссиня-черными волосами и оливковой кожей, родила Елену, светлокожую девочку с волосами цвета меда, все в Спарте сочли, что ее любовником был сам Зевс. Бог был известен своей слабостью к молодым красивым девушкам и любил принимать разные обличья, чтобы соблазнить их. Обратившись быком, он похитил финикийскую царевну Европу, пролился золотым дождем, чтобы овладеть прекрасной Данаей, принял вид грозовой тучи, чтобы взять жрицу Ио.

Так же он поступил и с Ледой. Приняв облик лебедя, Зевс нашел ее сидящей в одиночестве на берегу Еврота, ее черные волосы сияли, что вороньи перья, а глаза были потерянные и печальные. Лебедь прилетел к ней в руки, и пока она гладила его крылья, взял ее силой. Слухи обрастали подробностями, спартанцы обсуждали, как Леда вырывалась, когда он схватил ее, как он ранил ее своим клювом и прижимал крыльями, чтобы она не двигалась. Иные говорили другое: дескать, их соитие было столь приятным, что она вся раскраснелась и едва дышала.

Клитемнестра слышала, как однажды в гимнасии какой-то мальчик сказал: «Ну конечно, ей понравилось. Царица совсем другая… Ее народ больше похож на варваров». Она ударила его по лицу камнем, а матери ничего не сказала. Все эти слухи распускали из зависти: Леда была красива, и спартанцы относились к ней с недоверием. Но сплетни сложно не замечать, и со временем даже царь поверил, что Елена не его дочь. Подрастая, она полюбила музыку и танцы, а при виде раненого воина начинала плакать, и Тиндарей не видел в ней ничего своего.

Но Клитемнестра знает, что Елена ее сестра. Пусть даже ребенком Елена была хрупкой и нежной, характер у нее такой же сильный, как у самой Клитемнестры. Когда они были маленькими, Елена вставала рядом и сравнивала каждый крошечный участок их тел и очень радовалась, обнаружив какое-нибудь сходство. В конце концов, как говорила Елена, ресницы их были густыми, пальцы изящными, а шеи длинными. А когда Клитемнестра отвечала, что ее волосы темнее и цветом больше напоминают грязь, Елена лишь усмехалась.

– Скоро придут мальчишки.

Клитемнестра поднимает глаза. Другие девочки уже ушли, а Елена глядит на нее, склонив голову, точно любопытная лань. Клитемнестра хочет спросить, страшит ли сестру будущее, но слова не идут, поэтому она просто встает.

– Тогда пойдем.

Мужчин в трапезной сегодня нет. Зал полнится женским смехом и запахом жареного мяса. Когда Клитемнестра и Елена входят, мать их уже сидит во главе стола и разговаривает с несколькими слугами, а Тимандра, Феба и Филоноя, младшие сестры Клитемнестры, накладывают в свои тарелки лепешки и оливки. Они жуют и улыбаются, их руки и щеки блестят от жира. Елена и Клитемнестра занимают два свободных места по правую и левую руку матери.

Высокие окна просторного пустого зала выходят на равнину. Внутри вдоль стен развешано старое оружие, а по центру стоит потертый и исцарапанный длинный стол темного дерева, за которым мужчины и женщины обычно едят вместе.

– Проследите, чтобы никто не воровал из зерновых запасов, – говорит Леда слугам. – И оставьте вина для царя, подайте ему, когда он вернется. – Она отпускает их взмахом руки, и слуги выскальзывают из зала, бесшумные, точно рыбы в воде.

Феба вытирает руки о свою коричневую тунику и обращается к матери:

– Когда же всё-таки вернется отец? – Они с Филоменой еще маленькие, от матери им достались темно-зеленые глаза и оливковая кожа.

– Ваши отец и братья вернутся с игр сегодня, – отвечает Леда, отправляя в рот кусочек сыра. Дядя Клитемнестры устраивает в Акарнании состязания, и молодые мужи со всей Эллады съехались туда, чтобы поучаствовать.

– Там будет так же скучно, как на собрании старейшин, – сказал Кастор Клитемнестре перед отъездом. – Здесь куда веселее. Будешь охотиться и помогать матери управлять дворцом. – Он коснулся губами ее лба, и Клитемнестра улыбнулась в ответ на его ложь. Брат знал, как сильно она хотела поехать с ними.

– Как вы думаете, Кастор и Полидевк победили в чем-нибудь? – спрашивает Филоноя.

– Конечно, – говорит Тимандра, впиваясь зубами в сочный кусок свинины. Ей тринадцать, своими жесткими, невзрачными чертами она сильно напоминает отца. – Полидевк сильнее любого спартанца, а Кастор бегает быстрее богов.

Филоноя улыбается, а Феба, зевая, кидает кусок мяса собакам под стол.

– Мама, расскажешь нам историю? – просит она. – Отец всегда рассказывает одни и те же.

Леда улыбается.

– Клитемнестра расскажет вам историю.

– Хотите послушать про тот случай, когда мы с Кастором убили волка? – спрашивает Клитемнестра.

– Да, да! – хлопает в ладоши Феба.

И Клитемнестра рассказывает свои истории, а сестры слушают. Кровь и смерть их не пугают, потому что они еще юны, живут в мире мифов и богов и не понимают разницы между тем, что реально, а что нет.

Небо за окнами вспыхивает оранжевым. В деревне кто-то поет, воздух напитан жаром и сладостью.

– Тимандра совсем как ты, – говорит Елена, готовясь ко сну. Их комната находится в самой дальней части гинецея, стены здесь украшены простыми узорами: красные цветы, голубые птицы и золотые рыбы. В комнате стоят два деревянных стула, на которые девушки аккуратно складывают одежду, есть кувшин с водой и кровать из египетского эбенового дерева – ее Тесей подарил Елене, когда той было четырнадцать.

Клитемнестра набирает в горсть воды, чтобы умыться.

– Тебе не кажется, что Тимандра похожа на тебя? – повторяет Елена.

– М-м, пожалуй.

– Она своенравная.

Клитемнестра, смеясь, вытирает лоб.

– Хочешь сказать, я своенравная?

Елена склоняет голову набок и хмурится: «Это не то, что я имела в виду».

– Я знаю.

Клитемнестра ложится в постель рядом с сестрой и смотрит в потолок. Время от времени ей нравится представлять, что там нарисованы звезды.

– Ты устала? – спрашивает она.

– Нет, – шепчет Елена. Она нерешительно набирает в грудь воздуха. – Завтра вернется отец и расскажет вам с Тимандрой о состязаниях. Он очень любит тебя.

Клитемнестра молчит. Трогает шрам на спине, ощупывает его неровные края.

– Наверное, это потому что я ни разу в жизни не убила ни одного существа, – говорит Елена.

– Не поэтому, – говорит Клитемнестра. – Ты же знаешь, это всё потому, что он считает, что у Леды был другой мужчина.

– А он был?

Сколько раз они уже вели этот разговор? Клитемнестра вздыхает, готовясь сказать Елене то же, что и всегда: «Это не имеет значения. Ты дочь Леды и моя сестра. Давай теперь немного отдохнем».

Сколько бы раз она это ни повторяла, Елена всегда принимает ее слова как впервые. Она одаривает Клитемнестру мимолетной улыбкой и закрывает глаза, ее тело расслабляется. Клитемнестра дожидается, пока дыхание сестры выровняется, и поворачивается к ней. Она смотрит на ее безупречную кожу, гладкую, как готовая к росписи амфора, и спрашивает себя: Когда мы начали лгать друг другу?

На следующее утро наступает день состязаний. Слуги разглаживают и утаптывают песок в гимнасии, а затем расставляют в тени деревьев стулья с высокими спинками. Спартиаты собираются в углу: кто-то суетится, ковыряет руками песок, другие стоят тихо, ощупывая свои старые ушибы. Клитемнестра разминает руки, пока Елена собирает ей волосы на затылке, чтобы пряди не падали на лицо. Пальцы сестры действуют очень бережно.

Дворец на вершине холма купается в раскаленных лучах солнца, в отличие от реки и гор, спрятавшихся в прохладной тени. Палестра частично скрыта от глаз валунами и высокой травой. Весной и осенью девочки часто приходят сюда на уроки поэзии и музыки, но сейчас слишком жарко, солнце стоит высоко над головой, а горячий воздух липнет к коже, будто влажный песок.

На пыльной дорожке, ведущей из дворца, появляется небольшая группа мужчин. Слуги, пригнувшись, прячутся за деревья, и спартиаты замолкают. Клитемнестра наблюдает, как бойцы занимают свои места по периметру площадки, пока ее отец усаживается на стул. Тиндарей невысок, но сложен крепко, ноги его распирают мускулы. Его взгляд, ясный и острый, как у орла, блуждает по девочкам. Затем он откашливается и произносит: «Вы живете, чтобы прославить Спарту и своего царя. Вы сражаетесь, чтобы родить сильных, здоровых детей и управлять своими домами. Вы сражаетесь, чтобы доказать вашу преданность этому городу. Вы сражаетесь, чтобы стать его частью. Выживание, отвага и сила – вот ваш долг».

– Выживание, отвага и сила – вот наш долг, – в унисон вторят девочки.

– Кто начнет? – спрашивает Тиндарей. Он бросает быстрый взгляд в сторону Клитемнестры, она глядит на него в ответ, но голоса не подает. Глупо будет сразу же вызывать других участниц, – этому ее научил брат. Она соревнуется с ними в борьбе уже не первый год, и всё же всегда остается то, что она еще может о них узнать, например новые движения, которых они не показывали раньше. Сначала нужно понаблюдать.

Эвполия делает шаг вперед. В соперницы она вызывает худенькую девушку, Клитемнестра не помнит ее имени, и состязание начинается.

Эвполия медлительна, но жестока. Она кричит и пытается схватить соперницу за волосы. Та выглядит напуганной и медленно пятится по периметру, как бродячая кошка. Когда Эвполия в очередной раз целится ей в голову, девушка не успевает отпрыгнуть достаточно далеко, и кулак Эвполии угождает ей прямо в челюсть. Девушка падает и уже не встает. Состязание окончено.

Тиндарей выглядит разочарованным. Он не часто приходит посмотреть, как они борются, но когда приходит, ожидает хорошего боя.

– Кто-нибудь еще, – говорит он.

Выходит Киниска, дочь военного товарища Тиндарея, высокая девушка с крючковатым носом и мускулистыми ногами. Другие девочки тут же расступаются, как перепуганные собаки. Клитемнестра помнит, как когда-то давно на рыночной площади Киниска пыталась украсть у нее игрушку – расписную глиняную фигурку воина.

– Кто будет с тобой сражаться, Киниска? – спрашивает Тиндарей.

От ее взгляда у Клитемнестры кровь стынет в жилах. Не успевает она вызваться, как Киниска отвечает: «Елена».

