Книга 2. Истоки знания.

Глава 10ЦЕЛОСТНОЕ ЗНАНИЕ И ЕГО ПОДМЕНА

Когда мои глаза открылись было уже светло.

— Сколько же я проспал? — мелькнуло в голове. — Не менее десяти-двенадцати часов… Я поднялся с кровати и, одевшись, вышел во двор. Старика ни в доме, ни во дворе не было. — Куда это он запропастился? — подумал н. — Наверное, возится со своими пчёлами…

Умывшись в остывшей бане, я пошёл на поиски хозяина. Когда я обогнул скотный двор и открыл калитку в огород, то невольно остолбенел: рядом с сараем я увидел обширную вольеру, а в ней двух лаек, но каких! Я не верил своим глазам.

Передо мной были собаки далёкой горной тайги Алданского нагорья. Судя по экстерьеру чистокровные «эвенкийские» лайки! Высокие, поджарые, чисто чёрные, с белыми масками, с подпалинами на ногах, и жёлтыми бровями… Лучшие охотничьи лайки планеты! На них немного походят собаки северо-востока и знаменитые хаски, но и те, и другие, и мельче, и слабее. Я. открыв рот, рассматривал собак. Те, в свою очередь, будучи настоящими охотничьими лайками, несмотря на свой угрюмый и свирепый вид, спокойно, безо всякой злобы с интересом изучали меня.

Да-а! — думал я, — вот и ещё одна загадка деда. Ну и «знахарь»! Откуда взялось у него это сокровище? Даже на Востоке, по Витиму и Алдану такие собаки редкость. А тут на тебе — в Тюменской области и племенное гнездо! Значит, старик их разводит… Интересно, зачем? Кому нужны здесь на Урале и Западной Сибири такие вот «аборигенные лайки» предгорий Станового? По моим наблюдениям в Тюмени и Свердловской области давно в моде заводские полудекоративные западно-сибирские. а далее на Запад вырождающиеся русско-европейские… Любуясь красотой и статью собак я и не заметил как ко мне подошел их хозяин.

— Ну что нравятся? — спросил он.

— Не то слово! — отозвался я. — Это же живое чудо света!

— Не будь их — не было бы у меня пасеки! — сказал с уважением дед. — Эта пара справляется с любым медведем. Ни один косолапый сюда не заходит. Один раз здоровенного мишку на дерево загнали! Пришлось его выручать, еле увёл собак…

— Откуда ты их выкопал, — вырвалось у меня. — Вот смотрю на собак и глазам своим не верю! Не может быть, а оно — вот! Будто я снова на Становом очутился.

— Ты оказывается не так прост, парень, — с неподдельным удивлением в голосе, повернулся в мою сторону дед. — И на Востоке успел побывать, и в собаках, я вижу, разбираешься, а я то, грешным делом, собирался тебе рассказать, что это вот порода лаек распространена у наших уральских манси…

— Неужели правда? — засмеялся я.

— Конечно же, нет! — улыбнулся ведун. — Но, то, что ты разбираешься в породах охотничьих лаек для меня новость, и новость радостная. По крайней мере, тебя не надо будет учить кинологии.

— Не пойму, а зачем мне ещё и кинология? — удивился я.

— Видишь ли, знание о каком-либо процессе может быть только целостным: нельзя судить о цепи происходящего, разбираясь только в отдельных, ничем, казалось бы не связанных между собой, фрагментах. Такой способ позволяет накопить информацию, но не даёт знания. В наше время науки и новых открытий, редчайшие люди владеют подлинным знанием. Парадоксально? Но это так! Именно поэтому наша земная наука для общества людей и стала основным источником зла, что бы она не открыла, всё оборачивается против человека и тут виноваты не столько политики и их спецслужбы, сколько слепота самой науки. Земные учёные, важные напыженные академики с дипломами и регалиями не имеют ни малейшего представления о том, что истинное знание всегда целостно, тем более, о последствиях, которые могут возникнуть в результате их научной деятельности. Каждый сам по себе! И не им дано объединять в единую целостную структуру всё что они изыскали и открыли… Этим делом заняты, другие, те которые владеют не информацией, а подлинным знанием.

