Клятва воина

Глава 1

Как бы вы стали извиняться перед убитой горем матерью за то, что не вы убили ее сына? Иные руки обагрились кровью Айтена, но меня все равно жег стыд, что я не смог поднять меч на своего давнего друга, чтобы освободить его, пусть даже такой страшной ценой, от подлого колдовства, захватившего его разум и волю. Я попытался оправдать свое тщедушие, но мои неуклюжие, сбивчивые слова повисли в воздухе. Не был ли вообще тот визит к семье Айтена ужасной ошибкой? Нет. Так велела мне моя честь, поскольку, бреясь у зеркала по утрам, я хотел видеть там человека, верного своей клятве, и не бояться смотреть ему в глаза.

Немного полегчало, когда отец и братья Айтена решили, что утонуть в домашней яблочной водке – лучший способ почтить его память. Каждый рассказывал свою историю про Айтена, и некоторые из них вызывали у меня смех, даже когда я потом вспоминал их будучи трезвым. Угрюмое похмелье на следующее утро, с мутью в голове, подобной зимнему туману, и вкусом портянок во рту, было ничтожной расплатой.

Моя улыбка погасла, как только я мысленным взором увидел Тирсу, сестру Айтена. Девушку с каштановыми волосами, мягкими карими глазами и приятной улыбкой. Сколь угодно таких девчушек можно встретить на рынках по всей Старой Империи. Но я распознал бы ее за сто шагов в самой гуще праздничной толпы; всякий раз при мысли о Тирсе мое сердце разрывалось – так она была похожа на брата.

А разве можно забыть скорбное лицо матери Айтена, когда она прижимала к груди сверток с его пожитками, вдыхая родной запах?

Думая об этом, я невольно отвлекся и не заметил бандитов, притаившихся в живой изгороди. Все утро дождь то лил как из ведра, то утихал, небо было под стать моему настроению, и хотя понемногу прояснялось, капюшона я не снимал. Однако ничто не оправдывает моей оплошности. Я должен был помнить о лескарских дорогах, которые представляют наибольшую опасность в сезоны боевого затишья, – все навыворот в этой объятой мраком стране.

Не успел я прийти в чувство и взяться за поводья, как один из головорезов уже схватил мою лошадь под уздцы. Испуганно заржав, та встала на дыбы, копыта заскользили в размокшей грязи. Я выдернул ноги из стремян и спрыгнул, едва устояв на ногах. Лошадь вся дрожала и щелкала зубами; наконец ей удалось вырваться из рук бандитов, и она ускакала, вся в мыле, вверх по дороге, оставив меня лицом к лицу с мерзкой бандой.

– Гони деньгу, приятель, тады, глядишь, пропустим, – заявил главарь, ухмыляясь щербатым ртом.

Я покачал головой. Эти жалкие ошметки чьей-то разгромленной милиции я не счел для себя достойными противниками. Изможденные и тощие, со спутанными волосами, в грязных лохмотьях, они были вынуждены рыться в отбросах подобно оголодавшим лисам после долгой зимы. И все же отчаянные люди опасны, напомнил я себе.

Я отступил на несколько шагов по изрезанной колеями дороге, вынуждая бандитов идти за мной. Надо было убедиться, что их только четверо. Пустоголовые лескарцы! Они никого не поставили сзади, дабы отрезать мне путь. Если задам стрекача, им меня не догнать! Но я вовсе не горел желанием пробираться по неведомым загаженным проселкам в стороне от большака. Моя рука потянулась к мечу, и пергамент в кармане захрустел, напоминая мне о моем долге и наказах патрона.

К тому же я не видел нужды в бегстве. Зубы Даста, почему я должен бежать? Кроме того, мне хотелось вернуть мою лошадь, породистое животное из конюшни мессира. Я проезжал на ней не больше восьми лиг в день – берег ее силы.

– Прости, друг, ты не сказал, кто дал тебе полномочия собирать деньги, – мирно возразил я.

– Вота все мои полномочия! Чаво еще надо?

Потрясая зазубренным мечом, главарь вызывающе выпятил грудь. Видно, хотел поразить меня своим ржавым нагрудником, под которым болталась такая же ржавая кольчуга.

Его банда заухмылялась. До чего же они смелые в остатках плохо подогнанной брони! Глупцы. Под буйволиной кожей моего толстого пальто слой металлических пластин скрывал те уязвимые места, которые я примечал у своих противников, пока они скалили зубы. Я не ношу кольчугу – она привлекает внимание, а чтобы быть полезным моему принцу, не следует бросаться в глаза. Я положил руку на меч. Он мерцал серебром на оголовке, и полированные ножны блестели в жидком солнечном свете, пробившемся сквозь облачную пелену, едва прекратился дождь.

– И какова твоя цена? – с невозмутимым видом осведомился я, мысленно просчитывая следующие шаги.

Я потратил долгие сезоны, чтобы вдолбить милиции, набранной для Дома Д'Олбриотов: нет проку и достоинства в бое, если его можно избежать, – но лескарцы, начиная с их воинственных герцогов, всю жизнь учатся противоположному, к величайшему несчастью их растерзанной, истекающей кровью страны.

Главарь в конце концов уловил незнакомый акцент.

– Дак ты тормалинец? Мудреные слова, изукрашенная лошадь да клинок. А ну-ка поглядим, чо там у тебя в кошеле, энто и будет ценой за дорогу!

Без сомнения, у этого типа ума не больше, чем Дастеннин подарил камбале.

– Я дам цену обеда, – зловеще улыбнулся я. – И благодарите за это Морского Владыку.

Судя по всему, троим голодранцам мысль о еде, за которую можно будет заплатить, а не сражаться, показалась соблазнительной. Но главарь нахмурился, не склонный отступать.

– А мы уделим Талагрину монету-другую в евонной усыпальнице, кода продадим твою лошадь да прочее добро. Спасибо Охотнику, что послал нам такого жирненького голубя.

– Хочешь пощипать мои перья? – Я выхватил меч. Блестящий, он выскользнул из ножен со стальным дребезжанием, и ржавое оружие, направленное мне в лицо, заколебалось. – Зачем? У меня ничего нет, кроме писем от моего патрона.

Я бы не перекидывался словами со всяким сбродом по пути к родным Айтена, имея при себе достаточно тормалинского золота законной чеканки, дабы скупить половину этого жалкого герцогства. Тогда бы я защищал не только свою честь, но и деньги, равноценные тому значению, какое мессир Д'Олбриот придает теперь клятве Айтена, когда его смерть потребовала своего выкупа. Я усилием воли снял с себя бремя собственной вины, пока не справлюсь с этими паразитами.

– Дак ты присягнувший? – хохотнул главарь, столь уверенный в себе, что даже опустил немного меч и поскреб свою завшивленную голову. – Лижешь задницу толстомясому прынцу, покуда он торчит мордой в жбане, да подтираешь евонную блевотину?

Его дружки заржали, но давно миновали те дни, когда дешевые оскорбления бесили меня. Настоящий воин знает слепая ярость губит вернее, чем холодная сталь. Я отступил еще на шаг, вынуждая главаря выйти из-под сомнительной защиты его банды. Милицию мессира – с тех пор как я натаскал ее – так легко ни в жизнь не обмануть.

– Чо скажешь, кучерявый? А ну гони сюда деньги да ту сумку для началу! Эй, чо молчишь, чума тя побери? Аль, поди, в портки наклал?

Мое упорное молчание уже начало нервировать сообщников Сквернослова, как я того и хотел.

– Лады, парни, кончай с ублюдком! – Выставив ржавый клинок, он смело шагнул вперед.

Я свирепо посмотрел на бандита, что стоял ближе всех к Сквернослову, и тот невольно попятился. Глупость собиралась убить их вожака, глупость и мой меч, но если кто-нибудь из них решит бежать, я не стану тратить время на погоню.

Размахивая свободной рукой, Сквернослов ринулся на меня. Я шагнул в сторону, отбив его клинок плоской стороной меча. Главарь снова замахнулся, намереваясь раскроить мне череп, и я тут же всадил отточенную сталь ему под мышку. Сквернослов рухнул, как прорванные винные мехи, на губах запенилась кровь, заглушая крики паники и боли. Остальные выругались на гортанном лескарском, и один бросился ко мне – видно, роднили его с главарем не только вши, но и тупость. Уверенно стоя на ногах, я рубанул мечом на уровне живота. Инстинктивно парируя, разбойник пошатнулся, но быстро вернул равновесие и снова рьяно начал атаковать. Я с легкостью уклонился от удара и нацелился на его колени, но мерзавец вовремя отпрыгнул вбок, и я вдруг оказался один против двоих: его сообщник обнаружил в себе некое подобие мужества.

Будь у них больше выучки, нежели просто знания, с какого конца у меча рукоять, мне пришлось бы несладко, но несколько стремительных ударов повергли первого на колени, и он сжал кровавый обрубок, который был когда-то его правой рукой. Я врезал ему кулаком, и он уполз в кусты, воя сквозь разбитые губы. Тем временем второй бандит, который до сих пор не решался вступить в бой, бросился наутек как ошпаренный пес, скользя по кромешной грязи. Он так спешил унести свою обезображенную шкуру, что даже не догадался поймать мою лошадь.

Я смотрел на оставшегося парня. Слезы прорезали бледные бороздки на его чумазом лице, из кривого носа текли сопли; он в ужасе пыхтел сквозь сломанные зубы. Жизнь пинала малого в лицо еще до того, как он научился ходить.

Я с трудом обуздал свой гнев. Это был длинный и не очень счастливый для меня сезон, что не могло служить оправданием моей безотчетной ярости, даже если она воспламенилась из-за безвременной гибели Айтена, – я не имел права потворствовать таким чувствам.

Я быстро огляделся. Моя лошадь мирно паслась на клочке молодой травы, и у меня мелькнула мысль просто отпустить мальчишку. Но нет, прокляни его Даст, он ничем не заслужил подобной милости. Я сделал финт и, пока этот щенок впустую махал своим дрожащим оружием, приставил клинок к его горлу. Парень выронил неопрятный меч, и пар заклубился вокруг его ног – со страху малявка намочил штаны.

– П-пощадите, п-пощадите, – взмолился он. – П-пожа-луйста, ваша честь, я больше не буду, клянусь любой клятвой, какой хотите, пощадите, сжальтесь, Сэдрин спаси меня…

Я вдавил лезвие в мягкую кожу, чтобы заставить парня умолкнуть. Можно ли ему доверять? Я сомневался. Что этот малый знает о чести в стране, где так называемые дворяне меняют верность с каждым проходящим сезоном, дерясь за преимущество с соперниками-герцогами, которые ухлопали десять поколений на пустую борьбу за ничего не стоящий трон?

– Я клянусь, – проскулил он, отчаянно пытаясь сглотнуть и при этом не перерезать себе горло.

Однако вопрос здесь стоял не о его чести, но о моей честности и самоуважении. Как я могу убить какого-то глупого мальчишку, который умоляет о пощаде, лихорадочно предлагая мне свою ничтожную клятву?

– Ложись! – рявкнул я, и парень тут же плюхнулся в грязь.

Тяжело придавив сапогом его шею, я зашвырнул его меч в самую гущу колючек. Затем приложил свой клинок к его лицу.

Красный, покрытый коркой глаз, мигая, косился на окровавленное острие, когда я медленно провел по щеке мальчишки холодной сталью.

– Лежи и не шевелись, пока не услышишь стук копыт моей лошади. Если снова увижу тебя по эту сторону Иного мира, выпотрошу как селедку, понял?

Он лихорадочно закивал, зыркая на своего бывшего главаря, лежащего смятой грудой, – жизнь вытекала из него в запекшуюся грязь. Я попятился, готовый прикончить щенка, если он хоть пальцем шевельнет. Но ему все-таки хватило ума лежать неподвижнее, чем все еще подергивающийся труп рядом с ним.

Убедившись, что за неухоженной живой изгородью больше не таится никаких сюрпризов, я медленно направился к лошади, дабы не спугнуть ее запахом крови. Но она пошла ко мне довольно охотно: за полсезона в пути успела понять, что я означаю корм и воду. У меня словно гора с плеч свалилась: возможности добыть в Лескаре новую лошадь так же малы, как шансы того мальчишки умереть в своей постели.

У изгиба дороги, прежде чем заросли скрыли меня из виду, я оглянулся. Парень обчищал труп своего вожака. Равнодушно отвернувшись, я поехал дальше. Если щенок и догонит меня, убить его не будет ни великим трудом, ни бесчестьем, так как он потерял бы всякое право на пощаду вместе со своей клятвой. Лошадь остановилась и, задрав хвост, вывалила на дорогу парящую кучу – будто поставила совершенно уместную точку.

Огонь в крови, порожденный боем, даже таким пустяковым, согрел меня на какое-то время, да и погода к середине весны заметно смягчилась. Но злость на себя, что я так попался, опалила меня не хуже огня. Полуденное солнце засияло высоко в небе, вытягивая из промокшей земли струи пара. Весенний воздух был полон зеленых обещаний новой жизни, но меня охватила внезапная грусть. Я сдержал лошадь, чтобы глотнуть воды и смыть ком в горле.

Когда же я смогу думать об Айтене без этой удушающей боли? Одиночество – вот в чем причина, вдруг осенило меня. После десяти лет, проведенных бок о бок, мне просто не хватало Айтена, его неисчерпаемого запаса сомнительных шуток, его надежного клинка. Мы защищали друг друга в любой драке, если не могли избежать ее разговорами. А теперь, без Айтена, я потерял уверенность. Один из краеугольных камней моей жизни исчез, оставив скрытую яму, грозящую затянуть меня в свое жерло.

Я развязал ворот пальто, на весеннем солнце в нем становилось жарко. Пальцы запутались в ремешке медальона; его я ношу как вещественное напоминание о клятвах, которые я принес моему принцу, а он, в свою очередь, – мне. Со мной был и медальон Айтена, бронзовый диск, зашитый внутри моей перевязи и ждущий, чтобы я взыскал двойной счет кровью с мерзавца, виновного в его смерти. Я только не решил, что будет лучше, запихнуть его в глотку этому колдуну или забить ему в задницу? Но как бы то ни было, сначала я заточу края. По правилу требовать или прощать тот долг обязан наш господин, но я дал личный обет мести и, чтобы подтвердить его, глубоко вбил гвоздь в дверь усыпальницы Дастеннина. Мы не приносим друг другу официальных клятв, как нашему патрону, но верность между присягнувшими не менее сильна.

Нет, велел я себе, пора двигаться дальше. После того как в юности я едва не потерялся в безграничной скорби по сестре, умершей от лихорадки, я обрел смысл жизни, поступив на службу к мессиру, не так ли? Мой меч – его меч, и мой долг – исполнять его приказы.

Дорога привела на взгорок, и внизу показалась одна из тех крысиных лачуг, что в Лескаре сходят за трактир. Я все еще держал в руке липкий от крови меч, поэтому отпустил поводья у колоды с водой и разложил на расшатанной скамье масло и тряпки, чтобы очистить подарок моего патрона. Мессир преподнес его мне на Солнцестояние в знак приятия и в утешение за тяжкие испытания, что выпали на мою долю в минувшем году на службе Дому Д'Олбриотов.

