Клуб любителей фантастики, 2009

Юрий Антолин ЭНЕРГИЯ ЖИЗНИ

В темноте раздались осторожные шаги, в стену бело-жёлтым пятном ударил луч фонаря. Свет сместился левее, выхватив из темноты стоявшие у стен зачехлённые картины. От пыльных статуй на пол ложились тени и сливались с царившей здесь темнотой ночи.

— Отличный запасник. И забирать проще, чем из выставочного зала. Ни тебе сигнализации, ни видеокамер.

— Несём к выходу, — сказал он угрюмо.

— А ты уверен, что мы сможем протащить такую партию через временной барьер? Статуи — ладно, но холст и краски очень хрупкие.

— Не вякай, Силдр. Всё, что уцелеет при переходе, будет наше. — Он споткнулся. — Проклятье! Голова раскалывается… Ни фига не вижу.

— Опять на транквилизаторах, — раздалось ворчливое.

Вдалеке послышались шаги. Луч фонаря исчез. Теперь блёклое пятнышко света приближалось вместе с глухим стуком обуви по выложенному линолеумом полу.

— Охранник! Грёбаные силовые поля, доигрались…

— Тихо ты… Господи, — он едва сдерживал тошноту.

Шаги звучали ближе и громче. Оба уже отчётливо слышали покашливание.

— Что будем делать?

Он положил в рот жевательную пластинку и сжал зубы. Стимулятор мгновенно проник в кровь, желтоватые молекулы понесло к мозгу, как щепки по реке в весенний разлив.

Он почувствовал облегчение. Темнота перед глазами расступалась, он видел очертания приближавшегося человека с фонарём.

Оружие само оказалось в его руке.

— Постой. Давай его просто вырубим.

Но он уже спустил курок.

Попрощавшись с Алексом, я взял деньги за урок и вышел за дверь. Тысяча рублей уверенно и надменно чувствовала себя в моём кошельке среди других, более мелких купюр. Вообще-то за подготовку к поступлению в МГУ можно и нужно брать больше, особенно если ученик-вундеркинд усваивает всё с четвёртого раза, но я — не жадный. Занимаемся всё равно трижды в неделю, так что к основной зарплате неплохая добавка.

Костюм сидел на мне легко, полы расстёгнутого пиджака покачивались вперёд-назад, пока я неспешно сбегал вниз по ступенькам. Портфель с учебниками привычно оттягивал руку.

Подумал, что хотел зайти в музыкальный магазин во дворе. Однако вспомнив, который час, я недовольно пожевал губами — магазин уже закрыт. Это ж не супермаркет, уже десятый час, так что пора… пора.

Алекс говорил, что выбор дисков там огромный — от современной попсы до классики, что тоже попса — но для иного круга людей, и цены не кусаются.

Надпись над закрытой дверью гласила: «Мелодия» 10.00–21.30».

Я поглядел на часы в телефоне — 21.17.

Почувствовав радость, я направился к ведущим в полуподвальное помещение ступенькам.

— Ты куда? — окликнул меня хрипловатый, пропитой голос.

Я обернулся. Ко мне подошёл выбритый наголо человек в джинсах и мастерке. Лицо бледное, будто с перепоя, да так и есть, скорее всего. Карие глаза упёрлись в меня с неприязнью.

— Тебе-то что? — сказал я.

— Магазин закрыт.

— А ты здесь причём?

— Я говорю: закрыт.

Я молча направился мимо, вниз по ступеням к приоткрытой двери и полоске жёлтого света, но сзади меня схватили сильные руки и дёрнули назад, как мешок с тряпьём. Бритоголовый был силён, как стадо быков.

Я ощутил болезненный удар в живот, затем — его кулак превратил мой рот в погремушку, полную битых зубов.

Мне удалось схватить его за бегунок молнии на груди и рвануть на себя.

Половинки мастерки разошлись, я успел заметить абсолютно белый, как мел, живот и грудь без сосков.

Следующий удар был сильнейшим из предыдущих. После него я уже не встал.

