Клокочущая пустота

И. Семибратова. Фантастика ума и грез

Так начинает свой сонет «Ода фантастике» этот признанный мастер научно-фантастических романов, повестей и рассказов.

Осмысливая роль писателя в процессе развития фантастики, важно понять, что роднит его с литературными предшественниками и современниками, как именно понимает он специфику избранного жанра. Ответы на это содержат публицистические выступления и статьи А. П. Казанцева. «Я считаю себя учеником Алексея Толстого. Его беседа со мной, только начинавшим свой литературный путь, помогла мне окончательно выбрать то направление в фантастике, которого я придерживался всю жизнь», – пишет он в статье «Фантастике надо верить!». Заглавием ее послужила сказанная автору фраза Алексея Николаевича, признававшего необходимым свойством фантастического произведения его правдоподобие, связь с реальностью.

К единомышленникам А. Толстого в жанре научной фантастики Казанцев относит И. Ефремова, В. Обручева, А. Беляева – создателей широко известных научно-фантастических книг, в которых среди других проблем исследуются характеры энергичных, самоотверженных людей, готовых к научному подвигу, идущих на риск во имя великой цели. Как и эти писатели, Казанцев стремится с помощью творческого воображения проникнуть в различные исторические эпохи, запечатлеть вдохновенных творцов и мыслителей, чьи идеи определяют искания человечества в прошлом и будущем, затрагивают животрепещущие проблемы современности.

Писатель исходит из того, что нельзя превращать вымысел в самоцель, отрывая его от действительности, пользуясь беспредельными возможностями мечты. «Фантастика, в особенности научная фантастика, ограничивает фантаста требованиями правдоподобия нарисованного, короче говоря, жизненность фантастики определяется ее реальностью!» – замечает он в предисловии к книге одного из молодых авторов. Казанцев всегда старается найти подтверждение достоверности фантастической выдумки, окружить ее знакомыми, зримыми деталями, чтобы вызвать доверие читателя к повествованию, звать за собой, заставить переживать за судьбы героев, чьи поступки и чаяния должны стать близкими и понятными.

«Фантастика фантастике рознь…» – предостерегает писатель. Призвание подлинно художественного фантастического произведения – «помочь науке сделать правильный вывод из сегодняшней мечты». Соединить фантазию с идеями добра способен энтузиаст, оптимистически смотрящий в будущее, активностью своей, своей полезной деятельностью отличающийся от необузданного фантазера или беспочвенного мечтателя. К подобным энтузиастам научной фантастики относится и сам Казанцев, введя для многих своих романов подзаголовок «роман-мечта».

Острейший вопрос современности – вопрос о мире во всем мире – звучит у него постоянным призывом к бдительности прогрессивных сил всего человечества. Памфлетные краски в изображении врагов социализма, вызванные спецификой жанра, не всегда учитывались критиками Казанцева, видевшими во вполне оправданном литературном приеме плакатности слишком контрастное разграничение на положительных и отрицательных героев и порицавшими автора за якобы художественную бедность. Однако достаточно внимательно перечитать его произведения, чтобы понять стоящую перед ним задачу, определившую в конечном счете художественное воплощение замыслов.

«Эта книга – памфлет, – пишет он о своем первом романе „Пылающий остров“. – …Он вроде увеличительного стекла. В нем все немножко не по-настоящему, чуть увеличено: и лысая голова, и шрам на лице, и атлетические плечи, и преступления перед миром, и подвиг… Но через такое стекло отчетливо виден мир, разделенный на две части, видны и стремления людей, и заблуждения ученых».

Много раз (известно более 20 редакций) возвращался автор к переработке своего произведения, желая усилить его художественное воздействие, углубить образы героев романа. Не случайно в переиздании 1983 года стоит целая цепочка дат написания: 1935–1941–1955–1975 гг., что характерно и для других книг Казанцева и свидетельствует о его требовательности к своему труду.

Авантюристические происки империалистических кругов, стремящихся любой ценой, вплоть до развязывания ядерной войны, добиться господства над человечеством, автор обличает также в романе «Льды возвращаются» (1959-1963-1980 гг.) и в других своих произведениях.