А вот вам еще одна иллюстрация того, что представляет собою Лескар. Отнюдь не вид человека, чистящего окровавленное оружие, испугал розоволицую служанку, которая выносила ведро с помоями, но мой акцент: я учился лескарскому, выполняя поручения мессира на границе. Я не мог понять ее беспокойства, ибо девица знала всего с десяток тормалинских слов, хотя вряд ли сумела бы их сосчитать. В конце концов я заключил, что свежего жаркого здесь нет, поэтому взял хлеб из грубой муки, смешанной с песком, и кислый сыр, но отказался от сероватого тушеного мяса, застывшего в горшке со вчерашнего вечера. Явно превысив счет золотыми тормалинскими пенни, я заслужил испуганную улыбку, когда отказался от сдачи в виде половинок и четвертушек монет, настойчиво предлагаемых девицей. Мне совершенно ни к чему лескарские деньги, будь они даже целые.

Приступая к еде, я вытащил письмо, доставленное Императорской Курьерской почтой, чтобы избавить меня от страданий безутешной семьи Айтена. Оно заставило меня скакать по пустынным дорогам Лескара в течение всего праздника Равноденствия, однако это было лучше, чем принимать вместе с братьями чопорных дочерей матушкиных подруг по кружку шитья. Я взял письмо, и описание на внешней стороне вновь привлекло взгляд, в который раз вызвав у меня улыбку.

Райшед Татель. Размах рук и четыре пальца ростом, сложения худощавого, но мускулистый. Волосы черные, курчавые, глаза карие, смуглый, гладко выбрит. Говорит мягко, но манера решительная.

Мой отец выразился бы иначе. «Упрямый как мул, если упрется копытами в землю – с места не сдвинешь» – вот что он сказал обо мне офицеру мессира. Последнее предложение было написано другой рукой. Итак, Камарл стремительно поднимается в советники мессира, раз ему позволили добавлять свои примечания к письмам сьера. Дай-то Сэдрин, чтобы прошло много лет, прежде чем мужчины семьи должны будут избрать нового главу Дома Д'Олбриотов, но, похоже, я мог бы выиграть кругленькую сумму, поставив на Камарла. Возможно, так мне и следует поступить, причем в самое ближайшее время, пока шансы стать преемником у младшего сына сестры еще не велики.

Райшеду Тателю, присягнувшему, от мессира Д'Олбриота. Писано в его тормейлской резиденции 26-го дня предвесны.

Я шлю тебе мои приветствия и пожелания, чтобы эта поездка принесла утешение и тебе, и семье, пережившей такую утрату. Пользуясь случаем, хочу повторить, что вместе с ними скорблю о гибели Айтена, и снова напомнить о том уважении, которое я питал к нему. Прошу тебя еще раз передать мои соболезнования его родителям.

Когда этот визит закончится, твое присутствие в Тормейле больше не потребуется. Я получил письмо от Верховного мага Хадрумала Планира Черного с просьбой, чтобы ты поехал в Каладрию и присоединился к некоему Шиввалану Ралсиру, магу. Ты найдешь его с отшельником по имени Вилтред Серн, который живет в лесах севернее Коута, усадьбы лорда Эдрина, на большаке к Абрею.

Сей маг просит твоего содействия в продолжении охоты, в которой вы вместе участвовали в конце предзимы. Когда же маг Ралсир больше не будет нуждаться в тебе, не мешкая возвращайся в Тормейл. А до тех пор держи меня в курсе своих передвижений либо письмами через Императорскую Курьерскую почту, либо другими средствами, которые сочтешь надежными.

Уверен, ты исполнишь сие поручение с обычным своим тщанием.

Ровные строчки были написаны умелой рукой личного писаря мессира. Я живо представил себе, как сьер сидит над кипой документов, расправляясь с каждым краткими приказами. Настроение мое поднялось; я достаточно долго работаю на мессира, чтобы читать между строк. Я должен стать его глазами и ушами, его связью с планами Верховного мага по одолению Ледяных Людей. Это сулило лучшие перспективы отмщения за Айтена, чем проверка ложных слухов о чужеземцах в глуши океанского побережья, на которую я потратил вторую половину зимы.

До прошлогодней встречи с Шивом я не имел с магами никаких дел; мы в Тормалине предпочитаем держать их на расстоянии. Любопытно, что затевает нынче Шив? Мы с ним обязаны друг другу жизнью после того кошмарного плавания на Ледяные острова. Однако, напомнил я себе, его верность Планиру означает, что цели у нас могут оказаться разными.

Поев, я направился к реке. Надежда на полуденное солнце не оправдалась – снова заморосил дождь. Остатки разграбленной деревни смердели горелым деревом, гниющим после долгой зимы и роняющим черные слезы на выжженную землю. Вот вам и герцогство Марлир, где жизнь считается намного безопаснее, чем в большинстве других мест. Меня вдруг охватила ужасная тоска по чистому запаху соли в океанских бризах там, дома.

Я окинул взглядом долину, рощицы из орешника и ясеня, деревню с крытыми дерном лачугами, раскинувшуюся среди полосатого одеяла неогороженных полей, неровный общинный выгон и голую скалу за ним, на которой местный барон воздвиг свой замок из красноватого камня. Тормалинские деревни теснятся вокруг господских имений, под защитой своего патрона. Так повелось со времен Хаоса, когда оставшиеся без господина и земли бродяги рыскали по развалинам Старой Империи. Лескарские крестьяне возделывают по мере возможности свою землю и надеются, что сражения минуют их. Я заметил новую зубчатую стену, возводимую вокруг замка, – солома и глина, защищавшие от морозов недостроенные укрепления, уже были сняты. Мессиру эти сведения могли бы пригодиться. Что за угрозу увидел Марлир, когда Равноденствие открыло сезон боев? Я знал, что герцог Триолльский со всех сторон укрепил свое родовое гнездо после тяжелых потерь в прошлогодних боях с Парнилессом. Уж не нацелился ли он теперь на эти земли?

Уже вечерело, когда я подъехал к реке. У моста томилась угрюмая очередь крестьян: спасенные пожитки в узлах и на ручных тележках, маленькие дети, коим неведомы улыбки, и дети постарше, озирающие все широко открытыми глазами. То и дело поглядывали они на родителей, ища одобрения, но редко его получали. Я вздохнул. Сколько раз проезжал я мимо таких вот жалких групп по всему Лескару, устало бредущих, с понуренными головами. Завидев чужаков, местные прекращали работу, хватаясь за мотыги и палки от сохи, дабы прогнать любого, кто вздумает остановиться. Мой собственный кошелек изрядно полегчал за время пути. Простые деньги ушли к тем, кто их брал, или же были потрачены на хлеб. Я покупал столько, сколько мог увезти с собой, чтобы предлагать тем, кто все еще цеплялся за последние крохи своего достоинства.

Я поехал к голове очереди, не собираясь ввязываться в перебранки, вспыхивающие тут и там среди ждущей толпы.

– Осади.

Закованный в броню солдат опустил пику, преграждая мне дорогу, и весь отряд перестал лениво бродить вдоль парапетов.

– Добрый тебе день, – кивнул я, спешиваясь. – Надо платить, чтобы перейти мост?

Стражник окинул меня подозрительным взглядом.

– Смотря кто ты такой.

Ну разумеется. Одно дело – отчаявшийся крестьянин, готовый расстаться с частью своих жалких сбережений, и совсем другое – беглый наемник, который может стоить порки за нерадивую охрану моста, если проскользнет мимо стражи и будет пойман на грабеже или чем-нибудь похуже. Каладрийские лорды отлично понимают, что кровавый хаос Лескара давно перелился бы на их земли, если бы не глубина да коварные водовороты Рела, и потому очень серьезно относятся к охране немногочисленных мостов.

– Я – присягнувший тормалинского принца, – показал я свой амулет.

Стражник разинул рот.

– А что за дело у тебя в Каладрии?

– Дело моего патрона, – вежливо, но твердо отрезал я. Не зная, что сказать, стражник замолчал, но пику не опустил.

– Вот. – Я протянул ладонь, и он сжал грязные пальцы на паре надежных тормалинских марок, а не хрупких свинцовых монет Лескара. – Почему бы тебе не пропустить бесплатно какую-нибудь одинокую женщину с детьми, а?

Его рот растрескался в усмешке.

– Пожалуй, и пропущу.

Он поставил пику на торец, и копыта моей лошади застучали по доскам широкого моста. Старые тормалинские опоры по-прежнему стойко бросали вызов мутному течению могучего Рела, а обновляемый время от времени деревянный настил был темным от свежего слоя смолы. Отряд с пиками выстроился по сторонам, готовый отразить любую угрозу. Я остановился возле парня, с виду не доросшего даже до бритвы, не говоря уже о мече для защиты владений его господина.

Я заметил цвета и герб на великоватом ему мундире.

– Ты служишь у лорда Эдрина?

Малый опасливо кивнул.

– Ага.

– Мне нужна местность под названием Коут. По какой дороге ехать?

Он нахмурился.

– А в который Коут, сударь?

Теперь я был озадачен.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, если в Верхний Коут, Коут-на-Ключах, Коут-в-Глине и Малый Коут, то езжайте вверх по течению, в Лесной Коут и Коут-под-Холмом – вниз по течению, а в Нижний Коут и Красный Коут – то уж по западному большаку.

Это Каладрия. Парень не водил меня за нос, он искренне старался помочь.

– Где главная резиденция лорда Эдрина?

– Он гостит в Дари, у родни его жены. Он там с Равноденствия.

– А где он живет, когда нигде не гостит?

– Везде.

Без сомнения, этот малый учился языку у кого-то из местных ученых, ибо его старательный тормалинский имел странный акцент, и я не был уверен, что мы понимаем друг друга. Мне лучше всего знаком побережный диалект каладрийского; чем дальше в глубь страны, тем больше может возникнуть путаницы.

– Спасибо.

Я запоздало вспомнил, почему у нас в Тормалине каладрийцы слывут воплощением безмозглости. Этот малый звезд с неба точно не хватал.

Съехав с моста, я пришпорил лошадь, чтобы скорей убраться от толкущихся там крестьян. Вокруг дорожной развилки теснились деревянные оштукатуренные дома, крытые дранкой, – подобная деревушка могла бы стоять где угодно от океанского побережья до Западного Энсеймина, самой дальней провинции, которую Империя так и не смогла прибрать к рукам и выпустила первой. Я напрасно искал придорожные камни, что указали бы мне путь, и в конце концов вытащил из кармана свою счастливую палочку-руну. Я покатал ее в ладонях – сверху вышел Барабан, и я отправился на север.

Крепкая бревенчатая избушка ютилась под невысокой скалой на ровной лесной поляне, а перед ней группа мужчин окружила своего пленника – иссохшего старика, убеленного сединами. Он лежал, привязанный спиной к свежесрубленному бревну, щепки и сучки впивались в тело не по чьему-то злому умыслу, а по обычной небрежности. Туго связанные запястья почернели от засохшей крови, вытекшей из ран, когда старик корчась вырывался из пут. Со скучающим видом наблюдали за ним его мучители, одетые в черную кожу и металл, – все одинаково белокурые и коренастые. Их главарь стоял у головы несчастной жертвы, спокойный, как железо, подогреваемое на костерке. Дым уходил, свиваясь, в чистое голубое небо, на деревьях зеленели первые листочки новой весны. Из перебитых рук медленно капала кровь, зазубренные кости торчали из сломанных пальцев, ногти были сорваны с рассчитанной жестокостью. Мучительный спазм вдруг сотряс пленника, мертвенно-белая грудь задергалась, как недобитая птица, и так же резко успокоилась, а из выжженных глазниц текли кровавые слезы.

– Жуткая перспектива, согласен с тобой, Вилтред.

Говорящий с трудом глотнул, не сводя глаз с этой страшной картины. Она парила внутри блестящего алмаза, который висел на конце выкованного из меди полумесяца. Сам полумесяц стоял на столе, у нижнего конца горела свеча, освещая алмаз пляшущим языком пламени.

– Когда ты впервые увидел эту судьбу в своих предсказаниях?

Прокашлявшись, человек оглянулся на обыденный беспорядок избушки, словно желая убедить себя, что явленное видение муки и злобы – не более чем мерзкая иллюзия.

– Четыре дня назад, – проворчал старый маг, угрюмо взирая на образ своей мучительной смерти в двух шагах от собственного порога. – Так что ты думаешь об этом, Шиввалан? Как это связано с твоим внезапным появлением? Дольше целого поколения могущественные маги Хадрумала гнушались мною, считая то ли лжецом, то ли дураком. Когда я был учеником Азазира и мы совершили известное всем путешествие, никто не поверил, что мы нашли острова в далеком океане. – Он показал узловатой рукой на драгоценный камень. – Острова, где жило племя светловолосых людей, столь же похожих на этих, как гончие из одной своры. И вот приезжаешь ты, дабы сообщить мне, что мудрые и благородные маги Хадрумала сами обнаружили эти острова и наконец-то соизволили мне поверить. Это просто совпадение, что я вижу сейчас тех шавок, охотящихся за мной? В какую беду ввергнет нас всех теперь Верховный маг? – Старик вжался в потертые, выцветшие подушки, устилающие его тяжелое дубовое кресло.

Шив поскреб рукой желтоватый подбородок, темные глаза его смотрели задумчиво.

– Надо немедленно сообщить Планиру. Поверь, Вилтред, я говорил правду. Верховный маг послал меня узнать, что ты помнишь о вашем с Азазиром плавании к Ледяным островам. Прости, мне следовало объяснить. Дело в том, что эти островитяне, эльетиммы, как они называют себя, владеют колдовством, о котором нам в Хадрумале ничего не известно. Хуже того, они сыграли некую роль в падении Тормалинской Империи, скорее всего средствами магии, но ты же знаешь, сколько вещественных доказательств погибло в Хаосе. Планир надеется восстановить что-то из того знания. Клянусь, мы понятия не имели, что те люди тоже тебя ищут, но, очевидно, это так.

Помолчав, молодой маг торопливо продолжал:

– Но, располагая этим предостережением, мы можем постараться его предотвратить. Как часто предсказания сбываются во всех деталях? Не чаще одного раза в горсти, может, реже.

– Я бы предпочел больше шансов дотянуть до Солнцестояния, нежели четыре из пяти. – Вилтред судорожно вздохнул, и видение в кристалле, задрожав, растворилось.

С видимым усилием взяв себя в руки, старый маг снова наклонился вперед и, облокотясь на стол, медленно повернул алмаз мерцающими пальцами лазурного света, который выдавал его связь с окружающим воздухом. Ответное янтарное свечение, разгоравшееся в сердце драгоценного камня, говорило о магии, рожденной из земли, и когда мерцающая дымка растаяла, на блестящей поверхности возникли новые образы.

Изображение стало четче: группа людей, собравшихся в просторной комнате. В рамке открытого окна мягко покачивались от невидимых волн мачты с прямоугольными парусами на толстых реях.

– Вон и ты, Вилтред, живой и здоровый, – с облегчением вздохнул Шив.

– Да, только вконец уставший и до бровей облепленный дорожной грязью. Хотя это, конечно, лучше, чем жариться на вертеле заместо праздничного борова, – пробормотал Вилтред.