Отделался я легко, ни переломов, ни сотрясения, даже зубы, что удивительно, целы. Мой портфель и кошелёк на месте. Как и мобильник. Бритоголовый оказался на редкость честным, чужого не взял.

В больнице меня продержали полдня. В одном из кабинетов, у которых мне приходилось ждать вызова, вместо врачей сидели двое крепких ребят.

После демонстрации красных корочек угрозыска на меня посыпались вопросы.

— Кто на тебя напал?

Я описал бритоголового. Его неестественно белая кожа мне теперь казалась деталью несущественной, даже порождённой следствиями килограммовых ударов по моей голове, и рассказывать я про это не стал. Оба мента были молодые, лет чуть этак за тридцать, в дорогих костюмах. Один высокий и рыжий, с полным лицом веснушек. Взгляд второго был небрежный и раздражённый. У обоих — неровно сросшиеся переносицы. Я подумал, что наедь вчера бритый в мастерке на них, кабинетами бы в больнице он не отделался.

— Этот магазин вчера ограбили, — сообщил мне рыжий. — Забрали все музыкальные диски.

— Ага, только кассу не тронули, — кивнул второй хмуро. Он, видимо, уже мысленно прорабатывал варианты. И тут же отбрасывал как никуда не годные. — Как будто им деньги не нужны.

Он поднял он на меня задумчиво-угрюмые глаза.

— А над магазином ты ничего… странного не заметил?

— То есть?

— Бабки у подъезда дома напротив, которые позвонили в 02, якобы видели там потом светящийся НЛО.

— Коль, не говори ерунды, — бросил рыжий, смерив его неодобрительным взглядом. — Тот бомж две недели назад тоже видел, как завёрнутые в тряпки картины сами собой поднимались по лучу в зависший над музеем прямоугольник. Эти «свидетели» тебе такое наплетут.

Хмурый опер покачал головой.

— Это было конечно не НЛО, но…

— Нам пора. — Рыжий стрельнул в него предупреждающим взглядом, быстро указав глазами на меня. Я сделал вид, что ничего не заметил.

Они записали номер моего мобильного и ушли.

Вошедший пожилой врач велел мне отдыхать побольше на свежем воздухе и принимать витамины. Сам он достал из ящика маленькую початую бутылку, чёрный хлеб в пакете и банку шпрот. Задорно дунув в стакан, он небрежным жестом отпустил меня домой.

Когда я пришёл, был уже вечер. На улице накрапывал дождик, и я успел дойти до подъезда, прежде чем по асфальту забарабанил настоящий ливень.

Дома я перекусил и сел за Интернет. Краткий спор оперов воскресил кое-что в моей памяти. Я ведь раньше уже видел заметку об упомянутом ограблении. Музей современного искусства. Там выставлялись современные художники, но в запаснике, я прочитал тогда, хранились довольно ценные работы художников и скульпторов 18–19 веков. Имена у меня тут же вылетели из головы — не специалист я по живописи.

В статье говорилось, что в ночь ограбления над музеем видели прямоугольный объект. Но это не может считаться верным, поскольку он был чёрный и лишь изредка виднелся в свете луны, когда та появлялась из-за облаков. Тот вечер выдался пасмурным.

Я нашёл эту статью и перечитал. В комментариях люд уже изгалялся вовсю. Моё внимание привлёк материал «также по теме».

Ссылка привела меня к списку из семи-восьми статей на сайте, оформленном под доморощенное общество уфологов.

