ПАРУСА СТАВИТЬ! С ЯКОРЯ СНИМАТЬСЯ! Десятая клеенчатая тетрадь

Над Москвой бушевала гроза. Раскаты грома доносились в кают-компанию Клуба знаменитых капитанов. Косой дождь, подхваченный колючим ветром, хлестал по оконным стеклам.

Как известно читателям вахтенных журналов клуба, уютное помещение школьной библиотеки неподалеку от московского порта пяти морей совершенно преображалось после ухода Марии Петровны и Катюши.

Ровно в девятнадцать ноль-ноль, когда напольные часы, напоминавшие башню старинного замка, пробили семь раз, как будто бы шальной ветер ворвался на книжные полки…

Распахнулись красочные переплеты сочинений Жюля Верна, Александра Грина, Даниэля Дефо, Константина Станюковича, Джонатана Свифта, Эриха Распэ и Альфонса Доде.

Словно морской прибой, быстро прошелестели сотни, а может быть, тысячи страниц…

Промелькнули захватывающие воображение картинки парусных фрегатов и бригов в океане… «Наутилуса» под водой… Мюнхаузена в чреве кита… Артура Грэя у штурвального колеса галиота «Секрет»… подводного кладбища кораблей у мыса Бурь… корвета «Коршун» с Василием Федоровичем на капитанском мостике… парохода «Тютю-панпан» под командованием любимца Тараскона… парящего в небе острова Лапуты и Лемюэля Гулливера по колено в море, тянущего за собой эскадру империи Блефуску…

За окнами библиотеки неистово грохотал гром. Сверкала молния. А ливень казался гигантским водопадом, обрушившимся из черного поднебесья на город.

Со страниц книги Станюковича «Вокруг света на «Коршуне» донесся знакомый голос его капитана. Оценив обстановку, он тут же распорядился:

– Отдать штормтрап!

– Есть отдать штормтрап! – отозвался вахтенный начальник.

С книжной полки, расположенной под самым потолком, был выброшен веревочный штормтрап. Первым быстро спустился пятнадцатилетний капитан. За ним последовали Робинзон Крузо, затем Лемюэль Гулливер и Немо. Артур Грэй несколько задержался…

– Капитан Грэй! – крикнул сверху Василий Федорович. – Вы что там замешкались?

– Да вот… хочу по дороге захватить книгу Чарлза Дарвина «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль», – ответил капитан галиота «Секрет», вытаскивая с полки толстый том. – Я давно до нее добираюсь.

И как только он прыгнул с последней ступеньки штормтрапа, сразу же в кают-компанию спустился капитан корвета.

Мюнхаузен уже сидел за круглым столом. Он в глубокой задумчивости созерцал глобус. Ничто вокруг не тревожило и не интересовало Карла Фридриха Иеронима. Ослепительные вспышки молнии вырывали его из полумрака кают-компании на какую-то долю секунды и снова оставляли наедине с глобусом при свете толстой свечи в медном старинном шандале.

– Обыкновенно вы опаздываете, дружище, а сегодня появились раньше всех! – удивился Робинзон Крузо. Но барон не только не ответил, но даже не обратил внимания на великого отшельника, прожившего на необитаемом острове около тридцати лет.

Знаменитые капитаны молча рассаживались в креслах, в недоумении поглядывая на Мюнхаузена. Он очень редко бывал в таком меланхолическом настроении, и поэтому вызвал немалое любопытство своих друзей.

Легким движением руки Карл повертел географическую модель земного шара с его морями, океанами и материками и наконец глухо изрек:

– Где же они могут быть?..

Этот загадочный вопрос, обращенный не то к самому себе, не то ко всем присутствующим, поверг друзей Мюнхаузена в крайнее изумление. «О ком он говорил?.. Кого имел в виду?..» Капитаны переглянулись… Лемюэль Гулливер прервал затянувшееся молчание:

– Достопочтенный Карл Фридрих Иероним! Во-первых, позвольте вам сказать – добрый вечер!.. Н-да… А во-вторых, разрешите поинтересоваться – как ваше здоровье?.. Я, как вам должно быть известно, в прошлом корабельный врач… и мог бы вам помочь… В-третьих, чем вызвано такое молчание?.. Почему вы не сводите своих глаз с глобуса?.. В-четвертых, я позволю себе выразить интересы всех присутствующих в кают-компании… Во всяком случае, я надеюсь на это. Итак, в-четвертых: мы ждем от вас ответа на эти вопросы.

– Друзья мои, – прочувственно начал Мюнхаузен, – во-первых, добрый вечер. Во-вторых, мое здоровье в отличном состоянии. Мне не нужен врач, даже такой, как Лемюэль Гулливер, тем более что вы хирург. А я не нуждаюсь в операции. В-третьих, почему я гляжу на глобус? О чем я думаю? Что меня волнует? Я вам скажу немного позднее. Начинайте встречу. От председательского молотка я отказываюсь. Не вообще, конечно… Но только на сегодня!

Закончив свою тираду, он, нахмурив брови над орлиным носом, снова уставился на глобус. Дик Сэнд попытался определить, куда же он смотрит? На какую географическую точку?.. Как будто бы он глядел на северные широты Атлантического океана, в западном полушарии? Но почему?.. Что там его так заинтересовало?.. Пятнадцатилетний капитан не мог себе представить.

Артур Грэй понял, что сейчас, видимо, бесполезно тревожить Мюнхаузена, и решил оставить его в покое, надеясь, что словоохотливый барон недолго сумеет хранить молчание и сам все расскажет своим друзьям.

Поэтому капитан галиота «Секрет» прервал попытки Василия Федоровича и Робинзона Крузо выудить чистосердечное признание у поборника истины и настойчиво предложил начать встречу выборами председателя.

Никакой предвыборной борьбы не было. Знаменитые капитаны-единомышленники не тратили много времени на эту процедуру. Артур Грэй был единодушно назван своими друзьями. Впрочем, если быть абсолютно точными, то не хватало только одного голоса.

Необычайное поведение Мюнхаузена настолько отвлекло внимание капитанов, что они даже не заметили отсутствия Тартарена из Тараскона. Дик Сэнд, записав имена всех присутствующих в вахтенный журнал, еще раз оглядел своих друзей по клубу… Одно кресло пустовало, как раз то самое, где постоянно восседал бесстрашный охотник за фуражками.

Артур Грэй стукнул три раза по круглому столу председательским молотком из черного дерева.

– Капитаны! В такую грозу…

– Позвольте вас прервать, – перебил Дик Сэнд. – Вы начинаете встречу без любимца Тараскона?.. Может быть, нам все-таки подождать Тартарена?!

– Вряд ли он высунет нос из переплета в такую погоду, – заметил Робинзон Крузо, не скрывая усмешки. И как бы в подтверждение его слов, совсем близко, с каким-то ужасающим треском разразились удары грома. Молния осветила кают-компанию… Сплошные потоки воды стекали по оконным стеклам.

– Клянусь всеми необитаемыми островами в Мировом океане, – продолжал Робинзон Крузо, – что наш друг и не подумает в такую грозу сойти со страниц романа Альфонса Доде. И вероятнее всего – Тартарен в эти минуты возлежит на турецком диване с дымящейся трубкой, наслаждаясь покоем и тишиной в своем белом домике на берегу прекрасной Роны. Ждать его бесполезно!

– Да, не имеет смысла, – подтвердил капитан Немо.

– Любезнейший Робинзон Крузо прав, – кивнул Лемюэль Гулливер. – Не будем терять драгоценных часов, минут и секунд. Начнем, пожалуй!

Артур Грэй стоя обратился к своим коллегам:

– Капитаны! Не скрою от вас… В такую грозу, как сейчас, конечно, приятно посидеть в кают-компании и побеседовать за чашкой индийского чая. Но уж таковы традиции нашего клуба на протяжении нескольких десятков лет – выходить в море несмотря на погоду. Я прошу вас поделиться сокровенными мыслями, мечтами, надеждами и планами путешествий… И надеюсь, такими, что могли бы прославить Клуб знаменитых капитанов!.. Прошу высказываться. Василий Федорович, ваше слово.

Грэй сел в кресло, а капитан корвета «Коршун» не замедлил с ответом:

– Я предлагаю пойти в дальнее плавание по историческому маршруту первого русского кругосветного путешествия капитан-лейтенанта Ивана Крузенштерна и Юрия Лисянского в 1803 году на судах «Надежда» и «Нева». Мне хотелось бы напомнить, друзья, как оценил Карамзин первое плавание русских вокруг света… Проницательные глаза историка государства Российского глядели далеко вперед… Он писал: «Мы стоим на земле, и на земле русской, смотрим на свет не в очки систематиков, а своими природными глазами; нам нужно и развитие флота и промышленности, предприимчивость и дерзание». Любопытно, что в этом плавании на борту «Надежды» был молодой Фаддей Беллинсгаузен!..

Заскрипело гусиное перо. Дик Сэнд записал предложение капитана корвета в вахтенный журнал.

– Мне кажется более заманчивым проследовать по маршруту первой русской антарктической экспедиции в 1819 году – по курсу капитана Фаддея Беллинсгаузена и лейтенанта Михаила Лазарева на шлюпах «Мирный» и «Восток»!.. – увлеченно произнес пятнадцатилетний капитан. – В Южный Ледовитый океан! И взять на борт членов школьного географического кружка «Алый вымпел». Юнгами!

– Всех? – удивился Артур Грэй.

– Нет. Их там человек двадцать… Это много… – пояснил Дик Сэнд. – Я думал о тех, у кого особая любовь к географии.

– Ну, что ж… интересное предложение, – заметил капитан галиота «Секрет». – Будем сразу обсуждать или же выслушаем всех? Что скажете, друзья?..

– Достоуважаемый капитан Грэй, мне думается, что лучше сперва ознакомиться со всеми проектами, а уж потом, основательно взвесив все за и против, принять наиболее разумное решение, – рассудительно заявил Лемюэль Гулливер.

Артур Грэй одобрительно кивнул и с почтением обратился к капитану Немо:

– Ваше слово.

– Я предлагаю пойти на моем «Наутилусе» в Карибское море…

– Ясно! – улыбнулся Василий Федорович. – На дне Карибского моря покоятся драгоценности, затонувшие на пути в Испанию. Говорят, что их оценили в полтораста миллионов долларов!

– Да хотя бы триста миллионов, – суховато сказал Немо. – Меня волнует другое. Бесценные полотна Рембрандта! Нужно снарядить экспедицию по их спасению. Картины великого голландца необходимо вернуть человечеству. Всего двадцать один год тому назад, в 1956 году, вместе с кораблем «Андреа Дория» на глубину восемьдесят метров ушло несколько картин Рембрандта. Я питаю надежду, что соленая вода не успела их повредить. Если, конечно, полотна были тщательно упакованы.

– Об этом стоит серьезно подумать, – заявил Артур Грэй. – Теперь слушаем вас, уважаемый Лемюэль Гулливер.

– Как это вам не покажется странным, достопочтенные коллеги, я предпочел бы отправиться в воздушное путешествие вокруг земного шара.

– Но мы же члены старого морского клуба!.. – перебил с юношеской пылкостью пятнадцатилетний капитан.

– На летучем острове Лапута, – продолжил Гулливер, не обратив внимания на замечание Дика Сэнда.

– С какой целью? – изумился капитан галиота «Секрет».

– С очень важной! Воздушная разведка с научной целью изучения сокрушительных ураганов над морями и океанами с чарующими именами: Джильда, Маргарита, Виктория, Олимпия, Ирина, Жанна, Джульетта… Такова была традиция – называть ураганы женскими именами, теперь она нарушается.

– Опасная экспедиция, – процедил сквозь зубы Робинзон Крузо.

– Да, риск огромный, – подтвердил Лемюэль. – Но есть возможность спастись и вместе с тем произвести необходимые наблюдения.

– Каким же образом? – поинтересовался Василий Федорович.

– Пожалуй, единственным. Надо смело идти навстречу и взять курс прямо в «глаз» урагана. Дело в том, что в центре бесноватого урагана воздушный колодец… Попадете в него – вам уже почти ничто не угрожает. Вместе с ураганом вы будете мчаться с бешеной скоростью и, находясь в сравнительной безопасности, сумеете вести наблюдения и регистрировать показания приборов. Ценность таких изысканий огромна.

– Несомненно, – заметил Робинзон Крузо. – Но только в том случае, если отважным охотникам за ураганами удается остаться в живых.

– Дик, вы занесли в вахтенный журнал предложение капитана Гулливера? – спросил Артур Грэй.

– Сейчас занесу, – ответил юноша, обмакнув гусиное перо в походную чернильницу. – По правде говоря, я заслушался, размечтался… Мое воображение захватила охота за ураганами…

– Вполне понимаю вас, – улыбнулся Грэй. – За вами слово, дорогой Робинзон Крузо.

– Мне бы хотелось отправиться в длительное плавание по морям и океанам с целью нанести на карту все необитаемые острова на земном шаре.

– У меня более скромная идея… Двинуться на озеро Ильмень, – задумчиво сказал Грэй.

– На озеро? – изумился Дик Сэнд, несколько разочарованный предложением капитана галиота «Секрет».

– А, собственно говоря, зачем на озеро? Рыбу, что ли, ловить? – с усмешкой спросил Василий Федорович.

– Хотелось бы обследовать дно озера Ильмень…

– С какой целью? – задал вопрос капитан Немо.

– Я мечтаю найти затонувший корабль Господина Великого Новгорода. Такая находка обогатила бы любой музей. Итак, нам осталось выслушать только нашего уважаемого Карла Фридриха Иеронима… Надеюсь… вы окажете нам честь? И, наконец, нарушите свое долгое молчание.

– Да, да!.. Я терпеливо слушал всех, капитаны. И скажу вам со всей откровенностью, положа руку на сердце, – я утаил бы правду, если бы сказал, что мне не по душе охота за ураганами на летающем острове Лапута или же подводная экспедиция на «Наутилусе» за бесценными полотнами Рембрандта. Но есть и другие не менее ценные сокровища, которые плавают в океане…

– Что вы имеете в виду? – полюбопытствовал капитан галиота «Секрет».

– Три пузатые бутылки зеленого стекла от ямайского рома!.. В них, как вам известно, запечатаны новейшие мемуары Карла Фридриха Иеронима Мюнхаузена. Записки с того света!.. Брошенные мною в океан с борта корабля-призрака «Синяя птица»!.. Вот приблизительно в этих туманных местах, – сказал он, указывая на глобусе северные широты Атлантики, вблизи острова Ньюфаундленд.

Дик Сэнд бросил гусиное перо на стол.

– Я был бы готов немедленно отплыть на поиски ваших мемуаров, – азартно воскликнул юноша. – Но попробуйте найти три почтовые бутылки в океане!..

– Это безнадежно, – покачал головой Немо. – Три бутылки?.. Если кто-нибудь, и притом совершенно случайно, выловит только одну из трех – это была бы исключительная удача. Позвольте вам напомнить один эпизод из истории бутылочной почты… В 1933 году с борта легендарного «Челюскина» был сброшен деревянный буй, внутри которого в стеклянной ампуле находилась почтовая открытка. И только через тридцать лет, в 1971 году, послание челюскинцев было обнаружено на берегу острова Врангеля в Чукотском море!.. Это еще хорошо!.. А сколько почтовых бутылок, запечатанных смолой, сургучом, пропало!.. Так что, дорогой Мюнхаузен, ночная экспедиция в Атлантический океан за вашими бутылками обречена на неудачу. Я сам сгораю от любопытства… и бросил бы все, чтобы прочесть мемуары, написанные на борту корабля-призрака «Синяя птица»…

– Ну, а если все-таки кому-то посчастливится найти хотя бы одну бутылку из трех – куда же он… – не успел договорить Робинзон Крузо, так как его перебил барон:

– Я это предусмотрел. И написал: «Прошу доставить мои мемуары в кают-компанию Клуба знаменитых капитанов». Дал, конечно, соответствующие координаты и просил спрятать в секретный сейф клуба.

– В глобус?! – переспросил Дик Сэнд.

– Вот именно! – сказал Мюнхаузен и сразу же перешел на шепот: – Опустите шторы. Закройте дверь на ключ, чтобы ни одна душа, ни один посторонний глаз не подглядывал бы!.. Дик, я очень волнуюсь… Будьте любезны подойти к глобусу… Найдите Карибское море…

– Вот оно… – тихо произнес пятнадцатилетний капитан.

– Ищите остров Ямайку, – торопливо распорядился Мюнхаузен.

– Нашел…

– Нажмите пальцем на эту географическую точку…

Дик указательным пальцем нажал на Ямайку. И сразу из глобуса донеслись позывные клуба, звучащие в эфире уже более тридцати лет. Знакомая мелодия песенки прозвенела в кают-компании. А затем точно по линии экватора, на нулевой широте, глобус разошелся на обе половины… Юноша протянул руку, пошарил внутри, восторженно закричал:

– Есть! Есть!.. – и радостно помахал в воздухе каким-то письмом…

Мюнхаузен выхватил конверт, мельком взглянув на него, бросил на стол и огорченно произнес:

– Это не мои мемуары.

– А что это? – спросил капитан Немо.

– Сейчас узнаем, – ответил Грэй. Взяв конверт, он вскрыл его и вытащил письмо…

Неожиданное послание, да еще обнаруженное в секретном сейфе клуба, вызвало оживление, шум, нетерпеливое любопытство, вопросы… Капитан галиота, пользуясь своим правом председателя встречи, постучал деревянным молотком по круглому столу:

– Тише, друзья. Я буду читать это письмо медленно, чтобы Дик успел записать его в вахтенный журнал.

Но пятнадцатилетний капитан положил гусиное перо на стол.

– Нет, нет, – возразил юноша. – Читайте побыстрее… Я потом перепишу.

– «Знаменитые капитаны! – так начиналось письмо. – Когда вы получите мое чрезвычайное послание, я уже буду далеко от вас, в нескольких тысячах километров от библиотечной бухты. Там, где Нептун с трезубцем встречает мореплавателей. Здесь на каждом шагу меня будут подстерегать опасности. Мое пребывание в тропических широтах сопряжено с огромным риском для жизни. Но вряд ли что-либо может меня остановить! Ради науки я готов пожертвовать собой и навечно прославить клуб, или хотя бы до тех пор – пока Земля будет вертеться! Я верю – звезда Тараскона так просто не закатится, не померкнет, а засияет еще ярче Венеры на вечернем небосклоне».

– Не понимаю… в чем дело?.. – пожал плечами капитан галиота «Секрет».

– Читайте, читайте дальше! – нетерпеливо крикнул Дик.

– Я сгораю от любопытства, – признался Мюнхаузен.

Артур Грэй перевернул страницу письма Тартарена и стал читать быстрее:

– «Я прошу вас, медам и месье, немедленно ставить паруса, сниматься с якоря и прибыть на Галапагосский архипелаг, расположенный под экватором. Вам надлежит высадиться в северо-западной части острова Альбемарль. Координаты: 0 градусов западной широты, 91 градус и 45 секунд западной долготы. Три зеленые ракеты укажут вам точное местоположение. На берегу вас будет ожидать шлюпка. На рейде вы увидите пароход «Тютю-панпан». На борту вы будете встречены моими доверенными лицами. Они вам вручат необходимые инструкции для проведения морской операции под кодовым названием «Черепаха». Но меня уже на борту парохода вы не застанете. Я твердо надеюсь, что моя последняя воля будет вами исполнена. Тартарен из Тараскона».

Артур Грэй в недоумении положил письмо на круглый стол.

– Моя последняя воля… – с тревогой прошептал Дик Сэнд. – Как это понять?

– Может быть, его уже нет в живых?! – задумчиво произнес Василий Федорович.

– Но тогда бы он не писал: «мое пребывание в тропических широтах сопряжено с риском для жизни…» – возразил капитан Немо.

Загадочное послание прославленного охотника за фуражками и покорителя Альп не только озадачило капитанов, но и сильно их встревожило. Неясно было, где же находится любимец Тараскона? Какие опасности его подстерегают? Почему это в интересах науки? Зачем они должны прибыть на экватор? Какие инструкции им должны вручить его доверенные лица? Кто эти люди? Что это за морская операция под кодовым названием «Черепаха»? Чем, собственно говоря, можно навечно прославить клуб? И наконец, жив ли Тартарен? Почему он писал: «моя последняя воля…»?

Никто из присутствующих в кают-компании не мог ответить ни на один вопрос. Это была серия неразрешимых загадок. Благоразумный Лемюэль Гулливер высказал предположение – не шутка ли Тартарена все это послание?.. Хотя никаких оснований к такому выводу не было. Письмо носило весьма серьезный характер. В кают-компании разгорелись жаркие споры – сниматься с якоря или нет? Наконец, Артур Грэй убедительно заявил:

– Спорить можно до утренних петухов. Пора принять окончательное решение. Сомневаться можно всю жизнь, так и не совершив ни одного поступка. Что касается меня, то я готов немедленно сняться с якоря и взять курс на Галапагосские острова. Письмо нашего друга Тартарена на этот раз, несмотря на его загадочность, меня взволновало.

– Во всяком случае, оно меня сильно заинтриговало, – сказал капитан корвета «Коршун», с интересом перечитывая письмо. – Я принимаю предложение Тартарена.

– Я тоже, – решительно произнес Немо.

– Достопочтенные коллеги, хотя мне и непонятно, для какой цели… во имя чего я должен быть на экваторе, но я присоединяюсь к этой туманной экспедиции, затеянной неугомонным любимцем всего Тараскона, – задумчиво сказал Гулливер.

– Я готов, – коротко отрапортовал пятнадцатилетний капитан. – А вы, капитан Крузо?