— Кто же это такие? — невольно спросил я старого.

— Люди со жреческим складом ума, не с научным, а с философско-методологическим или процессионным. Когда-нибудь ты разберёшься в разности научного и методологического мышления. У тебя всё ещё впереди… Скажу тебе, что подобным умом владел наш Михайло Ломоносов, потому он и не сделал ни одного «слепого» открытия просто так для кого-то. Ломоносов обладал феноменальной способностью обобщения и предвидения и он никогда не шёл на поводу у тех, кто пытался им дирижировать. Неважно, кто это был, иллюминаты или наши доморощенные, такие как я знахари. Ориане выродившиеся потомки гиперборейских жрецов принесли Михаилу, ещё мальчишке, некий свиток и попросили его расшифровать. Всю свою жизнь Ломоносов занимался расшифровкой того свитка, но когда он его всё-таки расшифровал и прочёл, то понял зачем ему дали эту работу. Пергамент описывал технологию получения оружия невиданной разрушительной силы, такого оружия, по сравнению с которым современный динамит и тол — детская забава. Учёный представил, что может натворить его открытие, и что же он с ним сделал? Сначала испытал взрывчатку, из-за этого в академии наук возник пожар, а потом уничтожил свиток… Точно так же со своими открытиями поступил и Никола Тесла… Для чего я тебе всё это рассказываю? Для того, чтобы ты понял разницу мышлений, чем отличается научный склад ума от методологического. Научный склад ума, главным образом копает вглубь, а процессионный же направлен ещё и вширь. Последний стоит на порядок выше научного, вот почему о таком складе ума принято молчать, как будто его и нет вовсе. Все талдычат о научном, он у «них» самый главный и ценный. Это и понятно. Люди с научным червяком в голове для «них» безопасны, дальше своего носа они не видят. Научники и разделили целостное единое знание на фрагменты, так сказать подогнали процесс познания под стандарт своей психики, иллюминатов в нём винить нечего. Их задача была иной.

— Интересно какой? — спросил я «знахаря».

— А как ты думаешь? — в свою очередь переспросил он меня.

— Думаю, не допускать в науку таких вот Ломоносовых, Тесла, Менделеевых и других им подобных…

— Если же они, каким-то чудом, оказываются вовлечёнными в процесс познания, — стал дополнять мои рассуждения ведун, — То сделать неё возможное или невозможное для их приручения или нейтрализации. Люди с абсолютным складом ума, как правило, часто бывают ещё и духовными, следовательно, для тёмных опасными. Теперь ты понимаешь, почему научные круги поедом едят всех тех, кто способен в своих изысканиях видеть не только вектор причины, но и вектор цели? Иллюминатам в науке нужна серость, обвешанная регалиями, дипломами и званиями, ущербность и ограниченность. Из неё как раз и стряпаются научные авторитеты. Так сказать, тяжёлая артиллерия против тех, у кого «все дома», словом, против гениев. Тут конечно задействовано ещё и финансирование, не без этого, но не оно является основной силой давления, речь идёт об особом психологическом механизме, которым отфильтровывается всё опасное и нежелательное. Конструктивные люди, со жреческим складом ума ни в коем случае не должны стоять у кормила земной науки, иначе тёмные очень скоро лишатся инициативы, а следом и власти. Ты меня понимаешь, отрок? — закончил седоголовый.

— Понимать, то я понимаю, — съязвил я. — Только до меня никак не доходит вот что: начали мы, вроде, про собак, а закончили разговором о проблемах в области знания.

— Ты же знаешь, что знание всегда целостное, — улыбнулся старик. — Значит всё о чём мы с тобой говорили касается и их, — указал ведун на своих питомцев.

— Как это? — искренне удивился я.

— Очень просто, — сказал дед. — Сейчас до тебя дойдёт. И рассказывать за меня будешь ты. Моё дело только дополнять и задавать вопросы. Пойдём — там у меня уютная скамейка под кедром — «в ногах правды нет».