В первой статье сообщалось, что в Цюрихе из местного музея недавно были украдены практически все полотна. Украдены ночью, никаких следов автотранспорта, на котором злоумышленники увезли «улов». В другой говорилось о цепи ограблений в Австрии и Польше — в огромных количествах исчезали произведения искусства — пластинки с классической музыкой, диски с современной, этнической, из магазинов и музеев пропадали даже ноты. Даже исчезло несколько оригиналов рукописей Моцарта и Баха. Помимо нот, исчезали книги. «Чтиво», которым забито всё, и особенно — книги признанных гениев литературы, опять же — классические произведения: Гёте, Шекспир, Гюго, Достоевский, Толстой, Фицджеральд…

«Остаётся только догадываться о целях столь странных и вопиющих по своей несуразности ограблений, — заканчивал автор статьи. — Общая ценность похищенных произведений искусства достигла двадцати семи тысяч евро, продуктов простого, массового творчества — несколько тысяч евро. Очевидцы в один голос утверждают, что во время краж над музеями и магазинами в небе видели «летающие тарелки». Но так как преступники орудуют в тёмное время суток и полноценных свидетельств у полиции нет, и без того смехотворная причастность НЛОнавтов отметается начисто».

Я прервал чтение, потому что разболелась голова. Последствия драки с бритоголовым всё-таки сказывались.

В аптечке, как назло, болеутоляющего не нашлось. Среди упаковок с пластырем, бинтов и таблеток от кашля лежал странный пластиковый пузырёк красно-коричневого цвета. Не помню, чтобы я такое когда-либо покупал. Однако пузырёк выглядел до боли знакомым, словно я его видел каждый день.

«Мендлокатар» — возвещали крупные буквы.

«Препарат седативного и болеутоляющего действия. Не рекомендуется принимать за рулём, беременным или во время менструального цикла».

«Возможны вспышки раздражительности. Действие 1 капсулы препарата — 4 часа». Раздражительность мы как-нибудь переживём, подумал я, но тут меня буквально осенило — я уже пил эти таблетки некоторое время назад. Воспоминание об этом вдруг отчётливо проступило. Только был я при этом не один, в воспоминании присутствовал парень, кажется, его звали… Силдр.

Что за странное имя… И мы куда-то неслись с бешеной скоростью. Я видел себя в салоне автомобиля… или ещё непонятно чего, хотя что это ещё могло быть, не самолёт же, в конце концов. И случилось это вроде бы совсем недавно.

Чёрт знает, что творится, — подумал я и положил пузырёк обратно в аптечку. Принимать эти таблетки желание пропало.

Часы на стене показывали начало одиннадцатого. Дождь барабанил так, словно в стёкла бил град размером с фундук.

Едва я подумал о том, чтобы принять коньячку — принять как следует, вместо прогулок на «свежем воздухе» под проливным дождём, напоминавшем начало Потопа, — и забраться под одеяло, как зазвонил мой мобильник.

Тип, что позвонил, по крайней мере, выбрал для встречи приличный ресторан — «Гулливер». Оказалось, что это место расположено за углом моего дома, но я почему-то видел ресторан впервые, хотя вроде бы ходил мимо этого подвальчика не раз. Вот что значит суета современной жизни — не знаешь, что находится у тебя под боком. Тем не менее интерьер мне понравился — тонувшие в полумраке столы со свечой на каждом, редкие светильники на стенах, разрисованных иллюстрациями из книги Свифта. Звучавший из скрытых динамиков блюз не мешал многочисленным посетителям разговаривать в полный голос.

Человек, что меня вызвал, сидел за столиком у стены. Заметив меня, он поднял руку. Чёрная бархатная рубашка навыпуск свободно спадала на брюки. Вымокший плащ висел на спинке стула.

— Присаживайтесь, — сказал он, указывая на массивный стул, и пододвинул ко мне меню. Я подумал, что с удовольствием наверстаю то, что не удалось осуществить дома, и заказал говядину на углях с жареной картошкой и сто граммов коньяка. Коньяк выбрал дорогой — пусть этот хрен, что вытащил меня на ночь глядя под дождь, заплатит — во всех смыслах.

Он заказал то же самое. Коньяк нам принесли сразу.

— Так что о моей вчерашней драке и бритоголовом вы хотели мне рассказать? — спросил я, поднося широкий бокал к губам и чувствуя, как жгучий напиток приятно согревает мои внутренности. — Да и кто вы такой?

— Зовите меня Пётр.

— Стало быть, имя не настоящее? — прищурился я.

— Это имеет значение?

