Клыки Асуры

I

Отчего-то это утро показалось Ганглери особенно зловещим. Дело было вовсе не в чаде, источаемом чревом Гаррада. Мгла, сырость и неприятные, мерзкие запахи были его привычными атрибутами, и мастер грабежа успел с ними свыкнуться.

Однако его не покидало дурное чувство — Ганн непонятным образом следил за тем; как нечто необъятное, огромное, могучее, внушающее страх медленно карабкалось к самым границам сущего.

Еще не живое, но всеми силами стремящееся обрести жизнь. Казалось, весь окружающий мир притаился в ожидании некого события — тишина, за которой скрывался неизбежный миг того самого толчка, взрыва, смещения, стала как никогда обманчивой. Еще час, — или день? Но оно, обязательно, пробудится, вернется к жизни, восстанет из тьмы забвения… Ган, снедаемый смутным предчувствием, решил обратиться за советом к мастеру-колдуну.

Слова, сказанные, ведийским жрецом два года назад вновь терзали его сознание. Давно пора все забыть, избавиться от ненужных воспоминаний, стереть лишние иллюзии, но что-то все так же настойчиво напоминает о себе…

Точно дух погибшего в храме наставника Парамурди вернулся на просторы Хайбории и отныне обречен оглашать окрестности Гаррада немым криком, предупреждая об опасности все живое. Время еще есть, убеждает бесплотный дух брахмана, еще осталась надежда. Но стоит Ему проснуться — и тогда уже ничто будет не в силах обратить вспять возрождение зла. В памяти разбойника, уже в который раз проносились отголоски одних и тех же слов.

«Разве ты не ведаешь, что в служении корыстным интересам этого человека, ты рискуешь навлечь беду на мир и погубить нас всех…?»

Однако Ганглери безоговорочно верил своему покровителю. Авар Нидхеггсон был именно тем человеком, за кем пойдут тысячи воинов. И все они умрут по одному слову своего предводителя, своего командира, своего кумира.

Слово колдуна, как правило, пустой звук для обычного бойца, но только не слово Нидхеггсона. Чародей никогда не лгал, его обещание всегда оставалось нерушимым.

За последние два года Ган не увидел ни одного повода, который мог бы создать почву для сомнений. Но сейчас, когда собственный разум протестует против ожидания, а все окружающее застыло, с испугом глядя на действия великого колдуна, охотник за сокровищами больше не мог молчать.

Он обязательно должен поговорить с Аваром, и, быть может, чародей успокоит бурю, которая начала набирать силу в его душе. Таить скверные мысли — худшее из зол, на которое способен северный воин.

Наемник вошел в темную многоярусную башню и совершил восхождение в верхние покои, где Нидхеггсон проводил большую часть времени, изучая древние манускрипты и свитки. Но в этот раз колдуна не привлекали старые пожелтевшие пергаменты — Авар пребывал глубоко в пучине своих раздумий.

— Мой повелитель…

Тишина в ответ.

— Авар?

Глаза колдуна обратились в сторону вора.

— Извините за беспокойство. Если помешал, я могу…

— Нет, — уверенно ответил молодой маг. — Я весь во внимании. Что ты хотел, мой друг?

— Дело в том, что я ощущаю волнение… — несколько неуверенно произнес Ганглери. — Чувство, о котором я никогда прежде не ведал — даже во время самых опасных заданий! И вот сейчас, клянусь пламенем Альвредура, внутри моей души разразился настоящий шквал смятения.

Нидхеггсон внимательно вслушивался в слова охотника за сокровищами.

— Это похоже на… Словно будто-то над твоей головой раскачивается огромный маятник, который опускается все ниже, и ниже, и ниже. Неизвестно в какой момент он снесет тебе голову. Кажется, что острое лезвие меча Рока уже занесено над тобой…

— Ты чувствуешь, как пробуждается Он, — сказал маг. — Скоро настанет миг, когда вернется к жизни Великий, Хозяин Гаррада.

— Но разве не вы хозяин Гаррада, мастер?

Черный чародей мягко усмехнулся — безо всякого презрения.

— Гаррад — лишь часть того королевства, которое вскоре будет восстановлено в этих землях, и зовется оно Хельгард. Его хозяин — Хёггсен Богопротивник, тот, кто некогда принес ветер Рагнарёка в жилище Хара.

— О, клянусь волосами Атали, вы выбрали лукавого и коварного союзника, ярл Авар! Легенды…

Нидхеггсон махнул рукой.

— Никогда не верь слухам, распространенным в народе, поскольку происходят они в большинстве своем из-за невежества и страха перед мощью богов. Ни одному смертному никогда было не под силу занять высокий трон Хара или черное кресло Хель, а потому они поклоняются тем, кто сильнее их. Хёггсен в свое время оказался первым, кто обратил взор в сторону людей и решил потеснить Игга. И знаешь, кого бы он посадил на трон вместо своего великого свергнутого брата?

Человека! Смертного, ничтожного смертного, во имя зависти покоренных богов! Того, которым асы помыкали и управляли на протяжении веков. Заносчивость Хара всегда потешала Хёггсена, он хотел доказать Отцу Дружин, что его порядок уже пришел в упадок, настало время перемен. Жаль, что планам Богопротивника не суждено было сбыться — все зашло слишком далеко, свержение Игга обернулось разрушительной войной, которая сожгла северных богов.

Впрочем, когда Хёггсен воскреснет, тень прошлого вновь обретет свою форму. Только на этот раз Богопротивнику нужен не просто северный край Хайбории, а весь мир! Весь мир, Ган! Мир, которым будет править достойный человек!

— Значит, вы решили стать правителем мира, ярл Авар?

— Как раз над этим я и думал, — серьезно сказал Нидхеггсон. — Да, я помогу Хёггсену вернуться к жизни. Да, я соберу для него великую армию. Да, я подготовлю все необходимые орудия для того, чтобы Богопротивник смог потеснить Митру, Иштар и Крома — всех, кто, поспешно усевшись на трон, захватил власть в мире и не хочет делить ее со смертными. Но достоин ли я быть королем…?

— Я думаю, вы достойны носить корону, мой повелитель, — сказал Ганглери чародею.

— Почему ты так думаешь, мой друг?

— Вы умны, справедливы, расчетливы и сильны. Как раз такими качествами и должен обладать король, чтобы удерживать свой трон.

— Трон любого из земных королевств, но не всего мира, Ган! Мои силы кажутся мне слишком скудными. Я не вправе принять эту великую должность. Мне нужно быть многим, многим сильнее!

— Сильнее, чем вы есть, мастер, быть нельзя.

— О, ты ошибаешься, мой друг. Я могу стать сильнее, в тысячу раз могущественнее, стоит только найти одну вещь…

— Одну вещь? — заинтересовался наемник.

— С ее помощью мои силы возрастут настолько, что без колебаний смогу принять корону всего мира.

— Ради вас, повелитель, я готов следовать хоть на край света — только скажите.

— Вообще-то, я хотел посоветоваться с тобой, что ты думаешь насчет нового задания, но поскольку ты сам предлагаешь свою помощь… Скажи, Ган, почему ты это делаешь?

— Я не знаю ответа на этот вопрос, ярл Авар. Сначала я шел сюда, чтобы спросить совета по поводу происходящих вокруг изменений и, признаться, даже засомневался в правильности ваших действий. Но теперь я снова вижу свою цель, а она заключается в том, чтобы до конца идти за своим предводителем. Я вправе просить наказания за свои сомнения.

— О наказании не может быть и речи, мой друг. Твоя откровенность оправдывает любой из проступков. Впрочем, сомнение я к таковым не отношу. Сомневаться — значит выбирать собственный путь, а не идти вслепую за кем-то, кто сильнее тебя. А раз уж ты следуешь за мной по собственной воле, я имею право доверять тебе и прислушиваться к твоим советам, Ган.

— Это честь для меня, светлейший.

— В равной степени и для меня. Поверь, за все твои старания и за твою преданность в будущем тебя ждет достойная награда.

— Я знаю, мой повелитель. Итак, что вы желаете получить, чтобы увеличить свою мощь и стать достойным приемником Богопротивника?

— Слезы Крома. Киммерийский бог ронял на горячую от крови землю соленую влагу, оплакивая Тюра и его отца. Хёггсен подсказал мне, что в слезах подземного владыки, покинувшего мир смертных после Рагнарёка, заключена сила богов.

Если ты бы сумел достать хотя бы пару прозрачных кристаллов, в которые обратились Слезы Крома, я бы непременно нашел способ извлечь из них силу темного покровителя Киммерии.

— Я достану этот предмет, мой ярл, можете не сомневаться. По сравнению с Клыками Асуры, это задание будет не опаснее детской забавы.