– Мнение большинства для меня закон, тем более что, судя по письму, Тартарен в опасности!

– Что вы скажете, дорогой Мюнхаузен? – спросил Артур Грэй.

– Что мне остается делать?.. Боюсь, что мои мемуары потеряны для потомства, – скорбно произнес барон, нажав указательным пальцем на остров Ямайку. Обе половинки глобуса плавно сошлись на линии экватора. – Я, пожалуй, откликнусь на призыв Тартарена. А вдруг мне посчастливится во время плавания? Кто знает?.. Я готов отвалить от библиотечного пирса, друзья!

Не теряя времени, капитаны развернули географическую карту западного полушария, определили координаты Галапагосского архипелага, состоящего из десяти главных островов, расположенных под экватором: остров Джемс, Нарборо, Чатэм, Чарлз, Джервис, Бэррингтон, Индефатигабль, Дункан, Худ и самый крупный из них – остров Альбемарль. Именно через этот остров и проходила линия экватора. Сверившись с координатами, намеченными Тартареном как место свидания – эта географическая точка находилась на пересечении нулевой широты и 91 градуса и 45 секунд западной долготы, в северо-западной части острова Альбемарль.

Ясно было теперь, куда взять курс, неясно было по-прежнему одно: почему Тартарен остановил свой выбор на Галапагосских островах?.. Галапагос по-гречески – черепаха. Черепашьи острова?..

– Признаться, капитаны, я мало что знаю об этих отдаленных местах… – вопросительно произнес Дик Сэнд.

– Обратимся за помощью к Чарлзу Дарвину, – улыбнулся Артур Грэй. Открыв толстый том, он быстро перелистал страницы в поисках нужного места.

– Вот!.. В примечаниях к его книге о своих путешествиях вокруг света… за номером двести четвертым… читаю: «Галапагосские острова были открыты в 1535 году испанским епископом Томасом де Ферлага, который, отправившись на корабле из Панамы в Перу, попал в штиль; течением Гумбольдта корабль принесло к Галапагосским островам. Де Ферлага оставил первое описание галапагосских черепах… В конце XVIII века острова начинают усиленно посещать китоловы, главным образом, с целью охоты на гигантских черепах, служивших им пищей во время плавания…» Далее тут не очень существенные заметки… – сказал Артур Грэй, пробежав взглядом по странице. – А, вот!.. «В 30 годах XIX века республика Эквадор объявила эти острова принадлежащими ей и начала ссылать сюда восставших солдат и других политических преступников, которых здесь в 1835 году, когда острова посетил Дарвин, было около 300 человек. В дальнейшем число их быстро уменьшалось, и все последующие попытки колонизовать эти острова оканчивались неудачно».

– Вряд ли после Чарлза Дарвина и ряда научных экспедиций Тартарен откроет нечто новое, что могло бы потрясти мир, – с усмешкой произнес Мюнхаузен, всегда ревниво относившийся к славе любимца Тараскона. – На чем мы отправимся в путь к этим черепахам? На моем бриге «Леденец»?.. А не растает ли он на экваторе? В тропических широтах!.. – Но, не дождавшись ответа своих улыбающихся друзей на этот неожиданный вопрос, Он тут же разразился потоком предложений: – Может быть, мы полетим на утках? Или на пушечном ядре? А что если мы отправимся на дельфинах? Нет, лучше…

– Не достаточно ли, дорогой Мюнхаузен? – остановил его Немо, прекрасно понимая, что неистощимая фантазия Карла Фридриха Иеронима могла бы бушевать до утренних петухов.

– Судя по письму, Тартарен нас ожидает на Галапагосских островах… – Артур Грэй, недоговорив, задумался. – Даже трудно что-либо предположить… Надо беречь время и силы. Мало ли что?! Поэтому я предлагаю использовать корабль «Бигль». Капитан Роберт Фриц Рой славился своим гостеприимством… Поспешим на страницы книги Чарлза Дарвина «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль»! За мной, капитаны! В главу семнадцатую – Галапагосский архипелаг! Полный вперед!..

Шелест страниц… Свежий ветер ворвался в кают-компанию… С палубы донесся бой склянок и звонкий голос: «Крепить рифы! Ставить штормовую бизань!» – «Есть крепить рифы! Ставить штормовую бизань!» – отозвался чей-то басовитый голос.

* * *

Путешествия по географическим картам и по страницам романов совершались с такой скоростью, что ни гоночный автомобиль, ни судно на крыльях, ни сверхзвуковой воздушный лайнер, ни даже космическая ракета не сумели бы выдержать этого соревнования.

Такое путешествие – быстротечно, как человеческая мысль, воображение, фантазия…

И вскоре пятнадцатилетний капитан записал в вахтенном журнале: «Галапагосский архипелаг. Мы высадились с триста восьмой страницы «Путешествий натуралиста вокруг света на корабле «Бигль» на остров Альбемарль, указанный в письме Тартарена. «Бигль» стал на якорь в бухте Бенкса, а мы направились к северо-западному берегу, подгоняемые не только любопытством, но и жаждой познания…»

Ничто вокруг не радовало глаз. Большие пространства были покрыты черной базальтовой лавой, изборожденной трещинами. Множество вулканов виднелось со всех сторон. Из некоторых кратеров курился дым. Из других – вытекала лава. Кое-где пробивался низкорослый кустарник, издали казавшийся голым – без листьев. По дороге встречались высокие кактусы причудливой формы. Особенное внимание привлекали гигантские черепахи. Они ползли по широкой и утоптанной тропе… В давние времена по черепашьим дорогам шли испанцы, открывая источники пресной воды.

Множество черных ящериц, чуть более метра длины, и особенно безобразные на вид, желтовато-бурые, вялые, сонные, – неуклюже уползали в свои норы, напуганные нашим появлением. Сапоги увязали в горячем темно-коричневом песке…

– Мы идем по правильному курсу? Не уклоняемся ли в сторону? Что-то подозрительно долго не видно океана… – недовольно пробурчал капитан Немо.

Его успокоил Лемюэль Гулливер:

– Я внимательно слежу за стрелкой компаса. По моим расче…

Но он не успел договорить. Артур Грэй неожиданно и резко схватил его за рукав камзола.

– Осторожно! Здесь жидкая лава… Смотрите… она еще пузырится… Придется дать крюк.

Лава вздувалась объемистыми пузырями. Они лопались с треском… Шипели подземные газы, вырываясь наружу…

– Клянусь всеми вулканами земного шара, я бы не хотел здесь пробыть ни одного дня, – горячо произнес Робинзон Крузо. – Бесплодный край!.. Мой необитаемый остров, по сравнению с этим – сущий рай!

– А вы знаете, что мне пришло в голову?! – неожиданно заявил Мюнхаузен.

Вряд ли, конечно, кому-нибудь удалось бы угадать, что взбрело на ум неугомонному фантазеру. Это было по силам только одному человеку на земле – Эриху Распэ. И никому больше! Но автор «Приключений Мюнхаузена» уже давно покоится на кладбище…

– Не нашел ли здесь Тартарен, – продолжал свою мысль поборник истины, – сокровища, награбленные в Перу испанским капитаном Диего де Риваденейра?.. В сороковых годах шестнадцатого века!.. А?.. Как вы думаете?

Догадки Мюнхаузена вызвали веселое оживление.

– Ну, знаете ли, если бы Тартарен нашел сокровища, он бы не удержался, – улыбнулся Дик Сэнд. – О такой находке любимец Тараскона обязательно написал бы нам в своем письме.

– Вы уверены, а я – нет! – азартно возразил барон. – Держу пари!

– Стоит ли спорить, капитаны? – остановил его Василий Федорович, тоскливо оглядывая безотрадный, вулканический пейзаж. – Странно, очень странно… Что же здесь все-таки могло поразить молодого Дарвина?.. Трудно понять и не менее трудно себе представить!

– Кое-что мне известно, – вступил в разговор Артур Грэй. – Чарлз Дарвин провел на Галапагосских островах тридцать четыре дня…

– Всего-то? Это из пятилетнего путешествия на корабле «Бигль»? – удивленно спросил Дик Сэнд.

– Да, всего тридцать четыре дня!.. – ответил капитан галиота «Секрет». – Но эти дни, дорогой Дик, стали золотыми страницами истории естествознания. Зоологи Британской ассоциации наук торжественно отметили столетие пребывания молодого Дарвина на Галапагосском архипелаге.

– А что же случилось на этих островах с Дарвином? – полюбопытствовал Робинзон Крузо.

– Видите ли, Библия была настольной книгой в доме его родителей. Сотворение мира, растений и животных считалось божьим делом. Неизменность видов никем не оспаривалась! Кощунственной могла показаться мысль о происхождении человека от обезьяны или же появление живых существ, ранее не существовавших на земле. И вот здесь-то… на Галапагосском архипелаге Дарвина охватило необычайное волнение, более того, смятение… Рушилась Библия!.. Все представления о сотворении мира противоречили наблюдениям пытливого натуралиста… Все изменялось на земле… Факты подтверждали догадки молодого ученого и положили начало эволюционному учению об историческом происхождении видов животных и растений путем естественного отбора…

– Ракета!.. – закричал Дик Сэнд. – Зеленая ракета!

За первой ракетой взлетела вторая, затем третья…

– Сигнал Тартарена! – стараясь сохранить спокойствие, произнес Артур Грэй. – За мной!..

Пробежав метров триста, оставив позади потухший вулкан, капитаны вышли на берег, изобиловавший прибрежными скалистыми утесами, и замерли на месте в приятном изумлении. На рейде мерно покачивались четыре корабля. Флагманский пароход Тартарена «Тютю-панпан» из романа Альфонса Доде «Порт Тараскон». А по соседству с ним три парусных судна: бриг «Леденец», корвет «Коршун» и галиот «Секрет».

Нет, нет! Это не были корабли-призраки. Ночь была ясная. Ярко сияла луна. И эскадра знаменитых капитанов была слишком близка от берега, чтобы принять ее за видение или за мираж. На фок-мачте брига Мюнхаузена развевался вымпел с его фамильным гербом. На корме корвета «Коршун» был ясно виден русский андреевский флаг, а галиот «Секрет» легко было узнать по алым парусам.

Внимание капитанов было настолько захвачено неожиданной картиной, что они даже не заметили пустую шлюпку на берегу с надписью на носу: «Тютю-панпан».

Первым пришел в себя капитан галиота.

– Довольно удивляться, друзья. Дадим знать о своем прибытии выстрелом из мушкета. Прошу вас, капитан Крузо.

Но Робинзон не успел даже вскинуть оружие, как Дик Сэнд его остановил:

– Шлюпка! Вот… справа… У прибрежного утеса…

– Достопочтенные коллеги!.. – почтительно обратился к своим друзьям Лемюэль Гулливер. – Пока все идет точно по письму. Три зеленые ракеты. Шлюпка на берегу. Осторожно, капитан Немо, здесь скользкие камни…

Через несколько минут шлюпка отвалила от берега. Дик баковым отпорным крюком сильно оттолкнул нос. Сразу же прозвучала команда Артура Грэя:

– Уключины вставить!.. Весла разобрать!.. Весла!..

Вслед за этим распоряжением весла были опущены в уключины.

– На воду!.. – скомандовал капитан галиота «Секрет».

Равняясь по загребному, капитаны налегли на весла…

– Нава-ли-ись! – гаркнул Артур Грэй, но и без этого приказа шлюпка стремительно неслась вперед, приближаясь к пароходу «Тютю-панпан»…

– Кранцы за борт! Правая табань! Левая на воду!.. – прозвучала новая команда.

С парохода был брошен ходовой конец. Его поймал Дик.

Капитаны перестали грести и поставили весла на траверзу.

Шлюпку подтянули за ходовой конец к трапу.

На палубе парохода знаменитых капитанов встретили два незнакомца. Один из них был в форме капитана дальнего плавания с золотыми нашивками. Странное впечатление оставляла кокарда на фуражке с золоченым вопросительным знаком.

Другой же, худощавый человек с суровым лицом, был в безукоризненно сшитом белом пиджаке с короткими рукавами. Вместо длинных брюк на нем были синие шорты. Из-под широкополой соломенной шляпы на капитанов глядели близко посаженные, серые, сверкающие глазки. Щемящее чувство охватило наших друзей, когда они увидели широкие траурные повязки на рукавах незнакомых им людей.

– Джентльмены! – внушительно воскликнул худощавый. – Позвольте вас приветствовать на борту флагманского парохода «Тютю-панпан». Прошу пожаловать в салон.

– Благодарим… – почтительно кивнул Артур Грэй. – Но прежде всего… где капитан Тартарен?

– Почему у вас траурные повязки? Кто-нибудь умер? Погиб? – взволнованно спросил пятнадцатилетний капитан.

– Этого мы, к сожалению, сообщить вам не можем… Я выражаю надежду, что туман, окутавший этот вопрос, несомненно рассеется, когда мы услышим завещание…

– Завещание?.. – прошептал потрясенный Робинзон Крузо.

– Кого? – нетерпеливо спросил Мюнхаузен.

– Тартарена из Тараскона, – ответил незнакомец в тропическом костюме, поправляя черный креп на рукаве.

Капитаны оцепенели. Первым пришел в себя Лемюэль Гулливер.

– С кем мы имеем честь разговаривать?

– С его доверенными лицами.

– А точнее? – настоятельно произнес капитан Немо.

– Позвольте представиться – профессор Маракот, доктор географических наук, автор научных трудов «Ложнокоралловые формации» и «Морфология пластинчатожаберных».

– Мы же встречались, достопочтенный профессор, – улыбнулся Гулливер. – Я вас сразу не узнал в этом костюме…

– Экватор, джентльмены. Тропики!

– А вы… кто такой, сударь? – подходя ближе, поинтересовался Артур Грэй, вглядываясь в лицо незнакомого моряка…

К удивлению капитанов, тот, слегка картавя, запел!

– Ваш покорнейший слуга

Полюбил вопросы с детства:

Мне привычка дорога,

Это – все мое наследство!

Кто? Куда? Зачем? Кому?

Без вопросов век тоскуя…

Сам не зная почему,

Но всегда их задаю я!

– Капитан Фиппс! – наперебой закричали капитаны. – Человек-вопрос!

– Могу засвидетельствовать – это он! – поручился Мюнхаузен. – Из рассказа Эриха Распэ «Среди белых медведей». Вторая часть моих приключений. Какими судьбами, старина?

– А если это была личная просьба самого охотника за фуражками?

– Вопросов больше нет. Кроме одного: какого рода инструкции вы должны вручить членам клуба как доверенные лица Тартарена из Тараскона? – спросил Немо.

– А не проследовать ли нам в салон? – любезно предложил капитан Фиппс.

Профессор Маракот приветливо открыл дверь со стеклянным верхом:

– Располагайтесь, джентльмены!..

– Не заглянете ли вы в эту старинную шкатулку из палисандрового дерева?.. С музыкальным замком?.. – улыбнулся Человек-вопрос.

– Вы очень торопитесь, капитан Фиппс, – сухо заметил профессор Маракот. – По распоряжению Тартарена мы должны ее открыть только на рассвете, перед тем как запоют петухи!

– А что там… в этой шкатулке? – с любопытством поинтересовался Дик Сэнд.

– Об этом вы узнаете в свое время, – уклончиво ответил профессор Маракот. – А сейчас позвольте мне включить магнитофон.

– Не удобнее ли вам расположиться в креслах? – задал свой очередной вопрос Фиппс, строго придерживаясь своей манеры разговаривать.

С интересом поглядывая на тропический костюм профессора, с которым знаменитые капитаны встречались на дне океана в легендарной Атлантиде, все быстро расселись в удобных креслах. Маракот подошел к магнитофону «Спутник» и церемонно обратился к гостям:

– Внимание, господа… включаю кассету с завещанием действительного члена Клуба знаменитых капитанов Тартарена из Тараскона…

Профессор нажал кнопку. В салоне зазвучал знакомый голос. Любимец Тараскона на этот раз говорил не торопясь, очень серьезно и торжественно:

«Уважаемые друзья! Я, нижеподписавшийся, Тартарен из Тараскона, находясь в здравом уме, твердой памяти и ясном фантазии, выражаю свою последнюю волю. Прошу выслушать меня внимательно. Надеюсь, что вы благополучно прибыли на экватор. Вас, наверно, удивило, что на рейде северо-западной части крупнейшего острова Галапагосского архипелага – Альбемарль на якоре стояло три парусных корабля – бриг «Леденец» Карла Фридриха Иеронима, корвет «Коршун» Василия Федоровича и галиот «Секрет» Артура Грэя. Я их спустил со страниц романов без вашего ведома и согласия. На свой страх и риск. Но думаю, что вы меня поймете и одобрите мои действия, когда узнаете цель этой операции под кодовым названием «Черепаха». Одну минуточку… Я только выпью воды, что-то пересохло в горле…»

Звякнула стеклянная пробка графина. Забулькала вода. А затем снова зазвучал в салоне парохода «Тютю-панпан» голос покорителя Альп.

«Видимо, «Черепаха» не совсем подходящее название для предстоящей вам морской экспедиции. Не спешите с выводами. Это совсем не по той причине, что я обожаю черепаший бульон, а потому, что отдаю должную дань своего восхищения исполинским черепахам Галапагосских островов, известных всему миру и обративших внимание великого Чарлза Дарвина в сентябре 1835 года; правда, в те годы он еще был молодым натуралистом. Позвольте перейти непосредственно к делу. Дик! Приготовьте гусиное перо и вахтенный журнал. Я буду говорить медленнее, чтобы вы успели записать…»

Дик Сэнд торопливо поставил на стол свою походную чернильницу, раскрыл вахтенный журнал, среди страниц которого было заложено гусиное перо.

Тартарен продолжал:

«Мы вступили в эру космических путешествий. И несмотря на это море по-прежнему манит человека… Мировой океан бороздят комфортабельные лайнеры, вмещающие тысячи пассажиров, но кроме них, отчаянные смельчаки на плотах, парусных яхтах, в одиночку или же небольшой компанией в несколько человек, совершают беспримерные плавания вокруг света, ведут борьбу со стихией, и не все остаются в живых. Задаю себе вопрос: ради чего это делается?.. А ради чего я покорял снежные вершины Альп?.. Что меня ожидало на Монблане? Утка с маслинами или куропатки с фруктами?.. Мягкое кресло у камина?.. Чашечка кофе по-турецки и эльзасский торт? Нет же! Туман. Облака. Леденящий ветер… Вот что!.. А зачем я на верблюде пересек пустыню Сахару?.. Слыхали ли вы, друзья, о капитане Уиллисе?.. Уже в почтенном возрасте – в шестьдесят лет на плоту «Семь сестричек» и в семьдесят – на плоту «Возраст не помеха» – он в одиночестве пересек Тихий океан. Но не успокоился. И в семьдесят пять лет на шлюпе «Малышка» бросил перчатку Атлантическому океану. Из этого плавания капитан Уильям Уиллис не возвратился. Прошу почтить его память стоя и выслушать сокровенные мысли этого славного рыцаря голубых дорог…»

Все встали и, почтительно склонив головы, с волнением слушали Тартарена, читавшего путевой дневник Уиллиса:

«Далекий путь! Далекий путь! Но какова его цель? Для чего я построил этот плот и плыву все дальше и дальше в глубь Тихого океана, в тех просторах, где редко проходят корабли? Это не прихоть и не простое приключение. Я не хочу доказать какую-либо научную теорию или открыть новый путь. Сейчас я испытываю себя бесконечным трудом, отсутствием сна, скудной пищей; я отдаю себя на волю стихий, которые мне милы; далее я испытываю себя ужасным одиночеством и, как солдат в бою, непрестанной смертельной опасностью. Эта мысль вдохновляет меня: возможно, мой опыт когда-нибудь пригодится потерпевшим кораблекрушение. Газеты не раз уже меня похоронили. Но я живучий старик, и мне возраст – не помеха».

Тартарен откашлялся и продолжал:

«Прошу вас, друзья мои, сесть, а выходя в море, отдать салют в честь капитана Уиллиса. Я не буду утомлять ваше внимание исторической хроникой…» В магнитофоне что-то щелкнуло. Голос любимца Тараскона умолк.

– Кассета закончилась, – заметил профессор Маракот. – Сейчас я заряжу другую – продолжение…

– Вы знаете, друзья, что меня поражает… – задумчиво произнес Артур Грэй. – Вот я слушаю нашего старого друга, краснощекого толстяка с веселыми глазками… Ну, что нам было известно о Тартарене?.. Любимец Тараскона, гроза львов, покоритель Монблана, охотник за фуражками… Любитель плотно закусить. Шумный, говорливый, острый на язык, суетливый, несмотря на свой вес, любящий прихвастнуть и даже приврать не всегда в меру. Правда, не из корысти. Нет! А вот только сегодня он мне открылся с другой стороны… Оказывается, он склонен к глубоким размышлениям и как будто не совсем такой, каким он нам казался, да и не только нам!..

– Как мы все-таки мало еще знаем друг друга, – задумчиво сказал Василий Федорович. – «Люди верят только славе и не понимают, что между ними может находиться какой-нибудь Бонапарт, не предводительствовавший ни одной ротою, или другой Декарт, не напечатавший ни одной строчки…» – писал Пушкин.

– Поразительное наблюдение!.. – восхитился Лемюэль Гулливер. – Мы вот… стародавние соседи по книжным полкам… А в сущности говоря, мы все еще немного знаем друг друга. Я, например, глубоко уверен – если найдутся мемуары коллеги Мюнхаузена, то и он откроется нам нежданно и негаданно!

– Как Луна с обратной стороны! – просиял Карл Фридрих Иероним.

– Браво! – ударил в ладоши Дик Сэнд с юношеской пылкостью.