Я пожал плечами. Мне, в общем-то, всё равно. Я пригубил коньяк.

Он сделал то же самое.

— Все эти сообщения в Интернете, — начал Пётр, — о похищениях произведений искусства в Москве и по всему миру. Вы их, конечно, читали?

Я кивнул, не переставая изучать его взглядом. Тому, кто назвался Петром, на вид лет сорок, чёрные волосы зачёсаны назад, глаза — странного сине-зелёного цвета. Наверное, линзы. Мне это тоже было до фени. Каждый имеет право иметь глаза того цвета, какого хочет. Однако что-то в его лице было неестественным. Я не мог сказать с уверенностью, что именно вызвало эту мысль, но впечатление, что я присутствую на маскараде, с каждой минутой усиливалось.

— Так вот, — продолжал он, — все эти сообщения — правда. И ты — ничего, если мы без формальностей? — сам это видел вчера у «Мелодии». Один из них даже на тебя напал.

Честно говоря, я ожидал чего-то подобного: НЛО и всё такое. Однако идея посидеть в ресторане была недурна, на улице дождливая ночь, а здесь тепло, уютно, так что я был согласен послушать и байки о «неизведанном».

— Один из кого? — Нам принесли еду, и я вонзил нож с вилкой в дышащий соком кусок поджаренного на углях мяса. Несколько красочно нарисованных лилипутов с завистью смотрели на меня со стены.

— Один из них. Из тех, кто прилетает сюда за вашим искусством.

Я пригубил коньяк.

— И с какой же они планеты?

Пётр некоторое время изучал меня взглядом. Играющий в зале блюз отлично гармонировал с выражением его лица — задумчивым, немного грустным.

— С Земли. Из не столь отдалённого будущего.

Я улыбнулся.

— Оригинально. По крайней мере, не с Венеры или Марса.

— На Марсе нет жизни…

— Послушайте, — сказал я. Шутка начинала затягиваться. — Почему вы пришли с этой белибердой ко мне? Вы не по адресу, уважаемый… Пётр. Найдите какого-нибудь простачка из ПТУ, влезшего в драку со скином, и уговорите сделать пожертвования в фонд помощи потерпевшим крушение в соседнем овраге инопланетянам или кому там… пришельцам из будущего. А с меня хватит.

Я встал, чтобы уходить. Мой собеседник невесело рассмеялся.

— Прежде чем ты уйдёшь, не согласишься ли взглянуть кое на что? Я не стану тебя задерживать и даже предлагать ещё коньяка по тысяче за сто граммов.

Я сел.

— Показывайте, и я ухожу. Уже два часа ночи. Но предупреждаю — больше ни слова об НЛО и пришельцах из будущего.

— Договорились.

— Так что там у вас?

Вместо ответа Пётр положил передо мной журнал. Цветной. Толстый. Глянцевый. За… 2041 год…

Следом лёг прибор, внешне похожий на iPod. Цифровую технику я знаю неплохо — до того, как стать частным преподавателем, год продавал штуковины вроде этой и многие другие. Но эту вещь видел впервые.

— Что это?

— Электронный кошелёк. В 2039 году человечество перешло исключительно на электронные деньги. Никакой наличности. Всё лежит на банковском счёте, а с помощью этой вещи ты проверяешь баланс.

Это выглядело и звучало правдоподобно. Передо мной лежал потомок кредитных карточек.

— И наверняка журналов в то время уже не осталось, — подумал я вслух. — Люди перешли на электронные издания?

— На бумаге по-прежнему издавались только глянцевые. И стоили они дорого. Всё остальное — электронное. Даже книги. Бумажные — остались в музеях.

— А эта штука, — я указал на «кошелёк», — тоже из 2039?

— Нет, они появились в конце 20-х годов 21 века, но были не настолько компактны. Этот образец — из 2096.