Попутно соображая, что он от меня ещё хочет, я нехотя поплёлся за старым. Когда мы оба уселись, ведун сказал:

— Через пятнадцать минут у нас будет завтрак, а сейчас я тебя хочу кое о чём спросить. Как ты думаешь, зачем сюда на Конду, я привёз породистых лаек Дальнего Востока? Здесь тоже есть собаки и неплохие. Можно было бы и не возить.

Я пожал плечами.

— Мало ли зачем? За одну красоту и силу таких собак держать можно… Тем более они ещё и зверовые…

— Всё это так, — улыбнулся ведун, но не это главное. — Если ты разбираешься в породах аборигенных сибирских лаек, то подумай, какие ещё собаки походят на тех. что сидят в вольере.

Ах, вон оно что? — начал соображать я. — Дело тут вовсе не в собаках, а в чём-то другом… Уж не в людях ли? То, что старик в меня верит сомнений не вызывало, но оправдаю ли я его надежды?

— В целом на твоих собак чем-то похожи ныне почти вымершие нарымские или хантейские лайки, — начал я собирать по крупицам свои знания. — Та же прилобистость, короткая морда, скуластость и маленькое ухо. Ростом они, правда, были чуть пониже твоих и менее поджары, да и масть в основном была у них серой и рыжей.

— Та…а…к, — протянул дед. — Теперь припоминай собак Нарымских селькупов.

— Да я их почти и не видел, — развёл я руками. — В вершине Таза на Ратте и Покульке собаки в основном заводские, местных мало…

— А в Томской области? — не унимался «знахарь». — Ты был когда-нибудь на Тыму или Кети?

— Был, — ответил я.

— И что же?

— Там точно такие же собаки, как и у хантов, только масть несколько другая, чаще встречаются собаки бело-чёрные. Да и ростом они поболее, как собаки Казыма или Югана… — стал припоминать я.

— Хорошо! — потер ладонями дед.

— Чёрная масть на левобережье Енисея пришла от собак эвенков. В XVIII веке на Сым их много переселилось с востока.

— Ну что, вспоминаешь охотничьих лаек Эвенкии? Думаю, ты там тоже бывал и не раз

— Совершенно верно! — удивился я уверенности «знахаря». — Был два раза в составе экспедиции на месте падения тунгусского метеоритa… Жил какое-то время в Байкитском районе на фактории Суринда, проездом бывал в Мирюге и Суламае, по делам ездил в Туру…

— Значит, собак этих мест ты должен помнить. Ты парень наблюдательный. к тому же ещё охотник, — превратился в инквизитора старый.

— Помню, помню! — сообразив к чему он клонит, засмеялся я. — Там собаки почти такие же, как и твои: чуть низкопередые, крупные и лобастые, с относительно короткой мордой, часто с белыми масками… Кажется я догадываюсь, что ты от меня хочешь?

— И что же? — улыбнулся старик.

— Чтобы я признал, что от предгорий Урала вплоть до Тихого океана фактически распространенна одна и та же порода охотничьих лаек, что этих собак отличают друг от друга только незначительные региональные признаки.

— И все эти отличия позднего происхождения. — закончил за меня «знахарь».

— Возможно так оно и есть, — подумав, сделал я вывод. — Не вписывается в контекст только порода мансийских лаек. Она другая: и высокопередая и длинномордая, с узким лбом и высоко посаженными большими ушами.

— Потому она и стала эталоном так называемой западно-сибирской лайки, заметь, не хантейская, а горная уральская. Кстати, ешё в XV веке манси жили на западных склонах Урала Значит их собака вообще имеет европейское происхождение, но её называют официально западно-сибирской, — дополнил меня старый.

— Я многое понимаю, — пожал я плечами — Но зачем «им» заниматься ещё и собаками? Честно говоря, не могу уловить логики, либо все наши московские охотоведы-лайковеды сошли с ума, либо они просто безграмотны.

— И не то, и не другое, — засмеялся старик. — Знал бы ты, как создавалась лайка русско-европейская? Та самая порода собак, которую в народе принято называть русско-еврейской.

— А причём здесь евреи? — изумился я.

— Притом, что становлением обоих пород заводских лаек и западно-сибирской и русско-европейской была занята группа московского лайковеда еврея Шерешевского… Эти избранные интересные люди: они вообще знают нашу культурную традицию лучше нас русских. Чему они только нас не учат и нашему русскому языку и обычаям, нашим песням и танцам, но что самое интересное, так это нашему прошлому.

