Клуб знаменитых капитанов. Книга 1

Наследство старого капитана Третья клеёнчатая тетрадь

В мире есть много удивительного и таинственного. И надо сказать, что, когда Мария Петровна и её помощница Катюша без пяти семь закрывали библиотеку, капитаны на каждом заседании сталкивались с какой-нибудь загадочной историей. Но даже старейший из них, достопочтенный Робинзон Крузо, украшающий книжные полки уже более двухсот пятидесяти лет, в этот вечер был поражён не менее остальных.

Да, они столкнулись с загадкой, которую почти невозможно было разгадать. Скучное это занятие — заполнять вахтенный журнал, особенно в штормовую погоду, но на сей раз оно показалось необыкновенно увлекательным.

Впрочем, судите сами.

Стоячие бронзовые часы в футляре из красного дерева мелодично прозвенели семь раз. На книжных полках зашелестели страницы.

Раздалась привычная команда капитана корвета «Коршун»:

— Свистать всех наверх!

И мгновенно запели боцманские дудки.

Откликаясь на их зов, из переплётов своих романов начали появляться члены клуба. И, как всегда, первым запел традиционную песенку капитанов наш общий любимец Дик Сэнд. Остальные дружно её подхватили.

— О, медам и месье, — заметил Тартарен, сбрасывая с округлых плеч клетчатый плед. — Я не вижу в кают-компании барона Мюнхаузена. Может, мы немножко подождём?..

— Ждать Мюнхаузена? — со скептической улыбкой возразил Робинзон Крузо, усаживаясь в кожаное кресло. — Бессмысленное занятие. Кто знает, какие утки увлекли его в новый полёт?.. А быть может, он пересекает океан в чреве кита?

— Всё это в равной степени возможно и невозможно. Давайте начинать! — решительно произнёс Немо, занимая своё место за круглым столом.

Тартарен потянулся через весь стол за председательским молотком из чёрного дерева. Доски стола заскрипели под грузным телом любимца Тараскона. Однако молоток благополучно очутился в его руках, если не обращать внимания на упавшую со стола фарфоровую пепельницу.

— Ну, начнём! — и Тартарен три раза стукнул молотком.

Его остановил недоуменный вопрос Артура Грэя.

— Позвольте, но вы даже не заметили отсутствия капитана Лемюэля Гулливера. Как же можно начинать без него?

— Ну, а если он участвует в бесконечных научных диспутах на летающем острове Лапута? — высказал предположение Немо.

— Всё-таки подождём. Это ведь не Мюнхаузен, а Гулливер. Его аккуратность всем известна. Я уверен, что он скоро явится, — сказал капитан корвета и, любезно улыбнувшись, взял молоток из рук Тартарена.

— Пардон, Василий Фёдорович, я вас не понимаю… Я уже почти открыл заседание. Отнимать молоток у председателя? — удивлённо произнёс Тартарен, всплеснув руками.

Дик Сэнд вскочил со своего места и с юношеским задором воскликнул:

— Давайте, капитаны, вручим председательский молоток тому, кто сможет ответить на какой-нибудь трудный вопрос. Вот, например: кто из вас знаком с флагом молодого африканского государства Гана?

— Молодой человек, — с оттенком превосходства усмехнулся Тартарен, — это известно каждому школьнику. Три полосы — жёлтая, зелёная и красная.

— Вы забыли… в центре флага красуется чёрная звезда, — добавил Артур Грэй.

— Я не забыл! Вы меня просто перебили! Что за манера! — запальчиво ответил тарасконец.

Дик Сэнд воткнул в глобус маленький флажок ганского государства в точке города Аккры.

— Что означает этот флаг? Почему полосы красного, жёлтого и зелёного цвета? И что означает чёрная звезда?

Наступило молчание. Робинзон сосредоточенно набивал трубку. Немо задумчиво глядел на флажок.

— Ну, жёлтый цвет — это пески, — неуверенно произнёс Робинзон.

— Возможно, зелёный цвет — это вода. А красный — солнце на закате, — высказал свои догадки Немо.

— Да, солнце бывает багряным. Но чёрная звезда — в первый раз слышу, — вздохнул Тартарен, с грустью поглядывая на председательский молоток.

— Вы все не угадали, — сказал капитан корвета «Коршун». — Впрочем, тут и нельзя гадать. Такие вещи надо знать твёрдо. Жёлтая полоса — это знак золота, зелёная — цвет бобов какао, красная — память крови, пролитой борцами за свободу Ганы. А чёрная звезда — это символ братского единства всех народов Африки.

Тартарен приподнялся с места и с грустной улыбкой вручил молоток русскому капитану.

Василий Фёдорович постучал три раза по столу и торжественно произнёс:

— Заседание Клуба знаменитых капитанов считаю открытым.

Внезапно раздался резкий стук в дверь. Все насторожились.

— Уж не вернулись ли наши библиотекарши? — опасливо прошептал Тартарен.

Робинзон пожал плечами.

— Клянусь своей дружбой с Пятницей — это не они. Зачем стучать, когда в кармане лежат ключи!

Снова постучали. На сей раз ещё громче.

— К оружию, капитаны! Возможно, это пираты из романа Стивенсона «Остров сокровищ» возвращаются в библиотеку, — воскликнул Артур Грэй.

Члены клуба обнажили шпаги и кортики, выхватили из-за поясов пистолеты. Тартарен взялся за ручку огромной сковородки.

Кто-то яростно колотил в дверь кулаками. Затем раздался приглушённый голос:

— Да откройте же, наконец! Это я, ваш старинный друг.

Пятнадцатилетний капитан бросился к двери и открыл замок. На пороге появился человек огромного роста в чёрном плаще.

— Мсье Гулливер! — облегчённо произнёс Тартарен, вытирая со лба холодный пот.

Опоздавший капитан снял шляпу, сбросил плащ, поправил крахмальный воротник и церемонно поклонился.

— Да, перед вами Лемюэль Гулливер из романа Джонатана Свифта собственной персоной, невзирая на все превратности судьбы.

— Где вы скитались, сударь? — с нетерпением произнёс Робинзон.

Гулливер уселся в удобное кресло, подвинул к камину озябшие ноги.

— Достопочтенные капитаны! Не будем терять драгоценного времени. Я прошу всех отнестись к моим словам с особым вниманием и серьёзностью. То, что вы сейчас услышите, столь же необыкновенно, сколь и загадочно. Эта история поставила меня в тупик так же, как одно происшествие, случившееся в Дублине в тысяча семьсот двадцать шестом году, то есть в год моего появления на книжных полках. Как сейчас помню, в ту ночь в Дублине выпал мокрый снег. Вдруг на черепичной крыше ратуши…

— …показалась зловещая тень человека, — перебил его Тартарен.

— …с кинжалом в руке, — весело добавил Дик. — Это мы уже слышали сто раз. А что с вами случилось сегодня?

Гулливер нисколько не обиделся.

— Дело не во мне. Сегодняшний случай, правда, несколько напоминает историю шкатулки с рубинами магараджи. Я напоминаю вкратце. Это случилось в Бомбее в тысяча восемьсот двадцать шестом году. В этот день как раз окончился сезон дождей…

Но нам не удалось в двухсотый раз услышать историю 0 похищении рубинов магараджи. Резкий стук председательского молотка оборвал плавную речь рассказчика.

— Я лишаю вас слова, — произнёс командир «Коршуна». — Нас интересуют новые истории, новые приключения, новые загадки.

Гулливер встал и сухо ответил:

— Лишать меня слова? В тот момент, когда я хотел приоткрыть перед вами завесу… я бы сказал необыкновенной тайны, тайны драгоценного клада!

— Клада?.. Где же он находится?.. И что там закопано? Когда? У кого ключи от сундука? — как из пулемёта застрочил Тартарен.

— Увы! На все эти вопросы ответа пока нет.

— Не томите нас, Гулливер! Рассказывайте всё, что вам известно! — поторопил его глубоко заинтригованный Робинзон.

Герой романа Свифта снял с левой руки манжету, на которой красовались какие-то карандашные записи.

— Извольте. Я находился недалеко от Москвы, в одном научно-исследовательском институте. Сотрудник этого института, некто Синельников, перечитывал историю моих скитаний. Моего читателя навещает гость — достоуважаемый участник научной экспедиции на немагнитной шхуне «Заря». И вдруг я слышу — посетитель передаёт поручение с борта «Зари» от магнитолога Саши Ермакова. Пользуясь оказией, Саша просит своего школьного товарища Алексея Синельникова помочь ему в весьма затруднительном положении.

— Да что же случилось на «Заре»? — не выдержав, перебил Дик Сэнд.

— Это случилось не на заре, а ночью. И не в океане, а в Москве. Скончался капитан дальнего плавания Иван Петрович Ермаков, оставив весьма примечательное завещание относительно судьбы своих сокровищ.

— Сокровищ? Каких сокровищ? Вы долго будете играть на моих нервах, Гулливер?.. Весь Тараскон знает, как я страшен в гневе, — мрачно сдвинув густые брови, заявил Тартарен.

— Спокойствие, любезные друзья. Я успел сделать на манжете некоторые заметки, пока гость с «Зари» рассказывал про это завещание. Вот слушайте: «Я, капитан дальнего плавания Иван Петрович Ермаков, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю свои сокровища, собранные на протяжении всей моей жизни…» А дальше я, к сожалению, не расслышал, кому именно адресовано завещание.

— Неужели вы больше ничего не записали? — с огорчением переспросил Немо.

— Я успел записать самое главное — местонахождение клада. Вот… «Этот дар хранится в моём родном городе по адресу: Пушкинская улица, двадцать, во дворе дома моей сестры Аглаи Петровны Ермаковой. Искать его надо в каменном сарае у старого дуба». Итак, племянник старого моряка Саша Ермаков уже больше года в плавании, исполнить волю дяди до сих пор не смог и попросил заняться этим Алексея Синельникова.

Робинзон со вздохом начал разжигать трубку.

— Где же тут тайна? Клянусь глобусам, мне всё ясно, как морская карта!

— Есть множество неясных и даже ошибочных карт, — заметил командир «Коршуна».

— Какие же сокровища хранятся на Пушкинской, двадцать? Золото в слитках? Старинные монеты? Коллекция древностей? Дорогое оружие? — задавал сам себе вопросы Тартарен, но не находил на них ответа.

В глазах Немо промелькнула какая-то искорка.

— И кому завещан клад? Родным или друзьям? Членам его экипажа? Престарелым морякам?

— Это всё не имеет значения. Ведь, конечно, Алексей Синельников поспешил выполнить просьбу своего друга Ермакова-младшего и отправился на поиски сокровищ. А кому передать — он-то хорошо знает, — с большой уверенностью заявил Дик Сэнд. — Разрешите манжету, капитан Гулливер. Я на всякий случай занесу ваши записи в вахтенный журнал.

Тот передал юноше смятую манжету.

— Вы ошибаетесь, Дик. Мой читатель из научно-исследовательского института Алексей Синельников никуда не поспешил. Он вздохнул и сказал: «Поздно. Я уже не успею». Но почему он сказал «поздно»? И так просил передать Саше Ермакову на «Зарю».

Робинзон пришёл в большое волнение.

— Я понимаю, почему он так сказал. Видимо, в самом деле поздно. Всё ясно — сокровища похищены, и сарай на Пушкинской, двадцать пустой. Дайте спичку, Тартарен.

Толстяк с величайшей готовностью чиркнул спичкой о подошву и любезно поднёс огонь к трубке Робинзона.

Артур Грэй тотчас вступил в спор.