Девочки охают. Никто и никогда не вызывал Елену, потому что все знают: состязание с ней будет слишком легким, и в этом не будет никакой чести. Они боятся, что Тиндарей вступится за свою дочь, но Тиндарей не вступается ни за кого. Все глядят на него в ожидании ответа. Он кивает.

– Нет, – говорит Клитемнестра и берет сестру за руку.

Тиндарей хмурится.

– Она может бороться как любая другая спартанка.

– Я буду бороться, – отвечает Клитемнестра.

Елена отталкивает сестру в сторону.

– Ты меня позоришь.

Она обращается к Киниске:

– Я буду с тобой бороться.

Трясущимися руками Елена убирает волосы в хвост. Клитемнестра так сильно прикусывает щеку изнутри, что во рту появляется вкус крови. Она не знает, что делать.

Елена выходит в центр площадки, за ней следует Киниска. На мгновение всё замирает, поблескивает песок, дует мягкий теплый ветер. Затем Киниска бросается в атаку. Елена отпрыгивает в сторону, быстро и грациозно, подобно оленю. Киниска отступает, двигается медленно, раздумывает. Клитемнестра знает: самый опасный соперник – тот, который думает. Киниска готовится атаковать снова, и когда она бросается вперед, Елена уклоняется не в ту сторону и получает удар прямо в шею. Она валится на бок, но успевает схватить Киниску за ногу и утягивает ее за собой. Кулаки Киниски снова и снова летят Елене в лицо.

Клитемнестре хочется закрыть глаза, но ее воспитывали иначе. Поэтому она смотрит, воображая, что сделает с Киниской после, в лесу или у реки. Она уложит ее на лопатки и отделает так, чтобы та поняла: некоторых людей трогать нельзя.

Киниска останавливается, и Елена отползает прочь: лицо распухло, руки в крови. «Убирайся, убирайся оттуда», – хочет крикнуть ей Клитемнестра, но у оленей не бывает крыльев, а Елена с трудом может стоять на ногах. Киниска не дает ей времени собраться. Она снова обрушивает на нее удары и пинки, а когда Елена пытается ее оттолкнуть, Киниска напрыгивает на нее и выворачивает ей руку.

Клитемнестра поворачивается к Тиндарею. Он наблюдает за состязанием, но его лицо совершенно непроницаемо. Она уверена, что отец не вмешается.

Елена кричит, а Клитемнестра уже бежит на середину площадки. Киниска оборачивается и открывает рот от удивления, но уже поздно. Клитемнестра хватает ее за волосы и со всех сил отшвыривает в сторону, в грязь. Киниска поднимает голову, но Клитемнестра упирается коленом ей в поясницу, потому что там этой девице и место – в грязи. Она берет ее голову в замóк и тянет, ни на секунду не забывая о том, что совсем рядом с ними на окровавленном песке лежит чуть живая Елена. Клитемнестра думает, что этим всё и кончится, но Киниска хватает ее за ногу и круто выворачивает лодыжку. Клитемнестра отвлекается, и Киниска использует эту секунду, чтобы вздохнуть. Глаза у нее налиты кровью.

– Это не твой бой, – хрипло говорит Киниска.

Ошибаешься. Нога болит, но ей всё равно. Киниска бросается на Клитемнестру, та уворачивается и отправляет соперницу на землю. Встает Киниске на спину, чтобы та больше не поднялась. Почувствовав, что тело соперницы наконец обмякло, Клитемнестра, ковыляя, отходит. Елена едва дышит, и Клитемнестра поднимает ее с песка. Сестра обхватывает Клитемнестру руками, и та уводит ее с площадки. Злой взгляд отца преследует их, точно пес.

Лодыжка у Клитемнестры опухает. Кожа становится пурпурной, нога немеет. Ею занимается служанка, маленькие руки двигаются шустро, но бережно, взгляд устремлен в пол. Таких, как она, зовут илотами, – это бывшие земледельцы, которые стали рабами после того, как спартанцы захватили их земли. Во дворце они повсюду: в свете факелов их лица пусты и печальны, спины сгорблены.

Клитемнестра откидывает голову к стене, внутри нее змеится ярость. Временами ее гнев настолько осязаем, что она жалеет, что не может вырезать его ножом. Она злится на Киниску за то, что та посмела тронуть ее сестру; на отца за то, что допустил, чтобы Елену избили; на мать, которая не вмешивается, даже когда безразличие царя выходит боком ее дочери.

– Готово, – говорит служанка, окидывая взглядом лодыжку Клитемнестры. – Теперь вам надо отдохнуть.

Клитемнестра тут же вскакивает. Ей нужно проведать Елену.

– Вам нельзя ходить, – хмурясь, говорит служанка.

– Принеси мне бабушкину трость, – приказывает Клитемнестра. Служанка кивает и спешит в сторону покоев царя, где Тиндарей хранит все семейные вещи. Когда она возвращается, в руках у нее красивая деревянная трость.

Клитемнестра никогда не видела своего деда Эбала, знает лишь, что тот был зятем героя Персея. Ее бабка Горгофона, напротив, прочно запечатлелась в ее памяти. Высокая, сильная женщина, она дважды выходила замуж, что было неслыханно в ее землях. Когда первый муж Горгофоны, царь Мессении, имени которого Клитемнестра не запомнила, умер, она вышла за Эбала, невзирая на то, что была старше его. Горгофона пережила его, и Клитемнестра помнит, как бабушка на смертном одре, завернутая в овечьи шкуры, сказала ей и Елене, что их семья – это династия цариц.

– Вас, девочки, будут помнить дольше, чем ваших братьев, – произнесла Горгофона низким голосом, лицо ее покрывала сетка морщин, плотная, как паутина, – так было и у меня с моими дорогими братьями. Алкей, Местор, Гелей… добрые мужи, отважные мужи, но кто-нибудь помнит их? Никто не помнит.

– Ты в этом уверена? – спросила Елена. Ей было всего двенадцать, но уже тогда у нее было по-женски серьезное лицо.

Горгофона устремила на внучек взгляд, затуманенный, но пристальный.

– Вы неукротимые, преданные, но в вас есть и осмотрительность. Я долго жила среди царей и героев, и все они так или иначе превращались в гордецов. А стоит мужчине возгордиться, как он сразу теряет бдительность, и рано или поздно предатели его одолевают. – Она говорила неразборчиво, но слова ее были мудры и понятны. Клитемнестра чувствовала, что должна их выслушать. – Целеустремленность, храбрость, подозрительность. Скоро вы станете царицами, и если хотите пережить мужей, которые вздумают от вас избавиться, вы должны быть упорными, храбрыми и подозрительными.

Горгофона умерла через три часа, а Клитемнестра всё продолжала повторять про себя ее слова, упиваясь ими, как каплями меда, оставшимися на губах.

Теперь ее лодыжка пульсирует. Опираясь на бабушкину трость, Клитемнестра идет по залам и коридорам. Горящие факелы отбрасывают на стены тени, похожие на черные фигуры с амфор. Стиснув зубы от боли в ноге, она доходит до гинецея. Окна там небольшие, а стены расписаны яркими узорами. Клитемнестра подходит к купальням, где должна отдыхать Елена, и останавливается у дверей. Изнутри доносятся голоса, громкие и отчетливые.

– Я не стану ничего тебе рассказывать, – говорит Елена. – Это нечестно.

– Нечестно, что она вызвала тебя. Ты знаешь, что теперь будет. Если одна может тебя вызвать, вызовут и другие. – Это Полидевк. Голос ее брата резок, как лезвие топора. Елена молчит. Слышится плеск воды и нервные шаги Полидевка, туда-сюда, туда-сюда.

– Елена, расскажи мне. Или я спрошу Клитемнестру.

– Нет нужды, – говорит Клитемнестра, входя в купальню.

Елена лежит в расписной глиняной ванне: к ранам на руках приложены целебные травы, разбитое лицо покрыто синяками. Губы распухли, один глаз заплыл так, что голубая радужка похожа на проблеск ясного неба среди грозовых туч. Полидевк оборачивается. Он такой же худой, как Клитемнестра, но выше ростом, и кожа у него медового цвета. Ему двадцать, скоро он закончит тренироваться и отправится воевать.

– Елену вызвала Киниска, – говорит Клитемнестра. Полидевк меняется в лице и порывается уйти. Она хватает его за руку. – Но ты не будешь ничего делать. Я уже разобралась с этим.

Полидевк смотрит на ее ногу. В глазах его мелькает хорошо знакомый огонек: ее брат, точно искра, готов вспыхнуть в любую секунду.

– Не нужно было, – говорит он, стряхивая ее руку. – Теперь отец будет злиться.

– На меня, не на тебя, – говорит Клитемнестра. Она знает, как сильно брат не любит разочаровывать Тиндарея.

– Она защищала меня, – говорит Елена. – Киниска меня чуть не убила.

Полидевк стискивает кулаки. Елена его любимица, всегда ею была.

– У Клитемнестры не было выбора. – Она говорит медленно, превозмогая боль. Полидевк кивает, открывает рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого разворачивается и уходит, легко ступая по каменному полу. Елена закрывает глаза и откидывает голову на край ванны.

– Теперь я опозорена, – говорит она. Клитемнестра не может понять, плачет она или нет. В комнате царит полумрак, а в воздухе витает запах крови.

– Зато ты жива, – говорит Клитемнестра. Ни Тиндарей, ни любой другой спартанец не согласятся с тем, что жизнь с позором лучше славной смерти, но Клитемнестре всё равно. Она бы предпочла остаться в живых. Снискать славу можно и позже.

Она находит отца в мегароне, он разговаривает с Кастором и Ледой. Просторный зал красиво залит светом. Клитемнестра ковыляет к трону вдоль расписанной фресками стены. Рядом с ней бегут, охотятся и сражаются нарисованные фигуры, яркие, как утреннее солнце: перепуганный кабан, бешеные псы, герои с копьями и длинными развевающимися волосами, напоминающими океанские волны. Стаи гусей и лебедей летят над блестящими равнинами, а внизу скачут лошади.

Тиндарей сидит на своем троне у очага и держит в руках чашу, полную вина. Леда занимает место рядом с ним на стуле поменьше, укрытом шкурами ягнят. Кастор стоит, облокотившись на колонну в своей привычной расслабленной манере. Заметив Клитемнестру, он улыбается.

– Вечно ты находишь беды на свою голову, сестра, – говорит он. Его лицо уже заострилось, приобрело мужественные черты, как у Полидевка.

– Киниска скоро поправится, – говорит Тиндарей.

– Я рада, – отвечает Клитемнестра. Она представляет задорное выражение на лице брата, стоящего за ней: ничто не радует его сильнее, чем наблюдать за тем, как кому-то устраивают выволочку.

– Нам повезло, что она девочка, – продолжает Тиндарей. Клитемнестре это хорошо известно. Царские дети могут жечь дома, насиловать, воровать и убивать сколько пожелают. Но им запрещено причинять вред сыну другого знатного человека.