Увлекательные технические гипотезы сочетаются в произведениях Казанцева с подлинным гимном героическим деяниям человека, с мастерски организованным, занимательным, полным приключений сюжетом.

Среди героев писателя особенно обаятельны образы женщин – независимых и деятельных подвижниц науки, верных спутниц своих товарищей по работе и любимых, смело идущих с ними рука об руку на самый нелегкий подвиг во имя идеалов гуманизма, торжества разума и коммунистической справедливости. Очень разные, запоминающиеся женские нравы писатель рисует в динамике, художественной полноте. Вот, например, Вилена Ланская-Рогова («Сильнее времени») – одаренная пианистка, ученый с мировым именем, звездолетчица, наделенная решимостью, бесстрашием, упорством, но и не лишенная женской мягкости, порою слабости. Существенно, что в главном своем жизненном поступке, на который она отваживается сначала ради любви к своему избраннику, личное побуждение перерастает в чувство долга перед всем обществом. Интересен и образ физика Елены Шаховской («Льды возвращаются»), чья линия поведения, по признанию автора, порой поражала его самого, поскольку яркая натура Елены своей реалистичностью как бы обрела «самостоятельность», стала действовать согласно собственной логике развития. Симпатию читателей вызывают увлеченные наукой, многогранно и цельно воспринимающие бытие Марина Садовская («Пылающий остров»), Аэлита Толстовцева («Купол Надежды») и другие героини Казанцева. То, что все они чрезвычайно прекрасны, талантливы, умны и полны женского очарования, вполне оправдано особенностью «литературы Мечты».

Идущее от самой действительности изображение героики труда, энтузиазма первопроходцев постоянно сопряжено в творчестве Казанцева с отстаиванием права художника на гипотезу. «Без фантазии нет науки» – эти слова неустанно повторяет писатель, как и другой свой афоризм: «Образование без воспитания – это колесо без оси». Ведь важно не просто дать ребенку сумму определенных знаний и навыков, но и внушить понятие о первостепенных моральных ценностях, что поможет сделать человека коммунистического будущего таким, каким хочется его представить. Так автор вовлекает читателя не только в сферу технических исканий и в захватывающий мир приключений своих героев, но и ставит задачи социально-нравственного порядка.

Произведения Казанцева, названного в критической литературе «генератором идей», «возмутителем спокойствия», «подвижником мечты», обладают поразительной способностью будить мысль, порождать дискуссии, а в спорах, как известно, порой выявляется истина. Ради достижения истины, стремясь раскрыть тайну падения Тунгусского метеорита, который в рассказе «Взрыв» (1946) Казанцев предложил считать инопланетным космическим кораблем, немало энтузиастов приняли участие в экспедициях в Сибирь. Споры ученых и фантастов вокруг таежной катастрофы не стихли и по сей день, приобретя международный характер.

Тема внеземных цивилизаций, возможных контактов с инопланетянами в прошлом и будущем – одна из основных для писателя. В беседе с корреспондентом журнала «Техника – молодежи» (1984, № 8) он отметил, что эта тема интересует его «не столько как предмет фантазии, сколько как фундамент для осмысления многочисленных странных объектов, явлений и происшествий». В целом ряде книг: «Лунная дорога» (1959–1974 гг.), «Внуки Марса» («Планета бурь», 1959–1969–1975 гг.), «Гости из космоса» (1963 г.), «Сильнее времени» (1964-1972-1974 гг.), «Фаэты» (1968–1971 гг.), а также в своих статьях и выступлениях Казанцев, опираясь на свидетельства материальной культуры – не объясненные современной наукой «следы в истории», – сказания разных народов о Сынах Неба, монолиты Баальбека, древнейшие (около 5000 лет!) японские статуэтки догу, как бы воспроизводящие все детали современного космического скафандра, удивительные каменные шары в Южной Америке и прочее, – развивает гипотезу о посещении нашей планеты космонавтами иных звездных миров. Пришельцы, возможно, предостерегали землян от ужасного оружия, несущего грядущую опасность всему живому, в связи с чем автор неустанно ратует за необходимость мирного сотрудничества различных государств в освоении космоса. Не случайно в качестве эпиграфа к роману «Фаэты» он приводит слова известного ученого Ф. Жолио-Кюри: «Нельзя допустить, чтобы люди направляли на свое собственное уничтожение те силы природы, которые они сумели открыть и покорить».