— Вам всё ясно. А мне всё неясно. Сплошной туман. С редкими просветами. Видно только одно — без нас дело не обойдётся. Для Алексея Синельникова — поздно и невозможно. Но мы, знаменитые капитаны, не раз обгоняли ветры и ураганы, пространство и время. Мы можем успеть, что бы там ни случилось!

Робинзон спокойно уселся в кресло возле камина, явно не собираясь никуда спешить.

— Клянусь попутным ветром, мы можем успеть. Но к чему? Зачем нам эти неведомые богатства, когда страницы наших романов переполнены драгоценными грузами погибших кораблей, сундуками с дублонами, бочонками с пиастрами. А жемчуг и золото подводных глубин всегда в распоряжении нашего друга капитана Немо.

— Вы правы, Робинзон. Знаменитым капитанам не нужны ни деньги, ни драгоценности. Но наш долг — немедленно отправиться на поиски и передать сокровища Ивана Ермакова их законным владельцам, — решительно заявил Немо.

— А вы их знаете? Вам известны их имена? — скептически усмехнулся прославленный отшельник. — Я уже не говорю о том, что сокровища, вероятно, похищены.

— Вы в этом уверены? — строго переспросил Немо. — Надо прежде всего отыскать клад, а наследники всегда найдутся.

В этот момент раздался лёгкий свист и чей-то незнакомый голос прозвучал в кают-компании.

«Возможно, что наследники найдутся, если они существуют. А может быть… их и нет на свете?»

Капитаны растерянно переглянулись. Ведь никто из них этого не сказал, но все слышали это неожиданное заявление.

— Клянусь безмолвием Арктики, — тихо произнёс Робинзон, — я слышал человеческий голос. Кто это говорил?

— Неужели… привидение? — прошептал Тартарен.

В ответ послышался хохот.

— Кто бы вы ни были, сударь, — решительно воскликнул Артур Грэй, — подойдите!

«Я здесь… среди вас…» — в ответ прозвучал тот же неведомый голос.

— Где вы? — нервно крикнул Тартарен, вытащив пистолет.

— Достопочтенное привидение, — любезно обратился Гулливер, озираясь по сторонам. — Если вы не хотите предстать пред нами в виде призрака или тени, то хотя бы назовите себя.

— Я всегда ценил вежливость, Гулливер. Разрешите отрекомендоваться, — ответил незнакомый голос. — Я физик Гриффин!

— Физик Гриффин? — удивился Дик Сэнд. — Мы будем рады, если герой романа «Человек-Невидимка» примет участие в нашей встрече.

— С удовольствием, — ответил Гриффин. — Когда я буду свободен от своих дел, навязанных мне моим автором Гербертом Уэллсом.

Капитаны услыхали лёгкий свист. В кают-компании наступила тишина. Её взорвал своим криком Тартарен:

— Ложь! Я не верю ни одному слову! Где доказательства, что это физик Гриффин? А может быть, это самое обыкновенное привидение или призрак… тень… мираж?

— Мираж в библиотеке? — весело произнёс Артур Грэй. — Не смешите детей, любимец Тараскона. Мираж — это оптическое явление в атмосфере. Для этого нужна пустыня или океанский простор. Во всяком случае далёкая линия горизонта, на которой появляются мнимые изображения.

— Ах, медам и месье! — прошептал Тартарен. — Я вспоминаю чарующие миражи в Сахаре… Зелёные кроны пальм… зеркальная гладь воды… цветущие оазисы… купола мечетей и дворцов. Но караван бредёт по пескам, а видения не исчезают и не приближаются. Ужасно! Ужасно!..

— Совершенно верно, — подтвердил Немо. — При так называемом верхнем мираже могут стать видимыми предметы, скрытые на много миль за линией горизонта. А вообще говоря, мираж не более чем отражение световых лучей на границах слоёв воздуха различной плотности.

— Мерси, мерси! — поблагодарил любимец Тараскона с иронической улыбкой. — Ваше сообщение весьма облегчит мои путешествия по Сахаре. Весьма… Но куда всё-таки исчез мсье Гриффин?

— Об этом лучше спросить Герберта Уэллса, — заметил Дик Сэнд и, взглянув на лицо Артура Грэя, добавил: — Вы чем-то озабочены, капитан Грэй?

— Да, меня не особенно волнует вопрос, куда исчез физик Гриффин. На то он и человек-невидимка! Странно другое… Зачем он появился, если это можно назвать появлением?

— Что вас смущает, дорогой Грэй? — поинтересовался капитан корвета «Коршун».

— Только одно обстоятельство, — ответил Артур Грэй. — Человек-невидимка подал свой голос как раз в тот момент, когда мы говорили о сокровищах покойного капитана…

— Я думаю… это случайное совпадение, — заметил Дик Сэнд.

— Клянусь морскими туманами, меня больше волнует сообщение нашего друга Гулливера, — сказал Робинзон Крузо. — Пора действовать!..

А тем временем Тартарен быстро собирал походный багаж.

— Медам и месье, скорее в путь! Ни минуты не медля! За мной!

— А куда? — озадаченно спросил Дик Сэнд, показывая толстяку запись в вахтенном журнале.

— То есть как — куда? — удивился Тартарен, заглядывая в журнал. — Тут же ясно сказано: «Пушкинская, двадцать, каменный сарай во дворе у старого дуба».

Командир «Коршуна» призвал спорщиков к порядку.

— А в каком городе эта Пушкинская улица? Здесь сказано — в родном городе капитана Ермакова. А где он родился?

Воцарилось молчание. Этот вопрос всех поставил в тупик. Гулливер, потирая лоб рукой, тщетно пытался вспомнить подробности разговора, невольным слушателем которого он оказался.

— Гм-м… Действительно, где он родился? Человек с «Зари» называл какой-то город, если не ошибаюсь, на букву «б». Но я был слишком потрясён словом «поздно» и как-то не удержал в памяти название города.

— Умоляю вас, припомните, Гулливер. Может быть, это Брянск, Борисов, Батайск, Бугульма? — раздельно произнёс Робинзон.

— Нет, не то…

— Быть может, Брест, Балта, Бахчисарай, Бологое? — высказал свои предположения Артур Грэй.

— Нет, нет.

Дик Сэнд медленно крутил глобус, поглядывая на территорию Советского Союза. И хотя на глобусе не было названий всех городов, это помогло ему кое-что припомнить.

— А вдруг это Благовещенск? Или Бийск? Борисоглебск? Бобруйск?

— Не похоже.

И вдруг Тартарен лихо подкрутил усы и, радостно сверкнув глазами, категорически заявил:

— Я знаю! Бухара!

— Только не Бухара, — горестно вздохнул Гулливер.

— Что ж гадать? — сказал капитан корвета. — Давайте разберёмся по порядку. Капитан дальнего плавания Ермаков, очевидно, из морской семьи, где чтут традиции. Ведь его племянник тоже плавает на «Заре». Скорее всего, старик жил в одном из портов. В таком случае — это Баку, Бердянск или Батуми. И в каждом из них должна быть Пушкинская улица.

— Могу ручаться, что эти города не были названы, — уверенно ответил Гулливер.

Часы мерно пробили восемь. Маятник неумолимо продолжал своё извечное качание.

Командир «Коршуна» решительно встал и прицепил кортик.

— Ждать больше нельзя. Остаётся одно — отправиться на борт «Зари», отыскать Сашу Ермакова, найти завещание и узнать, какой город в нём назван.

— И кому предназначены сокровища, медам и месье! Это не менее важно!.. — вставил Тартарен, застёгивая ремни своего походного рюкзака.

А Робинзон даже и не подумал тронуться с места.

— Куда вы собрались? Мы же не знаем, в каком океане искать «Зарю»? Кому известны её координаты?

— Мне! — воскликнул приободрившийся Гулливер. — Как раз об этом говорили достоуважаемые собеседники в научно-исследовательском институте. Я запомнил точно и отвечаю за свои слова. «Заря» находится в порту Такоради на побережье Гвинейского залива, неподалёку от Аккры.

— На чём же мы двинемся в путь? — спросил Артур Грэй. — Может быть, на вашем «Наутилусе», капитан Немо?

Тот отрицательно покачал головой, увенчанной белоснежной чалмой.

— Кто же не читал «Восемьдесят тысяч километров под водой». Все знают мой корабль «Наутилус». И вряд ли мы сможем незаметно подойти к борту «Зари». Здесь нужен ровесник этой шхуны. И лучше всего судно под советским флагом. Я предлагаю…

Дальше запись в судовом журнале была размыта. С помощью лупы можно было разобрать конец одной строчки и начало следующей. Очевидно, это были слова «Помор» и «янки». Но «янки» тут были совершенно ни при чём. Капитаны очутились на борту «Поморянки» — советской подводной лодки. Эта лодка вела разведку рыбных косяков и изучала жизнь промысловых рыб.

Команды на лодке не было. Это был единственный рейс, когда «Поморянку» вёл Немо с помощью своих друзей по Клубу знаменитых капитанов. Кое-кому может показаться маловероятным, чтобы «Поморянка» оказалась в руках героев детских книг. Но для знаменитых капитанов не представляло никакого труда взять со страниц любого романа, повести или даже сказки корабль, припасы, оружие, морские карты, коня или ковёр-самолёт.

Однажды, помнится, им понадобилась собака по прозвищу Белый Клык из повести Джека Лондона, а в другой раз они пригласили доброго слона из рассказа Куприна. Правда, в клубе прихворнул Тартарен, а не маленькая девочка. Сколько раз милейший мистер Пиквик из романа Диккенса посылал за ними почтовый дилижанс! И сколько ночей они провели в океане на мокрых шканцах «Фрегата «Паллады», столь талантливо описанного Гончаровым!

Теперь, когда самые закоренелые скептики не могут более сомневаться в правдивости этих слов, остаётся добавить, что в тот достопамятный вечер подводная лодка «Поморянка» шла курсом строго на норд, пересекая воды Гвинейского залива. Справа по борту находился великий чёрный континент — Африка. Но в подводном положении это можно определить, только сверяясь с картами.

Сильные прожекторы освещали путь далеко вперёд. В их ярком свете метались потревоженные обитатели морских глубин.

Сквозь смотровые стёкла были видны причудливые колонии кораллов, похожие на подземные сказочные леса.

Капитаны как зачарованные глядели то на лиловые, то на зелёные или красные, а порой синие созвездия коралловых цветов.

Конечно, это были вовсе не цветы, а полипы. Эти коралловые существа по форме напоминают цветы с шестью или восемью лепестками, но это не благоухающие лепестки, а щупальца, с помощью которых полипы добывают себе пищу. У кораллов меню такое же, как у китов. Те и другие питаются планктоном — микроскопическими инфузориями, рачками, бактериями и тому подобными мельчайшими живыми организмами.

Но вот общее внимание привлекла огромная пятнистая мурена, похожая на гигантского угря, длиной около трёх метров, с открытой хищной пастью, наполненной бесчисленным количеством зубов. Вспугнутая появлением подводной лодки, мурена прекратила погоню за многоцветным морским петухом и скрылась в тёмной расселине коралловой постройки.

Такого же размера барракуда, удивительно напоминающая щуку, и не подумала спасаться бегством. Она кинулась в атаку, пытаясь с ходу разбить смотровое стекло.

— Бр-р… не хотел бы я встретиться с этой крошкой лицом к лицу, — сказал Тартарен, отшатнувшись от окна. — Взгляните на эти ужасные зубы. Даже мурена мне кажется несколько симпатичнее.