— Что ж, я верю в тебя, мой друг. Иди и возвращайся с успехом.

Ганглери ушел, оставив молодого мага наедине с собой.

Нидхеггсон простоял в одной позе несколько мгновений, потом внезапно вздрогнул. Его внимание привлек не звук удаляющихся шагов наемника, но едва заметное колебание воздуха. Словно поодаль от чародея в комнате висел призрачный силуэт, искаженная размытыми очертаниями фигура, которая до этого момента впитывала каждое слово, произнесенное в верхних покоях.

— Подслушиваешь? — обратился Нидхеггсон к размытому и прозрачному точно медуза силуэту. — Неужели ты услышал что-то интересное, чужак?

Авар искренне усмехнулся. Силуэт дернулся, словно раздумывая, проплыл в другой угол зала, затем медленно растаял в воздухе.

II

Старик Тьяцци брел по лагерю неуверенной походкой, время от времени неловко покачиваясь и рассыпая себе под ноги грозди, самых замысловатых проклятий. Его можно было принять за очень усталого путника или же человека, скованного тяжким недугом. Однако резкий запах спиртного и мутный взгляд из-под седых косматых бровей, устремленный вдаль, дополняли картину специфическими штрихами. Что-то невнятно бормоча и причмокивая, Динхвалт с трудом добрался до костра, возле которого сидели Конан, Миррейа и Тарланд. Четверо странников во время путешествия до Аломара держались вместе — не ровен час Хьюки или Бор вновь дадут волю своим людям поразвлечься. Впрочем, головорезы не досаждали четверке после той ночи, хотя и Конан и его попутчики знали, что это всего лишь вопрос времени.

— Я путешествовал вместе с духами над снежными равнинами Нордхейма, — костлявая рука вцепилась в плечо Конана, прорицатель покачнулся и, если бы не варвар, непременно завалился лицом в костер. — Их длани влекли меня далеко-далеко во мрак, в самую гущу туманов, мой мальчик… Я пытался высвободиться, но покойники не выпускали меня, пока не принесли в темную обитель, и там они меня оставили. Клянусь своей бородой, там было настолько жутко, что я едва не потерял рассудок. А каких усилий мне стоило вернуться в собственное тело… Но, алмазы Эрлика! Было и вознаграждение. Я видел весь Полуночный край, как на ладони!

— Тоже мне магия, — скривился Тарланд. — Мне кажется, уважаемый, что это вино нашептало вам сладкие сны. Чародейство здесь ни при чем.

— Клевета! — с яростью воскликнул старик, тряся бородой, при этом глаза его грозно сверкнули, когда он посмотрел на аквилонского мага. — Я видел Гаррад, а мой мятежный дух был заточен в башне Авара Нидхеггсона, в верхнем покое. Духи мертвых — все это их нечистые проделки! Они затащили мою душу в это жуткое место и никак не хотели меня выпускать.

— Тогда ты, наверняка, успел подслушать, о чем говорил нордхеймский колдун?

— Конечно. Он был на расстоянии вытянутой руки от меня, и я слышал его также ясно, как слышу сейчас тебя.

— И какие же у него планы? — немного подумав, спросил Гарланд.

— Он хочет выпить слезы Крома, — шепотом сообщил Динхвалт.

После этого аквилонский чародей задумчиво уставился в костер, оборвав разговор. Вероятно, юноша решил, что старый предсказатель и вправду безумен, точно дикая собака. Однако Миррейа оказалась более сообразительной, нежели ее брат. Она-то догадалась, что «выпить слезы Крома» означало заполучить власть над Слезами Крома, магическим кристаллом, который, согласно легенде, был порожден горем киммерийского бога.

— Очень интересно, — вздохнула юная волшебница.

Это небольшое проявление эмоций выдало далеко не все ее мысли. Несмотря на свою наивность, аристократка из Аквилонии всегда преуспевала в решении задач своего ордена.

— Я полагаю, в войско Родвара вы желаете вступить по той же причине, — сказал Конан. — Даже Аквилонии не дают покоя новые владения ярла-чародея, верно?

Миррейа оторвалась от своих мыслей.

— Причина не в Гарраде или его владыке, — пояснила девушка. — Глава нашего ордена, Его Светлейшество Канерес Златобородый, обнаружил в Ванахейме, если ты хочешь знать, куда более опасный источник бед.

— И, тем не менее, вы направляетесь в Гаррад с наемной дружиной Родвара.

— Это так. Поскольку его местонахождение совпадает с источником развития еще более опасного зла. Хотя я бы сказала, что ни Нидхеггсон, ни его армия не представляют опасности для нашего королевства. Каким бы сильным колдуном он не казался, ему не выстоять против объединенной мощи магов Аквилонии. Здесь другое — с ярлом Гаррада связана какая-то загадка, тайна — которая, впрочем, при позднем обнаружении может привести к гибели целого мира. Источник сил Авара должен быть уничтожен, так нас наставлял верховный маг.

— И он послал вас двоих с этой миссией? — не поверил киммериец.

— Ну да, — уверенно кивнула Миррейа. — Мы с братом числимся лучшими магикосенсами ордена.

— «Магико»? — выговорить слово полостью варвар не сумел. — Я думаю, у вашего светлейшего в голове одна солома, раз он доверил это дело вам.

— Почему? — возмутилась девушка.

— Я бы и медной монеты не поставил на то, что вы вдвоем смогли бы добраться до нужной области Ванахейма без чьей-либо помощи.

— Видишь ли, Аквилония также не хочет войны с Нордхеймом. Это может ослабить королевство, что повлечет за собой вторжение. С Заката пикты не преминут воспользоваться такой прекрасной возможностью. Да и зингарские захватчики уже давно дожидаются удобного часа. Объявлять войну Нордхейму мы ни в коем случае не можем. Поэтому солдат в сопровождение нам не дали, во избежание, так сказать, идентичности открытому вторжению в ванахеймские земли. Но глава ордена, Его Светлейшество Канерес Златобородый, снабдил нас грамотами и деньгами, чтобы мы сами могли нанять себе проводников.

— В этих краях грамоты ценятся не больше куска обычной древесины. А деньги у вас бы отобрали разбойники, едва вы ступили на широкую дорогу.

— Но…? — глаза чародейки округлились, словно она слышала о таком варианте развития событий впервые в жизни. — Но ведь этого просто не может произойти! Да и теперь ты нас защищаешь…

— О, Кром… Нельзя же быть такой беззаботной, клянусь небом!

Конан не стал говорить, что после Аломара, возможно, их пути разойдутся. Он и сам был вынужден признать, что мысль об участии в походе на Гаррад становится для него все более привлекательной. Если Хьёрса и Реган считаются себя героями, способными свалить башни темного города, то неужели он хоть в чем-то уступает этим воякам?

Да к тому же нельзя оставлять этих горе-волшебников. Их при желании может прирезать любой киммерийский юнец, не говоря уже о воинах Нидхеггсона или опасных союзниках, вроде Форсети или Видара. Третья причина, почему следует становиться под знамя Родвара — это то, что представится шанс вернуть расположение верховного Канаха, с которым у Конана в последнее время бывали случаи взаимного недоверия и непонимания. И последнее: Эорд Изгнанник. Человек, обещавший помочь ему, находится в плену у Авара.

Выходит, негодяй Тьяцци оказался прав? Спустя несколько дней он будет пировать в залах Аломара? Что ж, возможно, рок или судьба действительно существуют. Пусть не в таком виде, к которому привыкли бессильные трусы, неспособные ничего изменить в собственной жизни, но все же существует.

— Когда мы доберемся до Аломара? — спросил Конана аквилонский маг, оторвав взгляд от костра.

— Если не будем останавливаться на отдых слишком долго, то к завтрашнему вечеру, — ответил киммериец.

— А ты-то сам, Конан, зачем идешь в Ванахейм? — спросил его Гарланд, словно уловив недавние мысли варвара.

— Вскоре я узнаю ответ на этот вопрос, — сказал Конан.

В ту ночь старого Тьяцци сковало безумие. Бред прорывался в бессвязном бормотании, из которого становилось ясно, что духи покойников вновь терзают разум предсказателя.

— Шесть… — шептал Динхвалт, судорожно мечась по своей подстилке, бессильный разорвать тугую пелену сна. — Шесть предметов! О, спаси нас светлый Аургельмир! Нидхеггсон уже заполучил два. Беда, беда! Скоро пробудится Богопротивник, и тогда свет Альвредура померкнет, и тени заполонят мир, и кровь зальет землю. Бесчисленные несчастья ожидают нас впереди, о, горе… Шесть предметов!

— Шесть, — неожиданно для себя повторил Конан, вторя словам Динхвалта. Потом стряхнул оцепенение. — Какого демона творит Авар?

