Ключи от Лас-Вегаса

2

Жена Натка была единственным человеком, которому Геннадий Любомирский доверял. Во всяком случае, он считал, что ближе ее нет никого на свете. И не ошибался.

Они познакомились еще в институте. Широкоскулая, с вздернутым веснушчатым носиком и длинными волосами цвета спелой пшеницы, она прошла по рядам, прижимая к груди экзаменационный билет, и села впереди него на вступительных экзаменах. Откликнувшись на кличку «Рыжая», Наташа покраснела и подсказала ему ответ на вопрос. Он понял, что понравился ей.

Они поступили на один курс. Нищая юность не баловала девчонок шмотками, но Наташа умела напялить на себя двухкопеечный наряд — обтянуть узкой юбчонкой круглые ягодицы, самопальным свитерком выпуклые груди — и выглядеть на улет. В отличие от него ее нельзя было назвать красавицей, но веселый нрав, призывные искорки и задор в зеленых глазах притягивали к ней многих. Мужчины чувствовали в ней что-то и западали. Она умела себя нести. Особенно если этого хотела. Когда Наташка вышагивала по институтским коридорам в высоких замшевых сапогах, чуть покачивая бедрами, девчонки с завистью косились на ее налитое, пышущее здоровьем тело, ребята присвистывали вслед.

Несмотря на классную фигуру — высокий рост, узенькую талию, ноги что надо, — Геннадий считал, что она чуть простовата. Для него. «Не хватает изысканности, лоска», — размышлял он, когда сомнения, подкатиться к ней или нет, посетили его однажды в безрадостное пребывание «на картошке». В том, что ему не откажут многие, он не сомневался. Широкоплечий блондин с волевым красивым лицом, он был спортивен и ловок, отлично играл в институтском джаз-оркестре на пианино, поэтому легко покорял женские сердца.

С девчонками у Крокодила Гены, как его сразу двусмысленно нарекли на курсе, никогда не было проблем. В те времена так открыто, как теперь, о сексе говорить было не принято. Но говори о нем или нет, он царил в общежитских кроватях, в ледяных нетопленных дачах — подальше от родительского глаза, в неожиданно освободившихся от предков на пару-тройку часов квартирах. Вот тогда он, этот секс, приобретал необычные для передовых комсомольцев формы, и все продвинутые активисты и активистки, а Геннадий, естественно, относился к их числу, начинали жить одной шведской семьей.

Иногда общежитские девчонки, как бы под видом «репетиции» перед студенческими вечерами, оставляли Крокодила Гену на ночь (потому что в общежитии был рояль) и не отпускали по три дня. Домой он возвращался, как драный кот, похудевший, с синяками под глазами.

Геннадию нравилась дочка ректора. Худенькая, высокая, острогрудая. Она тонко чувствовала музыку, иногда они играли в четыре руки. Но у нее была маленькая дочь и где-то за границей работал муж, неосмотрительно оставивший ее доучиваться на родине.

Но дочку ректора на картошку не посылали.

В период уборки беспробудно шли проливные дожди, все ходили в резиновых сапогах, бедра и груди девчонок были спрятаны под телогрейками, а лебединые шейки — замотаны платками, хвостиками назад, так что увидеть хотя бы кусочек женского тела не представлялось возможным. А, как назло, очень хотелось, особенно после бутылки портвейна, распитого с ребятами на голодный желудок.

Однако, когда ночью Геннадия посетила гениальная мысль забраться в палатку к рыжей пышногрудой Наташке, его все-таки точил червь сомнения — может прогнать.

«Но попытка не пытка», — решил Генка и, нырнув в промокшую палатку, осторожно расстегнул молнию ее спальника, за которым последовали тридцать три одежки.

Наконец его холодные руки нащупали то, к чему стремились: упругое тело, груди, словно твердые мячики, и теплые соки между ног, томившиеся в ожидании именно его, как она призналась позже.

Наташа не прогнала красавца Генку, наоборот, жарко прижалась и позволила все, чего не позволяла никому.

С тех пор прошло двадцать пять лет. Ее объятия не остывали.

Немногие женщины, с которыми ему приходилось иметь дело, так мгновенно и легко способны были получать удовольствие от секса. Некоторые, вымученные, но не удовлетворенные, вынужденно соглашались, что не выходит именно у них, а вовсе не у него. Другие после долгой возни имитировали удовлетворение — он это чувствовал, но не возражал. Правда, были и такие, с которыми все шло легко и гладко, но так хорошо, как с Наташкой, не бывало ни с кем.