Профессор Маракот включил магнитофон. В салоне опять услышали голос Тартарена:

«Я не буду утомлять ваше внимание исторической хроникой, скупо повествующей на страницах газет и журналов о моряках-одиночках, покоривших Атлантику и Тихий океан на плотах, утлых суденышках, яхтах, спасательных шлюпках… Я даже не буду вспоминать о плаваниях Тура Хейердала на плотах «Кон-Тики» и «Ра»… Это все – двадцатый век! Что уж говорить о девятнадцатом веке?! Особенно о его первой половине… О королевстве паруса на морях и океанах!.. Прошу внимания!.. Я пригласил вас, капитаны, на экватор, чтобы вы приняли участие в парусных гонках вокруг света на трех кораблях, стоящих на рейде в северо-западной части острова Альбемарль, точно на нулевой широте. Вы должны совершить кругосветное плавание примерно по экватору, сообразуясь с ветрами. В случае необходимости разрешаю огибать материки, острова и архипелаги. Старт и финиш – остров Альбемарль. Председателем жюри назначаю моего друга капитана Фиппса. Ученым секретарем – профессора Маракота. Лемюэлю Гулливеру надлежит вылететь со страниц своего романа на летучем острове Лапута для наблюдения и контроля с воздуха за участниками гонок во время парусной кругосветки, посвященной знаменитому русскому путешественнику Николаю Миклухо-Маклаю. Его имя увековечено на карте: берег Маклая в Новой Гвинее. Победителю будет оказана необыкновенная честь, а всех участников гонок будет ожидать сюрприз… такой сюрприз… Нет, нет! Узнаете на финише. Могу вам сказать только одно – этот сюрприз может стоить мне жизни. Но разве можно думать о смерти во время атаки! Желаю вам попутного ветра, семь футов под килем! Тартарен из Тараскона».

Профессор Маракот выключил магнитофон.

– Есть ли вопросы? – осведомился капитан Фиппс.

– Множество… – не задумываясь, ответил Василий Федорович. – Но решать их придется в океане. На плаву! У штурвала! На реях! В «вороньем гнезде» на марсе! За картой! На «ревущих широтах»! Во время штиля и шторма. За дело, капитаны. Будем готовиться к старту!

Профессор вручил Артуру Грэю, капитану корвета и Мюнхаузену синие конверты с маршрутом кругосветных гонок за подписью капитана Тартарена. С этой минуты закончились все раздумья.

Члены клуба торопливо покинули салон парохода «Тютю-панпан», быстро спустились по трапу в вельбот… Не прошло и десяти минут, как на капитанском мостике «Коршуна» стоял Василий Федорович, рядом с ним был Робинзон Крузо. По палубе брига «Леденец» важно прохаживался Мюнхаузен. Дик, взобравшись по вантам, пролез сквозь «собачью дыру» (так называют лаз для матросов), на фор-марс. Юноша проверил четырехугольный парус – грот-марсель, вызвавший некоторые опасения Карла Фридриха Иеронима.

А на борту «Секрета» Артур Грэй тщательно осматривал бегущий и стоящий такелаж корабля. От зоркого глаза капитана галиота вряд ли что-либо могло укрыться. Немо проверял рулевое управление.

Тихий океан, с лунной дорожкой до самого горизонта, как бы приглашал в далекое плавание три парусных корабля.

Если бы сейчас на поверхности океана показался морской царь Нептун и помахал морякам трезубцем, то это не удивило бы никого, настолько Великий океан был полон таинственным очарованием…

С берега доносился легкий, волнующий шум прибоя.

Прошелестели страницы романа Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера», и бесшумно поднялся в воздух летучий остров Лапута. Совершив круг над пароходом «Тютю-панпан», остров остановился в воздухе, не более ста метров над водой, как раз над бригом «Леденец», корветом «Коршун» и галиотом «Секрет», готовый сопровождать парусники в гонках вокруг света.

Лемюэль Гулливер расположился на смотровой площадке, вооружившись подзорной трубой, сигнальными флагами, ракетницей. Кроме Гулливера на площадке находились два ученых лапутянина с астрономическими и навигационными приборами.

На бриге, корвете и галиоте пробили склянки. Ветер наполнял паруса, готовый сорвать корабли с якорей.

Профессор Маракот и капитан Фиппс одновременно взглянули на часы.

– А не пора ли выстрелить из пушки? – сказал Человек-вопрос.

– Время, – подтвердил профессор. – Давайте сигнал к началу гонок.

Фиппс побежал к пушке…

Профессор Маракот скомандовал в мегафон:

– Внимание! На старт!

С парусных судов сразу же отозвались: «Есть внимание на старт!»

С борта парохода «Тютю-панпан» раздался оглушительный выстрел из пушки. Белый клуб дыма растаял над океаном. Кругосветные гонки на парусных судах, посвященные памяти замечательного русского ученого и путешественника Николая Миклухо-Маклая, начались!..

Корвет «Коршун», бриг «Леденец» и галиот «Секрет» легли на курс.

* * *

Знаете ли вы, что представляет собой корвет? В парусном военном флоте корвет – самое маленькое трехмачтовое судно с полным прямым вооружением.

Конечно, не все корветы были одинаковы. Мы хотим быть более точными и достоверными, и поэтому заносим в наш вахтенный журнал описание корвета «Коршун» из книги Константина Станюковича: «Это было небольшое, стройное и изящное судно 240 футов длины и 35 футов ширины в своей середине, с машиной в 450 сил, с красивыми линиями круглой подбористой кормы и острого водореза и с тремя высокими чуть-чуть наклоненными назад мачтами, из которых две передние – фок– и грот-мачты – были с реями и могли носить громадную парусность, а задняя – бизань-мачта – была, как выражаются моряки, «голая», т. е. без рей и на ней могли ставить только косые паруса. Десять орудий, по пяти на каждом борту, большое бомбическое орудие на носу и две медные пушки на корме».

Таким был корвет «Коршун» с русским андреевским флагом на корме и с развевающимся вымпелом Клуба знаменитых капитанов на грот-мачте. На капитанском мостике этого корвета Василий Федорович совершил плавание вокруг света.

Но что такое бриг? «Бриг – двухмачтовое судно с прямым вооружением на обоих мачтах. Во времена парусного военно-морского флота бригами назывались небольшие боевые корабли, несшие разведывательную, посыльную и крейсерскую службы. Их боевое вооружение состояло из 16–26 пушек».

Бриг «Леденец» отвечал всем требованиям парусного судна этого типа, но резко отличался своей покраской. Издали он напоминал конфетку «раковая шейка». Паруса его были полосатые и яркие, как матрацы. Грот-бом-брамсель украшен изображением стаи диких уток в полете. И два длинных вымпела развевались на мачтах. Один – Клуба знаменитых капитанов, а другой – с фамильным гербом Мюнхаузена. Но не это было самое главное…

В портовых тавернах и кабачках Старого и Нового Света вокруг брига «Леденец» ходили странные и даже фантастические разговоры…

Если легенда о «Летучем голландце» была порождена суеверием прошлых столетий, то сплетни о бриге «Леденец», видимо, были связаны не только с легкомысленным названием корабля и его причудливой окраской, а главным образом, с именем его капитана.

Во всяком случае, наши юные друзья должны знать все о парусных судах, участвующих в кругосветных гонках.

По слухам, бриг «Леденец» был построен по специальному заказу Мюнхаузена тремя фирмами: судостроительной верфью в Гамбурге, химическим комбинатом «Синтетикой» и фабрикой карамели имени баснописца Лафонтена.

Этот корабль был изготовлен из особой смеси патоки, крахмала, африканского ореха кока, яичного белка и какого-то химического вещества, сцементировавшего весь состав.

Возможно ли это?.. Вполне! Чудеса химии и синтетики. Двадцатый век! Кого сегодня могут удивить дома из прессованной бумаги? Быстроходные катера из пластмассы? Синтетические алмазы? Зернистая икра из нефти? Теплое белье из стеклянного волокна? Да не только белье! На байдарке из того же стеклянного волокна в 1974 году учитель Питер Смит из Мельбурна отвалил от берегов Англии в Австралию!..

Но знаменитых капитанов несколько смутил вопрос Мюнхаузена: «А не растает ли мой бриг на экваторе?.. В тропических широтах! А?..»

Быть может, это была очередная шутка Карла Фридриха Иеронима в кают-компании?..

Но на востоке есть старинная поговорка: «Да будет проклята та шутка, в которой нет половины правды».

Третьим парусным судном был галиот «Секрет». Это морское парусное судно с двумя мачтами. Александр Грин фантазировал, когда писал в своей феерии «Алые паруса» – «трехмачтовый галиот в 260 тонн». Галиот – это морское парусное судно с двумя мачтами!

Хотелось бы к этому добавить: «Секрет» капитана Артура Грэя отличался от всех других парусных судов этого типа, а также от бригов, корветов, шлюпов, барков, фрегатов и клиперов – своими алыми парусами.

* * *

Долго смотрели вслед кораблям капитан Фиппс и профессор Маракот, пока суда не скрылись из виду. Еще некоторое время маячил в небе летучий остров Лапута, мигая огоньками, как воздушный лайнер.

«Успеха вам, успеха, знаменитые капитаны!» – про себя пожелал участникам гонок Маракот.

– О чем вы задумались, милейший Фиппс?

– Кто первый пересечет линию финиша? Кому достанется приз?

– Вероятнее всего, что победителем будет Василий Федорович на корвете «Коршун».

– А не думаете ли вы, профессор, что всех обгонит мой друг Мюнхаузен на бриге «Леденец»? Хотите держать пари со старым Фиппсом?..

– Чем рискует проигравший? – улыбнулся Маракот.

– А не лучше ли нам взглянуть на карту? – задал свой очередной вопрос капитан Фиппс. – Какой все-таки им предстоит путь?..

Члены жюри спустились по металлическому трапу и свернули в салон. Там они достали из книжного шкафа тяжелый географический атлас, величиной с газетный лист, развернули его и склонились над картами полушарий – западного и восточного…

В это же время на борту корвета «Коршун», на бриге «Леденец» и на галиоте «Секрет» знаменитые капитаны распечатали большие синие конверты и, вытащив оттуда географические карты, начали знакомиться с маршрутом кругосветных гонок. Курс был проложен Тартареном. Но кое-что надо было уточнить и предвидеть… Ветры, их скорость, направления и характер. Волнения и течения… Многое можно было учесть, но нельзя было предвидеть смерчи, циклоны, штормы, ураганы и туманы… и даже встречи с китами или же с меч-рыбой, иногда оканчивающиеся гибелью судна.

Вооружившись острооточенными карандашами и циркулями, командоры гонок углубились в изучение маршрута…

Взглянем и мы с тобой, юный друг клуба, на карты полушарий – западного и восточного. И попробуем проложить возможные пути парусных гонок вокруг света. А потом проверим: ошиблись ли мы или же наметили верный курс?

Поэтому не спешите перелистывать страницы клеенчатой тетради Клуба знаменитых капитанов! Не заглядывайте вперед! Разверните географическую карту… Снимайтесь с якоря! Ставьте паруса! И – полный вперед вокруг света вдоль экватора! Старт и финиш – Галапагосский архипелаг. Остров Альбемарль. Вот он. Как раз на экваторе расположено его северо-западное побережье…

Парусные суда могли взять курс на запад и на восток. Если бриг «Леденец», корвет «Коршун» и галиот «Секрет» пойдут вдоль экватора на запад, то они пересекут океан, потом будут бороздить воды Атлантики в восточном полушарии, а затем, пройдя по экватору 2640 километров, на 130 градусе восточной долготы повернут на юго-запад к Малым Зондским островам… Далее – мимо острова Явы… берегов Суматры – снова на экватор, держась строго курса на запад по Индийскому океану… до восточного берега Африки. Здесь участникам гонок придется сделать крюк. Двинуться к югу африканского материка и обогнуть его у мыса Доброй Надежды… Отметили? Так… Плывем дальше, подгоняемые бенгальским течением, почти до самого Гвинейского залива, опять достигаем экватора и следуем вдоль него из восточного полушария в западное почти до 50 градуса западной долготы… Как раз здесь устье могучей Амазонки… Отсюда… держа курс на северо-запад к Малым Антильским островам… выйти в Карибское море и через Панамский канал в Тихий океан – на экватор и далее на всех парусах к финишу на Галапагосском архипелаге.

Но бриг «Леденец», корвет «Коршун» и галиот «Секрет» могли ведь пойти не на запад, а взять курс на Панамский канал и, обойдя африканский материк, проследовать вокруг света по намеченному нами курсу с обратной стороны…

Именно этот маршрут и был запечатан Тартареном в синем конверте.

Однако прервем наши размышления и вернемся на страницы клеенчатой тетради Клуба знаменитых капитанов, но географическую карту не будем сворачивать. Пусть она будет рядом – на столе. Нам еще придется в нее заглядывать…

* * *

…Тихий океан. Дул восточный ветер силой в 3 балла. По серебристой лунной дорожке, протянувшейся до горизонта, шли парусные корабли знаменитых капитанов. Пока еще ни одному из участников гонок не удалось вырваться вперед. Да сейчас это еще не имело бы решающего значения, так как впереди был длинный и необозримый путь – со многими неизвестными. Невозможно было предсказать, что их ожидало!..

«Леденец», «Коршун» и «Секрет» шли курсом бакштаг правого галса.

Остров Лапута, облитый лунным светом, летел над океаном вслед за участниками гонок. Он парил над парусными судами в трехстах метрах от голубой дороги.

На смотровой площадке летучего острова, оборудованной для наблюдения за небесными светилами, расположился Гулливер и двое ученых лапутян. Лемюэль раскрыл толстую тетрадь, обмакнул гусиное перо в чернильницу, аккуратно написал крупными буквами: «Журнал кругосветных гонок вдоль экватора, организованный Тартареном из Тараскона и посвященный памяти замечательного русского ученого и путешественника Николая Миклухо-Маклая».

Лапутяне в длиннополых халатах, испещренных знаками Зодиака, небесными светилами, нотами, музыкальными инструментами и математическими формулами, налаживали телескопические трубы на раздвижных штативах.

– Достоуважаемые… – далее Гулливер замялся, не зная имен ученых, приставленных к нему Академией прожектеров для всякого рода научных справок, необходимой консультации и помощи во время парения в воздухе. – Простите, не знаю… как вас величать?

Один из них, очень высокого роста и весь какой-то костлявый и угловатый, почтительно представился, склонив голову, увенчанную фиолетовым квадратом, служившим ему шляпой:

– Альфомбрас Джой Игрек Пи Квадрат.

Лемюэль, услыхав такое имя, не мог скрыть своего удивления.

– Что вас смущает? – спросил угловатый лапутянин, причем его левый глаз глядел как-то внутрь себя, а правый был устремлен в зенит.

Его низенький коллега, толстый, даже более того, круглый, с лицом, на котором застыло вечное изумление, созерцал мир косыми глазами. Он запутал Гулливера своим взглядом, любезно расшаркался в сторону телескопа и, сняв с головы шляпу в форме шара, торжественно произнес:

– Альфа Омега Икс Инжектор к вашим услугам, сэр.

– Позвольте, – возразил Гулливер, – но если я не ошибаюсь, инжектор – это пароструйный насос для откачки воды из трюма.

– Не смею спорить. Но что вас так удивило? Я вам назову несколько тысяч фамилий, представляющих фауну и флору, минералы, названия городов, рек и озер и даже предметы кухонного быта…

– Вы правы, – согласился Лемюэль. – Например, Григорий Сковорода, украинский философ и поэт, Джек Лондон…

– По этому вопросу я написал трактат в двадцати четырех томах! Что же касается моей фамилии – Инжектор… По-моему, она ласкает слух.

Гулливер любезно улыбнулся:

– Глубокоуважаемые коллеги Альфомбрас Джой Игрек Пи Квадрат и Альфа Омега Икс Инжектор, не соблаговолите ли вы сообщить мне результаты ваших наблюдений: где сейчас корабли Клуба знаменитых капитанов?

– Вы будете говорить или я буду говорить? – спросил Пи Квадрат. – Если вы соизволите говорить, то я несомненно умолкну.

– Если вы умолкнете, то, по всей вероятности, буду говорить я, – ответил Инжектор. – Одно из двух без извлечения корня!

– А если с извлечением? – возразил Пи Квадрат.

– Тогда мы вынуждены будем… – начал Инжектор и вдруг запнулся.

Что он хотел сказать дальше, мы никогда не узнаем, так как Гулливер решительно перебил его:

– Достопочтенные академики, стоит ли вам заводить ученый диспут по этому вопросу. Весьма возможно, что его результаты обогатят науку, но мне сейчас необходимо занести в журнал сведения о местопребывании участников парусных гонок вокруг света.

Лапутяне прильнули к подзорным трубам…

– Бриг «Леденец»… корвет «Коршун» и галиот «Секрет» вошли в Панамский канал, – сообщил Пи Квадрат.

Гулливер занес это сообщение в журнал и на всякий случай взглянул в подзорную трубу. Корабли шли кильватерной колонной. Их разделяло расстояние не более одного кабельтова…

На борту корвета «Коршун» Василий Федорович и Робинзон, разложив карты, занимались математическими расчетами, пользуясь линейками, циркулем, карандашами…

– Клянусь большим географическим атласом мира, Тартарен втянул нас в сумасшедшую гонку, – ворчливо произнес капитан Крузо, бросив циркуль на стол. – Сколько же километров нам придется оставить за кормой?

– Могу вам сообщить с точностью до одного метра. Длина экватора по измерению советского геодезиста Красовского составляет сорок миллионов семьдесят пять тысяч и шестьсот девяносто шесть метров! – ответил Василий Федорович, заглянув в записную книжку. – Могу напомнить: к северу и к югу от экватора отсчитываются географические широты. А на самой линии экватора царит нулевая широта. Любопытно, что на экваторе день всегда равен ночи. А солнце в зените бывает только дважды в году – в дни весеннего и осеннего равноденствия. Вас это удивляет?.. Вы как будто встревожены…

– Есть над чем призадуматься, дружище! Ведь мы должны будем пройти гораздо большее расстояние, чем длина экватора. Нам придется огибать не только острова, но и материки…

– Не беда! Нашим соперникам тоже придется огибать архипелаги и континенты. Шансы равны!

Робинзон, подняв голову, с восхищением поглядел на летучий остров Лапуту.

– Да-а… – задумчиво протянул он. – В лучшем положении капитан Гулливер… Парит над нами, как альбатрос!

– Не завидуйте, – покачал головой капитан корвета «Коршун». – А туманы, циклоны, тайфуны?! Кто может гарантировать летную погоду по всей линии экватора? В Тихом океане! В Атлантике? В Индийском океане?.. Мы еще, конечно, если успеем, сумеем укрыться в ближайшей бухте, а остров Лапута, как и всякий другой воздушный корабль, застигнутый ураганом, – куда он денется?

– Будем надеяться на лучшее… – проникновенно заметил знаменитый отшельник.

– Да, будущее туманно, капитан Крузо. Вы правы. Но лучше, пожалуй, не раздумывать о нем, а заняться настоящим. Вас не беспокоит, что алые паруса маячат впереди? – Ну, нас отделяет еще всего несколько кабельтов. Пока это не имеет значения, Василий Федорович.

Капитан корвета «Коршун», оглядев паруса, скомандовал в мегафон:

– Отдать рифы!

– Есть отдать рифы! – отозвался вахтенный начальник. Боцман подхватил команду звонкой трелью своей дудки. Парусность увеличилась, и судно пошло быстрее, нагоняя галиот «Секрет».

Алые паруса проносились мимо берегов Панамского канала.

Бриг «Леденец» заметно отставал. На капитанском мостике Карл Фридрих Иероним сумрачно глядел на корвет «Коршун» и галиот «Секрет», опередившие его бриг…

– Идея, Дик! – неожиданно крикнул он. – У меня в крюйт-камере большой запас пороха.

– Зачем он нужен во время гонок? – удивился юноша.

– А вот для чего!.. – с загадочной многозначительностью произнес Мюнхаузен. – В трюме лежат металлические трубы. Мы их закрепим на корме, соорудим нечто вроде ракетной батареи… Начиним порохом и… Понимаете, Дик?

– Не очень.

– Превратим бриг в ракетный корабль! – произнес барон, потирая руки. – И тогда я погляжу – кто кого обгонит!

– Если вы это сделаете, я немедленно покину борт вашего брига, – запальчиво ответил пятнадцатилетний капитан. – На шлюпке… вплавь, но я здесь не останусь. Мы участвуем в парусных гонках! Игра должна быть честной! Во всех отношениях.

– Поймите, дорогой Дик… Мне не хочется проигрывать… Вашу руку!.. Считайте, что этого разговора не было!

Но юноша угрюмо молчал.

– Я ведь только подумал, – продолжал оправдываться Мюнхаузен. – Признаюсь, в моей голове иногда возникают сомнительные мысли. Я подчеркиваю: иногда!.. Очень редко! Но ведь это явление бывает не только у меня одного. Просто я \ влекся идеей ракетного корабля. И могу вас торжественно заверить на борту моего брига «Леденец»… Я, Карл Фридрих Иероним, на протяжении двухсот пятидесяти лет моей жизни не был ни разу замечен в каком-либо предосудительном поступке. Я лучше бы взорвал самого себя в крюйт-камере, чем решился опозорить мою репутацию!

Дик сердечно пожал протянутую руку капитана «Леденца».

– Как только выскочим из Панамского канала в Карибское море, переменим тактику, – сказал пятнадцатилетний капитан.

– Что вы предлагаете? – насторожился барон.

– Ни в коем случае не идти за кильватерной струей. Возьмем более острый курс. Уйдем из поля видимости корвета «Коршун» и галиота «Секрет»! Скроемся из вида! Пусть поломают мозги, раздумывая о нашем местопребывании.