III

Прибытие в Аломар оказалось событием значительным и как нельзя лучше запоминающимся. В Зал Факелов тянулись целые вереницы обозов, в огромные каменные врата без конца въезжали конные воины. В услужение к Родвару спешили десятки, сотни наемников изо всех уголков северного края. Впрочем, на службу к верховному канаху желали поступить не только местные сорвиголовы, но даже искатели приключений с Восхода и далекого Полудня. Надо сказать, Родвар по-настоящему позаботился о том, чтобы его альтинг нашел отклик в сердцах всех наемных воинов. Мед и вино разливали прямо на входе из огромных бочек, чарки и вместительные глиняные кружки передавали всем въезжающим во владения Родвара гостям. Свет тысяч факелов орошал землю сумасшедшими бликами, которые слепили сильнее полуденного солнца. Шайка Хьюки, насколько заметил Конан, уже прибыла в Аломар. Бели и Брокк вдосталь угощались вином, Видар и Форсети как всегда развлекались тем, что приставали к молодым красавицам. Лидер банды разговаривал с каким-то огромным бородачом едва ли не в семь с половиной футов ростом — человек сцепил свои могучие руки и хмуро поглядывал на Хьюки из-под своих кустистых смоляных бровей.

Тьяцци, шедший справа от Конана, о чем-то неустанно ворчал, и было похоже, что окружающее мало интересовало его.

Другое дело Миррейа и Тарланд. Маги просто пожирали глазами предметы диковинной обстановки. Но если взгляд юноши полонило живое удивление, скрепленное интересом, то молодая чародейка изучала окружение с неприязнью, глядя на длиннобородых северян с изрядной долей презрения. Казалось, с ее губ вот-вот сорвется горькое изречение, вроде: Варвары, одно слово варвары…»

У массивной каменной колонны, воздвигнутой у самого входа в покои вождя киммерийцев, Конан приметил Торрада Великана и Ингурда Снежного. Невдалеке от них он отыскал взглядом и Регана — асир хвалился перед другими воинами своим чудесным оружием.

Гретты не было видно — верно, лидера наемников пригласили в покои обговорить кое-какие дела. Головорезы Бора еще не подоспели, впрочем, варвар был уверен, не успеет на небе появиться первая звезда, как они уже будут здесь.

Помимо известных киммерийцу бойцов у Зала Факелов собралось еще сотни три наемников изо всех земель. Конан узнал знакомых по Данакару шемитов, закутанных в черную ткань. Здесь же были и двое вендийцев, из-под меховых шуб которых проглядывали неестественно яркие оранжевые рясы.

На входе киммериец заметил, могучего беловолосого асира. Его Конан не знал, но, судя по первому впечатлению, которое редко подводило варвара, северянин происходил из нордхеймской воинской знати. Возможно, херсир или даже ярл.

Белые волосы воина были аккуратно зачесаны назад, но не заплетены в косу, как у многих вождей его народа. Глаза цвета айсберга спокойно изучали пеструю толпу наемников. Спустя какое-то время человека окликнули, и он удалился в чертоги Родвара.

Конан узнал его имя. Асира звали Олав. Что-то подсказывало киммерийцу, что именно этот воин с властным взглядом и могучими мышцами будет играть важную роль в походе, который собирает верховный вождь канахов.

Внимание варвара привлекли еще двое людей, выделявшихся своим необычным видом. Один долговязый, точно жердь, в одежде из странных кожаных повязок, опоясывающих практически все тело.

Неизвестный портной, словно специально, скроил такой наряд, чтобы тот полностью скрывал открытые участки кожи владельца — даже кисти были одеты в блестящие черные перчатки, а лицо человека прятала кожаная маска.

— Кто это? — спросил Конан старого предсказателя. — Почему он так странно одет?

— Это Тарн, Сын Гарпии, — ответил Динхвалт. — Говорят, его отцом был человек, а матерью — ужасное порождение Хеля. Может, враньё; а, может, и правда. Его обличье настолько ужасно, что он вынужден скрывать его под маской. Ходит молва, тот, кому доводилось видеть его лик воочию, падал замертво.

— Я бы не упал, — уверенно сказал Конан. — А кто вон тот?

Киммериец указал на приземистого человека, с лысым затылком, коренастого, словно горный карл. На наемнике висело такое количество амулетов и талисманов, что, казалось, он только что обворовал сокровищницу Кесар Шаха и нес все награбленное на себе.

Несмотря на то, что человек стоял в отдалении, даже с такого расстояния нюх киммерийца сумел учуять душную вонь от дешевых колдовских снадобий. Глаза человека постоянно метались по сторонам, словно он что-то потерял и теперь никак не мог найти.

— Карракх, Заклинатель драконов, — пояснил Тьяцци. — Самый известный мастер по укрощению этих крылатых чудовищ.

— Но разве драконы не вымерли? — спросил старика Тарланд.

— Многие в это верят. Наверное, все кроме самого Карракха. А пойди-ка ты ему скажи, что никаких драконов больше нет, и он рассмеется тебе в лицо.

— Он что сумасшедший? — спросила Миррейа.

— Не более чем ты или я. В юности он встретился с настоящим драконом, который пожрал половину его братьев и сестер. Самому Карракху чудом удалось выжить. С тех пор он не перестает совершенствовать свое искусство укрощения этих огнедышащих бестий, веря, что в один день его ремесло может здорово пригодиться и сберечь сотни чужих жизней.

— Я бы на его месте выкинул это из головы, — равнодушно заметил Конан.

После колокола ожидания будущих воинов Родвара пригласили в чертоги Аломара, Там их ожидало еще больше еды, больше вина, больше развлечений. Уставшим с дороги показывали места для ночлега.

Долгожданный альтинг был назначен на утро, и начало великого собрания должен был положить первый луч солнца. Пока же гостям предоставлялась свобода выбора, как скоротать время, оставшееся до назначенного часа.

Конан и его трое спутников вошли в Зал Факелов. В просторных чертогах вождя уже пировала веселая орда киммерийцев. В огромном зале на огне стояли гигантские котлы, в которых готовилось угощенье для новых гостей. Бульканье и чад, окружавший емкости, вызвали появление на лице аквилонской волшебницы недовольную гримасу.

Конечно, у них на родине еду готовили в кухне замка, да еще и в маленьких-маленьких котелках, на которых любому северянину и смотреть-то жалко, поэтому столь необычная обстановка вызывала у Миррейи настоящее негодование. Цивилизованным людям, бесспорно, никогда не понять всю специфику традиций варваров.

Прибывших усаживали за высокие дубовые столы, которые тут же накрывали расторопные слуги. Голодные воины с рычаньем набрасывались на еду, едва устроившись на месте. Конан догадывался о том, какое чувство испытывала Миррейа при виде этого безобразия, противоречащего привычной для нее культуре, особенно при виде того, как северные дикари, обнажив зубы, разрывают непрожаренное мясо с волчьей жадностью, брызгая слюной.

Но ему было наплевать на то, как его спутница относилась к традициям его народа. Тарланд вел себя более скромно, а иногда даже до смешного забавно, когда пытался подражать привычкам варваров, поглощающих пищу. Даже старик Тьяцци сначала нахмурился, а потом не на шутку развеселился, поглядев на ужимки аквилонского чародея. Тарланд, тем временем ничего не замечая, успешно справился с телячьей ногой, но вот бросить под ноги обглоданную кость не сумел — не позволял чопорный этикет, наследство аристократии.

Один раз взгляд Конана пересекся со взглядом Хьёрсы. Наверняка, Злобный уже наметил план своего возмездия — глаза северянина полыхали лютой ненавистью.

Киммериец, в свою очередь, оставался спокоен, как холодный валун. Если асир вновь пожелает продемонстрировать свой скверный нрав, ему же обойдется дороже. Пора бы задире понять, что той ночью он мог бы умереть, не останови Конан меч в долях дюйма от его глотки. Сам варвар знал, что продолжать раз за разом одну и ту же игру у него попросту уже не будет терпения. Если у Хьёрсы не хватит ума, чтобы избежать словесной перепалки и последующей за ней драки в очередной раз, пусть пеняет на себя. И катится к праотцам, раз в этом мире с другими ужиться не может!

