Ключи к чужим жизням

Глава 1Блондинка приходит в сумерках

Сердцевина осени. На улицах голо, ненастно, зябко. Горожане насупились, оделись в непромокаемое и теплое. Щегольство, игривость и кокетство в одежде исчезли вместе с солнечными днями. И все же в высокой фигуре, скрытой длинным пальто, приблизившейся к подъезду, угадывалась особая женственность.

Войдя, незнакомка первым делом скинула капюшон: на плечи упали гладкие, блестящие белокурые волосы. Затем она энергично поднялась на третий этаж. Стук каблуков по ступеням, два коротких звонка, один длинный, поворот ключа. Дверь она отворила сама. Видимо, три сигнала были условными, упреждали кого-то в квартире именно о её появлении. Легкий скрип, шелест, шёпот. Вскоре все стихло. Долгое время в подъезде ни души. Непогожий воскресный вечер не располагал к прогулкам.

Я не сомневался, что блондинка тоже выйдет не скоро. Она всегда является сюда в сумерках и остается часа на три, а то и четыре. Я еще мало знал о ней, но уже мог утверждать, что она не из тех, кто делает что-то наспех.

Лежа на кровати, Светлана могла видеть в окне напротив разные оттенки серого цвета: кусок хмурого неба, кирпичная стена соседнего дома, сгущающийся сумрак. Осень выдалась очень скучной, не услаждала красками. Даже бабье лето прошло скомкано, почти незаметно. Небо постоянно куксилось, часто дождило. Такие дни нужно просто пережить, перемочь и стереть их из своей памяти как можно скорей.

Погода, конечно, пасмурна, но это не беда. Мало радует сама жизнь. Не тешит событиями. Не внушает уверенности. Времена наступили смутные, невнятные. Провозглашали перестройку, а больше похоже на разруху. Как будто всем сверху навязана какая-то большая нелепая игра, а правила её никто не знает. И все это, видимо, затянется на годы. Неуклюже, но всерьёз. Значит, предстоит не просто пережить, но и найти свое новое место в шаткой системе координат. А как его искать, если игра без правил? Сами «прорабы» перестройки так заигрались, что довели страну до раскола. Этим летом, в августе, целых три дня вершился дикий фарс в самом центре Москвы. И все под прекрасную музыку Чайковского. Если по телевизору показывают «Лебединое озеро», значит, жди проблем. Светлана политикой не интересовалась, но отлично понимала, что и ей придется расставаться с прежними представлениями, отдирать от себя прошлое с болью.

За окном угасал промозглый день, а в квартире было тепло, уютно, чисто. Светлане нравилось сдержанное убранство двух небольших комнат. Здесь все обустроено именно так, как она любила. Светлане нравилось лежать обнаженной, не укрываясь ничем. Она любила свое ловкое, длинноногое тело с удивительно гладкой, темно-персиковой кожей. Она постоянно ухаживала за ним, упражняла аэробикой, холила. Неудивительно, что её тело всегда приводило в восторг молодого мужчину, лежащего рядом! Приподнявшись на локте, он смотрел на Светлану, словно хотел прочитать её потаенные мысли. Они оба медленно остывали от ласк.

Её друг и сам сложен безупречно. Его стан – тоже продукт ухода и тренировок. Светлане хотелось погладить его с нежной благодарностью по плечам, шее, но она намеренно смотрела вдаль, остерегаясь встретиться с ним взглядом. Светлана знала, что их обоих захлестнет новая волна желания. Так уже случалось не раз. Тогда у неё вовсе не окажется сил покинуть этот дом, а она уже не могла оставаться дольше.

Всякая, даже потаенная, клеточка организма была удовлетворена, истомлена, расслаблена, но где-то глубоко внутри каждого из двоих любовников сидел и готовился к прыжку этот ненасытный зверек страсти. Им обоим часто не удавалось обуздать свое собственное маленькое животное. Их страстные отношения длились уже пять лет, но с годами взаимное влечение не слабело, а становилась мощнее, осознаннее. Оно подпитывалось опытом, познанием, бесконечными маленькими открытиями. Из сладостно-болезненного родства тел постепенно зарождалось родство душ. Одно перетекало в другое, и казалось, что сотворенное ими море чувственности не вычерпать никогда.

– Ринат, я должна идти. Мне пора, – наконец произнесла Светлана.