– Идея! – опять воскликнул Мюнхаузен, не менее восторженно, чем в тот раз, когда ему пришла мысль о ракетах. – Спутаем карты! Вашу руку, капитан Сэнд.

Мюнхаузен долго тряс руку своего спутника, пока тот не прервал горячие излияния громким возгласом:

– Мы выходим из Панамского канала в Карибское море. Пора действовать! Поворот влево – на два румба!

С капитанского мостика раздалась команда:

– Лево руля, на два румба!

И сразу же из рубки отрапортовал рулевой:

– Есть лево руля, на два румба!

Этот маневр был замечен на борту галиота «Секрет».

– Не могу понять – почему «Леденец» так круто уклонился от курса?.. – задал вопрос капитан Немо, провожая взглядом удаляющийся корабль…

Ветер теперь дул прямо в корму брига. «Леденец» быстро шел курсом фордевинд с парусами, полными ветра. Мерцали сигнальные огни на его бортах. А вскоре и они исчезли, несмотря на лунную ночь.

– Странно… – пожал плечами Грэй. – Я тоже не возьму в толк – зачем это понадобилось Мюнхаузену?..

– Каждая лишняя миля во время гонок может оказаться роковой на финише, – складывая подзорную трубу, сказал Немо. – Ветер как будто нам благоприятствует. Вы чем-то озабочены, капитан Грэй?

– Да, озабочен… Что спрятано в палисандровой шкатулке Тартарена? По его распоряжению шкатулка должна быть вскрыта на рассвете… перед тем как запоют петухи. Кажется, так заявил профессор Маракот на старте? Любопытно все-таки, какой еще сюрприз нам заготовил любимец Тараскона?..

– Внимание! Нас обгоняет корвет.

– На гонках, как это не грустно, всегда кто-то обгоняет, догоняет или отстает, – спокойно сказал Грэй, взглянув на полосатый колдунчик – флюгер из шелковой материи.

– Думаете выбираться на ветер?! – догадался Немо.

Капитан галиота «Секрет» ничего не ответил, а резко скомандовал:

– Взять круче к ветру! Под острым углом!

– Есть взять круче к ветру! Под острым углом! – крикнул вахтенный. Но с борта корвета «Коршун» сигнальщик отсемафорил флажками: «Не пересекайте моего курса».

– Отвечайте, – распорядился Артур Грэй. – «Держу правее».

– Хитер, Василий Федорович, – усмехнулся Немо. – Старый морской волк!

– Скорее морская лисица… Меня начинает беспокоить отсутствие брига Мюнхаузена. Где он? Впереди нас? Позади? Или же сбился с курса?.. Хотя… это мало вероятно. Наше положение внушает тревогу. Корвет «Коршун» ушел вперед. Местопребывание «Леденца» неизвестно…

Между тем немного времени спустя полосатые паруса с изображением стаи диких уток видели рыбаки Колумбии, затем бриг «Леденец», обогнув Венесуэлу, взял курс на Порт-оф-Спейн, где был замечен с борта океанского лайнера «Принц Гамлет», следовавшего в Панаму из Буэнос-Айреса. Трудно сказать, знали ли пассажиры о кругосветных гонках, вернее всего – об этом событии им ничего не было известно. Но капитан лайнера, к удовольствию всех на борту, приветствовал живописный бриг праздничным фейерверком.

Зарево огней осветило барона на капитанском мостике. Он, быстро сбежав по трапу, лично выстрелил из пушки, отсалютовав «Принцу Гамлету», и самодовольно помахал треугольной шляпой.

– Как вы думаете, Дик, они меня узнали?

– Не сомневаюсь! Довольно красоваться, капитан Мюнхаузен. Отдайте команду повернуть вправо на 45 градусов. В Атлантику. Курс – на экватор!

Поборник истины не заставил себя ждать. С капитанского мостика раздался его пронзительный голос:

– Право руля! На 4 румба! Курс – на экватор!

Рулевой привел корабль на заданный курс и доложил:

– На румбе 45 градусов!

– Так держать! – скомандовал Мюнхаузен. – О чем вы размечтались, капитан Сэнд?

– Я не мечтаю… – отозвался Дик с палубы. – Думаю… Где сейчас «Коршун» и «Секрет»?..

– Обратитесь с этим вопросом к Нептуну, как только прибудем на экватор! – рассмеялся барон.

Ветер дул в правый борт брига. «Леденец» шел на всех парусах курсом галфвинд правого галса.

Вопрос, над которым задумался пятнадцатилетний капитан, не в меньшей степени мучил Василия Федоровича и Робинзона Крузо на борту «Коршуна»: «Где сейчас «Секрет» и «Леденец»?»

Призадумались также в салоне галиота Артур Грэй и капитан Немо: «Где «Коршун»? Куда исчез бриг Мюнхаузена? Кто впереди?..»

Ответить мог только Лемюэль Гулливер. С высоты ему было видней, тем более что для лучшей обсервации летучий остров Лапута поднялся над океаном на полторы тысячи метров. Ночь была светлая. Полная луна серебрила воды. Наблюдение велось в телескопические трубы двумя действительными членами Академии прожектеров…

Альфомбрас Джой Игрек Пи Квадрат и его коллега Альфа Омега Икс Инжектор результаты своих изысканий немедленно сообщали Лемюэлю Гулливеру.

Поскрипывало гусиное перо. Уже несколько страниц журнала кругосветных гонок были заполнены Гулливером.

Страница восьмая: «…в настоящий момент впереди идет бриг «Леденец». По правому борту огни порта Кайенна, французской Гвианы, снискавшей всемирную славу своим жгучим перцем и печальную известность – каторгой. Ради справедливости отметим, что ей обязаны своим появлением на свет увлекательные приключенческие романы.

Вторым идет корвет «Коршун», оставляя позади Венесуэлу. Не считаю лишним напомнить: Венесуэла по-испански – Маленькая Венеция. Так назвал будущую республику флорентинец Америго Веспуччи, участвовавший в плавании капитана Охеда в 1499 году. Селения в этой диковинной стране были построены на сваях и возвышались над водой. Это и напомнило путешественнику из Флоренции «светлейшую» Венецию.

Галиот «Секрет» шел последним. Алые паруса были засечены еще только на 14 градусе северной широты и 70 градусе западной долготы, на голубом маршруте Колон – Кейптаун, из Панамы в Южно-Африканскую республику»

Лемюэль Гулливер положил гусиное перо, взял со стола бронзовую песочницу, посыпал песком на страницу, чтобы просушить чернила, а затем, стряхнув песок, закрыл журнал.

– Достопочтенный Пи Квадрат, не соизволите ли вы познакомить меня со своими прогнозами?

– На погоду? – осведомился лапутянин.

– Нет, нет… Кто победит в кругосветных гонках? Какой корабль первым пересечет линию финиша?

– Это совсем не так сложно. Мне приходилось решать более трудные задачи. Приготовьте все данные об этих судах: тоннаж, год постройки, из какого дерева, где оно росло? А также информацию о парусине, количестве гвоздей, винтов, смолы и пакли. Ну, одним словом, мне нужны все сведения. В том числе и о капитанах. Возраст, здоровье, в каком состоянии зубы, сердце, печень, селезенка и легкие? Не забудьте сообщить: какими видами спорта занимались капитаны? С какого возраста? Каковы были их успехи? Продолжают ли сейчас свои спортивные занятия?.. И еще один существенный вопрос: кто оптимист и кто склонен к пессимизму? Иначе говоря: кто из них глядит на мир сквозь розовые очки, а кто – сквозь черные? Обратите внимание на этот вопрос. Сие очень важно, мистер Гулливер! А я пока пойду за машиной ЭЛ-1727.

– Вам помочь? – спросил Альфа Омега Икс Инжектор.

– Не отвлекайтесь от телескопа, коллега.

И Пи Квадрат, покинул наблюдательную площадку.

Гулливер был в затруднительном положении. Он не мог дать исчерпывающие ответы на заданные вопросы, но все, что ему было известно, добросовестно изложил на бумаге, за исключением состояния печени и селезенки у капитана Немо, Артура Грэя, Робинзона Крузо, Василия Федоровича, Мюнхаузена и Дика Сэнда.

Не более чем через десять минут Пи Квадрат вкатил на площадку металлический ящик на музыкальных колесиках. Из ящика торчали деревянные ручки, латунные вентили, медные блоки, загадочный раструб, напоминавший уличную урну для окурков. На одной из стенок был вмонтирован большой циферблат, но вместо римских цифр, обозначавших часы, было двенадцать знаков Зодиака. Низ этого таинственного аппарата украшала надпись Made in Laputa (Сделано в Лапуте). А на крышке красовалась эмблема – ЭЛ-1727.

Гулливер в недоумении рассматривал эту странную и несколько фантастическую машину…

Пи Квадрат собрал записки Лемюэля со всеми необходимыми сведениями об участниках парусных гонок вокруг света, а также об их кораблях, затем внимательно просмотрел все данные, призадумался и задал вопрос:

– Сэр! Здесь нет ничего о погоде. Вы понимаете вашу ошибку?

– Достопочтенный Пи Квадрат, я лишен возможности сообщить что-либо… Кто знает, какая погода их ожидает в пути?

В разговор вмешался Альфа Омега Икс Инжектор:

– Это может повлиять на решение нашей машины ЭЛ-1727. Предлагаю для уравнительного баланса заложить в машину хотя бы один ураган силой в 12 баллов!

– Прекрасная идея! – одобрил Пи Квадрат.

Недолго думая, он, быстро написав на листочке: «Ураган, 12 баллов», бросил все записочки в металлический раструб, закрыл крышку и начал вращать большую деревянную ручку.

Стрелки на циферблате, описав круг по знакам Зодиака, остановились на Весах. Внутри ящика что-то загудело, затем раздался страшный треск, как будто под самым ухом неистовый музыкант ударил изо всей силы в литавры.

Гулливер даже вздрогнул от неожиданности, но сразу все смолкло. Наступила тишина. Действительный член Академии прожектеров вытащил из ящика длинную ленту, пробежал по ней глазами…

– Ну? Кто же придет первым? Корвет «Коршун»? Бриг «Леденец»? Или же галиот «Секрет»? – нетерпеливо спросил герой романа Джонатана Свифта.

Ученый лапутянин многозначительно произнес;

– Черепаха!

– Какая черепаха? Что вы говорите? – рассмеялся Гулливер.

Пи Квадрат с глубоким сожалением взглянул на героя романа Джонатана Свифта.

– Машина не ошибается, сэр. Возможны некоторые отклонения. Плюс – минус несколько секунд, как на вашем брегете.

– Довольно загадочный ответ. В гонках участвуют парусные суда, а придет… черепаха?!

Гулливер еще раз бросил взгляд на компьютер Академии прожектеров с эмблемой ЭЛ-1727. Он в такой же степени напоминал современные электронно-вычислительные машины, как старинная карета гоночный автомобиль.

Однако вспомним, что задолго до появления на свет кибернетических машин великий немецкий физик и математик Готфрид Вильгельм Лейбниц, еще до выхода в свет романа Джонатана Свифта, был не только озабочен идеей компьютера, но даже пытался сам соорудить нечто подобное. Стоит ли уж так смеяться над попытками лапутян?

В 1877 году американский астроном Холл открыл два спутника Марса – Деймос (Ужас) и Фобос (Страх). А лапутяне обнаружили их, правда, не без участия Свифта, на полтораста лет раньше Холла! Ведь «Путешествия Гулливера» появились на книжных полках в 1727 году. Хотелось бы напомнить, что сама по себе идея летучего острова Лапута не так уж беспочвенна, какой она может показаться на первый взгляд. Пятиметровая магнитная стрела на алмазном основании круглого острова диаметром в 7837 ярдов, то есть около семи километров, является динамической силой, приводящей остров в движение «…ибо по отношению к подвластной здешнему монарху части земной поверхности магнит обладает с одного конца притягательной силой, а с другого – отталкивательной…».

Земля представляет собой огромный магнит! Кто возьмет на себя смелость утверждать, что в будущем на смену ракетным кораблям не появятся магнитные?!

Те, в чьи руки, быть может, когда-либо попадет вахтенный журнал, который сегодня имеет честь вести ваш покорнейший слуга Лемюэль Гулливер, могут упрекнуть нас: не слишком ли мы доброжелательно относимся к лапутянам из Академии прожектеров?.. Ведь Джонатан Свифт высмеивает их с блистательной иронией, не жалея сатирических красок.

Это действительно так! Но знаменитые капитаны никогда не таили своих симпатий к чудакам, изобретателям, романтикам и фантазерам! Мы вместе с великим сатириком, конечно, посмеиваемся над учеными с летучего острова Лапута, но сквозь этот смех проступают наши раздумья в кают-компании о символической медали… На ее лицевой стороне выгравировано слово – «Наука», а на обратной стороне медали – «Лженаука».

Но вернемся к событиям этой памятной ночи…

Пи Квадрат оторвал конец бумажной ленты с заключением машины ЭЛ-1727 и церемонно вручил его главному арбитру нашего необычайного соревнования.

На узенькой ленточке фиолетовыми буквами было напечатано: «Черепаха»… Гулливер улыбнулся и использовал ленточку, как закладку на страницах журнала.

Летучий остров взял курс на экватор, вслед за участниками парусных гонок. И вскоре под Лапутой оказался широкий разлив устья реки Амазонки. В вахтенном журнале появилась запись: «…Экватор. 50 градусов западной долготы».

На этой географической точке надо было отметить прохождение парусных кораблей. Лапута остановилась в воздухе.

Корвет «Коршун» первым прошел контрольный пункт и взял курс на восток – строго по экватору.

Минут через двадцать показались алые паруса… Гулливер отметил в своем журнале время и осведомился у лапутян, наблюдавших в телескопические трубы, – не уклоняется ли от курса галиот «Секрет»?

Лапутяне подтвердили, что судно с астрономической точностью движется по линии экватора, отставая от корвета «Коршун» на двадцать семь минут и сорок секунд.

Через три часа Альфа Омега Икс Инжектор, не отрывая глаз от трубы, заметил:

– Ясно вижу. Стая диких уток!..

– На парусе грот-мачты, – уточнил Альфомбрас Джой Игрек Пи Квадрат.

– Это бриг «Леденец»… – сказал Гулливер, поскрипывая гусиным пером по страницам журнала.

На капитанском мостике своего корабля стоял поборник истины. Сложив подзорную трубу, он недовольно проворчал:

– Куда сгинул «Секрет»?.. Где сейчас корвет «Коршун»? Мы сделали огромный крюк, чтобы скрыться из виду… Как бы эти полтораста миль не лишили нас приза!

– Не будем отчаиваться, капитан Мюнхаузен, – старался утешить его Дик Сэнд. – Еще все впереди!

Шквалистый ветер налетел на паруса, трепал их, и стая диких уток, украшавших грот-бом-марсель, казалось, вот-вот сорвется и улетит в поднебесье.

Юноша с любопытством глядел на алмазный низ острова, парившего над океаном.

– Взгляните, – сказал пятнадцатилетний капитан. – Он напоминает летающую тарелку, породившую столько фантастических слухов.

– Я видел «летающие тарелки», милый Дик. Но меня больше поразил «летающий сервиз на двенадцать персон» над моим родным городом Боденвёрдером!

– Чайный или обеденный? – спросил Дик, стараясь скрыть улыбку.

– Он напоминал обеденный. Суповая миска, по моим расчетам, была водоизмещением в тысячу тонн. По ее бокам было расположено до сотни иллюминаторов. Возможно, это была роспись… Возможно!.. Я ровным счетом ничего не утверждаю и ничего не отрицаю.

– Вы полагаете, что это была космическая эскадрилья с неизвестной планеты?

– Все может быть в бесконечной Вселенной, – философски заметил барон. – Не бесконечен только маршрут гонок! С какой скоростью мы идем?

– Двенадцать узлов. Я недавно бросал лаг за борт.

– Эх… – вздохнул Мюнхаузен. – Если бы гонки были на утках или на пушечных ядрах, не пришлось бы сомневаться… Мы были бы первыми на финише! Что скажете, Дик?

– Я бы посоветовал держаться круче к ветру. У нас бизань полощется без дела.

Мюнхаузен, недолго думая, отдал команду. Бриг стал выбираться на ветер и заметно прибавил в скорости, оставляя за кормой пенистую струю.

* * *

Корвет «Коршун» под всеми парусами шел вдоль экватора, далеко уйдя от своих соперников. На 36 градусе и 30 секундах западной долготы корвет пересек маршрут мореплавателя Фернана Магеллана, открывшего наконец в 1520 году желанный проход из Атлантики в Тихий океан между Огненной Землей и Патагонией.

Когда флотилия Магеллана вышла в Южное море, оно было на редкость спокойное. Стояла такая чудесная погода, что Магеллан нанес на свою карту название – Тихий океан. Так он называется и поныне, но, к сожалению, далеко не всегда оправдывает свое название.

Корвет неуемно рвался вперед, оставив за кормой западное полушарие… В Атлантическом океане «Коршун», следуя строго по экватору, держал курс на восток к Гвинейскому заливу. На 7 градусах и 30 секундах восточной долготы Василий Федорович приказал приспустить флаг и пушечным выстрелом отметить эту географическую точку.

– В честь кого вы отдали салют? – удивился Робинзон Крузо.

– Здесь прошли корабли Магеллана на обратном пути на родину, – ответил капитан корвета «Коршун». – Но на борту были только спутники великого мореплавателя. Генерал-капитан Фернан Магеллан был убит на берегу небольшого острова Матан Филиппинского архипелага во время карательной экспедиции против коренных обитателей острова. Жизнь его оборвалась на сорок первом году… Как тут не вспомнить нашего русского путешественника Миклухо-Маклая! Ученый явился к папуасам Новой Гвинеи без оружия, с миром!.. До сих пор благодарная память о нем живет в сердцах папуасов на берегу Маклая…

Василий Федорович не договорил. Его прервал отчаянный крик марсового матроса из «вороньего гнезда» на грот-мачте.

– Торпеда! По правому борту! Торпеда!

Оставляя на поверхности океана бурлящий след, стремительно мчалась торпеда, не оставляя никаких сомнений в ее цели – поразить «Коршун».

Для раздумий не оставалось времени.

– Лево руля! Клади на борт! Круче! – надсадно скомандовал капитан корвета.

– Есть лево руля! Круче! – гаркнул в ответ рулевой. Но только судно успело произвести этот маневр, как торпеда, сделав крутой вираж, с бешеной скоростью устремилась за своей добычей.

– Это «живая торпеда»! – закричал Василий Федорович. – Меч-рыба! Нам от нее не увернуться… Она идет на таран… Пушки к бою!

Пронзительная трель боцманской дудки пронеслась над палубой. Раздался быстрый топот матросских сапог. Орудийная прислуга проворно открывала пушечные порты, но уже было поздно.

Страшный удар потряс корвет…

Нелишне напомнить, что в морском музее Англии есть целая коллекция шпангоутов и обшивок бортов до полуметра толщиной с торчащими в них остатками «мечей».

Несколько японских рыболовных шхун были потоплены меч-рыбой. «Живая торпеда» протаранила стальную обшивку танкера «Барбара», напала на военный корабль «Леопольд» у берегов Англии. Нередко в эфире звучал сигнал бедствия, посланный с кораблей, атакованных огромной меч-рыбой.

Нечто подобное случилось и с «Коршуном».

За первым ударом последовал второй, затем морской разбойник ушел в глубину, и казалось, что он оставил корвет в покое, но снова грозный «меч» показался над водой… Блеснули в лунном свете свирепые глаза как бы в поисках уязвимого места на борту…

– Батарея штирборта… Огонь! – хрипло скомандовал Василий Федорович.

Прогремели пушечные выстрелы. Белые клубы дыма окутали чугунные жерла орудий. Ядра летели в океан, взрывая воду вокруг «живой торпеды». Но это еще больше разъярило меч-рыбу. Хищник рванулся вперед и через несколько секунд сокрушительным ударом протаранил корвет. Обломок «меча» торчал из обшивки. Это была последняя атака в жизни морского разбойника.

– Осмотреть трюм! – приказал Василий Федорович. Из люка, ведущего в трюм, показался капитан Крузо.

– Пробоина! – крикнул он. – Чуть пониже ватерлинии! Против бизань-мачты! Хлещет вода…

– К помпам! – немедленно скомандовал Василий Федорович.

– Есть к помпам! – отозвался вахтенный начальник.

На борту ударили в судовой колокол.

– Нас сильно заливает на ходу… – отрапортовал Робинзон. – Не лечь ли нам в дрейф?

– А гонки? – нахмурился капитан корвета.

– Выбора нет! – воскликнул знаменитый отшельник. – Ясно?..

Василий Федорович подумал и, конечно, понял, что Робинзон прав. Выбора не было. Надо было быстро убирать паруса, ложиться в дрейф, объявлять большой аврал, откачивать воду, клокотавшую в трюме, и ставить пластырь на обшивку. Сейчас уже было не до гонок!

– Зажечь аварийные огни! – прогремела команда.

– Есть зажечь аварийные огни!

Два красных огня зажглись на фок-мачте. Корвет «Коршун» сошел с голубой дорожки кругосветных гонок.

* * *

На горизонте замаячили алые паруса. На борту галиота «Секрет» царило радостное возбуждение. Артур Грэй весело воскликнул:

– Мы нагоняем корвет! Наконец-то!.. Так держать, друзья!

Но почему-то капитан Немо даже не улыбнулся.

– Вас не удивляет голый рангоут? Почему-то паруса «Коршуна» взяты на горденя и гитовы… Довольно-таки странный вид у судна, принимающего участие в скоростных парусных гонках!