Ведун вздохнул, а потом, повернувшись ко мне, спросил:

— Ты что-нибудь понял? — Я покачал головой.

— Хорошо, тогда кратко расскажу тебе как создавалась русско-европейская лайка. Смешали собаку народа коми с хантейской, получили потомство, а потом взялись производить щенков от однопомётных сестры и брата, такие вот заинбридированные особи и стали ядром заводской породы. Кроме этого были отсеяны все собаки серые и рыжие.

— Но ведь тут смешаны особи двух пород! — возмутился я.

— Совершенно верно! — согласился старый. — К тому же не допустим и такой вот инбридинг.

— Ничего не понимаю! — возмутился я. — Ведь это же намеренное вредительство!

— Вне всякого сомнения — кивнул головой ведун. — Узаконенные ублюдки с родословными обрекли на вымирание лайку русскую, которая была сохранена даже во время войны, лайку архангельскую, карельскую и тут же лайку народа коми… Ну что? Сейчас-то ты, я думаю, догадался зачем все это было затеяно?

— Честно говоря, ума не приложу! Явно не для того, чтобы избавить мир от аборигенных лаек, тем более европейских, которые и сами по себе вымирают…

— В какой-то степени ты прав, отрок, тут причина иная, её-то я и хочу от тебя услышать.

Я молчал. Что от меня требовал седоголовый, что он от меня хотел было выше моего понимания, наконец старик не выдержал:

— Вот что, Юра, — обратился он снова. — Давай-ка расскажи мне о происхождении арабских скакунов…

Час от часу не легче — подумал я — сначала целый час требовал от меня знания о собаках, теперь взялся за лошадей, интересно, что у него па очереди? Может слоны или жирафы? А может змеи, крокодилы или ещё кто-то? Кошмар какой-то!

По деду было видно, что он вовсе даже не шутит, старый на полном серьёзе ждёт от меня ответ на свой дурацкий вопрос…— Что же делать? — вертелось в голове.

— Давай я тебе немного помогу, кое-что подскажу, — улыбнулся инквизитор. — Вспомни фауну Аравии, ну хотя бы семитысячной давности. Жили там тарпаны — предки современных лошадей или нет?

— Насколько я знаю, нет, — стал припоминать я. — Там была такая саванна, как и в Африке, жили: слоны, зебры, кваги, страусы, львы, с последними воевал Самсон… Тарпанов не было.

— Верно, — кивнул дед. — Теперь давай вывод. Я весь во внимании…

— Что я могу сказать, — начал я. — И на самом деле предки бедуинов коней не знали… На сколько я помню, они пасли коз и разводили верблюдов. Первые кони появились на берегах Персидского залива с приходом шумеров и кочевников гутиев. Считается, что египтяне проиграли войну индоевропейцам гиксосам потому, что боялись всадников. До нашествия последних в Египте о лошадях ничего не знали. следовательно, до II тыс. лет до н.э. у арабов, как и у древних египтян, лошадей не было. Были бы кони у арабов, в Египте бы они тоже были. Логично? — спросил я ведуна.

Тот снова кивнул.

— Только у тебя есть неточность. Не гиксосы пришли на конях в страну Кеми, а гиккосы. Если перевести на русских язык — большекосые, люди с длинными косами.

— А почему везде гиксосы? — спросил я.

— Чтобы скрыть правду, — посмотрел мне в глаза старый. — Гиккосы были коневодами севера, людьми белой расы, можно сказать, просто киммерийцами. Говорили они, как и их родственники основатели додинастического Египта «Шемсу-Гор», на языке ориан-русов, потому их слова легко и переводятся на наш язык, но кое-кому очень хочется, чтобы гиккосы превратились в семитов. Вот и была применена старинная масонская технология — замена буквы. Всего лишь одной буквы. Этого оказалось достаточно, чтобы изменился смысл самоназвания. Люди с длинными косами превратились в людей что-то большое сосущих. Если признать таких семитами, — то всё нормально. Перевод на русский язык сам собой отпадает, если же коневодов оставить тем кем они на самом деле являлись, то самоназвание у них не дай бог! Либо мы имеем дело с половыми извращенцами, либо в лучшем случае с вампирами. Это всего лишь к слову о нашей исторической науке… — закончил ведун.