Занимают писателя и иные темы, например, в цикле «Рассказы о необыкновенном» он предлагает поразмышлять над загадками математическими и шахматными. А в книге «Дар Каиссы» (1975) Казанцев – сам международный мастер шахматной композиции – делает шахматный этюд органичной частью художественного повествования. По его замыслу, читатель, следя за судьбой героев, может обнаружить схожесть приемов мышления за шахматной доской и в жизни, постичь красоту мудрой игры, отражающей борьбу человеческих страстей. «Играя в шахматы, мы приобретаем привычку не падать духом и, надеясь на благоприятные изменения, упорно искать новые возможности» – так словами Б. Франклина, вынесенными в эпиграф рассказа «Ныряющий остров», автор определяет важную воспитательную функцию шахмат, позволяющих укреплять волю, формировать в характере силу и упорство, совершенствовать логические способности.

Многогранный талант Казанцева неиссякаем. История дает пищу его щедрой фантазии в новой трилогии романов-гипотез «Гиганты», завершенной в 1985 году и посвященной людям XVII века, внесшим немалый вклад в европейскую культуру. Эта трилогия – знаменательный этап в творчестве писателя, ищущего в минувшем близких по духу героев, устремленных мечтой в грядущее, проложивших человечеству новые пути.

Из этого цикла издан научно-фантастический роман о магистре прав, чисел и поэзии, французском математике Пьере Ферма и его знаменитых современниках, озаглавленный «Острее шпаги» (1981–1982 гг.). «Этот роман-фантазия о прошлом, об эпохе Ришелье-Мазарини, – говорит Казанцев. – Под влиянием Дюма у многих сложилось представление, что это была эпоха дуэлей и придворных интриг. В действительности это было время борцов за социальную справедливость и великих умов, заложивших основы современной науки. Таких, как Пьер Ферма, отец и сын Паскали, Торричелли, Декарт, Гюйгенс, Мерсени… Конечно, их пытливая мысль была острее самой острой шпаги».

В романе читатель найдет своеобразный сплав авантюрно-приключенческого сюжета, вобравшего в себя черты биографии крупного математика, и «переводы» его несохранившихся стихотворений, сделанные писателем, и живой аромат эпохи, и научные гипотезы, включая предположение о решении до сих пор волнующей ученых знаменитой теоремы Ферма.

Образ ее создателя – значительное достижение Казанцева, получившего за свой роман премию за лучшее произведение года журнала «Молодая гвардия» (1983). Писатель показал оригинального, остро мыслящего человека, в котором доброта и скромность сочетались с уверенностью в неограниченности своих возможностей. Разносторонне образованный знаток нескольких языков и античности, мира чисел и юриспруденции, Пьер Ферма был гением своего времени, изящно и просто выводя стройные формулы, постигая глубины математической науки, но не записывая выводов своих трудов, а лишь предлагая современникам пройти его путем, что оказалось не всегда осуществимым не только в ту пору, но и по сей день. А для него самого столь же свободно и естественно, как подарить любимой Луизе сонет «Сны – только сны», вдохновенно созданный им, было и обосновать путем математической логики раскрытие преступления. Теория вероятностей, смело примененная Ферма в юридической практике, придает повествованию черты своего рода научного детектива. Трагическая судьба героя, до конца не понятого даже своей женой Луизой, обреченного коварством «серого кардинала» Мазарини на преждевременную смерть, озарена высоким светом научного поиска. Автор взволнованно рисует, как перед самой гибелью Пьер упоенно доказывает без решения теорему. И хотя записи его по невежеству женщины, послушно выполнившей волю Мазарини, уничтожены вслед за их творцом, математические идеи Ферма, его так называемые «этюды», практически бессмертны, продолжают тревожить умы.