— Едва ли это так, — поправил его капитан Немо. — Барракуда не знает страха и дьявольски энергична. Однако мурена гораздо опаснее. Известно множество случаев, когда мурена стаскивала людей со шлюпок и нападала на водолазов. Пасть этого хищника никогда не закрывается. Слишком уж много у неё зубов. И, кроме того, укус мурены ядовит. Она ищет добычу не только в тропических водах, но встречается в Средиземном море и даже у южных берегов Англии.

— Выходит, мурены опаснее акул? — с некоторым сомнением заметил Дик Сэнд.

— Те и другие хороши, — вмешался Робинзон. — Не позавидую тому, кто повстречается с белой акулой, метров двенадцати длиной, так называемой акулой-людоедом. Представьте себе, у неё несколько сот зубов, по четыре сантиметра каждый.

— Не знаю, как было с вами, — самонадеянно заявил Тартарен. — Меня акула не пробовала. Но я её ел! Суп из акульих плавников! Пальчики оближешь. А мясо? Если не знать, что это кусок акулы, можно подумать — какая прекрасная осетрина! Но скажу честно — акульей икрой никогда не лакомился.

Капитан корвета усмехнулся и не без иронии пояснил:.

— И никто не лакомился, дорогой Тартарен. Акула икры не мечет. У неё родятся живые акулята.

Гулливер не принимал участия в этом разговоре. Его внимание было целиком приковано к картам и приборам. Наконец, оторвавшись от экрана радиолокатора, он торжественно произнёс:

— Достопочтенный капитан Немо, мы находимся на траверзе порта Такоради. Цель нашего путешествия близка.

— Прожекторы гасить! Готовиться к всплытию! Продуть цистерны! — скомандовал капитан «Наутилуса», нашумевшего на страницах романа «Восемьдесят тысяч километров под водой», но, к сожалению, несколько устаревшего за последнее время. Не секрет, что подводная лодка «Поморянка» обладала многими примечательными достоинствами, которые не предвидела фантазия Жюля Верна.

На «Поморянке» была аппаратура, дающая возможность вести наблюдение как под водой, так и на её поверхности, чувствительные гидрофоны, улавливающие самые слабые звуки, и многое другое из чудес современной техники. Не было только минных аппаратов и тарана, которым «Наутилус» топил вражеские корабли, и вообще никакого оружия. Ведь «Поморянка» — была подводной лодкой, оборудованной в чисто научных целях.

Помощь рыболовным судам и изучение жизни моря — вот её задачи.

Но в этот достопамятный день с борта «Поморянки» не велись наблюдения за косяками промысловых рыб и не изучалась работа новых тралов. Нет! Целью этого удивительного рейса были поиски сокровищ капитана Ермакова. Лодка всплыла на поверхность в нескольких кабельтовых от портового волнолома. Открылся люк, и капитаны вышли на палубу, мгновенно просохшую под жаркими лучами тропического солнца. Они в бинокли и в подзорные трубы осмотрели все суда, стоявшие у причалов, но, увы, среди них не было ни одного парусника, напоминающего шхуну «Заря».

Капитан корвета долго разглядывал пузатый лайнер под голландским флагом, затем перевёл трубу на советский танкер «Некрасов». За кораблями открывалась панорама большого современного порта, сильно выросшего после освобождения Ганы от британского владычества.

Совещание на палубе «Поморянки» длилось недолго. Капитаны решили разделиться: Немо, Артур Грэй, Гулливер и Робинзон остались на лодке, а капитан корвета с Диком Сэндом отправились в шлюпке на берег, чтобы разузнать, куда ушла «Заря». В последний момент к ним присоединился Тартарен, объявив себя крупнейшим знатоком африканских дел.

Шлюпка с тремя знаменитыми капитанами пришвартовалась возле рыбачьей пристани. Они вышли на берег и смешались с пёстрой разноплемённой толпой моряков и туристов, путешественников и бродячих торговцев. Никто не обращал внимания на их костюмы. Малиновая феска Тартарена, мундир капитана корвета и камзол Дика Сэнда выглядели весьма скромно среди пёстрых индийских сари, цветных кенте — праздничной одежды ганцев, сенегальских тюрбанов и клетчатых мужских юбок гостей из далёкой Шотландии.

Оглушённые шумом портового города, особенно после безмолвия морских глубин, капитаны шли мимо бесконечных рядов уличных торговок. Те кричали на разные голоса, предлагая свой нехитрый товар: кокосовые орехи, варёные плоды маниока, связки бананов, крупные апельсины.

Здесь же можно было купить спички, табак, рыболовные крючки, коралловые бусы, дешёвые ткани, цветные платки и серьги, брошки, кольца, браслеты, сделанные искусными руками ганских мастеров.

Среди покупателей лавировали женщины с поклажей на голове. Руки у них были свободны. Даже школьницы несли свои тетради и чернильницы на головах. Вокруг продавщиц всякой снеди резвились маленькие ребята. Недаром уличных торговок в Гане называют «мэмми», что означает мама.

Капитаны спрашивали многих встречных — не знают ли они, куда ушла шхуна «Заря»? И была ли она вообще в Такоради? Но ни регулировщик на перекрёстке, ни шофёр такси, ни швейцар у подъезда большого отеля, ни парикмахер, куривший у дверей своего заведения, ничего не знали. Только мальчишка-газетчик на лету ответил, что видел советский парусник в порту ещё сегодня утром. Больше от него ничего нельзя было добиться, как он ни морщил свой чёрный лоб, покрытый испариной.

В этот момент задержавшийся у лотка с жареной рыбой Тартарен услышал французскую речь. Два рослых моряка в беретах с помпонами выбирали коралловые ожерелья, со смехом примеряя их на своих загорелых шеях.

Словоохотливые моряки из Марселя тут же рассказали нашему тарасконцу, что «Заря» стояла рядом с их пароходом «Орлеанская дева» и часа два назад снялась с якоря курсом на Аккру.

Дальше события развивались с волшебной быстротой.

Тартарен юркнул в какую-то лавчонку и выскочил оттуда в огромном сомбреро, прихватив под мышку ещё две такие же соломенные шляпы для своих друзей. И уже втроём капитаны примкнули к группе туристов из Южной Америки. Многие из них носили сомбреро. Это прекрасная защита от палящих лучей солнца. Спросите любого мексиканского пеона.

Голубой туристический автобус быстро мчался по асфальтовому шоссе в столицу Ганы Аккру.

Капитаны уселись в задние кресла, стараясь держаться подальше от своих весёлых спутников. Они смотрели на тропические заросли, на тенистые ущелья и на морской берег с рыбачьими лодками, куда временами выходила дорога.

— До Аккры всего сто пятьдесят миль. Я уверен, что мы там застанем «Зарю» и раскроем тайну клада капитана Ермакова, — тихо сказал Дик Сэнд.

— О мой мальчик! — грустно возразил Тартарен. — Не увлекайтесь. Мы можем не застать «Зари» — это раз. Племянник старого моряка Саша Ермаков может не оказаться на борту — это два. Завещание может быть утеряно — это три. И множество других сюрпризов судьбы — это четыре, пять, шесть и так далее до бесконечности…

Их разговор прервал звучный голос гида. Это был молодой высокий африканец в белоснежном костюме с микрофоном в руке.

— Наше молодое государство подняло флаг независимости лишь в тысячу девятьсот пятьдесят седьмом году. Английская колония Золотой Берег стала Республикой Гана. История Ганы известна со времён средневековья. Её описывали многие арабские путешественники ещё в десятом веке. Но Гану завоевали берберы-магометане, вторгшиеся в страну с севера. Древняя столица государства Кубми-Сале была разрушена и занесена песками…

Автобус плавно затормозил возле ветхих стен старинной крепости. Гид пригласил туристов осмотреть крепость Эльмину, построенную португальцами в конце пятнадцатого века, за десять лет до открытия Америки. Это был первый из двадцати семи укреплённых замков, воздвигнутых колонизаторами на земле Ганы.

Захватив фотоаппараты, гости из Южной Америки шумной толпой двинулись по подъёмному мосту через глубокий ров, на ходу снимая на плёнку башни и бастионы.

Капитанам пришлось следовать за ними — ведь автобус всё равно стоял на месте в ожидании путешественников.

Члены клуба вместе со всеми прошли через покрытый потрескавшимися плитами двор, затем гид зажёг яркий электрический фонарь, и туристы спустились вниз в каменные «магазины», где когда-то хранился особо ценный товар — чёрные рабы для отправки на американские плантации. Торговлю людьми вели португальцы, голландцы, шведы, датчане, немцы, затем постепенно их всех вытеснили английские работорговцы.

При свете фонаря были видны покрытые вековой сыростью стены и столбы с обрывками ржавых цепей. Из казематов туристы вышли через узкий проход прямо на морской берег. Этим путём гнали рабов для погрузки в трюмы кораблей. Здесь пленные африканцы могли в последний раз вдохнуть воздух своей родины.

Пока путешественники занимали свои места в автобусе, гид рассказал, почему эта страна называлась Золотым Берегом. Отсюда вывозилось много золота, и сегодня ещё добыча золота составляет восемьдесят процентов горной промышленности страны. Но вскоре на смену жёлтому золоту пришло «чёрное золото» — рабы. Торговля рабами была прибыльнее, чем добыча золотого песка. А в наши дни Республика Гана — королева какао. Так что любители шоколада, конфет и какао с молоком или без молока должны быть благодарны трудолюбивым ганцам.

Блистательная мысль Тартарена — присоединиться к туристской группе — на поверку оказалась далеко не столь блистательной. Она стала угрожать провалом всего плана. Хотя Аккра постепенно приближалась, но всё ещё казалась недосягаемой. Автобус делал одну остановку за другой.

Правда, было очень интересно посмотреть на отлично сохранившиеся строения бывшей датской крепости Христианберг…

По обеим сторонам дороги тянулись зелёные плантации какао, банановые рощи и заросли кокосовых пальм.

Но когда автобус в десяти километрах от столицы завернул к белоснежным зданиям университета на склонах холма Леон, капитаны, не сговариваясь, поняли друг друга и решили отстать от любезного гида, которому хотелось как можно больше рассказать о своей стране.

Было бы неверно думать, что капитаны потеряли интерес к наукам. Нет! Но у них сейчас была другая цель. Они бежали по пыльной дороге, всё более удаляясь от нарядных зданий молодого университета, в сторону Аккры… Уже ненужные сомбреро валялись в придорожной канаве, когда капитаны промчались мимо мыловаренного завода…

Их обгоняли грузовики с принятыми в Гане надписями на бортах сообразно вкусу владельцев машин: «Не забудь меня», «Путешествуй и смотри», «Вы хорошие парни», «Не теряй надежды»…

Капитаны метнулись в сторону, чтобы пропустить оранжевый автофургон с бодрым призывом на кузове: «Никогда не спеши».

Выбившийся из сил Тартарен с трудом перевёл дыхание.

— Я больше не могу. Я втрое старше вас, Дик, и вдвое тяжелее. И если уж говорить всю правду, я могу сколько угодно сидеть в засаде на львов, но бегать, как страус… увы, это не моё призвание.

— Но это была ваша идея — сомбреро, автобусы, туристы, — возразил капитан корвета.

— Моя! — с гордостью подтвердил толстяк. — Однако мы уже почти в Аккре. И завещание мсье Ермакова почти в наших руках! Ах, если бы не эта проклятая одышка.

В этот момент около них затормозила открытая легковая машина. За рулём сидела молодая африканка в европейском платье.

— Вы русские? — спросила она, поглядывая на капитана корвета.

— Вы угадали. Я русский моряк, — с достоинством ответил герой повести Станюковича.

Девушка открыла дверцу.

— Значит, вы наш друг. Садитесь. Я вас подвезу. Вам не в Аккру?

