Клятва Крови

Глава 27

Встреча с отцом Элизы могла стать хуже только в одном случае — если бы Феликс подозревал свою дочь в том, что она приторговывает наркотиками. Занимается проституцией. Живет двойной жизнью и на досуге отбирает конфеты у детей и обижает щенков.

Просто невероятно, поражался Акс, выходя через огромную красивую дверь, прочь из особняка…

Примерно в двадцати футах слева, на холодном ветру — в розовом банном халате?! — стояла Элиза, похожая на привидение. Но нет, она была живой, невероятно живой, волосы колыхались на ветру, ее запах наполнил его нос, а присутствие согревало ночь так, будто он оказался в тропиках.

— Что ты де…

Ему не дали договорить. Она бросилась к нему, обвивая руки вокруг его шеи, прижимаясь к нему изо всех сил.

— Стой, что случилось? Элиза, тебе нельзя появляться в таком виде.

Или что-то в этом духе.

Оторвав ее от земли, Акс зашел за широкий клен, прячась за стволом.

— Что ты делаешь на улице? — спросил он, опуская ее на ноги. — Ты заработаешь себе пневмонию…

— Я должна была поблагодарить тебя.

— За что… — Акс застыл. — Это была ты. Пряталась за картиной.

— Я почувствовала твое присутствие в доме. Не знаю, как. И я слышала, что ты сказал моему отцу… спасибо за это.

Акс хотел сказать что-то правильное. Или, черт, сказать хоть что-нибудь. Но Элиза смотрела на него своими сияющими глазами, ее чистые волосы благоухали, и он помнил каждый дюйм ее тела, укрытого халатом…

Он обхватил руками ее лицо и потер щеку большим пальцем.

— Ты снилась мне. Весь день.

Элиза улыбнулась еще шире.

— Правда?

— М-м.

— Что же тебе снилось?

— Это.

Опуская голову, он наклонился и поцеловал ее, накрывая ее губы своими, обнимая ее, теснее прижимая к себе. Вокруг них плясал зимний ветер, снежинки кружили в воздухе, а черное бархатное полотно на небе поощряло любовников по всему миру.

Оторвавшись от Элизы, Акс помассировал ее плечи.

— Жду с нетерпением конца ночи.

— Я тоже.

Она положила руки ему на грудь.

— Жаль, что тебе нужно идти.

— Я в любом случае не смог бы здесь остаться.

— Ты мог бы…

— Не хочу втягивать тебя в неприятности.

— Это невозможно.

Боже, он не мог насмотреться на ее лицо, шею, оторвать руки от ее талии. Элиза стала его наркотиком, и в том, что ему хотелось бежать в противоположную сторону, была своя ирония, учитывая его прошлые трепетные чувства к героину с кокаином. К сексу. К насилию.

Но голос, кричавший о том, чтобы он убрался от нее подальше и никогда больше не приближался, утихал под настойчивой необходимостью быть к ней как можно ближе.

Внезапно перед внутренним взором всплыли фигурки, сделанные его отцом.

Акс резко отошел от Элизы. Сразу же разорвал контакт.

Почувствовал, что бардак в голове стал еще безобразней.

— Прости. Мне пора.

— Будь осторожен? — прошептала Элиза, обнимая себя руками.

Кивнув, он бросил на нее последний взгляд… а потом дематериализовался на обусловленное место встречи, на юго-западе от особняка ее отца.

Когда он принял форму, в лицо ударил ветер, обжигающий синусовые пазухи, и Акс сделал глубокий вдох. В своей жизни он с успехом научился запирать чувства глубоко внутри, и сейчас сделал то же самое, отгораживаясь от всех мыслей и эмоций, касавшихся Элизы.

Одно плохо — он все еще помнил ее вкус.

Пэйтон появился следом за ним, и Акс приготовился дать отпор, если говнюк продолжит старую песню.

Но потом материализовались Крэйг и Пэрадайз, становясь между ними.

— Не-а, — заявил Крэйг. — Обойдемся без этого. Пустая трата времени и сил… и чертовски хороший отвлекающий фактор здесь, в реальном мире. Да что с вами не так?

— Ничего, — сказал Акс, не отводя взгляда. — Абсолютное, мать его, ничего.

— И хорошо. — Крэйг не сдвинулся с места. — Пэйтон?

— Вообще никаких проблем.

Пэрадайз подхватила Пэй-Пэя под локоть и развернула к себе.

— Так, расскажешь о той женщине, к которой вернулся вчера в клуб? Она была хороша?

Классической тактики — сменить тему — оказалось достаточно. Но Мистер и Миссис Учебной Программы были правы. Сегодня ночью у них опять полевые учения. Не занятия в классе. Не спарринги в зале.

Настоящие пушки и веселуха, выражаясь словами Братьев.

Последнее, что им нужно — межличностный конфликт с сокрушительными последствиями.

Вплоть до могилы.

***

Элиза буквально парила по воздуху, направляясь к лестнице для персонала. Последнее, что она хотела — чтобы ее застукали в банном халате, с запахом свежего ночного воздуха и мужчины, с которым она целовалась перед домом.