К середине ночи прибыл Бор со своими лиходеями. Чертоги вождя канахов огласились свежими раскатами громогласного хохота. Однажды в зал заглянула Гретта, но к столу киммерийца не подошла — компанию ей составлял Олав. Двое предводителей о чем-то оживленно спорили, но поскольку это его не касалось, Конан не стал проявлять лишнего интереса. Спустя еще колокол варвар, изрядно выпив вина и пересытившись едой, уснул прямо за столом. Миррейа и Тарланд, не решаясь оставить своего проводника, тоже задремали на своих местах, хотя далось им это с великим трудом. Прорицатель Тьяцци, немного поворчав, последовал их примеру. Всю ночь их никто не тревожил, и потому они едва не проспали альтинг. Счастье, что Ингурд, проходивший мимо стола Конана заметил, что киммериец до сих пор пребывает в гостях у Гипнос-Рена, и вежливо толкнул его в бок. Такой толчок, наверное, мог бы пробудить от зимней спячки бурого медведя, но только не Конана. Варвар разразился бранью и продолжил путешествие по иллюзорному миру. Тогда Ингурд толкнул его сильнее, и, похоже, немного перестарался. Киммериец свалился с лавки и грохнулся на пол всем своим немалым весом.

В следующее мгновение он уже стоял на ногах с крепко сжатыми кулаками и громко ругался, готовый разорвать обидчика в клочья. Снежный, зная вспыльчивый характер Конана, положил одну руку на плечо киммерийца, другую приложил к губам. Варвар быстро огляделся и, убедившись, что врагов поблизости нет, и ванир хотел всего лишь его разбудить, успокоился. Ингурд указал на лестницу, ведущую на второй ярус в тронный зал, куда медленно стекался весь люд и кивнул головой. Потом убрал руку с плеча Конана и пошагал вслед за всеми.

Киммериец позволил себе зевнуть один раз, после чего бесцеремонно растолкал спящих Тарланда, Миррейу и Тьяцци. Убедившись, что сон оставил его спутников, Конан пошел по направлению к лестнице.

Альтинг открыл Вьяллар, старший сын Родвара. Киммериец не стал ходить кругами и перешел сразу к делу и объявил, что его отец, действительно, задумал собрать войско для похода на Гаррад, тем самым, оправдав всеобщие надежды.

Потом последовала речь самого вождя канахов, который долго убеждал наемников, что исполняет волю не только людскую, но волю божественную, упомянув все знамения, через которые якобы Кром велел ему сровнять с землей нечистое место в глубине Ванахейма. Конан слышал, как тихо усмехнулась Гретта, сидевшая неподалеку от него.

Неужели сам Кром надоумил вождя собрать наемное войско и пригласить воинов даже не из окраинных земель, но изо всех концов света? Вряд ли мрачный бог Киммерии хоть что-то смыслит в политике. Наверняка, к этому делу приложили руку гандеры.

Так или иначе, план казался просто блестящим — разгромить Гаррад, не разжигая войны со всем Ванахеймом. Простой набег, обычный рейд пиратов — кто тут станет искать виноватого, и это притом, что будут разграблены владения всего-то одного ярла? Тем не менее, политику или даже самый обычный грабеж, как уже успела убедиться лидер наемников за свою долгую практику, постоянно прикрывают благородными мотивами.

Родвар продолжил речь, все больше углубляясь в детали — дескать, Кром чувствует опасность, исходящую от нечистого места, на котором расположился темный город Нидхеггсона.

Гретта опять саркастически усмехнулась, но вот Динхвалт остался серьезен, как могила. Чтобы ни в коем случае не оборвать речь владыки и в то же время доказать свою правоту, он шепотом попытался растолковать Гретте, что Родвар абсолютно прав — он и сам слышал, как стонали духи мертвецов, жалуясь на то, что из-за роста Гаррада и смрада душных подземелий изменяется благородный лик самих богов. Так что неудивительно, если Кром тяжко страдает и жалуется своим последователям на деятельность проклятого нордхеймского колдуна, приносящую одни мучения. Гретте, разумеется, было на это наплевать.

Потом фантазия Родвара выплеснулась за рамки его скромного воображения. Он стал уверять, будто Кром нашептал ему, что видел, как у Сета распустились черные крылья, а у Асуры выросли длинные клыки. (При этом два слушавших его вендийца одновременно вздрогнули). Якобы Кром разговаривал с Митрой, и тот поведал ему о боли, которая закралась в его сердце. (После этого шумно загомонили шемиты). Рассказав обо всех напастях своего бога, Родвар окончил свою речь открытым призывом разрушить Гаррад и убить его владыку.

Толпы воинов разразились криками. Кто-то кричал: «Смерть Нидхеггсону!», «Сжечь проклятого колдуна!», «Убить изменника Авара!». Другие: «Вернуть покой в мир!», «Восстановить справедливость!».

Те, кто молчал, наскоро подсчитывали добычу, которая могла быть получена от грабежа владений темного ярла.

Впрочем, находились и такие, кто молчал не из-за скупости слов, а потому что отыскал подтверждение своим мрачным мыслям. Такие поистине поверили, что Авар Нидхеггсон — настоящий враг, а не просто владелец казны, которую надо опустошить.

Именно последним Вьяллар и уделил особое внимание.

— Тишина, доблестные воины! Все мы одинаково знаем, что темному ярлу, владыке мрака нужно преподать урок. Наказание — смерть! Но я догадываюсь, что не все вы идете в Гаррад по одинаковым причинам. Я обращаюсь к тем, кто готов отказаться от своей доли добычи, к тем, для кого золото не главное, а главное — то, что общий враг Нордхейма и Киммерии должен бесследно сгинуть. Ибо тем, кто поклянется идти до конца, презрев опасность и отбросив надежду на получение дорогих трофеев, будет особая слава и почет!

Молчание.

Вряд ли кто-то из наемников собирался в поход на Гаррад по своим идейным убеждениям. Однако, Вьяллар был далеко не так глуп, взывая к подобной инициативе. Гарланд и Миррейа разгадали его замысел — сын вождя выбирал тех, на кого можно было опереться в походе, как во время кровавых битв, так и в принятии тактических решений, зная, что они не подведут. Не сломятся под гнетом лишений, не прельстятся блеском сокровищ, не переметнутся на сторону врага, пообещавшего большую награду.

Наемники упорно молчали, не желая откликаться на предложение Вьяллара. Большинство из них было уверено, что сын вождя либо шутит, либо ищет в них какую-то слабость. Вьяллар, напротив, искал в своих людях сильные стороны.

Молчание уже стало неловким. Но сын Родвара упорно ждал. Наконец, нашлись те, кто выступил из общей массы воинов.

Первыми оказались двое вендийцев, которые встали со своих мест и скинули меховые одежды, оставшись в одних оранжевых рясах.

— Я клянусь, — сказал тот, у кого на лице были проведены две красные полосы от левого виска до переносицы.

— Клянусь Асурой, я дойду до самого Гаррада и вырву колдуну его проклятое сердце, — подтвердил второй, со сбритыми бровями и символом на лбу в виде падающей звезды.

Северяне удивленно уставились на жителей далекой страны, лежащей на Восходе.

— Ваши имена, благородные воители!

— Синкху Пленитель и Паарадж Светлый, — ответил один из вендийцев.

— Так вы признаете Авара Нидхеггсона своим врагом?

— Кровным. Врагом наших детей и врагом наших внуков. Мы будем преследовать того, кто украл священный артефакт и оказался повинен в гибели нашего наставника, пока он не испустит последний вздох, и да покарай нас Светлейший, если с наших губ сорвалась хоть капля лжи.

— Почему же вы желаете смерти колдуна Гаррада?

— По его приказу из нашей обители был унесен предмет — о, гнев Асуры! Предмет, который может принести погибель нашей родной Вендии. А вслед за нашей страной одно за другим падут все королевства Заката. Бесчисленные беды для всего мира вынес проклятый маг на свет из тьмы нашего храма.

— Что за предмет вы хранили в своем храме?

Синкху нахмурился, но второй Святой Хранитель, который после смерти Парамурди занял место своего учителя, разрешил ему продолжить.

— Теперь не имеет смысла скрывать тайну того, чего уже коснулись лучи солнца, нарушившие роковую печать. Говори, Синкху, брат мой…

— Это древний артефакт зовется Клыки Асуры и это то, что некогда потерял наш добрый покровитель. Но, клянусь пылающими очами Катара, лучше бы этот предмет никогда не был найден! Нам стоило больших трудов разузнать имя проклятого вора, похитившего святыню из храма, ибо он был ловок и скрытен, как ночной демон. Еще больших трудов нам понадобилось затратить, чтобы отыскать след, куда грабитель отнес ценный артефакт. Неудивительно, что мы проделали сотни лиг пути. Остались непройденными еще несколько десятков — до владений Авара Нидхеггсона, мрачного Гаррада!

— Я принимаю вашу клятву, — долго не раздумывая, ответил Вьяллар.

Потом снова оглядел зал.

— Есть ли еще кто-нибудь, кто желает смерти ванахеймского чародея больше всего на свете?

— Я желаю, — почти одновременно ответили Тарн и Карракх, и удивленно посмотрели друг на друга, поскольку были незнакомы.

— Сначала говори ты, высокий воин, — обратился Вьяллар к Сыну Гарпии.