– Такие галеры ходят в Каладрийском Заливе, – задумчиво произнес молодой маг.

– Лично я хочу знать, кто все эти люди? – буркнул старик.

Шив сосредоточенно изучал крошечные фигурки в колдовском видении.

– Женщину с рыжими волосами зовут Ливак. Она путешествует по Энсеймину; дама обладает многими талантами, но по большей части игрок.

Вилтред фыркнул.

– Звучит подозрительно.

Шив спрятал улыбку.

– Высокий мужчина сзади – присягнувший мессира Д'Олбриота, Райшед, который должен быть здесь со дня на день. Я говорил тебе о нем, помнишь?

– Я не настолько выжил из ума, чтобы к вечеру забывать то, что мне говорили с утра, – едко изрек старый маг. – А кто эта дурнушка с плечами, как у фермера?

– Хэлис, – медленно произнес Шив. – Подруга Ливак. Последние несколько сезонов она лежала со сломанной ногой.

– И по какой же такой причине я могу очутиться в Релшазе со столь разношерстной компанией? – недовольно проворчал Вилтред. – И прежде чем ты спросишь, скажу: я узнал светящийся маяк. В молодости я неплохо знал этот город.

– У того, другого мужчины лицо обветрено как парусина, и, судя по шрамам от канатов на руке, он наверняка моряк, – анализировал Шив. – А те пергаменты, что Ливак придавливает пивными кружками, вероятно, карты, как ты считаешь? Мы куда в общем-то плывем? Бесспорно, Релшаз – самый крупный порт на западной стороне Залива, но это еще ни о чем не говорит. А может, мы кого-то встречаем?

Вилтред молча пожал плечами, его морщинистое лицо под клочковатыми седыми бровями оставалось мрачным. Погруженный в раздумья, Шив неподвижно сидел за темным дубовым столом, потом вдруг хлопнул ладонями по исцарапанному дереву.

– Нет смысла строить догадки. Однако противоречивые видения как правило означают, что достижение одного исхода предотвращает другой, верно? А потому положим хорошее начало, собирая вместе всех, кого видим, и Райшед уже в пути.

– Попридержи свой энтузиазм, Шиввалан, толкуя мне о вещах, известных любому ученику. Я проходил все это, когда тебя еще на свете не было. Но все же как ты рассчитываешь за это приняться? – Слабая надежда боролась с недоверием в поблекших глазах старика.

– Собираюсь по крайней мере найти Хэлис, а она должна знать местонахождение Ливак.

Шив повернулся к старомодному буфету у себя за спиной, достал оттуда кувшин и вытащил из кармана бриджей серебряный пузырек. Вилтред молча смотрел, как молодой маг капает в воду черные капли чернил. Зеленоватое свечение поднялось из кувшина и, перелившись через край, тонкими струйками потекло по бокам, впитываясь в испачканную столешницу.

– Один мой друг помогал лечить ее ногу, – все более воодушевляясь, пояснил Шив. – Он нашел у себя ее сапожную пряжку и передал мне: мол, как знать, может, тебе приспичит когда-нибудь кого-то найти.

Закусив нижнюю губу, он бросил пряжку в воду и сосредоточенно склонился над кувшином.

– Только бы у тебя получилось, – пробормотал Вилтред. Внезапно рев ветра и хлещущей воды наполнил комнату.

Шив резко выпрямился. Взгляды магов встретились, и в глазах старика он увидел отражение собственного ужаса.

– Ты установил предупреждающие заклятия по пути сюда? – дрожащим голосом пролепетал Вилтред. – Может, это едет тот воин?

– Нет, боюсь, мои заклятия сотканы только на эльетиммов, – прохрипел Шив. – После тех проклятых островов у меня нет желания снова угодить в лапы мерзавцев. Одного из нас постигла участь, от которой мы должны спасти тебя.

– Тогда нужно перенестись в деревню, там безопаснее, – наконец собрался с мыслями Вилтред. – Ты достаточно овладел воздухом, чтобы совершить это?

Шив досадливо нахмурился.

– Мы не успеем собрать все твои ценности, и если просто перенесемся отсюда, то не узнаем, что делают эльетиммы и куда идут. – Он быстро пересек пыльную комнату и, приоткрыв лакированные ставни, посмотрел наружу. – Но если останемся здесь, то окажемся в ловушке, как крысы в бочке. Нет, мы спрячемся в лесу, откуда сможем все наблюдать, – решительно заявил он. – Большой луны нет, Малая на ущербе. Это самая темная ночь сезона, что на руку не только им, но и нам.

– Увижу, что они подходят, унесусь прямо в Хадрумал, если смогу, – хмуро предупредил Вилтред.

Как только седовласый маг неуклюже выбрался из кресла, Шив отодвинул засовы, подхватил невысокого старика под руку и, распахнув дверь, тотчас потащил его под деревья, в спасительный мрак, сгущающийся по мере того, как солнце на западе медленно садилось в тучу.

– Погоди, – сказал запыхавшийся Вилтред. Шив наклонился к нему.

– В чем дело?

– У меня тут расставлены свои заклятия. Против диких зверей, но можно переделать их и против двуногих.

Он потер распухшие костяшки, и слабое голубое свечение собралось в шар между его ладонями. Резким жестом Вилтред отпустил его, и шар, словно болотный огонек, поплыл вдоль опушки, тут и там спускаясь на траву, чтобы оставить на ней маленький, мгновенно исчезающий отпечаток.

– Мы должны спрятаться, – настойчиво прошептал Шив. – Я смогу обмануть их колдовство, если мы не будем шевелиться.

Вилтред кивнул, и оба мага устремились дальше в лес. Едва видимое разноцветное мерцание окружило их и исчезло, превратив обоих в неразличимые темные контуры, слившиеся с сумерками.

Последний луч солнца золотыми бликами рассыпался по водопаду, который низвергался с утеса в ручей, но все остальное окрест было окутано в мириады оттенков серого. Вдруг по поляне к избушке, низко пригибаясь, побежал человек, весь черный, как тени под пологом леса. Крик разорвал ночное безмолвие – из-под ног человека вырвалась молния и отбросила его назад. Встревоженный, пришелец уполз под защиту деревьев, а дым поплыл прочь на холодном дыхании ночи.

Долгую минуту стояла тишина. Потом еще две фигуры медленно зашагали по траве, исчезая в тени избушки. Неожиданно оконная рама озарилась голубой вспышкой, и тут же раздались испуганные проклятия и торопливое шиканье. Потом все стихло, и, наконец, из укрытия деревьев решительно вышла личность в капюшоне и встала посреди лужайки. За ней почтительно трусила горсть солдат.

Крепкая дверь избушки беззвучно разлетелась на тысячи щепок. Люди в черном ринулись внутрь, только слабые отблески звезд вспыхивали на мечах и одной светлой, непокрытой голове. Из-за разрушенной двери просочились слабые звуки: шарканье подбитых гвоздями сапог по половицам, тяжелый скрежет передвигаемой мебели, грохот разбивавшейся глиняной посуды, глухой стук от злобно швыряемых на пол книг. На пороге показался солдат – ссутуленные плечи и опущенная голова выдавали невезение и страх. Человек в капюшоне нетерпеливо пересек лужайку и ударил его с отвращением. За солдатом вышли остальные. Один что-то показал и тем самым остановил карающую руку главаря. Взмахнув плащом, человек в капюшоне повел свой отряд прочь, растворяясь вместе с ним в лесной ночи.

Бледный серпик Малой взошел над утесом. Из двери и окон избушки поползли струйки дыма. Следом за ними, пугающе оранжевые во тьме, жадные языки пламени лизнули бревна. Через невероятно короткое время крыша обвалилась, и ярко-красный огонь затмил своим полыханием мягкий свет звезд Короны Халкарион, равнодушно стоящей в небесной выси. Пушистые кучки пепла закружились по поляне, под выгоревшей травой дымилась голая земля. И вдруг пожар в одночасье угас, остались только обломки почерневшего дерева.

Пестрая кошка выбежала на поляну, но, испугавшись чего-то, вскочила на дерево. Немного переждав, снова направилась к беспорядочной груде обугленных бревен и, принюхиваясь, осмотрительно обошла кругом, время от времени трогая лапой головешки. Вскоре появилась вторая кошка – уши прижаты, хвост подрагивает у полосатого серого бока. Какое-то время животные исследовали края развалины, воздух вокруг них странно мерцал, размер и окраска созданий менялись, пока заклинание не растаяло, открывая магов в их собственном обличье. Ни тот, ни другой не обратили на это внимания и продолжали что-то искать, растаскивая в стороны обломки.

– Дай-ка я.

Шив сдвинул почерневшую балку, под которой обнаружился люк. С трудом сдерживая кашель от заклубившегося вокруг пепла, Вилтред изо всех сил потянул за искореженную, обгоревшую крышу. Молодой маг помог ему расчистить проход и вознамерился спуститься по вырезанным в камне ступенькам.

– Нет, – буркнул Вилтред, – это все еще мой дом, то, что от него осталось.

Подобрав полы линялого камзола, старик неуклюже сошел по крутой лестнице. Шив ждал со скрещенными руками и, нетерпеливо постукивая ногой, поднимал с земли хлопья сажи.

Немного погодя снизу донесся резкий кашель Вилтреда, и старик вылез из погреба.

– Ну-с, Верховный маг не узнает ничего нового об этих таинственных островах, их злобных жителях и заумном колдовстве из тех немногих сокровищ, что оставил мне Азазир. – Маг сплюнул в пыль и шлак. – Они забрали все до последней вещицы. Вот и скажи теперь, Шиввалан, что надежды Планира не рассыпались в прах!

– Райшед!

Я так поразился, что меня окликают по имени на этой пустынной ранним утром дороге, что дернул поводья словно новичок. Лошадь прыгнула вперед и возмущенно затрясла головой, даже кольца на сбруе задребезжали.

– Райшед, я здесь!

– Шив?

Оглядевшись, я увидел машущего рукой мага. Такой же долговязый и костлявый, каким я его помнил, с прицепившимися к штанам листьями, он вышел из рощицы, в которой – готов поклясться – не было никого крупнее белки.

– Что, во имя всего святого, ты тут делаешь?

Следом появилась вторая, сгорбленная, фигура, и Шив повернулся, чтобы подать ей руку.

– Позволь представить моего спутника, Вилтреда Серна. Вилтред, это Райшед, присягнувший, о котором я тебе говорил.

На службе у принца быстро учишься не выказывать удивления, поэтому я лишь поклонился, совершенно невозмутимо, хотя внутри сгорал от любопытства, что же за человек был учеником одного из самых печально известных и опасных магов, когда-либо вскормленных таинственным городом Хадрумалом. Странно было видеть усталого старика с нечесаной бородой и запавшими глазами, в поношенном плаще, грязном и помятом, словно после холодной ночевки под открытым небом. Хотя чему удивляться? Прошло ведь больше поколения с тех пор, как Азазиру предоставили выбор: изгнание в глушь Гидесты или смерть от рук Совета Магов за его безответственное колдовство.

– Шиввалан, мне нужны тепло и еда, пока мои суставы окончательно не развинтились в этой сырости! – Старик угрюмо выглядывал из-под облезлого меха своего капюшона.

– Что случилось, Шив? – забеспокоился я. – Почему вы идете пешком и даже без вещей?

Маг покачал головой.

– Это долгая история. Что смогу – расскажу. Только прежде давай найдем какое-нибудь местечко с очагом и приличным элем.

Я отложил на время расспросы, спешился и помог запихнуть старого мага в седло. Усевшись будто мешок с зерном, он с кислым видом забрал поводья.

– Тут недалеко есть таверна, я недавно ее проезжал.

– Отлично, – кивнул Шив. – Все равно нам ехать на юг. Ну давай показывай дорогу.

Как бы потактичнее напомнить магу, что я ему не слуга, а он мне не хозяин? Мессир дает мне поручения, но я привык сам решать, как мне действовать.

Вскоре мы свернули в чисто выметенный двор недавно побеленной таверны, и Вилтред с трудом слез с лошади. Разглядев под редкой бородой его серую кожу, я вдруг понял, что маг гораздо старше, чем мне казалось, и протянул ему руку. Пронзительно глянув на меня, старик все же принял помощь и заковылял в пивную, где Шив очаровывал розовощекую служанку, чтобы она пустила нас в отдельный кабинет рядом с общим залом.

Когда мы разместились в уютной комнатке, даже обшитой деревянными панелями, я налил в кружки густого темного эля, а Шив тем временем закрывал тяжелые ставни на мутном оконце. Вилтред щелкнул пальцами, и загорелись свечи, делая едва заметным слабое голубое мерцание, расходящееся от вытянутых рук Шива.

– Ну вот, теперь нас никто не подслушает, – объявил маг, когда заклинание исчезло в полированном дереве и штукатурке стен.

Разумная предосторожность. Любой, кто видел, как он закрывает ставни, верно, уже навострил уши от любопытства.

– Может, попробуешь гадание, а, Вилтред? Так было бы проще все объяснить, – продолжал Шив.

Старик вздохнул, но согласился.

– У тебя найдется огарок? – Он достал из внутреннего кармана сверток и, развернув промасленную кожу, извлек оттуда медный полумесяц на маленькой подставке.

Я твердо решил ничему не удивляться и молча наблюдал. В Тормалине мы редко пользуемся магией, но мне довелось видеть, на что она способна. Было это минувшей осенью, когда мы с Ливак и Шивом бежали по пустынным Ледяным островам, спасая свою жизнь. Я вспомнил, что с нами маг, чьи силы связаны главным образом со стихией воды, – случайный природный дар, который спас нас тогда от безжалостного океана, спасибо Дастеннину.

От эля щеки Вилтреда порозовели, и я тоже отхлебнул из своей кружки. Горький от доброго хмеля, напиток был вполне хорош, раз уж нельзя достать приличного тормалинского вина. И, конечно, этот эль был несравнимо лучше той кислятины, что мне подавали в Лескаре.

Шив прикрепил сальный огарок к нижнему концу полумесяца. В этот момент он не следил за своим лицом и выглядел усталым, как сторожевой пес публичного дома, которого будили за ночь десять раз. Вилтред аккуратно повесил на верхний крючочек некий драгоценный камень, а Шив, щелкнув пальцами, зажег свечу. В алом магическом пламени было видно, что это алмаз, крупнее любого в императорской короне, и я прикусил язык, чтобы не ахнуть. Вилтред откашлялся.

– Ныне я живу тихой жизнью, почти не практикую магию, но есть одна услуга, которую я оказываю местным в обмен на еду и прочее, – предсказания на будущие сезоны.

Я с сомнением поглядел на старика. Все те ворожеи да предсказатели, что съезжаются обычно на ярмарки, только глупцов могут одурачить своей ложью. И тут вспыхнул янтарный свет, образы заплясали внутри алмаза, притягивая как магнит. Казалось, они захватили меня целиком, и все остальное стало не более важным, чем рама зеркала.