Я снова глянул на журнал, коснулся пальцами, перелистал. Цветные страницы представляли собой невероятно тонкие экраны, на которых двигались одетые по последней моде красотки, при нажатии кнопки в углу страницы возникало трёхмерное изображение. Нажатие ещё одной кнопки вызвало на лице трёхмерной девушки с формами понимающую улыбку, и она начала изящно избавляться от одежды. Видимо, это был журнал для мужчин и женщин одновременно. Каждый нажимал кнопки, исходя из потребностей.

Благодаря тому, что наш столик стоял у стены, всё это скрывалось от взоров публики в зале моей спиной.

— Вы меня убедили, — сказал я потрясённо и закрыл журнал. — Так зачем люди из будущего крадут наши картины и музыку?

Пётр покачал головой.

— Я уже говорил, их интересуют ещё и статуи, книги и всё, что когда-либо было создано творческими гениями человечества. И просто любителями.

— Но зачем?

Официант принёс кофе. Я отхлебнул, но вкус был отвратительный — словно в этом кофе тушили сигареты. Пётр начал болтать в своей чашке ложкой, то ли размешивая сахар, то ли просто так.

— Видишь ли, — произнёс он, — во второй половине нашего 21 века, который здесь только начался, там, — Пётр указал куда-то вперёд и вверх, — технические и электронные возможности человечества стали настолько высоки, что исключили искусство как таковое. Интеллигентные старики-любители рок-н-ролла и классической музыки, литературы умерли. Молодёжь развлекалась, проводя свободное время в виртуальной реальности, которая к тому времени уже была для многих реальней реальности, так сказать, живой. Музыку стали «делать» на компьютерах по особым алгоритмам, она была преимущественно одинаковой как по ритму, так и палитре — танцевальная, весёлая для дискотек, или тяжёлая. Люди уже даже перестали иметь к этому отношение, они только программировали необходимый результат, всё остальное делал компьютер. Соответственно ушли в небытие скульптура, живопись. Про литературу я даже не говорю — её вытеснили виртуальные игры-книги — развлекательные, увлекательные, с фэнтезийным, космическим или эротическим сюжетами. Театры перестали существовать ещё в 40-х годах. Осталось только кино, добавилась трёхмерность, зритель чувствует запахи, вкус, словом, становится полноправным участником событий на экране. Но актёров там уже не было — всё создаётся компьютерной графикой, вплоть до людей. Да и то, большинство всё равно предпочитает виртуальные игры.

Блюз сменился «живым» джазом. Парочки вставали из-за столов и пускались в зажигательный танец в центре зала, ближе к стойке. На лицах улыбки, юбки женщин и девушек взлетали над коленями, точно их хозяйки кружились на карусели.

— Ну хорошо, — сказал я, не обращая внимания на дудящий саксофон и перестук тамтамов. — Я всё равно не понимаю, зачем нашим потомкам понадобились вещи из прошлого.

Пётр отодвинул от себя чашку.

— Создавая любое произведение искусства, человек современный и человек прошлого вкладывали туда психическую энергию. Вы её называете «душевной», говорите «вкладывать душу» и всё в таком духе. Эта мощнейшая энергия постоянно циркулировала в обществе и поддерживала людей. На глобальном уровне давала им жизненный тонус, скажем образно. — Он вытер салфеткой рот. — Это как воздух: его не видно, но он повсюду. И ты им дышишь.

Он посмотрел на моё лицо, где всё ещё было непонимание, и продолжил.

— В будущем этой энергии уже нет. Люди теряют искорку жизни, начинают тосковать неизвестно по чему, терзаются не понятно чем, всё ведь вроде бы в порядке, и даже лучше — безбедное общество, живи не хочу. Однако когда в герметично закрытом пространстве иссякает воздух, люди начинают задыхаться. Примерно, это происходит сейчас в будущем. Поэтому потомки и возвращаются сюда и тащат к себе всё, что могут найти.

— А почему они просто не эмигрируют в наше время?

— Единицы, возможно, так и делают. Но если массово, то это опасно. Может возникнуть проблема с темпоральными линиями, а будущее от этого только проиграет. И они все это знают.