— Куда угодно, мадемуазель. Только не пешком, — выпалил Тартарен, первым забираясь в машину.

И через несколько минут капитаны уже мчались по оживлённым улицам столицы Ганы. Они проехали мимо здания парламента, суда присяжных, кооперативного общества, национальной библиотеки. Мимо них проносились высокие отели, новые школы, красивые жилые дома.

— Я везу вас в порт, — любезно сказала девушка, обращаясь к командиру «Коршуна». — Ваш корабль, вероятно, стоит на рейде?

Василий Фёдорович не успел ответить, потому что Тартарен, хитро подмигнув ему, брякнул:

— Мадемуазель, вы угадали. Мы эти… ну, магнитологи со шхуны «Заря».

Девушка очень огорчилась:

— Вы опоздали. Я работаю на радиостанции и сама слышала — советская шхуна «Заря» без остановки в Аккре проследовала курсом на экватор. Как же вам теперь быть?

К сожалению, морская вода очень плохо действует на чернила.

Целых две страницы вахтенного журнала клуба оказались совершенно испорченными. К ещё большему сожалению, никто из нас не мог припомнить, каким образом три капитана покинули Аккру. Как они вернулись на борт «Поморянки», где томились в ожидании Немо, Гулливер, Артур Грэй и Робинзон? Но не это самое важное звено в истории поисков клада капитана Ермакова. Важен сам факт, что подводная лодка шла курсом строго на экватор, напрягая до предела свои двигатели, а на борту вновь находились все члены Клуба знаменитых капитанов, кроме барона Мюнхаузена. В вахтенном журнале не было до сего времени никаких упоминаний о его координатах.

И вообще кто может знать, откуда прибудет Мюнхаузен? Куда он исчезнет? И когда это произойдёт?

Итак, «Поморянка» удалялась от берегов Ганы, держа курс на юг. За кормой тянулся пенистый след. Стайки летающих рыб выскакивали из воды и, описав дугу в воздухе, снова исчезали в волнах. Но внимание капитанов было поглощено другим. Они любовались травянистой зелёной саванной, раскинувшейся вдоль побережья.

Вскоре берега уже начали таять, исчезая в туманной дымке.

Устроившись поудобнее возле верхней рубки, Дик Сэнд приводил в порядок свои записи. Оторвавшись от вахтенного журнала, пятнадцатилетний капитан обратился к своим спутникам:

— Я записал так: мы пробыли в Гане всего несколько часов. Но как изменился Золотой Берег с того недавнего времени, когда над молодой республикой был поднят трёхцветный флаг с чёрной звездой — флаг независимости и свободы! Эта маленькая страна с населением всего в шесть миллионов человек имеет большое будущее.

Юношу перебил уверенный голос Гулливера:

— Всё правильно, любезный Дик, кроме того, что это маленькая страна. Гана по своим размерам не уступает Великобритании, а земля её гораздо богаче. Достаточно вспомнить, что в Англии нет ни золота, ни алмазов, ни марганца, ни бокситов. Там нет банановых рощ, кокосовых пальм и плантаций какао. Всё это вывозит Гана.

Внезапно налетел шквалистый ветер, как это часто бывает в Гвинейском заливе. Капитаны схватились за поручни, но шляпа Гулливера, подхваченная ветром, улетела за борт. Теперь стало ясно, почему так резвились летающие рыбы. Это верный признак наступающего шторма.

Пришлось быстро идти на погружение. Как известно, в глубинах моря всегда «хорошая погода». Но и в «хорошую погоду» подводных путешественников подстерегает множество опасностей.

Внезапно луч прожектора осветил какую-то тёмную громаду, висевшую в воде. Немо успел положить руль на борт, и лодка круто свернула направо, но там возвышалась, похожая на скалу, незаконченная постройка кораллов — фундамент будущего острова.

Немо искусно провёл «Поморянку» через узкий проход, отделявший коралловую колонию от тёмной громадины. Это был затонувший когда-то бриг с поломанными мачтами. Сквозь опутавшие корпус водоросли можно было увидеть зияющие пробоины от пушечных ядер.

Огромный пролом открывал картину разыгравшейся здесь трагедии. Трюм был забит скелетами, закованными в цепи. На носу красовалась полусгнившая деревянная фигура — голова женщины. Капитаны успели прочитать название корабля — «Эсмеральда». Нетрудно было догадаться, что это был невольничий корабль, затонувший после схватки с каким-нибудь пиратом, пытавшимся отнять у «законных владельцев» чёрных рабов.

Не успела «Поморянка» выйти на открытую подводную дорогу, как из гидрофонов раздался сильный шум. Это было похоже и на шипенье масла на сковородке, и на треск горящих сучьев.

Тартарен с аппетитом втянул воздух.

— Неужели на камбузе что-то жарят? Может быть, креветок? О, это такая вкусная еда. Особенно в масле.

— Вы угадали, — улыбнулся Немо. — Это креветки. Только они далеки от сковородки, Тартарен. Известно ли вам, что креветки очень скандальные особы? Когда они поднимают шум, вы не услышите гуденье винтов и двигателей. Не раз военные подводные лодки спасались от преследования, испугавшись скопищ звучащих креветок.

А из гидрофонов раздались звуки скрипок. Изумлённые капитаны переглянулись.

— Скажите, мсье Немо, а на скрипке тоже играют ваши креветки? — саркастически спросил Тартарен.

— Нет. Эти звуки издают полосатые зубатки при помощи своего плавательного пузыря, выдавливая из него пузырьки воздуха. А в китайских водах живёт рыба циноглоссус. Это своеобразная рыба-оркестр. Она подражает звукам органа, арфы и даже звонит в колокол. Науке уже известны несколько десятков видов звучащих рыб.

Теперь из гидрофона раздался удалой свист, потом кто-то сильно захрапел, но все эти звуки были перекрыты сильными ударами барабана.

Немо поймал в луч прожектора стайку морских петухов, за которыми следовали тропические сциениды. Капитаны прильнули к смотровому стеклу.

— Перед вами ансамбль морских петухов, или тригл, — пояснил капитан Наутилуса». — А вот там, дальше, плывут морские барабанщики — тропические сциениды. Впрочем, с барабанным боем плавает по морям и другая рыба — пятнистая дорада.

Из гидрофонов, заглушая подводный концерт, громко зазвучали баяны. Знакомая мелодия матросской песни «Яблочко» разнеслась по всей кают-компании.

— Пардон, мсье Немо, это играет рыба-баян? Или, быть может, рыба-аккордеон? — осведомился тарасконец.

Ему ответил Артур Грэй:

— Баяны играют на «Заре».

На поверхности воды показался бурунчик. Это «Поморянка» подняла перископ вблизи от немагнитного парусника. Перед знаменитыми капитанами проплыла стройная шхуна с светло-серым корпусом. Верхняя часть шхуны и все надстройки были выкрашены белой эмалью. Между лакированными мачтами висели флаги расцвечивания. С бака доносилась музыка и весёлый гул.

— «Заря», — прошептал Артур Грэй. — Завещание капитана Ермакова в двух кабельтовых с подветренной стороны.

Баянисты, видимо, не жалели мехов: музыка становились всё громче. Её даже не мог заглушить топот матросов, танцующих «Яблочко».

— Неужели всё это в честь… гм-м… одного из нас? О-о, я вспоминаю моё возвращение в Тараскон из Сахары! — скромно потупив глаза, заметил Тартарен.

— Да, если вас считать богом Нептуном. Тогда в вашу честь сейчас на «Заре» справляют традиционный морской праздник по случаю пересечения экватора, — весело ответил Гулливер.

— Но как же нам незаметно пробраться на борт шхуны? — нетерпеливо спросил Артур Грэй. — Праздник праздником, а вахта вахтой.

— Есть идея. Мы пригласим на помощь физика Гриффина. Ведь он сегодня уже побывал в нашей кают-компании. — И с этими словами капитан корвета снял с полки книгу в обложке, украшенной фантастическим рисунком.

Раздался шелест страниц. Из переплёта медленно вышел закутанный с головы до ног человек. Широкие поля фетровой шляпы скрывали его лицо. Он носил большие синие очки с сеткой. Лицо его было забинтовано, оставался неприкрытым только розовый остроконечный нос. Низ лица был закрыт шёлковым платком, из-под которого торчала трубка.

— Слышал, слышал ваш разговор, капитаны. И вряд ли я могу вам быть полезен. Моя аппаратура частично разбита, частично сгорела во время пожара в главе двадцатой моего романа — «В доме на Грейт-Портленд-стрит». И я не могу вас сделать невидимками.

— В этом нет никакой надобности, достопочтенный Гриффин. Мы обращаемся к вам с покорнейшей просьбой. Что вам стоит доплыть до «Зари»? Пробраться в каюту Саши Ермакова и узнать координаты клада его достойного дяди?.. — вмешался Гулливер.

Кому неизвестно, что Гриффин был склонён ко всякого рода озорным и даже опасным поступкам? А на сей раз, как физика по специальности, его ещё увлекала мысль побывать на борту немагнитной шхуны.

Не ответив ни слова, он быстро сбросил одежду, снял бинты и фальшивый нос. Нельзя сказать, что перед капитанами предстал человек-невидимка, просто никто не предстал, потому что ничего не было видно. Напутствуемый добрыми пожеланиями, Гриффин скрылся в выходной камере. Дик Сэнд задраил за ним люк.

Через несколько минут на поверхности воды показались лёгкие круги. Это плыл человек-невидимка.

Членам клуба оставалось только терпеливо ждать его возвращения… Робинзон долго разглядывал в перископ силуэт «Зари», прежде чем задать недоуменный вопрос.

— Достопочтенные капитаны, мне не совсем понятно назначение этой шхуны. Парусный корабль и всего в шестьсот тонн. И для чего он сделан немагнитным?

— Дружище, Робинзон, — ответил Артур Грэй, — как известно, кроме географических полюсов, на Земле есть и два магнитных полюса. Отклонение стрелки компаса от истинного севера или юга называется «магнитным склонением». Это склонение различно в разных районах, и его должны знать моряки, лётчики, а также космонавты. Кроме того, во многих местах земного шара существуют магнитные аномалии. Да и само магнитное поле Земли с течением времени изменяется. Всё это изучают, производя магнитные съёмки. На суше это просто. Ну, а на морях и океанах — другое дело. Современные стальные корабли имеют собственное магнитное поле, которое искажает точность наблюдений. И вот американцы построили первое немагнитное судно-яхту «Карнеги», но оно погибло в тысяча девятьсот двадцать девятом году. После этого только Советский Союз сумел построить современную немагнитную шхуну «Заря», законченную в тысяча девятьсот пятьдесят втором году. На этом судне нет железных деталей, даже якоря, цепи, поручни и тросы сделаны из цветных металлов и немагнитных сплавов. Однако шхуна имеет отличные мореходные качества.

— А каковы же результаты плаваний «Зари»? — с интересом спросил пятнадцатилетний капитан.

— «Заря» произвела магнитные съёмки во многих районах Мирового океана, — пояснил капитан корвета. — Появилась возможность внести исправления в магнитные карты для морской и воздушной навигации, особенно в картах Южного полушария. «Заря» открыла доселе неизвестные науке магнитные аномалии. Очевидно, под морским дном таятся грандиозные залежи железных руд. И, наконец, «Заря» изучала прохождение радиоволн и космических лучей в открытом море.

Пока капитаны вели этот разговор в салоне «Поморянки», человек-невидимка подплыл к корме шхуны и уцепился за конец швабры, спущенной за борт на тросе для промывки. Теперь Гриффину было нетрудно выбраться на палубу.