– В котором часу ждать тебя завтра? – тихо, но настойчиво, спросил Ринат. Этим вопросом он подчеркивал, что она должна появиться здесь и в следующий день, вопреки всему. Пусть весь мир перевернется или сойдет с ума, но Света должна быть в этой квартире и в этой постели. Иначе он сойдет с ума.

– Завтра я не смогу, – ответила ему Светлана тем тоном, каким обычно уговаривают капризных детей. – Я очень занята.

– Чем, чем ты занята? – нетерпеливо и обидчиво спросил Ринат.

– Ну, вот опять! – усмехнулась Светлана. – Огласить тебе длинный список моих будничных дел? Это неинтересно.

– Мне все интересно! – упрямился Ринат.

– Во-первых, я работаю… – начала Светлана.

– Зачем? Кем? Что ты там зарабатываешь? Трудовой стаж для будущей нищей пенсии? Сколько тебе нужно денег?

– Я буду работать, я так решила, я так хочу, – медленно произнесла Светлана. – Мы будем видеться немного реже, но все-таки будем, если ты не прекратишь терзать меня своими расспросами. Ты сейчас похож на заигравшегося ребенка.

Всякая истая женщина подсознательно стремится быть желанной. Ей льстила его ненасытность, но из них двоих она по-житейски была разумнее и мудрее. Светлана уже давно для себя поняла, что в каждом даже преуспевающем мужчине прячется неуверенный мальчик, а в каждой девочке очень рано просыпается настоящая женщина. У неё была пятилетняя дочь Ксюша, и Светлана каждый день наблюдала всходы женской сути в маленьком существе своего ребенка. «Эгоист, – внутренне улыбаясь, беззлобно, даже с довольством, подумала Светлана про любовника. – Сексуальный эгоист».

– Мне все труднее отпускать тебя, – простосердечно признался подруге Ринат. – Ты исчезаешь в своей малоизвестной мне жизни. Я там чужой тебе. Мне нет там места. И вот ведь парадокс! Я знаю тебя всю: твое тело, лицо, твои вкусы, привычки. Я люблю готовить для тебя, покупать подарки. Ты с аппетитом съедаешь мой ужин, ты самозабвенно отдаешься мне, ты доставляешь мне счастье, ты искренне радуешься подаркам, но все же каждый раз опять уходишь, не забирая с собой тех вещей, которые я купил тебе. И так уже пять лет!

– Тебя обижает, что я не беру с собой твои подарки? Ринат, ну, ты же все понимаешь! Такие небольшие вещицы, как заколки и флакончики духов еще, куда ни шло, но как я унесу вот эту чудную напольную вазу или этот шикарный махровый халат? А потрясающий кухонный комбайн? А изящный кофейный сервиз?

Неожиданно для себя Светлана рассмеялась и продолжила:

– Ты разве не замечаешь, что даришь мне бытовые предметы обихода? Я же пользуюсь ими здесь, в этой квартире. Ты не рад?

Она игриво взъерошила ему волосы, но Ринат оставался серьезным.

– Да, видимо это происходит у меня на подсознательном уровне. Я как бы вью гнездо, выстраиваю для тебя дом. Я пытаюсь пленить тебя комфортом… Так и есть. Света, давай поговорим! Почему ты не хочешь жить со мной?

– У меня уже есть дом. А в нем живет моя дочь, – спокойно ответила Светлана.

– Она будет и моей!

– У неё есть родной отец. Он жив и здоров.

– Твой муж?

– Мой муж, конечно. Кто же еще?

– А как же я?

– А ты самый сексуальный мужчина на свете! – она приподнялась и лизнула его грудину. Он прижался лицом к макушке её головы и негромко застонал.

Светлана осторожно отстранилась и прошептала, завершая скользкую тему:

– Все, все! Я должна идти. Не спрашивай меня ни о чем. Не выворачивай мою душу, будто мешок для сбора пыли.

Светлана встала и сосредоточенно начала одеваться. Ринат тоже поднялся с кровати. Он любил помогать ей. Он подавал ей детали туалета, бережно застегивал крючочки и пуговки, а сам оставался полностью обнаженным. Это напоминало ритуальное действо. Ринат пытался молча провоцировать её своим телом сексуального самца. Раньше это иногда удавалось, иногда нет. В тот вечер всё было напрасно. Светлана оставалась непреклонной.