Она впивалась в него всеми клеточками своего тела и души, передавая любимому такую гамму эмоций, что время их сексуального контакта можно было измерить секундомером. Он часто ворчал на нее за это:

— Ты что, не можешь себя попридержать?

Виновато улыбаясь, она вскидывала полные блаженного удовлетворения глаза и выдыхала:

— Не могу. Мне так ласково с тобой.

Он чмокал ее в теплую, уютную шею и, пожелав спокойных снов, поворачивался спиной.

Так они расставались, как она говорила, на целую вечность, он считал, что на коротко, всего только на ночь.

Теперь Натка имела все: шубы, дубленки, не говоря уже о костюмах и юбках, аккуратно рассортированных по отдельным шкафам.

Если ее джип был в ремонте, то Геннадий давал ей на время один из своих авто. На работу часто приходилось ездить порознь, хотя работали они вместе — жена была его полноправным и верным партнером.

Офис их фирмы находился в шикарном голубом здании из стекла и бетона. Клиенты с уважением относились ко все еще привлекательной бизнесвумен, но для этого, с точки зрения Геннадия, Наташа просто вымучивала себя всевозможными диетами и тренингами.

Как ни старайся, а бедра вобрали в себя все непотребности, съеденные за жизнь: хлеб, супы, картошку. Он критически разглядывал по утрам полную женщину в обтягивающем боди: мокрая от изнеможения, она крутила педали тренажера. То, что некогда считалось достоинством и привлекало мужчин, — высокий рост, пышногрудость, налитое тело — теперь превратилось в явные недостатки теряющей молодость дамы. Высокая фигура стала казаться громоздкой, аппетитные ножки — толстыми, широкие скулы делали лицо округлым, как луна.

Геннадий с грустью вспоминал студенческую юность, тоненькую дочку ректора, которую ему однажды все-таки удалось уболтать.

Взгляд его не очень зорких глаз теперь то и дело подмечал через стекла автомобиля стройные ножки весело хохочущих девчонок, призывно косящихся на его отполированный до блеска «Мерседес».

Искушение молодостью слишком велико, и вот уже «бархатная шляпка» сидит рядом и, как ему кажется, голой коленкой старается коснуться тщательно отутюженной Наткой брючины.

Его гардероб жена не доверяла никому, несмотря на аккуратную и преданную домработницу. Сорочки, костюмы и даже ботинки она приводила в порядок сама. Ей нравилось смотреть, как он, отглаженный и чистенький, отправляется на работу. Для нее был важен его внешний вид. «Семейная реклама», — смеялась она, чмокая его на прощанье.

Геннадий посмотрелся в зеркальце, прикрепленное к лобовому стеклу: «Не осталось ли на щеке ее коричневой помады?»

У «шляпки» была ярко-розовая.

Еще не освоившись, словно в чужой квартире, она замерла в салоне автомобиля, напряженно уставившись в окно.

— Мне до церкви, у поворота на площадь, пожалуйста, — просительно проворковала девушка.

Она назвала место, которое он проезжал каждый день. Голубые купола старенькой церкви были видны даже отсюда. Если от нее пройти дворами и выйти на площадь, где высятся современные здания, — наткнешься прямо на его офис. Кабы не проклятая пробка, езды отсюда максимум на десять минут.

С другой стороны, если бы не пробка, не видать бы ему прекрасной незнакомки. Пока все чинно стояли и проклинали забитый центр, он разглядел на обочине мечущуюся в поисках машины «шляпку».

В другое время ее подвез бы каждый. Но утром, когда между автомобилями даже нитку втиснуть нельзя, все с сожалением разводили руками: мол, видишь сама, не проткнуться.

Геннадий загадал: «Если по дороге, возьму».

Девчушка направлялась в его сторону. Она просила остановиться буквально в минуте до того места, куда ехал он сам.

«Значит, судьба», — решил он и распахнул двери.

— Спешишь? — считая разницу в возрасте достаточным основанием, чтобы позволить себе обратиться к ней на «ты», — спросил он.

Девочка неопределенно мотнула головой. Он тоже опаздывал на важную встречу. В фирме его ждал клиент.

