Глава 5

Киев, октябрь 2019. Заплаканная девушка в поисках душевного собутыльника


Тот отрезок улицы Франко, где жил Бисмарк, годился и для ленивых, и для слишком бодрых. Каждый раз при выходе из дома, у Олега появлялся выбор – «катиться» вниз в сторону Владимирского Собора или карабкаться вверх на Ярославов Вал, где, конечно, соблазнов в виде кафешек и баров имелось побольше, но для этого требовались энергия и желание. Поэтому любой «прогулочный» выход Бисмарка из дому начинался с выбора: вверх или вниз? Вверх было ближе, но труднее, вниз, даже если только до Хмельницкого, было легче, но чуть дальше и намного скучнее, если речь шла о месте для завтрака или кофейного уединения. Все «деловые» выходы вели вверх, ведь короткий путь к ближайшей станции метро пролегал через Ярвал.

Иногда Олег задумывался: как же тут жила свои последние годы его тетка, тетя Клава, от которой он и получил квартиру в наследство? Дом на склоне на самом деле ей не оставлял выбора. Когда ей исполнилось шестьдесят семь, она перестала отходить далеко от парадного. Сидела на скамеечке. Еще через пару лет перестала спускаться с третьего этажа, переложив заботы о покупке продовольствия на социальных работников. Летом сидела на балконе, зимой на кухне у плиты, грелась. Родители Олега к ней наведывались нечасто. Они вообще Киев не любили. Да и тетку, кажется, тоже. Сидели в своем Чернигове, как и сейчас сидят. В хрущевке на первом этаже. Окна за железными решетками «от воров», если вдруг по ошибке сунутся. Красть-то у них нечего! Мать всю жизнь педиатром в поликлинике, отец – школьный учитель истории, который все детство Бисмарку разукрасил рассказами про Римскую империю и государство Урарту. Олег слушал его очень внимательно в десять лет, вполуха в тринадцать и перестал слушать в пятнадцать, когда начались его тинейджеровские конфликты с родителями. Жить за решетками на окнах в тесной хрущовке первого этажа с родителями-интеллигентами стало невыносимо. Поздним утром после выпускного, когда голова еще шумела от шампанского и бессонной гульбы до рассвета, отец и мать позвали его, еще не совсем вменяемого, на кухню и поставили перед выбором: университет или работа! Конечно, он поступил не разумно, но что еще можно было ожидать от только что попрощавшегося с десятилетним школьным сроком подростка? Он послал их матом, влез ногами в сандалии и хлопнул дверью.

Пару дней пожил у приятеля, не отвечая на звонки мобильного. Потом все-таки вернулся. И удивился, что возвращение блудного сына не вызвало новый скандал. Родители его встретили насупленные, но тихие. У отца в глазах даже прочитывалась скорбь.

– Тетя Клава умерла, – сообщил отец.

Видимо, в семнадцатилетнем возрасте человек не особенно верит в существование смерти. Во всяком случае, сообщение поначалу только спровоцировало давние и недавние воспоминания, ведь Бисмарк частенько удирал из Чернигова в Киев пошляться, и если загуливал, то ночевал у нее, у двоюродной сестры отца. Она к нему относилась по-доброму. Даже деньжат иногда подбрасывала из своей пенсии.

– Тетя Клава умерла, – повторила раздраженно мама, не заметив на лице у сына полагающуюся в таких случаях скорбную мину. – И оставила тебе наследство! Квартиру! – добавил отец.

– Надо будет оформить все документы на квартиру, продать ее и купить тут, рядом с нами. У нас квартиры дешевле, можно, наверное, трехкомнатную найти!

– Вы что, с ума сошли? – взорвался тогда Олег. – Продавать квартиру в Киеве, чтобы купить в Чернигове? Да никогда в жизни! Если это моя квартира – я буду в ней жить!

Так Бисмарк стал киевлянином и еще ни разу об этом не пожалел. Правда, с родителями отношения охладели. Звонили они ему только по праздникам и начинали разговор всегда с упреков и обвинений. «Тебе на нас наплевать!» – эта фраза обязательно должна была прозвучать в начале. Потом мама его срамила за легкомысленное отношение к выбору профессии. «Про тебя же все спрашивают! И что, я должна им говорить, что ты работаешь курьером в интернет-магазине? Это же ужас какой-то!»

– Надо ей позвонить и сообщить, что моя карьера пошла вверх и я уже стал дежурным электриком! – усмехнулся в мыслях Бисмарк, вспомнив традиционные мамины укоры в свой адрес.