– Киниска оскорбила твою дочь, – говорит Клитемнестра.

Тиндарей раздраженно хмурится: «Это ты оскорбила Киниску. Ты лишила ее права на честный бой».

– Ты знаешь правила, – подхватывает Леда. – Когда девочки борются, одна побеждает, а другая проигрывает.

Клитемнестра знает это, но не в каждом состязании всё получается так просто. Леда научила их тому, что всегда есть победитель и проигравший и ничто не может этого изменить. Но что, если проигравший – твой близкий человек, и ты вынужден наблюдать его падение? Что, если он не заслужил быть избитым, стертым в пыль? Когда девочкой Клитемнестра задавала эти вопросы, Леда всегда качала головой. «Ты не бог, – отвечала она, – а вмешиваться в такие дела дозволено лишь богам».

– Киниска убила бы Елену. – Клитемнестра повторяет слова сестры, хоть и знает, что это неправда. Но Киниска бы ее покалечила.

– Я знаю Киниску, – вмешивается Кастор. – Девчонка безжалостна. Однажды она до смерти забила илота.

– Откуда же ты ее знаешь? – поддевает его Леда, но Кастор и бровью не ведет. Его пристрастия и так всем известны. Вот уже несколько лет как Клитемнестра начала слышать стоны и перешептывания из-за закрытых дверей. В постелях ее братьев уже побывали и служанки, и дочери знатных мужей, и так будет продолжаться, пока Кастор и Полидевк не решат жениться. Бродя по дворцу, Клитемнестра наблюдает, как служанки разливают вино, нарезают мясо, скребут полы, и гадает, кто из них уже был с Кастором. Большинство, пожалуй. Найти тех, кто бывал с Полидевком, легко: те, что похожи на Елену – светловолосые, светлокожие, с глазами цвета весеннего ручья. Таких немного.

– Отец, – говорит Клитемнестра, – я поступила так, как поступают на войне. Если рядом умирает товарищ, ему приходят на помощь и бьются.

Тиндарей стискивает чашу.

– Да что ты знаешь о войне? – Его слова повисают в воздухе. – Что ты вообще знаешь?

– Наконец-то Киниска получила то, чего заслуживала, – радостно говорит Кастор, когда они выходят из мегарона. Он несет сестру на плечах, и та наблюдает, как подпрыгивают на ходу его волосы. Клитемнестра помнит, как они проделывали это детьми: она на спине у Кастора, Елена – у Полидевка. Взвалив на себя сестер, мальчишки бегали наперегонки, падали и хохотали, пока от смеха не начинали болеть щеки.

– Я хотела ее убить, – говорит Клитемнестра.

Кастор смеется.

– Что ж, ты всегда была вспыльчивой. И всегда заботилась о других больше, чем о себе.

– Это неправда.

– Знаешь, что правда. Не о всех, конечно. Только о семье.

Они доходят до конюшен в нижней части дворца, земля там ровнее и не такая каменистая. Несколько молодых мужей упражняются, другие кормят лошадей.

– Давай прокатимся, – говорит Кастор.

Вдвоем они садятся на крепкого жеребца, названного в честь Ареса, бога войны, и устремляются к равнине в сторону Еврота. Они проезжают мимо смоковниц, мимо иссушенной земли, усыпанной желтыми и красными цветами. Из-под копыт Ареса вздымаются облачка пыли и песка, пока наконец не появляются водяные брызги – они достигают реки. Кастор гонит коня, присвистывая и смеясь; Клитемнестра жмется к нему, лодыжка ноет, солнце согревает лицо. Когда они останавливаются, Кастор помогает ей спешиться, и они усаживаются на берегу. Повсюду растут цветы и трава, но можно найти и трупы – гниющие и зловонные.

– Ты ведь понимаешь, что отец прав, – говорит Кастор, ложась на спину. – Киниска имела полное право состязаться с Еленой.

– Не имела. Елена не такая, как другие.

– Мы все по-своему не такие.

Она смотрит ему в глаза: «Ты знаешь, что я имею в виду».

Кастор ухмыляется.

– Тебе не следует так уж ее защищать. Ты ее недооцениваешь. Если бы Киниска продолжила избиение, в следующий раз Елена сопротивлялась бы лучше.

– А что, если бы она умерла?

Кастор вскидывает брови.

– Люди всегда бросали друг другу вызов. Сильные возвышаются, а затем терпят крах, слабые приходят и уходят. Но некоторым удается выстоять. – Он играет с травинкой, а затем вырывает ее из земли. – Ты унаследовала силу матери и отца, а у Елены – своя сила. Она может быть ласковой и хрупкой, но она не так проста. Не удивлюсь, если она переживет нас всех.

Его острый ум согревает Клитемнестру, как раскаленный солнцем камень, на котором она сидит. Вот такой ее жизнь всегда и была: удовольствия и горести, игры и соревнования, и брат, который всегда рядом и всегда готов открыть ей тайны этого мира и посмеяться над ними.

На секунду она задумывается: каково ей будет, когда его не станет?

3. Царь

Лишь только в Спарте появится какой-нибудь чужеземец, дворец тут же наполняется шепотками. Новости разлетаются со стремительностью морского бриза, а слуги натирают все поверхности до золотого блеска. На закате дня, когда свет начинает угасать, а воздух наполняется вечерними ароматами, служанки зовут Клитемнестру в купальню. «К ужину прибудет важный муж», – щебечут они.

– Воин? – спрашивает Клитемнестра в темноте коридора. Лодыжка с каждым днем болит всё меньше, скоро она снова будет готова бегать и упражняться.

– Царь, – говорят они. – Мы так слышали.

В купальне Елена уже лежит в крашеной глиняной ванне, старые раны на руках всё еще спрятаны под тряпицами с целебными травами. Гладкое, как прежде, лицо сияет, только на левой щеке остался синяк в том месте, где была сломана кость. Рядом приготовлены еще две ванны, до краев наполненные водой. Старая служанка готовит мыло – его делают из оливок, и оно источает терпкий фруктовый аромат.

– Ты уже слышала? – спрашивает Елена.

Клитемнестра снимает тунику и забирается в ванну.

– Давно у нас не было гостей.

– Целую вечность. – Елена улыбается своим мыслям. Ей нравится, когда во дворце бывают гости.

Открывается дверь. В купальню, задыхаясь, врывается Тимандра и прыгает в холодную ванну. Руки и ноги грязные, волосы растрепаны. У нее уже пошла кровь, но фигура всё еще как у ребенка, без намека на женственные изгибы.

– Тимандра, отмойся, – говорит Клитемнестра. – Ты словно в грязи вывалялась.

Тимандра смеется.

– Вообще-то так и было.

Елена улыбается и вся светится. Она в хорошем расположении духа.

– Придется немного побыть чистыми, – говорит она, и голос ее звенит от волнения. – К нам едет богатый царь.

Служанка принимается расчесывать ее волосы. Руки, покрытые коричневыми старческими пятнами, распутывают локоны Елены, словно сотканные из золота. Тимандра ощупывает собственные темные волосы в поисках колтунов.

– Мне можно и грязной остаться, – говорит она, окидывая Елену взглядом. – Царь-то наверняка приедет ради тебя.

– Не думаю, что он собирается жениться. Может быть, он едет по какому-то делу.

Клитемнестра чувствует себя уязвленной. С чего бы Елене быть единственной, кто готов выйти замуж?

Словно прочтя ее мысли, Елена говорит:

– А может, он будет свататься к Клитемнестре?

Ее слова льются гладко, как сливки, но за ними впервые скрывается нечто такое, чего Клитемнестра не может распознать.

– Терпеть не могу царей, – беспечно бросает она, но ей никто не отвечает. Клитемнестра поднимает глаза и натыкается на мрачный, грозный взгляд сестры.

– Это неправда, – говорит Елена. – Ты выйдешь замуж за царя.

Клитемнестра хочет сказать, что она куда больше стремится стать великой царицей, чем просто выйти за царя, – но видит, что Елена и так уже обижена, как обижается всякий раз, когда Клитемнестра отмахивается от нее, – и понимает, что бессмысленно затевать этот спор. Гордыню и спесь стоит оставить мужчинам.

Она протягивает руку и дотрагивается до плеча сестры.

– Все мы выйдем за царей, – говорит она.

Елена улыбается, и лицо ее снова сияет, как спелейший из фруктов.

Все они собрались в небольшой комнате, примыкающей к трапезной, для урока музыки. Перед ними сундук, полный флейт и лир. Их наставница, пожилая благородная дама, которая часто читает стихи во время ужинов, обучает их новой мелодии, пощипывая струны своей лиры. Брови Елены сосредоточенно нахмурены. Тимандра насмешливо ухмыляется, глядя под ноги, Клитемнестра поддевает ее локтем.

Эта песнь – о гневе Артемиды, о проклятой судьбе юноши, который посмел бросить вызов богам. Наставница поет об охотнике Актеоне, который узрел богиню купающейся в горном ручье и позвал своих товарищей посмотреть. Но любой, кто осмелится взглянуть на Артемиду, обречен испытать на себе ее гнев. «Так охотник стал добычей, – заключает учительница. – Актеон всё глубже и глубже удалялся в лес, и Артемида превратила его в оленя».

Когда наступает их черед, Тимандра не может вспомнить и половины слов. Голоса Елены и Клитемнестры сливаются воедино, как небо и море, – один нежный и невесомый, другой мрачный и грозный. Когда они заканчивают петь, наставница одаривает их улыбкой, игнорируя Тимандру.

– Готовы поразить чужеземца за ужином?

Сестры поворачивают головы и видят Кастора, стоящего в дверях с веселой улыбкой на лице.

Елена заливается краской, а Клитемнестра откладывает свою лиру в сторону.

– Не слишком завидуй, – говорит она брату. – Я уверена, он и за тобой будет наблюдать.

Кастор смеется.

– Сомневаюсь. Как бы там ни было, Клитемнестра, твой урок окончен. Леда ждет тебя в гинецее.

Коридор у покоев матери полон шума – женские перешептывания, торопливые шаги, бряцанье горшков и сковородок, – а из кухни просачивается запах пряного мяса. Клитемнестра открывает дверь в покои и сразу же притворяет ее за собой. Внутри тихо, как в склепе. Мать сидит на деревянном табурете и глядит в потолок, как будто молится богам. Ломтики света из маленьких окон на равном расстоянии касаются стен, подсвечивая белые цветы, нарисованные на ярко-красном фоне.

– Ты хотела меня видеть? – спрашивает Клитемнестра.

Леда встает и приглаживает волосы дочери.

– Ты помнишь, как я брала тебя к морю?

Клитемнестра кивает, хотя воспоминания приходят всполохами: кожа Леды, омытая кристальной водой, капли, прокладывающие дорожки по ее рукам и животу, и ракушки, разбросанные среди камешков. Ракушки были пустые. Когда она спросила, отчего так, Леда объяснила, что существо, которое жило внутри, умерло, и его съело другое.