— Сама видишь, я не самолет. Как доберемся, так доберемся…

Из-под шляпки благодарно сверкнули темные глазки.

— Спасибо, что взяли.

— Не за что.

Девочка положила на коленки коричневый рюкзачок и попробовала оттянуть юбку, скорее не юбку, а полосочку из-под длинного кожаного сюртучка.

Он облизнулся, словно кот на сметану, и стал в открытую рассматривать пассажирку.

У нее был правильный тонкий профиль. Из-под бархатной шляпки выбивались черные, словно смоль, блестящие волосы. Она оставалась натянутой, как струна, но старалась показать, что это для нее не впервой, что каждый день катается на таких дорогих машинах. Геннадий знал, что суперсовременный салон его авто приводит в замешательство даже видавших виды опытных автомобилистов: мягкие кожаные кресла, приборная доска, весь дизайн, словно в космическом корабле, льющаяся из четырех динамиков музыка, телефон и даже так называемый «Магеллан» — прибор, подсказывающий через спутник дорогу водителю.

Пока он изучал прекрасную незнакомку, движение на дороге возобновилось, и тут же впереди зазевавшегося Геннадия кто-то влез. Сзади яростно загудели. Он посмотрел в зеркало заднего вида, мужик в раздолбанной «Волге» крыл его на чем свет. Подняв руку (жест незадачливого водителя), Геннадий попросил прощения. В другое время он бы показал торопыге. Но присутствие розовых губок резко изменило настроение, и он, ощутив себя молодым, полным сил юношей, чтобы расположить к себе девушку, вспомнил одну из своих не раз проверенных баек.

Девочка слушала, улыбаясь, и чуть расслабившись, косила глаза, незаметно рассматривая внутренности машины.

Неожиданно после светофора пробка рассосалась, и, к огорчению владельца «Мерседеса», показалась церквушка. Геннадий перестроился в правый ряд.

— Что я вам должна? — понимая, что с нее не возьмут плату, пококетничали розовые губки.

— Ты мне должна… — «Мерседес» мягко притормозил. — Что бы такое попросить у «Золотой рыбки»?

Лицо девочки было обращено к нему. Оно было по-настоящему красиво. Белая, словно прозрачная кожа без единого пятнышка, огромные черные глаза, спрятанные под густыми ресницами, большой чувственный рот. Понимая, что ею любуются, она стянула с себя шляпку, и огромная копна черных блестящих волос упала на плечи.

— Пожалуй, попрошу, чтобы «Золотая рыбка» мне позвонила, — поедая многозначительным взглядом всю ее с головы до ног, не сдержался Геннадий. Он рассчитал правильно: просить телефон глупо, если не захочет — все равно соврет, а если захочет…

— А старуха не будет браниться на «Золотую рыбку»? — сразу нашлась девочка и кокетливо потерла указательным пальчиком его обручальное кольцо.

— Ах, какие мы умненькие! — вырвалось у Геннадия.

— Да, мы вот такие! На ночь сказки Пушкина читаем, — выставляя правую ногу из машины на асфальт, осмелела девочка.

От резкого движения юбка, подобравшись под сюртучок, полностью исчезла. Прозрачные колготки высветили синие жилки на худеньких, длинных ногах.

Геннадий достал ручку и нацарапал номер своего сотового телефона.

Девочка взяла бумажку и положила в карманчик рюкзака. Ноги продолжали оставаться раздвинутыми, будто она собиралась сесть на шпагат. Мужчина не мог оторвать от них взгляда. «Она просто не берет это в голову. А может, наоборот, берет», — с надеждой подумал Геннадий.

— Меня зовут Лизавета, — выбравшись из машины и облокотившись на открытое стекло так, что холмики грудей четко выступили из-под блузки, осмелев вовсю на свободе, сообщила девушка.

Она была выше среднего роста, тоненькая и хрупкая, как статуэтка.

— А меня можешь не называть никак. Я Мистер Икс. Если поближе познакомимся, раскрою тайну, — будто бы пошутил он.

— А как же вас к телефону подозвать? — удивилась девчушка.

— К этому телефону подхожу только я.

— Хорошо, Мистер Никак, — притворно обидевшись, Лизавета сделала прощальный жест тоненькой ручкой и исчезла.