Грэй поднял подзорную трубу и стал тщательно разглядывать дрейфующий «Коршун». И как только капитан галиота заметил торчащий из обшивки обломок страшного «меча», он сразу же сообразил…

– Все ясно, капитан Немо. Взгляните в трубу… Меч-рыба… «Живая торпеда» протаранила корвет. Право руля!..

– Есть право руля!

Галиот «Секрет» быстро нагнал корвет, обогнул судно, терпящее бедствие. Капитан Грэй с мостика крикнул в мегафон:

– Готовы оказать помощь! Немедленно! Что нужно?

Василий Федорович, пробежав по палубе почти до самого бушприта, чтобы быть поближе к галиоту, громко ответил:

– Сердечно благодарю. Очень тронут! Благородно с вашей стороны… Во время гонок! Управимся сами! Следуйте своим курсом к финишу. Желаю успеха!..

«Чертова рыба!» – выругался он про себя… В эту минуту можно было понять капитана корвета. Выйти вперед, идти первым – и сойти с круга.

Галиот «Секрет» лег на курс и быстро уходил на восток вдоль экватора… Спортивное счастье улыбнулось алым парусам.

Лемюэль Гулливер записал в журнале: «Корабль Артура Грэя вырвался вперед. Бриг «Леденец» обошел дрейфующий корвет «Коршун» и прочно закрепился на втором месте. Суда пошли западными берегами Африки, навстречу холодному Бенгальскому течению. Ветер попутный. Оставив за кормой огни Кейптауна, благополучно обогнули мыс Доброй Надежды, ранее носивший название мыса Бурь. Его открыл в 1488 году Бартоломей Диас».

Галиот «Секрет» входил в Мозамбикский пролив… А бриг «Леденец» еще только встречал теплое течение мыса Игольного как раз там, где пересеклись легендарные маршруты Васко да Гама в плавании 1497/98 года и первого кругосветного путешествия русских мореплавателей Крузенштерна и Лисянского в 1803–1806 годах.

Бриг «Леденец» отставал от галиота «Секрет» на семьсот миль. Именно это обстоятельство совершенно неожиданно сыграло удивительную роль во время гонок. На море это бывает: вместо ожидаемого случается нечто совсем непредвиденное!

Так произошло и на этот раз.

Галиот «Секрет» взял курс строго на восток и под всеми парусами шел вдоль экватора, надеясь пересечь Индийский океан, затем обогнуть острова Суматру… Яву… выйти к северо-западным берегам Новой Гвинеи – на экватор и далее помчаться по прямой, к финишу кругосветных гонок.

Но это было еще только «плавание» по географической карте. В кают-компании. Плавание без парусов, как говорится, на крыльях фантазии. В мягком кресле. За чашкой цейлонского чая или кофе по-турецки!

А теперь отложим в сторону географическую карту, перевернем страницу вахтенного журнала…

В экваториальной зоне у Мальдивских островов на борту галиота «Секрет» отметили быстрое падение барометра. Это вызвало тревожное настроение у Грэя и Немо.

Оба проницательно вглядывались в грозовые тучи, нависшие над Индийским океаном. Какое-то смутное и тяжелое предчувствие охватило обоих капитанов. То ли они задумались о надвигающемся шторме, то ли еще что-нибудь… трудно сказать… Единственно, что в некоторой степени успокаивало их, – это сверкающий огнями летучий остров Лапута. Словно воздушный замок или феерический город из сказки, мигая сигнальными огнями и двумя прожекторами, похожими на глаза крылатого дракона, остров набирал высоту и вскоре скрылся за тучами.

– Вам не кажется это странным, капитан Немо? – озабоченно произнес Грэй.

– О чем вы?.. – тревожно переспросил создатель «Наутилуса».

– Остров Лапута, видимо, по настоянию Гулливера, все время держался довольно низко над океаном… Легче было наблюдать за участниками гонок. Что заставило ученых лапутян так внезапно набрать высоту? Одна причина. Лапута уходит от надвигающегося шторма, а возможно – урагана!

– Я того же мнения, капитан Грэй.

Сквозь тучи мелькнули два оранжевых луча с летучего острова. Издали донеслись раскаты грома. Сверкнула молния. На какую-то долю секунды вспыхнуло алмазное основание Лапуты. И тотчас кромешная тьма поглотила небо и океан.

Летучий остров вылетел из грозовых туч. Над парящей Лапутой сияли звезды. Ярко светила луна.

Но эта умиротворяющая картина нисколько не успокаивала Гулливера. Его тревожили облака, над которыми пролетал остров. Бурный океан облаков. Восточный ветер гнал их на запад.

Лемюэль развернул журнал на той странице, где был заложен обрывок узенькой ленточки со словом – «Черепаха» (нелепым решением машины ЭЛ-1727 по поводу победителя кругосветных гонок), задумался, повертел гусиное перо, затем записал: «Индийский океан. Экватор. 74 градуса восточной долготы. Район Мальдивских островов. Наблюдения над участниками гонок временно прекращены из-за надвигающегося…»

На смотровую площадку торопливо вошел Альфомбрас Джой Игрек Пи Квадрат, а за ним семенил Альфа Омега Икс Инжектор.

– Что случилось? – спросил тревожно Гулливер. – Почему вас так долго не было?

Пи Квадрат обратился к своему ученому коллеге:

– Будьте любезны огласить послание Академии прожектеров.

Альфа Омега торжественно поднял толстый бумажный рулон, скрепленный на конце большой сургучной печатью. Она также служила грузилом. Когда Инжектор распустил бумажный рулон, печать потянула его вниз, и послание распустилось более чем на сто метров, как хвост за летучим островом. Вероятно, краткость речи не ценилась лапутянами.

Инжектор нацепил очки на нос и начал читать, подкручивая лакированную ручку, наворачивающую бумажный рулон на металлический прут.

– «Действительному члену Клуба знаменитых капитанов, корабельному хирургу и капитану, путешественнику в страну лилипутов, великанов, гуингнимов, а также во второй раз посетившему Лапуту, – славному Лемюэлю Гулливеру».

Альфа Омега Икс, вместо того чтобы поклониться нашему другу, раскланялся перед телескопом из-за своего непомерного косоглазия. При этом он продолжал вертеть ручку, накручивая бумажное послание, церемонно читал:

– «Сэр! В органической связи с тем, что в экваториальной зоне зародился тропический циклон, которому присвоено женское имя «Аида», а также из научного интереса к этому беспощадному и разрушительному явлению природы, которое с огромной скоростью движется в нашем направлении, возник ученый диспут об ураганах, цунами, тайфунах, бафио и вилли-вилли. Учеными Лапуты было высказано множество самых различных гипотез, проясняющих причины возникновения циклонов, но, к сожалению, диспут еще только затемнил вопрос, окутав его густым туманом. Поэтому Академия приняла решение произвести необходимые наблюдения и изыскания, проникнув внутрь урагана, где по некоторым предположениям есть безопасное воздушное пространство, сохраняющее относительный покой посреди взбесившейся стихии».

Гулливер с тревогой вслушивался в текст послания, всецело отдавая себе отчет: чем это грозит!

– «Сэр! – продолжал Инжектор, подкручивая бумажный рулон, конец которого с большой сургучной печатью развевался за ажурной решеткой наблюдательной площадки – под звездным небом. – Мы глубоко сожалеем, что вам придется прервать свои наблюдения за парусными кораблями во время кругосветных гонок. Академия сомневается – удастся ли завершить гонки. Парусные суда будут застигнуты тропическим циклоном. Остров Лапута берет курс на «Аиду»! Встреча произойдет через семнадцать минут и сорок две секунды. За это время предстоит решить вопрос: как лучше проникнуть в центр урагана? Где, возможно, есть относительный покой, а может быть, и нет! Рискнуть пройти через «глаз» урагана или же пропустить его под собой, поднявшись еще выше, а затем, нагнав «Аиду» с хвоста, ринуться в центр. Смертельную опасность представляют вихревые ветры внутри урагана. Их скорость доходит до четырехсот километров в час. Итак, конец догадкам, прогнозам, предположениям! Вперед, к научным наблюдениям на месте – в сердце урагана…» Я позволю себе уклониться от чтения подписей… Это заняло бы не менее часа, а у нас всего несколько минут до решительного свидания с «Аидой».

– Н-да… рискованное предприятие… Охота за ураганами!.. – задумался Гулливер, взглянув на свой брегет.

– Сэр! – торжественно заявил Пи Квадрат. – Искусство требует аплодисментов, а наука, чтобы идти вперед, нуждается в жертвах! Могу напомнить: первым в истории воздухоплавания был Икар…

И это было последнее, что еще можно было услышать… Оглушительный гул, свист, грохот, раскаты грома смешались в неистовой симфонии обезумевшей стихии…

А далее на страницах вахтенного журнала ничего не было. Не потому, что записи размыла соленая вода. Нет. Страницы были белые, чистые… Их не касалось гусиное перо. Свидание с ураганом «Аида» силой в 12 баллов лишило Гулливера и капитанов других кораблей какой-либо возможности вести вахтенные журналы. Осталась только слабая надежда, что если кто-нибудь уцелеет в смертоносных объятиях «Аиды», то вахтенный журнал хотя бы впоследствии отразит необычайные события этой бурной ночи.

* * *

«Леденец», отстав от галиота «Секрет» на добрую тысячу миль, был в безопасности, но надежды на первое место в гонках вокруг света померкли.

«Аида» стремительно вышла из экваториальной зоны, круто свернув на юго-запад. Счастье и на этот раз улыбнулось алым парусам. «Секрет» шел восточнее и не был застигнут сокрушительным ураганом. Но на борту галиота радость Грэя и Немо быстро сменилась тревожным настроением.

Исчез летучий остров с Лемюэлем Гулливером. Что же могло случиться?.. А вдруг Лапуту поразила молния?.. Но остров диаметром в семь километров слишком велик, чтобы его могла уничтожить или поджечь молния! Во всяком случае, зарево пожара увидел бы на борту «Секрета» марсовый матрос на грот-мачте.

Капитан Немо высказал другую мысль:

– Представьте себе, дорогой Артур, что ураган «Аида» вызван магнитной бурей?

– А чем это грозит?

– Катастрофой. Остров Лапута, как вам хорошо известно, летает при помощи гигантской магнитной стрелы. Во время магнитной бури остров может внезапно потерять аэродинамическую силу и рухнуть вниз… Все возможно. Может быть, Индийский океан уже стал могилой Лапуты, вместе с нашим старинным другом и соседом по книжной полке – капитаном Гулливером.

– Не хочу в это верить!.. Какие у вас основания так думать?

– Магнитная стрелка мечется, как безумная, из стороны в сторону. Если бы мы находились в Арктике, то сейчас там полыхали бы в небе полярные сияния.

– Капитан Немо, а вы твердо уверены, что ураган «Аида» вызван магнитной бурей?

– Не думаю. Точнее сказать, не знаю. Если Лапута не рухнула в океан, то ее в воздухе подхватили вихревые потоки и устремились с нашим дорогим Лемюэлем на борту черт знает куда… В самое пекло! Или еще того хуже. Что же делать, капитан Грэй?

– Продолжать гонки вокруг света или же…

– Повернуть обратно!.. – твердо заявил Немо.

– Вы подхватили мою мысль, – решительно произнес капитан галиота «Секрет». – Да, да!.. Идти вдогонку… за ураганом! По его страшным следам… Не в традициях Клуба знаменитых капитанов оставлять своих друзей в беде!

Грэй быстро поднялся по трапу на капитанский мостик. За ним последовал Немо.

– Вам не обидно, дорогой Артур?.. Выйти вперед и, когда цель уже… Не хочется даже говорить. В такой момент сойти с голубой дорожки кругосветных гонок!

– Не обидно! В жизни бывают более высокие цели, чем хрустальный кубок! Или какой-нибудь другой приз… даже золотая медаль на шелковой ленте. – И капитан галиота звонким голосом отдал команду: – Курс на зюйд-вест! Вдогонку за ураганом!

Неужели можно догнать тропический циклон?

Тем более на парусном судне! Оказывается, можно. Циклон движется с «умеренной» скоростью… Но зато внутри циклона бушуют вихревые потоки. Они несутся в южном полушарии по часовой стрелке – до четырехсот километров в час! Царство ветров! Вернее, империя ветров, с титанической разрушительной силой, особенно если учесть размеры этого дракона…

Он достигает семисот километров в поперечнике. А «глаз» тропического страшилища – от семи до восьмидесяти километров в диаметре.

И вот это чудовище мчится по невообразимо причудливому курсу, порождая сокрушительные грозы, ливни, а точнее – небесные водопады и водяные валы с десятиэтажный дом, сметая все живое на своем пути…

Никаких преград для него не существует. Предвидеть или угадать, куда оно повернет, невозможно. Вероятно, это известно только одному дьяволу.

Тропический циклон носится над океаном, как будто выбирая жертву… То он налетит на чудесный остров и в мгновенье превратит его в необитаемый; то он кинется на лазурное побережье и, оставив после себя мертвую пустыню, в бешенстве бросится в сторону… догонит сверкающий огнями корабль, завертит его волчком и выкинет на прибрежные скалы, как разбитый бочонок рома.

* * *

Рулевой на борту галиота, навалившись на штурвал, отрапортовал капитану:

– На румбе 225 градусов!

Шквальный ветер налетал на корму. «Секрет» шел полным ветром под всеми парусами вдогонку за ураганом. Судно зарывалось носом в волну, пропадая из виду, затем взлетало на пенный гребень, давая значительный крен. Издали могло показаться, что над Индийским океаном летит огромный альбатрос с алыми крыльями, раненный шальной пулей.

Временами между клочьями облаков показывалась луна. В эти короткие мгновенья Грэй, Немо и марсовый в «вороньем гнезде» с тревожным чувством, торопливо оглядывали океанский простор, боясь увидеть на поверхности масляное пятно от какого-нибудь погибшего судна, обломок реи, за который судорожно цеплялся несчастный с обезумевшим лицом, или же остатки Лапуты, всплывшие из пучины после трагической катастрофы.

К счастью, ничего не было видно, кроме пенящихся барашков и мелькнувшего над водой острого плавника белой акулы.

Луна скрылась за клубящейся тучей. Во мраке, окутавшем океан, прозвучали частые удары в судовой колокол и пронзительный вой сирены. Несколько ракет взлетели с борта галиота в небо. Грэй распорядился давать эти сигналы на всякий случай, если кто-нибудь терпел бедствие среди волн, встретившись с неистовой «Аидой».

Вдали полыхали молнии.

* * *

…Лапута летела на свидание с чудовищем экваториальной зоны. Ученые из Академии прожектеров после ожесточенных дебатов все-таки направили летучий остров прямо в «глаз» тропического циклона, надеясь через него проникнуть внутрь урагана для научных наблюдений, изысканий и изучения этого кошмарного явления природы.

Но прежде всего надо было избежать прямого столкновения Лапуты с «Аидой». Встречные потоки воздуха, умноженные на массу урагана и острова, уничтожили бы его в воздухе. Поэтому лапутяне, находясь уже на близком расстоянии от циклона, внезапно замедлили ход… На одно мгновение Лапута неподвижно повисла над океаном и сразу же полетела назад с точным расчетом скорости – чуть потише ураганной. Секунд через двадцать тропический циклон должен был подхватить остров на лету… Если внутри урагана существовала зона относительного спокойствия – рискованный эксперимент состоялся бы. Если же внутри «Аиды» царили только вихревые потоки, то от Лапуты ничего бы не осталось. Ее остатки стали бы добычей Индийского океана.

Гулливер уже не думал о своем спасении. Предпринять что-либо было невозможно. Оставалось вспомнить, что все его путешествия в отдаленные страны были связаны с риском для жизни. Сколько раз подвергался он смертельной опасности в стране лилипутов!..

Единственно, о чем он сожалел в эти роковые секунды, это то, что никогда уже больше не услышит боя часов в уютной кают-компании Клуба знаменитых капитанов; не увидит веселого толстяка из Тараскона; не улыбнется, слушая «правдивые» рассказы Карла Фридриха Иеронима Мюнхаузена; не увидит за штурвалом брига «Пилигрим» юного Дика Сэнда; не поговорит на капитанском мостике галиота «Секрет» с Артуром Грэем; не полюбуется в иллюминатор «Наутилуса» флорой и фауной подводных глубин, будучи гостем капитана Немо…

«А как бы хотелось…» – подумал Лемюэль. Но в чем именно состояло его последнее желание, так и осталось неизвестным. В этот момент летучий остров был поглощен свирепым «глазом» бури… Лапута исчезла в кромешном аде тропического циклона…

* * *

Лунная ночь. Серебряная дорожка искрилась до горизонта. Корвет «Коршун», залечив раны, нанесенные «живой торпедой», шел курсом бакштаг левого галса.

Василий Федорович и Робинзон Крузо должны были быть благодарны меч-рыбе. Если бы она не атаковала судно, кто бы поручился за судьбу корвета в Индийском океане во время урагана?! Вынужденная задержка и долгий дрейф судна спасли его и весь экипаж от страшной опасности. Но шансов на победу в кругосветных соревнованиях не оставалось.

– Стоит ли продолжать гонки? – пробурчал Робинзон. – Вряд ли можно рассчитывать на призовое место.

– Вы меня удивили, капитан Крузо, – ответил Василий Федорович. – Не ожидал… Не в традициях Клуба знаменитых капитанов убирать паруса раньше времени. Что вы предлагаете? Взять курс к библиотечному пирсу? Вернуться на книжные полки?

– Конечно, нет… Меня вдруг охватила минутная слабость… Будем продолжать гонки!

– Отдать рифы! – скомандовал капитан корвета.

– Есть отдать рифы!

Паруса теперь полностью набирали ветер. «Коршун» заметно прибавил в скорости, держась западных берегов Африки. Эта мера предосторожности была не случайно принята Василием Федоровичем. Ведь судно шло с пластырем на пробоине. В случае аварии можно будет стать на якорь в какой-нибудь бухте или же в ближайшем порту.

Если бы капитан корвета «Коршун» знал, что галиот «Секрет» сошел с голубой дорожки кругосветных гонок и устремился по следам тропического циклона в поисках Лапуты, несомненно, корвет «Коршун» тотчас последовал бы за ним.

Никакие хрустальные кубки не изменили бы этого решения, продиктованного голосом чистой совести, долга и чести русских моряков.

Но капитан корвета не знал истинного курса галиота «Секрет», и только поэтому «Коршун» шел под всеми парусами к еще далекому финишу на Галапагосском архипелаге…

* * *

«Глаз» тропического циклона, наводящий беспредельный ужас на всех, кто только мог увидеть его, подхватил Лапуту… Но случилось не столь желаемое, а неожиданное! Здесь царило относительное безветрие. Зато вокруг бушевали мощные вихревые потоки. Громоздящиеся облака стояли стеной – до десяти километров высоты, а может быть, и более того… И как это не удивительно, где-то в просвете сияли звезды в черном небе.

Летучий остров находился как бы в гигантском воздушном колодце – в центре урагана, окруженный взбесившейся стихией.

Стояла нестерпимая духота. Обливаясь потом, Гулливер, еле дыша, писал на страницах вахтенного журнала: «…алмазное основание летучего острова дало трещину. Вероятно, от резкой смены температур. Обследование было поручено Альфомбрасу Джою Игреку Пи Квадрату, но ученый сорвался с трапа…

Пи Квадрат словно предвидел свою трагическую гибель, когда говорил: «Искусство нуждается в аплодисментах, а наука требует жертв!»

«Твой правый глаз, – писал Гулливер, – всегда был устремлен в зенит, словно задумывался о том, что тебя когда-нибудь унесет в поднебесье на веки веков».

Лемюэль перевернул страницу, и снова заскрипело гусиное перо:

«Мои наблюдения над участниками гонок прекратились. Лапута летит с «Аидой». Индийский океан позади. Мы сейчас в Атлантике. А возможно, уже в Тихом океане. Определить координаты затрудняюсь. Обсервации никакой. Видимость – ноль. Воздушное путешествие на «борту» тропического циклона продолжается. Курс – неизвестность!»

Ураган пересек южный тропик в Атлантическом океане. Его закрученный «глаз», занимавший около шестидесяти километров, сверкал необыкновенным «зрачком» – это был летучий остров Лапута в огнях. Два огромных оранжевых луча – противотуманных прожектора, словно пар из ноздрей летящего дракона, чертили путь над океаном.

Алые паруса маячили на почтительном расстоянии от «Аиды». Неожиданно циклон метнулся в сторону…

– Что это там… в «глазе» урагана? – спросил Грэй.

– Огни города?! – тревожно отозвался капитан Немо.

– Лапута!.. – радостно вскрикнул Артур. – Внутри урагана?.. Не может быть…

«Аида», совершив головокружительный вираж не менее трехсот миль, скрылась в северном направлении.

– Это невероятно! – довольно категорично заявил Немо.

– А вам что-нибудь известно об охотниках за ураганами? В наше время!

– Впервые слышу, – удивился создатель легендарного «Наутилуса».

– Я, видите ли, не знаток этого вопроса, – продолжил Грэй. – Но кое-что слыхал… Представьте себе тропический циклон… В «глаз» этого чудовища врезается самолет, а возможно, догоняет его со стороны хвоста… А затем, расположившись внутри урагана, летит вместе с ним… На борту бесстрашного воздушного охотника за ураганами находится группа исследователей со специальной аппаратурой для изучения этого сокрушительного явления природы.

– Неужели эти смельчаки остаются в живых?

– К сожалению, не всегда, – покачал головой капитан галиота. – Если случалась катастрофа, то никаких следов ее обнаружить не удавалось. Циклон беспощадно расправлялся со своими жертвами.