— Я — Тарн, я Тот-кто-проклят-светом, — с горечью заявил человек в кожаной одежде. — Знает ли хоть кто-нибудь из вас, что значит быть порождением мрака, изгоем, которого ненавидят без исключения все люди? Представляет ли хоть кто-нибудь, что значит получать вместо ласки и нежности постоянные побои, испытывать унижение только за то, что ты уродец? Когда я жил с матерью…

Голос Тарна сделался хриплым и зловещим.

— … я не понимал этого. В гнезде, на самом высоком пике, среди плывущих по небу туч, я чувствовал себя свободным ото всех предрассудков, далеким ото всех гонений. Я был мал и глуп, ха! Несчастный я простак! Я думал, что вся оставшаяся жизнь будет такой же радужной, как и детство, будь проклят этот несчастный, мерзкий, жестокий мир! Но настал тот черный день, когда мать решила, что пора мне навестить отца. О, да, она любила его, несмотря на то, что он был простым человеком… Мать-гарпия принесла меня в его скверное, вонючее жилище, они просидели вдвоем всю ночь, любуясь на звезды, а я все время думал, когда же, наконец, мы вернемся домой, в родное гнездо. Наутро она улетела, чтобы принести для меня пищу, поскольку охотиться сам я тогда еще не умел. Ее не привлекала мелкая дичь, она хотела для меня самого лучшего, и потому злая судьба подсказал ей налететь на загон охотника. О, всего лишь один несчастный баран, старый, со скатанной шерстью! Будьте прокляты все люди! Они бы никогда не победили мать в честном бою, жалкие трусы. Охотник застрелил ее из лука, вонзив ядовитую стрелу в левый глаз, и она уже никогда не вернулась в дом, где жил мой отец. А я… Я остался жить у моего отца-человека, и с той поры начались самые страшные кошмары, о которых я доселе не ведал даже во сне. Жить среди тех, кто презирает тебя, ненавидит и не понимает, среди тех, кто готов вонзить тебе под ребра нож, только для того, чтобы избавить мир от ужасной ошибки природы. Да, презренные, никому из вас никогда не побывать в моей шкуре, а жаль! Тогда бы вы убедились, насколько неприятно смотреть в глаза тому, кто не питает к тебе ничего, кроме жгучей ненависти. Стоит всякому увидеть мое лицо, и он уже кричит, не помня себя от ужаса. Вы и сейчас, готовы разорвать меня, едва взглянув на мой ужасный лик, неправда ли?

С этими словами Тарн сдернул с лица кожаную маску. У многих действительно вырвался невольный вскрик страха. Вид Сына Гарпии без своей темной личины казался действительно ужасен. Лицо Тарна было серым, как старый камень, и морщинистым, все в кожистых складках, точно прошлогоднее тесто. Из-под раздвинутых губ торчали желтые клыки, ощеренные в усмешке. Насладившись произведенным эффектом, Сын Гарпии вернул маску на место.

— Вы боитесь того, что не поддается пониманию, того, что вызывает всеобщее отвращение, постоянно стремясь раздавить, размазать, уничтожить мерзавца, даже не заботясь о том, чтобы заглянуть в его душу. Разве я сказал хоть слово неправды?

— О, нет, уважаемый Тарн, — ответил ему Вьяллар. — Все сказанное тобой также истинно, как и то, что пламя Альвредура неугасимо. Но что же насчет Нидхеггсона? Почему ты хочешь уничтожить его?

— Все очень просто, — с усмешкой ответил Тарн. — Я оказываю услугу вам, недостойным. Авар — такой же урод, как и я, которого все ненавидят. А за свою жизнь я научился разделять ваше презрение, ненавидя себя, ненавидя всех, кто похож на меня. Я убью колдуна в угоду вам, проклятым, и, быть может, тогда вы поймете, что я совсем не такой, каким меня привыкли видеть.

— А, может, ты присоединишься к нордхеймскому чернокнижнику и вдвоем вы объедините свою ненависть против нас? — выкрикнул кто-то.

Тарн одним летящим прыжком оказался возле дерзкого наемника. Северянин охнул — Сын Гарпии неожиданным рывком сдернул маску и оскалил желтые клыки в лицо воину.

— А, может, мне съесть тебя прямо сейчас? — проревел он и плотоядно облизнулся.

Наемник в ужасе попятился и перевернул лавку, грохнувшись на пол под хохот своих дружков.

— Я принимаю твою клятву, Тарн, — сказал Вьяллар.

После этого сын чудовища вернулся на место.

— А как насчет тебя, воин? — обратился сын Родвара к Карракху. — Почему ты жаждешь погибели Нидхеггсона?

— Чародей Авар держит в услужении дракона, — произнес заклинатель. — А я ненавижу драконов и всех, кто с ними дружит! — Лицо приземистого человека исказило настоящее безумие.

— Твое имя?

— Карракх, — ответил заклинатель, заметно успокоившись, севшим голосом.

— Я ничего не знаю о твоей неприязни к драконам, Карракх, но нам важны не эти зубастые чудовища, а колдун Гаррада.

— Я же сказал:…и всех, кто с ними дружит.

— И ты клянешься преследовать Нидхеггсона, даже если убьешь огненного змея?

— Клянусь. Рассадник зла должен умереть. И я, поверь, об этом позабочусь.

— В таком случае, я принимаю твою клятву.

Вьяллар снова обвел взглядом толпу наемников.

— Кто-нибудь еще?

На этот раз поднялся шемит, глава темной секты ассасинов.

— В эти края нас привели не деньги, — произнес он с Полуденным акцентом. — Дружба и согласие, общие интересы, У нас есть то, что стремится заполучить Авар-шаман. Это Алый Стилет, кинжал, скованный из железа и крови Шайтана. Он нужен Нидхеггсону, а, вернее, его повелителю, чтобы убить Митру. Однако мы признаем это священное право за собой. Митра должен умереть, таков наш закон. Но сие свершится не сейчас — быть может, через десять лет, быть может, через сто, а то и через тысячу — решение должно быть вынесено высшим суд ордена, а он не ошибется в определении назначенного времени. Но уж никак не Авар-шаман, который в своей алчности торопит события, а посему мы приговариваем нечестивца к наказанию. Смерть колдуну Гаррада!

— Алый Стилет? — поднялся Тарланд. — Вы носите с собой это богопротивное оружие?

В ответ на слова волшебника темный убийца клана вытащил коралловые ножны из своей сумки и обнажил лезвие клинка. Его цвет действительно напоминал свежую кровь, кинжал неярко полыхал в утреннем сумраке.

— Это наша святыня. Она не должна достаться колдуну из Ванахейма. Скорее, мы проткнем его сердце этим же стилетом, чем расстанемся с драгоценным клинком в пользу неверного!

— И вы понесете его с собой в Гаррад? — усомнился Реган.

— Да. Но только для того, чтобы сохранить его святость.

— Очень похоже на ловушку… — уже тихо произнес Ледяной Молот.

— Клянетесь ли вы убить Нидхеггсона при первой возможности? — вопросил сын Родвара главу ассасинов.

— О, великий, клянемся… Я, Икнет, и мои братья, Бушан и Самоон, клянемся четырьмя лапами Шайтана! И да вытекут наши глаза, отвалятся уши и отсохнет болтливый язык, если мы хоть единожды преступим данное тебе слово. Эта страшная клятва скреплена нашей кровью…

С этими словами Икнет сделал надрез на тыльной стороне ладони, позволив алым каплям упасть на пол. То же самое повторили Самоон и Бушан, а за ними все их помощники.

— Во имя Шайтана! — завершил ритуал глава секты.

— Клятва принята, — одобрил таинство Вьяллар. — Еще кто-нибудь желает присоединиться?

— Мы. Это было сказано Миррейей и Тарландом.

Лицо юноши казалось как никогда суровым.

— В Гаррад, как я вижу, действительно стекается все зло, — сказал юный чародей, мрачно взглянув на ассасинов из Шема. — Не зря наш учитель указывал нам на это место.

— Мы, призваны раскрыть тайну большего зла, нежели темные владения мага, — продолжила его сестра. — Но разгадка, очевидно, связана с личностью Нидхеггсона. Поэтому мы клянемся вычеркнуть нордхеймского колдуна из списка живых — если это поможет в решении проблемы. Однако даже если на этом наша миссия не завершится, мы пойдем и дальше, а пока же даем слово всеми силами способствовать гибели ярла Авара Нидхеггсона. Слово магов Аквилонии!

— Я подтверждаю вашу клятву, — сказал сын вождя. — Полагаю, это все? Или есть еще достойные смельчаки?

— Есть.

Конан выпрямился в полный рост.

— Я иду в Гаррад.