Мимо него шла диковинная процессия ряженых во главе с «Нептуном», в тоге из простыни, с длинной мочальной бородой и трезубцем в руках. За ними следовали его «приближённые» в причудливых одеждах из водорослей. Процессия остановилась возле огромной купели… Поднялся весёлый смех и визг. «Нептун» потряс трезубцем, и в купель бросили в одежде одного «новорождённого» — научного работника, впервые пересекающего экватор.

Когда промокший до нитки новичок выбрался из купели, матрос, переодетый нимфой Амфитритой, выглянул из большой бутафорской раковины и с чувством прочитал грамоту:

«Дано сие любезному сердцу нашему кандидату физических наук Александру Ермакову, племяннику нашего любимца капитана дальнего плавания Ермакова, в отраду перехода с высочайшего нашего соизволения из северных широт необъятных владений наших в широты южные через границу, экватором наречённую. Бог морей и океанов Нептун».

И только «нимфа» хотела вручить грамоту молодому магнитологу, как чья-то невидимая рука вырвала этот листок бумаги и унесла в сторону открытого трапа…

Матрос в греческой тоге кинулся вдогонку за листком, думая, что это шутки ветра. Он протянул руку, чтобы схватить летящую в воздухе грамоту, как вдруг неожиданный толчок в грудь сбил его с ног.

Вздорный характер Гриффина и здесь отвлёк его от настоящего дела.

Но на сей раз всё обошлось благополучно. Падение «нимфы» вызвало дружный хохот и аплодисменты. Моряки подумали, что всё это входило в программу представления.

Человек-невидимка проскользнул в салон-лабораторию, где были установлены магнитометры для измерения сил земного магнетизма, двойной магнитный компас и другие важнейшие приборы. Даже под потолком висел какой-то цилиндрический прибор в метр длиной. В салоне было пусто.

Похищенная грамота бесшумно плыла по воздуху. Тишину нарушали только лёгкие шаги босых ног. Невидимая рука открыла одну из боковых дверей с табличкой «А. С. Ермаков и В. П. Иванов». И тут же дверь тихонько закрылась.

А на палубе боцман распекал бывшую «нимфу Амфитриту», уже снявшую простыню и венок из водорослей.

— Это ты так драишь палубу?! — указывал он пальцем на следы босых ног у трапа. — Да ещё на экваторе! Два наряда вне очереди.

Виновник пытался оправдаться, говорил о каком-то таинственном ударе, но кто мог в это поверить?

В маленькой каюте, где одна над другой были привинчены две койки, человек-невидимка лихорадочно перебирал бумаги. Очевидно, поиски были безуспешны. Тогда Гриффин начал снимать со стен все фотографии, переворачивать их, вынимать из рамок. Но никаких следов завещания капитана Ермакова ему обнаружить не удалось. Наконец невидимый посланец знаменитых капитанов положил на стол фотографию пожилой женщины с добрым лицом, повязанной оренбургским платком. Внизу под портретом виднелась надпись: «Дорогому Сашеньке Ермакову от тёти Аглаи, Братск, 8 июля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года».

Человек-невидимка повесил портрет на место, по своей привычке разговаривая сам с собой: «Поручение выполнено, милейший Гриффин. Это мог сделать только я! Тётя Аглая — это сестра капитана Ермакова, а город на букву «б» — Братск!»

Невидимые руки аккуратно положили на стол грамоту бога морей и океанов, затем легонько скрипнула дверь.

На палубе праздник был в самом разгаре. В купель бросали очередных жертв Нептуна, а вернувшаяся в свою раковину Амфитрита вручала им грамоты.

Собачка Тузик веселилась не меньше всех. Как вдруг, что-то почуяв, она с громким лаем кинулась к левому борту, пытаясь укусить кого-то, хотя возле борта никого не было.

Лай привлёк общее внимание. Но дальше произошло нечто совершенно загадочное. Тузик взлетел на воздух, как будто подброшенный сильным пинком ноги, и угодил прямо в купель.

Секундой позже раздался другой, гораздо более шумный всплеск.

Нептун и боцман перегнулись через фальшборт и увидели след, который оставляет за собой пловец.

— Акула!.. — высказал предположение бог морей и океанов. — Дай гарпун, Вася!

— Зачем? — пожал плечами боцман. — Я не вижу никакой цели. Просто играет волна.

Так человек-невидимка избежал большой опасности — Нептун был отличный гарпунщик.

Дик внимательно наблюдал в перископ.

— Капитаны! Гриффин подплывает. Я вижу его след на воде.

— Открыть входную камеру! — скомандовал Немо.

Раздался металлический лязг люков. С шипением выходил сжатый воздух. Затем всё стихло. Открылась дверь. Капитаны услыхали шлёпанье босых ног по полу.

— Дайте мне мохнатую простыню или полотенце! — торопливо воскликнул челевек-невидимка.

Ему быстро принесли простыню. Было жутковато смотреть, как Гриффин обтирал своё невидимое тело.

— Чаю с лимоном. И покрепче! Я продрог.

Заскрипело кресло. Усталый Гриффин присел. Дик поставил на стол чай. И сразу же невидимая рука подняла стакан. Гриффин, жадно отхлёбывая крепкий чай, рассказал капитанам, не упуская подробностей, всё, что с ним произошло на борту «Зари», и самое главное — что ему удалось обнаружить в каюте Александра Ермакова, племянника покойного капитана.

Но договорить до конца ему не удалось.

— Мсье Гриффин! — нетерпеливо вскрикнул Тартарен. — Вся эта история с завещанием и сокровищами — ложь или правда?

— Минуточку терпения, — сказал Гриффин. — Мне холодно. Я должен одеться.

Капитаны бросились ему помогать, подавая бинты, шляпу, синие очки, костюм, и через несколько минут человек-невидимка уже сидел в кресле в том самом виде, в каком он сошёл со страниц.

— Итак, координаты клада известны! — торжественно произнёс Гриффин. — В каюте Ермакова висела фотография…

— Дамы?! — воскликнул Тартарен.

— Вы угадали, капитан Тартарен, — ответил Гриффин. — Это была женщина в пуховом платке. А теперь — слушайте меня внимательно: «Дорогому Сашеньке Ермакову от тёти Аглаи. Братск, 8 июля тысяча девятьсот пятьдесят девятого года».

— Пардон, мсье Гриффин, — усмехнулся любимец Тараскона. — Это кто вам сказал? Она? Не понимаю…

— Это надпись на фотографии! Ясно? — торжественно произнёс Гриффин.

— Ясно! — заявил Артур Грэй. — Город Братск… Очевидно, там и родился капитан дальнего плавания Ермаков.

— Да, он писал… — радостно добавил Дик: — «в моём родном городе — Пушкинская, двадцать, каменный сарай во дворе, возле старого дуба…»

— И неведомые сокровища в сундуке! Вперёд! Едем! — восторженно крикнул Тартарен.

— Едем! — воскликнул Гриффин. — Я в принципе согласен. Но я не слышу деловых предложений. Какую долю клада получу я?

— Как вам не совестно, мистер Гриффин! — с возмущением сказал капитан корвета «Коршун». — Какое вы имеете отношение к наследству старого капитана?

— Джентльмены! — сухо произнёс человек-невидимка. — В моём распоряжении осталось всего двадцать фунтов стерлингов. А планы мои требуют крупных сумм. Я должен создать новую аппаратуру. Мой невиданный эксперимент должен быть завершён с блеском.

— А за чей счёт? — прервал его Дик.

— Для меня это не имеет значения, — жёстко ответил Гриффин. — В конце концов обыкновенные люди — не более чем объекты для научных экспериментов!

— Это чудовищно! — гневно заявил Гулливер.

— Мне стыдно за вас, Гриффин. Вы же наш сосед по книжным полкам… — с горечью сказал капитан корвета.

— Что же вы мне предлагаете? — спросил человек-невидимка.

— Принять участие в нашей экспедиции. Разыскать сокровища покойного капитана и вручить их законным наследникам! — сказал Артур Грэй.

— Переговоры считаю законченными. Гуд бай!.. — холодно попрощался Гриффин и, насвистывая, исчез. Только мохнатая простыня на спинке кресла напоминала о его недавнем присутствии.

— Да-а, я всё-таки думал о нём лучше… — задумчиво произнёс Дик.

— Вы плохо знаете роман Герберта Уэллса, милый Дик, — заметил Артур Грэй. — Когда Гриффину понадобились деньги, он ограбил родного отца. Деньги были чужие, и старик застрелился.

— Человек, который погубил родного отца, не задумываясь прирежет любимца Тараскона, — сказал Робинзон не то серьёзно, не то в шутку.

— Почему меня, мсье Робинзон? — обиделся Тартарен и на всякий случай вытащил из саквояжа два пистолета.

— Конечно, мистер Гриффин — фигура зловещая, но его угрозы нас не остановят, — сказал Артур Грэй. — Не будем терять драгоценного времени.

Дик Сэнд горячо поддержал Грэя, и капитаны стали обсуждать план экспедиции в Братск.

Им было ясно, что при всех достоинствах «Поморянки», путешествие на ней по порожистой Ангаре было бы весьма затруднительным, да и само появление подводной лодки во внутренних водах Сибири могло привлечь излишнее внимание. Нужен был плот, и капитаны, мысленно перебрав своих соседей по книжной полке, остановились на книге норвежского учёного Тура Хейердала «Путешествие на «Кон-Тики».

Кое-кого может взволновать судьба «Поморянки», оставленной без команды в Гвинейском заливе. И совершенно напрасно. Она продолжала покачиваться на волнах, приобретя свой первоначальный вид, — цветной фотографии из журнала «Вокруг света», со страниц которого и была взята для этого удивительного путешествия.

А оригинал, с которого был сделан снимок, подлинная «Поморянка» в это время шла по следу огромного косяка сельдей в Баренцевом море.

По живописной реке, несущей свои могучие воды посреди сибирской тайги, медленно плыл плот «Кон-Тики».

Свежий ветер надувал четырёхугольный парус с изображением древнего перуанского вождя — сына солнца Кон-Тики. Несколько странно было смотреть на этот плот в наше время, но казалось, что загадочные глаза Кон-Тики были удивлены не меньше, разглядывая прибрежную тайгу.

А посмотреть было на что. От одного берега Ангары до другого — добрый километр.

Множество зелёных островков плыли навстречу плоту. Вековые лиственницы, гигантские кедры и корабельные сосны тянулись к облакам.

Капитан корвета постучал молотком по рулевому веслу.

— Заседание Клуба знаменитых капитанов продолжается. Дик! Прошу записать в вахтенный журнал. Плывём по Ангаре. Курс — город Братск. Цель — поиски клада. Ветер попутный. Скорость — пять узлов. Происшествий нет.

— Рыбы тоже нет! — огорчённо заметил Тартарен, вытаскивая из воды удочку с пустым крючком. — Но есть вопрос. Зачем норвежские юноши отправились на этом корабле… пардон, на этом плоту через Тихий океан?

— Видите ли, дорогой Тартарен, — ответил председатель клуба, — среди обитателей острова Пасхи сохранились предания, что их предки поселились там более тысячи лет назад. Но откуда они прибыли, каким путём? Молодой норвежец Хейердал высказал предположение, что они приплыли из Южной Америки.

— Разрешите усомниться в теории этого достоуважаемого учёного. Как же предки нынешних полинезийцев могли переплыть океан? — удивился Гулливер.

— На чём? — поддержал его пятнадцатилетний капитан.

— Вот на таких плотах, — сказал Артур Грэй, указывая на решётчатую палубу «Кон-Тики».