Последним элементом гардероба Светланы являлось длинное пальто. Ринат довел начатую церемонию одевания до завершения. Беззастенчиво стоя в прихожей в одних только тапочках, он галантно подал своей даме верхнюю одежду, потом просунул каждую пуговицу в надлежащую петельку. Накинув на головку любимой женщины капюшон, Ринат поймал её губы для прощального поцелуя. Обнимая Светлану, он ощущал своей кожей пальтовую ткань. От мягкого кашемира летуче пахло парфюмом и уличной влагой, пронизанной прелью опавших листьев, травы, испарениями земли, асфальта, самим духом осени и грусти. Его волновал этот запах, заводила пикантность ситуации и безудержно влекла эта женщина. Ринат плотнее прижимал Светлану к себе, и ему казалось, что если она отстранится, то ему уже придется отдирать её от себя вместе с кожей.

Когда за ней закрылась дверь, он вернулся в спальню, включил телевизор и лег на просторную кровать. Постель услужливо сохранила знакомый тонкий запах кожи и тепло желанной женщины. Он будет спать на этой простыне, в ауре своей запретной любви до утра. А на следующий день он расстелет другую простыню. Светлана любит свежесть и чистоту, а в этой квартире все подчинялось её вкусам.

Блондинка не появлялась. Я ждал, она не шла. Свою машину я предусмотрительно поставил в стороне от подъезда, за большими деревьями, так, чтоб не привлекать внимание, но обеспечил себе возможность наблюдать за входной дверью. Женщина не могла проскользнуть мимо меня незамеченной. Это называется так – был в засаде. Я почему-то ощущал, как внутри возникает глухое раздражение, хотя долгие часы наблюдения для меня не в новинку. Что-то злило меня, и это что-то мешало думать.

Почти совсем стемнело. Двор освещался отвратительно. Я небрежно просматривал журнал в тусклом свете автомобильной лампочки. Обычно в таких ситуациях мои бывшие коллеги много курят или пьют крепкий кофе из термоса. Я напрочь лишен этих пристрастий: не курю вообще и кофе терпеть не могу. На мой вкус неплохо было бы рюмку-другую хорошей водки, да за рулем я никогда не позволяю себе спиртного. Ломать свои привычки я не вижу смысла.

Раздражение нарастало. Наверно, все-таки погода сказывалась. Мы все от чего-то зависим. От странного стечения обстоятельств. От бестолкового правительства. От дрянной погоды. От женщин. От женщин, между прочим, мы зависим значительно, хотя часто не признаемся себе в этом. А эта наша подчиненность им начинается с раннего детства. Мать, бабушка, учительницы в школе. Позже – подруги, жены. Мы вырываемся из-под опеки, хотим доказать себе, друзьям и им, женщинам, что вольны и смелы в своих поступках. Говорим дерзости, делаем глупости, допускаем ошибки, но, впрочем, чего-то все-таки достигаем в этой жизни. Забравшись на какую-нибудь малую высотку успешности, мы сразу жаждем их оценок и одобрения. О, как мы зависим от их оценок! А они умеют быть терпеливыми и вертят нами исподволь. Самые умные из них делают это виртуозно.

Я уже склонялся к мысли, что она осталась там ночевать, в этой квартире на третьем этаже, хотя раньше такого не случалось. Но все же она появилась на дорожке, ведущей от двора дома № 6 к Союзному проспекту.

Мое раздражение сменилось беспокойством. Как может тот парень, к которому она приходит сюда, отпускать её одну в поздний час? Неужели не в состоянии этот Дон Жуан подвезти свою любовницу или вызвать ей такси? Я пока не видел его, но твердо убежден, что именно к мужчине так осторожно приходит высокая красавица-блондинка в сумерках. Я уже сам намеревался узнать о нем подробнее в самое ближайшее время. Очень хотелось понять, каков он!

Я дал ей уйти немного вперед, потом медленно поехал за ней на безопасном расстоянии. Молодая женщина в элегантном пальто остановилась у обочины и начала голосовать. Я вырулил так, чтоб оказаться именно тем, кого она остановит.