Грань камня потемнела, словно ее затянуло дымом. Но вот он рассеялся, осталось лишь чадящее дыхание факелов вокруг разрушенного зала. Алчное пламя пожирало там груды прекрасных картин, любовно вышитых драпировок, мехов и платьев, натасканных Дастеннин знает откуда. Темная дубовая мебель, заботливо полируемая в течение поколений, валялась, порубленная на куски, выдолбленные пазы белели в старом дереве, как кости в смертельной ране. Сердце заколотилось у меня в груди, когда я узнал сие место. Это был Зал для аудиенций в Императорском дворце в Тормейле. Скрежеща зубами от бессильной ярости, я смотрел, как фигуры в черных мундирах шагают по разбитым плитам пола с охапками награбленного добра, чтобы бросить его в ненасытное пламя. Холодный ужас боролся во мне с горячей злостью, когда я понял, что это Ледяные Люди, сородичи тех злодеев, что прошлым летом ограбили и искалечили племянника мессира. То насилие направило нас с Айтеном на тропу мщения, которая в конце концов привела к смерти моего друга.

В одном углу сгущался темный дым: прожорливый огонь набросился на большую деревянную колонну у дверей в Тронный Зал. Их тяжелые створки, лишенные золотого убранства, распахнулись, пропуская светловолосого человека в окровавленном мундире. Он торжествующе размахивал своим ужасным трофеем.

Голова, насаженная на пику. Лицо распухло от зверских побоев; прежде чем отправить пленного в Иной мир, негодяи переломали ему все кости. Но я все равно узнал его, я видел это юное, когда-то красивое лицо просветленным от радости, глаза, теперь тусклые и безжизненные, горящими от возбуждения. Это был мой император, Тадриол, третий сын Тадриола Благоразумного, пятый император Дома Тадриолов, еще не так давно занявший этот трон и пока лишь ожидающий провозглашения от принцев Великих Домов, которое торжественно узаконит их одобрение или неодобрение в том эпитете, каким наградит его Собрание.

Не удержавшись, я взглянул на Шива. На миг наши глаза встретились, и его лицо окаменело. Я понял вдруг, что мои руки сжались в кулаки, а ногти впились в ладони, и потянулся за кружкой, пытаясь смочить пересохшее горло, причем не сразу заметил, что сосуд пуст. Магия Вилтреда замерцала. Старик повернул драгоценный камень дрожащими от заклинания пальцами.

Мягкая серая дымка растаяла, и открылись стены из белого камня, согретые светом тонких восковых свечей. Я увидел себя стоящим на возвышении в большом зале какого-то тормалинского принца, пышно убранном для празднования либо Солнцестояния, либо Равноденствия. Очевидно, мы все процветали: я вырядился будто аптекарь публичного дома и темно-бордовый бархат и тонкий лен, на груди поблескивала золотая цепь. Жутко было видеть себя таковым – ведь таким, видят меня посторонние. Я с усилием подавил трепет и перевел взгляд на племянника мессира, Камарла, стоящего впереди. Его полное лицо светилось добродушием, но глаза цепко взирали на собеседника – кого-то из младшей линии Д'Азенаков. Скользнув взглядом дальше, я изумленно приоткрыл рот: в поле зрения попала Ливак, окруженная толпой поклонников из благородной молодежи. Она была невероятно соблазнительна в темно-синем шелковом платье с жемчугами, мерцающими на шее, с красиво уложенными волосами. Любуясь ее непривычной элегантностью, я вдруг понял, что Ливак подбивает своих кавалеров делать ставки, бросая изящный комплект рун из яблоневого дерева, а потом деликатно убирает золотые и серебряные монеты в бархатную сумочку, свисавшую на ленте с пояса.

Шив стоял внизу, в основной части зала, высокий и изысканный в зеленом льняном наряде. Лицо его было гладко выбрито, длинные темные волосы сзади собраны в хвост. Он выглядел спокойным и расслабленным со скрещенными на груди руками и над чем-то смеялся с одной из племянниц мессира. Бедняжка явно не подозревала, что ее очевидный интерес к нему обречен на разочарование. Рядом Вилтред горячо спорил с двумя дворянами. Его черная парадная мантия, неуместная в этой обстановке, придавала старику неожиданно внушительный вид: он взмахивал рукой, а в другой корявой руке сжимал посох, которым ударял по полу для пущей убедительности своих слов.

– То, что ты видишь, – это альтернативные варианты будущего, – начал объяснять Шив.

– Что все это значит? – перебил его я; любые проблемы магов подождут, если всему, с чем я связан клятвой, грозит опасность.

– Мы не знаем.

Откровенное признание Вилтреда меня ошарашило.

– Вы не приняли никаких мер? – От нетерпения мой голос зазвучал резко, и я заставил себя говорить мягче. – Перед лицом столь серьезной угрозы императору?

– Принимать меры, основываясь на предсказаниях, дело весьма рискованное. – Как ни странно, Вилтред не рассердился и не стал оправдываться. Он просто казался уставшим до мозга костей. – Каждое событие зависит от такой цепи причин и следствий, что активными действиями можно выковать роковое звено, способное привести к той самой катастрофе, которой ты пытаешься избежать.

– Ты видел там себя и Ливак, а это значит, что вы оба играете некую роль в положительном исходе. – Шив указал на безжизненный теперь драгоценный камень. – Думаю, наша важнейшая задача – как можно быстрее собрать вместе всех, кто был в том видении.

– Ты знаешь, где Ливак?

– Она со своей подругой Хэлис, – сказал маг, подливая себе эля. – Я искал ее прошлой ночью и сегодня, как тебя. Таким образом мы и узнали, по какой дороге ты едешь.

Ну конечно, эти трюки с магическими заклинаниями и цветными чернилами позволяют Шиву следить даже за незнакомыми людьми. Интересно, как давно он подглядывает за мной? Но этот вопрос отступил под натиском более неотложных проблем. Итак, Шив пытается найти Ливак. Женщину, которая убила Айтена и спасла жизнь мне, женщину, чью жизнь спасал я, искусного игрока, ловкую воровку, наконец – мою любовницу, когда внезапный ураган страсти настиг нас обоих на пути домой. Я не из тех, кто бросается за каждой юбкой, в молодости я достаточно погулял, но Ливак – нечто иное, первая женщина, всерьез покорившая мое сердце более чем за десять лет. Одно воспоминание о ней, горячей и темпераментной, воспламенило мою кровь. Что я скажу ей? Чего я от нее хочу? И захочет ли она чего-то от меня, кроме сладостных утех? Надежды и сомнения, которые не имели ничего общего с моими обязанностями, боролись внутри меня.

Я поскреб отросшую за день щетину, но эта мелкая досада не задержалась в моем сознании.

– Что еще мне нужно знать?

Шив заколебался.

– Позапрошлой ночью эльетиммы напали на дом Вилтреда. Возможно, это совпадение, но не исключено, что это я привел их туда.

При мысли о моих врагах и врагах мессира, безнаказанно рыскающих на нашей стороне океана, волосы у меня на голове встали дыбом.

– Что случилось?

– Они вломились в избушку, похитили сувениры, которые Вилтред привез из плавания с Азазиром, а потом сожгли ее. Мы спрятались в лесу.

– Повезло, Шив, что ты оказался там.

Но повезло ли? Или эльетиммы надеялись поймать двух кроликов в один силок?

– Они идут по Пряному тракту. – Шив допил эль. – А мы рванули напрямик, когда увидели, что ты подъезжаешь к реке.

Я поднял руку.

– Шив, в прошлом году этих мерзавцев было так же легко выследить, как корабль во время шторма. Откуда у тебя такая уверенность?

– Мы искали украденные вещи. Вилтред хранил их в своем погребе больше поколения. При обычных обстоятельствах он нашел бы их даже на другой стороне Каладрийского Залива.

– А где эльетиммы сейчас, вы знаете?

– Не настолько близко, чтобы представлять для нас реальную угрозу, но это, пожалуй, лучшее, что можно сказать. – Судя по гримасе, Шива это так же не удовлетворяло, как и меня. – Мы хотим найти Ливак и Хэлис, затем снова напасть на след, догнать Ледяных Людей и выяснить, что они затевают. А заодно попытаться вернуть украденное, и тут нам пригодится Ливак.

Я не разделял уверенности Шива, что Ливак захочет ему помочь. Наоборот, у меня создалось твердое впечатление, что, поворовав несколько раз для магов, Ливак на всю жизнь возненавидела это ремесло. Она бы и в прошлом году отказалась, если бы Шив ее не шантажировал.

– Откуда нам известно, что этим людям не нужен сам Вилтред? – нахмурился я. – Брать его с собой значит подвергать еще большей опасности. Не найдется ли какое-то надежное место, куда бы он мог поехать?

– Ты теперь здесь и защитишь его. – Шив отвел взгляд – Верховный маг считает, что нам лучше оставаться вместе. Все это связано с его проектом, в который посвящено всего несколько человек.

Я взглянул на унылое лицо Вилтреда с опущенными уголками рта. Старик знает нечто такое, чего Шив не говорит мне, или у него просто болят суставы? Мда, слишком много вопросов остается без ответов. Подавив назойливую досаду, я допил эль.

– Вам нужно поесть и достать лошадей. Хотелось бы поскорее вернуться на дорогу, чтобы не терять целый день.

Может, Шив и бежал от эльетиммов в одной рубахе, но под ней был припрятан туго набитый кошель. Снабдив магов верховыми лошадьми – вороным с толстой шеей и чалой, – мы бодро затрусили по сельской Каладрии. После Лескара было приятно смотреть на дюжих фермеров, с весенним азартом пашущих свои поля, и аккуратные кучи гашеной извести для удобрения почвы. На выгонах, за ровно подстриженными живыми изгородями, пасся тучный скот, из жирной черной земли пробивалась молодая пшеница. Возможно, впечатление оказалось бы сильнее, если б я не слышал однажды, как мессир объяснял Камарлу, что вся хваленая каладрийская наука возникла впрямую из необходимости лескарских герцогов кормить своих наемников. Да, мало что из этих щедрот перепадет тем несчастным душам, коих я миновал на большаке Марлира.

Партии крестьян вырубали лес, корчевали пни, и я приметил характерные шарфы на головах у женщин.

– Это лескарцы? – Я повернулся к Шиву. Маг кивнул.

– Лорд Эдрин разрешает некоторым переходить мост каждую весну, чтобы расчищать землю и селиться между Речной дорогой и Релом. Если они преуспеют, он получит ренту, а в случае набегов из-за реки его собственные арендаторы отделаются намного легче.

Оставалось надеяться, что стоический оптимизм тех, кто так усердно работает, будет вознагражден.

– И много случилось набегов в последнее время?

– Не очень, и лорд Эдрин начеку. – Шив привстал в стременах и указал на дальнюю мельницу. – Если крылья у мельницы остановлены прямым крестом, то это сигнал милиции, что стервятники перешли реку. Мало кому из этих подонков удается спасти свою шкуру.

Я одобрительно усмехнулся. Надо будет упомянуть мессиру про лорда Эдрина. По всему видно, это человек умный и держит в своих руках стратегически важный мост.

Мы ехали до самых сумерек, а как стемнело, остановились в придорожном трактире, не желая рисковать лошадьми: узкие серпики лун – убывающей Малой и нарождающейся Большой – совсем не освещали дорогу. Вилтред за целый день ни разу не пожаловался, но все больше и больше горбился над своими поводьями. Когда мы остановились, он едва сумел разогнуться. Шив повел старика в нашу спальню, а я заглянул в пивную – поболтать со скучающим трактирщиком. Выяснив, что никаких необычных путников, в том числе белобрысых, поблизости нет, я немного успокоился, а заодно узнал, что отсюда до Коута-под-Холмом, где Шив ожидал найти Хэлис, всего полдня езды.

Наконец, отчаянно зевая, я отправился наверх в надежде на более хороший сон, чем те, какими Аримелин награждала меня в последнее время. По пути взял у сердобольной хозяйки завернутый во фланель горячий кирпич и, радуясь теплу в озябших ладонях, поднялся в одних чулках по узкой лестнице, засунув сапоги под мышку. Шив и Вилтред уже спали, когда я тихо пробирался к свободной кровати сквозь тяжелый дух поношенных сапог и резкий свежий запах теплой мази для растираний. Сон долго не приходил. Каждый раз, закрывая глаза, я видел Ледяных Людей, громящих самое сердце тормалинской державы.

Утро выдалось холодное и ясное. В тех закутках двора, куда еще не проникло солнце, поблескивал иней, и почерневшие стебли поздних осенних цветов, недосмотренные управляющим, жалко поникли в старинной вазе.

Зазвякал колокольчик. Резво потирая руки в холоде глубоко затененного входа, привратник открыл калитку и впустил юношу. Напряженный и бледный, он нервно крутил на пальце кольцо с сапфиром, но не забыл поклониться слуге, следуя привитым с детства манерам. Его начищенные до блеска сапоги защелкали по плитам – юноша направился в дом, очевидно, не нуждаясь в проводнике.

Войдя в приемную, Темар тяжело вздохнул и оглядел себя в зеркале. Лицо, которое он увидел, поразительно контрастировало с богатым одеянием. Худое, с высокими скулами и длинной, узкой челюстью, оно, на взгляд юноши, больше подходило доспехам или рабочей одежде. И в том, и в другом Темар чувствовал бы себя гораздо уютнее, чем в этом тесном, редко носимом парадном платье. Голубые глаза, настолько бледные, что казались почти бесцветными, уставились на него из-под тонких черных бровей. Строгость взгляда усугублялась длинными черными волосами, зачесанными назад и сколотыми на шее. Так требовала мода, пусть ему это и не шло.

Темар поправил воротник рубахи и раздраженно пытался смахнуть соринку с малинового камзола, пока не сообразил, что это изъян в серебрении зеркала. Всего несколько лет назад его хватило бы, чтобы отправить негодную утварь прямо в комнаты прислуги. Понимание этого лишь укрепило решимость Темара, пока он ждал вызова, чтобы предстать перед дедом.

Не перед дедом, напомнил себе юноша. Нынче утром старик исполнял свою роль главы Дома Д'Алсенненов. Хотя теперь это мало что значило: не было никаких посетителей, нетерпеливо ждущих на полированной скамье, дабы подать прошение или предложить услуги своему патрону.

– Эсквайр!

Камергер с изящным поклоном распахнул двойные двери, ухитряясь делать вид, что выполняет сию обязанность только в честь Темара, а не потому, что семья вынуждена обходиться теперь без услуг лакея.

Юноша вежливо поклонился и, внутренне напружинясь, вошел в салон. Он давно здесь не был и невольно сбился с шага, заметив пустые ниши, в которых прежде покоились статуи, и выгоревшие на солнце шелковые портьеры. Слабенький огонь храбро трепетал в массивном камине, ничего не согревая, но лишь привлекая нежелательное внимание к холодной атмосфере.

– Темар, я рад тебя видеть.

Внушительный в своей парадной мантии из темно-бордового бархата, дед восседал в старинном кресле черного дуба, водруженном на возвышении в конце длинной комнаты. Несмотря на белые, поредевшие волосы и глубокие морщины, выцветшие глаза старика были ясными и настороженными.

– Сьер.

Исполнив церемониальный поклон, Темар опустился на колено и склонил голову.

– Это официальный визит? – В интонации старика проскользнуло веселье.

– Да, – твердо ответил юноша.