— Это миф! — возразил Немо.

— Сказка! — поддакнул Тартарен, снова забрасывая в воду удочку.

— Легенда! — заметил Гулливер.

— На таком плоту пересечь Тихий океан? — с сомнением промолвил Дик Сэнд. — Нет, это невозможно!

— Этот миф, сказка, легенда стали действительностью, — улыбнулся Артур Грэй. — Шестёрка отважных парней во главе с Хейердалом построила этот плот из бальзового дерева. Оно растёт главным образом в Центральной Америке и на Антильских островах. Если это дерево высушить, оно становится вдвое легче пробки. Посмотрите сами — плот построен по древнему индейскому образцу, без гвоздей и стальных тросов.

— Значит, это немагнитный плот, так сказать, прадедушка «Зари», — оживился Тартарен.

— Если хотите, да. Но у «Кон-Тики» были другие цели, — улыбнулся Артур Грэй. — Так вот, смельчаков провожали из перуанского порта Кальяно как обречённых на гибель. Однако через сто дней, пройдя по океану около восьми тысяч километров, они высадились на одном из полинезийских островов.

— Значит, Хейердалу удалось доказать свою теорию о заселении Полинезии южноамериканскими индейцами! — изумлённо произнёс Дик.

— Нет, — возразил капитан корвета. — Наука доказывает другое: родство народов Полинезии и Индонезии, сходство языков и памятников их древней культуры.

— Следовательно, Хейердал ошибался, — сделал вывод Гулливер.

Немо расхаживал по плоту, поглядывая на изображение перуанского вождя Кон-Тики.

— Да, Хейердал не разгадал тайны острова Пасхи. Но его плавание на плоту «Кон-Тики» — одно из самых дерзких и примечательных путешествий последнего времени.

Свежий ветер надувал четырёхугольный парус. Нарисованное на холсте изображение божественного Кон-Тики казалось изменчивым.

По правому борту появился поросший кустарником островок. На прибрежной отмели дымился костёр. Какой-то человек в красном камзоле взывал о помощи, отчаянно размахивая треуголкой,

— Пристать к острову! — скомандовал Василий Фёдорович.

Гулливер налёг на рулевое весло, и послушный плот приблизился к берегу.

— Мюнхаузен! — всплеснул руками Тартарен. — Какими судьбами? В каком вы виде! Что с вами случилось? Как вы сюда попали?

Барон действительно выглядел неважно. Его камзол был разорван. Ботфорты «просили каши». Парик съехал набок. Но Мюнхаузен держался, как всегда, заносчиво и даже высокомерно.

— А что вас удивляет? Самая обыкновенная история… Два часа назад я вылетел из Московской области верхом на ядре. Мой расчёт был точен — раньше вас попасть в Братск и преподнести вам сокровища капитана Ермакова, как дамам преподносят букеты роз. Но прицел канонира был менее точен, и вместо Братска я приземлился на этом необитаемом острове. Не завидуйте мне, Робинзон. Вся территория моего острова — это десять на двадцать метров. Ни козы, ни попугая, ни Пятницы. Население острова составляет двадцать миллиардов восемьсот тридцать шесть миллионов четыреста двадцать пять тысяч и шестьдесят две… мошки.

— А дичи на острове нет? — спросил Тартарен, снимая с плеча охотничье ружьё.

— Есть! Один экземпляр. Это я — барон Мюнхаузен. В битве с мошкарой я разорвал платье. Бил их ботфортами. Глушил париком. И всё напрасно. Меня спас только дым костра.

В это время целая туча мошкары атаковала капитанов. Пришлось немедленно отчалить и спасаться бегством.

Робинзон, отчаянно пыхтя трубкой, окуривал всех дымом. По мере удаления «Кон-Тики» от острова мошек становилось всё меньше и меньше. Но не мошкара занимала сейчас мысли Дика Сэнда. Он думал о другом.

— Я не могу прийти в себя от изумления. Откуда вы, барон, узнали о тайне капитана Ермакова? Кто вам подсказал название города? Мы с превеликим трудом установили, что это Братск.

— А я это установил без всякого труда! Честное слово Мюнхаузена! — перебил его барон, горделиво выпятив впалую грудь и положив руку на эфес шпаги. — Обычная рассеянность нашего друга Гулливера приводит иногда к печальным результатам. Он даже не заметил, что я тоже находился в том же научно-исследовательском институте во время разговора о завещании… Только вы стояли на книжной полке, а я лежал в портфеле самого Синельникова. Вы умчались в библиотеку, а я никак не мог выбраться из закрытого портфеля, тем более что его заперли в несгораемый шкаф. Положение казалось совершенно безвыходным. Но мне, как всегда, чертовски повезло. Неожиданно нагрянула бухгалтерская ревизия. И сердитый контролёр, вскрыв портфель, дал взбучку Синельникову: «Как можно среди денежных документов держать книги?» — и с этими словами он выбросил меня на письменный стол. Я понимаю, что вы уже давно в пути. Как только ревизоры отправились в дирекцию, я оседлал своё любимое ядро. И вы имеете удовольствие видеть на заседании клуба барона Мюнхаузена, наполненного целым ворохом самых правдивых историй!

— Значит, вы, любезный Мюнхаузен, запомнили, что город называется Братском! А я, признаться, упустил из виду эту немаловажную подробность, — со вздохом сказал Гулливер.

Прихотливое течение сносило плот к правому берегу реки. «Кон-Тики» проходил вблизи от палаточного городка лесорубов. На всякий случай, чтобы не привлекать любопытных глаз, капитаны убрали парус с изображением перуанского вождя. Собравшись у правого борта, члены клуба с любопытством наблюдали, как на лесной делянке одно за другим падали огромные мачтовые деревья. С берега доносился грудной женский голос, перекрывая рокот трелёвочных тракторов и визг электрических пил.

— Говорит Ангара!.. Говорит Ангара!.. Друзья!.. Будем знакомы! Я вытекаю из крупнейшего озера в мире — Байкала. В него несут свои воды триста тридцать сибирских рек и речек, но из озера вытекает только одна река. Это я — Ангара! Я прохожу тысячу восемьсот пятьдесят три километра и сбрасываю свои воды в Енисей. Меня зовут жемчужиной энергетики! На моём течении уже встали мощные гидростанции, образуя ангарский каскад… Иркутская ГЭС, Суховская, Тельминская и самая крупная — Братская ГЭС. Её энергия может заменить мускульную силу ста сорока миллионов человек! Она могла бы обеспечить электричеством город на семьдесят миллионов жителей!

Течение несло плот дальше. Голос Ангары звучал всё тише и тише.

— Я вспоминаю недавнее прошлое, когда выжигали тайгу, взрывали скалы, переносили города и сёла, подготавливая ложе для Братского моря. Я, Ангара, должна была родить море…

Женский голос совсем уже затих в отдалении. Палаточный городок скрылся за изгибом реки.

На «Кон-Тики» возник спор. Барон Мюнхаузен при горячей поддержке любимца Тараскона утверждал, что это говорит великая река. Они не находили в этом ничего удивительного. Мало ли чудес на свете, не говоря уже о нераскрытых тайнах… Им удалось склонить на свою сторону пятнадцатилетнего капитана и несколько поколебать Гулливера.

Но Василий Фёдорович и капитан Немо упрямо твердили, что это был человеческий голос, усиленный через мегафон.

— Да, именно… корабельный мегафон! — поддержал их Робинзон Крузо.

Но на самом деле это была детская передача Иркутского радиоцентра. Её разносил по всей округе большой рупор, установленный на старом кедре возле стенда с газетами.

Спор, вероятно, продолжался бы долго, если бы Ангара не преподнесла путешественникам новый сюрприз.

«Кон-Тики» поравнялся с лесной пристанью, возле которой плотовщики сбивали брёвна.

Из двух рупоров, украшавших контору лесосплава, гремела музыка, и мужской хор дружно пел песню о Братском море. Видимо, передача из Иркутска продолжалась.

Плот снесло на середину реки, и кругом наступила тишина. Дик Сэнд и Робинзон подняли четырёхугольный парус.

Гулливер в задумчивости обмахивался цветным платком.

— Скажите, любезные друзья, — неожиданно сказал он, — вы обратили внимание на несколько неожиданное обстоятельство — на берегу реки пели о каком-то новом море? Если я не ошибаюсь, его нет на географических картах.

— Да это же песня, — улыбнулся Дик Сэнд, закрепляя шкоты.

Опустив подзорную трубу, в разговор вступил Василий Фёдорович:

— Я кое-что слышал о Братском море. О нём часто говорили мои читатели, но это были мечты. Вы не думайте, что Ангара всегда такая тихая. Я не раз стоял на книжной полке рядом с книгой Галеева «Плавание по реке Ангаре в тысяча восемьсот семьдесят пятом году». Вот что он писал: «И вот наступило самое большое испытание — Падун. Здесь вода мчится с бешеной силой и кипит, словно в котле…»

— А что такое Падун? — поинтересовался Робинзон.

— Это один из знаменитых ангарских порогов, расположенных ниже Братска. Кроме Падуна, печальную славу имели пороги Похмельный, Пьяный, Шаманский, Долгий. Сейчас они все скрылись под водой, — ответил русский капитан.

— Очень жаль, — небрежно заметил Мюнхаузен. — Я бы с удовольствием выкупался в Падуне или в Шаманском!

Величавая Ангара становилась всё шире и шире, и вот, наконец, «Кон-Тики» плыл по реке, берега которой совершенно исчезли из виду.

— Капитан Немо, проверьте наши координаты, — попросил председатель клуба. И пока Немо при помощи секстанта и хронометра определял положение плота, Дик Сэнд и Гулливер развернули географическую карту.

— Мы находимся на месте города Братска, с точностью до одной секунды! — воскликнул Немо.

Его слова произвели на всех очень странное впечатление, потому что плот покачивался посреди необозримого водного простора.

— Собственно, кто из нас Мюнхаузен? Вы или я? — иронически спросил барон.

— Но по карте город Братск находится именно здесь! — пожал плечами пятнадцатилетний капитан.

— А когда издана эта карта? — спокойно переспросил Василий Фёдорович.

— Совсем недавно. В тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, — ответил юноша, посмотрев на нижнюю кромку, где был обозначен год издания.

— Медам и месье! Разве могла географическая карта устареть так быстро? Никто в Тарасконе этому не поверит! — горячо возразил Тартарен.

— Могла устареть. По Сибири время шагает очень быстро. Почти как в сказке, — ответил ему Артур Грэй. — Город Братск, куда мы держали путь, находится здесь.

— Клянусь морскими миражами, у вас галлюцинация, — стукнул кулаком по ящику Робинзон. — Где здесь?

— На дне моря! — усмехнулся Артур Грэй.

— Моря? Мы же на Ангаре! — с оттенком превосходства возразил Мюнхаузен. — Утверждаю как старый поборник истины.

Капитан корвета дружески похлопал барона по плечу:

— Истина мне дорога не меньше. Друзья, это уже не Ангара — это Братское море, созданное руками человека!..

И Василий Фёдорович поведал своим спутникам всё, что он слышал, путешествуя по этим местам с одной передвижной библиотекой. Тогда здесь ещё не было моря. Берега Ангары соединял огромный железнодорожный мост с ажурными пролётами. А на правом берегу находился старинный город Братск. Его тогда называли — Братск-Первый. В последние годы эти Братски росли, как грибы, вместе со строительством. Всего их насчитывалось пять. Три Братска должны были пойти под затопление — это, очевидно, уже случилось. Братск-Четвёртый находился у самого Падуна на скале Журавлиная Грудь, что на правом берегу Ангары. Он и остался на суше. А на противоположном берегу великой реки, на мысе Пурсей, был создан Братск-Пятый, или Постоянный. Между скалой Журавлиная Грудь и мысом Пурсей строилась гигантская плотина Братской гидроэлектростанции высотой в сто двадцать метров…

Слушая этот рассказ, капитаны любовались игрой волн незнакомого моря. Над водой кружили чайки, то и дело ныряя за добычей.