– В тот день я рассказала тебе о нашей с твоим отцом женитьбе, но ты была слишком мала, чтобы понять.

– Ты хочешь рассказать мне еще раз?

– Хочу. Ты знаешь, почему спартанцы называют женитьбу «харпацейн»?

Харпацейн – она использовала именно это слово, которое также означает «взять силой».

– Муж похищает свою жену, а она должна дать отпор, – говорит Клитемнестра.

Леда кивает. Она начинает заплетать Клитемнестре волосы, ее шероховатые руки время от времени царапают дочери шею.

– Мужу нужно показать свою силу, – говорит она, – но жена должна доказать, что она – достойная партия.

– Она должна ему подчиниться.

– Да.

– Не думаю, что смогу так, мама.

– Когда твой отец пришел за мной, чтобы отвести в свои покои, я сопротивлялась, но он был сильнее. Я кричала и изворачивалась, но он не обращал на это внимания. Тогда я притворилась, будто поддалась ему, а когда он расслабился, схватила его за горло и держала, пока он не начал задыхаться, – Леда заканчивает заплетать волосы дочери, и Клитемнестра поворачивается к ней. Зелень в глазах матери темна, как вечнозеленые леса на высочайших из гор. – Я сказала ему, что никогда не подчинюсь. Когда я отпустила его, он сказал, что я превзошла его ожидания, и после этого мы занялись любовью.

– Ты хочешь сказать, что мне нужно поступить так же?

– Я хочу сказать, что сложно найти по-настоящему сильного мужчину. Достаточно сильного, чтобы не желать быть сильнее тебя.

Раздается стук в дверь, и входит Елена. На ней белое одеяние и корсет, который едва прикрывает грудь. Завидев мать, Елена останавливается, опасаясь, что пришла не вовремя.

– Входи, Елена, – говорит Леда.

– Я готова. Мы идем? – Леда кивает, берет ее за руку и выводит из комнаты. Клитемнестра идет следом, гадая, успела ли уже Леда рассказать сестре секрет, которым только что удостоила ее.

Сегодня трапезная выглядит иначе. Деревянные скамьи задрапированы шкурами ягнят, а на месте бронзового оружия висят гобелены. Теперь стены украшают сцены царской охоты и битв, где сходятся израненные мужи и богоподобные герои. Слуги передвигаются стремительно и бесшумно, точно нимфы у воды. Тиндарей приказал повесить больше масляных ламп, и теперь они отбрасывают мерцающий свет на гигантский стол, за которым сидят несколько благородных спартанцев и чужеземный царь.

Клитемнестра не может отвести от незнакомца глаз. Этот мужчина выглядит моложе других гостей и совсем на них не похож. Его волосы черны, как обсидиан, а глаза сияют бирюзой, как самые драгоценные из камней. Тиндарей представляет его как царя Меонии, восточной земли, находящейся далеко за морем. В Элладе подобных ему зовут варварами – людьми, живущими под властью деспотов, без свободы и смысла. Клитемнестра гадает, состязаются ли меонские цари между собой, как это происходит в Спарте. Непохоже, что так: руки у чужеземца гладкие, совсем не такие, как у покрытых шрамами спартанцев, которые его окружают.

Стол уставлен редкими и изысканными блюдами, здесь и козлятина, и баранина, лук, груши, смоквы и медовые лепешки, – но Клитемнестра не хочет есть. Меонский царь беседует с Еленой, которая сидит подле него. Рассмешив ее чем-то, он в упор глядит на Клитемнестру.

Она отворачивается в тот момент, когда отец обращается к чужеземцу, заглушая громкие речи:

– Скажи мне, Тантал, женщины в твоих землях так же красивы, как о них говорят?

Неужели Тиндарей пытается устроить брак? В Спарте редко бывают гости из таких отдаленных земель, а царь Меонии, должно быть, очень богат. Тантал и глазом не ведет. Он улыбается, и в уголках его глаз появляются две маленькие морщинки.

– Так и есть, но их красота не сравнится с той, что можно найти здесь, в Спарте.

Он снова бросает взгляд на Клитемнестру. В этот раз она не отводит глаз, ее сердце колотится так, словно она бежала. Она представляет, как на другом конце стола ухмыляется Кастор.

– Ваши женщины обладают самой прелестной из красот: крепостью тела и характера.

Тиндарей поднимает кубок: «За женщин Спарты», – произносит он.

Все вторят его словам, и золотые кубки посверкивают в свете ламп.

Летом солнце садится поздно. Клитемнестра стоит на террасе перед мегароном и смотрит на горы, тянущиеся на западе и востоке. Поначалу их вершины резко выделяются на фоне оранжевого неба, но вскоре контуры размываются и сливаются с темнотой. Заслышав сзади приближающиеся шаги, она не оборачивается. Рядом, как она и надеялась, появляется Тантал. Она сама хотела, чтобы он пошел за ней, а теперь не знает, что говорить, и поэтому молчит. Когда Клитемнестра поворачивается к нему, он разглядывает золотые серьги в форме анемонов, которые, колыхаясь, щекочут ей шею и плечи.

– Ты знаешь, как появились ветреницы? – говорит он, нарушив тишину. У него теплый голос, а кожа темна, как дубовая кора.

– Мы зовем их анемоны, – говорит Клитемнестра.

– Анемоны, – повторяет он. – Богиня Афродита сотворила их из крови Адониса, юноши, которого она любила.

– Я знаю, что случилось. Адониса задрал вепрь.

Тантал хмурит брови.

– Юноша умирает, но любовь богини к нему живет. Эти цветы – напоминание о красоте и стойкости во времена напастей.

– Это правда. Но Адонис мертв, и никакой цветок не может его заменить.

Тантал улыбается:

– Ты и вправду чуднáя.

Я не чудна́я, хочет сказать Клитемнестра, но продолжает молчать, затаив дыхание.

– Твой отец говорит, что ты мудра, как взрослая женщина, а когда я спросил о тебе у твоей сестры, она ответила, что ты всегда знаешь, чего хочешь.

Клитемнестра склоняет голову набок:

– Этому могут позавидовать и мужи.

Улыбка улетучивается с лица Тантала, и она боится, что он уйдет. Но он протягивает руку к ее волосам. Касается кос, нащупывает шею. Кожа от его прикосновений вспыхивает огнем, но ей всё равно хочется еще. Она делает шаг вперед и встает достаточно близко, чтобы можно было ощутить его жар. Ее переполняет желание, но она не может подойти еще ближе. В конце концов, он ведь чужеземец. Они стоят не шевелясь, а мир вокруг них продолжает свое движение.

Тени на террасе вытягиваются. Всё вокруг смягчается и затухает, небеса сливаются с землей, и их лица растворяются в сумраке, как мимолетное дыхание.

4. Истории Тантала

Ранним утром Клитемнестра сидит в мегароне подле трона отца. В зале жарко, фрески на стенах как будто плавятся. Она чувствует запах пота Тиндарея, а ее братья в это время спорят об одном спартанском воине, который присвоил себе жену товарища. Еще немного, и люди потоком хлынут в мегарон со своими ежедневными жалобами, а ей придется их слушать, но она не может думать ни о чем, кроме руки Тантала у нее на шее. Это было похоже на прикосновение звезды.

– Воин должен заплатить, – говорит Полидевк, повышая голос.

Клитемнестра трет глаза, силясь собраться с мыслями.

– Ты очень мстителен, сын, – говорит Тиндарей. Он ест виноград из миски, сок струится у него по бороде. – Одного устрашения недостаточно, чтобы править.

– Мы говорим о человеке, который похитил чужую жену! – резко парирует Полидевк.

– А может, она пошла с ним сама? – скалится Кастор. – Проследи, чтобы он заплатил товарищу золотом, и отпусти обоих.

– Если наказанием тому мужу будут лишь деньги, что ему помешает, когда он снова захочет поиметь чужую женщину? – спрашивает Полидевк. – Но если ты заберешь его дитя, его жену и покажешь, что он тоже может потерять то, что любит, тогда он усвоит урок. Он не будет просить о прощении, он будет молить о нем.

– У него нет жены, – замечает Кастор. – Он вдовец.

Тиндарей вздыхает.

– Что думаешь ты, Клитемнестра?

Она выпрямляет спину.

– Призовите женщину. Спросите ее, что она сделала и почему.

Братья резко поворачивают к ней головы: «И тогда что?»

– И тогда вы поступите соответственно. – Ей никто не отвечает, и она продолжает: – В Спарте мы или в Афинах? Разве мы не гордимся нашими сильными, свободными женщинами? Разве мы запираем их в домах, чтобы они хирели и становились бесполезны?

– А если женщина скажет, что сама отдалась другому? – хмурит брови Кастор.

– Тогда ей вместе с другим мужчиной придется просить прощения у своего мужа. Если же он взял ее силой, он будет просить прощения у нее, но не у ее мужа.

Тиндарей кивает, и лицо Клитемнестры вспыхивает от гордости. Отец редко к кому-то прислушивается.

– Значит, призовите женщину, – обращается он к Кастору и Полидевку. Клитемнестра собирается встать, чтобы уйти, но отец останавливает ее: – Останься.

Когда братья скрываются из виду, Тиндарей угощает ее виноградом. Ладони у него большие и узловатые.

– Я хочу спросить тебя о меонском царе, Клитемнестра.

Она выбирает самые спелые виноградины и жует их, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица.

– Что ты хочешь о нем спросить?

– Соглашение, ради которого он прибыл, мы уже обсудили. Он может возвращаться домой. Но он говорит, что ему нравится проводить с тобой время, – Тиндарей замолкает, а затем спрашивает. – Чего ты хочешь?

Клитемнестра глядит на собственные руки: тонкие пальцы в мелких порезах, ладони мягче, чем отцовы. Чего я хочу?

– Многие спартанские мужи скоро будут просить твоей руки, – говорит Тиндарей. – Тебя любят и почитают.

– Я знаю.

Она ничего не добавляет, и тогда Тиндарей спрашивает:

– И всё же ты хочешь, чтобы Тантал остался? – Он терпеливо ждет ее ответа, отправляя в рот одну виноградину за другой, пока миска не пустеет.

– Да, отец, – в конце концов отвечает она. – Я хочу, чтобы он задержался еще немного.

Она становится одержима Танталом. Если он рядом, она жаждет его прикосновений, а если нет, мысли уносятся куда-то далеко, и она ловит себя на том, что думает о его глазах и стройном теле, чего никогда прежде не случалось.