Некоторое время я обдумывал услышанное. Но вдруг я кое-что припомнил: за всё время разговора мой собеседник отзывался о человечестве отстранённо, в его речи проскальзывало «люди», «вы», но ни разу — «мы».

— А вы-то кто? — спросил я, чувствуя неладное.

— О, мы с тобой с разных планет. Даже из разных звёздных систем.

Я подобрался, по телу прошла волна напряжения. Ко мне вновь вернулась головная боль, причём сильнее, чем прежде. В висках стучали молотки.

— И какова ваша роль?

Пётр сделал рукой неопределённый жест. Но, оказалось, это он так подозвал официанта и попросил у него счёт.

— Мы предложили людям — вам — адекватную замену утраченной ими «энергии жизни», назовём её так. Предложили совершенно безвозмездно.

— Но мы отказались, — предположил я.

— Точно. — Пётр развёл руками. — Но дело в том, что свою проблему они так не решат. Они пока затыкают дырки в текущей плотине, но течь не перестаёт, становится сильнее, напор увеличивается… В итоге, их — вас — всё равно смоет озверевшая от заточения вода.

А люди нас не любят. Мы постоянно присутствуем на Земле, у нас есть даже нечто вроде ваших посольств. Но нас не жалуют.

Я подумал, что тоже не испытываю к этому существу приязни. В глубине души я даже чувствовал ненависть. Какой-то пришелец хочет предложить нам суррогат душ наших гениев, которые те вкладывали в свои творения. Ну и наглецы же эти пришельцы. Чуть ли не богами себя мнят. У меня мелькнула забавная мысль, что, окажись я сейчас в будущем, которое этот тип мне описывал, меня бы в этом смысле вполне приняли за своего.

Он расплатился, и мы оказались на улице. Дождь перестал, приятно пахло сыростью. Мы шли по освещённой фонарями улице, подставляя разгорячённые лица ветерку.

Потом мой спутник исчез, и я продолжил путь в одиночестве.

Навстречу мне двигались улицы и переулки, освещённые скудным сияньем фонарей. Они казались тёмными коридорами, ответвлениями труб, я сворачивал из одного в другой, пытаясь найти выход из этой бесконечной канализации.

Надо же — потомки обкрадывают собственное прошлое. По словам «Петра», все мировые шедевры живописи заменены подделками, потому что оригиналов больше в нашем времени нет, — все работы Леонардо, Рафаэля, Микеланджело, Шагала, «Чёрный квадрат» Малевича, сокровища Ватикана, иконы Рублёва и прочих мастеров, да что толку перечислять — всё это уже в далёком будущем. Подпитывает нашу угасающую цивилизацию.

В небе над головой, точно тусклая лампочка, вспыхнуло сине-зелёными огнями что-то вытянутое, огромное. Но затем сияние погасло, и мне был видны только контуры. «Габариты».

Громада НЛО — это был он, я не сомневался — призраком скользила над крышами погруженных в темноту домов.

Я пошёл следом за ним, задрав голову, как идиот.

НЛО увеличил скорость. Я побежал.

В памяти лихорадочными обрывками всплыл разговор с инопланетным доброжелателем в ресторане.

— Если я правильно понял, исчезновение психической энергии вызывает сильный стресс. Виртуальные игры от него помогают?

— Нет, конечно. Эти когти проникают слишком глубоко. Люди глотают транквилизаторы и галлюциногены. На несколько часов погружаются в вымышленные пространства с полной иллюзией покоя. Не все, разумеется, кто-то сильнее, кто-то слабее. Кто-то мыслями в прошлом, откуда другие тщетно пытаются достать панацею, и, приняв препарат, попадают туда.

Голова у меня болела так сильно, что всё впереди виделось в лёгком тумане.

Возможно, мне не стоило пить коньяк. Хотя прежде такой странной реакции на алкоголь у меня не было. Во рту я чувствовал вкус того проклятого кофе, похожего на сигаретный пепел.

Лик Петра снова возник передо мной, но теперь это было не человеческое лицо… — белёсое, уродливое, лик существа из глубин космоса.

— Зачем ты всё это мне рассказал?