Блондинка села ко мне в машину, практически не взглянув на меня. Меня это устраивало и не устраивало одновременно. Я пока не хотел, чтоб она меня приметила и запомнила. С другой стороны меня возмутила её непростительная неосторожность. Ну, разве можно так прыгать в машину к первому встречному на дороге, если даже очень спешишь?! Видел бы тот мужик, который остался в тепленькой квартирке на третьем этаже. Или ему все равно? Я ведь не в курсе пока, что их связывает. В общем, не знаю, как он, но я уже не мог допустить, чтоб она села к кому-то другому. Мало ли что.

– Куда едем? – спросил я глуховато, изображая обычного городского «бомбилу». А что, самое их время. Подгулявшие граждане торопятся домой на ночлег.

Она назвала адрес. Я уже знал его, там жила её мать. А она сама немного дальше. Минут пятнадцать хорошей езды без пробок.

По дороге она молчала и даже не сняла свой капюшон. Я уже немного изучил её привычки. Блондинка имела обыкновение выпускать свои гладкие волосы на свободу и встряхивать головой, чуть отклонив её назад. А тогда она о чем-то задумалась, наверно. Я тоже молчал и вез её, как драгоценный груз. Когда подъехали, она очень вежливо спросила:

– А вы не сможете меня подождать здесь минут десять-пятнадцать? Я сейчас вернусь. Дочку заберу.

– Отчего же нет? Можно, – ответил я придуманным мной голосом, не выходя из роли «бомбилы». Если бы она узнала, как часто и подолгу мне приходилось дожидаться её в разных местах за последний месяц, то очень удивилась бы! Так что пятнадцать минут – это сущий пустяк для нас с ней. Но она пребывала в полном неведении. А иначе и быть не могло. Я умею работать.

Дверь Светлане открыла мать.

– Мама, я машину внизу оставила. Давай соберем Ксюшу, да мы поедем, – попросила дочь.

– Она спит, – коротко ответила мать. – Лучше её не будить. Пусть остается.

По её лицу было трудно определить, как она оценивает поздние воскресные прогулки своей взрослой замужней дочери. Наталья Петровна редко задавала вопросы, требующие разъяснений. Она вообще была немногословна. Светлана очень ценила в ней это и была благодарна за ненавязчивую помощь. Мысленно попросив прощения у дочери, Светлана согласилась:

– Хорошо, пусть остается. Теперь уже заеду завтра вечерком.

– Также поздно? – уточнила мать.

– Нет, мама, часов в шесть вечера.

– Звонил Олег. Просил тебя к телефону. Я сказала, что ты Ксюшу уложила и к соседке зашла на минутку. К Ленке, к бывшей однокласснице. Имей в виду. Я спросила, что передать тебе. Он сказал, что ничего. Просто побеспокоился.

Светлана посмотрела на мать внимательнее и ответила, чуть помедлив:

– Спасибо, мама.

– Завтра нам надо поговорить, Света, – сухо, но ровно, без нажима, заявила Наталья Петровна.

– Хорошо, поговорим, – невозмутимо пообещала ей Светлана. Ей всегда казалось, что мать хорошо чувствует её и понимает без слов, и разговор будет вполне добросердечный и недолгий. Но она еще не знала, что заблуждается. – Я пошла. Спокойной ночи.

– Подожди, пирога Олегу возьми. Он такой любит, – остановила её мать и проворно принесла с кухни упакованный уже внушительный кусок свежей домашней выпечки.

Дочь ласково поцеловала мать на прощание в плотную щечку, склонившись к ней. Наталья Петровна была низенькой, крепенькой женщиной. Внешне дочь унаследовала только её карие глаза с миндалевидным разрезом и отличную структуру кожи, мало подверженную влиянию времени. Внутренне Светлана обладала той же силой характера и многими навыками, что и мать. Наталья Петровна не нежила Свету в детстве, и дочь приучилась выполнять любую работу аккуратно, ловко и быстро. Все спорилось в её умелых руках, а ухоженные, хорошей природной формы ногти очень редко покрывались лаком. Светлана много делала своими руками и ценила естественность во всем.

Свою квартиру Светлана открыла ключом, без звонка. Из комнаты окликнул муж:

– Света, ты?

– Я, я, Олежик.

– А который час уже?

– Одиннадцать без пяти минут, – ответила Светлана, стягивая сапоги в прихожей.