Елена этого не понимает, да и как ей понять? Клитемнестра знает, что сестра одержима самой собою. В глазах Елены все мужчины одинаковы: они сильны и жестоки, они восхищаются ее красотой, – но и только. Они не стремятся завоевать сердце Елены, для них она – трофей, пусть и ценнейший, но всё же трофей, как корова или меч. Но Тантал увидел в Клитемнестре что-то, что ему понравилось, и теперь, похоже, готов на всё, лишь бы получить то, чего хочет.

– Он ничем не отличается от остальных, – говорит Елена, когда они быстро спускаются вниз по улочке с ремесленными и торговыми лавками неподалеку от дворца. Эта улочка коротким путем ведет к площади, где расположились ткачи и красильщики.

– Я верю, что отличается, и это покажет время, – отвечает Клитемнестра, стремительно шагая по мощеной улице.

– Подожди! Зачем ты так бежишь? – Елена хватает ртом воздух.

Клитемнестра знает, что Тантал в конюшнях, и надеется, что он всё еще будет там, когда они вернутся.

– Нам нужно до заката забрать хитон матери. Давай быстрее! – говорит она, выскакивая из мрака узкой улочки на светлую площадь. Близится конец лета, но солнце всё еще светит беспощадно и ослепительно. Клитемнестра встает как вкопанная, и Елена с разбега налетает на нее.

– Да ладно тебе, – говорит она. – Ты хочешь вернуться, чтобы увидеться с Танталом.

Она берет сестру за руку и ведет по площади, останавливаясь перед лавкой духов, чтобы взглянуть на фруктовые деревья и ароматные травы, высаженные во внутреннем дворике. Клитемнестра подталкивает ее, они идут мимо лавок красильщиков, с вывешенными у дверей ягнячьими шкурами, к небольшой лавочке в самом углу, где продают ткани, – это владения прядильщиц и ткачих. Помещение внутри просторное, хорошо организованное, женщины трудятся над сырым льном и шерстью.

– Мы пришли за новым хитоном Леды, – громко и отчетливо произносит Клитемнестра.

Черноволосая светлокожая женщина откладывает свою работу и выходит вперед.

– Добро пожаловать, царевны, – говорит она и ведет их в дальний конец лавки, где за высокими ткацкими станками сидят женщины постарше. – Подождите здесь, – говорит она и исчезает за занавеской.

– Когда Тантал уедет? – спрашивает Елена. – Гости никогда не задерживаются так долго.

– Быть может, он и не уедет.

Женщины позади них перешептываются. Клитемнестра оборачивается, чтобы разобрать их слова, но те тут же замолкают и возвращаются к работе. Елена заливается краской, потупив взгляд.

– Что они сказали? – спрашивает Клитемнестра.

– Неважно, – шепчет Елена, и прежде чем Клитемнестра успевает допытаться, возвращается женщина с багряным хитоном в руках.

Клитемнестра забирает его и обращается к сестре:

– Пойдем. Нам нужно возвращаться.

Елена бормочет что-то в ответ, и как только она заговаривает, женщины снова начинают шептаться. Они спешно выходят из магазина, провожаемые взглядами ткачих.

На площади Елена обгоняет Клитемнестру и идет впереди. Сестру явно что-то тревожит, и Клитемнестра решает оставить ее в покое. Ей не терпится оставить хитон у дверей дворца и побежать к конюшням.

– Ты и правда не услышала, что они сказали? – вдруг спрашивает Елена. Она всё еще идет впереди, и Клитемнестре не видно ее лица.

– Нет.

– Те женщины назвали меня терас. – В ее устах это слово режет, как нож. Оно означает «знамение» или «чудо», как радуга, появляющаяся над тучами, а еще «чудовище», как горгона – существо со змеями вместо волос. – В гимнасии тоже так говорят.

Клитемнестра злится.

– Почему? С чего им так говорить?

Елена оборачивается. Ее щеки пылают, а глаза полны слез. Клитемнестре больно видеть на лице сестры такую печаль.

– Они думают, что Тиндарей мне не отец. Что я родилась после того, как Зевс силой овладел Ледой. Они в это верят, но не говорят мне этого в лицо.

Клитемнестра делает глубокий вдох.

– Давай вернемся в лавку. – Ее брат прав: некоторым нужно преподать урок.

– Я думала, ты спешишь увидеть Тантала, – отвечает Елена, голос ее полон горечи.

Она разворачивается и устремляется по мощеной улице обратно ко дворцу. Клитемнестра остается стоять посреди площади под слепящим солнцем, сжимая в руках материнский хитон. Как бы ей хотелось, чтобы этот свет опалил ее, чтобы Елена увидела, как ей больно.

В полупустых конюшнях Тантал кормит бурого жеребца. Клитемнестра подходит к нему медленно, словно и не носилась весь день сломя голову. Завидев ее, он дает коню последнюю охапку сена и поворачивается к ней.

– Я слышал, тебя недавно ранили в состязании, – говорит он.

– Ничего страшного. Подвернула лодыжку.

У него ярко-голубые глаза, похожие на самоцветы, каждый раз преломляющие свет под новым углом, но они кажутся спокойными, как прозрачно-чистая вода у речного берега: не глубокая, не внушающая страха.

– Ты сражаешься? – спрашивает она.

– Да, но не так, как вы. Мы используем оружие.

– А как быть, если на тебя нападают, а при тебе нет оружия?

Тантал смеется.

– Рядом есть стража.

– Сейчас стражи нет.

Он с улыбкой разводит руками:

– Сразись со мной, если хочешь. Тогда посмотрим, заслужили ли мы, варвары, имя, которое вы нам дали. – В его голосе нет ни злости, ни пренебрежения. – Но, боюсь, что не подхожу тебе в соперники.

Она удивлена. Она не знает ни одного мужчину, который сказал бы такие слова.

– Может, тогда нам стоит сразиться с оружием?

Тантал делает шаг вперед, второй, третий.

– О, я уверен, что и в таком случае ты окажешься сильнее. Я слышал, ты всегда сражаешься только ради победы.

– А ты нет?

Теперь он стоит совсем близко, ей видны мелкие морщинки вокруг его глаз.

– Мне никогда не приходилось сражаться, чтобы что-то получить. В этом мое проклятье и моя слабость.

И снова удивление. Знакомые Клитемнестре мужи не говорят о своих слабостях. Она обдумывает его слова. Подобную жизнь сложно себе представить.

– Но я вижу, что с тобой всё должно быть иначе, – добавляет Тантал. – Так что я буду пытаться снова и снова, если ты мне позволишь.

– А если нет?

– Тогда я вернусь обратно в Меонию и узнаю, как мучительно жить, не имея того, чего желаешь.

– Это пойдет тебе на пользу.

– Я так не думаю.

Клитемнестра отклоняется назад, хотя ей очень хочется коснуться его лица. Она хочет пальцами ощутить его гладкую кожу, прижаться к нему всем телом. Но всё хорошее должно настояться, и она оставляет его ни с чем.

Они начинают каждый день ходить вместе к реке. Идут в гаснущем свете дня, когда земля под ногами еще хранит тепло. Пока они сидят, болтая ногами в воде, а камыш щекочет им спины, Тантал рассказывает истории о людях, которых он встречал, о землях, где бывал, о богах, которым поклонялся, и о мифах, которые любил. Он рассказывает ей о хеттах с их военными колесницами и богами гроз и бурь. Описывает Крит, его величественный дворец, где каждая стена изукрашена роскошными цветами и узорами, согретыми солнцем. Он рассказывает о первом правителе Меонии и его гордой дочери Ниобе, чьих семерых сыновей и дочерей убила Артемида.

– Ниоба никак не переставала плакать, – говорит он, – и боги превратили ее в камень. Но даже тогда по камню вечно бежала вода.

Он рассказывает ей о Колхиде, чудесной земле Ээта, сына солнца, и о заклятиях, которые он творит, чтобы устрашить свой народ.

– За него сражаются воины из пепла и драконы. А теперь у него есть дочь Медея. Говорят, она опасна. Говорят, что она колдунья, как и ее отец.

– Может, она не так уж и опасна, – замечает Клитемнестра.

– Может, – говорит Тантал, – но обычно, вырастая, дети становятся похожи на родителей.

– А кто твои родители?

Тантал рассказывает о правителях Меонии, отцах золотых и серебряных монет. Клитемнестра видит, что ему нравится рассказывать эти истории. Ей нет дела до мифов – она выросла рядом с отцом и братьями, которые смотрят на мир без всякой очарованности и иллюзий. Но Тантал – одаренный рассказчик, и поэтому она слушает.

Слушая его, она поражается тому, как это восхитительно и в то же время страшно: хвататься за каждое его слово и желать слушать вечно. Как с колотящимся сердцем прыгать с обрыва и падать, но всё равно постоянно жаждать продолжения.

Следующие несколько дней Клитемнестра наблюдает за родителями так пристально, как никогда прежде.

Когда простолюдины приходят в мегарон со своими прошениями, Леда высказывается и отдает приказы, но только когда Тиндарей спрашивает ее мнения. А за ужином, когда он беспечно бросает взгляды на девушек-прислужниц – так, чтобы жена могла это заметить, – Леда молча осушает свой кубок с вином, хотя в глазах у нее пляшут искры, словно она вот-вот вспыхнет. Клитемнестра видит, что мать дразнит отца, что это ему в ней и нравится, но лишь до поры. Заиграйся с волком, и он разорвет тебя на куски.

Наблюдая за ними, Клитемнестра чувствует себя ткачихой, скручивающей нити, и ей не терпится увидеть всё полотно целиком. Она подмечает, что ее мать может быть двумя разными женщинами, и лучшая из них обычно показывается, когда отца нет рядом.

Так вот что происходит, когда женщина влюбляется и выходит замуж, думает Клитемнестра. Вот чем ей приходится жертвовать! Всю жизнь ее учат быть сильной, смелой, настойчивой, а потом, при муже, придется обуздать эти качества? Но ведь отец слушает Клитемнестру, когда она говорит, а Тантал смотрит на нее так, словно она богиня.

Эти мысли горят и потрескивают, и она старается их погасить.

Неважно, как ведут себя Леда и Тиндарей. Ее бабка сказала, что она будет царицей, значит, так и произойдет.

Она не прогнется ни перед кем. Ее судьба будет такой, какую она выберет сама.

Ее братья должны уехать. Славный поход в богатые земли Колхиды. Гонец прибывает с новостями на рассвете, от долгой дороги пот пропитал его хитон до нитки. Клитемнестра наблюдает, как он спешивается – у входа во дворец его встречают Кастор и Полидевк. С приезда Тантала у них не было других гостей, и ее удивляет, что гонец медлит у дверей, чтобы встретиться с братьями, а не спешит во дворец, чтобы побеседовать с царем.

Позже Кастор приводит ее к берегу реки. Он кажется глубоко погруженным в собственные мысли, глаза его темнеют в утреннем свете.

– Посланник приезжал к тебе и Полидевку, – говорит Клитемнестра.

Кастор кивает.

– Мы отправляемся в Колхиду. Нас позвали присоединиться к компании молодых мужей.