Подъезжая к стоянке у здания, где располагался офис, Геннадий размышлял о своем близком приятеле Павле. Недавно тот влип в историю. Мать его молоденькой подружки вымогала у него круглую сумму. В противном случае обещала устроить скандал. Рассказать все его жене. Вот почему Геннадий поосторожничал и не представился девчонке, не дал визитку с телефоном. Не то чтобы он боялся чего-нибудь, скажем, Натки, просто подрастерял навыки. Последнее время работа поглощала все свободное время. Бизнес не терпел конкурентов. Да и что-то неопределенно тревожное витало вокруг этой Лизаветы.

Или ему кажется? «Кто их знает, этих современных, молодых», — думал он, поднимаясь прозрачным лифтом на свой этаж.

Взглянув на стенные часы, бизнесмен ускорил шаг, опаздывать на назначенные встречи не любил.

Его секретарь, исполнительная, подтянутая женщина неопределенного возраста, сообщила, что клиент пока не явился. Шеф с облегчением вздохнул и, войдя в современный, отделанный в светлых тонах кабинет, опустил жалюзи. Весеннее солнце било прямо в глаза, напоминая, что скоро лето, пора отпусков. Они собирались с друзьями в Испанию.

Зазвонил телефон. Это была жена.

— Я забыла тебя предупредить. Галка просила посмотреть на ее племянницу.

— На предмет? — раскладывая на столе бумаги для встречи, полюбопытствовал Геннадий.

— Может, мы ее возьмем на работу.

Геннадий не любил брать в фирму знакомых и родственников. Наташа была исключением, а если честно, то фирма была именно ее идеей. Создавала фирму она, и она же переманила сюда Геннадия с нудной и неперспективной государственной службы.

— От этих протеже только хлопоты и обиды, ты же знаешь, я этого терпеть не могу, — разворчался он на жену.

— Тут особый случай. Я тебе потом объясню. Забыла отдать тебе ее резюме. Сейчас отправлю по факсу. Прими ее, хотя бы побеседуй, очень тебя прошу. Я договорилась, что она приедет утром.

— Совсем нет времени, — продолжал сопротивляться Геннадий, — вот-вот придет клиент. В два переговоры в бизнес-центре.

— Но сейчас одиннадцать, — настаивала жена.

— Туда еще доехать надо. Только что в пробке полчаса проторчал.

Геннадий недовольно бросил взгляд в угол кабинета. Там из факсового аппарата медленно выползал лист бумаги с резюме Галиной племянницы. Галя была близкой подругой его жены. Он понимал, что Наташа не могла ей отказать.

Положив трубку, он почувствовал, что хорошее настроение, в котором он пребывал после встречи с Лизаветой, быстро улетучилось.

— Геннадий Александрович, к вам Михайлов, — раздалось из переговорного устройства.

— Проси, — приказал Геннадий, и запыхавшийся клиент влетел в кабинет.

— Простите, пробки, — выдохнул долгожданный Михайлов.

— Ничего-ничего, я сам только что из них выбрался, — успокоил он нужного человека. — Принесите нам кофе, — включив переговорник, обратился он к секретарше. — Или чай? — повернувшись к клиенту, спросил он.

— Лучше минеральной воды без газа, — попросил тот.

Не успев передать его пожелание, босс вновь услышал голос секретарши.

— Геннадий Александрович, к вам какая-то девушка рвется. Настаивает, что есть договоренность с вами. У нас на сегодня ее в списке нет.

— Хорошо. Пусть подождет, — раздраженно бросил шеф и, вспомнив про резюме, поднялся с кресла и подошел к факсу.

Цветная, четкая фотография на белом листе с текстом на полстранички заставила его замереть: розовые пухлые губки Лизаветы были плотно сжаты. Огромные глаза серьезно смотрели в объектив.

Решив, что у него глюки, Геннадий поспешил к столу и, надев очки, внимательно всмотрелся в лицо.

— Простите, — бросил он на ходу клиенту, — я на минуту отлучусь. Вам сейчас принесут воды.

Вылетев в приемную, он увидел на кресле возле секретарши коричневый рюкзачок.

— Где она? — еле сдерживаясь, почти выкрикнул Геннадий.

Секретарша удивленно оторвалась от приготовления кофе и показала рукой на холл возле гардероба. Шеф в два прыжка пересек приемную и вылетел в холл. Там, перед большим зеркалом, стояла Наташина протеже, она же «бархатная шляпка»…