— Да…а! — невольно вырвалось у меня, — лихо у них всё закручено. В области хронологии тотальный контроль!

— Ты мне давай про лошадей, а не про хронологию. — напомнил старый. — Что мы выяснили, что арабы могли лошадей только заимствовать: у тех же гиккосов или ещё позднее, у вавилонян и ассирийцев?

Я согласно кивнул.

— Так какой же сам по себе напрашивается вывод?

— Что порода арабских лошадей арабами заимствована, она не их, а другого народа.

— Какого же? — с нетерпением в голосе спросил «знахарь».

— Получается, что нашего, — сделал я вывод.

— Потому что и гиккосы, и ханаане, и аккадцы, и древние ассирийцы являлись по сути различными племенами южной Руси. Все они так или иначе были связаны с Великой русской империей или Скифией. Это оттуда к ним шёл поток высокопородных неприхотливых степных коней. Кстати, верховая скифская порода боевых коней, которую мы видим на барельефах — является точной копией коней бедуинов, но от арабов на север эти кони попасть не могли, всё шло наоборот. Хочется добавить, что стародонская скаковая порода, тоже очень близка к арабской. Придурки или негодяи, отрицающие всё наше русское, пытаются доказать, что дончаки произошли от смешения местных лошадей с арабскими, но тогда откуда взялась верховая порода скакунов Сибирской степи? Кони этой породы тоже очень похожи на «арабов», но намного выносливее последних. Чтобы это доказать достаточно вспомнить подвиг жеребца по кличке «Серко». На нём один даурский казак за осень и зиму проехал от Амура до Петербурга! Это двенадцать тысяч вёрст! Такое не под силу ни одному арабскому скакуну не под силу и ахалтекинцу или мустангу и вообще ни одному коню другой породы.

От слов ведуна у меня открылся рот. О подвиге коня по кличке «Серко», я никогда не слышал. На мгновенье представив десяток тысяч километров сибирских снегов и бездорожья, я пришёл в ужас! В голове не укладывалось: как могло выдержать такую чудовищную нагрузку сердце лошади, да ещё зимой, когда под копытами только прошлогодняя сухая трава?! Что-то невероятное!

— То-то и оно, — проворчал старик. — А мы говорим: чистокровные! Тракены! Арабы! Восторгаемся этими породами, а сами совсем недавно имели коней, по сравнению с которыми все перечисленные породы так себе — больше годятся для цирка, чем для чего-то серьёзного. Ну как? Думаю, ты меня понял, что я от тебя хочу услышать? — снова стал докапываться до меня седоголовый.

— Кажется да, — посмотрел я на старого. — Граница распространения какой-либо породы домашних животных или растений всегда указывает и на расселение культивирующего эту породу этноса.

— Теперь снова вернёмся к собакам, — неумолимо пробасил седоголовый. — Так какой из всего того что ты понял следует вывод?

— Простой, — сказал я. — Если от Урала до Чукотки на севере, и до Амура на юге, была распространена, по сути, одна порода зверовых ласк, то всё просто: на всей выше названной территории когда-то жил один этнос, тот народ, который и вывел эту породу…

— Надо же, так всё-таки догадался! — съязвил старый. — Ну что ж, подавай вывод! Я хочу его слышать!

— Тогда получается, что хантейских лаек нет, они такие же хантейские, как и кони бедуинов — арабские… Нет зверовых лаек селькупских, эвенкийских, якутских, ламутских, чукотских и эскимосских.

— А какие же тогда есть? — спросил с хитрым выражением глаз «знахарь».

— Наши русские! — отрезал я. — Вернее древнеарийские или орианские! Собаки, пришедшие когда-то вместе с арктами-русами в Старый и Новый свет.