– Тантал рассказывал мне о Колхиде, – говорит она. – Там правит нечестивый царь.

– Ээт, – отвечает Кастор.

– Он сведущ в разных снадобьях. Он использует лесные травы, чтобы навлечь на мир перемены.

– Откуда тебе всё это известно?

– Тантал говорит, что на востоке это известно всем.

– И что делают эти травы?

– Они исцеляют животных и людей, возвращают их из мертвых. А еще причиняют боль.

Кастор не отвечает. Он наблюдает за группой мальчишек, скачущих наперегонки вдалеке.

– Когда ты отправляешься? – спрашивает Клитемнестра, окуная ноги в воду.

– Скоро. Через десять дней.

– И сколько тебя не будет?

Кастор усаживается рядом с ней.

– Еще не знаю. Это будет один из величайших походов, что когда-либо совершались. О нем будут говорить многие годы.

– Значит, тебя не будет долгое время.

Кастор как будто не слышит ее слов.

– Нас поведет Ясон из Фессалии. Отряд из сорока мужей, а может, и больше.

– Ясон? – Она вспоминает, как женщины во дворце обсуждали мальчика, сына законного царя Иолка. Это была одна из тех историй, которые люди любят пересказывать снова и снова: о жадном до власти правителе, что стремился устранить все угрозы трону, и о матери, отчаянно пытавшейся спасти своего ребенка. Когда Ясон родился, брат его отца, Пелий, приказал убить его, тогда мать Ясона вместе со слугами обступили младенца и принялись стенать, будто бы ребенок родился мертвым. Позже в ночи она выскользнула из дворца и спрятала сына в лесу, надеясь, что кто-нибудь его спасет. С тех пор о нем никто не слышал.

– Он жив, – говорит Кастор, – и он вернет свое царство. Но сперва ему нужно отправиться в Колхиду.

– Что он там ищет?

– Золотое руно. – Клитемнестра недоверчиво вскидывает брови, и Кастор поясняет: – По слухам, царь Ээт хранит у себя золотую шкуру барана. Многие пытались ее выкрасть, но никто не преуспел. Дядя Ясона желает, чтобы тот отыскал руно и принес ему. Тогда он вернет ему иолкский трон.

– Зачем тебе следовать за ним? – спрашивает Клитемнестра. – Это его задание, тебя оно не касается.

– Каждый муж, который хоть чего-то стоит, будет там. Каждый, кто хочет, чтобы его запомнили.

А как же я? Меня забудут? В памяти вновь всплывают слова бабки: «Вас, девочки, будут помнить дольше, чем ваших братьев». Она заходит в воду, ощущая под ногами замшелые камни.

Кастор спрашивает:

– Этот царь, Тантал, он тебе нравится?

Она смеется, но не отвечает.

– Я уверен, он хочет тебя заполучить, – продолжает Кастор.

– Я в этом тоже уверена.

– Ты выйдешь замуж?

– Меония очень далеко, – отвечает она.

Кастор склоняет голову набок и серьезно глядит на сестру:

– Колхида тоже далеко. Ну и что? Что же нам, оставаться в Спарте и гнить здесь до конца наших дней?

Клитемнестра слышит позади тяжелое дыхание Елены. Она протягивает руку, чтобы помочь сестре взобраться по лесной тропе. Листья похрустывают у них под ногами, солнечные лучи просачиваются сквозь кроны деревьев. Вдоль ручейков и поваленных деревьев растет земляника, в тени ее ягоды кажутся кроваво-красными.

Находиться в гимнасии было невыносимо: во время занятий все постоянно сбивались в кучки и шептались у Елены за спиной. Как только окончился урок танцев, Клитемнестра схватила сестру за руку и потащила по тропе, ведущей на вершину Тайгета. Она знала, что если останется, то не сможет сдержать себя.

Сестры карабкаются к вершине, где воздух холодный и волглый, а верхушки деревьев пронзают небо точно копья. Клитемнестра останавливается у большого камня, а Елена опускается рядом с ней на колени, ее золотистые волосы вымокли от пота, и из них во все стороны торчат мелкие веточки. С такой высоты долина внизу видится бурой и гладкой, заплаты иссушенной желтой земли похожи на шрамы на теле воина.

– Ты слышала о Касторе и Полидевке? – спрашивает Елена. Должно быть, ей рассказал Полидевк. Клитемнестра кивает. – Ты волнуешься?

– Нет, – отвечает Клитемнестра. У них над головами пролетает орел с дохлой мышью в клюве. Клитемнестра провожает орла взглядом, пока он не скрывается из вида, нырнув в глубину леса.

– Жаль, что я не могу уехать, – говорит Елена. – Я бы хотела уехать вместе с ними.

– И отправиться в Колхиду?

– Почему нет?

Клитемнестра пожимает плечами:

– Я хотела бы увидеть Кносс или финикийские колонии. Или Меонию.

– Меонию, – повторяет Елена.

Клитемнестра усаживается на камень, чувствуя, что Елена не сводит с нее глаз.

– Ты хочешь выйти замуж за Тантала? – спрашивает Елена. В ее голосе ни зависти, ни злости – лишь недоумение.

Что ее так удивляет? – думает Клитемнестра. – Она полагала, что я выйду за какого-нибудь мелкого царька или за спартанца? Нет. Я хочу быть с кем-то другим, с тем, с кем я буду смотреть на мир с удовольствием, кто покажет мне его чудеса и загадки.

– Я вижу, как ты меняешься, когда он рядом, – говорит Елена.

– В лучшую или худшую сторону? – спрашивает Клитемнестра.

Елена отворачивается и принимается разглаживать свой хитон. Клитемнестра знает, что за ее спокойствием могут скрываться и скорбь, и страх. Но Елена научилась прятать тьму в глубине, так же как водоросли прячутся под поверхностью воды.

Когда она поворачивается к сестре, Елена уже улыбается.

– В лучшую, я думаю.

За ужином Кастор и Полидевк объявляют о своем скором отъезде. Тиндарей и Леда одаривают их поцелуями, а благородные спартанцы рукоплещут братьям.

– Мы отбудем, как только придет весть, что Ясон в Иолке готов, – объявляет Кастор, и все принимаются одобрительно стучать кубками по столу. Слуги разносят золотые кувшины с вином и блюда с хлебом, мясом, смоквами и сырами.

– Родичи и друзья-спартанцы, налегайте на угощения, – говорит Тиндарей. – Сегодня мы празднуем поход моих сыновей. – Снова звучат одобрительные выкрики. Елена молча потягивает вино, а Полидевк в это время что-то шепчет ей в ухо. Клитемнестра наблюдает за ними.

– Тебе грустно? – спрашивает ее Тантал.

Она поворачивается к нему.

– Я вижу, что тебя печалит их отъезд, – говорит Тантал. Он смотрит на нее выжидающе, словно готов в любой момент поймать в ладони ее страхи и секреты.

– Там они будут счастливы, – отвечает она. – Они были рождены для этого.

– Для чего?

– Стать великими воинами. Героями.

– А ты?

– А я родилась не для того, чтобы участвовать в походе какого-то мужа.

– А для чего же тогда?

Она не торопится с ответом.

– Моя бабка однажды сказала, что я была рождена править.

Тантал улыбается.

– Прежде чем вести за собой, любой правитель должен научиться следовать.

– И как долго ты следовал за кем-то? До того, как стал царем?

Он смеется и берет ее за руку. Кожа вспыхивает от его прикосновения. Затем он выпускает ее руку и принимается за еду, а трапезная наполняется хмельными разговорами.

Когда солнце утопает в иссохшей земле, шум в зале стихает. Домашние собаки подъедают с пола остатки еды, стол заставлен грязными тарелками, мисками и полупустыми кубками с вином. Леда и Тиндарей уже удалились в свои покои, и подвыпившая знать разбредается по домам, таща за собой своих жен.

Снаружи стемнело, но в сводчатой трапезной светло. С озорной улыбкой на лице Кастор протягивает Танталу золотой кувшин:

– Выпей еще.

Тантал принимает кувшин.

– Если ты пытаешься меня напоить, то тебе это так просто не удастся.

– Вы в Меонии много пьете? – спрашивает Елена. Она лежит на деревянной скамье, пристроив голову на коленях Полидевка.

– До смерти, – отвечает Тантал. Кастор и Клитемнестра смеются. Она ходит по зале кругами, то и дело выныривая из темноты в яркий свет факелов. Взгляд Тантала следует за ней.

– В таком случае мы не можем отпустить с тобой нашу сестру, – говорит Кастор. – Мы же не хотим, чтобы она умерла, упившись вина.

Клитемнестра заливается румянцем и улыбается:

– Не стоит беспокоиться, Кастор. Ты же прекрасно знаешь, что я могу побить тебя даже после двух кувшинов.

Кастор подбегает к ней и шутливо пытается поднять, но она хватает его руку и заламывает ему за спину. Он хохочет и отталкивает ее.

Елена зевает, и Полидевк поднимается со словами: «Я иду спать». В комнату входит темноволосая служанка и с надеждой смотрит на него, словно только и ждала всё это время, когда он позовет ее. Он не обращает на нее внимания и протягивает руку Елене.

– Что ж, и я пойду, – говорит Кастор, направляясь навстречу служанке. – Похоже, в конце концов и у меня сегодня будет компания.

Елена медлит у двери, глядя на Клитемнестру и Тантала. Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но передумывает и берет Полидевка под руку. Они уходят вместе, и уже в дверях Елена успевает обернуться в последний раз.

Клитемнестра опирается локтями о стену, Тантал не сводит с нее глаз. Кроме них, никого не осталось. Она ждет, замерев в свете факела, и тогда он сам подходит к ней. Когда он оказывается достаточно близко, чтобы дотронуться до нее, то говорит так тихо, что его слова звучат не громче дыхания:

– Скажи мне, чего ты хочешь, Клитемнестра. – Она молча прикусывает губу. И тогда он добавляет: – Я готов уехать, если это именно то, чего ты хочешь.

Он понимает, что ей нравится власть, и поэтому дает ее. Она гадает, не уловка ли это, не затеял ли он какую-то игру. Но даже если и так, она хорошо играет в игры и, пожалуй, сможет сыграть и в эту.

– Останься, – говорит она.

Ей уже доводилось бывать с мужчиной, точнее, с мальчишкой ненамного старше ее самой. Это случилось в летнюю ночь, во время праздника. Звезды были рассеяны по всему небесному своду и освещали гуляющих, пока те танцевали и прыгали в желтой траве. Елена, Клитемнестра, Кастор и Полидевк вместе наблюдали за ними, завороженные топотом ног и разрисованными лицами деревенских. Елена начала хлопать и подпевать в такт музыке, а вскоре все они уже танцевали и хохотали, держась за руки.