— Я не рассказывал. Ты знал всё сам. Знаешь ты и что эти кражи вас не спасут. Ведь там, в будущем, «энергию жизни» вы поглощаете, ничем не подпитывая. Вашей цивилизации — конец. Планету заселим мы…

Встречный ветер от бега охлаждал мне лицо, в груди стучал кузнечный молот.

«Чёрта с два, — думал я. — Не заселите…»

Тускло светящийся объект в небе двигался в нескольких метрах впереди и поднялся выше. Его огни погасли, но я каким-то шестым чувством знал, что он там. Летит вперёд. Невидимый, устрашающий.

Я ускорил бег. Меня тянуло к этой летящей громаде, и это чувство росло с каждым ударом сердца. Как будто меня и её связывало нечто важное, о чём я пока не знал.

Лишённый фонарей переулок упёрся в невысокое здание. Я узнал Музей современного искусства. Остановился. Под рёбрами гулко ухал гидравлический пресс.

Боже, как болит голова… Я сжал виски.

Окна стоявших вокруг высоток были тёмные, казалось, там — ни одной живой души.

Я непроизвольно стал клацать зубами. Вместе с холодом пришёл беспричинный страх. Мне вспомнилось странное болеутоляющее, которое вроде бы принял, и поклялся выбросить его к чёртовой матери, когда доберусь до дома.

НЛО завис в небе у крыши здания. Он словно ждал меня. Я видел лишь тёмный, закрывавший свет вышедшей из-за облаков луны зловещий силуэт.

Следуя интуиции, я вошёл в приоткрытую дверь служебного входа и стал спускаться по лестнице куда-то вниз. В запасник, — прокралась в голову мысль.

Торнадо у меня в черепе достиг апогея. Я издал едва слышный стон и тут же на что-то налетел в темноте.

— Проклятье! Голова раскалывается… Ни фига не вижу.

— Опять на транквилизаторах, — проворчал рядом Силдр.

Вдалеке раздались шаги.

— Охранник! Грёбаные силовые поля, доигрались…

— Тихо ты… Господи… — я едва сдерживал тошноту. Внутренне я зарёкся больше не принимать никакой химии. Если я снова как-нибудь приду в себя во время налёта в прошлое, мне конец. Всё завалю, и других подставлю. «Пётр» был прав в одном: эти когти действительно проникают глубоко… пускают корни в самое сердце. Да и не было никакого Петра. Есть только моё изначальное знание о мире будущего, моём родном времени, и захвативший меня полусон, который наркотик из этого сплёл.

Шаги звучали ближе и громче. Я отчётливо слышал старческое покашливание. В темноте мелькал луч фонаря.

— Что будем делать? — услышал я рядом шёпот, словно мне в мозг вонзалось битое стекло.

Я достал из кармана жевательную пластинку как раз на такой случай и положил в рот. Стимулятор мгновенно проник в кровь, желтоватые молекулы понесло к мозгу, как щепки по реке в весенний разлив.

Облегчение было, как ушат холодной воды. Темнота перед глазами расступалась, я видел очертания приближавшегося человека с фонарём.

Оружие само оказалось в моей руке. Однако я пришёл в норму не до конца, сознание по-прежнему окутывал туман.

— Постой. Давай его просто вырубим, — шепнул мне в ухо напарник.

Он приближался. Не он — оно. Тварь, что называлась Петром, — белёсое, уродливое, лишённое носа лицо с огромными глазами, похожими на две чёрные бездны.

Выстрел отшвырнул её к стене. Лицо космической твари трансформировалось, стало… человеческим. Бледным, как мел, полностью лишённым жизни.

Проклятье! Я сунул излучатель обратно в кобуру.

Мы погрузили картины, статуи в контейнеры и взяли курс на 2095 год.

Находясь на борту темпорального корабля, мы чувствовали излучаемую ими энергию. Мы купались в ней, как в тёплых лучах солнца на берегу реки, как в прохладном ветерке в жаркий день.

Энергия жизни… Энергия жизни…

Надолго ли нам её хватит?