— Вот ты уже заговорил и про Америку, отрок! Что же молодец! Мыслишь масштабно, не только вглубь, но и вширь… Я для чего этот разговор с тобою затеял, и про собак, и про лошадей? Чтобы проверить уровень твоего мышления… Давай-ка продолжим далее. Одно цело утверждать, другое — доказать. Мне нужно последнее.

— Тут и доказывать-то нечего, — возмутился я. — Эскимосы или инуиты появились на севере по историческим меркам совсем недавно: всего 5 тысяч лет тому назад. Об их переселении говорят данные археологических раскопок. Пришли они с территории восточного Тибета, то же самое можно сказать о предках чукчей и их родственниках коряках. Предки юкагиров или одулов как и чукчи тоже прикочевали с юга, скорое всего, с территории современного Китая и тоже сравнительно недавно… Тунгусы же и самодийцы появились на севере вообще в историческое время, не говоря уже об уграх. Последние расселились по северному Уралу в VI-VII веке… До прихода выше названных народов север Сибири был обитаем, причём, с незапамятных времён… Об этом говорят многочисленные археологические находки. Взять ту же Мальту или Буреть, или находки у военного госпиталя в Иркутске…

— Ты вот что мне скажи, — остановил мои доказательства седоголовый, — Какой этнос многие тысячи лет жил на Севере и по всей территории Сибири?

— Было ведь уже сказано! — возмутился я. — Жили наши предки, не только наши, но и предки всех народов белой арктической расы, предки кельтов, италиков, балтов и германцев…

— Это-то я и хотел от тебя услышать. — улыбнулся ведун. — Видишь, начали с кинологии, с экстерьера сибирских лаек, а закончили границами расселения белой расы времен палеолита. Все эти, так называемые. северные народы о которых ты говорил, пришли в Сибирь на всё готовое. Наши предки научили их шить арктические одежды, разводить оленей, ловить рыбу и строить тёплые жилища, если бы наши пращуры их не приютили, они бы просто вымерли. На юге, откуда они ушли, соседи их чуть не истребили, как например, предки бурят курыкан, родственников якутов. Не приди якуты на Лену, от них бы не осталось и следа.

— Но якуты расселялись среди эвенков… — вставил я.

— Это так, — проворчал «знахарь». — Наш народ к V-VI веку в основном тайгу покинул. На севере остались только отдельные роды. Основное население передвинулось в степь, но контроль над северными землями никуда не делся. Отсюда сказания обских угров, самодийцев и тунгусов и даже чукчей, о могущественных верховских богатырях. Ты слышал эти предания?

Я кивнул.

— Ну тогда тебе нечего объяснять, — подымаясь со скамейки, сказал дед. — Пойдём, пора завтракать.

За завтраком мы оба — и я, и старик молчали. До этого было сказано столько, что хотелось только думать. В голове не укладывалось, откуда дед столько знает, причём, знает обстоятельно и распоряжается своим знанием с удивительной простотой и лёгкостью, как будто для него всё, с чем он меня знакомит, не более чем азбука. По всему было видно, что дедушка академически хорошо подкован, начитан, к тому же многое видел своими глазами. Так думал я сидя за столом и видел, как «знахарь» уплетая салат, изредка посматривал на меня, беззастенчиво читая мои мысли. Не зная почему, но на этот раз, меня это стало раздражать. От возмущения я наверное даже покраснел, потому что ведун тут же перевёл наше общение в иную плоскость.

— То, что я знаю прочесть невозможно, отрок, — мягко сказал он. — Да и книги-то о том, о чём мы с тобою говорим ещё не написаны. Такие книги придётся писать тебе. Не взыщи — это твой рок, а за нахальство прости, больше не повторится. Старая дурацкая привычка. Хороню, что ты чувствуешь сканирование, значит, научить тебя закрываться будет не трудно. Со временем мы освоим с тобой и эту науку. В мире, который нас окружает, Юра. не одни хранители владеют способностью читать чужие мысли. Имеются ещё любители, и какие! Одни засели в спецслужбах, другие в масонских ложах, так что настраивайся на занятия и такого рода.

— Только за, — ответил я старику. — Самое главное вопрос времени. Я ведь не свободен как ты.

— Это так, — вздохнул дед. — Но думаю все должно утрястись. Пойдём-ка я кое-что тебе покажу, — вставая из-за стола сказал ведун.