— И ты клянешься убить Авара Нидхеггсона?

— Да. Если того потребуют обстоятельства, — добавил киммериец, вызвав общий ропот.

— Да этот мерзавец продался чернокнижнику со всеми потрохами! — выкрикнул Хьёрса.

— Подтверди свои слова доброй сталью… если кишка не тонка, — спокойно сказал Конан, даже не обернувшись в сторону асира.

Северянин тут же вскочил, хватаясь за оружие, но Ингурд и Торрад удержали его.

Вьяллар предостерегающе поднял руку.

— Нам совсем ни к чему ссоры в Зале Факелов. Почему ты, Хьёрса, полагаешь, что Конан может служить интересам враждебного мага?

— Потому что он подлец, каких мало. Это же ясно! — скрипя зубами, произнес Злобный.

Лицо сына Родвара побагровело от злости.

— Его я знаю не в пример больше тебя, асир, — с угрозой произнес Вьяллар. — Способность к предательству и лживость не числятся в личных качествах Конана. Поспеши же объяснить свои слова, Хьёрса, не то я сам вызову тебя на поединок!

Хьёрса застыл — наполовину в изумлении оттого, что сын вождя так явно заступается за его неприятеля, наполовину в страхе — согласиться на поединок с отпрыском виднейшего из киммерийских вождей в этом месте и в это время равносильно казни. Пусть даже поединок будет честным, и он не нарушит ни одного из правил, убийство любимого сына Родвара никого не порадует. Злобный не знал, что молвить.

— Я объясню, — произнес Конан.

Асир бросил на него быстрый недоверчивый взгляд.

— Четыре года назад Авар спас мне жизнь. Моя гордость требует вернуть неоплаченный долг. Поэтому я не могу сказать, что, отправляясь в поход, я обязательно убью ванахеймского мага. Но я говорю: да, я убью Нидхеггсона, если того потребуют обстоятельства. Клянусь своей свободой!

Клятва такой ценностью, как свобода, считалась среди киммерийцев нерушимой. Поэтому Вьяллар не стал вдаваться в расспросы, уверившись сказанными Конаном словами.

— Твоя клятва принята, — кивнул он. — Это все, кто желает участвовать в походе не ради вознаграждения?

Оказалось, что все. Больше желающих принести клятву верности сыну Родвара не нашлось.

— Тогда слушайте же мое решение, о, доблестные воины! — громко объявил отпрыск вождя. — Все, кто только что скрепил клятвой свое стремление победить мрачного мага и обратить в пепел его воинство, отныне займут должность ваших капитанов!

В толпе наемных солдат поднялась целая буря различных возгласов — удивление, недовольство и, наоборот, одобрение.

— Повезло… — шептали некоторые.

— Хитро придумал, плут, — поговаривали другие.

Однако никто не посмел оспорить решение Вьяллара. Конан краем глаза заметил, как переменился в лице Хьёрса.

— Старшими над всеми капитанов я объявляю Гретту и Олава, — продолжил Вьяллар, — с ними наш род уже давно заключил прочный союз. Поход на Гаррад буду возглавлять я лично. Все остальные должны отдать поклон нашему гербу, после чего будут считаться принятыми в войско Родвара Славного и получат первую награду за участие в кампании — по двадцать сребреников на душу.

Зал вновь загудел. Решение Вьяллара показалось привлекательным для многих.

Бор и Хьюки одинаково покорились решению сына вождя Канахов. За ними последовали их люди. Все, за исключением Форсети. Для разбойника оказалось страшнее смерти попасть в подчинение к недавнему врагу. Ванир, зло сплюнув на пол зала, пошел вниз седлать коня в обратный путь. Хьюки удерживать его не стал — слишком велика казалась награда, чтобы отказываться от нее ради принципов одного из своих подчиненных. За особо звонкую монету они хоть в подземелье Крома пойдут поварами помешивать варящихся в кипятке покойников. А что Форсети? В этом походе он не так уж нужен — собственный стратег в кампании, которую продумывают другие умные головы, оказывается лишним. К тому же, такой трус среди смелых искателей приключений привлечет общее внимание. Какое тогда уважение будет к его банде? Еще перестанут их бояться. Так что прощай, приятель…

После того, как, Вьяллар разъяснил все детали, и его отец дал наемным воинам свое благословение, народ стал постепенно расходиться из зала.

Варвар направился на нижний ярус, где собирались гуляки, жаждавшие справить последний праздник перед выступлением.

Гретта хотела, было, подойти к Конану, но, увидев радостно мчащуюся навстречу варвару Миррейу, передумала и сделала шаг в сторону. Киммериец тихо выругался, поняв, что лидер наемников впредь не станет обсуждать никакие дела в присутствии юной волшебницы и, вообще, за время похода близкими подругами они не станут.

Он бы даже побился об заклад о том, что Гретта станет нещадно поливать проклятьями весь мир всякий раз, когда будет видеть рядом с собой Миррейу-капитана, ожидающую ее приказа.

— Ну, что, капитан Конан, поздравляю с назначением! — заулыбалась чародейка.

Варвар промолчал.

— О, как же ты многословен! Разве ты не рад? Ты должен сказать: «Спасибо, капитан Миррейа».

— Мне нужно отдохнуть, — отозвался киммериец.

— Ну, и пень, же ты бесчувственный, — как-то странно насупилась девушка, и варвару показалось, что она сейчас заплачет. — Ты меня обидел… Неужели с тобой нельзя поговорить как с нормальным человеком?

Конан пожал могучими плечами.

— Прости, наверное, я слишком груб для такого прелестного создания, как ты.

— Прелестного создания! — передразнила его волшебница. — И ты такой же! Все вы такие!

Варвар замолчал, не зная, что бы ему сказать такого, чтобы не запутаться в словах еще больше. Миррейа, видя, что ничего стоящего она от него не добьется, развернулась и побежала прочь. Киммериец был готов поклясться, что видел, как в ее глазах задрожали слезы. Тарланд, отправившийся на поиски сестры, стал невольным свидетелем сцены. Так ничего и, не поняв, маг пустился догонять сестру.

Конан едва заметно покачал головой.

Через четверть квадранса к нему вернулась Гретта, почему-то лукаво улыбаясь,

— Это ты довел до слез очаровательного ребенка? Ах, прости, капитана Миррейу.

Киммериец ничего не сказал в ответ.

— Ладно, не бери в голову, — ободряюще улыбнулась командир наемников. — Она сама не знает, чего хочет. А, вообще, по секрету, девчонка от тебя без ума. Уж я-то знаю, поверь.

— Мне все равно.

— Ну, не стоит принимать это так серьезно. Просто шучу, хорошо? А теперь о серьезном — в полдень состоится совет предводителей войска с целью, так скажем, уточнения некоторых деталей. Назначенные на должность капитанов обязательно должны присутствовать.

— Я буду.

— Славно. Пока можешь расслабиться, только чересчур не увлекайся. Ладно, чуть позже увидимся.

Почему-то Конану безумно захотелось напиться.

IV

Вьяллар на военный совет не явился — старший сын Родвара занимался организацией дружины, поэтому главными были Олав и Гретта. Командиры наемников дождались, пока в зале соберутся все отмеченные Вьялларом бойцы. Они пришли — Конан, пара аквилонских магов, шемиты-ассасины, Тарн, Карракх и два вендийских жреца. Главным вопросом по-прежнему оставался поход на Гаррад, однако, на этот раз основное внимание уделялось деятельности Нидхеггсона.

Чтобы переиграть врага в стратегическом плане, требовалось достоверно знать обо всех его действиях, следить за каждым его шагом.

— Правильнее будет утверждать, что в настоящее время Гаррад представляет лишь потенциальную угрозу, — сказала Гретта. — Нидхеггсон, словно зверь, затаился в своем логове, выжидая удобного момента, чтобы напасть. Чародей копит силы, собирает войско — но в какой момент он нанесет удар?

— Сразу, как только придет время, — ответил Олав. — Тогда ярл в первую очередь двинет армию на ближайшие земли и спалит их дотла.

— С чего бы Авару нужно выжидать? Почему не напасть — ведь к настоящему моменту у него уже есть все, чтобы завоевать добрых пол-Асгарда.

— Нидхеггсон — всего лишь исполнитель воли того, кому подчинена его душа и его разум, — сказал Паарадж. — Без веления своего божества колдун не сделает и шагу.

— Кто же это мрачное божество? — подал голос Тарн.

— Хёггсен, — с уверенностью ответил Конан.

— Да, это Хёггсен, который спит глубоко в подземном царстве Хельгарда, темного мира, что не так давно разверзся под владениями ванахеймского ярла, — подтвердил Олав. — Авар выжидает время, нужное для того, чтобы Богопротивник обрел полноценную жизнь в реальном мире. Тогда Хеггсен восстанет из мертвых и возглавит воинство мрака.

