И пошел я на работу. Вернее, на разведку в Циркконцерт. Там все на меня как на ненормального смотрят. Пальцами показывают. Скандал, чувствую, разгорается.
Вижу, Мосалов идет. Антон Савельевич. Главреж. Один из трех цирковых заправил.
– Привет, – говорит, – революционер. Ну, как дела? Сухари уже сушишь?
– Почему сухари? Пирожные сушу. Большое начальство сухарей не переваривает. У него зубов нет.
– Это у кого зубов нет? Это для кого ты пирожные сушишь?
– Как для кого? Для Тихомирова, завлита нашего. Я все о нем пекусь. Сушусь то есть.
– Это ты, милый, зря! Да у него зубов полон рот. Одних зубов мудрости штук восемь.
– Ну что ж! – говорю. – Бывает и такое, что у человека вся мудрость в зубы ушла. Только меня зубы мудрости не беспокоят. Я зубов подлости опасаюсь. С этим у него как?
– Нормально. Можно не беспокоиться. Полный комплект налицо.
Сто раз я поражался и поразился опять. Ну, как это мне удается людей к себе располагать?! На самые рискованные разговоры раскалывать. Колдовство какое-то. На нерве, что ли?!
– Ну, спасибо, – говорю, – успокоили вы меня, утешили. А то я все сомневался, а вдруг на честного человека напал? Теперь вижу, и вы на моей стороне, раз его подлецом считаете.
– Я на своей стороне, – отвечает. – И на стороне дела – новой юбилейной программы. Ну, все, привет. До встречи на товарищеском суде.
Тут я насторожился.
– Ого! Неужели так далеко зашло, и судить Тихомирова будут?
– Не его, а тебя, герой-затейник.
– Если меня, то это судебная ошибка получится. Но и на том спасибо, уважаемый главный свидетель обвинения.
– Бери выше.
– Ах, простите, товарищ следователь. Я просто ваши способности недоучел, гражданин высокочтимый прокурор. Не думал я, что вы так быстро карьеру сделаете, уважаемый председатель высокого суда.
– И учти. Я, как человек, на твоей стороне. Но как чиновник, хороший чиновник хорошего государства, я – против.
Хорошая и вечная ситуация. У Соловьева в «Истории России» про времена Алексея Михайловича сказано: «Во всех странах то, что выгодно человеку – купцу, ремесленнику, чиновнику, – выгодно и государству. В России же, что выгодно человеку, государству невыгодно». И человек свою прибыль старается делать втихаря от власти. Это один ученый серб сказал. Сколько веков прошло, а все то же: как человек – «за», а как чиновник – «против»!
Но, так или иначе, спасибо Мосалову, что предупредил. Дело-то вон куда поворачивается!
Как я обычно работаю, я и сам не знаю. Только дело у меня ладится. Выхожу я на сцену и сам-то себе нравлюсь. Просто горжусь собой, как волк из «Ну, погоди!». Пиджак у меня – пиджак-шкаф с откидными карманами. Один карман спереди, два по бокам. Откидываются они, как мосты у замка, и на цепочках висят. Хочешь вазочки ставь с цветами, хочешь работай, как за письменным столом. Все на мне яркое, несусветное – красивый я!
Обычно я хорошо работаю, а сейчас настроение у меня тошное. Только что певцы выступали. Теперь гимнасты будут. Им нужно много аппаратуры. И наша задача с Топилиным тянуть время. Слава богу, что мы на пару с ним работаем. Выручай, брат Топилин!
Выходим на сцену с разных сторон. Идем по кругу и кричим:
БУЛТЫХ. Эге-гей! «Емельян Пугачев»! «Емельян Пугачев»!
ТОПИЛИН. Эге-ге-ге-гей! БУЛТЫХ. Эге-ге-ге-гей!
ТОПИЛИН. Эге-ге-ге-гей-э-э-э-ге-ге-ге-ге-гей!
БУЛТЫХ (передразнивая). Эге-ге… ге-ге… ге-ге. Раскричался тут! Эге-гей! Ходит и кричит! Ходит и кричит! Разорался тут, как «Емельян Пугачев»!
ТОПИЛИН. При чем тут Емельян Пугачев? Емельян Пугачев – это такой народный вождь.
БУЛТЫХ. Насмешил. «Емельян Пугачев» – это такой пароход.
ВМЕСТЕ. Здравствуйте, ребята! Дорогие школьники и школьницы!
ТОПИЛИН. Пионеры…
БУЛТЫХ… и пионерки.
ТОПИЛИН. Октябрята…
БУЛТЫХ… и октябрюнки, то есть октябрюшки…
ТОПИЛИН. Может быть, октя-брюки? Или октя-валенки? Эх, ты! Надо говорить – октябрята-мальчики, октябрята-девочки.
БУЛТЫХ. Понятно. Москвичата-мальчики и москвичата-девочки!
ТОПИЛИН. Да нет! Дорогие москвичи и москви… чоночки… То есть москвичин-чики…
БУЛТЫХ. Москви-чайнички! То есть москви-ложечки!
ТОПИЛИН. Москви-тарелочки! Москвиведрышки!
БУЛТЫХ. Москви-чайные сервизики! Москви-чимоданчики!
ТОПИЛИН. Короче, всем-всем привет!
И пошло-поехало! У нас с Топилиным есть одно правило – в каждый номер вставлять что-то непредвиденное. Для нервности. Вот сейчас октябрюшки выскочили. Я их подсунул. А не надо бы. Тихомиров ведь начеку. И пришьет он мне подрыв Всесоюзной октябрю… в общем, Всесоюзной организации дошкольников.
А с товарищеским судом это они хорошо придумали. Суд ведь может возбудить ходатайство об увольнении. И мое место сразу всем ясным становится. Я – подсудимый. Я руководителя оскорбил. И никакой я не борец за юмор, за лучшую деятельность организации под названием Циркконцерт.
Дело это куда серьезнее оказывается, чем я предполагал. Права бабушка Вера Петровна. Светлая голова! Подарить бы ей десять лет моей жизни.