Забавно, думая о Трое всего несколько ночей назад, она стремилась именно к этому восхитительному соблазну. Желала ощутить именно это чувство невесомости, хотя и смутно понимала его. Она искала, и она нашла. И это было чудесно.

Но пузырь ее счастья оказался недолговечным.

Элиза поднялась на второй этаж и тихо пошла по ковру, мимо закрытых дверей в гостевые комнаты и покои ее отца, и как раз приближалась к открытой двери в темную комнату…

Голос ее дяди звучал издалека, хотя мужчина стоял в темноте спальни:

— …этим вечером? Может, стоит накрыть трапезу только для нас двоих?

Ответ тети был тихим, и Элиза не расслышала слов.

— В таком случае… — пробормотал ее дядя. — Да, я пойду. Может, как-нибудь в другой раз. Думаю… что? Я знаю, ты плохо спишь…

Элиза скрестила руки на груди и тихо прошла мимо него, опустив голову и не отрывая глаз от ковра. Дядя, очевидно, услышал ее или почувствовал, потому что когда она проходила мимо двери в их спальню, он развернулся к свету.

Его лицо осунулось, кожа посерела от стресса и переживаний, глаза были безжизненными.

— Элиза, — сказал он мертвым голосом. — Как поживаешь?

Она поклонилась и ответила на Древнем Языке:

— Хорошо, мой дядя. А вы?

Традиционный ответ на традиционный вопрос, не требовавший честного описания ее состояния, скорее проявление вежливости, аналогично желаешь здоровья чихнувшему.

— Хорошо. Благодарю тебя.

А потом он закрыл дверь.

Она не видела свою тетю с самой трагедии и могла только догадываться, в каком состоянии пребывала женщина.

Элиза продолжила путь в свою комнату, где переоделась в удобные брюки для йоги и флисовый пуловер — наряд, который так не одобрял ее отец. Быстро глянув на часы, она убедилась, что ей предстоит провести чересчур много часов до выхода.

И, разумеется, она забудет телефон дома.

Спасибо тебе, папа.

Она села за французский столик. Ей нужно было прочитать научные статьи и черновик январского семинара, который ей скинул Трой еще днем. Но ее мысли были слишком беспорядочными, чтобы сосредоточиться: выдержки из разговора Акса с ее отцом, телефонный звонок Пэйтону… их поцелуй на газоне… сцена в коридоре… все это тормозило мыслительные процессы.

Элиза опомнилась уже в коридоре… перед комнатой Эллисон.

В этот раз она вошла внутрь, но застыла посреди комнаты, не понимая, что здесь делает, что ищет. Не имея других вариантов, спустя мгновение она подошла к гардеробной.

Закрывшись внутри, она оглянулась по сторонам, когда включился свет, сработавший на движение. Одежда беспорядочно висела на вешалках, и также была разбросана по полу.

Боже, здесь все еще пахло Эллисон и ее фирменным парфюмом.

В ее гардеробе было полно футболок и юбок, джинсов, сапог и шпилек… Элиза никогда бы такое не надела — все облегающее, кожаное, с шипами или рваное. Там, где Элиза соблюдала правила, Эллисон нарушала все социальные ожидания.

Стандартные противоположности: хорошая девочка/плохая девочка.

С клинической точки зрения, неудивительно, что родные отказывались обсуждать ее смерть. Феликс чувствовал вину и, может, отчасти превосходство, ведь его более консервативная во всех смыслах дочь не пострадала; его брат обезумел от горя, что его непокорная и упрямая дочь кончила жизнь именно так, как ее предостерегали; а тетя проявляла суицидальные наклонности.

Тем временем, Элиза пыталась жить своей жизнью, барахтаясь в трясине, загнанная в тиски между горем и жаждой независимости.

Какой бардак.

И на этой ноте…

Она взяла черную блузку и повесила на свободную вешалку. Потом повторила операцию с фланелевой рубашкой, практически изорванной. Боди с принтом в виде капель крови, словно ее владельцу выстрелили в грудь.

Элиза не понимала, зачем убирается… хотя нет, ерунда, все она понимала. Она хотела помочь своим родным и не придумала лучшего способа сделать это. Отец не выносил даже простых объятий с ее стороны. Дядя избегал смотреть на нее. Тетя не встанет со своей постели… только когда придет черед отправиться на тот свет.

Уборка — все, что оставалось Элизе.

Когда-нибудь… в этом году или в следующем, может, через десять лет… кто-нибудь упакует вещи Эллисон, спустит в подвал или поднимет на чердак, ведь в аристократических семьях не принято отдавать или продавать имущество. Считалось плохой приметой.

Может, они сожгут все.

Но, по крайней мере, если она уберется, им не придется наблюдать этот бардак.

Вспоминая слова Пэйтона, Элиза могла лишь покачать головой. Отец выставлял все в таком свете, словно Эллисон погибла от руки человека.

И сейчас она узнает, что это сделал вампир.

Что, черт возьми, произошло?