Опущенная голова не позволила ему увидеть тревогу, на мгновение удвоившую груз прожитых лет на лице деда.

– Тогда изложи свое дело. – Голос сьера стал жестким и даже немного суровым.

– Я прошу разрешения плыть с мессиром Ден Феллэмионом, – громче, нежели намеревался, объявил Темар.

Эта просьба прогремела на весь зал подобно требованию, и юноша заставил себя не шевелиться, воззрившись в нежные изгибы охровых и кремовых плиток на полу.

– Продолжай, – велел старик. Растерявшись, Темар невольно поднял голову.

– Докажи свою правоту, эсквайр. – Сьер без улыбки глядел на него с возвышения. – Объясни, почему я должен разрешить последнему отпрыску моего рода рисковать собою в какой-то неведомой земле за океаном.

Юноша украдкой вздохнул. Он ожидал противоборства, спора, втайне рассчитывая, что это поможет ему бросить вызов деду.

– Мне известно, что я последний мужчина из рода Д'Алсенненов, и, движимый долгом крови, я обязан восстановить богатство нашей семьи, ее положение среди равных нам. За последние годы, по мере того как Империя отступала из провинций, мы одно за другим потеряли земли, состояние и положение. Я не вижу никакой реальной перспективы их возвращения и потому искал другие средства поднять наш Дом до его былой славы. – Он замолчал, собираясь с мыслями.

– Император объявил новый рекрутский набор, дабы отбить Лескар у тех самопровозглашенных герцогов. – Лицо старика было непроницаемым.

Темар посмотрел на него в упор.

– Ни один Великий Дом не послал своих рекрутов ни по одному из наборов, объявленных с начала года, мессир, и этот набор не будет иным. У меня не больше уверенности в командирах Императорских когорт, чем в своре дворовых псов, и все эсквайры, служившие в прошлом году, скажут то же самое своим старшим. Вы знаете не хуже меня, что Немит Безрассудный будет последним императором в своем роду и скорее всего мертвым и сожженным еще до конца сезона – при его-то пристрастии к вину и шлюхам.

Сьер медленно наклонил голову.

– Это верно, и когда все принцы соберутся, дабы избрать нового императора, у эсквайров даже незначительных Домов будет масса возможностей заручиться его покровительством. Я уже слишком стар для придворных плясок, а ты не сможешь сделать это за полмира отсюда.

Холод пола начал проникать в колени Темара, икры сводило судорогой. Обругав себя глупцом за церемониальную позу, юноша попытался игнорировать неудобство, но оно проскальзывало в его все более отрывистых фразах.

– Мы – не единственный Дом, пострадавший из-за отступления Империи, дедушка. Почему я должен стоять в очереди с ведром, чтобы кто-то другой пожаловал мне место у высыхающего колодца? Мессир Ден Феллэмион говорит о необъятных землях за морем, плодородных и никем не занятых, о бескрайних лесах, где еще не стояли капканы, о недрах, богатых железом, золотом и даже драгоценными камнями.

– Это больше напоминает речи твоего друга, молодого Ден Ренниона, – угрюмо возразил старик. – Скажи-ка мне, как нынче обстоят дела с долгами у сего доброго эсквайра? Уверен, его отец с великой радостью отправит свое чадо к любому берегу, где нет игорных притонов и публичных домов, лишь бы спасти свой кошелек!

Неужто дед нарочно не хочет его понимать? Как бы то ни было, Темар не собирался ввязываться в пустой спор о последней глупости Вахила; он не опустил взгляд.

– Мессир Ден Феллэмион предлагает место на своем корабле всем желающим, выселенным или бегущим с развалин провинций. Он дает им возможность построить новую жизнь, если они присоединятся к нему для создания второй империи по другую сторону океана.

– И ты желаешь ковыряться в грязи вместе с бездомными да безземельными? Должен ли я напомнить, что ты ни то, ни другое?

Сьер наклонился вперед, сердито глядя с кресла своих предков. Сотворив над собой усилие, Темар надел на лицо маску спокойной рассудительности.

– Мессир Ден Феллэмион ищет людей с опытом командования, способных руководить колонистами, организовывать труд, координировать и направлять их работу. Думаю, ты еще не забыл, что я три года управлял нашими имениями в Далазоре, к твоему полному удовлетворению. Когда Горные Люди перешли реку, я служил положенный срок в когортах, и мне поручили командование моим собственным отрядом в пределах сезона. Я могу использовать обретенные навыки и получить за это признание и награду. Разве это не более достойное занятие для сына Д'Алсеннена, чем околачиваться при дворе и драться за высочайшую милость подобно псу, выпрашивающему объедки?

– Нет, если ты впряжешься в ярмо к особам вроде Ден Ренниона и Ден Феллэмиона. Кто они такие, как ты думаешь? Что, не хочешь говорить? Ну так я тебе скажу: стареющий мечтатель, паразитирующий на угасшей славе, добытой давным-давно в походах с Немитом Мореплавателем, и человек, надеющийся заставить свой Дом пожалеть, что его обошли при выборе сьера. С таким же успехом ты мог бы расплавить эту тарелку и возвращать наши богатства, пытая счастья в бордельных играх, как тот молокосос Ден Реннионов!

– Мессир Ден Реннион действительно разбирается в торговле, дедушка. – Впервые в голосе Темара послышалась резкость гнева. – Он бы не поддержал идею колонии, если б не рассчитывал на жизнеспособность и прибыльность. Он сам намерен отправиться в плавание, построить дом и будущее для своей семьи, и он планировал это еще до смерти своего отца. Его брат, сьер, полностью его поддерживает.

– Стало быть, долги и впрямь гнетут его, коль он готов бежать за океан, чтобы спастись от кредиторов! Нет, пока сам не увижу, как Ден Реннион поднимает на борт свою задницу вместе со своей монетой, ни за что не поверю. Тебе не кажется, что он всего лишь проворачивает быстрые деньги, играя на чаяниях легковерных? Судя по тому, что я слышу, ему придется возместить изрядную сумму, дабы поспевать за тратами твоего дружка Вахила.

Почему старик все время поминает Вахила? И Темар вдруг понял, потрясенный своим открытием, что у деда нет ни одного стоящего возражения, он лишь пытается закончить разговор, провоцируя ссору. Юноша уставился на старика и заморгал – то, что он видел, внезапно изменилось, словно под воздействием какой-то зловещей алхимии. Сейчас перед ним был не внушительный, гордый глава некогда Великого Дома, с поводьями многих жизней в своих руках, время от времени сдерживавший одних и отпускавший других, чтобы вся упряжка бежала ровно, не даже тот неиссякаемый источник ободрения и безопасности, на который Темар привык рассчитывать, пока рос, слишком рано возмужав, – к своим обязанностям и долгу. Это был просто дряхлый человек, усталый и испуганный, лишенный своих сыновей и будущего своего Дома, одиноко и неуверенно стоявший перед лицом старческой немощи.

Темар встал, с гримасой потер колени. Потом сел на ступеньку возвышения, как часто делал ребенком, когда этот зал был полон арендаторов и клиентов, а его дяди ходили в толпе, пока сьер разбирался с просителями. Устроившись поудобнее, юноша посмотрел вверх, на деда.

– Я правда хочу это сделать, дедуля. Корчить из себя шута при дворе, выведывая сплетни, чтобы обратить их в преимущество и золото, – все это не по мне. Ты же знаешь, я привык говорить открыто, как ты сам меня учил. Я устал спасать наши деньги и достоинство от каждой волны бедствий, постоянно чувствуя, что, когда император в очередной раз заблажит, я снова буду по горло в свежем дерьме.

Старик потер лицо. На какой-то миг глаза его затуманились отчаянием.

– Лучше уж барахтаться в дерьме, чем сгинуть в океанской пучине. Или я должен напомнить тебе, сколько кораблей ушло с Немитом Мореплавателем, да так и не вернулось?

– Мессир Ден Феллэмион вернулся, деда, и с тех пор не раз повторил тот путь. Я ему доверяю.

Темар пытался избежать укорительной интонации. Не удалось.

– Что это значит? – Былой огонь ярко вспыхнул в глазах сьера. – Ты доверяешь ему? Тебе больше по вкусу ехать его форейтором, нежели хозяином собственной упряжки? Уж не думаешь ли ты отречься от собственного имени и взять его?

Темар рывком встал, отбросив непривычную покорность.

– О будущем моего Имени я и забочусь, мессир. Я хочу, чтобы мои сыновья и внуки почитали мой прах и благословляли наследство, которое я завещаю им. – Он бессознательно сжал кулаки и почувствовал, как отцовское кольцо вдавилось в кожу.

– А что ты будешь тогда делать с моей урной для праха? Подпирать ею дверь? Неблагодарный мальчишка! – Сьер поднял искривленную руку и едва не ударил юношу. – Разве я виноват, что сначала оспа украла сыновей моего Дома, а затем этот спившийся развратник профукал наши земли в погоне за своими ненасытными амбициями?

Темар открыл рот, чтобы ответить в том же духе, в обычной манере семейных разговоров Д'Алсенненов, но что-то в обличье деда остановило его. Неизбывное горе лежало под гневом в глазах старика, и продолжать этот спор показалось вдруг бессмысленным.

– Я не хотел оскорбить тебя, деда, совсем не хотел. Я отлично знаю, что наш Дом мог бы пеплом развеяться по ветру много лет назад, если б не ты.

Старик хотел ответить, но его слова потерялись в приступе кашля. Темар торопливо огляделся, в поисках воды или вина.

– Оставь.

Из складок мантии сьер извлек колокольчик, и на его серебристый звон прибежал камергер.

– Я обдумаю твое прошение, эсквайр. – Ухитрившись сдержать кашель, старик поднял глаза на внука, обманчивый румянец здоровья выступил на его щеках. – А пока меня ждут другие дела. Загляни в мой кабинет перед обедом.

С некоторым трудом он выбрался из кресла, но раздраженно отмахнулся от стоявшего над душой камергера и с высоко поднятой головой спешно покинул салон.

Глядя ему вслед, Темар не мог понять, обеспокоило его поведение деда или скорее раздосадовало. Какие у старика могут быть другие дела? По всей видимости, он просто откладывал решение, собираясь вздремнуть. «Ну и ладно, а мне-то зачем полдня торчать в этом склепе?» – подумал Темар со свойственной ему решительностью. Он стремительно вышел из комнаты и с силой захлопнул тяжелые двери. Огонек в камине испуганно трепыхнулся, выпустив перышко дыма. Юноша тем временем направился к черной лестнице, ведущей на кухню. Его каблуки сердито цокали по каменным ступеням.

– Темар, утеночек мой, как же я рада тебя видеть! – Сухощавая женщина в чистом, хоть и выцветшем фартуке отвернулась от дверцы буфета, держа в руке наполовину заполненную травами банку.

– Джетта! Ну, знаешь, я рад, что ты все еще здесь, – с нарочитой небрежностью произнес Темар, но его слова не произвели ожидаемого впечатления. Юноша тяжело рухнул на стул и угрюмо уставился на сучок в выскобленной добела столешнице, ковыряя его обломанным ногтем. – Я уж думал, все распродано и вся прислуга укладывает вещи.

– Что, наверху стало немного голо, да? – сардонически протянула кухарка, и Темар удивленно вскинул голову.

– Кабы не знал, то сказал бы, что у нас побывали люди от ростовщика! – горько ответил он. – Что делает этот старый дурень? Платит алхимику за зелья? Надеется заполучить проститутку, чтобы она родила ему лучшего наследника?

– Он дает кров и пищу своим обездоленным арендаторам, юноша. – У Джетты подозрительно заблестели глаза. – Сьер всегда помнит об обязательствах Дома.

– Думаешь, я не помню? Нечего меня обвинять! – огрызнулся Темар. – Я все лето работал как проклятый с утра до поздней ночи, чтобы сохранить остатки имений, дающих хоть какой-то доход. Легче было бы доить свиней ради сыра, и результат был бы весомее! Почему я так долго не приезжал сюда, как ты думаешь?

– Нечего на меня нападать, юноша! Сам чувствуешь себя виноватым, а мне отдуваться? Я шлепала тебя, когда ты носил мягкие башмачки, и отшлепаю снова, если будет нужно. – С улыбкой, противоречащей ее словам, кухарка поставила перед Темаром тарелку кексов.

– Спасибо.

Он взял кекс и вдруг ощутил необъяснимое умиротворение.

– Ты здесь обедаешь? – Джетта закрыла буфет и пошла к очагу, повесить чайник над огнем.

– Кажется, да. Дед велел мне зайти перед этим к нему в кабинет. – Сарказм Темара несколько утратил свою остроту.

Джетта засопела.

– И чем же ты его так расстроил?

– С чего ты взяла, что он расстроен? – виновато краснея, возмутился эсквайр.

– А с чего бы еще господину Отнейлу звонить вниз требуя колокольчиковый отвар? – Джетта указала на открытую дверцу подъемника в углу кухни.

– Он болен? – У Темара екнуло сердце.

– Не больше, чем любой в его годы, но его зимний кашель начался рано, к тому же твой дед слишком много времени проводит в кабинете и слишком мало в постели.

А он-то думал, старику нечем заняться. Не зная, что сказать, юноша раздраженно выдернул из волос заново отполированную серебряную заколку.

– А как поживает твоя матушка? – Джетта достала чашки и налила в них кипятка.

– Спасибо, хорошо, – ласково улыбнулся Темар. – Отращивает волосы для свадебной косы.

– Да что ты? – Кухарка тоже заулыбалась, сжимая в руке банку с травами. – И кто же отрежет ей косу, чтобы положить на алтарь Дрианон?

– Райан Тор Олдер. Слышала о таком?

Джетта на миг задумалась.

– Он торгует шерстью, да? – вспомнив, выпалила она. – Семья держит овец в горах на Бремилейнской дороге?

– Он самый. Они дружат уже пару лет, и он наконец-то уговорил маму выйти за него. Я так рад за них. Райан хороший человек, он может сделать маму счастливой.

– Я привяжу ленту к двери Дрианон, чтобы пожелать добра твоей матушке. Уж она-то заслуживает счастья! – Кухарка ловко завязала душистые травы в лоскут муслина и опустила узелок в чашку с кипятком. – Ты сказал сьеру?

– Нет еще. – Темар помешал настой серебряной ложкой. – Лучше, если мама сама ему скажет, но она всегда так нервничает из-за него. Боится, как бы дед не решил, что она предает память отца и имя Д'Алсенненов.

– Чушь! – Джетта энергично покачала головой. – Он будет только рад за твою матушку, да и твой отец вовсе не хотел бы, чтоб она так долго оставалась вдовой, особенно после того как провела поминальный год в заботе о сьере.

Темар выловил из чашки намокший узелок с травой и осторожно отпил горячего настоя.

– Я ей сказал то же самое. – Он невидяще уставился в огонь. – Эх, знать бы, что бы он мне посоветовал… Я имею в виду отца.

– О чем? – Джетта накрыла его руку своей.

– Я хочу присоединиться к колонии мессира Ден Феллэмиона.

Кухарка широко открыла глаза.

– За этим ты и пришел к деду?

Темар кивнул.