Потом она мелкими шажками вошла в пустынную комнату, приблизилась к мужу. Он стоял, склонившись над большим столом, на котором располагалась чертежная доска. Рядом стопкой лежали тетради с записями, коробка карандашей фирмы «KOH-I-NOOR». Голова Олега была увенчана платком в мелкий рисунок, подобные которому в последствии прочно вошли в моду, затем в широкий обиход и стали именоваться «банданами». А пока это был просто обыкновенный ситцевый платок.

Светлана поцеловала его в шею.

– Ты заработался, – прошептала она прямо в ухо супруга. – Пора отдыхать. Ну-ка, покажи мне глаза! У-у, красные, подслеповатые, как у крота. Все-все! Сворачивай свои чертежи.

– Это не мои, а нерадивых студентов, – ответил с улыбкой Олег. – Я зарабатываю на лени этих обеспеченных бездельников. Тебя нет, я и не заметил, что уже так поздно. Я-то заработался, а ты чего так припозднилась?

Говорить неправду удобнее, не глядя в глаза собеседника. Но это полдела. Ложь искусная, правдоподобная требует определенного тона и состояния души. Светлана начала медленно раздеваться, кружа по квартире и раскладывая вещи. Она словно танцевала, подчиняясь одной ей слышному ритму. Плечи и грудь её подрагивали, тонкая, но сильная шея грациозно изгибалась. Голос её звучал мелодично, размеренно и спокойно:

– Я вначале заехала к Марине. Подкрасить волосы, подстричь концы. Потом помогла ей раскроить платье. Ткань дорогая, она сама не осмеливалась резать. А я решительная, ты же знаешь. Сметали, подогнали – отменно так получилось. У Маринки фигурка классная! Все село по ней. Она мне подарила на радостях флакончик духов. Духишки такие славные!

– Что так щедро? Ей разве не надо, если «такие славные духишки»? – нарочито дурашливо передразнил Олег. Он с удовольствием смотрел на жену, и губы его сами растягивались в снисходительной улыбке.

– А ей часто то клиенты суют, то Артур привозит. У неё таких уже два флакона. Маришка же нежадная, ты же знаешь, – беспечно продолжала Светлана. – Ну, вот. Потом поехала к маме. Поболтали, капусту незаметно так нашинковали, две банки засолили. Со сладким болгарским перцем, как ты любишь. Потом пирог затеяли. Тебе, кстати, тоже большой кусок принесла. Дед с Ксенией погулял, сказки ей почитал. Она и уснула. Я успела только погладить её перед сном. Что ещё? Да, к Ленке Малофеевой заглянула. А Ксюшку оставила у мамы. Не заметила, как день прошел. Так рано теперь темнеет! Ну, что ты смотришь на меня?

– Я радуюсь, что твой день прошел не зря, – по-прежнему улыбаясь, сказал Олег.

– Ты ведь сказал, что будешь весь день чертить, а Ксения бы тебе мешала, чёртиков бы тебе пририсовывала на ватман. Ведь так? Вот мы и уехали.

– Так, так, – устало усмехнулся Олег. – С ней не поработаешь. Но я уже без вас соскучился!

– Ну, так идем спать! – вкрадчиво предложила Светлана. Она уже стояла перед ним в кружевной пижаме – коротенькие эластичные шортики и миленькая маечка облегали её, как нельзя лучше. И она это знала.

– Да, идем, – согласился муж. – Завтра мне рано вставать. Ты ложись, а я под душ. Сейчас, пять минут.

Уже в постели он сказал:

– Да, забыл! Тебе же девчонки твои звонили поочередно. Вначале Марьянка, а потом Анка.

– Что, перезвонить просили? – лениво поинтересовалась Света.

– Да нет, так, видно, соскучились за выходной без тебя.

– Завтра увидимся. Спи.

Их квартира была в точности такой же по планировке и габаритам, как и та, в которой Светлана встречалась с Ринатом. Ирония судьбы. А, может, просто узость мысли и фантазии городских архитекторов. Постройки-то типовые, утвержденные еще при Хрущеве. Вот только кровать немного поскрипывала и вообще была не такой широкой, современной и удобной, как у Рината в спальне, но Светлана любила засыпать, прижавшись к мужу. К Олегу. Такая вот непостижимость бытия. Такая противоречивость привязанностей, привычек, желаний, прихотей молодой красивой женщины. Так выстраивался затейливый расклад её судьбы, и она пока не видела причины его разрушать.