К счастью, на этот раз силы «Аиды» иссякли… Она угасла в районе острова Святой Елены. Здесь Лапута совершила вынужденную посадку.

Сто двадцать ювелиров-виртуозов гранильного искусства под наблюдением главного шефа механиков принялись за ремонт алмазного основания летучего города.

Капитан Немо принял огни Лапуты за неизвестный ему доселе маяк.

– Мы на траверзе…

– Это не огни маяка, – перебил его Грэй. – Да не Лапута ли там на скале?..

С борта галиота запустили ракету. Прошипев над океаном, она с треском разорвалась в ночном небе. Паруса «Секрета» вспыхнули алым цветом…

В ожидании медленно тянулась томительная минута – одна, не больше… Над летучим островом взлетел огненный шарик сигнального фейерверка и разразился ослепительным зеленым дождем.

Галиот, сделав поворот оверштаг, пошел на огни Лапуты к острову Святой Елены…

Этот маленький клочок суши, затерявшийся в южной части Атлантического океана, в восточном полушарии, был открыт португальскими мореплавателями в самом начале шестнадцатого века. Первым ссыльным здесь был португалец Фернан Лопеш. Он прожил на острове в одиночестве тридцать четыре года! Но остров Святой Елены вошел в историю с именем другого ссыльного – Наполеона Бонапарта.

Жан-Альберт Фоэкс в своей книге «История людей под водой» писал: «…с именем Бонапарта связано еще одно подводное предприятие. В 1821 году американский капитан Джонсон решил вызволить Бонапарта с острова Святой Елены с помощью подводной лодки, построенной по модели фультоновского «Наутилуса». Дело было затеяно всерьез. Трехмачтовый барк, экипаж которого имел за плечами опыт океанских переходов, должен был доставить к острову, где томился Наполеон, подводную лодку, а та – скрытно подойти к берегу. На американской верфи спешно покрывали медью корпус подводного судна, когда пришла весть, сделавшая бессмысленным это дерзкое предприятие: развенчанный император умер». Это было в тысяча восемьсот двадцать первом году.

Галиот «Секрет» подходил к острову… На высокой прибрежной скале маячил силуэт Лемюэля Гулливера… Герой романа Джонатана Свифта приветственно помахал шляпой своим друзьям, стоявшим на капитанском мостике…

* * *

Тихий океан. Бриг «Леденец» уже находился в западном полушарии. Попутный ветер надувал его полосатые паруса. Впереди, до самого финиша на Галапагосском архипелаге, не было ни материков, ни островов. Больше не придется огибать сушу, совершая огромные крюки в тысячи миль. Голубая дорога протянулась до острова Альбемарль. Там на рейде стоял на якоре пароход «Тютю-панпан». А жюри парусных гонок вокруг света – капитан Фиппс и профессор Маракот были готовы встретить счастливца, победившего три океана – Атлантический, Индийский и Тихий.

Дик Сэнд, заждавшись на капитанском мостике Мюнхаузена и обеспокоенный его долгим отсутствием, пошел узнать, в чем дело… Не застав поборника истины в салоне, пятнадцатилетний капитан заглянул в камбуз, откуда шел приятный запах яблочного пирога. В небольшой корабельной кухоньке священнодействовал кок в белом колпаке с эмблемой летящей утки.

Юноша застал капитана в каюте. Карл Фридрих Иероним поглядывал на картину Густава Доре в золоченой раме, висевшей на переборке… Великий художник изобразил скульптурный бюст нашего героя. На пьедестале был высечен родовой фамильный герб с баронской короной, тремя утками и девизом MENDA-СЕ VERITAS – что означало «Лживая истина». А в самом низу виднелась подпись: КАНОВА 1766. По озорной мысли Доре, создавалось ложное впечатление, что бюст Мюнхаузена высек из мрамора гениальный итальянский скульптор Канова, обессмертивший свое имя «Тремя грациями».

Барон не просто любовался своим скульптурным портретом, а в точном соответствии с ним завил букли над ушами, подстриг остроконечную бородку, закрутил усы и наложил на них черные наусники.

На койке красовалась белоснежная рубашка с кружевными манжетами. Пуговицы на камзоле были начищены до блеска. Сверкали лаком ботфорты с серебряными шпорами.

– Можно подумать, что вы собираетесь на банкет, – удивился Дик, улыбнувшись.

– Вы очень близки к истине, юноша, – весело воскликнул Мюнхаузен. – И еще ближе к победе, мой друг!.. (Подкрахмаленная рубашка весело шуршала, когда он ее надевал). – Что другое нас может ожидать на финише? Триумф и банкет на борту парохода «Тютю-панпан»!

Его длинные костлявые пальцы быстро скользили по рубашке, застегивая перламутровые пуговицы.

– Вас не затруднит помочь мне накинуть камзол? Мне бы не хотелось помять кружевные манжеты.

Закончив свой туалет, Карл Фридрих Иероним вышел из каюты вместе с Диком и оглядел свой бриг…

– Надо будет надраить палубу. Покрасить борта. Тщательно почистить медные части… А вам, юноша, рекомендую заняться собой. Мне было бы приятно видеть вас на финише в парадной одежде.

Пятнадцатилетний капитан ничего не ответил, но, бросив взгляд на барона, позволил себе напомнить с лукавой искоркой в глазах:

– Вы не забудьте снять наусники!

– Да, да… А то, знаете, в суматохе оваций, музыки, хлопающих пробок шампанского еще фотографы увековечат меня на финише в наусниках… Скандал!..

Но он не договорил. Возбуждение и ликование от предвкушения будущей победы неожиданно сменились тревогой… Мюнхаузен стеклянными глазами глядел на безжизненно повисшие паруса. Хода не было. Судно не слушалось руля. Бриг «Леденец» лег в дрейф.

– Мертвый штиль… – шепотом произнес поборник истины. – Сколько же он будет продолжаться?

– На этот вопрос может ответить только Нептун, – сказал Дик с улыбкой сожаления. – Нам остается набраться терпения и ждать ветра.

– А гонки? Гонки! – в сердцах крикнул барон, срывая наусники…

– Капитан Мюнхаузен! Кругосветные гонки вдоль экватора продолжаются.

Слова пятнадцатилетнего капитана полностью отражали действительное положение. Многое сейчас зависело от того, насколько долго удержится полный штиль! Успеет ли за это время корвет «Коршун» догнать бриг «Леденец», дрейфующий с сухими парусами?..

Неясны были шансы и «Секрета» с Гулливером на борту. Алые паруса потеряли выигранные мили в погоне за тропическим циклоном в туманной надежде обнаружить пропавшую Лапуту с Гулливером. Расчеты Артура Грэя и капитана Немо, как известно, подтвердились на острове Святой Елены. Но зато «Секрет» теперь шел позади всех. И только при благоприятном ветре мог бы настигнуть «Коршун». К счастью, нужный попутный ветер надувал паруса галиота.

Все сейчас зависело от капризного характера ветров. Пожалуй, не было на свете более злейшего врага моряка, чем ветер. Но и не нашлось бы на морях и океанах более верного друга!

Об этом сейчас думали на борту брига «Леденец» Карл Фридрих Иероним и Дик, сумрачно поглядывая на повисшие паруса. А бриг находился еще только вблизи острова Рождества.

Попутный ветер!.. О нем мечтали на капитанском мостике «Коршуна» Василий Федорович и Робинзон Крузо, проходя острова Гилберта на экваторе. Правда, их настроение было чуть лучше. Ветер слабый, но все-таки он дул, дул с силой в 2 балла.

Корвет шел мимо атолла Тарава.

– Когда бы я ни проплывал мимо атоллов, – сказал знаменитый отшельник, – я всегда восхищаюсь причудливой формой этих островов. Очаровательное зеленое кольцо с озером-лагуной внутри… Игра природы…

– Красиво, конечно, но… опасно, – заметил капитан корвета. – Коралловые банки и рифы подстерегают корабли.

* * *

Из каюты галиота «Секрет» вышел Гулливер. Глядя на него, нельзя было сказать, что этот человек только недавно подвергался смертельной опасности, находясь внутри «глаза» урагана «Аида». Бывалый моряк успел уже прийти в себя…

Лемюэль не думал сейчас о ветре, как его коллеги. Он глубоко сожалел, что не мог довести до конца свой журнал наблюдений и выполнить ответственное поручение жюри кругосветных гонок. Увы! Ему пришлось покинуть свой пост на летучем острове. Ведь ремонт алмазного основания Лапуты мог затянуться надолго.

На капитанском мостике Гулливер был встречен сочувственными улыбками.

– Как ваше здоровье, дорогой друг? – спросил Немо.

– Не жалуюсь… Где мы?

– Прошли острова Гилберта, – ответил Артур Грэй.

– Вам что-нибудь известно о них?

– Острова носят имя английского ученого. Доктор Гилберт прославился сочинением о магните, магнитных телах и дерзким выводом: Земля является гигантским магнитом! В 1600 году. Видимо, декан собора святого Патрика в Дублине – Джонатан Свифт знал об этом сенсационном открытии и подумал: а не является ли магнит источником динамической силы? Так родилась Лапута. Летучий остров с Академией прожектеров, – улыбнулся Гулливер. – Но еще любопытнее другое: в наши дни некий Ричард Бэкминстер Фуллер, американский ученый, инженер, изобретатель и философ, создал проект воздушного города на несколько тысяч человек с диаметром в полтора километра. Город-шар под прозрачным геодезическим куполом. Жители такого летучего поселения не будут страдать от холода и жары, снегопадов и ливней. Они всегда будут дышать свежим воздухом, без всяких вредных примесей. По желанию своих граждан – морским, горным, лесным, степным… Такой город может пришвартоваться в любой точке земного шара. Фуллер считает, что его проект может быть осуществлен через несколько десятилетий – не более!

– Меня бы это не удивило, – спокойно заметил капитан Немо. – А с какой скоростью мы идем?

– Ветер крепчает… Ход уже шесть узлов! – радостно отозвался Артур Грэй. – Можем рассчитывать на успех!

Галиот шел полным ветром под всеми алыми парусами. Расстояние между «Секретом» и «Коршуном» заметно сокращалось…

– Ясно вижу!.. – воскликнул с грот-мачты марсовый. – Ходовые огни…

– Нас настигает Артур Грэй, – ворчливо произнес Робинзон Крузо.

– Ничего… – протянул Василий Федорович. – Пока он дойдет сюда, мы уйдем дальше. А здесь его ожидает ветер всего в два балла.

* * *

Вскоре галиот «Секрет» стал идти тише… Но и корвет «Коршун» постепенно терял ход… А впереди маячил силуэт какого-то странного корабля…

– Что за судно маячит там впереди? – озабоченно спросил Лемюэль Гулливер.

– Это «Леденец»! – ответил Артур Грэй.

– Мы догнали его!.. – воскликнул Немо.

– Бриг дрейфует, капитаны… Взгляните на мертвые паруса… – сказал Гулливер. – Мы в полосе полного штиля.

По палубе «Леденца» бродил Мюнхаузен. Он был в отчаянии: «Выйти вперед… на столько миль… и все насмарку… «Коршун» уже здесь… А там глядишь – и под луной появятся алые паруса…»

Алые паруса не заставили себя долго ждать. Вскоре галиот «Секрет» присоединился к корвету «Коршун» и к бригу «Леденец»… Полный штиль уравнял шансы участников парусных гонок вокруг света. На этот раз Эол, повелитель ветров, держал строгий нейтралитет и проявлял похвальную справедливость. Ведь «Коршун» сошел с голубой дорожки кругосветных гонок по вине меч-рыбы, а «Секрет» – по приказу капитана Артура Грэя во имя священного долга моряков.

Этой ночью Великий, или Тихий, океан оправдывал оба свои старинные названия. Но в предутренние часы его можно было бы еще назвать Зеркальным – таким он выглядел, облитый лунным светом.

Три судна Клуба знаменитых капитанов – бриг «Леденец», корвет «Коршун» и галиот «Секрет» томились в ожидании попутного ветра, чтобы помчаться под всеми парусами к финишу! К острову Альбемарль Галапагосского архипелага!..

От острова Рождества до заветного финиша кругосветных гонок была голубая дорога вдоль экватора без всяких препятствий на пути! Нужен был только попутный ветер, и еще раз попутный!..

Томительно проходило время. Минуты казались часами. Мюнхаузен бесцельно отсчитывал шаги по палубе и, окончательно потеряв терпение, скрылся в каюте… Дик, потоптавшись на капитанском мостике, спустился по трапу, заметил на ступеньках валявшиеся черные наусники барона и пошел к нему в каюту…

– Вы потеряли наусники… – сумрачно процедил сквозь зубы пятнадцатилетний капитан.

– А-а, все ведьмы с ними, – пробормотал капитан «Леденца», склонившись над физической картой западного и восточного полушарий. – Мемуары потеряны, гонки остановились… Все кувырком! – прошипел поборник истины.

– Что с вашими усами?

Мюнхаузен посмотрел в зеркало. Действительно, один ус торчал вверх, а другой, как остроконечная стрелка компаса, указывал на ост. Карл поправил усы и надел наусники.

– Нет сил больше ждать…

Совсем нежданно, как будто бы по мановению волшебной палочки, а может быть, по прихоти морского царя Нептуна, махнувшего трезубцем, ветер – душа океана – стал вдыхать жизнь в сухие паруса, повисшие, как тряпки, на снастях кораблей.

Тишину душной тропической ночи прорезали торжествующие трели боцманских дудок. Теперь все зависело от искусства капитанов. Их можно было бы сейчас сравнить с дирижерами симфонических оркестров. Но вместо музыкантов с инструментами в их распоряжении были паруса и ветры. Зрителей не было!

Только мириады звезд и луна были немыми и бесстрастными свидетелями кругосветных гонок.

Паруса «Коршуна», «Секрета» и «Леденца» видали виды на морях и океанах. Серая парусина корвета и брига, алые паруса галиота из натурального удивительного шелка были испещрены черными точками от соленых брызг и рубцами, оставшимися на память о свирепых штормах, как шрамы на теле лихого кавалериста от сабельных ударов.

«Леденец» шел впереди. Бриг выигрывал две мили. Как раз те самые две мили, отделявшие его от корвета и галиота во время мертвого штиля.

«Коршун» и «Секрет» шли ровно. Капитаны меняли галсы, выигрывая ветер, резали курс друг другу, мастерски лавируя…

В напряженной борьбе то корвет выходил вперед, оставляя за кормой галиот, то алые паруса выносили «Секрет» вперед, правда, не более чем на один кабельтов. Но две мили, отделявшие бриг «Леденец» от «Коршуна» и «Секрета», никак не становились меньше – ни на один дюйм.

– Так держать! – гремела команда Мюнхаузена с капитанского мостика.

– Есть так держать! – отозвался пятнадцатилетний капитан.

– Что скажете, Дик? Кто выигрывает гонки вокруг света? А? – гордо заявил Карл Фридрих Иероним.

– Похоже на то, что мы. Ветер дует одинаково для всех трех судов. Отклоняться нельзя. Нужно идти вдоль экватора. Так что большие маневры бесполезны, а малые – не помогут! – сказал юноша.

– Отдайте распоряжения надраить палубу, все медные части, чтобы блестели, как зеркало, и вообще… освежить бриг перед блистательным финишем. Пора! А я пока спущусь в каюту… подумаю о своей речи – в ответ на поздравления. Глядите в оба, капитан Сэнд! И только – вперед! Вперед! И никуда больше! – приказал поборник истины. Затем он весело сбежал по трапу, скрылся в своей каюте, но моментально выскочил с озабоченным лицом.

– Что случилось? – спросил Дик.

– Я упустил из виду… – заорал Мюнхаузен. – Не забывайте взглянуть назад, назад! Как там наши соперники? Ясно?..

– Вполне! – отозвался юноша, улыбаясь, и приложил подзорную трубу к глазу.

Злополучные две мили по-прежнему отделяли бриг «Леденей» от «Коршуна» и алых парусов галиота! Казалось, что Карл Фридрих Иероним может праздновать победу… Вдали уже мерцали огни парохода «Тютю-панпан»…

Но борьба еще не была закончена. Сейчас шли самые напряженные минуты. Решающие на финише минуты, более того, секунды!

* * *

Этой ночью особенно было душно в экваториальной зоне. Перуанское течение встречало участников парусных гонок. Своим правым крылом оно грело воды Тихого океана, гостеприимно встречая корабли.

На мостике галиота «Секрет» капитан Грэй озабоченно глядел на вырвавшийся вперед бриг. Паруса «Леденца» напоминали крылья бабочки.

– Пожалуй, нам уже не догнать Мюнхаузена, любезный Артур, – со вздохом произнес Гулливер.

– Похоже на то…

– Две мили, конечно, не так уж много, но ветер дует с одинаковой силой для нас и для них… – огорченно заметил капитан Немо.

– Ну, что ж?! – пожал плечами Лемюэль. – Будем бороться за второе место. Тоже не так просто, друзья. Ведь «Коршуном» командует Василий Федорович. С ним – не шути!

– Рано сдаетесь, – с явным упреком сказал Грэй и скомандовал: – Приготовиться к повороту фордевинд!

– Есть приготовиться к повороту фордевинд! – распорядился капитан Немо.

– Вы хотите пересечь носом курс корвета?.. – с одобрением заметил Лемюэль Гулливер.

Но маневр не удался, так как «Коршун» их опередил, проскочив раньше перед «Секретом», чуть не задев бом-утлегарь, на котором крепились косые паруса на носу.

Капитан корвета заметно оживился.

– Вы надеетесь настигнуть бриг «Леденец»? – с надеждой спросил Робинзон Крузо.

– Как вам сказать?.. – неопределенно протянул Василий Федорович. – На что я надеюсь? На его величество случай!

– Но его величество… может оказать свою благосклонность нашим соперникам. Неизвестно, кто сегодня станет его фаворитом!

– Пока это тайна, особенно на такой длинной дистанции, как кругосветные гонки, – ответил капитан корвета, с беспокойством поглядывая на верхние паруса…

Ветер явно посвежел. Корабли пошли быстрее, но уже пришлось задумываться – не брать ли рифы? Не убирать ли бом-брамсели?

Из каюты быстро вышел Карл Фридрих Иероним в треугольной шляпе, с завитыми буклями и напудренной косичкой. Сверкнув лакированными ботфортами в лунном свете, он взбежал по трапу на капитанский мостик.

– Поздравляю, капитан – приветствовал его Дик Сэнд, передавая подзорную трубу. – Полюбуйтесь!.. Огни парохода «Тютю-панпан»… Финиш!

В этот момент раздался тревожный бой судового колокола.

– Что случилось?.. В чем дело? – сердито спросил Мюнхаузен.

– Наш бриг «Леденец» тает в Перуанском течении! – отрапортовал Дик Сэнд.

– К помпам! К помпам! – выпалил барон, не задумываясь.

– Осмелюсь доложить… Нечего откачивать! «Леденец» тает, тает… Какие будут приказания?

Карл Фридрих Иероним зажмурил глаза, как бы желая хотя бы на несколько секунд укрыться от кошмарного рапорта. Но именно в эти мгновения несусветная фантазия барона представила себе тающий корабль… И вместо темного масляного круга на месте гибели судна покачивался такой же круг, только брусничного цвета и почему-то с плавающими вишнями…

Мюнхаузена передернуло. Он открыл глаза и прошептал:

– Случилось то, чего я больше всего опасался в тропических широтах!.. Нет, не случайно меня всегда влекло на Северный полюс…

– А может быть, мы еще дотянем до финиша? – азартно воскликнул пятнадцатилетний капитан. – Осталось совсем немного…

– Рискнем! – твердо произнес барон. – Приготовьте шлюпки к спуску на воду. На всякий случай!

Две мили, разделявшие «Леденец» и «Коршун» с «Секретом», стали сокращаться… Вскоре Артур Грэй и Василий Федорович догнали поборника истины. К их крайнему изумлению, кильватерная струя за кормой брига, заметно поубавившего ход, была уже не серебристой, а светло-брусничной, как будто бы кто-то сильно разбавил клюквенный морс. Мачты оплывали, как свечи. Сквозь щели в обшивке вытекала не смола, а нечто похожее на сладкий сироп…

Невероятные сплетни о «Леденце» среди матросов в портовых кабачках Старого и Нового Света оправдались.

Слухи о «Леденце» поддерживал сам боцман с этого же брига. Но, не раз отдыхая на юте, говорил матросам, проницательно поглядывая своим единственным глазом на горизонт, – второй глаз он потерял в схватке с пиратами у Бермудских островов:

– Слухам, ребята, надо верить, а вот факты лучше всего проверять!

Правда, с именем Мюнхаузена всегда было связано множество самых удивительных происшествий, но эта история была из ряда вон выходящей! Что там «Полконя»?.. «Волк наизнанку»?.. «Верхом на ядре»?.. «В желудке у рыбы»?.. «Оттаявшие звуки»?.. «Лошади под мышками, карета на плечах»?.. или «Восьминогий заяц»?..

Все это сейчас меркло в Тихом океане перед невиданным зрелищем… Бриг «Леденец» Карла Фридриха Иеронима таял на экваторе в эту душную январскую ночь.

Попытки капитанов «Коршуна» и «Секрета» оказать помощь были отвергнуты бароном. И не просто отвергнуты, а с апломбом! С борта тающего брига семафорили: «В помощи не нуждаюсь точка справлюсь сам следуйте своим курсом запятая привет точка до встречи на финише тире таю запятая но не сдаюсь восклицательный знак капитан брига леденец Мюнхаузен».

* * *

Все быстрее и быстрее скользило гусиное перо по страницам вахтенного журнала Клуба знаменитых капитанов, не успевая за бурно развивающимися событиями на гонках уже вблизи финиша.