Потом они пили, пока звезды не закружились в глазах, а узоры на лицах гуляк не стали похожи на сон. Елена и Полидевк так и остались танцевать вместе, а Кастор исчез куда-то в компании одной деревенской красавицы; она была старше, и у нее были большие глаза, как у богини Геры. Какой-то темноволосый кучерявый мальчишка взял Клитемнестру за руку, и они побежали, от возбуждения не чувствуя собственного веса, и спрятались в высокой траве.

Позже, когда они оба, дрожа, лежали под безмолвной луной и наслаждение уже начало отступать, он спросил, можно ли ему будет увидеться с ней снова. Она покачала головой. Она чувствовала запах смоковниц и грязи, жасмина и пота. Мальчишка быстро уснул, и она оставила его там, предаваться своим снам под деревьями.

Она прошлась по деревне, ей не терпелось разыскать братьев и сестру. Елена и Полидевк куда-то подевались, но она нашла Кастора, сидящего в одиночестве в саду, на губах его играла полуулыбка. Она прилегла рядом с ним и положила голову ему на колени; пестрые фрукты парили над ними, словно маленькие солнца. Знакомое ощущение руки Кастора, гладившего ее по голове, успокоило Клитемнестру. Так она и уснула, свернувшись рядом с братом, пока не встало солнце и их не разбудили деревенские.

Она просыпается во мраке комнаты, которую не сразу узнает. Ни одна свеча не горит, тонкие занавески пляшут под порывами ветра. Она поднимается на локте, и прядь ее волос падает на лицо Тантала. Он улыбается, не открывая глаз, и Клитемнестра чувствует, что он всё равно как-то ее видит.

– Спишь ты не очень-то долго.

– Я люблю думать.

– Ты любишь наблюдать.

Клитемнестра думает, как лучше ответить. Обычно она скора на слово, но, похоже, в этом он ее превосходит. Должно быть, это потому что он говорит о ней, а не о себе. Она глядит на его темные ресницы, они даже гуще, чем ее собственные. Тантал открывает глаза, и они поблескивают, словно океан, в лунном свете.

– Скажи мне, – говорит он, улыбаясь, – что ты видишь?

Она откидывается обратно на спину и смотрит в потолок.

– Чужеземца, который не чувствует себя таковым, и спартанку, которая на своем месте чувствует себя чужой.

Тантал хохочет и целует ее шею, ее щеки, ее ключицы.

Царь всегда остается царем, даже вдали от дома, думает Клитемнестра. А что насчет царицы? Что делает женщину царицей? Царица защищает себя и свой народ, дарует милость тем, кто ее заслуживает, и наказывает предателей.

Ее голова тяжелеет от сна. От Тантала пахнет пряным вином, а на вкус он как мята, которую кухарки используют, чтобы добавить вкуса пресной пище. Его голова покоится у нее на плече, и ей кажется, что она летит, что она – птица, парящая в темном, синем небе.

На мгновение она вспоминает о Елене, оставшейся одной в их общей комнате. Вспоминает все те ночи, когда они вместе лежали без сна, гадая о том, каково это – быть с царем.

Она отмахивается от этих воспоминаний и крепче прижимается к Танталу.

5. Мудрая сестра

Свадьба должна состояться быстро, до отъезда Кастора и Полидевка. Тиндарей легко дает свое согласие. Только Леда противится.

– В Тантале нет силы, – говорит она, сидя в мегароне и поедая спелые абрикосы. Феба и Филоноя скачут вокруг нее, играя с палками. Ноги у них заскорузлые от грязи, волосы всклокочены. Солнечные лучи поглаживают фрески, отчего краски переливаются, точно дождевые капли на траве.

– В нем другая сила, – отвечает Клитемнестра. – Он пытлив и умен. – Леда вздергивает бровь, и Клитемнестра видит, что мать не может понять, как пытливость ума может сравниться с физической силой.

– Ты думаешь, он будет хорошим отцом? – спрашивает она.

– Куда лучшим, чем любой спартанец.

Леда неодобрительно хмурится, но ничего больше не говорит. Она подзывает Фебу и Филоною, и те сразу же подбегают. Их туники перепачканы абрикосовым соком.

– Пойдите вымойтесь. Завтра важный день, – приказывает Леда. – Ваша сестра выходит замуж. – Феба радостно хлопает в ладоши, а Филоное и дела нет. Ей до замужества еще очень далеко. – Идите скорее, – торопит Леда. Девочки убегают. В дверях Феба оборачивается и корчит угрюмую рожицу, потому что Филоноя дернула ее за волосы. Клитемнестра подмигивает ей.

– Гостей будет немного, – говорит Леда, – но твой отец сказал, что сегодня вечером прибудет его брат и ваша двоюродная сестра Пенелопа.

– Мне нравится, когда людей немного.

– Я знаю. Я была такой же в твои годы.

Клитемнестра опускается на колени рядом с троном и кладет голову матери на колени.

– Ты не веришь в наш союз, – говорит она, – но доверься мне, мама.

Леда вздыхает.

– Какой толк спорить, когда ты такая упрямица.

После ужина из Акарнании, северных земель зеленых холмов и сверкающих рек близ Этолии, прибывает ее дядя, царь Икарий, и его дочь. Клитемнестра с Еленой слышат, как Тиндарей приветствует их в зале и призывает отдохнуть с дороги. Им было сказано ждать Пенелопу в гинецее, где они припасли для нее мед и лепешки.

Пенелопа приблизительно того же возраста, что и Клитемнестра. Она кажется податливой и тактичной, но при этом хитра и настойчива, точно лоза, что плетется по дворцовым стенам. Детьми они проводили много времени вместе. Пенелопа больше походила на Елену: была воспитанной и тихой девочкой, но, как и Клитемнестра, всегда находила способ выразить свои мысли и занять свое место. За это Клитемнестра отдавала ей должное.

– Добро пожаловать, сестра, – говорит Елена, когда появляется Пенелопа в бурой накидке и тонком платке, обрамляющем лицо.

– Очень рада вас видеть. – Пенелопа присаживается на деревянный табурет, предложенный Клитемнестрой, и снимает платок, открывая темные переливающиеся волосы, напоминающие рысью шерсть. Она изменилась с их последней встречи: всё так же невысока ростом, лицо по форме напоминает миндаль, взгляд мягкий, а тело уже приобрело молодые изгибы.

Елена пододвигает к ней тарелку с лепешками. Пенелопа берет одну так медленно, как будто совсем не голодна. Отломив кусочек, она устремляет свой мягкий взор на Клитемнестру.

– Мои поздравления. Ты выходишь за чужеземца, как я слышала.

– Так и есть. За царя Меонии.

Что-то мелькает в глазах Пенелопы – так в свете факела мерцает серебро.

– Значит, ты уедешь.

– Да, но не скоро.

Пенелопа кивает, ее лицо бесстрастно. Клитемнестра хорошо знает это выражение. Когда они были детьми, Пенелопа постоянно ходила за ней по пятам, силясь отвратить ее от опрометчивых поступков, а если ей это не удавалось, извинялась за родственницу перед старшими. Лгуньей она была хорошей.

– Ты не одобряешь? – спрашивает Клитемнестра.

Пенелопа улыбается:

– Я просто никогда не думала, что ты окажешься первой, кто выйдет замуж, только и всего.

– Ты, наверное, устала, – обращается к ней Елена.

– Немного, – отвечает Пенелопа. – Но мы так долго не виделись. У нас на целую ночь историй хватит. – Она смотрит на них задумчиво, а затем берет Клитемнестру за руку. – Расскажи мне про Тантала. Я хочу знать всё.

В день свадьбы рассвет ярко сияет золотом. Деревья за окнами желто-оранжевые, а вода у берегов Еврота непроницаема. Столы в мегароне уставлены блюдами с гусями и утками, перепелами и кабанятиной, смоквами, пирогами, луком, виноградом и сладкими яблоками. Повсюду расставлены вазы с живыми цветами, а окна и двери распахнуты настежь, чтобы свет мог в полной мере воздать должное фрескам на стенах.

Зал быстро наполняется богатыми спартанскими семьями. Тиндарей и Леда приветствуют их и предлагают вино. Большинство интересуется, какую выгоду Спарта получит от этого союза, что предложил царь Меонии. Клитемнестра не обращает внимания на разговоры. Она стоит у самого большого окна, Елена и Пенелопа держатся по обе руки от нее. Пенелопа выглядит очень красиво в своем лазурном платье, а Елена надела простой белый хитон, ее длинные волосы обрамляют своим сиянием плечи. Она очень старалась не затмить сестру в такой день. Клитемнестра надела серьги, которые были на ней в тот вечер, когда она впервые встретила Тантала, а ее собственное белое платье перехвачено тонким золотым ремешком.

– А наша сестрица Пенелопа подросла, – говорит Кастор, подходя к ним вместе с Полидевком и еще несколькими молодыми спартанцами. Пенелопа с улыбкой принимает поцелуй кузена. Она ненадолго задерживает взор на других юношах, ее глаза сияют, как луна в беззвездную ночь.

– Надо полагать, и ты скоро выйдешь замуж, – говорит Кастор.

– Не раньше, чем найду мужчину, который будет меня по-настоящему уважать, – отвечает Пенелопа. Кастор открывает рот, но она его опережает: – А что же ты, кузен? Тебе до женитьбы всё так же далеко? – Ее голос звучит мудро и незлобиво, не так, словно она собирается затеять спор, как часто выходит у Клитемнестры.

– Зачем ограничивать себя, когда вокруг столько спартанских женщин? Посмотри, сколько их тут, – смеется Кастор.

– Разве ты уже не переспал с каждой из них? – фыркает Полидевк.

Кастор прищуривается.

– Думаю, еще нет. – Молодые мужи смеются, Пенелопа отвечает ему улыбкой. – А теперь, если вы позволите… – Он направляется к компании спартанских девушек, и его товарищи следуют за ним.

Клитемнестра поворачивается к окну.

– Я чувствую себя так странно, – говорит она. Как будто жизнь, какой она ее знала, подошла к концу.

Пенелопа сжимает ее запястье.

– Оставь это, – говорит она, а затем, словно прочитав ее мысли, прибавляет: – Нас учат, что с замужеством приходит конец детству и веселью, но всё остается как прежде. В твоей жизни не так уж много изменится.

– А ты откуда знаешь?

– Я в этом уверена. Мужчины говорят так, чтобы мы почувствовали свою ответственность, тогда сами они сколько угодно смогут оставаться детьми.

– Как бы я хотела запомнить всё, что ты говоришь, Пенелопа, – смеется Елена. – Тебя этому учит дядя Икарий?

Пенелопа качает головой.

– Отец не слишком занимается моей учебой. Но меня учила мать, пока была жива. Она любила поговорить, особенно со мной. С отцом они разговаривали меньше.