– Я должен что-то сделать, Джетта, или сойду с ума от безнадежности. Дела идут все хуже и хуже, и будь я проклят, если примкну к остальным стервятникам, разгребающим вонючую падаль, в которую превратилась Империя.

– Ты говоришь скорее как твой дядя Арвил, чем как твой отец. – Кухарка сморгнула непрошеное воспоминание.

– Что сделал бы отец, как ты думаешь? – Эсквайр не сводил с нее глаз.

– Он сделал бы то, что считал лучшим для Дома. – Джетта стиснула руку юноши. – Но он был бы достаточно честен, дабы понимать: это должно быть то, что он считает правильным и для самого себя.

– Уверен, я тоже так делаю, – вздохнул Темар. – Но иногда спрашиваю себя, не ищу ли я повод просто куда-то сбежать, уйти от всех этих обязанностей и долга.

– Трудно быть единственным наследником Имени, – сочувственно покивала женщина. – Знаешь, когда твой дед перейдет в Иной мир, не Сэдрин будет задавать вопросы, прежде чем отпереть дверь. Сьер сам потребует ответа на вопрос, для чего была послана та проклятая чума. Ему придется быть убедительным!

Темар улыбнулся.

– Думаешь, старик и у Полдриона потребует бесплатного проезда? За то, что наш Дом и так уж слишком много ему уплатил?

– Я бы и не заикалась об этом после него! – засмеялась Джетта. – Ну, коли ты остаешься на обед, то нечего бездельничать. Поди принеси уголь со двора, а потом можешь браться за овощи.

Юноша отвесил ей комичный поклон.

– Слушаюсь, госпожа.

Физическая работа помогла Темару расслабиться. Он даже ухитрился отложить до поры до времени все мысли о будущем, долге и конфликте, когда вдруг наверху, в доме, резко зазвенел колокольчик. Юноша жалобно посмотрел на Джетту.

– Думаю, это меня.

Кухарка обошла стол и вытерла Темару руки тряпкой, словно он все еще был ребенком.

– Постарайся не поддаваться, ты же знаешь, что за человек твой дед. Если ты уверен в своем желании, ему придется с этим смириться.

Джетте легко говорить, сумрачно думал Темар, взбираясь по узкой лестнице к парадным покоям. Когда такое бывало, чтобы человек, носящий имя Д'Алсеннен, так просто сдавался? Скорее сука ощенится котятами, чем дед уступит.

Перед кабинетом юноша вспомнил, что надо собрать волосы. Вытащив из кармана заколку, он помедлил, глядя на блестящее серебро. Потребовалась уйма времени, чтобы устранить тусклость из глубоко вырезанных листьев. Темар вздохнул: о, как они блестели в свете свечей, когда отец, пожелав детям спокойного сна, поворачивался к двери! Ну что ж, раз нельзя спросить совета у отца, остается быть верным себе и своему Имени.

Собравшись с духом, эсквайр постучал в черную дверь.

– Входи, – послышался твердый голос деда.

Лицо старика было решительным, но уже не столь сердитым.

Темар закрыл дверь и с бесстрастным видом сел напротив, гадая, какую роль все эти книги и свитки на столе будут играть в их дискуссии.

– Я обдумал твое прошение, – официальным тоном произнес сьер. – Поскольку ты – единственный наследник Дома, то первым моим соображением должна быть забота о будущем Имени. Однако я понимаю, что обязан считаться и с твоими собственными желаниями и нуждами.

Он помолчал. Темар сидел тихо, изображая внимание и почтительность.

– Я не вижу никакой пользы в том, что ты один присоединишься к Ден Феллэмиону и пересечешь океан.

С вызовом глядя на Темара, старик отпил вина, но эсквайр не клюнул на эту наживку, даже не шелохнулся.

Сьер фыркнул, возвращая бокал на серебряную подставку.

– Однако вполне возможно, что те заморские земли предложат нам поместья и положение взамен всего, что мы потеряли за последние годы. Я не могу это игнорировать. Я решил позволить тебе примкнуть к сей затее, но на определенных условиях. Если согласишься с ними, то, возможно, поплывешь с моим благословением.

– И каковы ваши условия, мессир? – вежливо осведомился Темар, изо всех сил стараясь не выдать ликования.

– Многие наши арендаторы лишились дома, а те, что остаются на наших землях, испытывают нужду в теперешних напряженных условиях. – Старик принялся раскладывать перед внуком пергамента. – Тебе нужно увидеть цифры, чтобы понять всю картину.

Юношу так и подмывало напомнить деду, что именно он, Темар, и составлял большинство этих гроссбухов и отчетов, но он вовремя прикусил язык и посмотрел на указательный палец сьера.

– Видишь тут и тут? Сравни цифры хотя бы с прошлогодними. – Старик откинулся в кресле. – Это хорошие люди, страдающие без всякой своей вины, и если ты намерен любым путем исполнить свои обязательства перед арендаторами, то должен предоставить им шанс присоединиться к тебе.

Темар во все глаза глядел на деда. Он и представить себе не мог, что старик способен такое придумать.

– Мы можем собрать капитал на покупку двух кораблей и, проявив небольшую изобретательность, снарядить их из собственных наших запасов. – Сьер извлек свежий список. – Хочу, чтобы ты посмотрел его, вдруг я что-нибудь пропустил?

Эсквайр ошарашено взял пергамент, но, начав читать, невольно ухмыльнулся.

Ответная улыбка сняла целое поколение лет со старика, в его глазах блеснуло озорство.

– Нечего сказать, мой мальчик? Должен заметить, на тебя это не похоже.

Юноша оторвал взгляд от списка.

– Ты предлагаешь нам играть главную роль в этом походе. А как же Ден Реннион и Ден Феллэмион?

– Это уж твоя забота, мой мальчик. Если ты хочешь сделать это, то сделаешь так, чтобы принести выгоду своему Дому, или вообще ничего не сделаешь.

Забыв про заколку, Темар запустил пальцы в волосы и поморщился, когда она больно царапнула кожу.

– Я принимаю твои условия, – вымолвил наконец эсквайр, внутренне содрогаясь от мысли, какую ношу он на себя взвалил.

– Вот и умница. Я знал, что ты меня поймешь.

Сьер встал и налил обоим вина. Юноша рассеянно пригубил, все еще пытаясь осмыслить новую ситуацию. Потом слегка отстранил бокал и посмотрел на него внимательнее.

– Калиферийское вино?

– Урожай последнего года перед оспой, – кивнул дед, смакуя ярко-рубиновую жидкость. – Последний графин, и как нельзя кстати.

Темар не нашелся, что ответить, поэтому молча допил вино.

– У меня есть еще кое-что, и пора тебе его получить.

Поставив свой бокал, старик заторопился к длинному сундуку. Снял с шеи цепочку, на которой висело кольцо с маленькими ключами, и, отперев замок, вытащил длинный полотняный сверток. Вернулся с ним к столу и смахнул документы на пол, освобождая место.

– Это меч, который я заказал для твоего дяди Арвила. Я был уверен, что он станет следующим сьером Д'Алсенненом, когда мне придет время отойти от дел. – Негнущимися пальцами старик начал развязывать льняные тесемки, но отмахнулся от помощи внука. – Сам справлюсь.

Он развернул ткань. Внутри лежал меч в темно-зеленых ножнах с замысловато резной гардой. Но это был не просто парадный меч. Рукоять удобно лежала в ладони, и, когда сьер вытащил клинок, он заблестел, яркий и безупречный, с узором из листьев, вьющимся по всей его длине.

– Держи.

Темар взял меч и проверил его великолепный баланс, в радостном восхищении открыв рот.

– Это просто чудо, дедушка! – выдохнул он, делая несколько осторожных выпадов.

– Надо думать, если вспомнить, во что он мне обошелся, – грубовато фыркнул старик. – Только не руби им дрова в тех заморских лесах.

– Ну что ты! – засмеялся Темар.

Сделав еще выпад, юноша остановился, и лицо его вдруг стало торжественным.

– Это царский подарок, мессир. Даже не знаю, как вас благодарить.

– Добейся успеха в этой экспедиции, дай нашим арендаторам новую жизнь, а нашему Дому – новое будущее. Вот та благодарность, которой я требую.

Старик устремил на Темара горящий взгляд. Оба напряженно замерли, словно придавленные грузом обязательств и неуверенности в будущем.

В коридоре зазвенел серебряный колокольчик, и чары рассеялись.

– Не мешало бы тебе подумать и о продолжении рода. Не пора ли присмотреть какую-то девицу? Ты ведь не можешь позволить себе пристрастия твоего дяди Сайнела!

Темар захохотал над шуткой деда и последовал за ним в столовую.

Проснулся я рано, весь разбитый после неясных снов о каких-то людях и спорах. Недовольно щурясь на тусклый свет, сочащийся в ставни, я решил, что нет смысла валяться в постели, когда вопросы гоняются друг за дружкой в голове, как крысы, снующие наверху, в соломе. И вновь заснуть вряд ли удастся, поскольку Шив храпел в своем углу как целая корзина поросят.

От окна тянуло утренней сыростью. Вздрагивая от холодного прикосновения льна к голой коже, я торопливо натянул бриджи и куртку. Затем подхватил сапоги и, удивляясь мимоходом, как это я не расшиб себе лоб о балки вчерашним вечером, тихо пробрался мимо груды неподвижных одеял, под которыми покоился Вилтред.

Сидя в одних чулках, я завтракал в пивной, когда ко мне присоединился Шив.

– Жаль, что я до этого не додумался, терпеть не могу надевать мокрые сапоги, – с чувством вымолвил он, кивая на мою обувь, надетую на каминные железяки.

– Каждый солдат знает, как важны сухие ноги, – пожал я плечами, в то время как маг потянулся за хлебом и мясом. – А еще ему нужна информация. Ты многого не говоришь мне, Шив.

– Клянусь, я рассказал тебе все, что знаю наверняка. А в остальном я и сам не уверен. – Шив вздохнул. – Предполагалось, что поездка будет быстрой. Мне надо было только выяснить, не знает ли Вилтред чего полезного, и забрать любые остатки, которые Планир мог бы дать своим ученым для работы.

Я хотел уточнить, что он имеет в виду, но вместо этого зевнул, едва не вывихнув челюсть.

– Устал? – озабоченно спросил Шив. Я кивнул.

– С самого Солнцестояния не спал как следует.

– У хозяйки полно всяких трав, – робко предложил маг. – Вилтред стряпает себе какое-то зелье.

– Нет, – отрезал я. – Нет, спасибо.

После смерти сестры я начал жевать тассин, чтобы хоть как-то притупить ту удушающую боль. Будучи молодым, высокомерным и уверенным в себе, я и сам тогда не заметил как увяз с головой. Потребовалось два сезона ночного пота и иссушающей жажды, чтобы избавиться от этой привычки, и я не желаю вновь пристраститься к чему-нибудь подобному. Заметив обиду в глазах Шива, я перевел разговор на другое.

– Почему Вилтред так упорно зовет тебя Шивваланом?

Маг скривился.

– А Сэдрин его знает! Меня так звала моя мать, и когда я слышу это имя, до сих пор чувствую себя так, будто еще не сбрил свои первые бакенбарды для алтаря Мизаена. Да, кстати о Вилтреде. Мой уважаемый и почтенный коллега просил горячей воды для настоя.

Не знаю, что старик намешал в свое утреннее варево, но это было что-то весьма мощное, ибо он оказался в седле куда быстрее, чем я ожидал. После сухой ночи дороги стали лучше, и лошади резво бежали сквозь тающие туманы разгоравшегося дня.

– Тут мы и должны найти Хэлис, – объявил Шив некоторое время спустя, когда мы огибали заросший лесом холм.

Солидные каменные фермочки, каждая с участком старательно возделанной земли, раскинулись вокруг рынка и усыпальницы по другую сторону холма. Люди занимались своими делами, не обращая на нас внимания. Шив свернул в проулок к типичному длинному дому с толстыми стенами под замшелой соломенной кровлей. Во дворе крепкая женщина в суконном коричневом платье, из-под которого виднелось опрятное белье из небеленого льна, поднимала воду из колодца. Как только мы остановились, она положила мускулистые руки на ведро и с вызовом уставилась на нас. Вокруг ее костяшек и предплечий я заметил слабый узор серебристых шрамов. Мускулы – это не редкость, но сомневаюсь, что найдется много фермерш со шрамами от меча. К тому же из всех женщин, виденных нами за день, она оказалась первой с непокрытой головой, ее темно-русые волосы были коротко подстрижены.

– Что нужно?

Шив поклонился.

– Ты Хэлис?

Женщина разглядывала нас без улыбки, ее темные глаза на крупном лице были непроницаемы.

– А кто спрашивает?

– Шив Ралсир. Я ищу Ливак.

Глаза под тяжелыми бровями загадочно вспыхнули.

– Она не захочет тебя видеть, маг, – беззлобно изрекла Хэлис.

– Я рискну, – тепло улыбнулся Шив, но на женщину его обаяние не очень-то подействовало.

Потянувшись за спину, он вытащил из сумки бутыль.

– Помнится, Ливак говорила, что ты неравнодушна к далазорскому вину.

Тонкие губы Хэлис дрогнули в улыбке.

– Что ж, оставайтесь, поешьте с нами. Могу зажарить вам курицу, которая перестала нестись. Лошадей поставьте в хлев. Ливак ушла на соседнюю ферму, скоро вернется.

Она потянулась за костылем, который стоял, невидимый, с другой стороны колодца. Когда женщина пошла к дому, я заметил, что одна ее стопа едва выглядывает из-под нижних юбок и при этом вывернута вбок – результат серьезного перелома и неправильно сросшейся кости.

Я спешился и бросил поводья Шиву.

– Дай помогу.

Хэлис остановилась, смерила меня взглядом и протянула ведро. Потом оглядела кур, бестолково кружащих по двору, и не торопясь поймала одну.

– Как вы, чародеи, насчет того, чтобы ощипать и выпотрошить свою еду?

Небрежным движением она скрутила птице шею и, повернувшись спиной к негодующему Вилтреду, тяжело захромала к дому, где широкий проход отделял хлев от его жилой половины.

Я отдал ведро Шиву.

– Неси, а я займусь лошадьми.

В хлеву стоял застарелый, тяжелый запах скота, но чувствовался и более недавний запах и признак лошадей: в яслях лежало сено, стоял наготове ларь с зерном, а на полу была постелена солома. Видно, женщины не сидели здесь сиднем всю зиму. Я разбирал сбрую, когда появился Шив.

– Как там Вилтред?

– Отлично, теперь у него есть очаг, где можно погреться. А эта Хэлис – крепкий орешек, да? – Он грустно покачал головой.

– Ага, и не признает ничьей жалости. – Я взвалил на плечо мою седельную сумку. – Она не служила раньше наемницей в Лескаре?

– Служила, Ливак мне как-то рассказывала. – Шив подобрал свой новый ранец. – Еще она говорила о самом большом преимуществе Хэлис. И знаешь, в чем оно? Стоит людям разок взглянуть на Хэлис, и они начинают обращаться с ней, как с глупой сестрой деревенского дурачка.

Я улыбнулся.

– Их можно понять. Как она сломала ногу?