На борту парохода «Тютю-панпан» были закончены все приготовления к встрече победителя парусной кругосветки. Над Тихим океаном сияла луна.

– А не создается ли у вас впечатление, что бриг «Леденец» идет ко дну? – спросил капитан Фиппс.

Профессор Маракот пристально глядел в морской бинокль.

– Не думаю, коллега, мы бы увидели шлюпки на воде… Кроме того, там рядом, ну, не более чем в двух-трех кабельтовых «Коршун» и «Секрет»… Нет, видимо, происходит что-то другое… Но что? Странно… Бриг Мюнхаузена лидировал, и вдруг… – он оборвал свои раздумья, не зная что и подумать.

Конечно, многое можно было бы предположить, что могло случиться на парусных гонках, кроме того, что действительно произошло. Капитан Фиппс был озадачен. На этот раз Человек-вопрос не задал ни одного вопроса. Но именно этот знак препинания был красноречиво написан на его изумленном лице.

– Алые паруса или «Коршун»?.. Кто придет первым? Ваше мнение, капитан Фиппс? – спросил Маракот, опустив свой бинокль.

– А не лучше ли нам подождать несколько минут, профессор?

– Пожалуй, пора приготовить поздравительный фейерверк в честь победителя… – согласился ученый секретарь жюри, направляясь к трапу.

– Вас не удивляет отсутствие летучего острова Лапуты? – крикнул вдогонку капитан Фиппс. Но Маракот, быстро сбежавший с трапа, уже не слыхал очередного вопроса председателя жюри.

До финиша остался один кабельтов. Но именно эти сто восемьдесят пять метров и двадцать сантиметров – точная длина кабельтова – были самыми напряженными. Алые паруса галиота или серые – корвета? «Секрет» или «Коршун»?..

С кораблей доносились отрывистые команды капитанов: «Круче к ветру! Еще круче! Так держать!»

Западный ветер свистел в снастях. Два пенных следа оставляли за кормой галиот и корвет. Кто же все-таки придет первым?..

До финиша оставалось не более тридцати метров, но еще нельзя было назвать победителя…

Но вот алые паруса обошли корвет и вырвались вперед на несколько метров. Через несколько секунд «Коршун» оставил за своей кормой галиот «Секрет»…

– Корвет! Корвет! – закричал Маракот.

– А не галиот ли? – взволнованно спросил Человек-вопрос.

– Корвет впереди! – подтвердил профессор. – Ах, нет… отстает… Его обходит «Секрет»…

– А не кажется ли вам, что «Коршун» выигрывает несколько метров? – нетерпеливо перебил капитан Фиппс.

– Что вы, ослепли? Алые паруса впереди!.. Держу пари…

Но он не договорил, так как «Коршун», внезапно переменив галс, срезал курс «Секрета»…

Десять метров!.. Восемь метров до финиша! Семь! «Коршун» или «Секрет»? Кто же, наконец?.. Четыре метра! Два! Один!.. Двадцать сантиметров! Только двадцать!..

Финиш. Праздничный фейерверк взлетел над пароходом «Тютю-панпан» и взорвался над Тихим океаном золотым дождем. Ослепительное зарево осветило корвет «Коршун» и галиот «Секрет». Корабли пересекли линию финиша одновременно. Духовой оркестр парохода «Тютю-панпан» играл в честь победителей триумфальный марш из оперы Верди «Аида».

С борта парохода был спущен парадный трап. Вскоре по нему поднялись Артур Грэй, Василий Федорович, Робинзон Крузо, Немо и Лемюэль Гулливер. Радостные и возбужденные победой, хотя и разделенной поровну, капитаны «Коршуна» и «Секрета» обменялись крепкими, дружескими рукопожатиями, с радостью принимая поздравления Фиппса и Маракота.

Торжественная церемония задержалась, так как необходимо было принять срочные меры по спасению Мюнхаузена, Дика Сэнда и всего экипажа «Леденца». Но спасательные операции были внезапно прерваны…

Общее внимание привлек остолбеневший Гулливер, изумленно глядевший за борт.

– Что с вами? – встревоженно произнес Артур Грэй.

– Черепаха на финише… – пробормотал Лемюэль.

– Ничего удивительного! Мы же на Галапагосских островах! – улыбнулся Василий Федорович.

Линию финиша кругосветных гонок вдоль экватора пересекала исполинская черепаха. Верхом на ней сидел Дик Сэнд, размахивая вымпелом Клуба знаменитых капитанов.

– А где же Мюнхаузен? – с беспокойством спросил Робинзон.

– Капитан покидает свой корабль во время катастрофы – последним! – с достоинством ответил Дик.

– Почему же вы не на борту «Леденца»? – осведомился Человек-вопрос.

– Не мог выдержать медленного хода на финише, – отозвался пятнадцатилетний капитан. – Дрогнуло сердце… Кинулся за борт… и перебрался на черепаху. Все-таки быстрее тающего «Леденца»!

Дик ласково похлопал исполинскую черепаху по панцирю и весело воскликнул:

– Сюда бы поставить одну мачту с грот-марселями и грот-бом-брамселями, и я бы догнал алые паруса!

– Черепаха на финише?.. – вновь прошептал изумленный Гулливер.

– Да вы не волнуйтесь… – утешил его Немо, дружески похлопав по плечу. – Успокойтесь… На этот раз парусные гонки вокруг света обошлись без жертв.

– Я не об этом…

– А о чем же?

– Представьте себе, коллега, когда я находился на летучем острове Лапута, мне пришло в голову задать лапутянам вопрос: кто первым будет на финише – «Коршун», «Секрет» или «Леденец»? Ученые из Академии прожектеров заложили в машину ЭЛ-1727 все необходимые сведения, вплоть до урагана в 12 баллов – и машина дала ответ: «Черепаха!»

– Воздадим славу ученым воздушного королевства Бальнибарби!.. – улыбнулся капитан Немо.

Но как воздать славу ученым лапутянам из Академии прожектеров, не удалось выяснить, потому что Фиппс задал вопрос:

– А не подходит ли к финишу бриг Мюнхаузена?.. Что это? Корабль или суфле-сюрприз?

Вряд ли кто-либо из моряков видал такое судно на плаву! «Леденец» погрузился в воду почти до фальшборта. Мачты, реи и весь такелаж растаяли. Паруса валялись на палубе, напоминая взбитые сливки, посыпанные толченым орехом. Карл Фридрих Иероним безуспешно пытался вытащить ногу, завязнувшую на капитанском мостике в липкой и тягучей патоке. Наконец это ему удалось, но лакированный ботфорт так и остался торчать около оплывшего штурвала, и барон сейчас напоминал длинноногую цаплю, стоявшую в болоте на одной ноге.

«Леденец» медленно пересекал линию финиша, оставляя вокруг малиновую пену, как будто бы кто-то в гигантском котле варил варенье…

– Поздравляю, капитан Мюнхаузен, – приветствовал его профессор Маракот, – а мы уже думали, что вы совсем растаяли!..

– Как видите – не совсем! – ответил барон. – Моряки во время шторма успокаивают бурное море маслом, а я выбросил за борт сорок бочек с земляничным пломбиром!.. Отдать якорь! – слабым голосом распорядился капитан «Леденца».

– Нечего отдавать, – отозвался Дик Сэнд. – Якорь растаял. Осталась только цепь…

О дальнейшем можно было только строить предположения и догадки. Несколько страниц вахтенного журнала нельзя было прочесть. То ли за давностью времени выцвели чернила, то ли журнал побывал в морской воде… Страниц шесть были навсегда потеряны, хотя их можно было бы восстановить при помощи ультрафиолетовых лучей.

Но пока их восстановят, перевернем ослепшие, ничего не говорящие нам страницы и начнем читать дальше…

Остров Альбемарль. Галапагосский архипелаг, переименованный по указу правительства республики Эквадор в архипелаг Колумба, а остров Альбемарль, на котором мы высадились, – в остров Изабелла.

«Местные жители ведут образ жизни Робинзона Крузо; дома очень простые, выстроенные из жердей и покрытые травой. В лесах водится много диких свиней и коз, но главную часть животной пищи составляют черепахи… Эти огромные создания, вероятно, очень стары; в 1830 г. одно из них было поймано (причем потребовалось шесть человек, чтобы перенести его в шлюпку); на щите его были вырезаны различные даты; одна была 1786 г.» – писал Чарлз Дарвин в своем путевом дневнике в сентябре 1835 года.

По тропинке, ведущей в глубь острова, растянувшись цепочкой, во главе с капитаном Фиппсом и профессором Маракотом шли знаменитые капитаны – Артур Грэй, Василий Федорович, Немо, Дик Сэнд, Мюнхаузен, Лемюэль Гулливер и Робинзон Крузо. Человек-вопрос бережно нес палисандровую шкатулку.

– Долго ли нам еще идти? – недовольно ворчал барон. – Где же, наконец, спрятаны призы победителям гонок, обещанные Тартареном?.. Где сюрпризы?

– Вы забыли завещание нашего друга из Тараскона, – возразил Гулливер. – Разве он нам обещал призы?

– А что же? – сердито спросил поборник истины.

– Если я не ошибаюсь, достопочтенный коллега, а у меня хорошая память… Тартарен обещал другое: «…на нулевой широте западного полушария победителю кругосветных гонок вдоль экватора на парусных кораблях будет оказана необычайная честь…»

– Но какая честь?.. – продолжал ворчать барон, огорченный своей неудачей на финише. – Я с детских лет не люблю задач, загадок, кроссвордов, шарад, ребусов и разных головоломок… Да не лезьте под ноги! – зло прошипел он, отпихнув носком ботфорта ящериц. – Сколько здесь этих бестий!..

Пройдя еще немного, Мюнхаузен окончательно потерял терпение и, подбежав к Фиппсу, забрюзжал:

– Не угодно ли вам хоть немножко разнообразить нашу вынужденную прогулку по прихоти Тартарена?

– А что бы вы хотели?

– Не томить нас больше… Вскрыть палисандровую шкатулку и узнать – что там?.. А вдруг – призы? Кстати, ведь не может быть только один приз, тем более очень туманный… А награды за честную борьбу на гонках? За отвагу? За мастерство? За искусство вождения кораблей, наконец! Капитаны! – продолжал он, повысив голос. – Я предлагаю сделать привал и немедленно заняться содержимым шкатулки! Довольно испытывать наше терпение…

– А если серебряный ключ от шкатулки у Тартарена? – улыбнулся Фиппс.

– Вскроем ее клинком! – непреклонным тоном заявил Мюнхаузен, выхватив шпагу из ножен.

Трудно сказать – кто одержал бы победу в этом споре, если бы вдруг не зазвучала музыка… Где-то совсем неподалеку играли музыканты на тростниковых флейтах, морских раковинах и барабанах.

– А не папуасы ли это? – прислушался Человек-вопрос.

– На Черепашьих островах? – усмехнулся Немо. – Приехали на гастроли из Новой Гвинеи?!

Дружный смех раздался в ответ на ироническое замечание создателя «Наутилуса».

– А нет ли у вас впечатлений, что этим древним маршем встречают нас? – многозначительно и довольно уверенно спросил Фиппс.

– Именно – нас! – убедительно воскликнул профессор Маракот. – Вот… взгляните!

На холме красовалась арка, а может быть, ворота, так как по обе стороны тянулся частокол из высоких жердей. Верхнее полукружие арки служило вывеской. У входа расположился маленький оркестр из нескольких голых музыкантов шоколадного цвета кожи с «поясами стыдливости». Их курчавые волосы были украшены цветами и яркими перьями какаду и казуаров (гигантские птицы, известные под названием – эму). На шеях оркестрантов висели ожерелья из зубов хищных зверей.

Посреди арки в плетеном кресле-носилках возлежал человек, перевязанный с ног до головы. Единственно, что можно было увидеть из-за белых бинтов, это один глаз, напоминавший спелую сливу. И глаз этот сверкал безграничным восторгом. У кресла стояли два воина с острыми копьями.

– Кто это может быть? – спросил Василий Федорович, всматриваясь в загадочного незнакомца.

Когда подошли поближе – все сомнения рассеяла малиновая феска с кисточкой на забинтованной голове и знакомые саквояжи покорителя Монблана, охотника за фуражками, любимца Тараскона. Около саквояжей было свалено его личное оружие – пистолеты, малайский крис, охотничьи ружья и абордажный топор.

А на здоровенном пне красовались копье, лук, стрелы и львиная шкура – памятные сувениры экспедиции, из которой он еле унес ноги.

Таинственное окружение Тартарена – два воина, экзотический оркестр подстрекали его друзей к множеству вопросов, но любимец Тараскона махнул забинтованной рукой. Оркестр умолк.

– Вы живы! – воскликнул подбежавший Мюнхаузен. – Зачем же вы напугали нас своим завещанием? Мы уж подумали, что вы на том свете!..

– Мой дорогой Карл, – снисходительно начал Тартарен. – Не я один писал завещание… Многие путешественники, отправляясь в далекие экспедиции и дальние плавания, оставляли завещания… Миклухо-Маклай тоже писал… И не раз в австралийских, голландских газетах появлялись сообщения о его смерти. А в «Кронштадтском вестнике» была напечатана такая заметка: «…было бы очень желательно, чтобы кто-нибудь из знавших покойного составил бы его биографию. Николай Николаевич Миклухо-Маклай – редкий тип мученика науки, пожертвовавшего жизнь для изучения природы». Если хотите знать, Миклухо-Маклай написал около пятидесяти завещаний! Как же я мог отправиться в опаснейшую экспедицию, не оставив хотя бы одного!

– Но ради чего? Зачем? Во имя какой цели? – засыпал его вопросами неугомонный Мюнхаузен.

– А это вы сейчас узнаете!.. – раздался глухой голос любимца Тараскона. – Медам и месье! Что может на долгие годы, а может быть, и навечно прославить Клуб знаменитых капитанов?..

Этот вопрос застал врасплох друзей Тартарена, никак не менее чем вид самого истребителя львов. Воцарилось молчание. Но ненадолго. Тартарен продолжал:

– Поднимите головы! Прочтите вывеску на арке… Прошу вас, Дик, только погромче.

Пятнадцатилетний капитан срывающимся голосом читал вывеску:

– Зоологический сад-музей экваториальной зоны имени Н. Н. Миклухо-Маклая. Основан действительным членом Клуба знаменитых капитанов Тартареном из Тараскона.

– Единственный в мире! – восторженно воскликнул толстяк.

– Браво, браво! – не удержался барон. – Бис!..

– К сожалению, на бис ничего не сумею исполнить, – с огорчением произнес Тартарен. – Я бы сейчас с удовольствием сплясал тарантеллу. Но сами видите, в каком я состоянии…

– Что же с вами стряслось? – озабоченно спросил Артур Грэй.

– А вы думаете, создать уникальный зоологический сад – это так просто? Увеселительная прогулка по экватору? Воскресный пикник? Или весенняя ярмарка… Я рисковал жизнью, мои дорогие коллеги. Я остался жив только благодаря счастливой случайности… Ах, медам и месье, если бы я был Альфонс Доде, Майн-Рид, Луи Буссенар и Жюль Верн одновременно (одному из них это было бы не под силу), я бы написал увлекательный роман о моей экспедиции под названием «Тартарен на экваторе»!

Гулливер наклонился к любимцу Тараскона и шепнул ему на ухо:

– Скажите, а кто эти темнокожие с копьями?

– Ах, я совсем забыл… Позвольте вам представить моих друзей – охотников из Новой Гвинеи… Месье Дигу и Лако – папуасы с берега Маклая…

Они, услыхав свои имена, улыбнулись и, желая выразить лучшие чувства, подали знак музыкантам. Сразу же запели тростниковые флейты, протяжно завыли огромные раковины, напоминая шум океана, и темно-шоколадные пальцы четко выстукивали ритм на бочкообразных барабанах. Дигу и Лако затянули песню…

– Что они поют? – поинтересовался Дик Сэнд, прислушиваясь.

– Какая-то знакомая мелодия…

– Могу вам перевести, – любезно согласился Тартарен.

Над Коралловым морем небо синее-синее,

Далека ты, Россия, в серебряном инее!..

Там, где волны рокочут, белой пеной вскипая,

Виден каждому шкиперу берег Маклая!

Весть селенья облетела

И осталась здесь навек:

– Он был добрый, он был смелый,

Он был русский человек!

– Позвольте, – прервал тарасконца Артур Грэй. – Да это же песня Клуба знаменитых капитанов. Откуда они ее знают?

– Слыхали по радио. В наши дни… Океания – это не какие-нибудь глухие и дикие острова. В конце 1973 года над Меланезией взвился государственный флаг «Папуа Новая Гвинея», На красно-черном поле красуется созвездие Южного Креста и райская птица чандраваси. Сбылись мечты Миклухо-Маклая о будущем коренных жителей этих далеких островов!..

Но внимание капитанов уже было отвлечено необычной картиной. Галапагосские дрозды-пересмешники, горлицы, вьюрки, тираны-мухоловки и корольки порхали вокруг любимца Тараскона… Эти птицы Черепашьих островов отличались доверчивостью и нисколько не боялись человека. Дрозд-пересмешник сел на плечо толстяка и преспокойно чистил клювом перышки своего крыла, а маленькая птичка тиран-мухоловка с ярким пунцовым хохолком расположилась на феске знаменитого охотника за фуражками, с любопытством рассматривая Карла Фридриха Иеронима.

Единственный глаз, выглядывавший из бинтов перевязанной головы, сиял, как алмаз индийского раджи.

– Капитаны! – торжественно произнес Тартарен. – Что я обещал победителю парусных гонок вокруг света вдоль экватора?.. Оказать необычайную честь! Попрошу председателя жюри – капитана Фиппса открыть мою палисандровую шкатулку.

– Наконец-то! – нетерпеливо воскликнул Мюнхаузен.

– А вы не потеряли ключ? – любезно осведомился Человек-вопрос.

– Он у меня в левом карманчике жилета.

Тарасконец тут же застонал от боли.

– Ой, осторожно… плечо… Удар носорога! Ох!..

Капитан Фиппс бережно вытащил из верхнего карманчика серебряный ключик, вставил его в замочную скважину палисандровой шкатулки и повернул… Музыкальный замочек старинного ларца сыграл мелодию песенки Тартарена:

А может быть, а может быть,

Еще не все пропало,

И будем мы опять дружить,

Смеяться, как бывало?

Маракот поднял крышку.

– Но здесь ничего нет, кроме ножниц! – изумился профессор, вытащив длинные канцелярские ножницы.

– Вы позволяете себе, Тартарен, неуместные шутки, – сердито заметил Мюнхаузен.

– Это не шутки! – возразил толстяк. – Кроме ножниц, в шкатулке есть еще кое-что…

Фиппс заглянул в ларец и достал конверт, вскрыл его, вытащил листок почтовой бумаги и задал вопрос:

– А не огласить ли мне это письмо?

– Что за вопрос? – возмущенно крикнул барон. – Немедленно!

Председатель жюри приступил к последнему посланию Тартарена в своей обычной манере:

– А не взять ли победителю кругосветных гонок ножницы? Не подойти ли к арке? А может быть…

Тартарен оборвал Фиппса на полуслове:

– Что это вы там читаете? Прекратите. Ни в коем случае!.. Только без ваших вопросов! Вы наверняка запутаете смысл моего послания. Я такого не писал. У меня там стоят точки, точки! Иногда – запятые, тире, двоеточия, наконец, восклицательные знаки, но ни одного вопроса! Я ничего не спрашиваю. Я утверждаю и предлагаю!.. Капитан Грэй, прошу вас – и если можно, таким голосом, как будто вы отдаете команду с капитанского мостика вашего корабля с алыми парусами.

– Постараюсь, – улыбнулся Артур Грэй.

Явно обиженный Человек-вопрос недовольно выпустил из рук послание любимца Тараскона.

– «Победителю кругосветных гонок вдоль экватора! – начал читать капитан галиота. – Поздравляю вас и прошу взять из моей палисандровой шкатулки ножницы, подойти к триумфальной арке, перерезать шелковую зеленую ленту и открыть первый в мире зоологический сад-музей экваториальной зоны имени замечательного русского путешественника Николая Николаевича Миклухо-Маклая. Основатель – Тартарен из Тараскона», – закончил Артур Грэй.

– Музыка! – распорядился толстяк, махнув рукой оркестру.

Артур Грэй и Василий Федорович после краткого обмена любезностями были в некотором недоумении – кому же из них взять ножницы? Ведь оба они были победителями гонок вокруг света… Капитан галиота «Секрет» передал их капитану корвета «Коршун», как старшему по возрасту.

Под звуки оркестра с берега Маклая Василий Федорович перерезал зеленую ленту.

– Друзья! Следуйте за мной! – приказал Тартарен.

Дигу и Лако подняли носилки… Любимец Тараскона возлежал на них, окруженный порхающими дроздами-пересмешниками, вьюрками, горлицами и мухоловками…

Знаменитые капитаны с нескрываемым любопытством вступили на заповедную территорию зоологического сада-музея…

– Обратите внимание! Редчайший экземпляр летучего дракона! – захлебываясь от восторга, говорил покоритель Альп, накинув изрядно потрепанную шкуру льва на забинтованные ноги. – Обитает на ветвях и в густой кроне… По бокам у него широкие кожистые складки… Во время полета летучий дракон напоминает планер. Летает на расстояние до тридцати метров!

– Как же вы его поймали? – полюбопытствовал Дик Сэнд.

– Во время полета!

– Сачком для ловли бабочек? – с язвительной иронией спросил Мюнхаузен.