Валерий Гвоздей ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР

Адъютанты вышли, оставив командующих наедине.

Командующий Севера был розовый и круглый. А командующий Юга — смуглый и подтянутый. Сидели на противоположных концах длинного стола, и перед каждым прибор — коньяк, закуска. Но собрались командующие не ради выпивки. На коленях держали пульты. Смотрели на большой экран, занимающий стену, показывающий долину реки.

По обе стороны водной преграды замерли колонны бронетехники.

— Ну что, коллега, начнём? — спросил командующий Севера.

— Да вы уже начали… — усмехнулся командующий Юга. — Ваш десант высадился у меня в тылу.

— Ничего не скроешь. Ну, желаю успеха.

— И вам.

Вряд ли эти слова были искренними.

Они подняли рюмки, выпили. Стали закусывать, поглядывая на экран.

Много лет знакомы. Не раз встречались в бункере. Даже прониклись симпатией. Знали, как зовут жён, детей, внуков, передавали им приветы, небольшие сувениры.

На экране — взрывы, огненные трассы пронзали воздух. Сражались две армии. Камеры варьировали ракурсы, давали то вид сверху, то крупный план характерных эпизодов…

Роботы, колёсные, плавающие и летающие, намного дешевле солдат-людей. Развивалась компьютерная техника, совершенствовались программы. Наступило время, когда сражения превратились в схватку роботизированных систем на специальных территориях-полигонах, отведённых для боевых действий. Командующие сидели в бункерах. Нажимали кнопки. Это напоминало компьютерную игру.

Прочие граждане воюющих сторон занимались карьерой, бизнесом, личной жизнью. Им и дела не было до войн. Грохочет там что-то, на полигоне. И пусть себе грохочет. Лишь бы ночью не грохотало, не мешало спать. Войной интересовались только профессиональные военные. Да политики, для которых война, как известно, продолжение их прямых должностных обязанностей.

Командующие воюющих армий, дабы ничто не мешало съехидничать противнику в глаза, начали собираться в одном бункере. Сидят, потягивают напитки. Друг над другом подтрунивают, беззлобно так, по-доброму. А роботы — знай рубятся в металлолом. Самые гуманные боевые действия.

Но в этот раз что-то пошло не так. Закончилось сражение. А итог — неотчётливый. Каждый из командующих уверен, что победил он.

— Ну, что, опростоволосились? — добродушно улыбнулся командующий Севера. — Продули вчистую!

— Продуть-то продули, но — вы, а не мы, — добродушно улыбнулся в ответ командующий Юга.

— Чья армия лежит вповалку?

— Обе армии лежат вповалку. Но последнее слово осталось за мной.

— Нет, моё слово — последнее!

— Да не ваше, моё!

Дальше — больше.

Командующие из-за стола выскочили, в центре бункера лицом к лицу встали. Заговорили на повышенных тонах. Перешли к взаимным оскорблениям. Затем — к рукоприкладству. Благо, оружия не было. А то бы стрельбу открыли на поражение.

Из бункера оба вышли надутые, в ссадинах. Приветы жёнам, детям, внукам передавать не стали. Разъехались молча.

Следующее их сидение в бункере закончилось перестрелкой — так как оба захватили пистолеты.

Услышав выстрелы, в бункер ворвались адъютанты, с оружием. И тоже начали стрелять, защищая своего патрона до последнего, соответственно, патрона. Охрана подключилась.

Но стреляли все плохо: сказывалось отсутствие реальной практики — стрельбы-то много лет проводились виртуальные.

Связисты передали информацию о происходящем куда следует. Молодые и рьяные представители командования рискнули взять на себя ответственность — приказали немногочисленным людским силам атаковать противника.

Закрутилась подзабытая уже свистопляска.

Многим понравилось. И скоро боевые действия шли по старинке, от души.

Трудно переделать драчливую природу человека.

А то сидишь и смотришь — как машины дерутся. Скучно, ей-богу. Никакого удовольствия.

Зато сейчас — любо-дорого!..