— То, что было полётом фантазии, мечтой, стало действительностью! — с восхищением произнёс Артур Грэй.

— Но, увы, то, что было действительностью — сокровища капитана Ермакова, — становится полётом фантазии, — с горечью заметил Тартарен.

— Не спешите, Тартарен, — возразил Немо. — Сколько сокровищ было поднято с морского дна! Но вот вопрос: в каком Братске покоится клад? В первом, во втором? В пятом? Где?

Артур Грэй наморщил высокий лоб.

— В завещании, видимо, указан самый старый Братск, заложенный казаками ещё в тысяча шестьсот тридцать первом году. Ни в каком другом Братске не мог родиться капитан дальнего плавания, потому что самые старые уроженцы второго, третьего, четвёртого и пятого Братска ещё учатся.

Оставался один путь к сокровищам Ермакова — опуститься на дно Братского моря. К счастью, в грузовых ящиках «Кон-Тики» нашлись акваланги. Капитаны один за другим прыгали в воду, прихватив на всякий случай ружья для подводной охоты.

На борту плота замешкались только Тартарен и пятнадцатилетний капитан.

— Сударь, вы не запомнили адреса, указанного в завещании? — деловито спросил толстяк, надевая ласты.

— Я его занёс в вахтенный журнал, — охотно ответил юноша. — Пушкинская улица, дом двадцать.

— Мерси! — крикнул Тартарен, ныряя в морскую пучину.

Дик Сэнд последовал за ним, крича вдогонку:

— Во дворе… в каменном сарае… у старого дуба…

Медленно покачивался на волнах одинокий плот, предусмотрительно поставленный на якорь. Единственным наблюдателем на борту был Робинзон Крузо. Старый отшельник стоял на вахте…

Капитаны быстро спускались на дно… Вспугнутые появлением нежданных гостей стаи мелкой рыбёшки заметались по всем направлениям.

Более крупные рыбы вели себя солиднее. Они просто отплывали в сторонку. Так поступил байкальский омуль, серебристый осётр, пятнистый хариус и парочка усатых сазанов.

Члены клуба, цепляясь за водоросли, брели мимо остатков разрушенных фундаментов. Гулливер споткнулся о валявшуюся вывеску с надписью «Ресторан «Байкал».

Немо нашёл среди груды кирпича разбитую патефонную пластинку. При свете подводного фонаря ему удалось прочесть: «Раскинулось море широко».

Вдруг раздался сильный всплеск — это Мюнхаузену удалось вытащить из песка жестяной указатель, какие обыкновенно бывают прибиты к воротам домов.

Капитаны с разных сторон подплыли к торжествующему барону и увидели покорёженный кусок железа с разбитой электрической лампочкой. Сквозь зеленоватую воду можно было разобрать адрес: Пушкинская ул., 20.

Все сомнения исчезли. Они были у цели.

Необычайное возбуждение охватило искателей клада. Правда, никакого дома не было. Очевидно, его перед затоплением разобрали и перевезли на новое место. Но не дом интересовал капитанов.

Они искали каменный сарай и старый дуб. Дуба тоже не было, но сохранился большой пень. Его посчастливилось обнаружить Артуру Грэю. А неподалёку от пня темнел полуразвалившийся каменный сарай.

По знаку Грэя знаменитые капитаны бросились к сгнившей двери. Она рассыпалась на куски от лёгкого удара ноги Гулливера. Из разбитого окошка стремительно пустилась в бегство стайка молодых окуней.

Включив электрический фонарь, первым проник в сарай Василий Фёдорович. Нетерпеливый Тартарен попытался его опередить. Он вплыл в разбитое окно сарая, но зацепился ранцем с кислородным прибором за раму и застрял. Увидев толстяка в столь затруднительном положении, Немо и Дик Сэнд поспешили на помощь и с трудом вытащили его за ноги.

Остальные капитаны уже были внутри. Лучи фонарей освещали пустые углы вместительного сарая. Мюнхаузен подобрал поломанную лопату и начал раскапывать ил. Лопата ударилась о какой-то металлический предмет. Все насторожились. Что-то блеснуло в мутной воде. Неужели они нашли клад?

Свежий ветер покачивал плот. Робинзон Крузо, в ожидании своих друзей, нетерпеливо поглядывал на воду, как вдруг… поблизости раздался знакомый свист человека-невидимки.

— Гриффин?! — насторожённо окликнул Робинзон. — Как вы сюда попали?

— А я с вами и не расставался. Здесь на плоту мне было уютно и интересно…

— Хотите прийти на готовое?

— А почему бы и нет? Слушайте, знаменитый отшельник… Вы на своём необитаемом острове за долгие годы не видели настоящей жизни. Я вам предлагаю честную игру. Клад — пополам! Фифти-фифти!.. И вы будете купаться в роскоши!

— А что вы сделаете с вашей половиной? — уклончиво спросил Робинзон, явно затягивая время.

— Я собираюсь ехать во Францию, Испанию, в Алжир — там можно круглый год оставаться невидимкой и не мёрзнуть. Но прежде всего мне нужен человек, который помог бы мне, спрятал меня, мне нужно место, где я мог бы спокойно, не возбуждая ничьих подозрений, есть, спать и отдыхать. Словом, мне нужен сообщник. Тогда возможно всё! И это всё мне дадут сокровища, которые сейчас добывают ваши друзья на морском дне.

— Клянусь морскими туманами, я не понимаю ваших целей, мистер Гриффин.

— Сейчас поймёте, Робинзон. Невидимка должен подчинить своей воле всех и каждого. Он издаёт свои приказы. И кто дерзнёт ослушаться, будет убит так же, как будут убиты и его заступники.

— И вы… предлагаете мне стать вашим сообщником?

— А за что же я отдаю вам половину клада, мистер Крузо?..

— Вы распоряжаетесь не своим имуществом, — заметил Робинзон. — Сейчас капитаны…

Его перебил Гриффин:

— Ах, вот что: острый приступ сентиментальных чувств. Не беспокойтесь, коллега, с капитанами я разделаюсь сам, как и с вами, впрочем, если вы будете тянуть с ответом.

Немного помолчав, Робинзон решительно воскликнул:

— По рукам, Гриффин!

Ничего не подозревающий Гриффин, одобрительно хлопнул невидимой рукой по ладони Робинзона, но сразу же был схвачен в железные объятья.

Если бы кто-нибудь посмотрел со стороны на плот, то был бы изумлён до крайности. Бородатый человек в козьей шкуре явно с кем-то боролся. Но на плоту никого не было видно, кроме бородача.

Над морем раздался сдавленный крик Гриффина:

— Отпустите меня… Даю слово… слово! Я исчезну!..

— Ну, нет! — воскликнул Робинзон. — Не вырывайтесь! Это бесполезно. Я привык от зари до зари играть с тремя игрушками — с топором, заступом и веслом!

Шум борьбы стих. Робинзон связал человека-невидимку канатом, затем перенёс его в деревянный ящик для аквалангов, взял гвозди, молоток и стал заколачивать ящик…

— Я буду жаловаться самому Герберту Уэллсу! — закричал Гриффин.

— Напрасный труд. Уэллс вас и выдумал для того, чтобы показать всему миру, что может случиться, когда великие научные открытия оказываются в руках безумцев и фанатиков!

Неожиданно за спиной Робинзона раздался возглас Тартарена:

— Медам и месье!.. Наконец-то сокровища в наших руках!..

Робинзон обернулся и увидел любимца Тараскона, тщетно пытавшегося выбраться из воды на плот.

— Да помогите же мне…

Робинзон втащил толстяка на плот. Вслед за Тартареном вынырнули Немо, Дик Сэнд, Лемюэль Гулливер, Мюнхаузен.

— Принимайте на борт сокровища капитана Ермакова! — приказал капитан корвета, подплывая с Артуром Грэем.

Друзья выволокли из воды ветхий сундук, облепленный ракушками.

— Где вы его нашли? — спросил Робинзон,

— Только я, Карл Фридрих Иероним Мюнхаузен, мог напасть на верный след. Вот!.. Смотрите, Робинзон, — сказал барон, показывая номерной знак дома: — Пушкинская, двадцать!

— Мы откопали сундук из-под густого слоя ила! — восторженно воскликнул Дик, снимая ласты.

— Среди развалин каменного сарайчика, возле полусгнившего дубового пня, — добавил Немо.

— Ну, открывайте же, наконец, сундук! — нетерпеливо произнёс Тартарен, присаживаясь поближе на ящик для аквалангов. Но не успел он присесть, как раздался знакомый свист. Любимец Тараскона вскочил, как будто бы его ужалила змея.

— Гриффин!.. — испуганно крикнул толстяк.

Из ящика глухо прозвучал голос человека-невидимки.

— Выпустите меня.

— В чём дело? — встревоженно спросил Артур Грэй,

Робинзон Крузо рассказал капитанам всё, что произошло на плоту, пока они находились на дне Братского моря.

Тогда капитан корвета «Коршун» подошёл к ящику:

— Мистер Гриффин! Ваша судьба определена Гербертом Уэллсом, и вы не в силах ничего изменить. Точка. Капитаны, вскрывайте сундук!

Робинзон Крузо сбил топором замок.

— Странно… замок не был заперт.

Дик поднял крышку сундука. Он был пуст.

— Всё ясно, — с досадой произнёс Тартарен. — Сокровища похищены, а сундук брошен.

— Может быть… он имеет двойное дно? — предположил Артур Грэй и, взяв у Робинзона топор, несколькими ударами разбил подгнившие доски.

— Пусто, медам и месье, — разочарованно пробормотал Тартарен.

Но капитан корвета не успокоился и кортиком распорол подкладку под крышкой сундука.

— Письмо! — крикнул Дик. Командир «Коршуна» вскрыл конверт.

— Слушайте… «Я, капитан дальнего плавания, Иван Петрович Ермаков, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю моим законным наследникам все свои богатства… Когда я был ещё юнгой, я, как и все ребята моего возраста, зачитывался романами о поисках несметных кладов. Это были драгоценные грузы погибших кораблей и богатства, закопанные пиратами, купцами и алчными корыстолюбцами: начиная от фараонов и кончая рыцарями большой дороги. Когда я стал капитаном, я слышал во многих портах мира рассказы о поисках сокровищ, то ли «Чёрного Принца» или «Титаника», то ли пирата Барбера или капитана Флинта!.. Многие искатели кладов кончали свою жизнь на паперти с протянутой рукой или в сумасшедшем доме. Иное дело богатства, которые человек создаёт своим трудом, своими руками… Я оставил это завещание на дне Братского моря, в надежде, что мои наследники придут сюда, чтобы увидеть своими глазами электрические сокровища сибирских рек — Ангары, Енисея, Иртыша, — и узнать мою последнюю волю: я завещаю им всем поровну — любовь к морю и путешествиям, любовь к труду и созиданию, любовь к книге и учению». И подпись — «Капитан дальнего плавания Ермаков».

— Большой чудак! — донёсся из ящика глухой голос человека-невидимки.

— Возможно, мистер Гриффин, — резко ответил Артур Грэй. — Но чудаки украшают мир, как сказал Максим Горький.