— Сомневаюсь, — в ответ на это высказался шемит Икнет. — Богам нет совершенно никакого дела до людских дел, пока те не начинают их тревожить. Но даже тогда Высокие не опускаются до того, чтобы брать на себя руководство над делами смертных. Этот Хёггсен-хитрец желает добиться исполнения своих желаний, и ему нет дела до людей, даже до таких великих, как Авар-шаман.

— Что же нужно Богопротивнику?

— То же, что и людям, только на более высоком уровне.

— Что ты имеешь в виду?

— Авар-чародей поведет армию мертвецов, в то время как Хёггсен затеет войну с себе равными, поводы для которой ничем не отличаются от людских. Это либо месть, либо желание власти.

— Митра, самый могучий владыка мира, окажется его главным врагом, — добавил Бушан.

— И Алый Стилет, который мы хранили веками, понадобится ему в первую очередь, если Хеггсен Коварный хочет разделаться с пламенеющим богом, — согласился со своим братом Самоон.

— Тогда почему вы не поддерживаете Нидхеггсона? — спросил ассасинов Конан. — Авар желает расправиться с Митрой, и разве не эта ли ваша главная задача?

— Ты не далек в суждениях, воин Киммерии, — нахмурился Икнет. — Пойми, время, когда Алый Стилет вонзится в сердце Митры, еще не настало. Митра — законный повелитель Хайбории, он поддерживает порядок во всем мире, и без него все придет в упадок. Да, мы убьем Митру, но еще не скоро, а лишь только тогда, когда у пламенеющего властелина появится достойный преемник, которому окажется по силам взять на себя тяжкое бремя поддержки мирового порядка. Уясни, друг варвар, боги никогда просто так не отдают свою власть, даже когда приходит время уступить трон более умному и могучему. С этой целью и скован наш кинжал — чтобы отнять жизнь у владыки в нужный момент, когда назреет время перемен. А то, что собирается совершить Авар-чернокнижник, противоречит естественному ходу вещей. Убей он Митру сейчас, и в мире воцарится хаос.

— Это как раз и нужно Нидхеггсону, — сказал Олав. — Вернее, Хёггсену. Или им обоим.

— Авар служит орудием Хёггсена, — продолжил мысль Синкху Пленитель, — у него нет своей воли, несмотря на то, что Нидхеггсон считает себя великим и независимым магом. На самом деле он исполняет то, что предсказано ему коварным божеством. Это Хёггсен придумал выкрасть Клыки Асуры, чтобы в лице нашего покровителя заполучить союзника, обратив Светлейшего к злу! Впрочем, самого колдуна едва ли ожидает достойная награда — Хёггсен избавится от него сразу, как только северный маг соберет все необходимые Богопротивнику артефакты для войны со своими сородичами.

— Шесть предметов, — вспомнил Конан. — Двумя он уже завладел.

— Первый — это Клыки Асуры, — подытожил Тарланд. — Хеггсен стремится подчинить вендийского бога. Второй, насколько мне известно, это Черный Венец из Стигии, который некогда принадлежал Сету.

— Что это за Черный Венец?

— Корона хранителя смерти. Ее Сет утратил давно, тем не менее, Нидхеггсону с помощью своего советника удалось отыскать потерю. Я полагаю, Хёггсен пообещает вернуть древний символ власти Сета в обмен на его участие в войне.

— Значит, получается, третий нужный предмет у нас, — заключила Миррейа. — С помощью Алого Стилета и поддержкой Асуры и Сета Богопротивник покончит с Митрой. Остальные боги Хайбории для этой тройки окажутся еще более слабыми противниками — они убьют Иштар, а за ней Эрлика, Крома, и любого, кто встанет у них на пути.

— Картина и так уже пугающая, — сказал Карракх. — Хёггсен настроен очень серьезно. Но, если у него и так много сил, зачем ему еще три предмета? И где они, если не в руках проклятого чернокнижника?

— В Нордхейме, — заявил Олав. — Цепь Рокка, Топор Модгуд и Слезы Крома. Мне стоило больших усилий собрать эти сведения, и оплачены они были десятком жизней. Мне лично пришлось навестить всех прорицателей, гадалок и ведьм в этих краях. Однако теперь я достоверно знаю, где их искать, а посему у нас есть хороший шанс опередить Нидхеггсона.

Слезы Крома волшебные кристаллы, замерзшие на берегу Стылых Озер, что у северных отрогов Иглофийских гор. Они нужны Хеггсену для того, чтобы превратить своего ученика в полубога, которому будет не стыдно доверить командование великой армией тьмы. Цепь Рокка потеряна где-то в холодных пещерах Хифлинга. В незапамятные времена она сковывала гигантского прожорливого волка Аккала, грозившего погубить наших северных богов. Боги оказались хитрее — с помощью этой цепи они пленили чудовище.

Но, думаю, уже тогда Хёггсен задумал использовать ненасытного гиганта в борьбе со своими братьями. Он и вправду выпустил Аккала перед началом Рагнарёка, однако Аккал отправился утолять голод в Хель, чтобы подобно Сумраку, своему ужасному побратиму, пожирать мертвецов. Теперь же когда Богопротивник вновь получит Цепь Рокка, он будет водить на прогулку вечно голодного волка, все равно, что своего верного пса.

Топор Модгуд некогда принадлежал великанской деве. В те времена наши покровители имели власть над великанами, и оружие это было сковано специально для того, чтобы разбить войско асира Хеймдалля. С этой секирой Хёггсену не будет страшен ни один противник из ныне правящих богов. Пока что Топор Модгуд сокрыт в призрачных чертогах асгардского конунга мертвых, Видфинна. Эти три предмета еще не обрели своего владельца, потому скажу одно: нам нужно сильно поторопиться и заполучить их раньше Нидхеггсона!

— Призрачные чертоги, Аккал… — неуверенно проговорила Миррейа. — Больше похоже на легенду…

— Легенду? — жестко усмехнулся Олав, бросив на девушку недобрый взгляд. — Если черный колдун завладеет артефактами раньше нас, вот тогда получится настоящая легенда! Клыки Асуры тоже считали вымыслом, но только благодаря надзору и верной службе их хранителей.

Синкху и Паарадж согласно кивнули.

— Топор Модгуд, Цепь Рокка и Слезы Крома тщательно сокрыты от глаз людских, но это вовсе не означает, что они являют собой лишь чью-то фантазию. Если Авар доберется до них раньше нас, мы неизбежно проиграем.

— Подожди-ка, — засомневался Тарланд. — Хорошо, мы завладеем артефактами прежде противника. Но не в Гаррад ли мы держим путь? Не случится ли так, что мы сами принесем ванахеймскому колдуну все необходимое?

— Ты хочешь предложить другой план, аквилонец? — сурово потребовал Олав. — думаешь, лучше будет маршировать на Гаррад, оставив брошенными предметы, столь важные для осуществления рокового плана чародея?

Гарланд замолчал. Возможно, он действительно хотел что-то предложить, но у него не хватало решимости перечить могучему северянину, который, как видно, не терпел ни чужих сомнений, ни возражений.

— Даже если мы соберем все три, прорваться в Гаррад будет задачей не из легких, — неожиданно сказал Тарн. — Я был в тех местах. Там ходят живые трупы и бешено ревут снежные великаны. Если у тебя нет особой стратегии, Олав, можешь оставить надежду на скорую сдачу темного ярла.

— Мы еще не успели выступить, а ты уже начинаешь сомневаться. Похоже, Вьяллар зря…

Тарн медленно поднялся.

— Что Вьяллар? Зря выбрал меня капитаном? Ты это хотел сказать? Что ж, знай, командир, во-первых, мне наплевать на то, сколько погибнет народу с той и с другой стороны и, вообще, на то, сколько храбрых воинов сложат головы в этом походе. Во-вторых, мне давно наплевать на себя — оттого, что я умру, мир много не потеряет. В-третьих, в поход я иду из чистого любопытства и желания кому-нибудь помочь. Но я не участвую в абсурдных затеях, понимаешь? Сколько у Вьяллара людей? Три сотни? Пять? А у Нидхеггсона в десять раз больше одной только мертвечины! Да и потом, как ты собираешь пробиться за стены темного города, не имея подобающего вооружения — катапульт, лестниц, баллист?

— Да он стратег, — хмыкнула Гретта, видя растерянность в глазах своего командующего-напарника.

— Будем уповать на помощь Имира, — угрюмо ответил Олав, не найдя сказать ничего лучшего.

— Раз уж разговор коснулся стратегии, было бы неплохо узнать, какие силы имеются у нас в наличии, — продолжил тему Тарланд.