Выйдя за калитку и я, и старик, по деревянным ступеням лестницы вскоре спустились к реке, и здесь в небольшой заводи за кустами я увидел три самодельные деревянные лодки. Все три посудины были точными копиями лодок, которые я встречал на реке Хор в Уссурийском Крае: тупоносые, более 7 метров длины, очень удобные для путешествий и рыбалки. При виде их я с интересом посмотрел на «знахаря». И тот поняв меня, улыбнувшись кивнул.

— Был я Юра, и на Уссури, и на Амуре. Перед тобою казачьи лодки, их ещё называют нанайками, или амурками. От батов они отличаются только тем, что не долблённые, а собраны из досок… Выбирай, одна из них теперь твоя… — показал он на лодки.

Я опешил. Ни с того ни с сего старый дарит мне лодку! Не согласиться значит обидеть, а согласиться — зачем она мне?

— Бери, бери, — подталкивал меня к решению дед. — Будет на чём ко мне ездить, вот и мотор к ней, почти новая двадцатка. Давай не раздумывай! В прошлом году приобрёл, как чувствовал, что нужен будет…

— Мне в Кондинском её и оставить негде, — начал было я.

— Пустяки, — засмеялся ведун. — Оставлять будешь у нашего участкового. Борисыч наш человек. Он у меня частый гость. Кстати, у него такие же чёрные с подпалом собаки, и вообще, если увидишь в посёлке древнерусскую лайку, то знай, её хозяева мои хорошие знакомые Понял?

Я кивнул.

— Ну что, давай ставь мотор да поехали опробовать лодку.

Делать было нечего. Вскоре, задыхаясь от встречного ветра мы оба — и я, и «знахарь» неслись по глади Конды на подаренной деревянной лодке.

— Ну что, надо бы обмыть твоё приобретение, — сказал седоголовый, когда мы причалили. — Для такого случая пару литров сбитня я думаю найду — смеялся дед.

Было видно, что старик доволен.

— Знаешь, — сказал он, когда мы подходили к дому — Делать подарки куда приятнее, чем их приобретать. Получать тоже хорошо, тем более, если что-то пришло к тебе от души, но когда даёшь чувствуешь, что ты созидаешь, что-то стоишь в этой жизни, поэтому учись дарить, и не только духовное, но и вполне прозаичное — материальное.

Как было не согласиться? Ведун говорил истинное и я его вполне понимал. Из нас двоих в эти минуты он был меня счастливее…

— Тебя когда ждут на работе? — неожиданно повернулся ко мне старый.

— Послезавтра, — погрустнел я.

— Тогда у нас есть немного времени, — заключил он. — Наверняка вопросов ко мне у тебя уйма.

— Не то слово, — вздохнул я. — Чем больше ты мне рассказываешь, тем больше возникает вопросов, напасть какая-то.

— Не напасть, — посерьёзнел старый, — а закон. Так должно и быть, а времени у нас сейчас в обрез… — Вот что, — немного подумав, продолжил старик. — Давай начнём с самых простых, а там посмотрим… Даю тебе время подумать два часа, а сейчас я принесу свой сбитень. — Ореховый напиток, который принёс со своей кладовой седоголовый, был просто великолепен!

— Я его сварил из прошлогодних семян, — пояснил старый. — Тут и хвои немного, и дягеля, да и иван-чай есть… Давай наливай не стесняйся, чтобы лодка ходила по Конде, как стрела.

— И мотор не подводил… — Дополнил я его высказывание.

Сбитень пах травами, мёдом, от него вскоре закружилась голова…

— Это не от хмеля, — заверил «знахарь». — Сбитни хмельными не бывают. Просто немного расширились сосуды мозга. Действие трав — это полезно. Пей.

Я и не стеснялся, пил напиток, а сам думал с какого вопроса начать допрос старого. Все мои вопросы казались сложными, требующими для своего освещения массу времени… Я невольно растерялся. Очевидно, понимая моё состояние, ведун вдруг поднялся.