— Любезные друзья! — торжественно начал Гулливер. — Достопочтенный капитан был настоящим человеком!.. Ведь каждый, кто мечтает о лёгкой наживе, вольно или невольно становится лилипутом!

— Медам и месье! — воскликнул любимец Тараскона, закутываясь в плед. — Какой замечательный урок преподал капитан Ермаков всем охотникам за сокровищами.

— А сокровища всё-таки есть! — неожиданно заявил капитан корвета, осторожно расправляя отсыревшее письмо. — Тут ещё кое-что приписано. Вода размыла чернила, но можно прочесть… «…а все… драгоценности… вы найдёте…»

— Адрес? — крикнул из ящика Гриффин.

— Адрес размыт, — ответил капитан корвета. — Но, если бы он и был, мистер Гриффин, мы бы всё равно отправили вас на последние страницы романа Уэллса, где кончается ваша бесславная жизнь.

Что же произошло дальше?

К сожалению, несколько следующих страниц вахтенного журнала были размыты водой. Правда, вода в Братском море пресная, но эта часть истории поисков клада оказалась безвозвратно утраченной.

В этом следует винить Дика Сэнда. Несмотря на советы друзей, юноша пытался вести записи во время разыгравшегося шторма.

Память сохранила только обрывки воспоминаний.

Страшная буря выбросила плот «Кон-Тики» на правый берег. Пришлось долго откачивать Мюнхаузена, набравшегося не столько воды, сколько страха. Потом капитанам удалось незаметно забраться в кузов автомобильного фургона. Его внешние стенки украшали разноцветные книжные обложки и огромная надпись: «КНИГИ». Грузовик стоял у пристани в ожидании отправки в Братск.

Внутри фургона были большие пакеты с книгами. Совершенно случайно Дик Сэнд обнаружил несколько экземпляров романа Герберта Уэллса «Человек-Невидимка». Капитаны тотчас приняли решение воспользоваться случаем и избавиться от тяжёлого и неприятного груза — мистера Гриффина. Он был отправлен на страницы своего романа. Дик захлопнул переплёт, засунул книгу в пакет и, туго перевязав его верёвкой, бросил в угол фургона.

Они долго ехали по шоссе через тайгу, быстро приближаясь к Братску-Четвёртому.

Какова же была цель этого ночного путешествия? Найти Аглаю Петровну! Председатель клуба Василий Фёдорович был убеждён, что после затопления Братска-Первого сестра такого человека, как капитан дальнего плавания Ермаков, была с почётом переселена в Братск-Постоянный.

Но вернёмся к дальнейшим записям в вахтенном журнале.

Глубокой ночью капитаны въехали в Братск-Четвёртый, расположенный на скале Журавлиная Грудь. Они проследовали через этот городок без остановок и оказались на огромной двухэтажной эстакаде. Она протянулась над плотиной Братской ГЭС, соединяя оба берега.

По одному из этажей эстакады мчался поезд. Протяжный гудок электровоза далеко разносился над морским простором. А по другому этажу неслись легковые автомобили, автобусы, грузовики и среди них наш книжный автофургон.

Притихшие путешественники, прильнув к маленьким окошкам, любовались ночной панорамой нового Братска… Братска-Постоянного!

Перед ними, как в сказке, возникали кварталы большого города, опутанного гирляндами электрических огней.

Как только машина въехала на мыс Пурсей и капитаны очутились на левом берегу, они выскочили из кузова на повороте дороги.

Это был очень разумный поступок — дальнейший маршрут грузовика был им совершенно неизвестен, как, впрочем, и адрес Аглаи Петровны.

Никто не знал, что делать дальше.

А вдали у причалов порта постепенно гасли огни.

На улицах Братска уже не горели фонари и не светились окна. И только гребень плотины с эстакадой были по-прежнему залиты светом.

— Ах, медам и месье, — грустно произнёс Тартарен, — ночь быстро пройдёт. На рассвете запоют петухи, и — увы — нам придётся вернуться на книжные полки… с пустыми руками!

— Позвольте уточнить, достопочтенные друзья, — грустно добавил Гулливер. — Посмотрим в глаза прискорбным обстоятельствам. Мы вернёмся с неразгаданной тайной на борту.

Все приуныли. Неожиданно прозвучал милицейский свисток. К ним приближался постовой милиционер.

— Свистать всех… куда-нибудь, — растерянно пробормотал бесстрашный охотник на львов.

— Не привлекайте внимания, — тихо приказал Немо. По знаку капитана корвета все члены клуба нырнули в боковую калитку городского сада.

Тревога была напрасной. Милиционер спокойно прошёл мимо калитки. Его интересовал мотоцикл с коляской, видимо, нарушивший какие-то правила уличного движения.

Капитаны шли по пустынной аллее, оживлённо переговариваясь между собой. Они никак не могли договориться о курсе своего путешествия по Братску. А каждый моряк, и даже юнга, знает, что проложить курс, не зная координат, ещё никому не удалось.

Вдруг их внимание привлекла какая-то старинная башня, сложенная из почерневших брёвен…

Протерев очки, Гулливер прочитал надпись на мемориальной доске:

Капитаны с большим интересом обошли вокруг башни.

— Мне вспоминаются строки из книги «Житие протопопа Аввакума, им самим написанное», — сказал Василий Фёдорович. — В давние времена он был сослан в Сибирь как раскольник и враг патриарха. Аввакум первый дал описание Ангары… «Горы высокие, дебри непроходимые, утёс каменный, как стена стоит, и поглядеть заломя голову…»

— Протопоп Аввакум сидел в этой башне? — спросил Дик Сэнд.

Русский капитан утвердительно кивнул головой и не без труда вспомнил ещё несколько строк из старинной рукописи… «Посем привезли в Братский острог и в тюрьму кинули, соломки дали. И сидел до Филиппова поста в студёной бане…»

Пока они осматривали башню, небо начало светлеть.

— Любезные друзья, пора возвращаться в библиотеку. Ведь наши читатели скоро проснутся, и возможны нежелательные для нас встречи, — с сожалением произнёс Гулливер, взглянув на циферблат своего брегета в форме луковицы.

— А мсье петух пропоёт своё ку-ка-ре-ку, — добавил Тартарен.

Тут для всех стало ясно, что клада они уже не найдут. Все капитаны не скрывали своего огорчения, и только Мюнхаузен не терял весёлого расположения духа.

— Идея! — произнёс барон. — Мы остаёмся здесь, в Братске. Найдём какую-нибудь школьную библиотеку, незаметно встанем на книжные полки, а после захода солнца, когда часы пробьют семь, снова сойдём со страниц и продолжим поиски сокровища!

Эта мысль всем очень понравилась.

В предрассветной мгле капитаны выскользнули из городского парка под самым носом у дремавшей сторожихи.

И не успела заняться заря, как члены клуба уже карабкались по пожарной лестнице на крышу нового школьного здания. Для бывалых моряков не представляло особого труда проникнуть на чердак и оттуда проложить курс к библиотеке.

Спустившись по лестнице, они свернули в длинный коридор, стараясь не шуметь и прижимаясь к стенам. В конце коридора светилось единственное окно. Его стёкла уже розовели. Приближалось утро.

И вдруг капитан корвета остановился перед дверью, украшенной мраморной дощечкой:

— Отдать якорь! — скомандовал Василий Фёдорович. — Мы, кажется, у цели!

Капитаны вбежали в просторное помещение и застыли в большом волнении перед портретом старого моряка в форме капитана торгового флота.

Сомнений не было — это и был капитан Ермаков. И действительно, под портретом в застеклённой рамке красовалось его подлинное завещание. Председатель клуба подошёл ближе и прочитал вслух: «Я, капитан дальнего плавания Иван Петрович Ермаков, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, завещаю свои сокровища, собранные на протяжении всей моей жизни, той школе моего родного города, где больше всего юных моряков и путешественников».

Что же это были за сокровища?

Выдолбленная из цельного ствола дерева индейская пирога, бивни слона, моржовые клыки, праздничный убор шамана, малайские карнавальные маски, разные идолы с далёких островоз, пёстрые кенте жителей Ганы и сари индийцев. На стене было развешено оружие — копья, луки, стрелы, бумеранги, щиты из кожи носорога, кривые турецкие ятаганы и абордажные топоры.

Большая стеклянная витрина была заполнена старинными монетами многих стран. Здесь были цехины, дублоны, талеры, пиастры, луидоры, дукаты и старинные русские червонцы.

Но знаменитые капитаны — не школьники. Вся эта драгоценная коллекция не привлекла их особого внимания: подобные предметы им часто попадались на страницах романов.

Они были поражены другим — выстроенной вдоль окон флотилией. На высоких подставках стояли модели прославленных кораблей. Здесь были увековечены шлюпы «Мирный» и «Восток», на которых русские мореплаватели Беллинсгаузен и Лазарев открыли Антарктиду, корабль Беринга «Святой Пётр», проложивший курс через Берингов пролив.

А на самом большом постаменте возвышались рядышком три судна: «Святой Михаил», «Три святителя», «Симеон и Анна». Это были корабли экспедиции Григория Шелихова, основателя русских поселений на Аляске.

Следом за кораблями, на которых были совершены великие географические открытия русских мореплавателей, продолжали свой рейс в школьном музее всем известные советские корабли. Ледокол «Сибиряков» — он первым прошёл по Великому Северному пути, вдоль берегов Сибири, за одну навигацию.

Ледокол «Красин», совершивший героический рейс в Арктику для спасения итальянской экспедиции Умберто Нобиле.

Атомоход «Ленин» — флагман советского ледокольного флота. Мирный атом движет этот гигант по морям, не угрожая ни воде, ни воздуху и ничему живому на земле.

Капитаны молча любовались моделью могучего атомохода. Тишину прервал взволнованный голос Артура Грэя:

— Самое драгоценное сокровище капитана Ермакова — эти корабли!.. Он оставил будущим морякам и путешественникам замечательное наследство!..

— Я готов расцеловать мадам Аглаю Петровну. Это она, только она, перед затоплением старинного Братска всё увезла сюда и свято выполнила волю своего покойного брата! — с чувством сказал Тартарен. — Мерси ей от всех мореплавателей!..

— Выходит, дело обошлось без нас, — подвёл итог Немо. — Но я нисколько не жалею о нашем путешествии. Я лично узнал столько нового.

С ним все были согласны. Капитаны жалели только о том, что тайна этого путешествия никогда не будет раскрыта и вахтенный журнал не будет никем прочитан, кроме членов Клуба знаменитых капитанов. Их размышления прервал звонкий крик петуха. Нельзя было терять ни секунды.

Капитан корвета бросился к витрине кружка юных художников и быстро отколол один рисунок — «Фрегат «Паллада» в открытом море». Этот рисунок был довольно точно перерисован с переплёта последнего издания книги Ивана Александровича Гончарова «Фрегат «Паллада».

Насколько нам известно, в истории морских путешествий не было подобного случая, как похищение из музея рисунка ученика четвёртого класса «Б» Шурика Кузнецова, но, увы, у капитанов не было другого выхода.

Василий Фёдорович быстро отдавал команды:

— Тревога! Всем на борт фрегата «Паллада»! С якоря сниматься! Курс на нашу библиотеку!

В ответ раздались переливы боцманской дудки. По неспокойному Братскому морю мчался фрегат «Паллада» с вымпелом Клуба знаменитых капитанов на мачте…

Второй крик петуха застал членов клуба уже на библиотечных полках, возле раскрытых красочных обложек любимых детских книг.

Робинзон Крузо, закрывая за собой переплёт, сказал на прощанье:

— И, как говорится в романах, продолжение следует.

В третий раз задорно, весело прокукарекал петух.