— О, конечно, капитан аквилонский маг, — с издевкой произнес северянин. — Простите, что не сообщил вам этого раньше…

Олав начал смеяться, но потом резко оборвал себя.

— Послушай, аристократ, ты уже давно не на своей земле. Здесь Киммерия, а после тебя ждет Нордхейм. Здесь нет конницы, нет тяжеловооруженных рыцарей, здесь не машут яркими знаменами и нигде не реют позолоченные штандарты. Здесь есть одна толпа малоуправляемых людей с топорами и мечами, и этот сброд — все твое войско. Капитан — это не тот человек, который командует кавалерией или отдает приказы лучникам, это такой же грязный варвар, чуть сильнее и проворнее остальных. Ты идешь в бой не под звуки горна или рога, а под рев обезумевшей от ярости толпы своих же воинов. Надеюсь, это предельно ясно?

Тарланд неуверенно кивнул. На защиту брата пришла Миррейа.

— Откуда нам знать, господин Олав, что значат все эти воинские премудрости? Мы — волшебники, и наша задача не проливать кровь на полях сражений, а оберегать мир от демонов и злых духов, рвущихся на свет из вечной тьмы. А это куда опаснее, чем встречаться с противником на ратном поле! В Гаррад нас ведет не жажда наживы, а ответственная миссия, выполнение которой было возложено на нас магическим орденом. Если проиграем мы, вскоре весь мир накроет тьма, можете не сомневаться — Его Светлейшество Канерес Златобородый увидел это в магическом шаре. Он видел, как целый мир пожирали огромные языки пламени, как горела земля, и даже по воде скользили волны огня. У нас мало времени — великое зло уже показало свой мерзкий лик в Хайбории, и нужно остановить его, во что бы то ни стало. Так что вопрос моего брата вполне справедливый — какиесилы есть в нашем распоряжении, чтобы покончить с колдуном из Ванахейма?

— Сорок три десятка наемных воинов и благословение Родвара, — сдержав усмешку, ответил Олав.

— Можно нанять больше воинов, — сказал Конан. — Альтинг — далеко не единственный способ привлечь отчаянных рубак из окрестных земель.

— Собранных сил вполне достаточно, — возразил командующий. — Запомни, киммериец, мы готовим не армию для войны, а большой отряд для внезапного и скорого рейда по землям Ванахейма. Наш успех кроется в быстроте действий, которую можно потерять, потратив время на сбор большой дружины. За это время враг успеет собрать три недостающих артефакта, и тогда уже Нидхеггсона ничего не остановит. Плевать на Алый Стилет, Хёггсен управится и без него…

— В таком случае, выступать нужно немедленно, — сказал варвар. — Разговорами дело не подвинешь.

— В этом я с тобой согласен, боец, — отозвался Олав.

На этом военный совет завершился.

V

Перед тем, как наемное войско выступило из Зала Факелов, воинам Родвара предоставили последнюю возможность, как следует отдохнуть и набраться сил, после этого должен был начаться скорый рейд без всяких передышек. Никаких поправок в скорости передвижения из-за усталости солдат не допускалось.

Старику Тьяцци очень не терпелось знать, как прошел военный совет. По воле той самой судьбы, в которую так настойчиво отказывался верить киммериец, предсказатель подошел и похлопал его по плечу как раз в тот момент, когда Конан пил мед. Мгновенно подсчитав время, варвар убедился, что с момента их первого разговора прошло ровно десять дней.

«… и ровно через десять дней я подойду и похлопаю тебя по плечу, когда ты будешь пить мед в Аломаре…»

Простое совпадение, — или старый мошенник действительно обладал даром предвидения будущего? Так или иначе, киммериец не позволил себе терять время на долгие размышления вместо того, чтобы с умом использовать выделенное время для отдыха, который не предполагал для варвара какого бы то ни было умственного напряжения.

— Тревожное знамение, мой мальчик, — сказал Динхвалт, усаживаясь за стол возле Конана.

— Снова духи мертвых?

— Нечто более страшное. Я думал, я всего лишь задремал и вижу страшный сон. Однако оказалось, я существую в облике другого — не человека — а бога! Это был он, Хёггсен-хитрец, ныне спящий в душной тьме. Но там, в моем видении, он подвергался жестоким мучениям в кошмарном месте, где всюду горел огонь, и сновали страшные бестии, и я смотрел его глазами! В той стране небо было малинового цвета, а языки пламени вздымались до самого неба! Зовется она Тьяргард. Там оказалась мятежная душа Хёггсена, после того как он расстался с жизнью на Рагнарёк. Его дух провел тысячу лет в глубокой яме, полной жаркой лавы, бессильный вырваться на свободу. Бездну мучений, сотни самых изощренных пыток огнём вытерпел его бессмертный дух, пока, наконец, не обрел долгожданную свободу! Теперь же он спит, безмятежно и кротко, возвращаясь в реальность нашего мира. Глубоко под землей среди уютного мрака Хельгарда, где нет палящего жара, покоится его тело, готовое обрести жизнь в назначенный час. Я запомнил, я прочувствовал все, что испытывал северный бог, о, и что это были за мгновения! Хёггсену-предателю пришлось претерпеть безграничный океан страданий! Но самым страшным мне показались его воспоминания о побеге — ты не представляешь, Конан…

Тьяцци перевел дыхание.

— Сквозь огонь, сквозь шторы ревущего пламени — на свободу! Он пробегал у самого трона владыки Тьяргарда и дерзнул заглянуть в его пылающие очи. Пламенеющий взор из-под угольно-черных век едва не спалил Хёггсена, но он устремился дальше, перекинулся в орла и полетел. Огонь, сорвавшийся вдогонку с распростертой длани, опалил его перья. Тогда Хёггсен обратился в волка и помчался быстрее самого ветра.

Но горящий великан дунул что было мочи, и обжег жаром его бока. Наконец, Хёггсен-хитрец достиг заветной границы горящей страны — там он остановился, вернув прежний облик и замер, глядя на высокий трон гиганта. Владыка огня послал в его сторону пылающих хищников, но Хёггсен знал, что им его уже не догнать. Тогда он стал издеваться над своим тюремщиком.

«Назови себя, чтобы я мог восславить во всем мире имя величайшего глупца и растяпы, который позволил мне бежать», — сказал недавний узник.

«Тьяр», — дохнул жаром великан. — «Ты еще вспомнишь свои слова, Хёггсен-насмешник, когда мы встретимся вновь. А теперь беги…»

И с этими словами он поднял из земли фонтан лавы, которая едва не поглотила обрадовавшегося Хёггсена. Тьяр усмехнулся — так трещит уголь, когда его касается пламя, и северный бог содрогнулся…

— Что же все это значит?

— Не знаю, Конан. Но туманные видения посеяли тревогу в моей душе. Я чувствую беду, которая надвигается, подобно огромной грозовой туче. Только несет эта туча не прохладный дождь, а огонь и нестерпимый жар Тьяргарда!

— Я успел убедиться, что ты редко ошибаешься, Динхвалт, — сказал киммериец. — Вот только поверь, разгадывать видения я тебе не помощник. Возможно, тебе лучше обо всем рассказать Миррейе и Тарланду — глядишь, аквилонские маги во всем разберутся. Они-то, наверняка, тебе что-нибудь да посоветуют.

— И то верно, — согласился предсказатель. — Что ж, пойду, разыщу чародеев.

Конан просидел в одиночестве чуть больше колокола, медленно набивая желудок. Потом киммерийцу вновь составили компанию в трапезе. На этот раз к варвару подсела Гретта. Сначала она поела, нисколько не стесняясь показаться неаккуратной, старательно нарушая все правила южного этикета. Только после этого заговорила с Конаном.

— Знаешь, я тут подумала, во время похода нам надо держаться друг друга.

Варвар внимательно посмотрел на собеседницу.

— Разве не Олав — твой напарник-командующий?

— Он самый. Однако…

— Что?

— На самом деле мы не так уж давно знакомы. Ты — человек проверенный, а Олав…

— Ты ему не доверяешь?

— О, нет, конечно же, доверяю, просто некоторые его решения временами кажутся мне… странными.

— Стратег он хороший, бывалый командир и отличный воин, это сразу видно, — сказал Конан. — Да вот только у меня к нему нет доверия. Что-то подсказывает мне, что Олав хитер как лиса и проворен как куница, хотя я могу и ошибаться. Впрочем, если он покажет себя как отменный полководец, я пойду за ним хоть в Хель.

— В Хель… Как бы и вправду туда идти не пришлось… А потому ты подумай над моим предложением. Когда бойцы скреплены порукой, даже в царстве тьмы шагается увереннее.

— На меня ты можешь положиться, — с уверенностью заявил варвар.

— Вот и славно.

Гретта позволила себе быструю, яркую улыбку.