Здесь, как и в двух других романах-гипотезах «Гигантов», составляющих дилогию «Клокочущая пустота», предлагаемую вниманию читателя в настоящем издании, автор широко пользуется правом художника на вымысел, создавая новаторскую «гипотетическую» разновидность жанра научно-фантастической литературы.

В открывающем дилогию романе «Колокол Солнца» Казанцев обращается к годам юности одного из удивительнейших людей XVII века – французского писателя и вольнодумца Сирано де Бержерака, чьи труды содержат совершенно необъяснимые для того времени знания. Его имя не случайно стало символом борьбы за свободу и справедливость и послужило названием газеты французского Сопротивления в период фашистской оккупации, о чем в прологе к роману вспоминает Казанцев. О личности самого Сирано известно не так уж много. В знаменитой героической комедии о нем Э. Ростан нарисовал романтически приподнятый красочный образ поэта и дуэлянта. Советский фантаст, отдавая дань уважения французскому драматургу, полагает, что небезынтересен иной вариант характера и судьбы де Бержерака, и, взяв за основу некоторые штрихи его жизни, восполняет недостающие звенья с помощью воображения. Он неоднократно прибегает к фантастическому допущению, создавая не подлинную биографию героя, а свою вымышленную ее версию, выдвигая ту или иную гипотезу развития событий.

Таким путем идет писатель и в создании образов других персонажей произведения, имеющих исторические прототипы. Особое внимание уделяет он итальянскому философу и поэту Томмазо Кампанелле, провозвестнику утопического коммунизма, который в своем прославленном утопическом трактате «Город Солнца» рассказал об идеальной общине, организованной на коммунистических началах. Кампанелла – в переводе Колокол, и поэтому заглавие романа символично, как и сам этот герой, своей фантазией обогнавший эпоху. Он играет существенную роль в развитии сюжета и в становлении взглядов Сирано, который из лихого дуэлянта и отчаянного спорщика, стихийно протестующего против* клокочущей вокруг него пустоты светского салонного быта, становится сознательным борцом за идеалы справедливости и добра.

Зрелая деятельность Сирано де Бержерака, сменившего шпагу на острое перо и активно сражающегося своими произведениями с косностью, жестокостью, деспотизмом властей, мракобесием церковников, освещена в следующем романе-гипотезе «Иножитель». Казанцев стремится придерживаться правды развития характера, изображая главного героя человеком страстным и бескорыстным, одаренным и искренним, одержимым жаждой знаний и порывами любви, желанием служить добру и людям, переживающим яркие взлеты и горькие разочарования. «Мне – ничего, а все, что есть, – другим!» – таков его поэтический девиз. Автор берет на себя смелость ввести в ткань повествования стихи, которые мог бы сочинить герой произведения, каким его представил писатель-фантаст, и не раз подчеркивает, что образ Сирано не документален, принадлежа гипотетическому персонажу фантастического произведения. Конечно, перед читателем предстает именно казанцевский герой, в чем-то отличающийся от своего жизненного прототипа. Утверждаемые писателем благородство его натуры, отвага помыслов, широта научного кругозора, блистательный дар поэта и еще многие достоинства убеждают – Сирано мог быть и таким.

Строя то или иное предположение, Казанцев верен себе и всегда отталкивается от реального момента – факта истории, документа мемуариста, запечатленного в литературе свидетельства самого персонажа. Эти порой скудные материалы он дополняет творческой фантазией. Дерзновенные гипотезы, выдвигаемые им для разоблачения тайн прошлого, проясняют круг вопросов, которые, несомненно, заинтригуют читателя.