– Мы не в кают-компании, барон, – сухо заметил Тартарен. – Оставьте ваши шутки. Приберегите сачок для себя.

– Ну, все-таки, как же вам удалось поймать летучего дракона, достопочтенный капитан Тартарен? – вмешался в спор Лемюэль Гулливер.

– Я сидел в засаде, скрывшись довольно высоко на дереве. В это время пролетал этот самый дракон… Я уж не помню подробностей: то ли я прыгнул за ним, то ли я полетел с ветки?! Во всяком случае, я его прихлопнул на лету своим телом.

Капитаны улыбнулись… Да, это могло быть именно так, как рассказывал любимец Тараскона. Вся процессия двинулась дальше…

Пресмыкающиеся были представлены в большом количестве – ядовитые змеи, ящерицы, среди которых особенно выделялись амблиринхусы, обитающие только на Галапагосском архипелаге, гигантские черепахи… Правда, они не вызвали особенного интереса. Члены клуба их уже видели на острове Альбемарль. Но зато капитанов изумил огромный носорог с бантиком апельсинового цвета на могучем роге.

– Я чуть-чуть не погиб из-за этого носорога, – заявил Тартарен. – Представьте себе…

Его перебил удивленный Дик Сэнд:

– А почему у него бантик на роге?

– Не хочется вспоминать, – вздохнул толстяк. – Во время охоты на это чудовище султан одного из островов на экваторе предложил своим воинам завязать бантик на роге этого малыша весом в несколько тонн. Я тоже принял в этом участие… И мне удалось исполнить прихоть его высочества. Правда, я пострадал. До сих пор у меня не действует правая рука. Ударом рога повреждено плечо. Потом оказалось, что победителя ожидала необыкновенная награда – женитьба на дочери султана, шоколадной красавице… Ее звали Бонема. Очаровательная девушка лет шестнадцати! Роскошное ожерелье из зубов крокодила украшало ее шею… В ушах вместо сережек – две океанские перламутровые раковины… В носу – палочка из слоновой кости… А вместо платья – зеленый пояс с плодами бананов… Откровенно говоря, я задумался… В моем возрасте… жениться?.. Стать зятем султана?.. Менять кают-компанию Клуба знаменитых капитанов на хижину его высочества в экваториальном лесу?.. И я решил бежать от милостей султана вместе с носорогом! В этом рискованном предприятии мне помогли Дигу и Лако.

Мюнхаузен, указывая на носорога, насмешливо спросил:

– И что же, милейший Тартарен, этот уникальный экспонат… так и будет удивлять посетителей своим бантиком?

– Ну, если вам не нравится, попробуйте снять этот бантик с рога? – не без ехидства сказал толстяк.

Одобрительный смех вызвало неожиданное предложение Тартарена. Уязвленный барон выхватил шпагу и кончиком сверкнувшего лезвия сорвал апельсиновый бантик с рога.

– Прошу! Будьте любезны! – хвастливо воскликнул он. – Ну, что там у вас еще в клетках? – добавил поборник истины с напускным равнодушием, втайне завидуя охотнику за фуражками, герою дня, а точнее – герою лунной ночи на экваторе.

Капитаны любовались великолепным ягуаром. По словам Тартарена, хищник был пойман в сети…

В большом количестве были представлены обезьяны, дикобразы, муравьеды… В одной из клеток дремал тапир.

В бассейне прохлаждался бегемот, высунув из воды морду.

Украшением зоологического сада, несомненно, был слон Бумба, подаренный Тартарену во время пребывания в гостях у одного африканского племени, вблизи водопада Стэнли на реке Конго.

На всех клетках были пояснительные надписи на латинском, русском, французском, английском, испанском языках. Не были забыты и языки народов, населяющих экваториальную зону.

Но одна надпись на клетке с каким-то ободранным верблюдом могла поразить всех посетителей, кроме знаменитых капитанов. В деревянной рамке, под стеклом, на плотном картоне было написано на многих языках:


ВЕРБЛЮД

ИЗ РОМАНА АЛЬФОНСА ДОДЕ

«НЕОБЫЧАЙНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ТАРТАРЕНА ИЗ ТАРАСКОНА»


– Это благородное животное, – прослезился толстяк, – полюбило меня…

Капитаны столпились у загона, с любопытством разглядывая верблюда, увековеченного Альфонсом Доде. Но верблюд даже не удостоил своим взглядом ни одного капитана. Он смотрел свысока своими глазами цвета драгоценного топаза на носилки, где возлежал Тартарен, видимо, не узнавая своего хозяина и друга в забинтованном человеке. Но, услыхав знакомый голос, корабль пустыни оцепенел… Верблюжьи глаза увлажнились от умиления… Просунув морду между прутьями загона, животное влюбленно глядело на любимца Тараскона…

– Он всюду бегал за мной, как верный пес, – продолжал Тартарен. – Я не мог от него отвязаться… Мне даже пришлось скрыться, но он нашел меня на вокзале в Тарасконе, затем ему удалось догнать меня на последних страницах романа… Этот верблюд, друзья, единственный свидетель моей охоты на львов!..

– Позвольте, а где же лев? – поинтересовался Артур Грэй, заглянув в пустую клетку.

– Вот все, что осталось от царя зверей… – горделиво воскликнул истребитель львов, подняв шкуру.

Однако он умолчал о подробностях этой охоты. Царственное животное было действительно подстрелено Тартареном двумя разрывными пулями «дум-дум», но не в пустыне, а на территории монастыря, основанного триста лет тому назад неким Магометом бен Ауда. Это был жалкий, старый, слепой лев, внезапно появившийся перед остолбеневшим толстяком в малиновой феске.

Тартарен, конечно, умолчал и о том, что царь зверей смиренно собирал подаяние для монахов монастыря, бродя по улицам города, держа в пасти деревянную тарелку.

Мюнхаузен бросил подозрительный взгляд на шкуру льва и остановился перед клеткой с табличкой – ТИГР.

Но хищника в клетке не было.

– А где же тигр? – спросил Дик Сэнд.

– Вот именно этот вопрос я и желал задать? – язвительно процедил поборник истины с иронической улыбкой.

– Вы что же хотите? – взорвался Тартарен. – Чтобы я один выловил всех хищников в тропиках?! Я основал этот уникальный, единственный на земном шаре зоологический сад-музей экваториальной зоны… Рисковал жизнью! Пусть теперь мои ученики и последователи продолжают то, что я начал с таким блеском! Я уступаю им все острова, болота, джунгли, пустыни, девственные леса, атоллы и архипелаги на экваторе! Это мое второе завещание! Но, несмотря на мои раны, я продолжаю жить, друзья! – задорно воскликнул любимец Тараскона, вспугнув галапагосского дрозда-пересмешника с малиновой фески.

Яростно заревел ягуар, истосковавшийся за железными прутьями по родным джунглям.

– Этот рев я слыхал над своей головой не из клетки, не в кают-компании, а в тропическом лесу, – гордо сообщил Тартарен и тут же застонал. – Уложите меня на другой бок… Подойдите поближе… Мне тяжело громко говорить… И не хочется будить львов Атласа. Сейчас, друзья мои, я сообщу вам такое… такое, что никому на всем земном шаре неизвестно!.. Вы помните, чем заканчивается роман Альфонса Доде?.. Я вам процитирую: «Представьте себе, – говорил Тартарен, – однажды в Сахаре…» И – всё! Конец романа. Что же произошло в пустыне – писатель умолчал. Но я не могу молчать! Случилось нечто из ряда вон выходящее… Ночью…

Лемюэль Гулливер перебил его, взглянув на свой брегет:

– Поздно, любезный Тартарен. Вернее, рано. Мы вас с удовольствием выслушаем в другой раз!..

Над Тихим океаном розовели облака.

– Свистать всех наверх!.. – скомандовал капитан корвета «Коршун».

– Пошел все наверх!.. – подхватил пятнадцатилетний капитан.

– На борт какого судна? – в недоумении спросил Мюнхаузен. – «Леденец» почти растаял. «Секрет» и корвет «Коршун» сильно потрепаны штормами. А ночь на исходе!

В ответ раздался звонкий голос Артура Грэя:

– Прошу без промедления проследовать за мной на страницы книги Чарлза Дарвина «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль».

Капитан галиота «Секрет» распахнул переплет объемистого тома… Зашелестели страницы, подхваченные свежим ветром с Тихого океана… Если бы было время, то можно было бы прочесть о Рио-де-Жанейро, о светящихся насекомых, о нравах ягуара, о пауках-воздухоплавателях, о прощании с Огненной Землей, о Вальпараисо, о Таити, о Голубых горах, о рыбах, питающихся кораллами, о вулканических бомбах…

Но надо было спешить!.. Светало. Сквозь волнующий шелест страниц доносился голос с борта корабля «Бигль» – голос капитана Роберта Фиц Роя:

– Паруса ставить! С якоря сниматься!

Мы успели вернуться в нашу уютную кают-компанию прежде, чем запели первые петухи в Химках…

Не теряя ни минуты, Артур Грэй почтительно поставил «Путешествия натуралиста» рядом с другими сочинениями великого Дарвина.

Теперь оставалось только припомнить нашу прощальную песенку:

Синим флагом машет

утренний туман…

До свиданья. Вашу

руку, капитан!..



ПРОТОКОЛ заседания географического кружка «АЛЫЙ ВЫМПЕЛ»

Слушали:

Десятую клеенчатую тетрадь Клуба знаменитых капитанов под кодовым названием «Паруса ставить! С якоря сниматься!»

Обсуждение проходило у политической карты мира и у физической карты западного и восточного полушарий. Жаркие споры вызвал вопрос конструктора планетоходов серии ВВП Васи Новикова: какое значение имеют парусные суда в наше время?

Ответ Афанасия Петровича

Первым парусом была звериная шкура – пять тысяч лет тому назад. Великие географические открытия на голубых дорогах морей и океанов были совершены отважными мореплавателями под парусами. История легендарных и беспримерных плаваний навсегда останется на страницах книг, на географических картах и в людской памяти. Но Вася Новиков задал вопрос: а сегодня… в наши дни… нужны ли парусные суда? Для чего? Зачем?.. У нас в стране самая большая в мире парусная флотилия с такими флагманами, как «Крузенштерн» и «Седов»… или знаменитый «Товарищ» из мореходного училища в Херсоне! Это все учебные корабли… Я вам сейчас прочитаю выдержку из американской газеты, напечатанную в «Комсомольской правде».

Афанасий Петрович читает газету: «Товарищ» был приглашен на торжества, посвященные 175-летию старейшины флота Соединенных Штатов Америки фрегата «Констелейшен» в американском порту Балтимор». И вот что в Америке написали о наших ребятах: «Присутствие «Товарища» и 125 обаятельных, сильных и ловких, как кошки, юных советских моряков придали юбилею фрегата неизгладимое впечатление».

3 августа в Портсмуте герцог Эдинбургский поздравил экипаж трехмачтового парусника «Товарищ» с победой в международной регате «Операция «Парус-74».

Постановили:

1. Составить маршрутную каргу кругосветных гонок вдоль экватора на корвете «Коршун», галиоте «Секрет» и бриге «Леденец» из флотилии Клуба знаменитых капитанов.

2. Всем членам кружка прочитать книгу Чарлза Дарвина «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле «Бигль».

Приложение к протоколу!

справка руководителя кружка,

учителя географии Афанасия Петровича

Корабль «Бигль» с двадцатидвухлетним Дарвином на борту снялся с якоря в Девонпорте 27 декабря 1831 года и отдал якорь 2 декабря 1836 года в Фалмутской бухте на юго-западе Англии. «Бигль» представлял собой небольшое парусное судно, водоизмещением в 225 тонн, оснащенное как барк и вооруженное шестью пушками. Чарлз Дарвин в своем путевом дневнике назвал корабль «маленькой ныряющей уткой» во время шторма. Каюта молодого ученого помещалась на корме, рядом с библиотекой. Пятилетней экспедицией «Бигля» командовал капитан Роберт Фиц Рой.

С подлинным верно -

староста географического кружка «Алый вымпел»

Сережа Березов

Уважаемая Серафима Александровна!

Не писала весь август месяц, пока вы гостили в Москве. Мне просто не хотелось вдаваться в некоторые подробности дела, за которое вы взялись, и мешать раскладывать этот сложный криминалистический пасьянс, именуемый в дальнейшем «Дело Клуба знаменитых капитанов». Но сегодня тридцать первое число, у вас уже взяты билеты на «Красную стрелу». Вы с Булькой покидаете столицу в двадцать три часа пятьдесят пять минут по московскому времени. А «городские воробьи» завтра сядут за школьные парты.

Простите меня, но вы, проводя расследование этого необычайного дела, проявили некоторый формализм. В данном Случае скорее надо было искать поприще для психологических исследований.

Я хотела напомнить о лицах, совершавших на первый взгляд неблаговидные или сомнительные проступки во имя высоких идей. О некоторых из них мы в шутку говорили: это «Робин Гуд современности».

Невозможно забыть хотя бы дело старого учителя Соловьева. На него поступил солидный материал, требовавший серьезного расследования. Этого, еще бодрого на вид пенсионера уже с утра можно было встретить в букинистических магазинах, где он покупал очень редкостные дорогие книги. А ближе к вечеру появлялся в восемьдесят восьмом отделении связи, чтобы отправить несколько посылок по весьма далеким адресам. Его получателями были лица, проживающие в Тюмени и Красноярске, в Самарканде, Мурманске и во многих других городах, населенных и даже ненаселенных пунктах (где-то в экспедициях на краю света).

А обратно шли почтовые переводы, иногда на крупные суммы: в сто, двести и даже в пятьсот рублей. Работники уголовного розыска завели дело по подозрению Соловьева в злостной спекуляции. Но тут вмешались вы, дорогая Серафима Александровна, и все сразу прояснилось.

Учитель был любимцем своих учеников и сохранил с ними тесные связи. Ребята уже стали большими, окончили свои вузы и техникумы, разлетелись по далеким экспедициям и новостройкам. А там подчас бывает нелегко достать нужную книгу. И начался поток писем к добрейшему Ивану Сергеевичу. Одинокий старик был Учителем с большой буквы и остался им навсегда.

А помните криминальный казус, который лег в основу комедийного фильма «Берегись автомобиля»?.. Герой этой ленты на самом деле угонял автомобили, принадлежавшие спекулянтам и ворам, а деньги аккуратнейшим образом передавал детским домам. Он вел идеальную отчетность и оставлял в свою пользу только суточные и командировочные по каждой операции.

Конечно, он нарушал законы, но суд отнесся к нему весьма снисходительно.

Но отложим в сторону уголовный кодекс. За этот месяц вы, вероятно, сами убедились, что никакие преступные или сомнительные лица, группы или организации не могли извлечь ни малейшей корысти от сочинения, составления или переписки вахтенных журналов Клуба знаменитых капитанов.

Более всего тень подозрения падала на учителя географии Афанасия Петровича. Но разрешите спросить, какими уликами вы располагаете?.. Ровным счетом нулевыми. Даже вариант с правой и левой рукой классного руководителя оказался несостоятельным. Ведь сегодня утром он пришел в кружок «Алый вымпел» без марлевой повязки. На руке явно просматривался свежий рубец между большим и указательным пальцем. Учитель подписывал ребятам на память фотографии, снятые в Кремле на фоне Царь-пушки. Он ставил свою подпись левой рукой, а вы попросили его расписаться правой на своем экземпляре. Афанасий Петрович с удивлением пожал плечами, но спорить не стал. И как все левши, правой рукой писал медленно, и старательно.

Никакой графической экспертизы не требовалось. При самом беглом взгляде стало ясно, что все клеенчатые тетради писал кто-то другой. Правда, известны случаи, когда люди писали и даже рисовали, пользуясь пальцами ног, а в литературе встречается упоминание о возможности держать ручку, карандаш или кисть в зубах… Но в данном случае это мало вероятно. Ведь легче продиктовать десять вахтенных журналов, чем написать их каким-либо неестественным образом. Но кому же классный руководитель мог их диктовать? И зачем?.. Вернее всего, он тут совершенно ни при чем. Не сердитесь на меня за этот критический анализ расследования.

Как всегда, ваша лучшая подруга

Сима

Заметки к письму С.

Это письмо самой себе было написано около двенадцати часов дня. По правде говоря, оно меня очень обескуражило. Ведь действительно за месяц (и точнее, за тридцать один день расследования) мы нисколько не продвинулись вперед. Неужели я, старый опытный криминалист, утратила остроту ума и блеск интуиции?..

Отметаю!.. Ну, что с того, что я на пенсии? Ведь меня постоянно приглашают для консультации по самым сложным и запутанным делам.

Пока я предавалась своим невеселым размышлениям, внезапно возникло совершенно новое обстоятельство. Так сказать, «луч света в темном царстве», как метко выразился однажды великий критик Добролюбов. Явилась девушка-почтальон (на сен раз рыженькая Клава) и вручила мне письмо от добрейшего Платона Михайловича. Это мой ленинградский друг – ученый-эксперт по анализу документов. Да, не напрасно я послала ему вырванный мной тайком от ребят чистый листок из первой клеенчатой тетради. И вот результат!.. Точно установлено, что тетрадь изготовлена из бумаги особой плотности, на ней есть мало заметное клеймо фирмы «Гауптфогель и Компания» в Дрездене. По старому каталогу фирмы значится, что она изготовляет такие клеенчатые тетради высшего качества со ста страницами указанной бумаги, с синими линейками. Фирма также упоминает в числе постоянных покупателей Морской корпус и Морскую академию в Санкт-Петербурге. Далее эксперт дает справку, что импорт подобных изделий не производился с тысяча девятьсот четырнадцатого года. А сама фабрика сгорела во время воздушной бомбардировки американской авиацией города Дрездена весной 1945 года.

Конечно, материал экспертизы сам по себе еще не давал никакой нити для раскрытия тайны вахтенных журналов клуба. Но зато он давал богатую возможность для «психической атаки», знакомой всем с детства по фильму «Чапаев».

Я все тщательно продумала и подготовила. На вокзал по моему настоянию мы поехали очень рано – за полтора часа до отхода поезда. Через полчаса слетелись все «городские воробьи». Девочки преподнесли мне букет гладиолусов, а Сережа Березов лично от себя вручил пакет с мозговыми косточками для Бульки, как неприкосновенный запас на дорогу.

Вместе с Сережей пришли его родители, с которыми он хотел меня познакомить. Очень интересные люди! Папа – мастер золотые руки, слесарь-инструментальщик. А Сережина мама – финансист, работает кассиром в сберегательной кассе. У них дома свое хобби – кактусы. Они даже подарил» мне маленького колючего мексиканца.

Я точно рассчитала, что Афанасий Петрович немного опоздает, и все обычные перронные разговоры провела до его появления. Поэтому мне было очень удобно взять его под руку и отвести в сторонку. И здесь с ходу начала «психическую»…

Я показала учителю географии заключение Платона Михайловича и спросила: что он об этом думает?..

Шеф «городских воробьев» немного призадумался, что-то припоминая… А затем сказал, что у него есть дядя – капитан дальнего плавания. Он уже давно на покое, и морские ветры и ураганы остались у него далеко за кормой. Но, между прочим, дядя страстный коллекционер и всю жизнь собирает письменные принадлежности – перья, карандаши, авторучки, тростниковые палочки для письма, птичьи перья от гусей до альбатросов, а также открытки, бумагу и конверты. И, кажется, у него есть и похожие клеенчатые тетради…

– Вы полагаете, Афанасий Петрович, что вахтенные журналы клуба написал ваш дядя?.. – испытующе спросила я, буравя его глазами.

Мой собеседник немного подумал и ответил с легким вздохом, как человек, решивший наконец сказать правду:

– Видите ли, Серафима Александровна… Мой дядя стар и вряд ли смог бы написать столько вахтенных журналов… Да и почерк совсем не похож…

Афанасий Петрович смотрел на меня своими ясными прозрачными глазами, в которых не было ни тени смущения или неловкости. И я снова вспомнила такие же прозрачные глаза Евтихия Голубя из Компании Бубновых Валетов.

А учитель географии, взглянув на круглые вокзальные часы, продолжал наш прощальный диалог:

– Будем говорить откровенно!.. Вы подозреваете меня в создании Клуба знаменитых капитанов. Понимаю ваше настроение – ведь обидно уезжать с пустыми руками… Ну, что ж, я готов признаться, что сочинял или помогал сочинять вахтенные журналы клуба. Как вам больше нравится… Только одно непременное условие – ни слова ребятам! Романтика требует тайны. И не надо разочаровывать наших милых «городских воробьев».

Мы молча пожали друг другу руки. И в этот момент из репродуктора раздался громкий голос, предлагая пассажирам занять места, а провожающим выйти из вагонов.

Я еле успела поцеловать мою сестру Полину и ВВН, затем вскочила на подножку. Булька великолепным прыжком последовала за мной.

Дописываю эти строки в отдельном купе. (Всегда беру отдельное, когда путешествую со служебной собакой.) Ну, кажется, все. «Дело Клуба знаменитых капитанов» может занять почетное место на полках моего личного архива.

Я прилегла на диван, но сна нет и в помине. Сказал ли мне Афанасий Петрович правду, полуправду… или, может быть, это – «ложь во спасение», как говаривали в старину? Нет, кажется, сдавать дело в архив рано. Помнится, в одной из клеенчатых тетрадей клуба пятнадцатилетний капитан произносит такие слова: «Тайна хороша, когда она раскрыта».

Но дорогая моя С! Что же мы можем сказать об Афанасии Петровиче?.. Как бы там ни было – он чудак, а Максим Горький говорил, что чудаки украшают мир.

Серафима

Примечание на полях.

А может быть, Афанасий Петрович тоже Учитель с большой буквы?!

Загрузка...