Обычно после ночной смены Олегу хватало четырех-пяти часов сна, чтобы восстановиться. Но в этот день азарт, спровоцированный ночными находками, поднял его с дивана уже к полудню. Он расстелил на письменном столе газету, выложил на нее трофеи, достал набор привычных инструментиков, которыми пользовался для очистки найденных в земле медалей, монеток и прочего. Набор состоял из стоматологических штопферов и кюреток, а также обязательных для последней стадии очистки щеточек со щетиной из проволок разной жесткости. Глина и другая земляная налипь с железа второй мировой войны очищалась обычно не без труда, но относительно легко. Тут же он имел дело явно с «налипью» более древней, многовековой, поэтому и перстень взял пальцами с особой осторожностью, и штопфер выбрал покрепче – таким можно лошадиные зубы раздвигать! Стал процарапывать штопфером дырку, в которую когда-то входил палец владельца перстня. Окаменевшая глина не поддавалась, но острие инструмента все-таки оставляло на ней следы. Отложив стальной «карандаш» штопфера в сторону, Олег пододвинул к себе стоматологический электробур. Включил, поднес его головку к перстню, словно к зубу. Легкое жужжание работавшего вхолостую бура сменилось на более тяжелое. Несколько раз придавив бур к глине, Бисмарк поднес перстень к глазам. Включил себе в помощь настольную лампу. След от бура удручил черного археолога. Если глина действительно окаменела, то бороться с нею придется, в конце концов, не буром, а сверлом. А это для перстня ой как опасно! Возьмет он, и вместе с камнем на мелкие кусочки расколется!

Длинный предмет, покрытый такой же глиной, Олег решил пока вообще не трогать. Вместо этого посидел с полчаса над грудкой, в которой вроде бы что-то «пряталось». Пробовал ее легонько постукивать стоматмолоточком, надеясь случайно найти слабое место, в котором грудка расколется. Но очень скоро он вообще засомневался в том, что она может в себе что-то скрывать. «Что снаружи, то и внутри!» – решил он. Но все-таки определенные сомнения по поводу этой грудки оставались, ведь весила она как бы тяжелее, чем обычный камень соответствующего размера.

Утомившись от бесплодных попыток увидеть находки в первозданном виде, Олег прилег на диван и вздремнул. Ему даже что-то снилось, но тут уютную тишину взорвал звонок мобильного.

– Привет! – прозвенел юношеский голос одессита. – Я устал ждать!

– А, извини, я пришел и сразу уснул! – принялся оправдываться Бисмарк.

– Мне бы твои нервы! Ну раз я уже тебя разбудил, то рассказывай! Что нашел?

– Что нашел? – переспросил Бисмарк, лихорадочно думая: о чем Адику рассказывать, а о чем нет. – Да нашел кое-что, но не такое, что аж ах! Поэтому и не звонил!

– Ну а что все-таки?

– Давай я тебе лучше покажу!

– Не покажу, а передам! – поправил его Адик. – Тебе с такими вещами лучше быть поосторожнее, а я знаю, что с ними делать!

– Ну ладно, передам!

– Когда и где? Могу через полчаса к тебе подойти

– Нет, давай лучше в кафе! В «Ярославе», через час! Мне надо еще в себя прийти!

В ванной комнате Бисмарк подставил голову под струю холодной воды. Хватило минуты, чтобы вызванная водой бодрость стала расползаться по всему телу.

В сумку он положил грудку глины и продолговатый предмет. А перстень спрятал в нижний ящик стола, решив оставить его для себя, как самое ценное из найденного. Все-таки это он, а не Адик полночи копался в земле, это он рисковал. И, рисковал, наверное, не выговором или увольнением с должности дежурного электрика! Эта должность ему и даром не нужна! Рисковал он, скорее всего, собственной свободой! Ведь за такие дела могут и посадить! А свобода для него – главная, первичная ценность! После по рангу ценностей стоит квартира тети Клавы, ставшая его киевским жилищем, дальше все-таки семья, какие-никакие, но родители, которые сделали для единственного сына все, что могли, пока он был маленьким: снабдили его только хорошими воспоминаниями о детстве и не очень-то драматическими воспоминаниями о школьной юности.

Поднимаясь по улице Франко вверх, Олег понял, что как-то слишком быстро собрался, а значит и в кафе придет раньше, чем надо. А раньше, чем надо, ему туда не хотелось.

На углу Ярославова Вала и Франко он остановился у газетного киоска. Осмотрелся по сторонам. Взгляд сам замер на девушке, что как-то потерянно стояла совсем рядом. Прилично одетая, в джинсах и недешевой ярко желтой ветровке, она, почувствовав на себе взгляд, посмотрела на Олега заплаканными глазами.

– Вы со мной не выпьете? – спросила жалостливо.

«Черт, развести на бабки хочет», – подумал Бисмарк.

– Извините, у меня встреча!

– Вы не подумайте, – она вытащила из кармана куртки-ветровки пачку гривневых пятисоток. – Я сама могу вас угостить!

От неожиданности Бисмарк пожал плечами. Посмотрел на часы.

– Ну, полчаса у меня есть, – произнес уже мягче.

– Можем прямо сюда, – кивнула она на вход в подвальный ливанский ресторан.

– Два «Хэннэси», – скомандовала она бармену, как старому знакомому, усаживаясь на высокий табурет.

Бисмарк устроился рядом. «Ничего себе», – подумал о заказанном коньяке.

Бармен оказался расторопным.

Она пригубила, и тут же ее глаза засветились другим, более спокойным светом.

– Спасибо! – кивнула Бисмарку.