– Упала вместе с лошадью на каменистой дороге. – Маг скорчил сочувственную гримасу. – Ей еще повезло, могла бы и вовсе остаться без ноги.

Не успел я согласиться с этим, как женщина собственной персоной возникла в дверях. Мы с Шивом вздрогнули, словно ученики-прогульщики. Должен признать, для калеки она передвигалась на редкость бесшумно.

– Ну, кто наколет дров?

– Позволь мне, – дружелюбно улыбнулся Шив, взмахнув хорошо наточенным топором.

Я вышел за ними на задний двор. Раздевшись до рубашки, маг сноровисто принялся за дело, и на лице Хэлис отразилось ничем не прикрытое удивление. Однако, заметив мой взгляд, наемница тотчас отвернулась, а лицо ее вновь стало безразличным. Я складывал в корзину расколотые поленья, когда услышал сзади ровные шаги.

– Ливак! – тепло воскликнул маг, опираясь на топор. Она остановилась и долго не закрывала рот. Я позволил себе роскошь полюбоваться ее грудью, которую живописно облегала тесная куртка. Ливак похудела с тех пор, как мы виделись в последний раз. Отросшие рыжие волосы были небрежно заплетены в косу, от чего зеленые глаза казались особенно яркими на бледном лице: Лесная кровь ее бродячего отца проявлялась явственнее, чем я помнил. В руках у нее белел завернутый в муслин прессованный творог.

– Привет, Шив. Некому больше надоедать?

Она решительно вошла в уютное тепло выстланной плитами кухни, где Вилтред дремал у очага, положив бороду на грудь. Когда хлопнула дверь, старик тотчас проснулся и с любопытством уставился на дерзкую женщину в бриджах из буйволовой кожи. Ливак не удостоила мага даже взглядом.

– Упаси меня Дрианон от твоей назойливости, Шив, честное слово, – проворчала она, посылая мне мгновенную улыбку, обдавшую меня теплом, как глоток спирта.

Хэлис повернулась от очага, занимавшего всю дальнюю стену, и Ливак едва заметно подняла брови. В ответ бывшая наемница чуть поджала губы. Мне эти ужимки ни о чем не говорили, но я знаю, что моя мать со своими сестрами тоже ухитряются одним взглядом говорить друг другу больше, нежели сотней слов. Вопрос в том, насколько Ливак прислушивается к мнению подруги.

– Так чем ты занималась всю зиму? – Шив складывал Дрова в аккуратную поленницу.

– Чего бы ты, Шив, ни хотел, ты вытянул не те руны, – предупредила его Ливак.

– Как я понимаю, на днях ты была за границей?

Непринужденный тон мага не обманул меня, но Ливак подозрительно глянула на Хэлис. Та медленно покачала головой, давая понять, что ни о чем не болтала. Я промолчал. Я определю свой курс, когда узнаю, куда дует ветер.

– Мы работали в вербовочных лагерях вдоль Рела: я, Сорград и Соргрен, два брата, наши знакомые, – медленно подтвердила Ливак. – Все наемники только и ждут, как бы напиться да покатать руны, пока не установится хорошая погода, чтобы начать сражения, и командиры корпусов не подпишут контракты. Мы стригли барашков, трусящих завербоваться на службу, чьи бестолковые головы набиты идиотскими балладами.

Она дерзко усмехнулась Шиву, но была вознаграждена плохо скрытым фырканьем отвращения с другого конца кухни – то Вилтред заерзал на скамье. Ливак обернулась к нему, провокационный огонек вспыхнул в ее глазах.

– Посмотри на это так, старик: если какой-то молодой дуралей, подрядившийся на чужую войну, потеряет свои деньги и амуницию прежде, чем поступит на службу, то по крайней мере он останется жив, – с нарочито грубым энсейминским акцентом процедила Ливак и ухмыльнулась.

Вилтред воззрился на нее неожиданно стальным взглядом.

– Барышня, наше дело гораздо…

– Всему свое время, – мягко перебил его Шив. – Что ты думаешь о перспективах в Лескаре в этом году?

Его поза была непринужденной и беззаботной, угловатое лицо – открытым и привлекательным. Со своим мягким говорком Кевильских болот он выглядел типичным каладрийцем в представлении всех менестрелей – крепко привязанным к земле и семье и не слишком далеким. Это было очень убедительно, вернее, было бы, если б вы никогда не видели, как он швыряет вокруг горсти силы, отправляя Ледяных Людей прямиком в Иной мир, причем так быстро и далеко, что, поди, избавляет их от переговоров с Полдрионом о цене за перевоз.

– Герцог Парнилесский умер при весьма темных обстоятельствах, и трое его сыновей спорят о том, кто станет наследником, – в тон ему молвила Ливак, но глаза выдавали ее настороженность. – Их земли будет легко захватить, если они не наскребут денег на какой-нибудь хороший корпус.

Это интересные сведения. Казалось бы, старший сын должен получить титул без всяких там споров и разговоров. В конце концов, именно это упрямое лескарское настояние на праве наследования по линии крови и положило начало всем их бессмысленным войнам.

– Судя по тому, что я слышала, старого герцога наверняка отравили, – заметила Хэлис, ловко вешая над огнем уже разделанную и насаженную на вертел курицу. Затем бросила щепоть соли в чугунок, кипящий в тагане на углях. – Сорград уверен, что его сыновья развяжут свою собственную маленькую войну еще до Солнцестояния.

Я тут же подумал, как лучше переслать отсюда письмо мессиру и нельзя ли предупредить семью Айтена.

– Шиввалан, – рявкнул Вилтред, – дело Планира гораздо важнее, чем обыденные склоки Лескара!

Воцарилось неловкое молчание, пока Ливак не заговорила. Ее голос сочился сарказмом.

– Да, Шив, изложи свое дело. Только позволь дать тебе одну руну бесплатно: нет такой силы по эту сторону Иного мира, которая заставила бы меня снова связаться с Верховным магом.

В ее тоне не было и тени компромисса. Что же за кости припрятал в руке Шив, если надеется склонить ее снова работать на магов?

– У Вилтреда, – Шив кивнул на скамью, – украли кое-какие ценности, вот мы и хотели спросить, не поможешь ли ты нам выследить воров и вернуть его добро?

Услышав имя старика, Ливак невольно вздрогнула, но по обыкновению бросилась в атаку.

– Уж не тот ли это Вилтред, что якшался с полоумным Азазиром?

Старик нахмурился.

– Азазир, барышня, был одним из величайших умов за десять поколений магов…

– Азазир настолько потерял рассудок, что не нашел бы его даже с подзорной трубой, и позволь тебе сказать…

Шив торопливо вмешался.

– Пожалуйста, Ливак, нам правда нужна твоя помощь. Эти грабители – Ледяные Люди.

Ливак побледнела.

– У тебя что – шляпа на ушах? Нет!

– Ты не прогадаешь, – настаивал маг.

– Мне не нужны твои деньги, Шив, равно как и деньги Верховного мага, – отрезала женщина.

– Подумай, Ливак. – Шив красноречиво повел рукой. – Эти люди здесь совсем недавно, ибо весенние шторма только-только закончились. Мы напали на их ранний след – и можем выкопать мерзавцам здоровущую яму!

Никогда еще я не видел у Шива такого напряженного лица.

– Да? И если Планир Черный решит, что его медвежьей яме не хватает приманки, он просто сграбастает ближайшее теплое тело, а я лично не намерена болтаться поблизости, чтобы играть роль козла.

Ливак пошла к очагу и встала рядом с подругой, всей своей позой выражая непреклонность. Но меня поразила та сосредоточенность, с какой Хэлис уставилась на Шива.

Маг попробовал зайти с другого боку.

– Есть обстоятельства, которые ты просто не можешь игнорировать, предсказания…

– Жульничество чистой воды, – перебила его Ливак. – Я не желаю ничего знать. И ты меня не заставишь. В этот раз у тебя ничего на меня нет. Скорей я рискну прогуляться голой по дикому лесу.

Шив поджал губы.

– Неужто тебе не хочется отомстить за Джериса?

– Я делила с ним постель, Шив, но я вовсе не обязана разделить его участь. – В тоне Ливак сквозило презрение. – Забудь об этом. Вот поедим, и можете катиться отсюда на все четыре стороны.

С этим заявлением, еще звенящим в воздухе, она вынеслась из кухни, хлопнув дверью. Стряхнув внезапную рассеянность, Хэлис снова занялась стряпней. Шив хотел встать, но я его остановил. Маг выглядел пристыженным – и поделом. Пытаться сыграть на чувстве вины Ливак из-за гибели парня – прием, достойный лошадиного барышника. Я с горечью вспомнил об одинокой, мучительной смерти Джериса в руках эльетиммов. Я не мог осуждать Ливак за отказ, но предсказания утверждали, что без нее нам не отвести беду от Империи. Значит, я должен сделать все возможное, дабы убедить ее присоединиться к нам, не так ли? Я вышел из кухни, надеясь лишь на то, что не занимаю деньги под пустой кошелек. Стук вил привел меня в хлев.

– Помощь не требуется?

Ливак хмыкнула, явно не веря в мой добровольный порыв.

– Ведра. – Она безапелляционно ткнула в угол. Прихватив ведра, я отправился за ней к колодцу.

– Рад снова тебя видеть, – заметил я, крутя ворот. Ливак улыбнулась. От ее улыбки мое сердце взыграло, но я знал, что уговорить эту женщину разделить со мной жизнь будет еще труднее, чем убедить ее снова работать на Шива.

– Я иногда думала, не приведут ли тебя дела когда-нибудь и к нам, сюда, – небрежно промолвила Ливак.

– Почему ты не выслушаешь Шива? Эти его предсказания стоят внимания. – Я налил прозрачной холодной воды в подставленные ведра. – Верховный маг предупреждал, что Империи грозит серьезная опасность.

Ливак только фыркнула.

– Все эти блестящие когорты и Империя не смогут выгнать кучку эльетиммов, пытающихся стянуть овец из Далазора?

– Блестящие когорты не слишком эффективны против тех проклятых заклинаний, – честно ответил я. – И вряд ли эльетиммы станут врубаться в чащобы Гидесты или захватывать пару далазорских рыбацких деревень, когда на юге – всего в нескольких неделях плавания – их ждут богатые города, приличные гавани и хороший климат. Ну же, Ливак, ты видела, где они живут: голый камень, скудная трава. Они не останутся там, раз нашли способ добраться до материка.

Ливак схватила ведро, расплескивая воду на утоптанную землю двора.

– Меня это не касается, – сурово бросила она через плечо.

– Зато касается меня. – Я взял второе ведро и пошел за ней. – Многие из старых принцев не желают признавать это, но дни, когда тормалинские когорты держали под своей пятой шесть провинций, давным-давно прошли. А если добавить угрозу эльетиммской магии, то было бы глупо для нас не принять помощь, когда ее предлагает Верховный маг.

– И у вашего императора хватит духу это признать? – с вызовом спросила Ливак.

– Может, Тадриол и молод, но он знает, когда принимать совет, да благослови его Дастеннин. – Я придвинулся ближе к Ливак, чтобы таинственно прошептать ей на ухо, вдыхая лавандовый аромат ее белья. – Ходит слух, что на Летнее Солнцестояние должно состояться его провозглашение. Мессир выступает за «Тадриола Предусмотрительного», но держит это при себе.

У Ливак сверкнули глаза.

– Сделайте подходящие ставки на этот титул, пока Собрание его не утвердило, тогда Шив сможет купить своему Вилтреду любые безделушки, какие тот захочет, и пусть забудет о возвращении тех, что он украл.

– Ну, ему их точно нипочем не вернуть, если ты не поможешь. – Я хотел обнять ее за плечи, но Ливак отошла, бормоча что-то на незнакомом мне энсейминском диалекте.

– Верховный маг не скупится и платит надежной монетой, – попробовал я другую гирю, чтобы склонить чашу весов.

– Почему все думают, что меня можно купить? – набычилась Ливак. – А этот самый Планир так щедр лишь потому, что выплачивать обещанное ему приходится всего один раз из десяти. Остальные кончают тем, что любуются внутренним глянцем в своей урне.

Я стал раскидывать солому.

– Ты отложила что-нибудь из прошлогодних денег на черный день?

– Как та умная полевая мышка, что прятала на зиму каждое второе зернышко? Твоя мать рассказывала тебе эту сказку? Она и сама так поступает? – Издевка в голосе Ливак задела меня. – Нет, мы все потратили в Зимнее Солнцестояние. Устроили себе праздник, чтобы запомнился на всю жизнь. Накупили вчетвером новой одежды, пили хорошее вино, вкусно ели, в общем, десять дней всего самого лучшего, что могла предложить «Кавалькада» в Коле. – Ливак посмотрела на меня вызывающе. – Деньги Верховного мага, может, и надежный металл, но слишком много на них крови, чтобы держать их в своем кошельке. Однако ты прав, мне следовало найти им лучшее применение. Надо было потратить все на благовония Тримону, чтобы сбросил Шива вниз головой в какой-нибудь глубокий овраг, если он снова попытается меня найти!

Видно, и мне придется сделать пожертвование богу путешественников, чтобы помог вытащить на дорогу нашу разношерстную пятерку.

– Лагеря наемников скоро закроются, – напомнил я Ливак. – Где ты тогда возьмешь деньги? С такой ногой Хэлис не примут ни в один приличный корпус.

– Что-нибудь придумаем, но я точно не собираюсь охотиться с вилами на сверчков для Шива, когда нужна Хэлис здесь.

Вонзив вилы в тюк, Ливак вышла во двор и с остервенением принялась швырять в корзину щепки на растопку. Я проглотил досаду и начал помогать.

– Не понимаю, как ты можешь! – взорвалась она через несколько минут. – Как ты можешь снова связываться с магами?

– Я выполняю волю моего патрона, – как можно мягче ответил я.

– Он посылает тебя за дичью будто собаку? – Ливак покачала головой, ее тон был опасно близок к насмешке. – Прибегай и убегай по его свистку или отведаешь плетки? Скажи, в его своре уже есть другой несчастный взамен Айтена? Исполнение хозяйской воли не принесло ему большой пользы, не так ли?

Я зажмурился от внезапного воспоминания: тело Айтена в моих руках посреди безжалостного океана, из его ноги хлещет теплая кровь. Ливак перерезала ему вену и тем убила моего друга, чтобы спасти остальных, когда эльетиммские чары похитили разум Айтена и заставили его напасть на нас.

– Я должна была так сделать, и ты это знаешь, верно? – резко спросила Ливак с побелевшим лицом. – Иначе он бы всех нас убил.

– Я знаю. – Наши глаза встретились, и я приложил немало усилий, чтобы голос мой звучал ровно. – Я знаю и не виню тебя. И Айтен бы не винил. Мне только стыдно за себя, за то, что свалил на тебя эту ношу. Вынудил делать то, чего сам сделать не смог.

– Я отвечу за это Сэдрину, вот что я знаю. – Изумрудные глаза Ливак вдруг налились слезами, и она сердито заморгала. – Это было то самое убийство, о котором предупреждают все старые наемники, убийство, которое остается в твоих снах, и ты просыпаешься с запахом крови в ноздрях.