— Пойдём, Юра, я покажу тебе свою пасеку, за пчёлами нужен уход да уход, вот ты и увидишь как это делается. Особой помощи мне от тебя не надо, но вместе мы закончим намеченное быстрее, значит на разговоp у нас времени будет больше. Ну как, лады? — улыбнулся он. — Я вскочил. Мне давно хотелось посмотреть стариковых пчёл и я с удовольствием принял предложение седоголового.

— Ну что, с чего начнём когда закончим работу? — спросил меня «знахарь». — Не стесняйся за обедом можно и поговорить, тем более времени у нас сегодня достаточно.

— Я не всё понял с собаками… — начал я.

— Что? — изумился пасечник. — Зачем тебе собаки? На примере их, я показал тебе, как можно определять границы расселения этносов. Для этой цели используют не только домашних животных, но и различные культурные растения. Например, рожь сеяли в основном на Руси, пшеницу же в Месопотамии и Египте…

— Да я не об этом, — сказал я — О питомнике восточно-сибирских лаек, что под Иркутском. Насколько я знаю, в том питомнике, который курирует Иркутский сельскохозяйственный институт, идёт работа по объединению всех пород сибирских лаек в одну породу…

— Во-первых, не сибирских, а промысловых собак Восточной Сибири, Юра, — поправил меня старый. — И во-вторых, иркутский питомник обречён, он долго не просуществует…

— Почему? — удивился я.

— Да потому, что работы В. Гейца, ведущего кинолога Восточной Сибири противоречат линии уже знакомого тебе Шерешевского. Шерешевский чётко выполняет возложенную на него миссию уничтожения всех аборигенных лаек, и, прежде всего промыслово-зверовых собак Сибири, чтобы и духу от них не осталось. Для этого и были выведены две искусственные породы: в Европе русско-европейская, на Урале так называемая западно-сибирская. Палку в колёса Шерешевскому воткнул В. Гейц, который думает, судя по его делам, точно так же, как и мы, и знает он тоже немало. Я слышал про его экспедиции: этот парень объездил всю Якутию и даже бывал на Чукотке, поэтому, либо его отстранят от дела, либо укокошат, всё идёт к этому. С нейтрализацией Гейца исчезнет и идея — старый надежный приём. Потом с питомником можно проделать всё что угодно, главное обосновать… Что, что а уж обосновывать-то они умеют, именно поэтому я и занимаюсь партизанщиной: сохранением лучшей на Земле породы зверовых собак кустарным дедовским способом… — На несколько мгновений старик замолчал, а потом добавил: — Здесь не пустые слова, отрок, недавно вышла статья Шерешевского «Лайке единый стандарт». Она у меня есть, можешь почитать. Фактически, это приговор работам Гейца, может быть и ему самому. В статье прямо сказано, что пора смешать две заводские породы для создания третьей единой и для Европы и для Сибири… Теперь-то ты удовлетворён?

— Не совсем, — заупрямился я. — Меня заинтересовала личность Гейца. Судя по фамилии он тоже из «избранных», а раз так, то никак не вяжется его противостояние «их» линии.

— По фамилии судить сложно, — задумавшись сказал «знахарь». — Я встречал иудеев Иванов Ивановичей Ивановых… Гейц может быть и русским, и немцем… Вопрос в том, кем он себя считает, если же он еврей — отступник, то это уже герой. Кстати, среди евреев таких немало, беда в том, что все они очень плохо кончают… Ну что, давай следующий вопрос — посмотрел мне в глаза «знахарь».

— С лёгким вопросом мы покончили, теперь у меня вопрос посерьёзнее…

— Ха, ха, ха! — засмеялся старик. — Вопрос о собаках числится у тебя в лёгких?! Ну и ну! Теперь что спросишь о слонах или жирафах?

— Об «избранных»! — остановил я его веселье. — Хочу всё знать о «богоизбранных», то, что знаешь ты и чего не знаю я. Мы ведь коснулись всего ничего…

— Значит и о тайных обществах, — не слушая меня серьёзно сказал седоголовый. — И о той силе которая над всем этим стоит. Что же, и обед, и ужин теперь у нас пройдут в разговорах. Вопрос действительно сложный и не знаю, хватит ли, чтобы его осветить времени. И твоих способностей всё понять и принять.