– За что?

– За участие! Как тебя звать?

– Олег.

– Олежка, – протянула она и снова пригубила. – У меня шеф был Олег. Жалко, убили его!

Бисмарк раскрыл рот, но как-то мысли смешались, и вставить очередное слово в разговор он не смог. Пригубил «Хэннэси».

– А чего убили? – все-таки поинтересовался.

– Там, может быть, и я виновата, – начала было говорить девушка и вдруг махнула рукой, замолчала.

– А тебя как зовут? – спросил Бисмарк.

– Рина.

– Это как Катерина?

– Нет. Родители меня почему-то назвали – Рия. Мне это вообще не нравилось с самого детского садика. Я, когда паспорт делала, поменяла.

– Рия? – в недоумении повторил Бисмарк. – Это как Мария? Чего это они тебе пол имени дали?

– Уже не спросишь! Разбились в машине! Давно. Отправили меня в лагерь на море. А когда я возвращалась на поезде, выехали забрать на вокзал и всмятку! На них «Камаз» налетел… Но потом один знакомый отца на поминках напился и прошептал мне на ухо, что они мне не родными были. Что удочерили. Документов об удочерении я не нашла. Дядя наоборот, убеждает, что родители родные и что он ездил с отцом в роддом забирать меня с мамой!… Фигня какая-то!

– Ничего себе! – удивился рассказанной драме Бисмарк. – У тебя в жизни, как в кино!

– Хуже! – твердо заявила Рина. – В кино бы я сейчас была богатой и счастливой, и муж у меня был бы супермен с «Теслой»!

– Ну так у тебя же деньги есть, так что ты уже богатая!

– Деньги и счастье, это как чай с кофе – почему-то не смешиваются. А если смешать, то пить невозможно! Была б я счастливой, стала бы я первого встречного в бар звать!

Олег обиделся. Посмотрел на недопитый коньяк. «Может оставить его на хрен да и уйти? – подумал. – Похожа на богатую пьяницу! Наверное, муж или приятель выгнал из дому! Поэтому и стояла у киоска!»

– А ты вообще-то чем занимаешься? Чем-то для души? – спросила она вдруг.

– Почему для души?

– Потому что денег у тебя нет!

– Ну да, можно сказать для души! Археологией.

– Археолог? – оживилась она.

Бисмарк вздохнул.

– Не совсем археолог. Это вроде хобби. Я – черный археолог, – признался он вдруг и тут же пожалел о сказанном.

Рина не удивилась, Улыбка сделала ее лицо добрее.

– Знаешь, мы с тобой друг другу подходим, – смешливо прошептала она.

– Почему?

– Оба черные!

– В каком смысле?

– Ну ты – черный археолог, я – черный бухгалтер…

– А что такое «черный бухгалтер»? Ты что, тоже ночью работаешь?

Такого звонкого смеха Бисмарк не слышал давно. Даже неудобно стало, показалось, что все вокруг обернулись в их сторону, хотя на самом деле никого рядом не было и только бармен протирал бокалы, но и он в их сторону не смотрел и находился достаточно далеко, так что слова, вызвавшие у Рины приступ смеха, он вряд ли услышал.

Мобильник Бисмарка затрезвонил.

– Черт! – вырвалось у Олега.

Он спрыгнул с табурета.

– Ты куда? – забеспокоилась Рина.

– Опаздываю, товарищ ждет. Тут, рядом!

Рина неожиданно схватила Олега за запястье и сильно сжала, словно не хотела его отпускать. От неожиданной боли он выдернул руку и удивленно посмотрел на девушку.

– Извини! Ты же потом вернешься? Я, наверное, еще буду тут!

– Постараюсь! – С подозрением во взгляде, бросил на ходу Олег.

Адик, услышав, что причиной опоздания Бисмарка стало неожиданное знакомство с девушкой, сердиться не стал. Грудку окаменевшей глины и продолговатый предмет он аккуратно переложил из Олежкиной сумки в свой рюкзак. Потом поднял на младшего товарища сосредоточенный взгляд и спросил: «Это все, что ты там нашел?»

– Там уже много раз копались, – ответил Бисмарк. – Может и это – чепуха какая-то, а не то, что ты хотел! Я попробовал почистить, ни фига не вышло! Как камень!

– Ничего, может у меня получится?! – самоуверенно проговорил Адик. – В любом случае сообщу!

– А что мне делать дальше? – неожиданно спросил Олег.

– В каком смысле?

– В смысле работы? Можно увольняться оттуда? Я же ни хрена не зарабатываю, а жить как-то надо! Меня вон уже девушки из жалости коньяком угощают!

– Нет, – Адик перешел на серьезный тон. – Потрудись еще! Недолго! Вот тебе премия, – он вытащил из кармана три сотки в евро. – Держи и ни в чем себе не отказывай! О! А что это у тебя? – он уставился на посиневшее запястье правой руки Олега, протянутой за деньгами.

Рукав куртки опять скрыл запястье.

– Черт его знает, – Олег пожал плечами. – Может, во сне ударил?

Загрузка...