– Ты не обязана мне это рассказывать. Я здесь столько же ради Айтена, сколько ради чего угодно. – Я и сам испугался своей злобы. – Мы клялись одинаковыми клятвами и жили по ним. Я верен тем клятвам.

– А я верна своим друзьям, не каким-то лицемерным словам и потускневшей бляхе, – огрызнулась Ливак, тыча пальцем в мой медальон. – Я слишком высоко ценю свою свободу.

Страдая от жгучей боли, я сжал кулак с горстью щепок и почувствовал, как деревяшка впилась в ладонь.

– Свободу умереть нищей в канаве? Ни один присягнувший с таким увечьем, как у Хэлис, не был бы предоставлен милости своих друзей! Сьер серьезно относится к возложенным на него обязательствам.

– Однако сам он ничем не рискует, не так ли? – гневно возразила Ливак и повернулась ко мне спиной, чтобы снова пересечь двор. – Это не то, что я называю ответственностью.

– Да что ты знаешь об ответственности! Ты, кто никогда не задерживается в одном месте больше чем на полсезона!

Я стиснул зубы, чтобы остановиться. Я мог лишь предположить, что только постоянное недосыпание способно вызвать во мне невоздержанность и спровоцировать гнев. Я вытащил занозу из ладони, пососал царапину и, немного успокоившись, вновь отыскал Ливак – она собирала яйца в высокой траве под ягодными кустами. Поросенок протрусил в свой загон, сопя, обнюхал стену, поднял к нам свой вонючий пятачок и разочарованно захлопал ушами, поняв, что у нас нет еды.

– Я не должна была идти с Шивом в прошлом году, сгнои Дрианон его глаза, – забормотала Ливак себе под нос. – Я ведь знала, что Хэлис больна. Так нет же, поддалась как последняя дура на его уговоры. Шив сказал, что у него есть друг, который о ней позаботится. Отрезать бы ему яйца для рогатки!

– Даже императорский аптекарь в Тормейле ничего бы не смог поделать с таким переломом, – возразил я. – Ты не можешь винить Шива или себя, коли на то пошло.

Ливак подняла голову.

– Помнится, я говорила тебе то же самое об Айтене.

– Это другое дело! – огрызнулся я, не сдержавшись.

– Неужели?

Ливак стала выдергивать первые весенние ростки на ухоженном огородике, и у меня невольно потекли слюнки. Дома я успел вкусить ранней зелени, прежде чем приказы мессира снова отправили меня на север, где холодная земля еще ждала улыбки Ларазион. Однако сейчас не время предаваться мечтам.

– Ты можешь остановиться хоть на минуту? – Во мне пробудилась внезапная ярость.

Ливак подняла глаза – темные, как бурное море зимой. Я едва овладел собой.

– Ты нужна нам, Ливак…

– Ты нужна нам, Ливак! – с издевкой повторила она. – Я нужна тебе? Ты говоришь, Райшед, ну прям как благородный рыцарь из плохой солурской баллады, обхаживающий свою даму!

Этот неожиданный поворот совершенно сбил меня с толку.

– Я-то надеялась, ты сам захочешь найти меня, а не потому, что Планир тебе свистнул. Ну, и каков твой следующий шаг? Приударишь за мной, чтобы уговорить идти с вами, как какой-нибудь солдат, трясущий перед горничной своими причиндалами? Забудь об этом. Хватит того, что мать так попалась!

– О чем ты?

– Я думала, что дорога тебе. Едем, познакомишься с моей семьей, вот что ты говорил в прошлом году.

– Но ты же сама не захотела! – возмутился я. – Я лишь просил тебя поехать со мной в Зьютесселу на Солнцестояние, но ты отказалась!

Ливак покачала головой.

– И сколько бы прошло времени, прежде чем твоя мать начала вышивать ленты для волос, предлагая мне починить белье? Если б я хотела быть чьей-то служанкой, я бы осталась дома!

– Ну, решайся! – Я был сыт по горло этим разговором, что, должно быть, проявилось на моем лице.

– Ладно, забудь. – Ливак покраснела и протиснулась мимо меня обратно в дом.

Я прикусил несколько отборных ругательств и потопал за ней, тяжело дыша от злости.

Когда мы вошли, Хэлис беседовала с магами.

– Нам нужно кое-что сделать до завтрашнего отъезда. – Она захромала к буфету за грифельной доской. – Поросенка мы продадим легко, но, думаю, кур правильнее будет зарезать и приготовить мясо.

– О чем это ты толкуешь? – грозно вопросила Ливак.

– Я еду с этими магами. – Видно, Хэлис служила в тех корпусах, что специализируются на штурме укреплений. – Если им нужен вор, а ты не желаешь помочь, то в Релшазе найдутся охотники за подходящую плату.

Миска с яйцами упала на чистые плиты и разлетелась вдребезги. Не обратив на это внимания, Ливак яростно напустилась на подругу.

– Чего ради ты вздумала связаться с чародеями? Ты же знаешь, что случилось! Из-за них я оказалась на другом конце океана, на островах, о которых никто никогда не слышал, со злобным мерзавцем, который чуть не вытолкнул мои мозги через нос своей магией, о которой никому ничего не известно. Спроси-ка Райшеда, как ему это понравилось? Разве Шив знает, как они это делали? Бьюсь об заклад, Планир со всеми его бесполезными магами до сих пор не нашли разгадку. Беднягу Джериса замучили до смерти, ты забыла, что я тебе рассказывала? Я вышла живой только потому, что Дрианон подарила мне трехсезонное везение! С тех пор я делаю пожертвования у всех ее усыпальниц, а ты знаешь, что я не набожна…

У Ливак кончились слова, а может, дыхание, и наступила долгая пауза, пока Хэлис не заговорила спокойным, как будто заученным тоном, хоть и не поднимала глаз, дабы не встретиться взглядом с Ливак.

– Все, что я помню, так это твой рассказ о том, как Шиву сломали руку. Удар меча начисто перерубил кость, говорила ты. – Под тихими словами голос наемницы был жестким. – Большинство лекарей отрезали бы ее у плеча, пока рана не загнила. Все равно такой рукой нельзя было бы пользоваться, даже если б удалось ее спасти. Но те маги ее спасли, не так ли? Он только что держал в ней топор и колол дрова, Ливак, да не какие-то сухие чурочки, а здоровенные поленья. Я помогу им выследить воров, а за это они починят мне ногу.

Оба мага и я сидели не шевелясь, ибо понимали, как опасно встревать между двумя ссорящимися женщинами.

– Две здоровые ноги не стоят такого риска, Хэлис! Поверь мне, я знаю. Эти Ледяные Люди – убийцы, палачи…

Голос Ливак задрожал от бешеной злобы, и я услышал ответный гнев, нарастающий в тоне Хэлис.

– Ты понятия не имеешь, на что я готова пойти ради двух здоровых ног, Ливак, вообще никакого понятия! Ты хоть представляешь, как я ненавижу здесь торчать? С козой и то нашлось бы больше о чем говорить, чем с нашей шлюхой-соседкой, а она – самая смышленая на лиги вокруг. Попробуй-ка заикнись кому-нибудь в деревне о любом местечке, до которого дольше одного дня пути, и они вылупятся на тебя, будто ты поющая свинья. Вы с братьями уходите и развлекаетесь вовсю, отделяя идиотов от их кошельков, а я должна сидеть в собственной моче как увечная старая бабка и просто брать у вас четвертую долю. Это я взяла тебя на твою первую игру в лагерь наемников, а теперь должна слушать, как ты рассказываешь о последних планах в лагерях, кто из командиров корпусов заключает контракты, кто собирает отряд для набегов, и все это время я знаю, что никогда не смогу вернуться к этой жизни со своей проклятой ногой, которая скручена сильнее, чем притязания на лескарский трон! Да лучше бы зеленая гниль купила мне проезд с Полдрионом!

Ливак круто повернулась, вся алая от ярости и боли, и выбежала вон из кухни. На сей раз я не видел смысла идти за ней, а потому остался сидеть, разглядывая бронзовый амулет, сверкающий на полотне моей рубахи. Шив со скрежетом отодвинул стул и направился к вину, брезгливо обходя месиво из разбитых яиц и зелени. Я двинулся следом к буфету и достал глиняные кубки, думая о бесспорной справедливости выступления Хэлис. Подобных увечий мы, присягнувшие, страшимся больше смерти и быстрой переправы в Иной мир.

– Ты сделаешь это? Исправишь ей ногу? – тихо спросил я Шива.

– Конечно. Сэдрин запрет меня между этим миром и следующим, если я обману. – Маг простодушно раскинул руки.

Он только что принес убедительную клятву, и я рассудил, что она не позволит магу смошенничать.

– Надеюсь, Шиввалан, твой мешочек с деньгами Планира еще довольно увесист, потому что нам нужно купить легкую коляску, – внезапно заявил Вилтред.

– Зачем это? – покосился на него Шив.

– Затем, что я не могу сидеть на лошади, пока вы не выправите мне ногу, – с завидным спокойствием ответила Хэлис.

– С коляской мы будем привязаны к большакам, – покачал головой Шив. – Да еще сменные лошади… Нет, мы должны двигаться быстро и…

– Если нужна коляска, значит, покупаем коляску, – сказал как отрезал я, заметив непоколебимость в глазах наемницы. – Эльетиммам тоже придется держаться большаков. Кроме местных путей к рынкам, все остальные проселки будут в непролазной грязи.

Шив досадливо поджал губы.

– Я не вижу…

– Я не могу ехать верхом до самого Релшаза со своей больной спиной. – Вилтред безапелляционно махнул рукой. – Делай, как тебе говорят, Шиввалан.

Избегая встречаться взглядом с Шивом, я раздал всем вино и, глядя на опухшие костяшки Вилтреда, невольно подумал, сколько же мучений доставляет старику его спина.

– Ну ладно, – нехотя сдался Шив, – если думаете, что найдете здесь что-то подходящее.

– У меня есть на примете несколько человек, у которых можно спросить, особенно если мы предложим им поросенка как часть оплаты, – заверила его Хэлис.

Вспыхнувшая в огне капля жира напомнила о курице, которая уже успела зарумяниться. Поели мы в молчании. В какой-то момент Шив хотел мне что-то сказать, но прикусил язык, когда Вилтред сощурился и покачал головой.

– Спасибо за великолепную еду. – Старик положил ложку в тарелку, вытер свой нож и, встав, церемонно поклонился Хэлис. – А теперь, если вы извините нас, мы с Шивваланом пойдем во двор и попробуем поискать наших грабителей, – добавил он непререкаемым тоном, и Шив покорно отодвинул стул.

Как только они ушли, Хэлис неуклюже опустилась на колени перед разбитой миской. Я принес ведро.

– Что будет делать Ливак, если ты поедешь с нами? Останется с этими братьями?

Хэлис забрала у меня тряпку.

– Сомневаюсь. Они хотят идти за денежным сундуком Драксимала. В последний раз, когда заезжали сюда, только об этом и говорили. Сорград узнал, который из корпусов будет его получать и где заступать на службу. – Ее голос задрожал от обиды. – Он еще говорил, как, мол, жаль, что мы не можем пойти с ними. Ни один, мол, командир не возьмет меня с такой ногой, а Ливак если и возьмут, то только на перине, о чем она вряд ли мечтает. Нарядившись шлюхой, она проберется в лагерь, но она сама знает, сколь опасно долго играть подобную роль, не желая при этом ложиться.

Я очень надеялся, что Хэлис права, но строго напомнил себе, что связан другой верностью, особенно если Ливак займет столь непреклонную позицию. Дастеннин покарай эту женщину, ну почему она так упряма? Но все равно, сведения об этом заговоре будут ценны для мессира, не так ли?

– Какой корпус получает эти деньги?

– «Железный Каблук», по пути на юг, чтобы охранять границу от герцога Триолльского. – Хэлис покачала головой. – Я не хочу в этом участвовать. Их командир, Кис, служил под моим началом несколько лет назад, и я многим ему обязана.

Выходит, за свою карьеру наемницы Хэлис не только месила ногами грязь, если имеет таких друзей. Большинство корпусов держатся пару сезонов, прежде чем развалиться из-за споров о награбленном добре или из-за того, что их слишком часто втаптывали в дерьмо. Наберется всего с горсть отрядов, столь же хороших, как этот «Железный Каблук», который выбивает звонкую монету из лескарских страданий уже более семи лет.

– Как эти братья надеются в одиночку захватить сундук с деньгами?

– Не знаю. – Хэлис полоскала тряпку в ведре, заодно посматривая на меня. – Я тут и сама могу управиться, почему бы тебе не заняться чем-то полезным для нашего отъезда?

Я понял намек.

– Здесь где-нибудь есть переписчик, который торгует картами?

– Иннел, живет возле Рива.

Оставив Хэлис доказывать свою независимость уборкой без посторонней помощи, я отправился в деревню.

Я довольно легко отыскал писца Иннела и, немного потолковав с ним, решил, что ему можно доверить письмо для мессира. Иннел переправит его лорду Эдрину с просьбой отослать дальше Императорской Курьерской почтой. Я дважды запечатал письмо, но не слишком беспокоился, что кто-нибудь его прочтет. Все секретные сведения я изложил на южном тормалинском диалекте океанского побережья – повседневном языке нашего родного города Зьютесселы. Если бы здесь, в пределах сотни лиг, нашелся хоть один человек, способный его понять, я бы слопал мой сургуч еще горячим. Однако благоприятный отзыв о лорде Эдрине я написал на официальном тормалинском – на случай, если его любопытство одержит верх над чувством чести. У Иннела нашлось на продажу несколько томов карт, которые я тщательно сравнил, пока не убедился, что они достаточно совпадают. Я всегда настороженно отношусь к картам, составленным за пределами Тормалина; можно здорово заплутать, если сведения картографа устарели или попросту выдуманы. Но эти карты были хороши, достойны самого Тормейла.

Проходя через деревню, я быстро осмотрел трактир, усыпальницу, женщин, продающих свои изделия вокруг маслобойни. Ливак нигде не было видно, и она не вернулась домой к тому времени, когда я принес книги. Шив отправился покупать лошадь и коляску, а Вилтред показывал Хэлис предсказания. Бывшая наемница бесстрастно взирала на ужасы. Ее лицо оставалось неподвижным, и лишь неровное дыхание выдавало ее потрясение. Я не стал смотреть второй раз, не нуждаясь в напоминании о моем долге, как бы Ливак к нему ни относилась. Вскоре вернулся Шив в сопровождении опрятного шарабана, запряженного длинномордой лошадью с грубой зимней шерстью буланой масти. Я помог ее распрячь и отвести в хлев.

– Усердно поторговался? – с легкой усмешкой спросил я мага, раскидывая солому. – Планир не остался в большом убытке?

– Сделка была честная. Оказывается, на поросят здесь, в округе, самый большой спрос, – заверил меня Шив, к нему явно вернулось хорошее настроение.

Я посмотрел на лошадь. Она показалась мне какой-то уж слишком покорной, но я ничего не сказал. Когда мы пошли спать, Ливак все еще не вернулась, и на этот раз мне долго мешала уснуть досада. Что я мог сделать, если единственная женщина, которая нам нужна, наотрез отказывается сотрудничать с нами, а та, что обещает повиснуть гирей на шее, полна решимости идти?