Есть ли объяснение легендарно уродливой внешности «носолобого» Сирано? Каковы причины его необычайной удачливости в дуэлях – только удивительное везение или загадочные знания? Не было ли более серьезных поводов для схватки и победы де Бержерака, одержанной над ста противниками одновременно, чем те, о которых упоминают современники? Имеет ли он какое-либо касательство к освобождению из заключения и переезду во Францию Кампанеллы, и почему кардинал Ришелье, явный реакционер, помог вызволить прогрессивного итальянского философа? Откуда пришло к Сирано обладание несовместимыми с его эпохой сведениями? Ведь триста пятьдесят лет тому назад он писал об устройствах, напоминающих многоступенчатые ракеты, радиоприемники, телевизоры, о явлении невесомости, о живых организмах, состоящих из содружества клеток, о микробах, открытых два столетия спустя, о существовании в крови антител. Вслед за Джордано Бруно утверждал, что на других планетах существует разумная жизнь… А что, если знаменитый француз общался с инопланетянами, сам путешествовал в межзвездном пространстве? В пользу этой версии писатель приводит доказательства, обосновывает и гипотетические решения других названных вопросов, способные поколебать умы скептиков, убеждает в своей правоте художественной логикой романа.

Подобный каскад предположений, поражающих своей смелостью, вряд ли мог возникнуть у кого-нибудь, кроме Казанцева, и наверняка вызовет бурю разноголосых мнений. Однако и раньше некоторые критики поспешно отрицали его гипотезы, а потом оказывалось, что в них есть зерно истины. Поэтому не будем спешить с выводами, забегая вперед. Оставим лучше читателя один на один с книгой, содержащей много неожиданного. Пусть судит он сам о правомерности той или иной фантазии автора, постигает превратности судьбы героя, знакомится с условной историей его жизни и любви, восхищается самоотверженной преданностью Сирано светлым идеалам человечества.

Увлекательно следить за стремительной цепью событий повествования, за яростным столкновением в нем сил добра и зла. В острых перипетиях сюжета выявляются характеры друзей главного героя, его учителей и единомышленников – Лебре, Гассенди, Ферма, Тристана Лоремитта. Гуманизмом проникнута «Миссия Ума и Сердца», которую якобы вершит на Земле последний из названных персонажей – посланец далекой планеты Солярии. Здесь уместно упомянуть, что автор отождествляет его с Демонием Сократа, о котором говорил сам Сирано де Бержерак в своем трактате, называя его «рожденным на Солнце» (это перекликается с древними южноамериканскими и иными легендами о пришельцах с Неба). Личность во многом фантастическая, Лоремитт, однако, становится по-человечески близок и понятен читателю и своей тоской по покинутой родине, и высоко развитым чувством долга, ответственностью за вершимое им дело. Ясны и имеющие совсем иную подоплеку коварные побуждения, которые движут врагами Сирано, – кардиналами Ришелье, Мазарини, отцами иезуитами Максимилианами, очерченными резко гротескно.

Прелестны каждая по-своему женщины, покорявшие сердце поэта: Эльда, воплощение гармонии, мечты, то ли действительно встреченная Сирано на далекой планете, где он побывал с Лоремиттом, то ли пригрезившаяся ему, как и сам этот полет; Лаура-пламя, несчастная красавица, жертва гнусных интриг Мазарини, сделавшего ее орудием своей мести сочинителю язвительных сатир; Франсуаза, в которой для Бержерака слился образ француженки, зовущей на баррикады, и простой женщины из народа, преданной подруги последних дней. Эти и другие лица романа выписаны во всем своеобразии индивидуальных черт, полноте порой противоречивых свойств натуры, в согласии с духом века.

Временами возникает ощущение, что автор сам побывал в изображаемой им эпохе, встречался со своими персонажами. Но здесь Казанцев не оставляет иллюзий, считая необходимым придерживаться рамок возможного.

«У каждого есть своя машина времени – это его воображение. Оно способно перенести и в прошлое, и в будущее, и за тридевять земель», – пишет он в прологе к роману «Острее шпаги». Неистощимая творческая фантазия писателя доставит его читателям еще немало острых переживаний, радостей от встреч с прекрасным, возможностей принять участие в дерзком научном поиске, удовольствия от общения с умным, знающим собеседником.

И. В. Семибратова, кандидат филологических наук