Кляйнцайт

Может обернуться чем угодно

На выходные Медсестра лежала в постели, спала и не спала. Не видела снов, но и не просыпалась. В каком‑то промежуточном состоянии. Она слышала колебания серебристых нот, видела себя в переходе Подземки. Интересно, почему, думала она. Иногда мне кажется, будто я в самой середке мира и не могу выбраться.

Говори, сказал Бог.

Верую в единого Бога Отца, Вседержителя, отозвалась Медсестра. Творца неба и земли, и всего видимого и невидимого, и в единого Господа Иисуса Христа…

Ради Христа, говори, повторил Бог.

Прошлой ночью, произнесла Медсестра, когда умер тот юноша, с гендиадисом, я хотела кинуться к Кляйнцайту, обнять его, я хотела, чтобы и он обнял меня.

Как так? — спросил Бог.

Ты знаешь, как, сказала Медсестра. Ты ведь все знаешь.

Нет, не все, сказал Бог. Я не знаю чего‑то так, как люди это знают. Я — это я и все такое, но я ничего по–настоящему не знаю. Расскажи, как ты хотела обнять Кляйнцайта.

Об этом слишком утомительно рассказывать, сказала Медсестра. Надоело постоянно трепать языком. Просто его не было в палате, когда я пришла к нему. Если он сбежал, мне не хотелось бы об этом думать.

Почему? — спросил Бог.

Ты действительно ничегошеньки не знаешь, заключила Медсестра. Время принять душ, приказала она своим ногам. Босые, они отнесли ее в ванну.

Позднее, уже не в своем сестринском облачении, а в обтягивающем брючном костюме, она пришла в палату. Охи, вздохи, страстные взгляды. Кляйнцайт был уже в своей постели в самом дальнем ряду у окна, уставив глаза на нее через всю длину палаты и проникая взглядом сквозь ее одежду, как и в первый раз. Доктор Налив, в сопровождении двух сиделок, дневной сестры и молодых дежурных врачей Плешки, Наскреба и Кришны, как раз заканчивал свой обход у последней койки, на которой лежал больной полумраком.

— Ну, мистер Нокс, — сказал доктор Налив, — сегодня вы выглядите гораздо ярче, чем совсем еще недавно.

Нокс вежливо улыбнулся.

— Думаю, мне лучше, — произнес он.

— О да, — подтвердил доктор Налив, — думаю, так оно и есть. Ваше внутреннее сгорание сейчас куда более регулярно. Мы подержим вас на той же дозировке «пыла» и последим за вашим состоянием.

Группа переместилась в кабинет Медсестры, она вошла последней.

— У него в анамнезе частичное затмение, вот у этого, — сказал доктор Налив. — Нам, возможно, понадобится еще одна рефракция.

Плешка, Наскреб и Кришна пометили это для себя.

— А как быть с Кляйнцайтом? — спросила Медсестра. — С тем, у которого гипотенуза.

— Какая преданность своему делу! — вместо ответа восхитился доктор Налив. — Даже в свой выходной день она не выбрасывает работу из головы.

— Как быть с ним? — повторила Медсестра. — Кляйнцайт. Гипотенуза.

— Ну, вы же видите, какая у него полярность, — сказал доктор Налив. — Может обернуться чем угодно.

— Обернуться вниз? — спросил Плешка.

— Или вверх? — спросил Наскреб.

— На восток? — спросил Кришна.

— Или на запад? — спросила Медсестра.

— Разумеется, — сказал доктор Налив. — И имейте в виду, что при подобной гипотенузе, как правило, возникают проблемы и с асимптотами. Мы вовсе не хотим, чтобы он потерял свою ось, и в то же время мы обязаны следить за его тональностью. Прогоним‑ка его через тесты Баха–Евклида, посмотрим на результат.

Медсестра подошла к койке Кляйнцайта у окна.

— Доброе утро, — произнесла она.

— Доброе утро, — сказал Кляйнцайт. Они одновременно взглянули на койку Легковоспламеняющегося. Сейчас на ней спал какой‑то толстяк. Хроническое незаполнение объема. Монитора при нем не было.

Ну? — сказало ее лицо.

Кляйнцайт указал на глокеншпиль под койкой.

— Скрипичка, — сказал он. — Все на складе.

Медсестра раскрыла футляр, осторожно дотронулась пальцами до серебряных нот.

Соберись, сказал глокеншпиль.

Для чего? — спросила Медсестра.

Соберись, сказал глокеншпиль.

Медсестра захлопнула футляр, села в кресло, кинула взгляд на Кляйнцайта, улыбнулась, покивала, ничего не говоря.

Кляйнцайт улыбнулся в ответ, тоже, ничего не говоря, покивал.