Клитемнестра пытается углядеть в лице Пенелопы хоть какой-то намек на печаль, но видит лишь умиротворение. Ее мать, Поликаста, была хрупкой доброй женщиной и умерла от горячки несколько лет назад, когда Пенелопа была еще девочкой. С тех пор Пенелопа в одиночку управляет всем вместо нее. Клитемнестра знает, что Пенелопа с легкостью может заставить людей слушать ее, но в то же время и сама может быть внимательным слушателем. Однажды она станет хорошей, справедливой царицей.

Пятеро молодых мужчин достают флейты и тимпаны. Как только раздается музыка, девочки и женщины устремляются в центр мегарона. Они кружатся и вскидывают головы, их волосы вздымаются, как ветви дерева, раскачиваемые сильнейшим из ветров. Большие окна льют на них свет. Елена вытаскивает Клитемнестру в центр зала. Двигая запястьями и лодыжками, она отдается ритму, ее украшения позвякивают в такт. Вскоре к ним присоединяются мужчины. Клитемнестра видит, как Кастор прыгает и руками отбивает ритм, а Полидевк закрыл глаза и качает головой, пока несколько девушек, хихикая, наблюдают за ним.

Они останавливаются, только когда по спине начинает струиться пот. Теперь они чувствуют себя еще пьянее и счастливее. Клитемнестра берет горсть сухих фруктов и отпивает немного вина, ее едва ли не лихорадит. Кто-то начинает петь, музыканты принимаются аккомпанировать. Поют о захваченных городах, успешных охотах и набегах. О воинах-женщинах и великих сражениях.

– Мне одному кажется, что поющие мужчины выглядят смешно?

Клитемнестра поворачивается к брату. Кастор захмелел сильнее, чем она, оливковая кожа на щеках раскраснелась. Это зрелище вызывает у нее улыбку.

– Мы похожи на животных, – говорит он. Не поспорить: Клитемнестра смотрит по сторонам и видит, как разрумянились от хохота лица мужей, как они стискивают в руках свои кубки с вином. Каждый следующий куплет оказывается непристойнее предыдущего, что ее не удивляет, но сейчас это выглядит почти нелепо.

Ей внезапно хочется тишины, и она кругом обходит зал. Продвигаясь к дверям, она сталкивается с высокой девушкой. Киниска. Заметив ее угрюмый взгляд, Клитемнестра отступает на шаг.

– Мои поздравления, – говорит Киниска. Ее похожий на клюв нос странно перекошен, а на руках виднеются следы отцветающих синяков.

Клитемнестра гадает, не с состязания ли они остались. «Спасибо», – отвечает она и делает шаг в сторону, чтобы взять кубок с вином, но Киниска встает у нее на пути.

– Благородная, почитаемая, отважная, – говорит она, – какая чудная царица из тебя выйдет.

Клитемнестра молчит, не зная, что сказать. Выражение лица Киниски, как обычно, вселяет в нее тревогу.

– На твоем месте я бы поостереглась. Удачливые всегда плохо кончают.

– Много удачливых и почитаемых мужей живут счастливо. – Даже произнося эти слова, она знает, что они не совсем правдивы.

Киниска ухмыляется.

– В этом и есть твоя ошибка. Ты считаешь, что равна мужчине, но это не так. Удачливой женщине никогда не избежать зависти богов.

Если бы она захотела, то могла бы сделать так, чтобы Киниску высекли тут же, на месте, но она не стоит ее гнева, поэтому Клитемнестра просто отвечает ей ледяным взглядом и устремляется навстречу своему любимому Танталу.

Лучше быть предметом зависти, чем быть никем.

Ночью, пока пока Тантал мирно спит рядом, она не находит себе места. Они занимались любовью, захмелевшие и возбужденные, и простыни теперь пропитаны запахом их тел. Она поворачивается на левый бок и смотрит на голую стену. В другом конце дворца, в укрытии ярких узоров на стенах гинецея Елена наверняка уже спит в их постели вместе с Пенелопой. Клитемнестра чувствует укол ревности.

Она этой ночью точно не уснет. Клитемнестра тихо откидывает простыни и выходит из комнаты. Крадется на цыпочках, минуя факелы, от которых идет тепло, и добирается до мегарона. Зал уже должен покоиться, пустой и тихий, но там стоит Пенелопа и разглядывает фрески со светильником в руках.

– Что ты тут делаешь? – спрашивает Клитемнестра. Ее голос эхом отражается от стен, тихий, как трепет крыльев летучих мышей.

Пенелопа резко оборачивается, выставив вперед светильник.

– Ой, – говорит она. – Это ты.

– Не спится?

Пенелопа трясет головой.

– Они такие чудесные. У нас в Акарнании их мало. – Она то пятится, то подходит ближе, очарованная нарисованной стаей птиц. – Такие яркие, что даже жалко становится, что не ты сам их нарисовал.

Клитемнестра никогда об этом не задумывалась. Она смотрит на воительниц с развевающимися волосами, которые атакуют кабана, и вспоминает, как девочкой часами засматривалась на эти изображения, мечтая стать такой же.

Пенелопа, как обычно, будто бы читает ее мысли.

– Но ты, глядя на них, наверное, всегда думала о том, как бы научиться охотиться и сражаться как они, да?

– Верно.

– Мы с тобой такие разные. Я предпочитаю смотреть на мир со стороны, а тебе нужно быть в самой гуще событий.

– Почему ты остаешься в стороне?

– Потому что мне так больше нравится. Может быть, я боюсь.

Снаружи льет дождь. Им слышно, как капли барабанят по крыше, а в конюшнях ржут лошади. Пенелопа плотнее запахивает надетую поверх ночного платья накидку.

– Я кое-что услышала сегодня на свадьбе, – говорит она. В ее темных глазах золотится что-то похожее на свет лампы, которую она держит в руках. – Сплетню.

– Сплетню? – переспрашивает Клитемнестра.

– Да. О происхождении Елены, – невозмутимо говорит Пенелопа.

Клитемнестра устремляет на сестру строгий взгляд.

– И что говорят люди? – спрашивает она. – Что Леду соблазнил Зевс в образе длинношеего лебедя?

– Нет. Говорят, что он взял ее силой.

Клитемнестра стискивает зубы, прикусив язык.

– Это люди, ты же знаешь, – говорит она. – Им лишь бы злословить.

Пенелопа с любопытством наклоняет голову.

– Так кто же отец Елены?

Клитемнестра подходит ближе. Сначала она думает соврать, но от Пенелопы так просто не отделаться.

– Когда Леда была беременна, во дворце был один муж, – говорит она. – Чужеземец. Мне рассказывали братья. Вернее, Кастор, потому что Полидевк заявляет, что ничего такого не помнит.

– Понимаю.

– Я не знаю, откуда был тот мужчина и был ли он царем. Я знаю только то, что, как припоминает Кастор, Леда частенько пропадала с ним в окрестностях дворца, и что он исчез прежде, чем она родила.

– О, – восклицает Пенелопа, а затем неожиданно улыбается. – Я вижу, ты унаследовала от матери интерес к чужеземцам.

Клитемнестра не улыбается в ответ. Воздух в зале помутнел, словно с улицы пробрался туман и окутал всё вокруг.

– Я устала, – говорит Клитемнестра, намереваясь уйти. Дойдя до двери, она добавляет, не оборачиваясь: – Ты никому об этом не расскажешь, даже Елене.

Ей самой слышны угрожающие нотки в собственном голосе, и она надеется, что Пенелопа тоже их расслышала.

Приходит весть, что Ясон готов отправляться в путь и ждет своих товарищей в Иолке. Дождь не перестает, превращает берега Еврота в болота, а работающих в полях илотов промачивает до нитки. Клитемнестра торопится в конюшни на встречу с Кастором; ее сандалии шлепают по лужам, а руки сводит от холода.

– А я как раз думал о тебе, сестра, – с улыбкой говорит он.

– Я хочу поехать с вами, – выпаливает она.

Кастор хмурит брови.

– В Колхиду?

– Нет, в Иолк. Попрощаться.

Кастор вытирает ладони о тунику.

– Слишком далеко. Туда несколько дней пути. – Брат глядит на нее, и Клитемнестра понимает, что он тоже это чувствует: они не встретятся очень долго. – Я вернусь, я обещаю, – добавляет Кастор.

– Как ты можешь быть так уверен?

– Ясон очень силен. С ним мы будем в безопасности.

Клитемнестра фыркает.

– Ты сомневаешься в нем, – говорит Кастор.

– Разумеется. Ясону хватило глупости поверить своему дяде Пелию. Даже если вы вернетесь живыми, никакой трон он ему не вернет. Он просто хочет увидеть, как Ясон сгинет, пытаясь выполнить его задание. Разве Пелий похож на правителя, который держит свое слово? Он узурпировал трон! А Ээт разве похож на царя, который оставит свои сокровища без присмотра? На царя, которого может одолеть кучка воинов?

Кастор не отвечает.

– Я уезжал сотни раз, – говорит он. – Ты знаешь, что я всегда возвращаюсь.

– В этот раз всё по-другому. Колхида далеко, и там опасно.

– А ты вышла замуж и скоро окажешься в Меонии. – Он подходит ближе. – Наши жизни вот-вот изменятся, – говорит он, – так давай позволим им измениться.

Дождь бьет по крыше конюшни, лошади беспокойно ржут. Перед каждым походом, в который отправлялся ее брат, Клитемнестра всегда приходила в конюшни проститься с ним. А Кастор всегда ее успокаивал.

– Кое-что никогда не меняется, – говорит она.

Он улыбается и берет ее за руки.

– Ты права, – говорит он. – Кое-что никогда не меняется.

Ее руки согреваются у него в ладонях. Она глубоко вздыхает, отстраняется от него и идет ко дворцу так быстро, как только может.

Все разъезжаются с наступлением сумерек: дядя Икарий и Пенелопа отправляются на запад, Кастор и Полидевк – на восток. Земля чернеет в темноте, орошенная обильным дождем. Стоя на террасе перед мегароном, Клитемнестра и Елена наблюдают, как братья покидают город, скачут мимо домов спартиатов, мимо садов и оранжерей, мимо поселений илотов. Они становятся всё меньше и меньше, превращаются в карликов на фоне высоких гор и разрастающейся темноты, пока дождь и туман не проглатывают всех наездников без следа.

Клитемнестра прячет руки в рукавах, чтобы согреться. На мгновение отъезд братьев с силой обрушивается на нее, и она чувствует боль где-то внутри, словно два дерева внезапно с корнями выдрало из земли и вместо них остались лишь две зияющие дыры.

Она смотрит на Елену, взгляд сестры прикован к месту, где растворилась Пенелопа. «Ты никому об этом не расскажешь, даже Елене», сказала Клитемнестра Пенелопе, и она уверена, что Пенелопа не предаст ее доверие. И всё же, глядя на тени на лице сестры, Клитемнестра не может отделаться от ощущения, что та держит в руках хрупкую ракушку и что она вот-вот ее уронит.